Роман Евгений Лукин "Ё"

[Дикарь]

Ё моё​

Посчастливилось мне однажды прочесть в фантастическом журнале 'Шалтай-Болтай' повесть Евгения Лукина с названьем кратким 'Ё'. Спешу поделиться с вами этой радостью. А то, что я испытал при чтении - именно радость и ничто иное. Почему? Отчего? Трудно сказать. Ведь при первом взгляде на этот текст, картина вроде бы вырисовывается вполне печальная.
Автор снабдил свою повесть подзаголовком 'Низкопробный детектив'. И ведь не обманул! Он, Евгений Юрьевич, вообще редко обманывает читателей. Или совсем не обманывает. А если и обманывает (кто ж его знает, на самом деле?), то ему, читателю, от этого бывает одно удовольствие.
Вот и здесь низкопробный детектив оказывается именно низкопробным детективом. Судите сами. Первым делом, действующие лица и исполнители. Кто ведёт следствие? Это вам не какой-нибудь романтичный и загадочный принц Флоризель, элегантная мисс Марпл или блистательный поборник справедливости Шерлок Холмс. Ничего подобного. В лучших традициях популярных телесериалов расследование проводят, в 'преступную' среду внедряются и злоумышленников вычисляют доблестные сотрудники родной милиции в лице старшего опера А.М. Мыльного, его помощников Славика и Костика, и, конечно же, их начальника Г.Г. Непадло (который на деле, как и полагается, то ещё падло). Опер, как водится, суровый и беспощадный к преступникам, его помощники - лопоухие, но преданные, а начальник, само собой, скользкий и коррумпированный. Ах да, был там ещё Саня по прозвищу Карубция. Не потому, что продажнее прочих, а просто грамотный шибко. Все пьющие, хотя труд описать их попойки и похмелье автор на себя не берёт. Манкирует-с. Это р-раз.
Затем, жертва преступления. Вернее, жертвы в количестве трёх экземпляров с фамилиями Неудобняк, Пешко и Кочерявов. Все жестоко убиты, и у каждого на груди большими буквами вырезана надпись... Первое подозрение, разумеется, падает на маньяка. Ну кто ещё способен на подобное бессмысленное зверство? Маньяк вестимо! Вон и эксперт согласен, даже психологический портрет предполагаемого убийцы расписал в самых что ни на есть кустодиевских красках...
Однако всплывают новые обстоятельства, и вот уже замаячила очередная, леденящая душу версия: орфоэпический терроризм. И доблестный опер Славик, выгнанный в своё время с третьего курса филфака, внедряется в среду местных поэтов и 'ёфикаторов' - борцов за чистоту родного языка. Но следствие себе идёт, буксует, и в итоге всё сводится к банальным бандитским разборкам, обличённым, правда, в не самую банальную форму. А конец повести не то что провисает под тяжестью ядрёного такого рояля в кустах, но вообще скомкан и слит вчистую.
Словом, низкопробный детектив в десяти 'вместоглавах' - и ничего более. Да-да, ни глав, ни пролога, ни эпилога в повести нет. Но есть что-то вместо пролога, нечто вместо глав, не пойми что вместо эпилога. И поделом! Много чести снабжать эдакий-то текст настоящими прологом, всамделишным эпилогом и полноценными главами.
Наверное, у вас уже возникли два вопроса. Возникли-возникли, не отказывайтесь...
Отвечаю по порядку.
С какой стати этот 'вместодетектив', да ещё и низкопробный, по откровенному признанию автора, попал в фантастический журнал? А кто его знает! Сам Лукин по всякому удобному поводу и без оного не устаёт уверять, что фантастики вообще не пишет. И ведь не обманывает, если вдуматься.
Тем не менее, фантдопущение в повести наличествует. Правда, высказывается оно одним из героев во время неспешной беседы, да и то полушутя. В чём оно заключается, раскрывать не стану, чтобы совсем уж не лишать интриги и без того обиженный автором детектив. Тем не менее, оно есть. И даже, может быть, как-то влияет на сюжет. Или на всю нашу каждодневную жизнь... и смерть.
Второй вопрос, который вас уже безжалостно гложет, заключается, без сомнения, в том, что может быть радостного в таком унылом тексте? А хотя бы то, что текст вовсе не унылый. Ну вот ни разу, зуб даю! Написанный великолепным лукинским (русским, конечно же) языком и снабжённый его же фирменным юмором, а местами скорее сарказмом, он цепко хватает читающего с самых первых строк и не отпускает до конца. Да-да, того самого, слитого, провисшего, скомканного и снабжённого здоровенным роялем конца.
Не откажу себе в удовольствии процитировать самое начало повести: 'Ясень потому и называется ясенем, что, ставя листья ребром к солнцу, почти не заслоняет света. Зыбкое мерцание, расплывающееся под его кроной, даже и тенью-то не назовёшь. Малейший порыв ветерка - и стайка смутных бликов пробегает по весенней траве, по краю асфальтовой дорожки, по одутловатым, гладко выбритым щекам трупа.' Каково, а? Прямо со светлых небес да о грешную землю. Нет нужды объяснять, что вся повесть насыщена такими вот моментами, а также философскими мыслями, поданными в лёгкой ненавязчивой форме, отсылками и аллюзиями, которых я, в силу своего невежества, наверняка не разгадал и десятой доли. И ещё юмор, ирония, сатира, сарказм, гротеск... и грусть мудрого, неравнодушного к окружающему миру человека. Потому не скупо выдаваемая читателю радость оказывается на поверку с горчинкой и 'тревожинкой'.
Один только пример с внедрением опера Славика в среду поэтов: на заседание литстудии он пришёл со стихотворением Тютчева, которое выдал за своё, собственного сочинения. Послушав новичка, поэты сказали, что 'техника пока ещё, конечно, хромает, но в целом...' Одобрили и ободрили, словом. Смешно? А то! А сами не ошиблись бы? Точно? То-то...
Одна странность. Пока читаешь повесть, никак не можешь определить, кто же в ней главный герой. Старший опер Мыльный? Литератор Пёдиков (не Педиков, а Пёдиков - попрошу не путать)? Внедрённый в среду филолог-недоучка Славик? Ничего подобного! Все они при ближайшем рассмотрении оказываются типажами, персонажами-функциями, персонификациями и кто там ещё бывает. А главный герой - да-да, она самая! - столь нелюбимая многими, многострадальная буква 'ё'. Именно за её приключениями мы следим на протяжении всей повести, затаив дыхание. Именно за её поруганную честь мстит... а вот тут сложнее. Не так просто разобраться, кто же на самом деле за неё мстит. Но мстит, и притом самым безжалостным образом. Словом, читайте и выясняйте сами - я так и не сумел.
И есть у повести ещё одно несомненное достоинство, о котором нельзя не упомянуть. Теперь, после её прочтения, я точно знаю, как правильно пишутся слова 'афера' и 'жёлчь'. Или только кажется, что знаю?