Mortarion
Участник форума
- Регистрация
- 17 Авг 2008
- Сообщения
- 1.478
- Благодарности
- 29
- Баллы
- 235
Ожидающие новых глав "Параллелей" - не ругайтесь, просто немножко исчерпал свое вдохновение на средневековье, решил ненадолго переключится на будущее.
Продолжение приключений Ромула будет, а вот когда... кттс
Рассказ основан на трилогии Сьюзен Коллинз "Голодные Игры"
Будущее. Деспотичное государство ежегодно устраивает показательные игры на выживание, за которыми в прямом эфире следит весь мир. По нерушимому закону Голодных Игр победить может только один из 24 участников.
Всего через год пройдут пятидесятые Голодные Игры, Квартальная Бойня, в которой Хеймитч Абернети укроет себя славой. Все заходятся в предвкушении, и от сорок девятых никто не ждет чего-то особенного. Но они ошибаются, Голодные Игры – это всегда незабываемое зрелище.
Продолжение приключений Ромула будет, а вот когда... кттс
Рассказ основан на трилогии Сьюзен Коллинз "Голодные Игры"
Будущее. Деспотичное государство ежегодно устраивает показательные игры на выживание, за которыми в прямом эфире следит весь мир. По нерушимому закону Голодных Игр победить может только один из 24 участников.
Всего через год пройдут пятидесятые Голодные Игры, Квартальная Бойня, в которой Хеймитч Абернети укроет себя славой. Все заходятся в предвкушении, и от сорок девятых никто не ждет чего-то особенного. Но они ошибаются, Голодные Игры – это всегда незабываемое зрелище.
Часть 1
Заблуждения
Глава 1
новые главы буду добавлять в шапку, по 1 каждый день, если не будет проблем с интернетом, так что следите за обновлениями
Заблуждения
Глава 1
Джеймс Дориан. Два слова. Мое имя. Я не сразу понимаю, что только что произошло, но ноги сами по себе несут меня на сцену. Меня мутит, идя, я явно шатаюсь. Этого ни в коем случае делать нельзя, нельзя показывать свою слабость. Чуть ли не первое правило и на тебе – расклеился. Может, будет доброволец? Нет, они думают, что я ждал этого всю свою жизнь и мне этого хочется. Раньше я жалел тех бедняг, что были до меня, потому, что им приходилось идти, глядя на слезы родных. В такие минуты радовался, что у меня их нет. А теперь, когда сам на их месте, кажется невыносимой мысль – я остался без поддержки. Взбодрись же! Хватит быть идиотом, начинай драться за свою жизнь!
Я, наконец, поднимаю голову, показывая, что не плачу и очень даже бодр – другого от меня и не ждут. Слева от меня менее уверенно стоит Симона Венс. Ей, кажется, шестнадцать, отличница в школе, помогает шить своему отцу рыболовные сети, одним словом умница. И откуда я вообще это знаю?
- Итак, - раздается высокий голос с мерзким капитолийским акцентом, - трибутами от дискрита-4 в этом году становятся Джеймс Дориан и Симона Венс! Пожмите друг другу руки.
Я сжимаю ее ладонь. У меня руки похолодели, у нее же напротив – горячие и потные. Практически сразу разрываю рукопожатие, одергивая руку назад, не сильно, чтобы не показаться невежливым.
Хотя какая тут может быть вежливость? Нам, может статься, придется еще сойтись в смертельной схватке.
Когда миротворцы ведут нас, взяв под эскорт, к Дому Правосудия, я слышу аплодисменты. Даже не знаю, радоваться ли.
Так уж получилось, что дискрит-4, откуда я родом, является одним из так называемых «хороших» дискритов. Жить тут, как говорят, куда проще, а главное сытнее, чем в остальных. Потому и эти дурацкие Голодные Игры в почете и с детства нас, хоть и тайно, готовят к ним. Ждут, что мы будем вызываться добровольцами и добывать своему округу славу на арене. Но если в первом или втором такое происходит каждый год, то у нас отнюдь не всегда. Даже среди профи есть аутсайдеры, и теперь я один из них, и Симона Венс, которая, готов поспорить, тоже совершенно не хотела тут оказаться.
- Присаживайся, - бубнит один из миротворцев.
Окончательно придя в себя, я плюхаюсь на бархатный диван. Дом Правосудия - роскошное место, находиться в котором одно удовольствие. Что я тут делал раньше? Ходил за зарплатой отца, пока он не умер. Тессеры, в виде зерна и масла, увы, дают в портовой конторе. Мэру, очевидно, по душе честные работяги, живущие в достатке, а вот честные работяги, подыхающие с голоду, мозолят глаза. Не то, что бы я жил впроголодь, но поесть плотно лучше, чем просто поесть. Когда выходишь в море, там такие нагрузки, что не наешься. Хорошо хоть меня там не укачивает, а то поек и вовсе выходил бы, едва успев провалиться внутрь, а остаток смены сиди себе, соси лапу.
Да, на работе я даже радовался тем выматывающим тренировкам, которым меня подвергали с детства. На рыболовном судне во время шторма иногда и сильных взрослых выбрасывает за борт или они ломают себе шею, неудачно упав. Потому и стараюсь все время быть на ногах, а заодно иметь рядом опору.
Когда двери открываются, на секунду мне кажется, что вошел отец. Видимо воображение само дорисовало то, в чем я сейчас нуждаюсь сильнее всего. Эх, и почему ты не устоял тогда на ногах.
Потирая бороду, в комнату входит Рик. Низенький, несуразный старикашка был единственным, кто помогал мне, когда я осиротел. Вскоре, вот ведь ирония, я стал сам зарабатывать на жизнь, выходя с остальными в море, да разгружая баржи, и ухаживать пришлось за самим Риком. Что поделать, я был у него в долгу, да и он всегда был дружен с отцом, так что…
Старик не улыбается, не пытается меня подбодрить, и я благодарен ему за это. Зачем говорить то, что принято? Все равно не поможет. Вместо этого он снимает у себя с руки повязку и протягивает мне. Черная, с нарисованным солнцем и надписью: «Несломленный» - так назывался рыболовный траулер, на котором мой отец и Рик вместе работали.
- Подумал, тебе не помешает талисман, - говорит он.
- Спасибо, - я принимаю подарок и поспешно вяжу его себе на руку, - правда… ты уверен, что это будет хорошим талисманом? Траулер-то затонул.
- Зато я выжил. А? Носил, не снимая и до сих пор целехонек.
Решаю больше не спорить. Без талисмана и правда страшновато, хоть и никогда не замечал за собой суеверности.
- Как же ты без него теперь? – по-доброму отвечаю я, - Хорошо, надеюсь, поможет.
- Только не расставайся с ним, Джей, даже если отрежут руку, постарайся его как-нибудь повязать.
Церемониться Рик никогда не умел, поэтому я не обижаюсь на такое предположение.
- Если эта штука работает, то и рука на месте останется.
- Вот и славно, - старик похлопывает меня по плечу, - покажи им всем. Ты же боец, не то, что эти заморыши из других дискритов.
- Первый и второй никуда не делись, - напоминаю я.
- Ну, так вы обычно дружитесь… поначалу.
Вот так. Даже в такой непредсказуемой вещи, как Голодные Игры, есть свои клише. Самые сильные трибуты из первого, второго и четвертого объединяются против остальных, «слабых». Обычно остальные действительно оказываются затравленными страхом и голодом детьми, не умеющими выживать в полном одиночестве, добывать себе все необходимое, даже постоять за себя не могут. Потому профи и побеждают чаще всего и это ободряет. Создается иллюзия, что мои шансы не один к двадцати четырем, а один к шести. Но так происходит не всегда. Бывало, и не раз, когда простой парень или девушка из неблагополучных, голодных дискритов вытворяли на арене такое, что поначалу глазам своим не веришь.
- Думаю, твоим друзьям уже не терпится тебя увидеть, - говорит Рик, - прощай, Джей.
- Эй!
- Ах да, то есть до встречи, - смеется он и уходит.
Влетают мои одноклассники, хотя их так можно назвать лишь с натяжкой – школу я бросил, когда понял, что без работы себя не прокормлю, а в приют для сирот ой как не хотелось. Увидев, что я сам со всем прекрасно справляюсь, социальная служба быстро от меня отстала.
- Джеймс Дориан, наш герой! – восклицает Алан и стаскивает меня с дивана, - наконец-то и тебе достанется кусок славы. Я все удивлялся, чего ты никогда не вызывался добровольцем, а тут на тебе, и так вытащили.
- Да, здоровяк, - вторит Алану Джек, - ты просто создан стать чемпионом. Я бы вызвался добровольцем, да решил, ладно уж, не буду портить тебе праздник. У меня все равно еще 1 год в запасе.
- Как и у всех нас, но я не дам тебе шанса, Джеки. Вот стукнет 18, и еще посмотрим, какого из добровольцев сочтут более подходящим.
Лицемеры. Конечно, никто из них никогда не вызовется, я уверен. Может они меня так поддержать пытаются? Хреново выходит, ребята! Последней каплей становится фраза Алана:
- Когда вернешься, то может хоть девушку себе, наконец-то, найдешь. Уверен, отбоя не будет.
- Так все, пошли вон! – стараюсь говорить все шутя, без злобы в голосе, - не заставляйте миротворцев вас оттаскивать.
Одноклассники по очереди пожимают мне руки, девочки просто машут на прощание. Джек и Алан даже приобнимают меня. Вот, именно такой поддержки мне не хватало. Все таки есть у меня в этой толпе друзья, хоть и частенько они несут полную чушь, именно их мне будет не хватать.
Когда миротворцы всех уводят, один остается сторожить меня у дверей.
- Уже пора? – спрашиваю я.
- Нет, мисс Венс еще не закончила прощаться с родными.
- Ох и большая у нее родня, - шучу я и миротворец улыбается. Некоторые из них строят из себя таких бесчувственных роботов, исполняющих приказы. Думают, так круче выглядят. Потому никогда и не испытывал неприязни к тем, которые показывают, что они тоже люди.
В дверь стучат, входит другой миротворец, в такой же белой форме, но только при оружии и в шлеме. Что-то шепчет первому, тот кивает и меня манят к себе рукой.
- Старайся не останавливаться и добраться до поезда как можно быстрее, - советует первый.
Мы идем к выходу. Туда же подходят еще двое миротворцев и Симона. Замечаю, что ее глаза покраснели. Ей расставание далось куда сложнее. Она на меня даже не смотрит – просто уставилась вперед, точно слепая.
- Нас счет три выходим, - говорит тот, что улыбался, надевает свой шлем и закрывает забрало, - раз, два, три.
Двери распахиваются, и меня ослепляет сотня вспышек.
Я, наконец, поднимаю голову, показывая, что не плачу и очень даже бодр – другого от меня и не ждут. Слева от меня менее уверенно стоит Симона Венс. Ей, кажется, шестнадцать, отличница в школе, помогает шить своему отцу рыболовные сети, одним словом умница. И откуда я вообще это знаю?
- Итак, - раздается высокий голос с мерзким капитолийским акцентом, - трибутами от дискрита-4 в этом году становятся Джеймс Дориан и Симона Венс! Пожмите друг другу руки.
Я сжимаю ее ладонь. У меня руки похолодели, у нее же напротив – горячие и потные. Практически сразу разрываю рукопожатие, одергивая руку назад, не сильно, чтобы не показаться невежливым.
Хотя какая тут может быть вежливость? Нам, может статься, придется еще сойтись в смертельной схватке.
Когда миротворцы ведут нас, взяв под эскорт, к Дому Правосудия, я слышу аплодисменты. Даже не знаю, радоваться ли.
Так уж получилось, что дискрит-4, откуда я родом, является одним из так называемых «хороших» дискритов. Жить тут, как говорят, куда проще, а главное сытнее, чем в остальных. Потому и эти дурацкие Голодные Игры в почете и с детства нас, хоть и тайно, готовят к ним. Ждут, что мы будем вызываться добровольцами и добывать своему округу славу на арене. Но если в первом или втором такое происходит каждый год, то у нас отнюдь не всегда. Даже среди профи есть аутсайдеры, и теперь я один из них, и Симона Венс, которая, готов поспорить, тоже совершенно не хотела тут оказаться.
- Присаживайся, - бубнит один из миротворцев.
Окончательно придя в себя, я плюхаюсь на бархатный диван. Дом Правосудия - роскошное место, находиться в котором одно удовольствие. Что я тут делал раньше? Ходил за зарплатой отца, пока он не умер. Тессеры, в виде зерна и масла, увы, дают в портовой конторе. Мэру, очевидно, по душе честные работяги, живущие в достатке, а вот честные работяги, подыхающие с голоду, мозолят глаза. Не то, что бы я жил впроголодь, но поесть плотно лучше, чем просто поесть. Когда выходишь в море, там такие нагрузки, что не наешься. Хорошо хоть меня там не укачивает, а то поек и вовсе выходил бы, едва успев провалиться внутрь, а остаток смены сиди себе, соси лапу.
Да, на работе я даже радовался тем выматывающим тренировкам, которым меня подвергали с детства. На рыболовном судне во время шторма иногда и сильных взрослых выбрасывает за борт или они ломают себе шею, неудачно упав. Потому и стараюсь все время быть на ногах, а заодно иметь рядом опору.
Когда двери открываются, на секунду мне кажется, что вошел отец. Видимо воображение само дорисовало то, в чем я сейчас нуждаюсь сильнее всего. Эх, и почему ты не устоял тогда на ногах.
Потирая бороду, в комнату входит Рик. Низенький, несуразный старикашка был единственным, кто помогал мне, когда я осиротел. Вскоре, вот ведь ирония, я стал сам зарабатывать на жизнь, выходя с остальными в море, да разгружая баржи, и ухаживать пришлось за самим Риком. Что поделать, я был у него в долгу, да и он всегда был дружен с отцом, так что…
Старик не улыбается, не пытается меня подбодрить, и я благодарен ему за это. Зачем говорить то, что принято? Все равно не поможет. Вместо этого он снимает у себя с руки повязку и протягивает мне. Черная, с нарисованным солнцем и надписью: «Несломленный» - так назывался рыболовный траулер, на котором мой отец и Рик вместе работали.
- Подумал, тебе не помешает талисман, - говорит он.
- Спасибо, - я принимаю подарок и поспешно вяжу его себе на руку, - правда… ты уверен, что это будет хорошим талисманом? Траулер-то затонул.
- Зато я выжил. А? Носил, не снимая и до сих пор целехонек.
Решаю больше не спорить. Без талисмана и правда страшновато, хоть и никогда не замечал за собой суеверности.
- Как же ты без него теперь? – по-доброму отвечаю я, - Хорошо, надеюсь, поможет.
- Только не расставайся с ним, Джей, даже если отрежут руку, постарайся его как-нибудь повязать.
Церемониться Рик никогда не умел, поэтому я не обижаюсь на такое предположение.
- Если эта штука работает, то и рука на месте останется.
- Вот и славно, - старик похлопывает меня по плечу, - покажи им всем. Ты же боец, не то, что эти заморыши из других дискритов.
- Первый и второй никуда не делись, - напоминаю я.
- Ну, так вы обычно дружитесь… поначалу.
Вот так. Даже в такой непредсказуемой вещи, как Голодные Игры, есть свои клише. Самые сильные трибуты из первого, второго и четвертого объединяются против остальных, «слабых». Обычно остальные действительно оказываются затравленными страхом и голодом детьми, не умеющими выживать в полном одиночестве, добывать себе все необходимое, даже постоять за себя не могут. Потому профи и побеждают чаще всего и это ободряет. Создается иллюзия, что мои шансы не один к двадцати четырем, а один к шести. Но так происходит не всегда. Бывало, и не раз, когда простой парень или девушка из неблагополучных, голодных дискритов вытворяли на арене такое, что поначалу глазам своим не веришь.
- Думаю, твоим друзьям уже не терпится тебя увидеть, - говорит Рик, - прощай, Джей.
- Эй!
- Ах да, то есть до встречи, - смеется он и уходит.
Влетают мои одноклассники, хотя их так можно назвать лишь с натяжкой – школу я бросил, когда понял, что без работы себя не прокормлю, а в приют для сирот ой как не хотелось. Увидев, что я сам со всем прекрасно справляюсь, социальная служба быстро от меня отстала.
- Джеймс Дориан, наш герой! – восклицает Алан и стаскивает меня с дивана, - наконец-то и тебе достанется кусок славы. Я все удивлялся, чего ты никогда не вызывался добровольцем, а тут на тебе, и так вытащили.
- Да, здоровяк, - вторит Алану Джек, - ты просто создан стать чемпионом. Я бы вызвался добровольцем, да решил, ладно уж, не буду портить тебе праздник. У меня все равно еще 1 год в запасе.
- Как и у всех нас, но я не дам тебе шанса, Джеки. Вот стукнет 18, и еще посмотрим, какого из добровольцев сочтут более подходящим.
Лицемеры. Конечно, никто из них никогда не вызовется, я уверен. Может они меня так поддержать пытаются? Хреново выходит, ребята! Последней каплей становится фраза Алана:
- Когда вернешься, то может хоть девушку себе, наконец-то, найдешь. Уверен, отбоя не будет.
- Так все, пошли вон! – стараюсь говорить все шутя, без злобы в голосе, - не заставляйте миротворцев вас оттаскивать.
Одноклассники по очереди пожимают мне руки, девочки просто машут на прощание. Джек и Алан даже приобнимают меня. Вот, именно такой поддержки мне не хватало. Все таки есть у меня в этой толпе друзья, хоть и частенько они несут полную чушь, именно их мне будет не хватать.
Когда миротворцы всех уводят, один остается сторожить меня у дверей.
- Уже пора? – спрашиваю я.
- Нет, мисс Венс еще не закончила прощаться с родными.
- Ох и большая у нее родня, - шучу я и миротворец улыбается. Некоторые из них строят из себя таких бесчувственных роботов, исполняющих приказы. Думают, так круче выглядят. Потому никогда и не испытывал неприязни к тем, которые показывают, что они тоже люди.
В дверь стучат, входит другой миротворец, в такой же белой форме, но только при оружии и в шлеме. Что-то шепчет первому, тот кивает и меня манят к себе рукой.
- Старайся не останавливаться и добраться до поезда как можно быстрее, - советует первый.
Мы идем к выходу. Туда же подходят еще двое миротворцев и Симона. Замечаю, что ее глаза покраснели. Ей расставание далось куда сложнее. Она на меня даже не смотрит – просто уставилась вперед, точно слепая.
- Нас счет три выходим, - говорит тот, что улыбался, надевает свой шлем и закрывает забрало, - раз, два, три.
Двери распахиваются, и меня ослепляет сотня вспышек.
Глава 2
Перед глазами стремительно меняют друг друга пейзажи. Леса, долины, поля, горы. Зачем запирать нас в тесных дискритах, когда мир столь огромен и прекрасен? Конечно, для того, чтобы легче было контролировать. Нам говорят, мол, там опасно, дикие звери, но смотришь порой – и такое умиротворение, которое не всякий раз посещает меня на берегу моря.
Пока мы едем на поезде, я надеюсь увидеть, хотя бы издалека, какой-нибудь дискрит. А то по телевизору редко что покажут, разве что площадь, где проходит Жатва, да вот только она одинаковая везде, когда ее заполняет толпа народа – ничего не разглядеть. Прикрываю глаза и слушаю гудение поезда. Звук оказывается неожиданно приятным, думаю под него легко заснуть, не то, что шумные товарняки, в которые грузят рыбу и прочие дары моря.
Толком расслабиться мне так и не дают. Дверь купе открывает капитолийский лакей и приглашает в вагон-ресторан. Хочу отказаться, да вот не знаю, можно ли. Ладно, в конце концов, есть уже хочется. Вдруг и полезное что расскажут.
Капитолиец провожает меня до вагона-ресторана. Там меня уже ждут три человека. Симона Венс даже не обратила на меня внимания, настолько она увлечена поеданием курицы. Видимо, живет она беднее меня, хотя с такой многочисленной родней… Эта мысль вызывает у меня улыбку. Мэгз, одна из моих будущих менторов, приняла улыбку за признак хорошего настроения и сама приободрилась.
- О, я вижу, к нам привели бойца!
Скоро мне эта фраза осточертеет. Мэгз стала победительницей одной из первых Игр и сейчас ей уже под пятьдесят. Говорят, она, не смотря на пережитое, само дружелюбие и со всей ответственностью заботится о своих трибутах. Только бы я достался ей, потому что другой…
Гарольд Хоффман был известен своей апатией и жестоким нравом, настоящий мизантроп, под его началом еще не бывало будущих победителей. Он смерил меня презрительным взглядом и продолжил ковырять вилкой тарелку, наполненную макаронами под соусом. К еде он едва ли притронулся.
Как только я сажусь рядом с Симоной, у нее тут же идет на убыль аппетит, и она, перестав вгрызаться в мясо, вытирает рот салфеткой, продолжает есть уже более сдержано, аккуратно работая вилкой. Хорошее же я произвожу впечатление на девушек. Могу поспорить, если бы не я, она бы еще часами могла сметать все со стола. И все равно не пойму, что я такого сделал, что бы отбить ей желание есть?
- Вы уже решили, кто кого возьмет? – спрашиваю я менторов.
- Мы пока еще думаем, - мягко отзывается Мэгз, - организационные моменты займут пару дней, успеется.
Вот оно как. Значит, что бы попасть к хорошему ментору, нужно это место заслужить.
- Мне наплевать, бери любого, - отмахивается Хоффман, - все равно всегда оставляешь мне безнадежных.
От такого заявления даже тихая Симона отрывает взгляд от тарелки и уставляется на менторов.
- Это он так шутит, - успокаивает нас Мэгз, - то есть Гарольду действительно плевать, но уверена, из вас выйдут замечательные трибуты.
- Да, они настоящие бойцы, - передразнивает ее Хоффман и бросает вилку на стол. Теперь он окончательно уходит в себя и не подает признаков жизни, тупо пялясь в окно. Но никуда не уходит. Мэгз потирает ладони и продолжает все тем же добродушным тоном, словно рассказывая сказку.
- Так, а расскажите ка нам о своих сильных сторонах. Вас ведь тренировали?
Мы с Симоной киваем. Она менее уверенно, видимо тренировалась не особо усердно, больше уделяя внимание учебе, и вот чем все обернулось. Хотя, некоторые родители, как в захудалых дискритах, боясь наказания, и вовсе не берутся тренировать своих детей. Натаскивать потенциальных трибутов на Игры заранее – табу, но конкретно у нас на него закрывают глаза. Симону я, порой, встречал на групповых занятиях, так что такой вариант отпадает. Может быть, она передо мной специально так скромничает? Уже видит во мне соперника. Увидев, как мы медлим, Мэгз поправляет сама себя:
- Если вы не хотите раскрывать друг перед другом свои секретные приемы и таланты, то ничего страшного, но дам вам сразу совет. Запомните: не стройте из себя бунтарей и делайте как многие другие до вас – объединяйтесь сразу же с первым и вторым дискритами, держитесь их как можно дольше, а когда начнете всерьез сомневаться, не убьют ли они вас во сне, то уходите, но вместе. Понятно? Одиночки редко дотягивают до конца, не бойтесь создавать альянсы, пусть и временные.
- Хорошо, - тихо произносит Симона, - мы будем стараться. Я… - она задумывается, - хорошо умею ставить ловушки, силки там, капканы.
Мэгз вопросительно переводит взгляд на меня.
- Что? Я не соглашался ничего вам рассказывать. Меня вообще тут быть не должно. Никогда не хотел участвовать в этих Играх Капитолия. Всего-то год оставался и все, слез бы! – я начинаю откровенно кипятиться.
- Эй, тише, мальчик, - пытается успокоить меня Мэгз.
- Да лучше бы вытянули двенадцатилетнего пацана, тогда, может, и получили бы своего бойца. Пошло оно все, я не собираюсь дохнуть на потеху публики! – ударив по столу кулаком, стараюсь выпустить остатки ярости, но меня по-прежнему колотит.
Эта сцена заставила даже Гарольда Хоффмана выйти из астрала. Остальные в замешательстве, а он прищурился и будто пытается прожечь меня взглядом.
- И что ты собираешься делать? – спрашивает он.
- Я не собираюсь потакать чьим-то прихотям. Если уж так случилось… выйду на арену и сделаю то,
чего от меня хотят – убью всех остальных. Ни больше, ни меньше.
- Наплюешь на все правила и советы? – недовольно спрашивает Мэгз.
- Нет, просто выживу. И сделаю это по-своему.
Хоффман вдруг начинает смеяться и вновь у него появляется интерес к еде. Набив полон рот мяса и проглотив его, влив в себя бокал чего-то крепкого, он потирает ладони и произносит:
- Я беру его.
Пока мы едем на поезде, я надеюсь увидеть, хотя бы издалека, какой-нибудь дискрит. А то по телевизору редко что покажут, разве что площадь, где проходит Жатва, да вот только она одинаковая везде, когда ее заполняет толпа народа – ничего не разглядеть. Прикрываю глаза и слушаю гудение поезда. Звук оказывается неожиданно приятным, думаю под него легко заснуть, не то, что шумные товарняки, в которые грузят рыбу и прочие дары моря.
Толком расслабиться мне так и не дают. Дверь купе открывает капитолийский лакей и приглашает в вагон-ресторан. Хочу отказаться, да вот не знаю, можно ли. Ладно, в конце концов, есть уже хочется. Вдруг и полезное что расскажут.
Капитолиец провожает меня до вагона-ресторана. Там меня уже ждут три человека. Симона Венс даже не обратила на меня внимания, настолько она увлечена поеданием курицы. Видимо, живет она беднее меня, хотя с такой многочисленной родней… Эта мысль вызывает у меня улыбку. Мэгз, одна из моих будущих менторов, приняла улыбку за признак хорошего настроения и сама приободрилась.
- О, я вижу, к нам привели бойца!
Скоро мне эта фраза осточертеет. Мэгз стала победительницей одной из первых Игр и сейчас ей уже под пятьдесят. Говорят, она, не смотря на пережитое, само дружелюбие и со всей ответственностью заботится о своих трибутах. Только бы я достался ей, потому что другой…
Гарольд Хоффман был известен своей апатией и жестоким нравом, настоящий мизантроп, под его началом еще не бывало будущих победителей. Он смерил меня презрительным взглядом и продолжил ковырять вилкой тарелку, наполненную макаронами под соусом. К еде он едва ли притронулся.
Как только я сажусь рядом с Симоной, у нее тут же идет на убыль аппетит, и она, перестав вгрызаться в мясо, вытирает рот салфеткой, продолжает есть уже более сдержано, аккуратно работая вилкой. Хорошее же я произвожу впечатление на девушек. Могу поспорить, если бы не я, она бы еще часами могла сметать все со стола. И все равно не пойму, что я такого сделал, что бы отбить ей желание есть?
- Вы уже решили, кто кого возьмет? – спрашиваю я менторов.
- Мы пока еще думаем, - мягко отзывается Мэгз, - организационные моменты займут пару дней, успеется.
Вот оно как. Значит, что бы попасть к хорошему ментору, нужно это место заслужить.
- Мне наплевать, бери любого, - отмахивается Хоффман, - все равно всегда оставляешь мне безнадежных.
От такого заявления даже тихая Симона отрывает взгляд от тарелки и уставляется на менторов.
- Это он так шутит, - успокаивает нас Мэгз, - то есть Гарольду действительно плевать, но уверена, из вас выйдут замечательные трибуты.
- Да, они настоящие бойцы, - передразнивает ее Хоффман и бросает вилку на стол. Теперь он окончательно уходит в себя и не подает признаков жизни, тупо пялясь в окно. Но никуда не уходит. Мэгз потирает ладони и продолжает все тем же добродушным тоном, словно рассказывая сказку.
- Так, а расскажите ка нам о своих сильных сторонах. Вас ведь тренировали?
Мы с Симоной киваем. Она менее уверенно, видимо тренировалась не особо усердно, больше уделяя внимание учебе, и вот чем все обернулось. Хотя, некоторые родители, как в захудалых дискритах, боясь наказания, и вовсе не берутся тренировать своих детей. Натаскивать потенциальных трибутов на Игры заранее – табу, но конкретно у нас на него закрывают глаза. Симону я, порой, встречал на групповых занятиях, так что такой вариант отпадает. Может быть, она передо мной специально так скромничает? Уже видит во мне соперника. Увидев, как мы медлим, Мэгз поправляет сама себя:
- Если вы не хотите раскрывать друг перед другом свои секретные приемы и таланты, то ничего страшного, но дам вам сразу совет. Запомните: не стройте из себя бунтарей и делайте как многие другие до вас – объединяйтесь сразу же с первым и вторым дискритами, держитесь их как можно дольше, а когда начнете всерьез сомневаться, не убьют ли они вас во сне, то уходите, но вместе. Понятно? Одиночки редко дотягивают до конца, не бойтесь создавать альянсы, пусть и временные.
- Хорошо, - тихо произносит Симона, - мы будем стараться. Я… - она задумывается, - хорошо умею ставить ловушки, силки там, капканы.
Мэгз вопросительно переводит взгляд на меня.
- Что? Я не соглашался ничего вам рассказывать. Меня вообще тут быть не должно. Никогда не хотел участвовать в этих Играх Капитолия. Всего-то год оставался и все, слез бы! – я начинаю откровенно кипятиться.
- Эй, тише, мальчик, - пытается успокоить меня Мэгз.
- Да лучше бы вытянули двенадцатилетнего пацана, тогда, может, и получили бы своего бойца. Пошло оно все, я не собираюсь дохнуть на потеху публики! – ударив по столу кулаком, стараюсь выпустить остатки ярости, но меня по-прежнему колотит.
Эта сцена заставила даже Гарольда Хоффмана выйти из астрала. Остальные в замешательстве, а он прищурился и будто пытается прожечь меня взглядом.
- И что ты собираешься делать? – спрашивает он.
- Я не собираюсь потакать чьим-то прихотям. Если уж так случилось… выйду на арену и сделаю то,
чего от меня хотят – убью всех остальных. Ни больше, ни меньше.
- Наплюешь на все правила и советы? – недовольно спрашивает Мэгз.
- Нет, просто выживу. И сделаю это по-своему.
Хоффман вдруг начинает смеяться и вновь у него появляется интерес к еде. Набив полон рот мяса и проглотив его, влив в себя бокал чего-то крепкого, он потирает ладони и произносит:
- Я беру его.
Глава 3
До Капитолия поезд доберется примерно через час. А пока нам на глаза, наконец, показывается Айрис Окхарт – капитолийка, ежегодно проводящая жатву. В целом она выглядит как типичный столичный житель, весь ее наряд потакает моде, голову украшает парик, представляющий из себя сине-белый шар кудрявых волос, а на лице столько косметики, что живого места не осталось. Но если обычно людей в подобных нарядах не принимаешь всерьез, ввиду их несуразности, то Айрис не такая. Она просто источает властность и суровость. Оглядев нас, даже менторов, критичным, граничащим с презрением, взглядом, она садиться на длинный диван, рядом с Мэгз, и включает телевизор.
- О, муза, ты решила почтить нас, грязных жителей дискрита-4, своим присутствием, - пафосно произносит Хоффман, - чем мы заслужили подобную…
- Заткнись, Гарольд, - отрезает Окхарт, - дети, - обращается она к нам, - сейчас будет повтор Жатвы, посмотрите на своих будущих соперников.
На экране появляется герб Капитолия, играет музыка и начинается обзор.
Дискрит-1. На сцену выходят парень и девушка, но их быстро сменяет пара добровольцев. Оба старше начальных претендентов, высокие и очень красивые. За генофондом там следят, ничего не скажешь.
Дискрит-2. На этот раз добровольцев целая куча, ведущей приходится выбирать чуть ли не наугад. Если посмотреть на участки площади, где стоят самые старшие кандидаты, то кажется, будто смотришь строевую подготовку у миротворцев, а не церемонию Жатвы. Выбранным из толпы добровольцам наверняка по 17-18 лет, даже девушка едва уступает мне по телосложению, а парень так и вовсе крупнее меня раза в полтора. Профи из первого дискрита хотя бы выше их ростом, а нам с Симоной совсем нечего им противопоставить. А это значит, что в этом году профи дискрита-4 опять будут аутсайдерами «сильной шестерки».
В дискрите-3 один из трибутов надолго врезается в память. Ростом под два метра, упитанный, с неестественно длинными руками-кувалдами, но при всем этом невероятно испуганный, подбородок заметно дрожит. Когда он пожимает руку девушке-трибуту из его дискрита, то кажется, что он ее сейчас этой рукой и раздавит. В этот момент Айрис издает мерзкий смешок.
- А еще он черный, - осаждает ее Гарольд, - ты и над этим посмейся.
Но после паузы мой ментор сам начинает хохотать.
Теперь наша Жатва. Сейчас мне по-настоящему стыдно на себя смотреть. Рассеянный, глаза мечутся, руки дрожат, походка неуверенная. А я еще думал, что смог взять себя в руки и держался молодцом. Как же я ошибался! И не только по поводу себя – показывают Симону Венс, и она, по сравнению, со мной спокойна как скала. Неужели я так боялся, когда назвали мое имя, что и все остальные казались испуганными? Я смотрю на Симону, она на меня… и злорадно улыбается. Не смотря на мои громкие высказывания в поезде, она начала свою борьбу за жизнь с первой минуты, а я – нет. Если так пойдет и дальше, то меня вовсе спишут со счетов, и я останусь без спонсоров, что равнозначно смерти. Даже ведущие отпускают едкие замечания о моем поведении.
Проходит пятый дискрит, шестой. В седьмом случается странное. В могильной тишине тамошней Жатвы появляется доброволец. Это уже само по себе необычно, ведь натаскивают на игры, хоть и не гласно, только в трех дискритах и добровольцев в остальных я видел всего несколько раз, но это не главное. Сам кандидат – худой, сгорбленный парень лет четырнадцати, весь в прыщах, да еще и в очках. Наиболее неподходящего кандидата просто не найти. На что он вообще надеется?
Но вот нам показывают церемонию в восьмом дискрите, в девятом у обоих кандидатов смешные прически, с которыми они похожи на ежей. В десятом, после вывода на сцену девушки-трибута, вытаскивают бумажку и читают имя. Неожиданно по толпе проносится вздох.
Мы впятером даже наклоняемся поближе к телевизору, что бы попробовать понять причину негодования. Из толпы миротворец выводит за руку парня, стучащего перед собой тростью.
- Да он же слепой, - вырывается у Мэгз, и она прикрывает раскрытый от удивления рот ладонью, ей вторят и ведущие.
Капитолийка, проводящая церемонию, подходит к нему поближе и говорит, что ей нужно убедиться, не симулянт ли он. Когда она приподнимает повязку на его лице, то отшатывается и охает. По линии глаз его лицо уродует страшный шрам.
- Что ж, - говорит она нехотя, - по правилам полная слепота считается серьезной инвалидностью, следовательно, вы освобождаетесь от участия. Идите, сейчас вытянем другого кандидата, - капитолийка идет к шару с кучей бумажек. Парень подходит к ней и хватает за руку, отрицательно кивает головой.
- Как хотите, - говорит она и поднимает его руку вверх. В толпе проносятся аплодисменты. Еще бы – слепой парень жертвует собой, что бы защитить в этом году других детей. Кожа у него бледная, может он и так умирает от болезни или с голодухи, решил хоть неделю пожить на полную катушку – в Капитолии трибутов кормят до отвала и потакают всем прихотям.
Вот на экране появляются чахлые дети из одиннадцатого, но в двенадцатом все оказывается еще страшнее. Происходит практически невозможное – оба кандидата, и парень и девушка, вернее даже мальчик и девочка… им по 12 лет. Минимальный возраст, их имена вписаны всего по одному разу. Тут негодование в толпе даже сильнее, чем в десятом. Но когда смущенная такой реакцией ведущая спрашивает толпу, есть ли добровольцы, доноситься лишь молчание.
Программа заканчивается.
- О, муза, ты решила почтить нас, грязных жителей дискрита-4, своим присутствием, - пафосно произносит Хоффман, - чем мы заслужили подобную…
- Заткнись, Гарольд, - отрезает Окхарт, - дети, - обращается она к нам, - сейчас будет повтор Жатвы, посмотрите на своих будущих соперников.
На экране появляется герб Капитолия, играет музыка и начинается обзор.
Дискрит-1. На сцену выходят парень и девушка, но их быстро сменяет пара добровольцев. Оба старше начальных претендентов, высокие и очень красивые. За генофондом там следят, ничего не скажешь.
Дискрит-2. На этот раз добровольцев целая куча, ведущей приходится выбирать чуть ли не наугад. Если посмотреть на участки площади, где стоят самые старшие кандидаты, то кажется, будто смотришь строевую подготовку у миротворцев, а не церемонию Жатвы. Выбранным из толпы добровольцам наверняка по 17-18 лет, даже девушка едва уступает мне по телосложению, а парень так и вовсе крупнее меня раза в полтора. Профи из первого дискрита хотя бы выше их ростом, а нам с Симоной совсем нечего им противопоставить. А это значит, что в этом году профи дискрита-4 опять будут аутсайдерами «сильной шестерки».
В дискрите-3 один из трибутов надолго врезается в память. Ростом под два метра, упитанный, с неестественно длинными руками-кувалдами, но при всем этом невероятно испуганный, подбородок заметно дрожит. Когда он пожимает руку девушке-трибуту из его дискрита, то кажется, что он ее сейчас этой рукой и раздавит. В этот момент Айрис издает мерзкий смешок.
- А еще он черный, - осаждает ее Гарольд, - ты и над этим посмейся.
Но после паузы мой ментор сам начинает хохотать.
Теперь наша Жатва. Сейчас мне по-настоящему стыдно на себя смотреть. Рассеянный, глаза мечутся, руки дрожат, походка неуверенная. А я еще думал, что смог взять себя в руки и держался молодцом. Как же я ошибался! И не только по поводу себя – показывают Симону Венс, и она, по сравнению, со мной спокойна как скала. Неужели я так боялся, когда назвали мое имя, что и все остальные казались испуганными? Я смотрю на Симону, она на меня… и злорадно улыбается. Не смотря на мои громкие высказывания в поезде, она начала свою борьбу за жизнь с первой минуты, а я – нет. Если так пойдет и дальше, то меня вовсе спишут со счетов, и я останусь без спонсоров, что равнозначно смерти. Даже ведущие отпускают едкие замечания о моем поведении.
Проходит пятый дискрит, шестой. В седьмом случается странное. В могильной тишине тамошней Жатвы появляется доброволец. Это уже само по себе необычно, ведь натаскивают на игры, хоть и не гласно, только в трех дискритах и добровольцев в остальных я видел всего несколько раз, но это не главное. Сам кандидат – худой, сгорбленный парень лет четырнадцати, весь в прыщах, да еще и в очках. Наиболее неподходящего кандидата просто не найти. На что он вообще надеется?
Но вот нам показывают церемонию в восьмом дискрите, в девятом у обоих кандидатов смешные прически, с которыми они похожи на ежей. В десятом, после вывода на сцену девушки-трибута, вытаскивают бумажку и читают имя. Неожиданно по толпе проносится вздох.
Мы впятером даже наклоняемся поближе к телевизору, что бы попробовать понять причину негодования. Из толпы миротворец выводит за руку парня, стучащего перед собой тростью.
- Да он же слепой, - вырывается у Мэгз, и она прикрывает раскрытый от удивления рот ладонью, ей вторят и ведущие.
Капитолийка, проводящая церемонию, подходит к нему поближе и говорит, что ей нужно убедиться, не симулянт ли он. Когда она приподнимает повязку на его лице, то отшатывается и охает. По линии глаз его лицо уродует страшный шрам.
- Что ж, - говорит она нехотя, - по правилам полная слепота считается серьезной инвалидностью, следовательно, вы освобождаетесь от участия. Идите, сейчас вытянем другого кандидата, - капитолийка идет к шару с кучей бумажек. Парень подходит к ней и хватает за руку, отрицательно кивает головой.
- Как хотите, - говорит она и поднимает его руку вверх. В толпе проносятся аплодисменты. Еще бы – слепой парень жертвует собой, что бы защитить в этом году других детей. Кожа у него бледная, может он и так умирает от болезни или с голодухи, решил хоть неделю пожить на полную катушку – в Капитолии трибутов кормят до отвала и потакают всем прихотям.
Вот на экране появляются чахлые дети из одиннадцатого, но в двенадцатом все оказывается еще страшнее. Происходит практически невозможное – оба кандидата, и парень и девушка, вернее даже мальчик и девочка… им по 12 лет. Минимальный возраст, их имена вписаны всего по одному разу. Тут негодование в толпе даже сильнее, чем в десятом. Но когда смущенная такой реакцией ведущая спрашивает толпу, есть ли добровольцы, доноситься лишь молчание.
Программа заканчивается.
Глава 4
Вид Капитолия захватывает дух. Разве может существовать на свете такая красота? Такие яркие цвета? Все блестит, заставляя жмуриться. В этом месте меня выбросят умирать на арене, но сейчас я стараюсь об этом не думать, а с лица не сходит улыбка.
- Красотища-то какая! – восклицает Симона.
Мы стоим в проходе, облокотившись на поручни. Пока едем мимо водного канала, никакой оживленности не видно, но вот мы уже подъезжаем к вокзалу и видим приветствующую нас толпу народа. Они машут нам руками, я и Симона машем в ответ. Так уж принято, хорошее впечатление нужно производить сразу же, а раз я упустил такую возможность на Жатве, то самое время наверстывать.
До отеля нас, постоянно отгоняя толпу, сопровождают миротворцы. Они дают кое-какие инструкции по проживанию нашим менторам. В это же время Айрис ведет нас к стилистам и их помощникам, тут мы впервые разделяемся. Симона, конечно, уже дала понять, что мы соперники, да и я тоже, но остаться наедине с капитолийцами, мне совсем не хочется.
И правильно я боялся. Потому что дальше начинается подлинная пытка. Помощники трещат без остановки, невозможно разобрать, о чем они говорят, даже их имена не расслышал. Да и черт с ними, не беда, переживу. А вот когда меня заставляют раздеться и начинают осматривать каждый сантиметр тела… тут волей-неволей испытываешь определенный дискомфорт. Про себя браню их самыми последними словами, внутри уже вскипел, но виду не подаю. Гарольд велел вести себя спокойно и не возражать, сказал, мол, это еще один залог успеха. Еще рассказывал, что он во время своих игр был настолько любезен со всеми, что ему даже что-то перепало. Не совсем понял, что он имел ввиду, однако старался и сам по крайней мере никому не грубить. Думал, хуже уже не будет, наивный. Когда меня решили оставить без волос на теле держаться уже не получилось. Пару раз меня прорывало, и я все-таки высказал все, что думаю о моей команде подготовки. Они, как ни странно, не сильно обиделись, одна из них потом объяснила, что я еще нормально держался, иногда начинают не только ругаться, но и в драку полезут.
Позволяют накинуть на меня халат, когда они приступают к прическе. Голову мне не обрили и на том спасибо. Долго не возились, просто уложили их, и сделали причудливо закрученную челку.
Стилист, женщина, которой на вид слегка за сорок (хотя при всех возможностях капитолийской медицины ей может быть и семьдесят), порадовала отсутствием дурацкого парика и кукольного платья, как у ее ассистентов. Вместо этого она нарядилась, словно политик, в строгий костюм, а волосы длинные, ниспадают до талии, а еще они разного цвета и переливаются, когда она ходит. С точки зрения капитолийской моды, она выглядит очень неформально, а в дискритах даже подобная «строгость» смотрелась бы причудливо.
- Слыхал про ретиариев? – говорит она, едва появившись в дверях.
- А меня Джеймс зовут, очень приятно, - огрызаюсь я, все еще злясь после процедур.
- Ух ты, какие мы злые. В древности тоже были Голодные Игры, только назывались они по-другому. Там были такие трибуты, их называли ретиариями, рыбаками. Они носили сеть и трезубец, и еще некоторые элементы доспехов.
- Хотите нарядить меня в броню? Хорошо хоть не в платье.
- Посчитала, так будет интересно. Особенно когда не весь наряд шит, а часть выкована из бронзы, - говорит она вяло, видимо идея пришла в голову давным-давно и пора восторгов прошла, - представим тебя настоящим воином, - хлопает в ладоши, помощники вносят наряд.
Смотрюсь в зеркало и не узнаю себя. Похоже на другую версию меня, только без изъянов. Штаны – обычные шаровары, похоже на те, в которых рыбачат на берегу, их легко закатывать и они быстро сохнут. На ногах античные сандалии, которые я видел на старых картинках в учебнике. Торс оставили голым, на руку прицепили бронзовый пластинчатый наруч, закрывающий все от пальцев до шеи. На спине висит сетчатый плащ. Что же, в тематику дискрита-4 вписывается, хорошо хоть портовым краном не нарядили или форелью.
Меня провожают к колеснице, на которой мы с Симоной проедем по центральной площади города, впервые широко представив себя публике. А вот и моя напарница. На ней никакой брони, ее стилист решил не заморачиваться и просто нарядил Симону в платье цвета морской волны. Рядом с ней я выгляжу клоуном, а не воином из древности.
- Ты серьезно? – спрашивает меня напарница, разглядывая мой костюм.
- Меня там никто не спрашивал, - я развожу руками, - зато ты выглядишь… очень даже ничего.
- И только? – недовольно отвечает она.
Ну вот тебе и на. Мы - соперники, но я должен разразиться на комплименты. «Хоть мы и будем убивать друг друга через несколько дней, а я все равно девушка». Очень здорово.
Стилисты подталкивают нас к колеснице. Мы едем практически в авангарде, поэтому не можем толком разглядеть, как выглядят другие трибуты. Разве что Великана из дискрита-3 и его напарницу сложно не заметить. Они примерно в одинаковых нарядах, выглядящих очень технологично. Мантии, украшенные узорами в виде шестеренок и микросхем, а на лоб у обоих натянуты здоровые очки, излучающие синий свет. Что же, нас они точно затмили, зато толпа стала кричать еще сильнее, а значит, кто-то сзади впечатлил их больше.
Наконец, колесницы останавливаются, и перед публикой на высокой трибуне появляется сам Президент. Он произносит ежегодную скучную речь, а после громких оваций спешно уходит. Колесницы вновь трогаются и направляются по заранее расчищенным от какого-либо движения улицам в Тренировочный Центр. Там мы будем жить и проходить подготовку, вплоть до начала Игр. Меня не прельщает мысль, что скоро придется знакомиться с остальными профи. Налаживать отношения с людьми мне не удается патологически, поэтому я умудрился настроить против себя Симону Венс, поэтому у меня так мало друзей, да и к тем я отношусь скорее как к простым знакомым и никак не получается проникнуться к ним доверием. Люди и сами ко мне не очень-то тянутся, видят, что мне плевать на всех кроме себя. Наверное, потому и взял меня в подопечные замкнутый в себе злыдень Гарольд Хоффман. Узнал во мне себя молодого. От этой мысли меня передергивает – вот что меня ждет лет через двадцать. Если конечно выживу на арене.
Когда мы подъезжаем к тренировочному центру, то уже порядком подустаем. Я еще держусь бодро и начинаю прямо на ходу отвязывать тяжелый наруч, а некоторые трибуты менее выносливы и явно клюют носом. Ничего, скоро отоспимся.
Навстречу нам выбегают стилисты и команды подготовки, а так же менторы. Собирается целая толпа, да еще площадь перед зданием окружают миротворцы. Капитолийцы лезут меня расцеловывать, говорят какие мы молодцы и отлично держались на публике, потом зовут нас на ужин в честь нашего первого выступления. Черт, а я так надеялся, что посплю.
- Красотища-то какая! – восклицает Симона.
Мы стоим в проходе, облокотившись на поручни. Пока едем мимо водного канала, никакой оживленности не видно, но вот мы уже подъезжаем к вокзалу и видим приветствующую нас толпу народа. Они машут нам руками, я и Симона машем в ответ. Так уж принято, хорошее впечатление нужно производить сразу же, а раз я упустил такую возможность на Жатве, то самое время наверстывать.
До отеля нас, постоянно отгоняя толпу, сопровождают миротворцы. Они дают кое-какие инструкции по проживанию нашим менторам. В это же время Айрис ведет нас к стилистам и их помощникам, тут мы впервые разделяемся. Симона, конечно, уже дала понять, что мы соперники, да и я тоже, но остаться наедине с капитолийцами, мне совсем не хочется.
И правильно я боялся. Потому что дальше начинается подлинная пытка. Помощники трещат без остановки, невозможно разобрать, о чем они говорят, даже их имена не расслышал. Да и черт с ними, не беда, переживу. А вот когда меня заставляют раздеться и начинают осматривать каждый сантиметр тела… тут волей-неволей испытываешь определенный дискомфорт. Про себя браню их самыми последними словами, внутри уже вскипел, но виду не подаю. Гарольд велел вести себя спокойно и не возражать, сказал, мол, это еще один залог успеха. Еще рассказывал, что он во время своих игр был настолько любезен со всеми, что ему даже что-то перепало. Не совсем понял, что он имел ввиду, однако старался и сам по крайней мере никому не грубить. Думал, хуже уже не будет, наивный. Когда меня решили оставить без волос на теле держаться уже не получилось. Пару раз меня прорывало, и я все-таки высказал все, что думаю о моей команде подготовки. Они, как ни странно, не сильно обиделись, одна из них потом объяснила, что я еще нормально держался, иногда начинают не только ругаться, но и в драку полезут.
Позволяют накинуть на меня халат, когда они приступают к прическе. Голову мне не обрили и на том спасибо. Долго не возились, просто уложили их, и сделали причудливо закрученную челку.
Стилист, женщина, которой на вид слегка за сорок (хотя при всех возможностях капитолийской медицины ей может быть и семьдесят), порадовала отсутствием дурацкого парика и кукольного платья, как у ее ассистентов. Вместо этого она нарядилась, словно политик, в строгий костюм, а волосы длинные, ниспадают до талии, а еще они разного цвета и переливаются, когда она ходит. С точки зрения капитолийской моды, она выглядит очень неформально, а в дискритах даже подобная «строгость» смотрелась бы причудливо.
- Слыхал про ретиариев? – говорит она, едва появившись в дверях.
- А меня Джеймс зовут, очень приятно, - огрызаюсь я, все еще злясь после процедур.
- Ух ты, какие мы злые. В древности тоже были Голодные Игры, только назывались они по-другому. Там были такие трибуты, их называли ретиариями, рыбаками. Они носили сеть и трезубец, и еще некоторые элементы доспехов.
- Хотите нарядить меня в броню? Хорошо хоть не в платье.
- Посчитала, так будет интересно. Особенно когда не весь наряд шит, а часть выкована из бронзы, - говорит она вяло, видимо идея пришла в голову давным-давно и пора восторгов прошла, - представим тебя настоящим воином, - хлопает в ладоши, помощники вносят наряд.
Смотрюсь в зеркало и не узнаю себя. Похоже на другую версию меня, только без изъянов. Штаны – обычные шаровары, похоже на те, в которых рыбачат на берегу, их легко закатывать и они быстро сохнут. На ногах античные сандалии, которые я видел на старых картинках в учебнике. Торс оставили голым, на руку прицепили бронзовый пластинчатый наруч, закрывающий все от пальцев до шеи. На спине висит сетчатый плащ. Что же, в тематику дискрита-4 вписывается, хорошо хоть портовым краном не нарядили или форелью.
Меня провожают к колеснице, на которой мы с Симоной проедем по центральной площади города, впервые широко представив себя публике. А вот и моя напарница. На ней никакой брони, ее стилист решил не заморачиваться и просто нарядил Симону в платье цвета морской волны. Рядом с ней я выгляжу клоуном, а не воином из древности.
- Ты серьезно? – спрашивает меня напарница, разглядывая мой костюм.
- Меня там никто не спрашивал, - я развожу руками, - зато ты выглядишь… очень даже ничего.
- И только? – недовольно отвечает она.
Ну вот тебе и на. Мы - соперники, но я должен разразиться на комплименты. «Хоть мы и будем убивать друг друга через несколько дней, а я все равно девушка». Очень здорово.
Стилисты подталкивают нас к колеснице. Мы едем практически в авангарде, поэтому не можем толком разглядеть, как выглядят другие трибуты. Разве что Великана из дискрита-3 и его напарницу сложно не заметить. Они примерно в одинаковых нарядах, выглядящих очень технологично. Мантии, украшенные узорами в виде шестеренок и микросхем, а на лоб у обоих натянуты здоровые очки, излучающие синий свет. Что же, нас они точно затмили, зато толпа стала кричать еще сильнее, а значит, кто-то сзади впечатлил их больше.
Наконец, колесницы останавливаются, и перед публикой на высокой трибуне появляется сам Президент. Он произносит ежегодную скучную речь, а после громких оваций спешно уходит. Колесницы вновь трогаются и направляются по заранее расчищенным от какого-либо движения улицам в Тренировочный Центр. Там мы будем жить и проходить подготовку, вплоть до начала Игр. Меня не прельщает мысль, что скоро придется знакомиться с остальными профи. Налаживать отношения с людьми мне не удается патологически, поэтому я умудрился настроить против себя Симону Венс, поэтому у меня так мало друзей, да и к тем я отношусь скорее как к простым знакомым и никак не получается проникнуться к ним доверием. Люди и сами ко мне не очень-то тянутся, видят, что мне плевать на всех кроме себя. Наверное, потому и взял меня в подопечные замкнутый в себе злыдень Гарольд Хоффман. Узнал во мне себя молодого. От этой мысли меня передергивает – вот что меня ждет лет через двадцать. Если конечно выживу на арене.
Когда мы подъезжаем к тренировочному центру, то уже порядком подустаем. Я еще держусь бодро и начинаю прямо на ходу отвязывать тяжелый наруч, а некоторые трибуты менее выносливы и явно клюют носом. Ничего, скоро отоспимся.
Навстречу нам выбегают стилисты и команды подготовки, а так же менторы. Собирается целая толпа, да еще площадь перед зданием окружают миротворцы. Капитолийцы лезут меня расцеловывать, говорят какие мы молодцы и отлично держались на публике, потом зовут нас на ужин в честь нашего первого выступления. Черт, а я так надеялся, что посплю.
Глава 5
Душ, в котором сотня кнопок и ручек – это, несомненно, круто, но прежде чем я нахожу во всем этом разнообразии кран с горячей и холодной водой, меня всего обливает шампунем, пеной и еще Бог знает чем. После вчерашнего праздника подняться с кровати было нелегко, будят не так рано, как дома в дискрите-4, но после спиртного, которое мне подлил в сок Хоффман все равно тяжело.
Выхода нет, Айрис Окхарт не тот человек, который терпит возражения.
Немного обидно жить в таком высоком здании (хотя с небоскребами центра города не сравнишь, но все же) и только на четвертом этаже. Надо попробовать заглянуть на крышу, вдруг это не запрещено.
Завтракаем мы на своем этаже, а вот обедать придется уже вместе с другими трибутами. Команда подготовки на время потеряла к нам с Симоной интерес и обсуждает совершенно чуждые нам проблемы. Айрис, хоть и разбудила меня, на завтраке не появилась. Гарольд, видимо, не врал, когда говорил, что жителей дискритов она за людей не считает. Он и Мэгз начинают нас инструктировать перед первой тренировкой.
- Во-первых, готовиться будете вместе, это не обсуждается, - говорит она, - вы и так довольно холодно друг к другу относитесь, а вам еще некоторое время нужно быть одной командой. Старайтесь ходить везде вместе.
- И не стесняйтесь демонстрировать боевые навыки, - добавляет Хоффман, - я не говорю вам, что нужно вытаскивать все тузы из рукавов, но давайте не будем лицемерить. Все знают, что вас готовили к Играм, не надо это скрывать. Произведите впечатление на других профи, иначе они вас могут попросту не принять к себе, а без припасов вам не выжить. Может, вы умеете орудовать ножом, но могу поспорить – добывать себе пропитание вас не учили, - он выдыхает, - вот, я это сказал. Мэгз, гони мою сотню.
- Поспорили, даст ли он нам хоть один дельный совет? – спрашиваю я.
- И главное, демонстрируйте только ваши навыки обращения с оружием, - как ни в чем не бывало, продолжает она, - вязание узлов, даже ловушки, всем этим ребят из первого и второго не впечатлишь, а вот другие трибуты возьмут на заметку любое ваше качество. Не стоит их недооценивать.
Мы киваем. Это правда, хоть профи чаще всего выигрывают, но ни разу не было такого, что бы они доходили до конца полным составом. Хотя бы один трибут из какого-нибудь захудалого дискрита в итоге развернется на полную катушку, показав всем, где раки зимуют.
Лифт потихоньку спускается вниз, а я, следуя совету Мэгз, несмотря на то, что он мне не по душе, стараюсь растопить лед.
- Как самочувствие? – спрашиваю я Симону.
- Ой, давай я обойдусь без твоей фальшивой заботы, всего-то три дня осталось вытерпеть.
- Понимаю, что был недостаточно вежлив, - не сдаюсь я, - вообще я много чего тебе хотел сказать, да вот только…
- Ага, - отрезает она, - приехали.
Двери лифта открываются, но я задерживаю ее, схватив рукой за плечо.
- Три дня? Так ты оцениваешь свои шансы? – ехидно, без притворства, замечаю я.
- Вот, так ты хоть на себя похож. Пойдем, пора познакомиться с нашими… коллегами.
Но сначала идет инструктаж. Двадцать четыре трибута, мы все встаем вокруг небольшого постамента, стоя на котором наш тренер, смуглая высокая женщина средних лет, рассказывает, какие в тренировочном центре есть отсеки и для чего они нужны. Чего тут только нет: и добрая сотня видов оружия, и тренажерный зал, и десяток инструкторов, у которых можно было бы поучиться вязать узлы, ставить ловушки, да даже узнать, как банальный костер разжечь. Увы, менторы посоветовали сильно всей этой фигней не увлекаться, чтобы не «отбить аппетит» от нас у других профи. Однако, видя сколько полезных навыков тут можно приобрести за три дня, я про себя плюю на совет Мэгз и обещаю себе с завтрашнего дня посетить пару не боевых секций. А для начала начинаю рубить на куски тренировочные манекены вместе с остальными профи. Стараюсь их превзойти в обращении с каким-нибудь видом оружия, но все тщетно, пока не добираюсь до гарпуна. Он не похож на грубые ковырялки, которыми мы отбиваемся от крупной морской живности, иногда подплывающей к судам на опасную близость. Этот прекрасно сбалансирован, а лезвие из крепкого сплава, идеально заточено, да еще и форма такая, что можно наносить чудовищные увечья, а при желании и голову снести. Мог бы поубивать всех прямо сейчас, да вот персонал следит, чтобы мы не подходили друг к другу слишком близко. Парни и девушки из первого и второго тоже пытаются орудовать гарпуном, но быстро возвращаются к копью, которое короче и легче в обращении. Что ж, я их впечатлил. Впечатлила ли Симона?
Ищу ее глазами, но не нахожу в секции с оружием. Какого черта? Вот она, учится маскировать себя и свои пожитки, все лицо измазано краской. Сокрушенно качаю головой. И толку ей давать советы, если она их не слушает. Сказали же, что нужно готовиться вместе и только с оружием. Уже собираюсь подойти, как звенит сигал – пора обедать.
Столовая представляет собой просторное помещение, бедное на украшения и на объекты вообще. С потолка свисает пара огромных люстр, внизу двенадцать небольших столов и один огромный, с которого можно брать еду, какую захочешь. Стол мечты прямо таки.
Когда подхожу к столу и набираю себе в тарелки самые разные блюда, ко мне обращается парень из второго и протягивает руку. Пожимаю не раздумывая.
- Круто ты гарпуном орудуешь, - говорит он.
- А ты двумя ножами. Здорово. Я все время в руках путаюсь.
Он пожимает плечами, однако на лице ни капли скромности, лишь самодовольная ухмылка.
- Подругу твою что-то не было видно, - как бы между прочим замечает он.
- Она еще себя покажет, у нее… свои таланты.
- Пойдем, столы сдвинем. Не хочется кричать друг на друга через весь зал.
- Ага, давай, - стараюсь говорить как можно более раскрепощено, но внутри все сжимается от одной мысли, что с этими здоровяками мне придется сражаться.
Столы оказываются тяжелее, чем мы думали, и приходиться не нести, а тащить их по полу, в то время как они издают ужасный скрип. Остальные трибуты от этого звука недовольно морщатся, и все время смотрят в нашу сторону. Кто-то затыкает уши, но никто не жалуется. Уже нас боятся.
- Я Гай, - наконец представляется парень из дискрита-2, - а это Антоний, Карлия и Присцилла, - девушка из дискрита-1 приветственно кивает.
Жму руку Антонию, который по росту едва ли уступает Великану из дискрита-3, но куда более худой. Выглядит он не таким напыщенным павлином, как Гай – сказываются безупречные манеры человека из первого дискрита.
- Приятно познакомится, - говорю я девушкам.
И опять же, Карлия под стать Гаю, отвечает едкой усмешкой, а обладательница непроизносимого имени, о Господи, выглядим смущенной. Если и она в моем присутствии откажется от обеда, то пора задуматься все ли со мной в порядке.
Симону приветствуют более холодно, надеюсь, она теперь поймет, какой промах допустила, проигнорировав оружие, и забьет тревогу, иначе рискует оказаться за порогом нашей компании. Себе-то я уже место застолбил, без сомнения. И чего я о ней пекусь? Одной проблемой будет меньше. Характер у госпожи Венс тот еще, а идти ей на попятную надоело.
По крайней мере, между мной и остальными лед вскоре таит, потому что следующие два дня мы вовсю рассказываем друг другу о жизни в своих дискритах, о том кто где учиться, работает, как готовился, что чувствовал на Жатве…
- А чего ты как пришибленный вышел? – спрашивает меня Гай, попутно поднимая гантели.
- Хотел… - тяжело говорить, когда поднимаешь штангу, переоценив перед этим собственные возможности, - хотел показаться беззащитным, что бы… - продолжаю врать я, - меня не воспринимали всерьез. Фух, как слона поднял.
- Тогда чего ты это сейчас нам рассказываешь? – спрашивает Антоний, подтягиваясь на перекладине неподалеку.
- Дружище Антоний, он имел в виду этих чахлых неудачников, - гордо произносит Гай.
Раздается стук. Слепой парень из дискрита-10 слегка ударил тростью о пол.
- Я, между прочим, все слышу и мне очень даже обидно, - говорит он неожиданно хриплым, низким голосом.
Вижу, как напряглись мои союзники, и стараюсь разрядить обстановку.
- Мы не имели ввиду тебя, - я поднимаю руки в знак перемирия, но потом вспоминаю, что он их не увидит, - он про наших девчонок, они такие неряхи, - выдавливаю из себя смешок.
Смотрю на парня, а он уже ушел в себя. Я заметил, что он ничего не делает во время тренировок, просто сидит и как будто пялится в одну точку. Скорее всего, уже сдался. Только в его присутствии мне все равно не по себе, уж больно он похож на призрака со своей повязкой, стучащей тростью и бледной кожей. Ничего, на арене без глаз и часа не протянет. А что до остальных…
Гай на самом деле не врал, тут кроме нас пятерых мало кто мог чем-нибудь впечатлить. Великан, вместо того, что бы таскать тяжести или размахивать молотом, сидит со своей миниатюрной, по сравнению с ним, спутницей из третьего дискрита и пытается вязать узлы своими толстенными пальцами, что ему естественно не удается. Девушка из дискрита-6 уделала всех во время беговых упражнений, что на коротких, что на длинных дистанциях. Она умудрилась обогнать даже Антония, который был чемпионом по легкой атлетике у себя в дискрите. На этот счет он точно не врал – привез с собой золотую медаль как талисман. Всерьез обидевшись, Антоний пообещал девушке, что лично найдет ее на арене, догонит и разделается. Та пропускает угрозу мимо ушей, и зря – профи свое дело знают. Доброволец из седьмого, шутя, прошел все устные тесты, однако как только дело доходило до физических упражнений, он быстро выдыхался и шел искать занятие полегче. Надо бы спровоцировать его на откровения, парень хоть и дурак, что вызвался добровольцем, но сделал это явно неспроста. Парочка «ежей» из девятого все такие же веселые со своими прическами, которые стилисты решили не исправлять. Вот и все. Остальные бедняги по первому прогнозу уже обречены погибнуть в первый день. Но это только так кажется. Уверен, на самом деле кто-то специально держится в тени, дабы не раскрывать свои способности. Думают, мы их спишем со счетов, а после индивидуальных показов они набьют себе цену. По мне так это глупость, распорядители с первого дня за нами наблюдают, удобно расположившись на высоком балконе. Пусть уже сейчас делают выводы, меньше придется напрягаться в последний день, ведь к тому времени эти знатные господа порядком утомятся на нас смотреть.
Симона к концу второго дня продолжает избегать общения со всеми, кроме меня, да и со мной ведет себя холодно. По прежнему она проводит кучу времени где попало, лишь бы не в оружейной секции, только теперь я иногда составляю ей компанию, сам желая научиться чему-нибудь прикладному. Определенная польза действительно есть – меня успели научить разводить костер, ориентироваться на местности, что еще раз доказывает мастерство капитолийских инструкторов, ведь самой «местности» в тренировочном центре нет. Стараюсь уговорить Симону пойти поупражняться с ножом или копьем, но она отнекивается.
- Может быть, скажешь, почему ты избегаешь брать в руки оружие? – спрашиваю я ее, когда мы поднимаемся к себе на этаж в конце второго дня тренировок, - и ни с кем не общаешься?
- Тебе не наплевать? – вяло отвечает она.
- Мне на всех тут наплевать, просто ты ведешь себя… нелогично.
- Ясно, ищешь подвох, - в какой-то момент кажется, будто в ее голосе слышны нотки разочарования, - разгадка проще, чем ты думаешь.
Лифт останавливается на нашем этаже, и мы направляемся к своим номерам. Она задерживается в дверях и, склонив голову набок, продолжает:
- Я не смогу взять в руки что-то острое или тяжелое, а потом… - Симона махает рукой, - ты меня понял. Кровь, брызги во все стороны… я этого не выдержу, не настолько стальные нервы. А сохранить рассудок ой как хочется.
- Ты отказываешься убивать? – не понимаю я.
- Нет, конечно нет. Отказываюсь делать это своими руками. Когда окажемся на арене, ты и сам все поймешь.
Кажется, будто сейчас она улыбнется, но на ее лице все тот же усталый вид.
- Хорошо, проехали. Только зачем отстраняться от остальных профи? Мне ничего доказывать не надо, но нужно завоевать их доверие!
Симона Венс прикрывает глаза и устало вздыхает.
- Знаешь, мне тоже плевать на остальных, - говорит она, - вот только в отличие от тебя я смогла остаться собой, а ты нет. Спокойной ночи, Джеймс.
Дверь захлопывается.
Выхода нет, Айрис Окхарт не тот человек, который терпит возражения.
Немного обидно жить в таком высоком здании (хотя с небоскребами центра города не сравнишь, но все же) и только на четвертом этаже. Надо попробовать заглянуть на крышу, вдруг это не запрещено.
Завтракаем мы на своем этаже, а вот обедать придется уже вместе с другими трибутами. Команда подготовки на время потеряла к нам с Симоной интерес и обсуждает совершенно чуждые нам проблемы. Айрис, хоть и разбудила меня, на завтраке не появилась. Гарольд, видимо, не врал, когда говорил, что жителей дискритов она за людей не считает. Он и Мэгз начинают нас инструктировать перед первой тренировкой.
- Во-первых, готовиться будете вместе, это не обсуждается, - говорит она, - вы и так довольно холодно друг к другу относитесь, а вам еще некоторое время нужно быть одной командой. Старайтесь ходить везде вместе.
- И не стесняйтесь демонстрировать боевые навыки, - добавляет Хоффман, - я не говорю вам, что нужно вытаскивать все тузы из рукавов, но давайте не будем лицемерить. Все знают, что вас готовили к Играм, не надо это скрывать. Произведите впечатление на других профи, иначе они вас могут попросту не принять к себе, а без припасов вам не выжить. Может, вы умеете орудовать ножом, но могу поспорить – добывать себе пропитание вас не учили, - он выдыхает, - вот, я это сказал. Мэгз, гони мою сотню.
- Поспорили, даст ли он нам хоть один дельный совет? – спрашиваю я.
- И главное, демонстрируйте только ваши навыки обращения с оружием, - как ни в чем не бывало, продолжает она, - вязание узлов, даже ловушки, всем этим ребят из первого и второго не впечатлишь, а вот другие трибуты возьмут на заметку любое ваше качество. Не стоит их недооценивать.
Мы киваем. Это правда, хоть профи чаще всего выигрывают, но ни разу не было такого, что бы они доходили до конца полным составом. Хотя бы один трибут из какого-нибудь захудалого дискрита в итоге развернется на полную катушку, показав всем, где раки зимуют.
Лифт потихоньку спускается вниз, а я, следуя совету Мэгз, несмотря на то, что он мне не по душе, стараюсь растопить лед.
- Как самочувствие? – спрашиваю я Симону.
- Ой, давай я обойдусь без твоей фальшивой заботы, всего-то три дня осталось вытерпеть.
- Понимаю, что был недостаточно вежлив, - не сдаюсь я, - вообще я много чего тебе хотел сказать, да вот только…
- Ага, - отрезает она, - приехали.
Двери лифта открываются, но я задерживаю ее, схватив рукой за плечо.
- Три дня? Так ты оцениваешь свои шансы? – ехидно, без притворства, замечаю я.
- Вот, так ты хоть на себя похож. Пойдем, пора познакомиться с нашими… коллегами.
Но сначала идет инструктаж. Двадцать четыре трибута, мы все встаем вокруг небольшого постамента, стоя на котором наш тренер, смуглая высокая женщина средних лет, рассказывает, какие в тренировочном центре есть отсеки и для чего они нужны. Чего тут только нет: и добрая сотня видов оружия, и тренажерный зал, и десяток инструкторов, у которых можно было бы поучиться вязать узлы, ставить ловушки, да даже узнать, как банальный костер разжечь. Увы, менторы посоветовали сильно всей этой фигней не увлекаться, чтобы не «отбить аппетит» от нас у других профи. Однако, видя сколько полезных навыков тут можно приобрести за три дня, я про себя плюю на совет Мэгз и обещаю себе с завтрашнего дня посетить пару не боевых секций. А для начала начинаю рубить на куски тренировочные манекены вместе с остальными профи. Стараюсь их превзойти в обращении с каким-нибудь видом оружия, но все тщетно, пока не добираюсь до гарпуна. Он не похож на грубые ковырялки, которыми мы отбиваемся от крупной морской живности, иногда подплывающей к судам на опасную близость. Этот прекрасно сбалансирован, а лезвие из крепкого сплава, идеально заточено, да еще и форма такая, что можно наносить чудовищные увечья, а при желании и голову снести. Мог бы поубивать всех прямо сейчас, да вот персонал следит, чтобы мы не подходили друг к другу слишком близко. Парни и девушки из первого и второго тоже пытаются орудовать гарпуном, но быстро возвращаются к копью, которое короче и легче в обращении. Что ж, я их впечатлил. Впечатлила ли Симона?
Ищу ее глазами, но не нахожу в секции с оружием. Какого черта? Вот она, учится маскировать себя и свои пожитки, все лицо измазано краской. Сокрушенно качаю головой. И толку ей давать советы, если она их не слушает. Сказали же, что нужно готовиться вместе и только с оружием. Уже собираюсь подойти, как звенит сигал – пора обедать.
Столовая представляет собой просторное помещение, бедное на украшения и на объекты вообще. С потолка свисает пара огромных люстр, внизу двенадцать небольших столов и один огромный, с которого можно брать еду, какую захочешь. Стол мечты прямо таки.
Когда подхожу к столу и набираю себе в тарелки самые разные блюда, ко мне обращается парень из второго и протягивает руку. Пожимаю не раздумывая.
- Круто ты гарпуном орудуешь, - говорит он.
- А ты двумя ножами. Здорово. Я все время в руках путаюсь.
Он пожимает плечами, однако на лице ни капли скромности, лишь самодовольная ухмылка.
- Подругу твою что-то не было видно, - как бы между прочим замечает он.
- Она еще себя покажет, у нее… свои таланты.
- Пойдем, столы сдвинем. Не хочется кричать друг на друга через весь зал.
- Ага, давай, - стараюсь говорить как можно более раскрепощено, но внутри все сжимается от одной мысли, что с этими здоровяками мне придется сражаться.
Столы оказываются тяжелее, чем мы думали, и приходиться не нести, а тащить их по полу, в то время как они издают ужасный скрип. Остальные трибуты от этого звука недовольно морщатся, и все время смотрят в нашу сторону. Кто-то затыкает уши, но никто не жалуется. Уже нас боятся.
- Я Гай, - наконец представляется парень из дискрита-2, - а это Антоний, Карлия и Присцилла, - девушка из дискрита-1 приветственно кивает.
Жму руку Антонию, который по росту едва ли уступает Великану из дискрита-3, но куда более худой. Выглядит он не таким напыщенным павлином, как Гай – сказываются безупречные манеры человека из первого дискрита.
- Приятно познакомится, - говорю я девушкам.
И опять же, Карлия под стать Гаю, отвечает едкой усмешкой, а обладательница непроизносимого имени, о Господи, выглядим смущенной. Если и она в моем присутствии откажется от обеда, то пора задуматься все ли со мной в порядке.
Симону приветствуют более холодно, надеюсь, она теперь поймет, какой промах допустила, проигнорировав оружие, и забьет тревогу, иначе рискует оказаться за порогом нашей компании. Себе-то я уже место застолбил, без сомнения. И чего я о ней пекусь? Одной проблемой будет меньше. Характер у госпожи Венс тот еще, а идти ей на попятную надоело.
По крайней мере, между мной и остальными лед вскоре таит, потому что следующие два дня мы вовсю рассказываем друг другу о жизни в своих дискритах, о том кто где учиться, работает, как готовился, что чувствовал на Жатве…
- А чего ты как пришибленный вышел? – спрашивает меня Гай, попутно поднимая гантели.
- Хотел… - тяжело говорить, когда поднимаешь штангу, переоценив перед этим собственные возможности, - хотел показаться беззащитным, что бы… - продолжаю врать я, - меня не воспринимали всерьез. Фух, как слона поднял.
- Тогда чего ты это сейчас нам рассказываешь? – спрашивает Антоний, подтягиваясь на перекладине неподалеку.
- Дружище Антоний, он имел в виду этих чахлых неудачников, - гордо произносит Гай.
Раздается стук. Слепой парень из дискрита-10 слегка ударил тростью о пол.
- Я, между прочим, все слышу и мне очень даже обидно, - говорит он неожиданно хриплым, низким голосом.
Вижу, как напряглись мои союзники, и стараюсь разрядить обстановку.
- Мы не имели ввиду тебя, - я поднимаю руки в знак перемирия, но потом вспоминаю, что он их не увидит, - он про наших девчонок, они такие неряхи, - выдавливаю из себя смешок.
Смотрю на парня, а он уже ушел в себя. Я заметил, что он ничего не делает во время тренировок, просто сидит и как будто пялится в одну точку. Скорее всего, уже сдался. Только в его присутствии мне все равно не по себе, уж больно он похож на призрака со своей повязкой, стучащей тростью и бледной кожей. Ничего, на арене без глаз и часа не протянет. А что до остальных…
Гай на самом деле не врал, тут кроме нас пятерых мало кто мог чем-нибудь впечатлить. Великан, вместо того, что бы таскать тяжести или размахивать молотом, сидит со своей миниатюрной, по сравнению с ним, спутницей из третьего дискрита и пытается вязать узлы своими толстенными пальцами, что ему естественно не удается. Девушка из дискрита-6 уделала всех во время беговых упражнений, что на коротких, что на длинных дистанциях. Она умудрилась обогнать даже Антония, который был чемпионом по легкой атлетике у себя в дискрите. На этот счет он точно не врал – привез с собой золотую медаль как талисман. Всерьез обидевшись, Антоний пообещал девушке, что лично найдет ее на арене, догонит и разделается. Та пропускает угрозу мимо ушей, и зря – профи свое дело знают. Доброволец из седьмого, шутя, прошел все устные тесты, однако как только дело доходило до физических упражнений, он быстро выдыхался и шел искать занятие полегче. Надо бы спровоцировать его на откровения, парень хоть и дурак, что вызвался добровольцем, но сделал это явно неспроста. Парочка «ежей» из девятого все такие же веселые со своими прическами, которые стилисты решили не исправлять. Вот и все. Остальные бедняги по первому прогнозу уже обречены погибнуть в первый день. Но это только так кажется. Уверен, на самом деле кто-то специально держится в тени, дабы не раскрывать свои способности. Думают, мы их спишем со счетов, а после индивидуальных показов они набьют себе цену. По мне так это глупость, распорядители с первого дня за нами наблюдают, удобно расположившись на высоком балконе. Пусть уже сейчас делают выводы, меньше придется напрягаться в последний день, ведь к тому времени эти знатные господа порядком утомятся на нас смотреть.
Симона к концу второго дня продолжает избегать общения со всеми, кроме меня, да и со мной ведет себя холодно. По прежнему она проводит кучу времени где попало, лишь бы не в оружейной секции, только теперь я иногда составляю ей компанию, сам желая научиться чему-нибудь прикладному. Определенная польза действительно есть – меня успели научить разводить костер, ориентироваться на местности, что еще раз доказывает мастерство капитолийских инструкторов, ведь самой «местности» в тренировочном центре нет. Стараюсь уговорить Симону пойти поупражняться с ножом или копьем, но она отнекивается.
- Может быть, скажешь, почему ты избегаешь брать в руки оружие? – спрашиваю я ее, когда мы поднимаемся к себе на этаж в конце второго дня тренировок, - и ни с кем не общаешься?
- Тебе не наплевать? – вяло отвечает она.
- Мне на всех тут наплевать, просто ты ведешь себя… нелогично.
- Ясно, ищешь подвох, - в какой-то момент кажется, будто в ее голосе слышны нотки разочарования, - разгадка проще, чем ты думаешь.
Лифт останавливается на нашем этаже, и мы направляемся к своим номерам. Она задерживается в дверях и, склонив голову набок, продолжает:
- Я не смогу взять в руки что-то острое или тяжелое, а потом… - Симона махает рукой, - ты меня понял. Кровь, брызги во все стороны… я этого не выдержу, не настолько стальные нервы. А сохранить рассудок ой как хочется.
- Ты отказываешься убивать? – не понимаю я.
- Нет, конечно нет. Отказываюсь делать это своими руками. Когда окажемся на арене, ты и сам все поймешь.
Кажется, будто сейчас она улыбнется, но на ее лице все тот же усталый вид.
- Хорошо, проехали. Только зачем отстраняться от остальных профи? Мне ничего доказывать не надо, но нужно завоевать их доверие!
Симона Венс прикрывает глаза и устало вздыхает.
- Знаешь, мне тоже плевать на остальных, - говорит она, - вот только в отличие от тебя я смогла остаться собой, а ты нет. Спокойной ночи, Джеймс.
Дверь захлопывается.
Глава 6
В последний день тренировок я стараюсь сильно не напрягаться, а то еще свалюсь без сил на индивидуальном показе. Остальные профи того же мнения, потому и решили придти с опозданием на три часа, дав себе выспаться. Только Антоний до сих пор держит планку и загоняет себя как в первый день. Такое упорство до добра его не доведет. Сложно сказать, оказывает ли он на меня хоть какое-то влияние, зато среди остальных он стал неформальным лидером. Не только потому, что тренируется за двоих или хорош собой. Антоний обладает харизмой, достаточной, чтобы его слушались потенциальные соперники.
- С добрым утречком, Джей! – окликает он меня, не отрываясь от кромсания топором манекена.
- С добрым, Ант!
Скоро обед, к которому должны прибыть Гай, Карлия и Присцилла, а пока я решаю подкопаться к парню из дискрита-7, тому, который вызвался добровольцем, будучи тем еще чахликом.
Вот и он, сидит на перекладине, качая ногами. Сегодня просто день лентяя какой-то!
- Что ты тут делаешь? – спрашиваю я его.
- Так и хочется ответить, что сижу на перекладине, но уверен – тебя интересует другое. Не поленился запомнить кто тут доброволец?
Он спрыгивает с насиженного места, неудачно приземляется и отшибает себе ногу. При этом старается выглядеть как ни в чем не бывало.
- Твое выступление трудно забыть, - говорю я, скрестив руки на груди.
- Очень даже просто, - огрызается он, взбешенный неудачным падением, - спорим, ты даже не знаешь всех тут по именам?
- Да, помню только тех, с кем вынужден вежливо общаться. Остальным даю прозвища.
- И какое же мое? – недоверчиво спрашивает он.
- Никакое. По мне так ты не рыба, не мясо. Прозвище нужно заслужить. Так что ты тут делаешь? Почему, такой как ты вызвался добровольцем?
- Может я альтруист.
- Альтруист? То есть добряк? Не верю, по тебе видно какой ты говнюк. Не обижайся, я не только по внешности сужу.
- Никто у нас не любит Голодные Игры. Все их ненавидят, а я к ним отвращения не испытываю. Увлекаюсь с детства, наизусть знаю правила, чемпионов. Потом, когда этого оказалось мало, стал копать глубже, узнавал, как проводятся процедура подготовки, мероприятия, по каким критериям ставят баллы после смотров.
- Так фанатеешь с Игр, что решил сам побывать в шкуре трибута? – удивляюсь я. Если это так, то он ненормальный.
- Нет, увлеченность давно пропала. Копания сменились анализом, ты понимаешь? Все говорят, что в игре без правил ничего предсказать нельзя, так? – парень стал говорить очень быстро, - Но сам подумай… каждый год состав профи одинаковый, каждый год кто-то из простых трибутов оказывается ловчее и хитрее вашей своры. И таких примеров гораздо больше, чем ты думаешь, а сложив их вместе, - он стукает кулаком о ладонь, - можно вывести формулу успеха! Достаточно просто придерживаться ее и победа в кармане. Как только я довел свою формулу до ума, то решил – зачем ждать?
- Ты идиот, - говорю я абсолютную правду, - нельзя победить, просто потому, что ты знаешь как это сделать. У тебя сил не хватит.
- Думаешь, я решился бы пойти, не будь целиком уверен в собственном успехе?
- Ты, конечно, в нем уверен, а меня убедить не смог…
- После индивидуальных смотров мне поставят шестерку, - говорит он.
- Почему не двенадцать? – усмехаюсь я, - С формулой успеха можно было бы и максимальный балл получить.
- Просто посмотри. Когда мне поставят шестерку, сомнений у тебя поубавится, и вы примете меня к себе.
- И это твой план? Навязать себя нам?
- Симона Венс, кажется, пробудет с вами недолго. Я за вами внимательно наблюдал, понимаю, что к чему.
- Значит, ты плохо смотрел, - безмятежным голосом отвечаю я, - ни за что мы не возьмем тебя к себе, Умник. Если твоя формула строилась на этом моменте, стоит задуматься.
Оставляя собеседника с новоприобретенным прозвищем и в раздумьях, отправляюсь за обеденный стол. За ним уже устроились мои напарники из первого и второго, Симоны опять нет. Где ее черти носят?
- Твоей подруги снова нет, - замечает Гай.
- Ей нездоровится… скорее всего, - неуверенно отвечаю я.
- К чему весь этот фарс? – обрывает меня Антоний, - за последние дни она никак себя не проявила, всячески избегала нас.
- Мы уже поняли, что она слабачка, - хмыкает Карлия.
- Или же мы ей просто не нужны, а в таком случае и она нам. Не страшно, обойдемся.
- А ей что сказать?
Я думаю, есть ли у нашего кружка обряд исключения? Было бы забавно. Однако от мысли, что придется предавать Симону на душе гадко. Успокаиваю себя тем, что в итоге мы все станем врагами.
- Отними факел и скажи, что она самое слабое звено, - язвительно замечает Карлия, - Ничего ей не говори, идиот!
- Карли, успокойся, - вмешивается Присцилла.
Она самая странная из всей четверки – скромная тихоня и одновременно искуснейшая убийца.
- Пускай думает, что она с нами, а когда будем у Рога Изобилия, кто-нибудь из нас избавится от нее, на свой вкус и лад, главное, что бы она не заподозрила заранее. Ты меня понял? – настойчиво обращается Антоний.
- Хо… Хорошо, - я запинаюсь, но делаю вид, что зевнул, - нам ни к чему обуза, понимаю.
- Тогда давайте возьмем еще одного, раз вакансия освободилась, - предлагает Присцилла.
- А кого? – устало спрашивает Гай, - кроме нас достойных бойцов и нету.
- Один из седьмого сам к нам просился, - как бы между прочим говорю я, - спросил у меня сегодня, можно ли. Я отказался, пользы от него будет мало, даже вещи не потаскает.
Все согласно кивают.
- А тот здоровый? – Гай тыкает куриной костью в сторону Великана из третьего.
- Тупой, - фыркает Карлия.
- Тем лучше, - настаивает Гай, - легко будет убедить, а с его габаритами он еще сослужит хорошую службу.
- Не выйдет, - парирую я, - слишком привязан к этой мелкой из своего дискрита, да и детишки из двенадцатого тоже нередко с ним разговаривают. По крайней мере девочка, мальчуган тихий какой-то.
- Больше никого? – спрашивает Антоний. Мы отрицательно машем головами, - ну и черт с ними. Справимся впятером. Так, - он потирает ладони, - до индивидуальных смотров еще часов восемь. Никто не хочет разогреться?
Все отнекиваются и плетутся обратно в номера, кто в душ, кто просто отдохнуть и побездельничать, покуда есть возможность. Я соглашаюсь остаться и поупражняться еще часок-другой, чему Антоний несказанно рад. Правильно, пусть радуется, вдруг тогда не прирежет меня ночью и не выбросит так же, как сделал это с Симоной.
Перед индивидуальными показами мы в последний раз собираемся в тренировочном зале. Инструктор, чье имя я так и не запомнил, благодарит нас за рвение и достойное поведение во время тренировок, однако предпочтения никому не дает. И правильно. Распорядители больше не сидят на своем балкончике, теперь они собрались в другой комнате, где и будут подводить конечные итоги. После наших смотров, конечно.
Антония первым приглашают в зал для индивидуальных показов, и он без тени волнения идет туда вразвалку. Я перекидываюсь с остальными редкими фразами, но разговор не залаживается.
Вскоре Присцилла, Гай и Карлия уходят, а за ними и Великан с девушкой из дискрита-3.
- Что собираешься им показать? – спрашиваю я Симону.
- Ага, щас. Так тебе и рассказала.
- Знаешь, я хотел тебе кое-что сказать…
- Мистер Дориан, проходите, пожалуйста, - доносится голос из динамика.
- Потом, Джей, когда обгоню тебя по баллам.
Неужели она и шутить умеет? Не ожидал от дамы в куске льда.
- И не мечтай, - говорю на прощание и захожу в секцию для смотров.
Распорядители устроились на похожем балкончике, где следили за нами во время тренировок и сейчас попивают вино. Некоторые даже не обратили на меня внимания, некоторые встрепенулись и уперлись в меня пристальным взглядом.
Оглядываю зал: похож на тот, в котором мы занимались, только урезанный по площади, но блоки все те же. Можно даже впечатлить их вязанием узлов, но я откидываю эту мысль и направляюсь к стойке с оружием. Полюбившийся гарпун легко найти, больше него только огромный бердыш, который и поднять-то тяжело, не то, что драться.
С оружием я так свыкся, что оно буквально поет в руках, когда я скачу между манекенами, оставляя за собой их ошметки. Уже не важно, смотрит на меня хоть кто-нибудь, когда я растворяюсь в этом подобии танца. Остается надеяться, что на арене будет подобное оружие, ведь никогда не знаешь наперед, что окажется в Роге, а спонсоры даже фаворитам на оружие практически никогда не раскошеливаются. Надеюсь у меня они будут, а то в критической ситуации не смогу найти воды и пиши пропало.
На смотрах дают пятнадцать минут, но я так перестарался, что выдыхаюсь уже через десять. Стараюсь не показывать усталости и все равно замечаю, что чаще делаю паузы. Когда остается две минуты главный распорядитель останавливает меня:
- Достаточно, мистер Дориан.
- Гарпун положить на место? - вырывается у меня.
Проносятся тихие смешки.
- Не стоит, идите. Можете просто бросить на пол.
Я со всего размаху метаю оружие в один из дальних манекенов и пронзаю его насквозь. Теперь ухожу уже не под смех, а под одобрительные кивки. Ну и кто тут теперь аутсайдер?
Возвращаюсь в отель, где Мэгз, стилисты и их помощники устроили нам очередной праздничный ужин. Навеселе даже Гарольд Хоффман, правда, я уверен, что он не приложил руку к сегодняшнему торжеству. Надеюсь, хоть спонсоров мне нашел. Черт, а если нет? Зная его подход к делу, он мог просто забить на свои обязанности.
- Давайте, рассказывайте, чем вы впечатлили распорядителей? – нетерпеливо спрашивает Мэгз.
Проклятье, теперь раскрывать друг другу карты. Выбора нет, мы пообещали быть дружной командой, надо делать вид, что это так. Не хочется лишний раз видеть расстройства, у самого с каждым днем комок волнения внутри становится все больше.
Симона, как назло, набивает рот едой и мне приходиться говорить первым:
- Смел гарпуном все манекены, а потом зарядил в один напоследок через весь зал, - стараюсь придать лицу гордое выражение, а сам прикусываю язык. Симона игнорировала оружие, вдруг о моих талантах она до сих пор не знала.
- Так это ты там так все разворотил? Я-то думала - это парень из третьего упал нечаянно, - произносит она с сарказмом, и мы смеемся, - поэтому рубить было нечего. Распорядители извинились даже, но ничего, выкрутилась. Смогла поджечь древко какого-то копья, - готов поклясться, что она сейчас подмигнула, - и устроила представление.
Какой же я дурак! Выложил все свое выступление на блюдечке, а она соврала и глазом не моргнув… то есть моргнув, но не суть. Опять обвела меня вокруг пальца, теперь профи трижды пожалеют, что отказались взять ее с собой. Симона еще успеет подпортить нам жизнь на арене.
Айрис Окхарт, явившаяся как гром среди ясного неба велит всем собраться у телевизора и посмотреть на какой балл оценили каждого трибута. Кончено, балл не сильно надежный показатель, выигрывали трибуты, оцененные даже на тройку, и все же будет приятно обогнать соперников в чем-то еще до Игр. Вот бы получить больше, чем Симона.
На экране появляется ухмыляющееся лицо Антония. Десять баллов. Присцилла – восьмерка, Гай – девятка, Карлия – девятка. Ожидаемый результат, профи, могу сказать, положа руку на сердце, еще никогда не лажали на смотрах в плане баллов. Великану дают восьмерку. Уверен, перед распорядителями он откинул свой пацифизм и добротно помахал оружием. Подходит моя очередь и… десятка! Отлично. Симона получает восьмерку и я, улыбаясь, «стреляю» в нее из пальца. Она виду не подает, может оценка ее и вправду не волнует, в любом случае результат хороший. Остальные трибуты до планки профи уже не достают. Только Бегунья, так я прозвал девушку из шестого дискрита, выбивается и получает семь. Интересно, так разогналась, что пробежалась по стенам и потолку? Видя, что она вытворяла на беговых упражнениях, начинаешь в это верить. Умник получает шестерку. Как он и предсказывал! Вот хитрец, стоит начать воспринимать его более серьезно. Далее идут пятерки, четверки, тройки. Слепой парень, похожий на призрак, из дискрита-10 получает от распорядителей пятерку. А он-то как смог их впечатлить? На моей памяти он только сидел на стуле и стучал по полу тростью, потому я ожидал от него максимум единицу. Мальчика из дискрита-12 оценивают так же на пять, девочку на четыре. Программа заканчивается.
- Отличный результат! – изображаю радость и жму руку Симоне. Она тоже меня хвалит, - интересно, как парень из десятого смог обогнать даже некоторых ну… зрячих.
- Тебе стоило с ним чаще говорить, - замечает Симона.
- Считаешь, он развлек распорядителей увлекательной беседой? Или своим «приятным» баритоном сразил всех наповал?
Напарница не отвечает.
- Завтра будем готовить вас к интервью, - говорит Мэгз, - я разбужу Симону, а ты, Джеймс, буди Гарольда. Да-да, именно в таком порядке, - мой ментор фыркает, - сначала подберем для каждого подходящий образ, потом…
- Стальная стерва будет… - перебивает ее Гарольд.
- Мисс Окхарт, вновь спешно нас покинувшая, - продолжает Мэгз, осматривая комнату, - научит вас манерам, ну а под конец будете мерить свои наряды.
Еще один этап закончен. Скоро двадцать четыре бутылки поставят на стойку, а когда одна из них упадет… о Господи, только б не меня, только б не меня.
- С добрым утречком, Джей! – окликает он меня, не отрываясь от кромсания топором манекена.
- С добрым, Ант!
Скоро обед, к которому должны прибыть Гай, Карлия и Присцилла, а пока я решаю подкопаться к парню из дискрита-7, тому, который вызвался добровольцем, будучи тем еще чахликом.
Вот и он, сидит на перекладине, качая ногами. Сегодня просто день лентяя какой-то!
- Что ты тут делаешь? – спрашиваю я его.
- Так и хочется ответить, что сижу на перекладине, но уверен – тебя интересует другое. Не поленился запомнить кто тут доброволец?
Он спрыгивает с насиженного места, неудачно приземляется и отшибает себе ногу. При этом старается выглядеть как ни в чем не бывало.
- Твое выступление трудно забыть, - говорю я, скрестив руки на груди.
- Очень даже просто, - огрызается он, взбешенный неудачным падением, - спорим, ты даже не знаешь всех тут по именам?
- Да, помню только тех, с кем вынужден вежливо общаться. Остальным даю прозвища.
- И какое же мое? – недоверчиво спрашивает он.
- Никакое. По мне так ты не рыба, не мясо. Прозвище нужно заслужить. Так что ты тут делаешь? Почему, такой как ты вызвался добровольцем?
- Может я альтруист.
- Альтруист? То есть добряк? Не верю, по тебе видно какой ты говнюк. Не обижайся, я не только по внешности сужу.
- Никто у нас не любит Голодные Игры. Все их ненавидят, а я к ним отвращения не испытываю. Увлекаюсь с детства, наизусть знаю правила, чемпионов. Потом, когда этого оказалось мало, стал копать глубже, узнавал, как проводятся процедура подготовки, мероприятия, по каким критериям ставят баллы после смотров.
- Так фанатеешь с Игр, что решил сам побывать в шкуре трибута? – удивляюсь я. Если это так, то он ненормальный.
- Нет, увлеченность давно пропала. Копания сменились анализом, ты понимаешь? Все говорят, что в игре без правил ничего предсказать нельзя, так? – парень стал говорить очень быстро, - Но сам подумай… каждый год состав профи одинаковый, каждый год кто-то из простых трибутов оказывается ловчее и хитрее вашей своры. И таких примеров гораздо больше, чем ты думаешь, а сложив их вместе, - он стукает кулаком о ладонь, - можно вывести формулу успеха! Достаточно просто придерживаться ее и победа в кармане. Как только я довел свою формулу до ума, то решил – зачем ждать?
- Ты идиот, - говорю я абсолютную правду, - нельзя победить, просто потому, что ты знаешь как это сделать. У тебя сил не хватит.
- Думаешь, я решился бы пойти, не будь целиком уверен в собственном успехе?
- Ты, конечно, в нем уверен, а меня убедить не смог…
- После индивидуальных смотров мне поставят шестерку, - говорит он.
- Почему не двенадцать? – усмехаюсь я, - С формулой успеха можно было бы и максимальный балл получить.
- Просто посмотри. Когда мне поставят шестерку, сомнений у тебя поубавится, и вы примете меня к себе.
- И это твой план? Навязать себя нам?
- Симона Венс, кажется, пробудет с вами недолго. Я за вами внимательно наблюдал, понимаю, что к чему.
- Значит, ты плохо смотрел, - безмятежным голосом отвечаю я, - ни за что мы не возьмем тебя к себе, Умник. Если твоя формула строилась на этом моменте, стоит задуматься.
Оставляя собеседника с новоприобретенным прозвищем и в раздумьях, отправляюсь за обеденный стол. За ним уже устроились мои напарники из первого и второго, Симоны опять нет. Где ее черти носят?
- Твоей подруги снова нет, - замечает Гай.
- Ей нездоровится… скорее всего, - неуверенно отвечаю я.
- К чему весь этот фарс? – обрывает меня Антоний, - за последние дни она никак себя не проявила, всячески избегала нас.
- Мы уже поняли, что она слабачка, - хмыкает Карлия.
- Или же мы ей просто не нужны, а в таком случае и она нам. Не страшно, обойдемся.
- А ей что сказать?
Я думаю, есть ли у нашего кружка обряд исключения? Было бы забавно. Однако от мысли, что придется предавать Симону на душе гадко. Успокаиваю себя тем, что в итоге мы все станем врагами.
- Отними факел и скажи, что она самое слабое звено, - язвительно замечает Карлия, - Ничего ей не говори, идиот!
- Карли, успокойся, - вмешивается Присцилла.
Она самая странная из всей четверки – скромная тихоня и одновременно искуснейшая убийца.
- Пускай думает, что она с нами, а когда будем у Рога Изобилия, кто-нибудь из нас избавится от нее, на свой вкус и лад, главное, что бы она не заподозрила заранее. Ты меня понял? – настойчиво обращается Антоний.
- Хо… Хорошо, - я запинаюсь, но делаю вид, что зевнул, - нам ни к чему обуза, понимаю.
- Тогда давайте возьмем еще одного, раз вакансия освободилась, - предлагает Присцилла.
- А кого? – устало спрашивает Гай, - кроме нас достойных бойцов и нету.
- Один из седьмого сам к нам просился, - как бы между прочим говорю я, - спросил у меня сегодня, можно ли. Я отказался, пользы от него будет мало, даже вещи не потаскает.
Все согласно кивают.
- А тот здоровый? – Гай тыкает куриной костью в сторону Великана из третьего.
- Тупой, - фыркает Карлия.
- Тем лучше, - настаивает Гай, - легко будет убедить, а с его габаритами он еще сослужит хорошую службу.
- Не выйдет, - парирую я, - слишком привязан к этой мелкой из своего дискрита, да и детишки из двенадцатого тоже нередко с ним разговаривают. По крайней мере девочка, мальчуган тихий какой-то.
- Больше никого? – спрашивает Антоний. Мы отрицательно машем головами, - ну и черт с ними. Справимся впятером. Так, - он потирает ладони, - до индивидуальных смотров еще часов восемь. Никто не хочет разогреться?
Все отнекиваются и плетутся обратно в номера, кто в душ, кто просто отдохнуть и побездельничать, покуда есть возможность. Я соглашаюсь остаться и поупражняться еще часок-другой, чему Антоний несказанно рад. Правильно, пусть радуется, вдруг тогда не прирежет меня ночью и не выбросит так же, как сделал это с Симоной.
Перед индивидуальными показами мы в последний раз собираемся в тренировочном зале. Инструктор, чье имя я так и не запомнил, благодарит нас за рвение и достойное поведение во время тренировок, однако предпочтения никому не дает. И правильно. Распорядители больше не сидят на своем балкончике, теперь они собрались в другой комнате, где и будут подводить конечные итоги. После наших смотров, конечно.
Антония первым приглашают в зал для индивидуальных показов, и он без тени волнения идет туда вразвалку. Я перекидываюсь с остальными редкими фразами, но разговор не залаживается.
Вскоре Присцилла, Гай и Карлия уходят, а за ними и Великан с девушкой из дискрита-3.
- Что собираешься им показать? – спрашиваю я Симону.
- Ага, щас. Так тебе и рассказала.
- Знаешь, я хотел тебе кое-что сказать…
- Мистер Дориан, проходите, пожалуйста, - доносится голос из динамика.
- Потом, Джей, когда обгоню тебя по баллам.
Неужели она и шутить умеет? Не ожидал от дамы в куске льда.
- И не мечтай, - говорю на прощание и захожу в секцию для смотров.
Распорядители устроились на похожем балкончике, где следили за нами во время тренировок и сейчас попивают вино. Некоторые даже не обратили на меня внимания, некоторые встрепенулись и уперлись в меня пристальным взглядом.
Оглядываю зал: похож на тот, в котором мы занимались, только урезанный по площади, но блоки все те же. Можно даже впечатлить их вязанием узлов, но я откидываю эту мысль и направляюсь к стойке с оружием. Полюбившийся гарпун легко найти, больше него только огромный бердыш, который и поднять-то тяжело, не то, что драться.
С оружием я так свыкся, что оно буквально поет в руках, когда я скачу между манекенами, оставляя за собой их ошметки. Уже не важно, смотрит на меня хоть кто-нибудь, когда я растворяюсь в этом подобии танца. Остается надеяться, что на арене будет подобное оружие, ведь никогда не знаешь наперед, что окажется в Роге, а спонсоры даже фаворитам на оружие практически никогда не раскошеливаются. Надеюсь у меня они будут, а то в критической ситуации не смогу найти воды и пиши пропало.
На смотрах дают пятнадцать минут, но я так перестарался, что выдыхаюсь уже через десять. Стараюсь не показывать усталости и все равно замечаю, что чаще делаю паузы. Когда остается две минуты главный распорядитель останавливает меня:
- Достаточно, мистер Дориан.
- Гарпун положить на место? - вырывается у меня.
Проносятся тихие смешки.
- Не стоит, идите. Можете просто бросить на пол.
Я со всего размаху метаю оружие в один из дальних манекенов и пронзаю его насквозь. Теперь ухожу уже не под смех, а под одобрительные кивки. Ну и кто тут теперь аутсайдер?
Возвращаюсь в отель, где Мэгз, стилисты и их помощники устроили нам очередной праздничный ужин. Навеселе даже Гарольд Хоффман, правда, я уверен, что он не приложил руку к сегодняшнему торжеству. Надеюсь, хоть спонсоров мне нашел. Черт, а если нет? Зная его подход к делу, он мог просто забить на свои обязанности.
- Давайте, рассказывайте, чем вы впечатлили распорядителей? – нетерпеливо спрашивает Мэгз.
Проклятье, теперь раскрывать друг другу карты. Выбора нет, мы пообещали быть дружной командой, надо делать вид, что это так. Не хочется лишний раз видеть расстройства, у самого с каждым днем комок волнения внутри становится все больше.
Симона, как назло, набивает рот едой и мне приходиться говорить первым:
- Смел гарпуном все манекены, а потом зарядил в один напоследок через весь зал, - стараюсь придать лицу гордое выражение, а сам прикусываю язык. Симона игнорировала оружие, вдруг о моих талантах она до сих пор не знала.
- Так это ты там так все разворотил? Я-то думала - это парень из третьего упал нечаянно, - произносит она с сарказмом, и мы смеемся, - поэтому рубить было нечего. Распорядители извинились даже, но ничего, выкрутилась. Смогла поджечь древко какого-то копья, - готов поклясться, что она сейчас подмигнула, - и устроила представление.
Какой же я дурак! Выложил все свое выступление на блюдечке, а она соврала и глазом не моргнув… то есть моргнув, но не суть. Опять обвела меня вокруг пальца, теперь профи трижды пожалеют, что отказались взять ее с собой. Симона еще успеет подпортить нам жизнь на арене.
Айрис Окхарт, явившаяся как гром среди ясного неба велит всем собраться у телевизора и посмотреть на какой балл оценили каждого трибута. Кончено, балл не сильно надежный показатель, выигрывали трибуты, оцененные даже на тройку, и все же будет приятно обогнать соперников в чем-то еще до Игр. Вот бы получить больше, чем Симона.
На экране появляется ухмыляющееся лицо Антония. Десять баллов. Присцилла – восьмерка, Гай – девятка, Карлия – девятка. Ожидаемый результат, профи, могу сказать, положа руку на сердце, еще никогда не лажали на смотрах в плане баллов. Великану дают восьмерку. Уверен, перед распорядителями он откинул свой пацифизм и добротно помахал оружием. Подходит моя очередь и… десятка! Отлично. Симона получает восьмерку и я, улыбаясь, «стреляю» в нее из пальца. Она виду не подает, может оценка ее и вправду не волнует, в любом случае результат хороший. Остальные трибуты до планки профи уже не достают. Только Бегунья, так я прозвал девушку из шестого дискрита, выбивается и получает семь. Интересно, так разогналась, что пробежалась по стенам и потолку? Видя, что она вытворяла на беговых упражнениях, начинаешь в это верить. Умник получает шестерку. Как он и предсказывал! Вот хитрец, стоит начать воспринимать его более серьезно. Далее идут пятерки, четверки, тройки. Слепой парень, похожий на призрак, из дискрита-10 получает от распорядителей пятерку. А он-то как смог их впечатлить? На моей памяти он только сидел на стуле и стучал по полу тростью, потому я ожидал от него максимум единицу. Мальчика из дискрита-12 оценивают так же на пять, девочку на четыре. Программа заканчивается.
- Отличный результат! – изображаю радость и жму руку Симоне. Она тоже меня хвалит, - интересно, как парень из десятого смог обогнать даже некоторых ну… зрячих.
- Тебе стоило с ним чаще говорить, - замечает Симона.
- Считаешь, он развлек распорядителей увлекательной беседой? Или своим «приятным» баритоном сразил всех наповал?
Напарница не отвечает.
- Завтра будем готовить вас к интервью, - говорит Мэгз, - я разбужу Симону, а ты, Джеймс, буди Гарольда. Да-да, именно в таком порядке, - мой ментор фыркает, - сначала подберем для каждого подходящий образ, потом…
- Стальная стерва будет… - перебивает ее Гарольд.
- Мисс Окхарт, вновь спешно нас покинувшая, - продолжает Мэгз, осматривая комнату, - научит вас манерам, ну а под конец будете мерить свои наряды.
Еще один этап закончен. Скоро двадцать четыре бутылки поставят на стойку, а когда одна из них упадет… о Господи, только б не меня, только б не меня.
Глава 7
Подобрать себе образ для интервью та еще задачка. Увы, если быть самим собой, то публику не впечатлишь, поэтому приходится цеплять из характера наиболее яркую черту и раздувать до гротеска. Вариант, сперва, кажется безумным, но на деле беспроигрышен – публика восторге от незабываемых образов, а простые люди слишком серые, чтобы быть трибутами Панема. Так думает Капитолий, а его желания для нас закон.
- Машина для убийства? – усталым тоном предлагаем Мэгз.
- Ну нет, - протягиваю я, - тогда надо было с самого начала выставлять меня солдатом, а не древним воином. Нужно что-то менее прямолинейное.
Гарольд, не смотря на все мои старания, не пожелал открывать дверь своего номера. Простоял там все утро, даже грозился вызвать охрану – без толку, никто не отвечает. Через какое-то время я решил, что он мог пойти на встречу со спонсорами и потерял счет времени в хорошей компании. Действительно, будь он у себя, то слал бы меня на все четыре стороны и еще дальше, а не молчал.
Теперь бедной Мэгз приходится работать за двоих. Не уверен, что ей это впервой, учитывая ленивый характер Хоффмана. Раз уж так вышло, то мое утро поспешила занять Айрис, благо с парнями много хлопотать не нужно. Только показала, как правильно улыбаться, выбрала приемлемую походку, объяснила некоторые правила поведения, которые могли показаться плохо воспитанному человеку неочевидными. Последнее было совсем необязательно, но зная отношение Айрис к жителям дискритов, я был не удивлен и тут проявил учтивость, слушая все эти дурацкие наставления. К моей радости она осталась довольна и отпустила к Мэгз, подобрать нужный образ, над которым мы теперь бьемся. Гарольд, тем временем, так и не объявился.
- Тогда буду хмурым таким, мрачным, напущу страху, - приходит мне в голову.
- Увы и ах, мы решили, что это отлично подходит Симоне. Не стоит делать из вас клонов. Легкомысленный и ветреный?
- Да ты издеваешься, - говорю я, стараясь сделать лицо как можно более угрюмым.
- Эх, парни, для меня вы все одинаковые, - с улыбкой произносит Мэгз, - ну почему Гарольд пропал, вы с ним, прости пожалуйста, так похожи и запросто нашли бы подходящее амплуа. Говоришь, выставляли тебя древним воителем… тогда строй из себя старомодного романтика. Говори о высоких идеалах и чести.
- Много чести – убивать маленьких детей.
- Тише ты, - шикает ментор, - в номерах прослушка, между прочим. Выиграешь и наберешь проблем полны карманы. Но идея неплоха, что бы ты там не говорил. Строй из себя человека со строгими принципами, как будто у тебя есть некий кодекс, и ты ему следуешь по жизни. Необязательно иметь, там, исключительно рыцарские порядки, но попробуй казаться таким… - она поднимает ладони вверх, но так и не подбирает нужного слова.
- Я понял. Пойду мерить наряд, вдруг брони в этот раз будет поменьше.
На примерке, наконец, узнаю имя моего стилиста – Мирланда. Не знаю, чего она никак не могла мне представиться, но теперь гораздо легче стало общаться.
По сравнению с моим предыдущим нарядом, нынешний выглядит очень строго. Черный парадный костюм, слева пиджак обволакивает фиолетово-розовая сеть, скорее напоминающая паучью, нежели рыбацкую, шею обвивает шарф, спадающий одним концом на грудь. Мирланда решила, что надевать галстук или бабочку будет слишком тривиально. Я не спорю, потому что когда дело касается одежды, я, как говорится, закрываю глаза и делаю свое дело.
Интервью проводят прямо на центральной площади. Что бы разместить публику, амфитеатром установили кресла и заняли все балконы близлежащих зданий. Заодно осветили все вокруг настолько, что даже глаза слепит, а ведь сейчас уже вечер.
Все трибуты сидят на краю сцены, так что нас будет едва заметно, когда все начнется. Интервью будет идти три минуты, и даже не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны быстро отмучаюсь и пойду отдыхать, с другой боюсь сплоховать, а времени исправится уже не будет.
Вначале Цезарь Фликерман, который уже порядка десяти лет берет интервью у трибутов и является самым известным и успешным шоуменом Панема, разогревает публику самостоятельно. Несколько шуток и дело в шляпе. На сцену приглашают Присциллу. Ее так отшлифовали стилисты, что она выглядит нереально, настолько сильное впечатление получилось произвести. Публика тоже оценила их старания и жарко поприветствовала первую участницу. Присцилла ведет себя очень раскрепощено, то и дело кидает томные взгляды в толпу, отчего та вздыхает. Надо же, я и не знал, что она из любезной скромницы может запросто стать соблазнительницей. Антоний быстро находит с ведущим общий язык, и они вместе начинают глумиться над публикой и над собой, в пределах разумного, конечно. Толпа заливается хохотом. Гай рассказывает о том, как мечтал тут оказаться и пообещал устроить зрителям незабываемое представление на арене. Карлия строит из себя грубиянку, плюющую на правила, которых в Голодных Играх, к слову и так нету. Уверен, ей не нужно стараться для должного эффекта, она почти такая и есть, только тут, на сцене, все возведено в абсолют. Девушка из третьего, не на много старше детей из двенадцатого, говорит, что не боится, когда у нее есть такой большой защитник. Вышедший тремя минутами позже Великан подтверждает ее слова, говоря, что они решили не давать друг друга в обиду. Цезарю хватает тактичности не рушить идиллию, а ведь мог бы и напомнить парню правила, по которым победитель будет только один. Очередь Симоны. Мэгз не соврала насчет выбранного ими образа – моя напарница погружена во мрак и прямо источает холод. Иногда, бросая пронзающие взгляды в толпу, она явно переигрывает, но подобное поведение не успевает надоесть, благо три минуты пролетают быстро. Наступает моя очередь.
Я гордый, старомодный, с кодексом… черт, и как все это надо изображать? На одно перечисление этих придуманных качеств уйдут отведенные мне три минуты.
Неспешно выхожу на центр сцены, резким взмахом руки приветствую публику.
- А, вот и наш воитель! – подлетает ко мне Цезарь. Удивительно, сколько энергии может быть в одном человеке.
- Здравствуйте, - говорю я и киваю в знак приветствия. Ну и клоун из меня получается, а расслабляться уже поздно.
- Итак, Джеймс. Как там поживает ваш дискрит? Сильно отличается тамошняя жизнь от Капитолия?
Интересно, если я начну говорить про голод и нищету, то меня снимут снайперы на крышах?
- Просто прекрасно поживает. Взять вот мисс Венс, - я поворачиваюсь в ее сторону и подмигиваю, - отрадно же видеть, какие прекрасные дамы у нас живут, - тут я, пожалуй, лукавлю. Симона умеет произвести впечатление, но она точно не красавица, - желаю и вам, Цезарь, побывать в наших краях. Насладится видом заката, когда солнце уходит под воду.
- Не сомневаюсь, зрелище впечатляющее. Непременно туда загляну. Вы выглядите очень мужественно, уже выходите в море?
- Да, и очень часто. Знаете, после бесконечных сражений с бушующими водами, боюсь, что Голодные Игры покажутся мне сущим пустяком.
- Понимаю, - кивает Фликерман, - получается, вполне возможно некоторые дары моря, что я ем на ужин, были добыты именно вами?
- Вы бы узнали их по совершенно неприглядному виду. Обычно я ловлю рыбу с таким упорством, что от нее в итоге мало что остается.
- Да? А я-то думал - это повара переусердствовали во время готовки. Спасибо, теперь буду знать, - он похлопывает меня по плечу, звучит сигнал, я отвешиваю поклон публике, и под одобрительный свист возвращаюсь к себе на место.
- Так и хотелось кинуть в тебя помидор, - говорит Симона.
- Ты могла им промахнуться. Лучше бы пристрелила меня своим взглядом. В конце концов, ты у нас теперь красавица, благодаря мне.
Она хочет возразить, но нас заглушает шум толпы, когда девушка из пятого говорит, что всегда мечтала поцеловать Цезаря и тот дает чмокнуть себя в щеку. Необычный подход.
Дальше я стараюсь отвлечься и лишь одним глазом слежу за интервью, а сам думаю только о том, что осталось меньше двух дней. Парень из седьмого, который все бахвалился своим секретом успеха, провалился. Он старался быть тем, кем ни в коем случае быть нельзя – обычным человеком, самим собой. Цезарь старался его расшевелить, но бесполезно, этот парень совершенно не представляет, как преподнести себя капитолийским жителям. Вот так, дружок. Не стоит себя переоценивать, говорил же я тебе, что недостаточно вызубрить правила игры, что бы в ней победить.
Слепой парень из дискрита-10 – это что-то с чем-то. Симона, конечно, шутила тогда, когда говорила, мол, он развлек распорядителей беседой, но тут, с Цезарем это и происходит. Со стороны кажется, что это просто два друга встретились на улице и теперь сидят себе, болтают. Даже Фликерман сейчас не старается работать на публику, она позабыта, но совсем этим не расстроена. Посочувствовали, видать. Одиннадцатый и двенадцатый ничем особо не выделились, поэтому после окончания последнего интервью никакой феерии не наблюдается, так, немного шума, немного оваций. Звездами сегодняшнего представления, как это часто бывает, стали трибуты первого дискрита.
Последний ужин в отеле проходит не столь тожественно, как обычно и неудивительно – нервы у всех на пределе, скоро общие старания нашей команды или пойдут прахом или же их имена будут помнить вечно.
- Гарольда нашли? – с надеждой спрашиваю я.
- Нет, к сожалению, - сочувственно говорит Мэгз, - он, конечно, вечно ходит себе на уме, но все равно на него не похоже.
- А как же спонсоры? Мне теперь придется без них обходиться?
- Не волнуйся на этот счет, я с завтрашнего дня пойду искать для тебя спонсоров. У Симоны их и так уже достаточно, - тут она понимает, что хватила лишнего, - даже если не найду, не все потеряно. Хорошо проявишь себя на арене, и спонсоры сами будут приходить ко мне.
- Если мой ментор не соблаговолит к тому времени появиться.
- Завтра объявлю его в розыск, - обещает Мэгз, - надеюсь, он просто дурачится, вдруг с ним на самом деле случилась беда.
Когда до Игр остается двенадцать часов, я все еще не могу заставить себя заснуть. Сижу в номере, прижавшись к стенке и кидая мячик-попрыгун о другую. Не расслабляет, но притупляет волнение, упорядочивает хаос, творящийся сейчас в голове. Кто-то стучит в дверь.
- Тоже не спится? – с порога спрашивает Симона, - пойдем на крышу. Мэгз сказала, что туда можно ходить. Сейчас внизу праздник, вроде бы карнавал.
- Я вообще-то как раз собирался ложиться, - стараюсь изобразить усталый тон.
- Да брось, не будь таким занудой, - она хватает меня за руку и буквально вытаскивает за порог, - когда еще сможем увидеть такую красоту?
Действительно, когда? Скорее всего - никогда. На Жатве я чувствовал себя обреченно, в тренировочном центре приободрился, сейчас даже не знаю… никогда по-настоящему не оценивал свои шансы. Самое время.
Мы выходим на крышу, и сразу же нас обдает вечерней прохладой. Внизу играет музыка, и люди, кажется, танцуют и празднуют. За последние дни я успел проникнуться сильной неприязнью к Капитолию и его отношением даже не к самим Играм, а к нам, трибутам. В их глазах мы игрушки, которые могут радовать, но быстро забываются. Если такую игрушку сломать, то не страшно, не обидно. Всегда можно купить новую, даже точно такую же. Больше стараюсь не смотреть на людей внизу и оглядываю сам город. Прекрасное место, чтобы умереть, жаль арена и отдаленно не будет напоминать величественный Капитолий.
Так кого мне стоит опасаться? Симону? Кидаю взгляд в ее сторону. Это вряд ли, уверен, мы даже не успеем пересечься. Игры, на которых в конце выживает пара трибутов из одного дискрита, случаются крайне не часто. Вот профи – это угроза. Как только наш некрепкий альянс распадется, а такое может произойти в любой момент, то с ними будет справиться практически невозможно. Остальные трибуты, даже Великан, не кажутся и вдвое менее опасными, чем они. И, кончено, арена сама по себе враг: ядовитые растения, хищные звери, природные катаклизмы, устраиваемые распорядителями, губят участников из года в год.
Тут меня осеняет – я ведь забыл сказать Симоне, что профи решили ее прикончить! Она дала понять, что мы враги, но и врага можно уважать.
- Послушай, мне нужно тебе кое-что сказать…
- Не лучшее время для признаний в любви! – произносит за моей спиной веселый голос. Антоний.
Остальных с ним нету, он пришел только с откупоренной бутылкой непонятного напитка и кастрюлей, доверху набитой фруктами.
- Простите, корзиночки для настоящего пикника найти не смог. Решил выпить за наш союз, да только боюсь глотать больше одного стакана этой бурты. Не хватало явиться на арену нетрезвым! – он громко хохочет, в то время как Симона берет у него кастрюлю и кладет на землю.
Антоний пришел сюда не случайно. Понял, поганец, что я не смогу держать в себе и все расскажу напарнице. Теперь он будет вести себя со мной осторожнее, а мне это ой как не на руку. Враждебности своей Антоний не показывает, даже наоборот, дружелюбен и к моему удивлению у нас налаживается беседа. Видимо, спиртное дало о себе знать, и я ослабил бдительность. Необщительную Симону напиток тоже заставил разговориться. Какое-то время мы не обращаем внимания на мир вокруг нас, а когда наедаемся до отвала, оказывается, что не мы одни любители ночных бдений. Девушка из дискрита-8 улеглась прямо на перегородке у края крыши, подкидывает в воздух виноградины и ловит их ртом, не обращая на нас никакого внимания. Парня-Призрака из десятого не видно, пока он сам не выдает свое присутствие, начав постукивать тростью. Сидел все время в тени на другом краю крыши.
- Наслаждаешься видом? – спрашиваю я.
- Шутку понял – смешно, - отвечает слепой парень своим жутким, хрипящим голосом, хотя готов поклясться, что на интервью слушать его было приятно, - решил выйти подышать. Воздух тут чище, чем внутри.
- Воздух чище, - фыркает Антоний, - так ты себя утешаешь? Скажи, каково это, знать, что тебе осталось жить считанные часы? Завтра ты издашь свой последний вздох.
Парень-Призрак улыбается и ковыляет прямо к вспылившему трибуту. Подходит почти в упор и «смотрит» ему прямо в глаза. На лице Антония тоже расплывается улыбка, но она быстро пропадает, когда слепой парень говорит своим замогильным голосом:
- Скажи, ты так уверен в этом?
И уходит.
- Машина для убийства? – усталым тоном предлагаем Мэгз.
- Ну нет, - протягиваю я, - тогда надо было с самого начала выставлять меня солдатом, а не древним воином. Нужно что-то менее прямолинейное.
Гарольд, не смотря на все мои старания, не пожелал открывать дверь своего номера. Простоял там все утро, даже грозился вызвать охрану – без толку, никто не отвечает. Через какое-то время я решил, что он мог пойти на встречу со спонсорами и потерял счет времени в хорошей компании. Действительно, будь он у себя, то слал бы меня на все четыре стороны и еще дальше, а не молчал.
Теперь бедной Мэгз приходится работать за двоих. Не уверен, что ей это впервой, учитывая ленивый характер Хоффмана. Раз уж так вышло, то мое утро поспешила занять Айрис, благо с парнями много хлопотать не нужно. Только показала, как правильно улыбаться, выбрала приемлемую походку, объяснила некоторые правила поведения, которые могли показаться плохо воспитанному человеку неочевидными. Последнее было совсем необязательно, но зная отношение Айрис к жителям дискритов, я был не удивлен и тут проявил учтивость, слушая все эти дурацкие наставления. К моей радости она осталась довольна и отпустила к Мэгз, подобрать нужный образ, над которым мы теперь бьемся. Гарольд, тем временем, так и не объявился.
- Тогда буду хмурым таким, мрачным, напущу страху, - приходит мне в голову.
- Увы и ах, мы решили, что это отлично подходит Симоне. Не стоит делать из вас клонов. Легкомысленный и ветреный?
- Да ты издеваешься, - говорю я, стараясь сделать лицо как можно более угрюмым.
- Эх, парни, для меня вы все одинаковые, - с улыбкой произносит Мэгз, - ну почему Гарольд пропал, вы с ним, прости пожалуйста, так похожи и запросто нашли бы подходящее амплуа. Говоришь, выставляли тебя древним воителем… тогда строй из себя старомодного романтика. Говори о высоких идеалах и чести.
- Много чести – убивать маленьких детей.
- Тише ты, - шикает ментор, - в номерах прослушка, между прочим. Выиграешь и наберешь проблем полны карманы. Но идея неплоха, что бы ты там не говорил. Строй из себя человека со строгими принципами, как будто у тебя есть некий кодекс, и ты ему следуешь по жизни. Необязательно иметь, там, исключительно рыцарские порядки, но попробуй казаться таким… - она поднимает ладони вверх, но так и не подбирает нужного слова.
- Я понял. Пойду мерить наряд, вдруг брони в этот раз будет поменьше.
На примерке, наконец, узнаю имя моего стилиста – Мирланда. Не знаю, чего она никак не могла мне представиться, но теперь гораздо легче стало общаться.
По сравнению с моим предыдущим нарядом, нынешний выглядит очень строго. Черный парадный костюм, слева пиджак обволакивает фиолетово-розовая сеть, скорее напоминающая паучью, нежели рыбацкую, шею обвивает шарф, спадающий одним концом на грудь. Мирланда решила, что надевать галстук или бабочку будет слишком тривиально. Я не спорю, потому что когда дело касается одежды, я, как говорится, закрываю глаза и делаю свое дело.
Интервью проводят прямо на центральной площади. Что бы разместить публику, амфитеатром установили кресла и заняли все балконы близлежащих зданий. Заодно осветили все вокруг настолько, что даже глаза слепит, а ведь сейчас уже вечер.
Все трибуты сидят на краю сцены, так что нас будет едва заметно, когда все начнется. Интервью будет идти три минуты, и даже не знаю, хорошо это или плохо. С одной стороны быстро отмучаюсь и пойду отдыхать, с другой боюсь сплоховать, а времени исправится уже не будет.
Вначале Цезарь Фликерман, который уже порядка десяти лет берет интервью у трибутов и является самым известным и успешным шоуменом Панема, разогревает публику самостоятельно. Несколько шуток и дело в шляпе. На сцену приглашают Присциллу. Ее так отшлифовали стилисты, что она выглядит нереально, настолько сильное впечатление получилось произвести. Публика тоже оценила их старания и жарко поприветствовала первую участницу. Присцилла ведет себя очень раскрепощено, то и дело кидает томные взгляды в толпу, отчего та вздыхает. Надо же, я и не знал, что она из любезной скромницы может запросто стать соблазнительницей. Антоний быстро находит с ведущим общий язык, и они вместе начинают глумиться над публикой и над собой, в пределах разумного, конечно. Толпа заливается хохотом. Гай рассказывает о том, как мечтал тут оказаться и пообещал устроить зрителям незабываемое представление на арене. Карлия строит из себя грубиянку, плюющую на правила, которых в Голодных Играх, к слову и так нету. Уверен, ей не нужно стараться для должного эффекта, она почти такая и есть, только тут, на сцене, все возведено в абсолют. Девушка из третьего, не на много старше детей из двенадцатого, говорит, что не боится, когда у нее есть такой большой защитник. Вышедший тремя минутами позже Великан подтверждает ее слова, говоря, что они решили не давать друг друга в обиду. Цезарю хватает тактичности не рушить идиллию, а ведь мог бы и напомнить парню правила, по которым победитель будет только один. Очередь Симоны. Мэгз не соврала насчет выбранного ими образа – моя напарница погружена во мрак и прямо источает холод. Иногда, бросая пронзающие взгляды в толпу, она явно переигрывает, но подобное поведение не успевает надоесть, благо три минуты пролетают быстро. Наступает моя очередь.
Я гордый, старомодный, с кодексом… черт, и как все это надо изображать? На одно перечисление этих придуманных качеств уйдут отведенные мне три минуты.
Неспешно выхожу на центр сцены, резким взмахом руки приветствую публику.
- А, вот и наш воитель! – подлетает ко мне Цезарь. Удивительно, сколько энергии может быть в одном человеке.
- Здравствуйте, - говорю я и киваю в знак приветствия. Ну и клоун из меня получается, а расслабляться уже поздно.
- Итак, Джеймс. Как там поживает ваш дискрит? Сильно отличается тамошняя жизнь от Капитолия?
Интересно, если я начну говорить про голод и нищету, то меня снимут снайперы на крышах?
- Просто прекрасно поживает. Взять вот мисс Венс, - я поворачиваюсь в ее сторону и подмигиваю, - отрадно же видеть, какие прекрасные дамы у нас живут, - тут я, пожалуй, лукавлю. Симона умеет произвести впечатление, но она точно не красавица, - желаю и вам, Цезарь, побывать в наших краях. Насладится видом заката, когда солнце уходит под воду.
- Не сомневаюсь, зрелище впечатляющее. Непременно туда загляну. Вы выглядите очень мужественно, уже выходите в море?
- Да, и очень часто. Знаете, после бесконечных сражений с бушующими водами, боюсь, что Голодные Игры покажутся мне сущим пустяком.
- Понимаю, - кивает Фликерман, - получается, вполне возможно некоторые дары моря, что я ем на ужин, были добыты именно вами?
- Вы бы узнали их по совершенно неприглядному виду. Обычно я ловлю рыбу с таким упорством, что от нее в итоге мало что остается.
- Да? А я-то думал - это повара переусердствовали во время готовки. Спасибо, теперь буду знать, - он похлопывает меня по плечу, звучит сигнал, я отвешиваю поклон публике, и под одобрительный свист возвращаюсь к себе на место.
- Так и хотелось кинуть в тебя помидор, - говорит Симона.
- Ты могла им промахнуться. Лучше бы пристрелила меня своим взглядом. В конце концов, ты у нас теперь красавица, благодаря мне.
Она хочет возразить, но нас заглушает шум толпы, когда девушка из пятого говорит, что всегда мечтала поцеловать Цезаря и тот дает чмокнуть себя в щеку. Необычный подход.
Дальше я стараюсь отвлечься и лишь одним глазом слежу за интервью, а сам думаю только о том, что осталось меньше двух дней. Парень из седьмого, который все бахвалился своим секретом успеха, провалился. Он старался быть тем, кем ни в коем случае быть нельзя – обычным человеком, самим собой. Цезарь старался его расшевелить, но бесполезно, этот парень совершенно не представляет, как преподнести себя капитолийским жителям. Вот так, дружок. Не стоит себя переоценивать, говорил же я тебе, что недостаточно вызубрить правила игры, что бы в ней победить.
Слепой парень из дискрита-10 – это что-то с чем-то. Симона, конечно, шутила тогда, когда говорила, мол, он развлек распорядителей беседой, но тут, с Цезарем это и происходит. Со стороны кажется, что это просто два друга встретились на улице и теперь сидят себе, болтают. Даже Фликерман сейчас не старается работать на публику, она позабыта, но совсем этим не расстроена. Посочувствовали, видать. Одиннадцатый и двенадцатый ничем особо не выделились, поэтому после окончания последнего интервью никакой феерии не наблюдается, так, немного шума, немного оваций. Звездами сегодняшнего представления, как это часто бывает, стали трибуты первого дискрита.
Последний ужин в отеле проходит не столь тожественно, как обычно и неудивительно – нервы у всех на пределе, скоро общие старания нашей команды или пойдут прахом или же их имена будут помнить вечно.
- Гарольда нашли? – с надеждой спрашиваю я.
- Нет, к сожалению, - сочувственно говорит Мэгз, - он, конечно, вечно ходит себе на уме, но все равно на него не похоже.
- А как же спонсоры? Мне теперь придется без них обходиться?
- Не волнуйся на этот счет, я с завтрашнего дня пойду искать для тебя спонсоров. У Симоны их и так уже достаточно, - тут она понимает, что хватила лишнего, - даже если не найду, не все потеряно. Хорошо проявишь себя на арене, и спонсоры сами будут приходить ко мне.
- Если мой ментор не соблаговолит к тому времени появиться.
- Завтра объявлю его в розыск, - обещает Мэгз, - надеюсь, он просто дурачится, вдруг с ним на самом деле случилась беда.
Когда до Игр остается двенадцать часов, я все еще не могу заставить себя заснуть. Сижу в номере, прижавшись к стенке и кидая мячик-попрыгун о другую. Не расслабляет, но притупляет волнение, упорядочивает хаос, творящийся сейчас в голове. Кто-то стучит в дверь.
- Тоже не спится? – с порога спрашивает Симона, - пойдем на крышу. Мэгз сказала, что туда можно ходить. Сейчас внизу праздник, вроде бы карнавал.
- Я вообще-то как раз собирался ложиться, - стараюсь изобразить усталый тон.
- Да брось, не будь таким занудой, - она хватает меня за руку и буквально вытаскивает за порог, - когда еще сможем увидеть такую красоту?
Действительно, когда? Скорее всего - никогда. На Жатве я чувствовал себя обреченно, в тренировочном центре приободрился, сейчас даже не знаю… никогда по-настоящему не оценивал свои шансы. Самое время.
Мы выходим на крышу, и сразу же нас обдает вечерней прохладой. Внизу играет музыка, и люди, кажется, танцуют и празднуют. За последние дни я успел проникнуться сильной неприязнью к Капитолию и его отношением даже не к самим Играм, а к нам, трибутам. В их глазах мы игрушки, которые могут радовать, но быстро забываются. Если такую игрушку сломать, то не страшно, не обидно. Всегда можно купить новую, даже точно такую же. Больше стараюсь не смотреть на людей внизу и оглядываю сам город. Прекрасное место, чтобы умереть, жаль арена и отдаленно не будет напоминать величественный Капитолий.
Так кого мне стоит опасаться? Симону? Кидаю взгляд в ее сторону. Это вряд ли, уверен, мы даже не успеем пересечься. Игры, на которых в конце выживает пара трибутов из одного дискрита, случаются крайне не часто. Вот профи – это угроза. Как только наш некрепкий альянс распадется, а такое может произойти в любой момент, то с ними будет справиться практически невозможно. Остальные трибуты, даже Великан, не кажутся и вдвое менее опасными, чем они. И, кончено, арена сама по себе враг: ядовитые растения, хищные звери, природные катаклизмы, устраиваемые распорядителями, губят участников из года в год.
Тут меня осеняет – я ведь забыл сказать Симоне, что профи решили ее прикончить! Она дала понять, что мы враги, но и врага можно уважать.
- Послушай, мне нужно тебе кое-что сказать…
- Не лучшее время для признаний в любви! – произносит за моей спиной веселый голос. Антоний.
Остальных с ним нету, он пришел только с откупоренной бутылкой непонятного напитка и кастрюлей, доверху набитой фруктами.
- Простите, корзиночки для настоящего пикника найти не смог. Решил выпить за наш союз, да только боюсь глотать больше одного стакана этой бурты. Не хватало явиться на арену нетрезвым! – он громко хохочет, в то время как Симона берет у него кастрюлю и кладет на землю.
Антоний пришел сюда не случайно. Понял, поганец, что я не смогу держать в себе и все расскажу напарнице. Теперь он будет вести себя со мной осторожнее, а мне это ой как не на руку. Враждебности своей Антоний не показывает, даже наоборот, дружелюбен и к моему удивлению у нас налаживается беседа. Видимо, спиртное дало о себе знать, и я ослабил бдительность. Необщительную Симону напиток тоже заставил разговориться. Какое-то время мы не обращаем внимания на мир вокруг нас, а когда наедаемся до отвала, оказывается, что не мы одни любители ночных бдений. Девушка из дискрита-8 улеглась прямо на перегородке у края крыши, подкидывает в воздух виноградины и ловит их ртом, не обращая на нас никакого внимания. Парня-Призрака из десятого не видно, пока он сам не выдает свое присутствие, начав постукивать тростью. Сидел все время в тени на другом краю крыши.
- Наслаждаешься видом? – спрашиваю я.
- Шутку понял – смешно, - отвечает слепой парень своим жутким, хрипящим голосом, хотя готов поклясться, что на интервью слушать его было приятно, - решил выйти подышать. Воздух тут чище, чем внутри.
- Воздух чище, - фыркает Антоний, - так ты себя утешаешь? Скажи, каково это, знать, что тебе осталось жить считанные часы? Завтра ты издашь свой последний вздох.
Парень-Призрак улыбается и ковыляет прямо к вспылившему трибуту. Подходит почти в упор и «смотрит» ему прямо в глаза. На лице Антония тоже расплывается улыбка, но она быстро пропадает, когда слепой парень говорит своим замогильным голосом:
- Скажи, ты так уверен в этом?
И уходит.
Глава 8
Охранники недоуменно таращатся на нас.
- И вы до сих пор молчали?
- Понимаете, мистер Хоффман человек непростой, - объясняет Мэгз, - от него можно ждать причуд, вот и мы и не волновались первое время. Так вы поищете его в городе?
- Послать миротворцев то мы пошлем… только сначала посмотрим, нет ли его в своем номере.
-Совершенно исключено! Барабанили в дверь по нескольку часов – бесполезно. Будь он там, у него давно бы не выдержали нервы терпеть такое.
- Вы недооцениваете людей, мисс, - вежливо говорит охранник, - думаю, никто не будет возражать, если мы сейчас взломаем дверь?
- А я ведь предлагал и менторам камеры в комнаты поставить, так нет, они, видите ли, проверенные люди, - возмущается его напарник, - у прислуги есть ключи, чего вы не спросили?
- Да как кто в голову не пришло, - задумчиво говорит Мэгз.
Идя по коридору, мы встречаем одну из уборщиц. Охрана тут же ее тормозит.
- Эй, ты убиралась в номере мистера Хоффмана последние несколько дней? – спрашивает один из охранников.
- Она безгласая… - вежливо напоминает Мэгз, однако уборщица начинает быстро показывать охраннику какие-то жесты.
- Говорит, что не смогла открыть даже ключом. Дверь кто-то блокировал изнутри, - переводит нам тот, что постарше, - а нам не сказала, потому что ваш ментор не в первый раз так делает.
- Бывало пару раз, - говорит Мэгз, - но не так долго.
- Будем ломать, - пожимает плечами охранник.
Они приносят миниатюрный железный таран и пытаются пробиться в номер.
- Без толку, дверь шкафом подперли, не иначе. А это значит, - приободряется охранник, - что время звать миротворцев! Они притащат взрывчатку, которой взорвут участок стены, только нужно будет их подождать.
- Мне трибутов через два часа в стартовый комплекс везти! – возмущается ментор, - пускай приезжают скорее!
Проклятье. Осталось два часа на отдых и нужно тратить это время на вытаскивание своего ментора из номера. Ладно, пока еще приедут миротворцы, можно понервничать в одиночестве.
- Идем пока повтор интервью глянем, - предлагает Симона.
Значит, будем нервничать вдвоем. Во время просмотра замечаю, как же вычурно я себя веду, а Симона и того хуже. По идее так и нужно было себя преподносить, но все равно что-то не то. Звездами программы становятся Антоний с его харизмой и Присцилла, неотразимо прекрасная в своем наряде. Превзойти их никто так и не смог, зато я, наконец, услышал интервью тех трибутов, которые пропустил мимо ушей, присутствуя на сцене. Если честно, немного потерял, разве что парочка Ежей из девятого оказались очень даже остроумными личностями и немало позабавили публику. Иногда невольно прыскал от смеха и я вместе с ними.
Когда до отбытия в стартовый комплекс, прозванный в дискритах Скотобазой, остается полчаса и вещи уже собраны, прибывают миротворцы. Они приклеивают к стенке рядом с дверью в номер Хоффмана какой-то квадрат и просят всех отойти и заткнуть уши. От взрыва слух все равно притупляется и в ушах начинает звенеть. Миротворцы заходят внутрь еще до того, как дым рассеялся, а мы сразу после. Нас приглашают пройти в ванную комнату.
- Ох, - вырывается у Мэгз и она тут же выходит.
В наполненной кровью ванне лежит окоченевшее тело Гарольда Хоффмана. Поначалу я его даже не узнаю, а присмотреться к лицу стоит больших трудов. Это не самое страшное, что я видел в жизни. У нас в дискрите-4 бывает, что на берег выбрасывает раздувшиеся тела утонувших моряков. Как-то раз мне пришлось помогать засовывать одно из них в мешок, меня потом долго рвало, и казалось, что хуже со мной в жизни уже ничего не случится. И все же на знакомое лицо, бледное и окоченевшее, смотреть тяжело. Я не так хорошо знал Хоффмана, мы почти не разговаривали, а Мэгз и все, кто хорошо его знали, в один голос говорили, что он отвратительный человек. Я жалею и ненавижу его одновременно. То, что он оставил меня без поддержки, советов и спонсоров - это ерунда. С самого начала было понятно, что на него нельзя полагаться. Но как мог человек, прошедший тяжелейшее испытание, которое только может выкинуть жизнь, наплевать на все, на всех кто умер, лишь для того, что бы он мог жить, и закончить вот так?
С Айрис, расстроенной Мэгз и командой подготовки прощаюсь в полубессознательном состоянии. Мысли о Гарольде Хоффмане забили всю голову, даже выкинув оттуда на время Голодные Игры. Мирланда будет со мной вплоть до выхода на арену, но она совсем не тот человек, в чьей компании я нуждаюсь в, возможно, последние часы моей жизни.
В стартовом комплексе отведенная мне комната куда меньше и роскошнее, чем в отеле тренировочного центра. Зачем сильно стараться все обставлять для того, чтобы тут пробыли два часа? Все равно потом помещениями не будут пользоваться, каждые новые Игры и арена новая, и Скотобаза вместе с ней.
К форме для трибутов наших стилистов, к счастью, не подпускают. Она для всех общая, зачастую удобная и практичная, и почти всегда разная. В основном из-за того, что климат на арене может быть любой, какой распорядители пожелают. Надеюсь, не выкинут в пустыню или на ледник. Бывало и такое, на деле прошло все очень скучно и быстро. В сезоне, когда ареной была пустыня, трибуты поубивали друг друга к концу второго дня, ведь вода была только в бутылках, лежавших у Рога Изобилия. На леднике прошло около недели. В метели ничего не было видно, участники умирали от холода, а не схваток. В итоге, оставшихся в живых согнали на пир, запалив огромный костер, к которому они пошли погреться.
В этом году форма представляет собой подобие старого военного обмундирования, которое я видел в музее, у себя в дискрите. Бежевого цвета, гимнастерка с множеством карманов, брюки, парусиновые гетры и ботинки. Просто и удобно, а главное без каких-либо утеплителей. Арктические пейзажи из головы можно выкинуть, теперь максимум что меня ждет – тундра, а это уже лес, реки и не полная безнадега.
Теперь понятно, зачем тут мой стилист – чтобы я смог правильно все на себя напялить, и не умереть от развязавшихся шнурков или натертой ноги. Одевшись, натягиваю на руку мою черную повязку-талисман. После приготовлений мы садимся на небольшой диванчик и просто молча сидим, ожидая когда меня придут забрать миротворцы. Они приходят точно в срок и ведут меня по длинному коридору, который завершается просторной, пустой комнатой с круглой платформой в центре. Миротворцы оставляют нас вдвоем и уходят.
- Не грусти, - говорит Мирланда, - постарайся выглядеть эффективно.
- Это как вообще?
- Это шутка, - грустно улыбается мой стилист, - пыталась тебя взбодрить.
- Спасибо.
- Внимание, трибут, встаньте на платформу, - раздается приятный женский голос из динамика и эхом прокатывается по коридору.
Послушно выполняю требование, и стекло начинает медленно подниматься, что бы закупорить меня в подобие капсулы.
- Скажи, ты всем своим подопечным говоришь эту шутку перед началом? – спрашиваю я.
- Да.
- И сколько из них сейчас живы?
- Когда победишь, не забудь поздравить с почином, - доносится приглушенный голос и поднявшееся стекло погружает меня в абсолютную тишину. Капсула начинает подниматься вверх.
Сначала будет отсчет, под конец которого я уже поднимусь на арену. После объявления о начале Игр есть минута на то, чтобы осмотреться, после чего мины выключат и можно стремглав бежать к Рогу Изобилия, у которого половина из нас почти наверняка и поляжет.
В самом деле, едва я начинаю подъем, мое ухо улавливает доносящееся с поверхности «десять, девять, восемь…»
Три, два, один. Ничего не понимаю, сейчас я уже должен был оказаться на арене. Почему я все еще поднимаюсь?
- Дамы и господа, сорок девятые Голодные Игры объявляются открытыми! – слышен голос ведущего Клавдия Темплсмита.
Ничего подобного. Как могут начаться игры без трибутов? Про себя начинаю считать шестьдесят секунд. Когда по моим внутренним часам проходит пятьдесят, я выныриваю из темного туннеля, и стекло опускается. Мельком оглядываю трибутов вокруг себя: они в таком же замешательстве. Я пытаюсь хоть как-то сориентироваться, но десять секунд проходят за один миг и раздеться выстрел, возвещающий о начале Игр.
- И вы до сих пор молчали?
- Понимаете, мистер Хоффман человек непростой, - объясняет Мэгз, - от него можно ждать причуд, вот и мы и не волновались первое время. Так вы поищете его в городе?
- Послать миротворцев то мы пошлем… только сначала посмотрим, нет ли его в своем номере.
-Совершенно исключено! Барабанили в дверь по нескольку часов – бесполезно. Будь он там, у него давно бы не выдержали нервы терпеть такое.
- Вы недооцениваете людей, мисс, - вежливо говорит охранник, - думаю, никто не будет возражать, если мы сейчас взломаем дверь?
- А я ведь предлагал и менторам камеры в комнаты поставить, так нет, они, видите ли, проверенные люди, - возмущается его напарник, - у прислуги есть ключи, чего вы не спросили?
- Да как кто в голову не пришло, - задумчиво говорит Мэгз.
Идя по коридору, мы встречаем одну из уборщиц. Охрана тут же ее тормозит.
- Эй, ты убиралась в номере мистера Хоффмана последние несколько дней? – спрашивает один из охранников.
- Она безгласая… - вежливо напоминает Мэгз, однако уборщица начинает быстро показывать охраннику какие-то жесты.
- Говорит, что не смогла открыть даже ключом. Дверь кто-то блокировал изнутри, - переводит нам тот, что постарше, - а нам не сказала, потому что ваш ментор не в первый раз так делает.
- Бывало пару раз, - говорит Мэгз, - но не так долго.
- Будем ломать, - пожимает плечами охранник.
Они приносят миниатюрный железный таран и пытаются пробиться в номер.
- Без толку, дверь шкафом подперли, не иначе. А это значит, - приободряется охранник, - что время звать миротворцев! Они притащат взрывчатку, которой взорвут участок стены, только нужно будет их подождать.
- Мне трибутов через два часа в стартовый комплекс везти! – возмущается ментор, - пускай приезжают скорее!
Проклятье. Осталось два часа на отдых и нужно тратить это время на вытаскивание своего ментора из номера. Ладно, пока еще приедут миротворцы, можно понервничать в одиночестве.
- Идем пока повтор интервью глянем, - предлагает Симона.
Значит, будем нервничать вдвоем. Во время просмотра замечаю, как же вычурно я себя веду, а Симона и того хуже. По идее так и нужно было себя преподносить, но все равно что-то не то. Звездами программы становятся Антоний с его харизмой и Присцилла, неотразимо прекрасная в своем наряде. Превзойти их никто так и не смог, зато я, наконец, услышал интервью тех трибутов, которые пропустил мимо ушей, присутствуя на сцене. Если честно, немного потерял, разве что парочка Ежей из девятого оказались очень даже остроумными личностями и немало позабавили публику. Иногда невольно прыскал от смеха и я вместе с ними.
Когда до отбытия в стартовый комплекс, прозванный в дискритах Скотобазой, остается полчаса и вещи уже собраны, прибывают миротворцы. Они приклеивают к стенке рядом с дверью в номер Хоффмана какой-то квадрат и просят всех отойти и заткнуть уши. От взрыва слух все равно притупляется и в ушах начинает звенеть. Миротворцы заходят внутрь еще до того, как дым рассеялся, а мы сразу после. Нас приглашают пройти в ванную комнату.
- Ох, - вырывается у Мэгз и она тут же выходит.
В наполненной кровью ванне лежит окоченевшее тело Гарольда Хоффмана. Поначалу я его даже не узнаю, а присмотреться к лицу стоит больших трудов. Это не самое страшное, что я видел в жизни. У нас в дискрите-4 бывает, что на берег выбрасывает раздувшиеся тела утонувших моряков. Как-то раз мне пришлось помогать засовывать одно из них в мешок, меня потом долго рвало, и казалось, что хуже со мной в жизни уже ничего не случится. И все же на знакомое лицо, бледное и окоченевшее, смотреть тяжело. Я не так хорошо знал Хоффмана, мы почти не разговаривали, а Мэгз и все, кто хорошо его знали, в один голос говорили, что он отвратительный человек. Я жалею и ненавижу его одновременно. То, что он оставил меня без поддержки, советов и спонсоров - это ерунда. С самого начала было понятно, что на него нельзя полагаться. Но как мог человек, прошедший тяжелейшее испытание, которое только может выкинуть жизнь, наплевать на все, на всех кто умер, лишь для того, что бы он мог жить, и закончить вот так?
С Айрис, расстроенной Мэгз и командой подготовки прощаюсь в полубессознательном состоянии. Мысли о Гарольде Хоффмане забили всю голову, даже выкинув оттуда на время Голодные Игры. Мирланда будет со мной вплоть до выхода на арену, но она совсем не тот человек, в чьей компании я нуждаюсь в, возможно, последние часы моей жизни.
В стартовом комплексе отведенная мне комната куда меньше и роскошнее, чем в отеле тренировочного центра. Зачем сильно стараться все обставлять для того, чтобы тут пробыли два часа? Все равно потом помещениями не будут пользоваться, каждые новые Игры и арена новая, и Скотобаза вместе с ней.
К форме для трибутов наших стилистов, к счастью, не подпускают. Она для всех общая, зачастую удобная и практичная, и почти всегда разная. В основном из-за того, что климат на арене может быть любой, какой распорядители пожелают. Надеюсь, не выкинут в пустыню или на ледник. Бывало и такое, на деле прошло все очень скучно и быстро. В сезоне, когда ареной была пустыня, трибуты поубивали друг друга к концу второго дня, ведь вода была только в бутылках, лежавших у Рога Изобилия. На леднике прошло около недели. В метели ничего не было видно, участники умирали от холода, а не схваток. В итоге, оставшихся в живых согнали на пир, запалив огромный костер, к которому они пошли погреться.
В этом году форма представляет собой подобие старого военного обмундирования, которое я видел в музее, у себя в дискрите. Бежевого цвета, гимнастерка с множеством карманов, брюки, парусиновые гетры и ботинки. Просто и удобно, а главное без каких-либо утеплителей. Арктические пейзажи из головы можно выкинуть, теперь максимум что меня ждет – тундра, а это уже лес, реки и не полная безнадега.
Теперь понятно, зачем тут мой стилист – чтобы я смог правильно все на себя напялить, и не умереть от развязавшихся шнурков или натертой ноги. Одевшись, натягиваю на руку мою черную повязку-талисман. После приготовлений мы садимся на небольшой диванчик и просто молча сидим, ожидая когда меня придут забрать миротворцы. Они приходят точно в срок и ведут меня по длинному коридору, который завершается просторной, пустой комнатой с круглой платформой в центре. Миротворцы оставляют нас вдвоем и уходят.
- Не грусти, - говорит Мирланда, - постарайся выглядеть эффективно.
- Это как вообще?
- Это шутка, - грустно улыбается мой стилист, - пыталась тебя взбодрить.
- Спасибо.
- Внимание, трибут, встаньте на платформу, - раздается приятный женский голос из динамика и эхом прокатывается по коридору.
Послушно выполняю требование, и стекло начинает медленно подниматься, что бы закупорить меня в подобие капсулы.
- Скажи, ты всем своим подопечным говоришь эту шутку перед началом? – спрашиваю я.
- Да.
- И сколько из них сейчас живы?
- Когда победишь, не забудь поздравить с почином, - доносится приглушенный голос и поднявшееся стекло погружает меня в абсолютную тишину. Капсула начинает подниматься вверх.
Сначала будет отсчет, под конец которого я уже поднимусь на арену. После объявления о начале Игр есть минута на то, чтобы осмотреться, после чего мины выключат и можно стремглав бежать к Рогу Изобилия, у которого половина из нас почти наверняка и поляжет.
В самом деле, едва я начинаю подъем, мое ухо улавливает доносящееся с поверхности «десять, девять, восемь…»
Три, два, один. Ничего не понимаю, сейчас я уже должен был оказаться на арене. Почему я все еще поднимаюсь?
- Дамы и господа, сорок девятые Голодные Игры объявляются открытыми! – слышен голос ведущего Клавдия Темплсмита.
Ничего подобного. Как могут начаться игры без трибутов? Про себя начинаю считать шестьдесят секунд. Когда по моим внутренним часам проходит пятьдесят, я выныриваю из темного туннеля, и стекло опускается. Мельком оглядываю трибутов вокруг себя: они в таком же замешательстве. Я пытаюсь хоть как-то сориентироваться, но десять секунд проходят за один миг и раздеться выстрел, возвещающий о начале Игр.
Часть 2
Неуловимая Симона
Неуловимая Симона
Глава 9
Такое внезапное начало сбивает всех с толку. Трибуты сходят с платформ, но не спешат бежать к Рогу. Не могу понять, что за местность нас окружает. Мы стоим внутри большого, каменного круга, за которым ничего не видно. Нахожу глазами Симону, мы встречаемся взглядами, и я отрицательно качаю головой. Она кивает. На все про все уходит еще десять секунд, после чего я устремляюсь к Рогу Изобилия. Быстрее всех реагирует Бегунья из шестого. Пулей слетев с платформы, она останавливается на полпути от Рога, хватает большой рюкзак и улепетывает обратно. Решила не участвовать в общей потасовке, а взять менее ценную вещь, из тех, что разбросаны вокруг, зато остаться в живых.
Из-за запоздалой реакции, я бегу в толпе, вместо того, что бы быть уже у цели, как Антоний. Меня толкает кто-то сзади, и я падаю на землю. Среди лежащих на земле вещей замечаю блеск лезвия ножа, хватаю его и вижу ноги трибута, которые вот-вот пробегут мимо меня. Продолжая лежать, втыкаю нож ему в ботинок. Парень с криком падает рядом со мной. Не медля, вскакиваю ему на спину, прижимаю к земле и перерезаю горло. Это было легче, чем я думал.
Тут чувствую новый толчок. Снова оказываюсь распластанным на земле, только теперь лицом вверх. Слышу крик:
- Нет!
На меня наваливается девушка из одиннадцатого, прижимает горло коленом и взмахивает выпавшим у меня из руки ножом. Меня забрызгивает кровью, чувствую, как давление на шею ослабевает. Боли нет, я умер уже что ли? Приподнимаюсь и вижу убитую девушку из одиннадцатого, из груди у нее торчит тесак, угодивший, скорее всего, прямо в сердце – кровь так и хлещет. Ищу своего спасителя. Карлия кивает мне и продолжает бежать к Рогу, где уже дерутся за добычу остальные профи против большинства трибутов. Поднимаюсь на ноги, пытаюсь отыскать Симону. Вот же она! Только сошла со своей платформы и теперь роет землю. Зачем? Неважно, главное она не попадет под нож профи, хотя бы сегодня.
Бегу к центру площадки. Рог Изобилия на самом деле похож на рог: огромный, стальной и изогнутый, заполненный горой полезных вещей. Как только достигаю цели, хватаю за шею девушку из седьмого и стукаю ее головой о стальную стенку. Гай запрыгивает вовнутрь и кидает нам оружие. Как только оно оказывается в наших руках, у других трибутов, осаждающих Рог, не остается ни единого шанса. С криками падают еще несколько тел. Тут Гай неожиданно получает по лицу и вылетает из Рога обратно на землю. Великан! В ярости он представляет собой жуткое зрелище. Когда он достает из кучи вещей тот самый бердыш из Тренировочного Центра и начинает реветь, хочется бросить все и убежать. Я пячусь назад, Присцилла пытается привести в чувство Гая, Карлия, кажется, и вправду убегает… нет, всего лишь гонится за отступающими трибутами. Нападать решается только Антоний, вооружившись копьем, он махает им перед лицом Великана, как будто тот – взбесившееся животное. Его противник выставляет вперед бердыш и пытается уколоть им Антония. Он уворачивается от лезвия, но все же получает древком по голове и отправляется в нокаут. Великан с вызовом смотрит на меня, но я решаю отступить, начинаю еще быстрее пятиться. Он забирает из Рога пару самых больших сумок и убегает к краю поля, на котором мы появились. Там его ждет пара детей из двенадцатого, они дожидаются своего союзника и скрываются из виду.
Облегченно выдыхаю, а потом набираю в легкие как можно больше воздуха. Оглядываюсь: кроме нас пятерых у Рога остались лишь трупы. Карлия ходит между ними, проверяя, не жив ли кто еще. Девушка из седьмого, которую я вырубил, остается такой совсем недолго. Отворачиваюсь, когда Карлия добивает ее.
- Как там Гай и Ант? – спрашиваю я у Присциллы.
- Живы. Им досталось, но скоро придут в себя. А ты как?
Осматриваю себя. Я весь испачкан в крови девушки из одиннадцатого дискрита, но боль чувствую только в области шеи. Кожа, которую я ободрал, падая несколько раз на твердую землю, лишь слегка саднит.
- Только одежду подпортили, - отвечаю я и выдавливаю из себя улыбку.
Карлия доходит до края поляны, где мы появились.
- Ого! – восклицает она, - идите ка сюда, гляньте, куда нас закинуло.
Зрелище и правда впечатляет. Мы появились на самой вершине горы, которую искусственно выровняли, а сама арена – тропический остров. Один склон сразу же уходит в море, а за другим простираются джунгли и тянутся далеко вперед, однако с такой высоты можно увидеть даже дальний край арены.
- Теперь понятно, почему не дали минуту на ориентировку, - говорю я, - отсюда можно расписать себе маршрут хоть на неделю. Даже источник видно, вот он, у подножия!
- Похоже, придется перетаскивать туда все припасы, - говорит Карлия, - да уж, задачка не из легких. Вот вы, мужики, и понадобитесь, - она хлопает меня по плечу и отходит от края.
Пока Гай и Антоний приходят в себя, мы осматриваем доставшееся нам богатство. Список и вправду внушительный: еда, которой пятерым хватит на месяц, около двадцати ножей, тесаков и прочих режущих предметов, пять копий, факелы, фонарики, спички, аптечки с целой кучей медикаментов, спальные мешки, москитные сетки, даже гарпун нашелся. Целая куча незаменимых вещей, которые придется сплавлять вниз, к источнику, поскольку среди всех этих радостей воды всего несколько бутылок.
- Воды хватит на день-полтора, - подвожу итог я, - если хотим успеть все перенести, начинать надо уже сейчас.
Гай уже пришел в себя после удара, Антонию досталось куда больше и его по-прежнему мутит.
- Для начала давайте отойдем от Рога, - говорит Присцилла, пытаясь приподнять Антония. Я спешу ей на помощь, - надо дать им забрать тела.
Как только мы отходим к краю площадки, буквально из воздуха в небе материализуется пара планолетов и выбрасывает клешни, с помощью которых поднимают мертвых трибутов. На это уходит не более пяти минут, а потом начинает стрелять пушка. Насчитываю девять выстрелов.
- Девять ведь, да? – на всякий случай спрашивает Гай.
- Нас осталось пятнадцать. Надеялась, будет меньше, - говорит Карлия.
- Ты когда добивала тех… ты не узнала никого? – интересуюсь я.
- Ой, не спрашивай. Старалась не смотреть на лица, они все были одинаковые, - она корчит рожицу и показывает язык, - у кого какие успехи? Я насчитала четверых.
- У меня точно один, - говорю я.
- И мне одного запиши, - подает голос приходящий в себя Антоний.
- Тоже одного, остальных только расталкивал, - говорит Гай, - ну что, подруга, ты у нас герой дня. Цилла?
- Нет, у меня ноль. Двое не на нашей совести, - отвечает Присцилла.
За час как можно удобнее упаковываем часть нашего добра и решаем разделиться.
- Гай, Антоний, вам пока лучше отдыхать, - предлагаю я, - мы перетащим самые легкие вещи до темноты и спрячем, потом вернемся, а завтра поменяемся.
- Да, мамочка, - буркает Гай, - не бойтесь, если кто полезет, мы его вмиг прогоним.
Первым делом делим между собой оружие и факелы. Лишнее оружие решаем унести сразу же – даже если украдут, то проживем и без него, зато без еды и лекарств придется куда хуже, пусть пока побудут тут.
Карлия выглядит очень недовольно, хотела свалить всю грязную работу на сильный пол, а его отколошматили в первый же день. Меня она до сих пор всерьез не воспринимает – только недавно ей пришлось меня спасать. Уверен, она согласилась помогать нам с Присциллой только потому, что у нее руки чешутся убить еще кого-нибудь, а на эту гору уже вряд ли кто полезет, зато в лесу какой-нибудь дурак непременно разведет костер ночью, так, что его будет видно всем остальным. Что ж, пусть пока наслаждаются легкой жизнью, потому что как только мы унесем с горы последние припасы, начнется охота.
Воздух здесь, в низине, куда более влажный, чем на горе. Поэтому днем джунгли будут напоминать парилку, а ночью заставят поежиться от холода. Редко на каких Играх была приятная погода. Конечно, можно остаться на горе и будет самое то, но подниматься и спускаться с нее каждый раз, что бы набрать воду – занятие не для слабонервных и вымотает кого угодно.
Рядом с пресным прудом находится небольшая пещера, куда мы и прячем все, что стаскиваем сверху. Не смотря на то, что вода кажется чистой, все равно дезинфицируем ее, наполняя опустевшие бутылки. В маленьких сумках и свертках на начальной площадке можно было найти флакончики с йодом, зато в самом роге, в аптечках, лежали пакетики со специальными таблетками. С ними гораздо проще чистить воду, и с дозировкой не ошибешься, да и долго ждать не приходится.
С наступлением сумерек мы расстилаем спальные мешки рядом с кучей вытащенных из Рога припасов. Моя вахта – третья, первые две, самые простые, достаются Присцилле и Карлие. Они воспринимают это как любезность с нашей стороны, хотя на самом деле в нас говорят внутренние предрассудки, и мы просто не хотим доверять девушкам подобную ответственность.
К полуночи никто еще не спит. На небе появляется проецируемый с одного из планолетов герб Капитолия, начинает играть гимн. Как только он заканчивается на небе появляются фотографии погибших, под ними – имя и номер дискрита.
Первой показывают лицо девушки из дискрита-3. Великан не сдержал свою клятву, мне даже жаль его. Оба из пятого, парень из шестого, девушка из седьмого, девушки из девятого и десятого, оба из одиннадцатого, одного из них убил я сам. Парням повезло куда больше. И поговорите мне еще потом про предрассудки. Кто остается?
Мы, пятеро профи, Великан и его детишки из двенадцатого. Симона жива! Чую, что проблем от нее мы еще наберемся, но сейчас я рад – с моей землячкой все в порядке, не будут чувствовать себя одиноким. Бегунья уцелела, а это значит, что главная цель Антония пока далека от завершения, уверен, что девушка уже на другом конце арены, а остальные не скоро до нее доберутся. Знания Умника помогли ему сегодня, посмотрим, что будет завтра. Наверняка он не сможет поймать дичь или рыбу, остается сидеть на ягодно-фруктовой диете, в джунглях и то и другое я увидел, пока спускался к источнику. Парочки Ежей больше нет, жаль, они прекрасно смотрелись вместе и буквально излучали счастье. Теперь парень из дискрита-9 продолжит свой путь в одиночестве. Остальных я не знаю, хотя постойте… Призрак! Слепой парень из десятого пережил первый день. Это просто невероятно! Он без своей трости и шага ступить не мог, а на арену ее бы ему ни за что не дали, и, тем не менее, он смог убежать от бойни у Рога, спустится с горы и скрыться в джунглях. И как ему это удалось? На ощупь что ли, мать его?
- Спать не мешай, - сквозь сон шепчет Гай. Только сейчас замечаю, что последнюю фразу я произнес вслух.
Из-за запоздалой реакции, я бегу в толпе, вместо того, что бы быть уже у цели, как Антоний. Меня толкает кто-то сзади, и я падаю на землю. Среди лежащих на земле вещей замечаю блеск лезвия ножа, хватаю его и вижу ноги трибута, которые вот-вот пробегут мимо меня. Продолжая лежать, втыкаю нож ему в ботинок. Парень с криком падает рядом со мной. Не медля, вскакиваю ему на спину, прижимаю к земле и перерезаю горло. Это было легче, чем я думал.
Тут чувствую новый толчок. Снова оказываюсь распластанным на земле, только теперь лицом вверх. Слышу крик:
- Нет!
На меня наваливается девушка из одиннадцатого, прижимает горло коленом и взмахивает выпавшим у меня из руки ножом. Меня забрызгивает кровью, чувствую, как давление на шею ослабевает. Боли нет, я умер уже что ли? Приподнимаюсь и вижу убитую девушку из одиннадцатого, из груди у нее торчит тесак, угодивший, скорее всего, прямо в сердце – кровь так и хлещет. Ищу своего спасителя. Карлия кивает мне и продолжает бежать к Рогу, где уже дерутся за добычу остальные профи против большинства трибутов. Поднимаюсь на ноги, пытаюсь отыскать Симону. Вот же она! Только сошла со своей платформы и теперь роет землю. Зачем? Неважно, главное она не попадет под нож профи, хотя бы сегодня.
Бегу к центру площадки. Рог Изобилия на самом деле похож на рог: огромный, стальной и изогнутый, заполненный горой полезных вещей. Как только достигаю цели, хватаю за шею девушку из седьмого и стукаю ее головой о стальную стенку. Гай запрыгивает вовнутрь и кидает нам оружие. Как только оно оказывается в наших руках, у других трибутов, осаждающих Рог, не остается ни единого шанса. С криками падают еще несколько тел. Тут Гай неожиданно получает по лицу и вылетает из Рога обратно на землю. Великан! В ярости он представляет собой жуткое зрелище. Когда он достает из кучи вещей тот самый бердыш из Тренировочного Центра и начинает реветь, хочется бросить все и убежать. Я пячусь назад, Присцилла пытается привести в чувство Гая, Карлия, кажется, и вправду убегает… нет, всего лишь гонится за отступающими трибутами. Нападать решается только Антоний, вооружившись копьем, он махает им перед лицом Великана, как будто тот – взбесившееся животное. Его противник выставляет вперед бердыш и пытается уколоть им Антония. Он уворачивается от лезвия, но все же получает древком по голове и отправляется в нокаут. Великан с вызовом смотрит на меня, но я решаю отступить, начинаю еще быстрее пятиться. Он забирает из Рога пару самых больших сумок и убегает к краю поля, на котором мы появились. Там его ждет пара детей из двенадцатого, они дожидаются своего союзника и скрываются из виду.
Облегченно выдыхаю, а потом набираю в легкие как можно больше воздуха. Оглядываюсь: кроме нас пятерых у Рога остались лишь трупы. Карлия ходит между ними, проверяя, не жив ли кто еще. Девушка из седьмого, которую я вырубил, остается такой совсем недолго. Отворачиваюсь, когда Карлия добивает ее.
- Как там Гай и Ант? – спрашиваю я у Присциллы.
- Живы. Им досталось, но скоро придут в себя. А ты как?
Осматриваю себя. Я весь испачкан в крови девушки из одиннадцатого дискрита, но боль чувствую только в области шеи. Кожа, которую я ободрал, падая несколько раз на твердую землю, лишь слегка саднит.
- Только одежду подпортили, - отвечаю я и выдавливаю из себя улыбку.
Карлия доходит до края поляны, где мы появились.
- Ого! – восклицает она, - идите ка сюда, гляньте, куда нас закинуло.
Зрелище и правда впечатляет. Мы появились на самой вершине горы, которую искусственно выровняли, а сама арена – тропический остров. Один склон сразу же уходит в море, а за другим простираются джунгли и тянутся далеко вперед, однако с такой высоты можно увидеть даже дальний край арены.
- Теперь понятно, почему не дали минуту на ориентировку, - говорю я, - отсюда можно расписать себе маршрут хоть на неделю. Даже источник видно, вот он, у подножия!
- Похоже, придется перетаскивать туда все припасы, - говорит Карлия, - да уж, задачка не из легких. Вот вы, мужики, и понадобитесь, - она хлопает меня по плечу и отходит от края.
Пока Гай и Антоний приходят в себя, мы осматриваем доставшееся нам богатство. Список и вправду внушительный: еда, которой пятерым хватит на месяц, около двадцати ножей, тесаков и прочих режущих предметов, пять копий, факелы, фонарики, спички, аптечки с целой кучей медикаментов, спальные мешки, москитные сетки, даже гарпун нашелся. Целая куча незаменимых вещей, которые придется сплавлять вниз, к источнику, поскольку среди всех этих радостей воды всего несколько бутылок.
- Воды хватит на день-полтора, - подвожу итог я, - если хотим успеть все перенести, начинать надо уже сейчас.
Гай уже пришел в себя после удара, Антонию досталось куда больше и его по-прежнему мутит.
- Для начала давайте отойдем от Рога, - говорит Присцилла, пытаясь приподнять Антония. Я спешу ей на помощь, - надо дать им забрать тела.
Как только мы отходим к краю площадки, буквально из воздуха в небе материализуется пара планолетов и выбрасывает клешни, с помощью которых поднимают мертвых трибутов. На это уходит не более пяти минут, а потом начинает стрелять пушка. Насчитываю девять выстрелов.
- Девять ведь, да? – на всякий случай спрашивает Гай.
- Нас осталось пятнадцать. Надеялась, будет меньше, - говорит Карлия.
- Ты когда добивала тех… ты не узнала никого? – интересуюсь я.
- Ой, не спрашивай. Старалась не смотреть на лица, они все были одинаковые, - она корчит рожицу и показывает язык, - у кого какие успехи? Я насчитала четверых.
- У меня точно один, - говорю я.
- И мне одного запиши, - подает голос приходящий в себя Антоний.
- Тоже одного, остальных только расталкивал, - говорит Гай, - ну что, подруга, ты у нас герой дня. Цилла?
- Нет, у меня ноль. Двое не на нашей совести, - отвечает Присцилла.
За час как можно удобнее упаковываем часть нашего добра и решаем разделиться.
- Гай, Антоний, вам пока лучше отдыхать, - предлагаю я, - мы перетащим самые легкие вещи до темноты и спрячем, потом вернемся, а завтра поменяемся.
- Да, мамочка, - буркает Гай, - не бойтесь, если кто полезет, мы его вмиг прогоним.
Первым делом делим между собой оружие и факелы. Лишнее оружие решаем унести сразу же – даже если украдут, то проживем и без него, зато без еды и лекарств придется куда хуже, пусть пока побудут тут.
Карлия выглядит очень недовольно, хотела свалить всю грязную работу на сильный пол, а его отколошматили в первый же день. Меня она до сих пор всерьез не воспринимает – только недавно ей пришлось меня спасать. Уверен, она согласилась помогать нам с Присциллой только потому, что у нее руки чешутся убить еще кого-нибудь, а на эту гору уже вряд ли кто полезет, зато в лесу какой-нибудь дурак непременно разведет костер ночью, так, что его будет видно всем остальным. Что ж, пусть пока наслаждаются легкой жизнью, потому что как только мы унесем с горы последние припасы, начнется охота.
Воздух здесь, в низине, куда более влажный, чем на горе. Поэтому днем джунгли будут напоминать парилку, а ночью заставят поежиться от холода. Редко на каких Играх была приятная погода. Конечно, можно остаться на горе и будет самое то, но подниматься и спускаться с нее каждый раз, что бы набрать воду – занятие не для слабонервных и вымотает кого угодно.
Рядом с пресным прудом находится небольшая пещера, куда мы и прячем все, что стаскиваем сверху. Не смотря на то, что вода кажется чистой, все равно дезинфицируем ее, наполняя опустевшие бутылки. В маленьких сумках и свертках на начальной площадке можно было найти флакончики с йодом, зато в самом роге, в аптечках, лежали пакетики со специальными таблетками. С ними гораздо проще чистить воду, и с дозировкой не ошибешься, да и долго ждать не приходится.
С наступлением сумерек мы расстилаем спальные мешки рядом с кучей вытащенных из Рога припасов. Моя вахта – третья, первые две, самые простые, достаются Присцилле и Карлие. Они воспринимают это как любезность с нашей стороны, хотя на самом деле в нас говорят внутренние предрассудки, и мы просто не хотим доверять девушкам подобную ответственность.
К полуночи никто еще не спит. На небе появляется проецируемый с одного из планолетов герб Капитолия, начинает играть гимн. Как только он заканчивается на небе появляются фотографии погибших, под ними – имя и номер дискрита.
Первой показывают лицо девушки из дискрита-3. Великан не сдержал свою клятву, мне даже жаль его. Оба из пятого, парень из шестого, девушка из седьмого, девушки из девятого и десятого, оба из одиннадцатого, одного из них убил я сам. Парням повезло куда больше. И поговорите мне еще потом про предрассудки. Кто остается?
Мы, пятеро профи, Великан и его детишки из двенадцатого. Симона жива! Чую, что проблем от нее мы еще наберемся, но сейчас я рад – с моей землячкой все в порядке, не будут чувствовать себя одиноким. Бегунья уцелела, а это значит, что главная цель Антония пока далека от завершения, уверен, что девушка уже на другом конце арены, а остальные не скоро до нее доберутся. Знания Умника помогли ему сегодня, посмотрим, что будет завтра. Наверняка он не сможет поймать дичь или рыбу, остается сидеть на ягодно-фруктовой диете, в джунглях и то и другое я увидел, пока спускался к источнику. Парочки Ежей больше нет, жаль, они прекрасно смотрелись вместе и буквально излучали счастье. Теперь парень из дискрита-9 продолжит свой путь в одиночестве. Остальных я не знаю, хотя постойте… Призрак! Слепой парень из десятого пережил первый день. Это просто невероятно! Он без своей трости и шага ступить не мог, а на арену ее бы ему ни за что не дали, и, тем не менее, он смог убежать от бойни у Рога, спустится с горы и скрыться в джунглях. И как ему это удалось? На ощупь что ли, мать его?
- Спать не мешай, - сквозь сон шепчет Гай. Только сейчас замечаю, что последнюю фразу я произнес вслух.
Глава 10
День второй. Походы на гору и обратно вот-вот закончатся. Профи этого ждут, не дождутся, мне же наоборот не хочется менять таскание вещей на выслеживание и убийство трибутов. Нас пятеро против десятерых, но другие, кроме троицы с Великаном во главе, скорее всего одиночки. Ну, Великана мы до поры до времени решили избегать, если уж поведется с ним встретиться. Раньше казалось, что без разницы кого выбивать, но после того, как он нас раскидал около Рога…
- Выйдем вечером, ближе к ночи, - предлагает Антоний, - можно заметить дым от костра.
- А хищники? Уверена, они тоже выходят ночью поохотиться, - говорит Присцилла.
- Ты их видела? Нет? Нас пятеро, мы вооружены, ни одно разумное животное к нам не сунется. Думал даже, что мы разделимся, только вы такие пугливые, что, наверное, не стоит.
- А вещи охранять кто будет? – спрашивает Карлия.
- Никто, - отвечает Антоний, - никто сюда не сунется после вчерашнего, в ближайшее время. Пока не будем уходить далеко от лагеря. На вскидку, остров сколько миль протяженностью?
- Пять, может шесть, - говорю я.
- Уйдем на одну, потом на две. Будем прочищать местность и потихоньку теснить остальных к берегу на той стороне острова.
- С чего ты взял, что другие трибуты будут поголовно отступать? – интересуюсь я.
- Толку быть там, где мы есть, если есть местно, где нас точно нет? – лаконично отвечает Антоний, - только дурак будет выступать в одиночку против пятерых.
К исходу дня с горой и хождениями к Рогу покончено. Теперь мы все наслаждаемся заслуженным отдыхом, кто греясь на солнце, кто сидя в пещере. В подобные моменты идиллии, как сейчас или на общих обедах в Тренировочном Центре, я проникаюсь к этой компании… теплотой? Кажется безумием, как можно чувствовать приязнь к этим машинам для убийств, это же свирепые профи из первого и второго дискритов, нас с детства заставляют усвоить, что кровожаднее них нет никого. Полная ерунда, скажу я вам. Если закрыть глаза на то, какие они в бою, какими они вынуждены быть во имя выживания, закрыть глаза на Голодные Игры вообще, то перед вами окажется компания классных ребят, с которыми приятно просто посидеть и пообщаться. Когда-нибудь наш союз распадется, и они станут самыми опасными для меня врагами, но мне не по себе не от этого. Сейчас я жалею, что скрепил этот союз, ведь узнал их слишком хорошо, и когда то, что я увидел, меня не отвратило, не испугало, я к ним привязался.
Вот своенравная, стервозная Карлия. Убила четверых и главное бахвалилась этим! Сейчас она смешно ест куриную ножку, изляпавшись в жире. Зрелище, способное вызвать лишь улыбку. Гай, пытаясь убить время, затачивает ножом сломанные ветки, а Присцилла, дезинфицируя воду, заодно брызгается ей в Гая. Он мгновение выглядит раздраженным, Цилла передразнивает его суровое выражение лица, они смеются. А Антоний… встал на высокий валун на склоне горы и всматривается куда-то вдаль, сквозь стену деревьев.
Пока есть время, отстирываю свою не то куртку, не то рубашку от засохшей крови и вешаю сушиться. К вечеру становится прохладно сидеть в одной футболке и я укрываюсь пледом, мысленно благодаря распорядителей за такие, казалось бы безделушки, которые положили в Рог Изобилия. Там даже нашелся кубик-рубик, который Антоний собирал, как он сказал, чтобы сосредоточится. Удивительно как он ушел в себя после начала Игр, хотя совсем недавно исключил из команды Симону за лишнюю замкнутость.
- Правда или действие? – спрашиваю я Присциллу, которая никак не может понять, как приготовить быстрорастворимый паек.
- Грудь я тебе не покажу, - предупреждает она.
- А я не спущу штаны, - улыбаюсь я.
- Ой, да бросьте, - вмешивается Карлия, - неужто не найдете темы для разговора без дурацкой игры? – повисает пауза, мы оба смотрим на нее, на лице замерли улыбки, - правда, - разводит она руками.
- Почему вызвалась добровольцем? – вопрос вырывается у меня мгновенно.
- Нас так воспитывают, в моем дискрите, - отвечает она, - это как главная цель в жизни. Превращают это в самую сокровенную мечту. Пелена спадает, только когда в твою вытянутую руку тыкают пальцем, вызывая на сцену.
- Вот как, - хоть эта игра и предполагает правдивые ответы, но я не ожидал подобного откровения, - и что теперь?
- А что? Отступать поздно. Я по-прежнему хочу победить, во что бы то ни стало, только радости это принесет меньше, чем казалось раньше. Так, развязали мне тут язык! А ну, красавица, давай теперь ты.
- Действие, действие! – начинаю скандировать я.
- Мы же договорились, - смеется Присцилла, - правда.
- У вас в первом особая диета или операции делают? Как Игры не посмотришь, от вашего дискрита одни фотомодели, - говорит Карлия.
- А вы все как из спецназа, это же не значит, что вас накачивают стероидами, так? – парирует Присцилла, - нет ничего такого. От красивых родителей рождаются красивые дети. Не все поголовно, но какова вероятность, что трибутом в подобном месте станет кто-нибудь страшненький?
- Десять лет назад, - доноситься голос Гая, - Вероника Уэлш, бабы страшнее в жизни не видел.
- На вкус и цвет, знаешь ли, - отвечает ему Карлия.
Он делает свое фирменное самодовольное лицо и принимается кидать в воду камни так, чтобы они отскакивали от глади, прежде чем потонуть.
- Моя очередь? Эх, правда, - решаю я.
- Как приготовить эту чертову лапшу? – вырывается у Присциллы.
- В этом пакете есть клапан, - отвечаю я, - дерни за него и там внутри все само приготовится. Потом потяни за два края и смотри не обожгись паром, когда будет выходить. Вилкой и ложкой ты, надеюсь, пользоваться умеешь. Чья теперь очередь?
- Эй, это не считается! – возмущается Цилла, - и где ты этому научился?
- Там на упаковке инструкция есть, - говорю я, - а ты ее сразу выкинула. Пару часов назад приготовил себе такую же, пока ты таскалась на гору.
- Легко отделался, Джей, - признает Карлия, - давайте тогда действ…
- Дым! – раздается крик Антония, - вижу дым! Собирайте манатки, мы идем на охоту.
Со стороны могло показаться, что мы утратили всякую бдительность, однако на сборы уходит всего пара минут. Копья и ножи всегда лежат под рукой, у Карлии вместо ножа тесак, у меня гарпун взамен копья. Небольшие рюкзаки с предметами первой необходимости были приготовлены заранее и сложены в отдельную кучку. Закидываем в пещеру еще не перенесенные туда вещи и скорым шагом устремляемся в джунгли.
Помню, как-то смотрел повтор пятнадцатилетней давности, где ареной тоже были джунгли. Тогда растительность в них была настолько густой, что трибутам приходилось прорубать каждый метр. На некоторых лианах были цветки, которые стреляли ядовитыми шипами, если их потревожить, что еще больше стесняло движение. Местные джунгли оказались куда более приветливы. Пальмы и прочие деревья стоят на почтительном расстоянии друг от друга, а мелкой растительности совсем немного. Источник, у которого расположилась наша стоянка, дает начало множеству ручьев, которые мы теперь то и дело встречаем, а это значит, что с поиском воды у остальных трибутов проблем нет, поэтому не стоит надеяться на чью-нибудь смерть от жажды.
Дым был от нас примерно в двух милях, после пройденной одной мы рассредоточились и стали идти потише, стараясь не спугнуть неаккуратных трибутов. Когда прохожу еще полмили, темнеет окончательно, и я теряю из вида своих спутников. Ближе всех ко мне были Гай и Карлия, но они отошли дальше, чем хотелось бы. Зато еще через сотню метров я замечаю костер, пламя которого видно теперь даже издалека. Когда цель совсем рядом, мне начинает казаться, будто каждый мой шаг сопровождается звуком ломающейся ветки. Начинаю ступать еще мягче. И как грузному Гаю удается идти тише меня?
Когда я прячусь за деревом и выглядываю на устроившуюся у костра парочку, так и хочется застонать. Во-первых, они сидят рядом друг с другом и оба ко мне спиной. Вторая грубейшая ошибка – головы наклонены вниз, то есть, скорее всего, они просто таращатся на огонь и не смотрят по сторонам, так что их зрение ни капли не приспособилось к темноте. Переговариваются между собой шепотом, даже ветки в костре потрескивают громче, но если бы они даже орали, то костер выдает их сильнее. Видимо надеялись на то, что их двое и никакой одиночка на них не полезет. Как можно было забыть про нас?
За другими деревьями я замечаю остальных профи. Антоний жестами показывает, что сейчас нужно будет сделать. Указывает пальцем на меня и как будто ломает невидимую палку. Я киваю, поднимаю с земли палку настоящую и ударяю ей по пальме, за которой прячусь. Звук заставляет парочку у костра вскочить на ноги, а через секунду Антоний опускает поднятую руку вниз. Пять копий вылетают в вытянувшихся во весь рост трибутов. Парня пронзает сразу двумя, и он мешком оседает на землю. Мой гарпун попадает девушке в бок, но она лишь опускается на колено. Я показываюсь ей на глаза первым – выбегаю и сбиваю ее с ног. Когда она падает, я опускаюсь рядом и замахиваюсь ножом чтобы добить.
- Нет, нет, нет! – визжит она.
Глупо с моей стороны, но этот отчаянный крик останавливает мою руку. Она, пользуясь моей заминкой, пытается приподняться, но тут появляется ухмыляющийся Гай.
- Чего тормозишь? – спрашивает он меня.
Я смотрю девушке в ее испуганные, не понимающие глаза. Всего несколько дней назад она лежала рядом с нами на крыше, ловила ртом виноградины. Рука с ножом опускается.
- Как хочешь, - пожимает плечами Гай и ударом ноги ломает девушке шею.
- Выйдем вечером, ближе к ночи, - предлагает Антоний, - можно заметить дым от костра.
- А хищники? Уверена, они тоже выходят ночью поохотиться, - говорит Присцилла.
- Ты их видела? Нет? Нас пятеро, мы вооружены, ни одно разумное животное к нам не сунется. Думал даже, что мы разделимся, только вы такие пугливые, что, наверное, не стоит.
- А вещи охранять кто будет? – спрашивает Карлия.
- Никто, - отвечает Антоний, - никто сюда не сунется после вчерашнего, в ближайшее время. Пока не будем уходить далеко от лагеря. На вскидку, остров сколько миль протяженностью?
- Пять, может шесть, - говорю я.
- Уйдем на одну, потом на две. Будем прочищать местность и потихоньку теснить остальных к берегу на той стороне острова.
- С чего ты взял, что другие трибуты будут поголовно отступать? – интересуюсь я.
- Толку быть там, где мы есть, если есть местно, где нас точно нет? – лаконично отвечает Антоний, - только дурак будет выступать в одиночку против пятерых.
К исходу дня с горой и хождениями к Рогу покончено. Теперь мы все наслаждаемся заслуженным отдыхом, кто греясь на солнце, кто сидя в пещере. В подобные моменты идиллии, как сейчас или на общих обедах в Тренировочном Центре, я проникаюсь к этой компании… теплотой? Кажется безумием, как можно чувствовать приязнь к этим машинам для убийств, это же свирепые профи из первого и второго дискритов, нас с детства заставляют усвоить, что кровожаднее них нет никого. Полная ерунда, скажу я вам. Если закрыть глаза на то, какие они в бою, какими они вынуждены быть во имя выживания, закрыть глаза на Голодные Игры вообще, то перед вами окажется компания классных ребят, с которыми приятно просто посидеть и пообщаться. Когда-нибудь наш союз распадется, и они станут самыми опасными для меня врагами, но мне не по себе не от этого. Сейчас я жалею, что скрепил этот союз, ведь узнал их слишком хорошо, и когда то, что я увидел, меня не отвратило, не испугало, я к ним привязался.
Вот своенравная, стервозная Карлия. Убила четверых и главное бахвалилась этим! Сейчас она смешно ест куриную ножку, изляпавшись в жире. Зрелище, способное вызвать лишь улыбку. Гай, пытаясь убить время, затачивает ножом сломанные ветки, а Присцилла, дезинфицируя воду, заодно брызгается ей в Гая. Он мгновение выглядит раздраженным, Цилла передразнивает его суровое выражение лица, они смеются. А Антоний… встал на высокий валун на склоне горы и всматривается куда-то вдаль, сквозь стену деревьев.
Пока есть время, отстирываю свою не то куртку, не то рубашку от засохшей крови и вешаю сушиться. К вечеру становится прохладно сидеть в одной футболке и я укрываюсь пледом, мысленно благодаря распорядителей за такие, казалось бы безделушки, которые положили в Рог Изобилия. Там даже нашелся кубик-рубик, который Антоний собирал, как он сказал, чтобы сосредоточится. Удивительно как он ушел в себя после начала Игр, хотя совсем недавно исключил из команды Симону за лишнюю замкнутость.
- Правда или действие? – спрашиваю я Присциллу, которая никак не может понять, как приготовить быстрорастворимый паек.
- Грудь я тебе не покажу, - предупреждает она.
- А я не спущу штаны, - улыбаюсь я.
- Ой, да бросьте, - вмешивается Карлия, - неужто не найдете темы для разговора без дурацкой игры? – повисает пауза, мы оба смотрим на нее, на лице замерли улыбки, - правда, - разводит она руками.
- Почему вызвалась добровольцем? – вопрос вырывается у меня мгновенно.
- Нас так воспитывают, в моем дискрите, - отвечает она, - это как главная цель в жизни. Превращают это в самую сокровенную мечту. Пелена спадает, только когда в твою вытянутую руку тыкают пальцем, вызывая на сцену.
- Вот как, - хоть эта игра и предполагает правдивые ответы, но я не ожидал подобного откровения, - и что теперь?
- А что? Отступать поздно. Я по-прежнему хочу победить, во что бы то ни стало, только радости это принесет меньше, чем казалось раньше. Так, развязали мне тут язык! А ну, красавица, давай теперь ты.
- Действие, действие! – начинаю скандировать я.
- Мы же договорились, - смеется Присцилла, - правда.
- У вас в первом особая диета или операции делают? Как Игры не посмотришь, от вашего дискрита одни фотомодели, - говорит Карлия.
- А вы все как из спецназа, это же не значит, что вас накачивают стероидами, так? – парирует Присцилла, - нет ничего такого. От красивых родителей рождаются красивые дети. Не все поголовно, но какова вероятность, что трибутом в подобном месте станет кто-нибудь страшненький?
- Десять лет назад, - доноситься голос Гая, - Вероника Уэлш, бабы страшнее в жизни не видел.
- На вкус и цвет, знаешь ли, - отвечает ему Карлия.
Он делает свое фирменное самодовольное лицо и принимается кидать в воду камни так, чтобы они отскакивали от глади, прежде чем потонуть.
- Моя очередь? Эх, правда, - решаю я.
- Как приготовить эту чертову лапшу? – вырывается у Присциллы.
- В этом пакете есть клапан, - отвечаю я, - дерни за него и там внутри все само приготовится. Потом потяни за два края и смотри не обожгись паром, когда будет выходить. Вилкой и ложкой ты, надеюсь, пользоваться умеешь. Чья теперь очередь?
- Эй, это не считается! – возмущается Цилла, - и где ты этому научился?
- Там на упаковке инструкция есть, - говорю я, - а ты ее сразу выкинула. Пару часов назад приготовил себе такую же, пока ты таскалась на гору.
- Легко отделался, Джей, - признает Карлия, - давайте тогда действ…
- Дым! – раздается крик Антония, - вижу дым! Собирайте манатки, мы идем на охоту.
Со стороны могло показаться, что мы утратили всякую бдительность, однако на сборы уходит всего пара минут. Копья и ножи всегда лежат под рукой, у Карлии вместо ножа тесак, у меня гарпун взамен копья. Небольшие рюкзаки с предметами первой необходимости были приготовлены заранее и сложены в отдельную кучку. Закидываем в пещеру еще не перенесенные туда вещи и скорым шагом устремляемся в джунгли.
Помню, как-то смотрел повтор пятнадцатилетней давности, где ареной тоже были джунгли. Тогда растительность в них была настолько густой, что трибутам приходилось прорубать каждый метр. На некоторых лианах были цветки, которые стреляли ядовитыми шипами, если их потревожить, что еще больше стесняло движение. Местные джунгли оказались куда более приветливы. Пальмы и прочие деревья стоят на почтительном расстоянии друг от друга, а мелкой растительности совсем немного. Источник, у которого расположилась наша стоянка, дает начало множеству ручьев, которые мы теперь то и дело встречаем, а это значит, что с поиском воды у остальных трибутов проблем нет, поэтому не стоит надеяться на чью-нибудь смерть от жажды.
Дым был от нас примерно в двух милях, после пройденной одной мы рассредоточились и стали идти потише, стараясь не спугнуть неаккуратных трибутов. Когда прохожу еще полмили, темнеет окончательно, и я теряю из вида своих спутников. Ближе всех ко мне были Гай и Карлия, но они отошли дальше, чем хотелось бы. Зато еще через сотню метров я замечаю костер, пламя которого видно теперь даже издалека. Когда цель совсем рядом, мне начинает казаться, будто каждый мой шаг сопровождается звуком ломающейся ветки. Начинаю ступать еще мягче. И как грузному Гаю удается идти тише меня?
Когда я прячусь за деревом и выглядываю на устроившуюся у костра парочку, так и хочется застонать. Во-первых, они сидят рядом друг с другом и оба ко мне спиной. Вторая грубейшая ошибка – головы наклонены вниз, то есть, скорее всего, они просто таращатся на огонь и не смотрят по сторонам, так что их зрение ни капли не приспособилось к темноте. Переговариваются между собой шепотом, даже ветки в костре потрескивают громче, но если бы они даже орали, то костер выдает их сильнее. Видимо надеялись на то, что их двое и никакой одиночка на них не полезет. Как можно было забыть про нас?
За другими деревьями я замечаю остальных профи. Антоний жестами показывает, что сейчас нужно будет сделать. Указывает пальцем на меня и как будто ломает невидимую палку. Я киваю, поднимаю с земли палку настоящую и ударяю ей по пальме, за которой прячусь. Звук заставляет парочку у костра вскочить на ноги, а через секунду Антоний опускает поднятую руку вниз. Пять копий вылетают в вытянувшихся во весь рост трибутов. Парня пронзает сразу двумя, и он мешком оседает на землю. Мой гарпун попадает девушке в бок, но она лишь опускается на колено. Я показываюсь ей на глаза первым – выбегаю и сбиваю ее с ног. Когда она падает, я опускаюсь рядом и замахиваюсь ножом чтобы добить.
- Нет, нет, нет! – визжит она.
Глупо с моей стороны, но этот отчаянный крик останавливает мою руку. Она, пользуясь моей заминкой, пытается приподняться, но тут появляется ухмыляющийся Гай.
- Чего тормозишь? – спрашивает он меня.
Я смотрю девушке в ее испуганные, не понимающие глаза. Всего несколько дней назад она лежала рядом с нами на крыше, ловила ртом виноградины. Рука с ножом опускается.
- Как хочешь, - пожимает плечами Гай и ударом ноги ломает девушке шею.
Глава 11
Глава 12
Два выстрела из пушки приводят меня в чувство. Промедлив, я показал себя не с лучшей стороны, вновь придется наверстывать.
- Минус двое, осталось восемь, - возвещает Гай, - раз мы так быстро управились, может, еще поищем, до утра хотя бы?
- Нет, - говорит Антоний, - по выстрелу кто-нибудь из них наверняка понял, что мы не у себя в лагере и решат утащить под шумок наши запасы. Лучше вернутся поскорее, - он подходит к телу парня и рывком вытаскивает из него копье, затем встает буквально у меня над ухом, - в следующий раз советую тебе не мешкать, - шепчет он мне и уходит впереди всех.
О дружелюбии с его стороны можно забыть, теперь лучше держатся от него подальше, поэтому становлюсь замыкающим. Поначалу мы идем в тишине, и я не могу отделаться от мысли, что за нами следят. То и дело оборачиваюсь, иногда встаю на месте и подолгу всматриваюсь в чащу. Что же там, бродит во тьме меж деревьев? Замечаю, что сильно отстал и догонять профи приходится бегом. Что бы там ни было, на группу оно не нападет.
Ночью дорогу вспомнить очень тяжело, единственный ориентир – гора, но пруд маленький, а идти вдоль склона можно несколько часов. Вдали рычат какие-то животные, птицы иногда начинают громко каркать и взлетают целыми стаями – зрелище потрясающее, но жуткое, не просто же так они это делают. С первой попытки, как и предполагалось, к источнику мы не вышли.
- Налево или направо? – спрашивает Присцилла.
- Когда сомневаешься – всегда иди направо, - говорю я.
- Согласен, - раздается рядом голос Антония, - давай поменяемся, а то я уже устал впереди идти.
Я упустил его из вида, а передвигается он тихо, как мышь, несмотря на высокий рост.
- Без проблем, - думаю о подвохе, но не нахожу его. Вдруг он и правда устал, быть в авангарде та еще задачка – на тебе ответственность за всю группу, если заведешь их в западню или заблудишься. Но тут все просто, только и нужно не выпускать из виду гору и шагать прямо.
Все равно на выбранном направлении я сосредотачиваюсь слишком сильно, поэтому, когда в небе загорается герб и звучит гимн, меня передергивает от внезапности. Тех ребят у костра мы убили около часа ночи и распорядители решили не ждать еще двадцать три, что бы показать сводку.
На небе появляются лица парня и девушки из дискрита-8, после чего исчезают навсегда.
Гай, Антоний и Присцилла, Карлия, Я и Великан, Симона, Умник и Бегунья, Еж, Призрак и детишки Великана. Хорошая будет считалочка на ночь, только вот уснуть она вряд ли поможет. Как же нас еще много, мне становится плохо, едва я представляю, как мы методично убиваем их всех, день за днем, может даже неделю за неделей. А потом схлестываемся в схватке друг с другом. Побоище будет славное, публика надолго это запомнит. Вот только редко что тут идет по плану. Еще неделя и остальные трибуты к нам привыкнут, приспособятся и смогут нас переиграть. Тут, на арене, законы природы предстают во всей красе. Молюсь, что бы наши соперники поумнели еще не скоро.
К рассвету глаза начинают слипаться, бдительность на нуле и думаешь только о сне. Заряда бодрости еще часа на полтора от силы, а потом свалюсь без чувств, и хоть пушкой меня будите. Нет, только не пушкой, теперь, когда я знаю, что означает ее выстрел. Вскоре до ушей доносится знакомый шум бегущей воды. Мы разбиваем наш ровный строй и бежим скорее к нашим припасам, что бы наесться чем-нибудь калорийным, да забраться в спальный мешок и спать, спать, спать.
- Чур, я первый дежурю, - сказу же предупреждаю я, потому что потом буду уже не в силах проснутся.
- Нет, ложись, предоставь это мне, - говорит Антоний голосом, не терпящим возражений, - вы вот-вот упадете, а я еще в состоянии крепко стоять на ногах. Четыре часа вам хватит, потом разбужу одного.
Ой, плевать, Ант, только спасибо тебе скажу. Остальные решают перед сном перекусить, но я лишь наспех выпиваю бульон из серии быстрорастворимых обедов и зарываюсь в спальный мешок, мгновенно проваливаясь в сон.
- Вставайте, вставайте все! – кричит Антоний.
Тело отказывается просыпаться, прошло, кажется, совсем немного времени с тех пор как я заснул.
- Что случилось? – вяло тяну я и потихоньку приподнимаюсь. С оружием никто не скачет, значит не смертельно.
- Нас обокрали, - говорит уже спокойнее Антоний, - я специально запоминал, сколько у нас сумок и свертков, решил пересчитать, прежде чем тебя будить и не досчитался нескольких.
- Просто ты первый раз посчитал неправильно, - тянет Карлия, - или сейчас сбился. Будил бы Джея, зачем орать-то?
- Затем, что нас обокрали, ничего я не сбивался. Все, больше припасы без присмотра не оставляем.
- Ложись спать, Ант, - предлагаю я, - проспишься и успокоишься. Все равно утащили немного, а больше мы такого не допустим.
За всей этой суматохой я и не заметил, что Гай даже не проснулся и до сих пор безмятежно посапывает. Ну, каждому свое, зато у него под подушкой нож лежит. Присцилла посмотрела на нас немного и снова завернулась в спальный мешок. Странно, уже утро, а силы так и не появились. Придется поговорить с Антонием насчет распорядка дня – нельзя все время бодрствовать, будем как сонные мухи, и никакая подготовка нас не спасет. Пока остаются растяпы, зажигающие костры по ночам, думаю, день стоит отводить на сон, а потом обратно в жаворонков.
Через час дежурства стоять на ногах уже невозможно, и я присаживаюсь на камень возле пруда. От монотонного журчания воды голова тяжелеет и опускается. Я что-то говорил о девчачьей ответственности? Признаю, в этом плане ничем мы не отличаемся, потому что сейчас я опять усну.
Когда вновь включаюсь, солнце стоит в зените, а в лагере несет караул бодрый, выспавшийся Гай.
- Решил тебя подменить, - говорит он, - остальных тоже скоро надо будет будить, нельзя же целый день провести, даже не попытавшись кого-нибудь найти.
Он прав, стоит распорядителям посчитать, что действо становится скучным, как тут же на нас может обрушиться черт знает какой катаклизм. Например, внезапно случится пожар или река пересохнет.
- Еще час и будем, - предлагаю я.
Иду умыться прохладной водой источника. На некоторое время зависаю над водяной гладью, разглядывая свое отражение. Лицо выглядит уставшим, отрешенным, под глазами появились небольшие синяки. И всего-то два дня прошло! К тому же голодом я себя не морил, тогда в чем же дело? В том, что я делаю – приходит ответ. Не знал, что совесть умеет разукрашивать лицо, если дотяну до конца, того и гляди поседею. А еще никаких признаков растительности, ни усы, ни борода даже не думают проклевываться. Так даже лучше, а то через три недели пришлось бы просить у спонсоров бритву. А пока грех жаловаться, еды и воды в достатке, а я уже вредничаю. Вот остальным трибутам приходится туго, самим добывать еду, спать на земле, всегда быть начеку, ведь нет никого, кто бы за тебя покараулил. С другой стороны эта автономность – главная слабость профи. Уверен, стоит нас окунуть в те же условия, в которых находятся сейчас остальные, мы уже через день попадаем и начнем дергать ногами. Никто из нас не умеет охотиться, лазать по пальмам за фруктами и тому подобное. Зато нам не страшно, нас много и все мы изощренные убийцы, а это дорогого стоит.
Над верхушками деревьев, совсем недалеко от нашей стоянки, вверх начинает подниматься струйка дыма.
- Дым! – кричу я, - Подъем! Дым, всего в миле отсюда!
Антоний и Карлия буквально срываются с места, Присцилла же поднимается нехотя.
- Так близко? – удивляется Антоний.
- Значит, твоя тактика вытеснения не сработала, - говорю я, - неважно, доберемся минут за пятнадцать, если поторопимся.
- Цилла, скорее! – поторапливает подругу Карлия, - хотя сиди, смотри за вещами, мы быстро.
Она окунает голову в воду, что добавляет ей еще больше энергии и хватает оружие. Остальные уже наготове.
- Воришек не щади, - говорит Антоний Присцилле напоследок и мы устремляемся к источнику дыма.
Пробегаем трусцой километр, после чего начинаем красться. Несмотря на то, что звуки леса днем не такие громкие и меньше помогают заглушать наши шаги, движемся мы куда более тише и увереннее, нежели вчера. Окружаем костер, но обнаруживаем лишь брошенную на земле консервную банку и затухающие угли. Ожидая подвоха, прочесываем местность вокруг костра, но ничего не находим. Собираемся у костра.
- Ушел, гад, - признает Гай.
- Мы бы все равно не успели, - говорю я, - днем от горящего костра дыма почти не видно, заметно сильнее только когда его тушат. Кто бы тут ни был, он просто собирался уходить, при этом не устраивая лесной пожар. Вот и его завтрак, - я пинаю лежащую у костра банку, - постойте…
- Откуда тут взялась банка? – заканчиваем мою мысль Антоний, - если только консервы не стали расти на деревьях, то...
- Ты сказал, что недосчитался нескольких сумок, в них и были консервы, наверное.
- Честно говоря, не уверен, не запоминал, какая именно еда у нас в сумках, - говорит Антоний.
- О Господи, - произносит Карлия, - вы гляньте.
Она показывает поднятую банку из под консервов – на ней красуется вырезанная ножом улыбающаяся рожица. Раздается выстрел.
- Присцилла! – вскрикиваем мы разом и устремляемся обратно к лагерю. На обратный путь уходит вдвое меньше времени, но одного взгляда достаточно, чтобы понять – мы опоздали.
Могло показаться, что Присцилла просто уснула сидя, если бы под ней не растекалась лужа крови, вытекающая из перерезанного горла. Мы не успеваем даже близко подойти к телу, когда появляется планолет и забирает его своими клешнями. Когда шок проходит, мы замечаем остальное: половина наших припасов плавает в пруду, а течение постепенно уносит их по ручьям. Вместе кидаемся в воду и пытаемся спасти сколько можно.
- Провели нас! – кричит Гай, - провели как детей! – он пинает только что вытащенный из воды рюкзак.
Карлия застывает возле оставшейся на камнях луже крови и хмурит брови. Я тоже останавливаюсь и начинаю думать, стараясь откинуть на время переполняющие меня растерянность и злобу. Кому хватит смелости выступать против профи в самом начале Игр? Тому, кто не боялся нас с самого начала, а таких трибутов на моей памяти всего трое: Великан, Призрак и Симона. Великана отметаю сразу – не смог бы, на нем двое маленьких, испуганных спиногрызов, а сам он неуклюж. Даже если этой троице хватило бы ума отвлечь нас дымом от костра, они ни за что не подкрались бы к Присцилле незаметно. Призрак? Он такой смелый только на словах, до сих пор не пойму как он все еще не погиб. Единственное разумное объяснение – уговорил кого-нибудь стать его поводырем. Да вот только кто согласится тащить за собой такую обузу? Остается Симона. Она запросто могла такое сделать, если б только не боялась марать руки об оружие. Хотя…
- Это Симона, - говорю я и широко раскрываю глаза.
Повисает молчание. Антоний трясет головой:
- Когда мы сидели на крыше, она сама говорила, что отказывается брать в руки оружие и убивать вплотную. А Присцилла, ей же… - его голос садится.
- Это еще один ее обман, иллюзия! – громко говорю я, - еще одно заблуждение, - меня начинает трясти, - опять она нас провела. И та улыбка на банке – уже злорадствует, оставляет послания.
- И что, по-твоему, оно означает? - осторожно спрашивает Гай.
- Теперь мы – ее цель и она не остановится, пока всех нас не перебьет, одного за другим. Решила избавить остальных трибутов от профи, вот ее план.
- Мисс Венс доказала, что может быть умнее нас, - говорит Антоний, - больше мы не будем разделяться.
- Минус двое, осталось восемь, - возвещает Гай, - раз мы так быстро управились, может, еще поищем, до утра хотя бы?
- Нет, - говорит Антоний, - по выстрелу кто-нибудь из них наверняка понял, что мы не у себя в лагере и решат утащить под шумок наши запасы. Лучше вернутся поскорее, - он подходит к телу парня и рывком вытаскивает из него копье, затем встает буквально у меня над ухом, - в следующий раз советую тебе не мешкать, - шепчет он мне и уходит впереди всех.
О дружелюбии с его стороны можно забыть, теперь лучше держатся от него подальше, поэтому становлюсь замыкающим. Поначалу мы идем в тишине, и я не могу отделаться от мысли, что за нами следят. То и дело оборачиваюсь, иногда встаю на месте и подолгу всматриваюсь в чащу. Что же там, бродит во тьме меж деревьев? Замечаю, что сильно отстал и догонять профи приходится бегом. Что бы там ни было, на группу оно не нападет.
Ночью дорогу вспомнить очень тяжело, единственный ориентир – гора, но пруд маленький, а идти вдоль склона можно несколько часов. Вдали рычат какие-то животные, птицы иногда начинают громко каркать и взлетают целыми стаями – зрелище потрясающее, но жуткое, не просто же так они это делают. С первой попытки, как и предполагалось, к источнику мы не вышли.
- Налево или направо? – спрашивает Присцилла.
- Когда сомневаешься – всегда иди направо, - говорю я.
- Согласен, - раздается рядом голос Антония, - давай поменяемся, а то я уже устал впереди идти.
Я упустил его из вида, а передвигается он тихо, как мышь, несмотря на высокий рост.
- Без проблем, - думаю о подвохе, но не нахожу его. Вдруг он и правда устал, быть в авангарде та еще задачка – на тебе ответственность за всю группу, если заведешь их в западню или заблудишься. Но тут все просто, только и нужно не выпускать из виду гору и шагать прямо.
Все равно на выбранном направлении я сосредотачиваюсь слишком сильно, поэтому, когда в небе загорается герб и звучит гимн, меня передергивает от внезапности. Тех ребят у костра мы убили около часа ночи и распорядители решили не ждать еще двадцать три, что бы показать сводку.
На небе появляются лица парня и девушки из дискрита-8, после чего исчезают навсегда.
Гай, Антоний и Присцилла, Карлия, Я и Великан, Симона, Умник и Бегунья, Еж, Призрак и детишки Великана. Хорошая будет считалочка на ночь, только вот уснуть она вряд ли поможет. Как же нас еще много, мне становится плохо, едва я представляю, как мы методично убиваем их всех, день за днем, может даже неделю за неделей. А потом схлестываемся в схватке друг с другом. Побоище будет славное, публика надолго это запомнит. Вот только редко что тут идет по плану. Еще неделя и остальные трибуты к нам привыкнут, приспособятся и смогут нас переиграть. Тут, на арене, законы природы предстают во всей красе. Молюсь, что бы наши соперники поумнели еще не скоро.
К рассвету глаза начинают слипаться, бдительность на нуле и думаешь только о сне. Заряда бодрости еще часа на полтора от силы, а потом свалюсь без чувств, и хоть пушкой меня будите. Нет, только не пушкой, теперь, когда я знаю, что означает ее выстрел. Вскоре до ушей доносится знакомый шум бегущей воды. Мы разбиваем наш ровный строй и бежим скорее к нашим припасам, что бы наесться чем-нибудь калорийным, да забраться в спальный мешок и спать, спать, спать.
- Чур, я первый дежурю, - сказу же предупреждаю я, потому что потом буду уже не в силах проснутся.
- Нет, ложись, предоставь это мне, - говорит Антоний голосом, не терпящим возражений, - вы вот-вот упадете, а я еще в состоянии крепко стоять на ногах. Четыре часа вам хватит, потом разбужу одного.
Ой, плевать, Ант, только спасибо тебе скажу. Остальные решают перед сном перекусить, но я лишь наспех выпиваю бульон из серии быстрорастворимых обедов и зарываюсь в спальный мешок, мгновенно проваливаясь в сон.
- Вставайте, вставайте все! – кричит Антоний.
Тело отказывается просыпаться, прошло, кажется, совсем немного времени с тех пор как я заснул.
- Что случилось? – вяло тяну я и потихоньку приподнимаюсь. С оружием никто не скачет, значит не смертельно.
- Нас обокрали, - говорит уже спокойнее Антоний, - я специально запоминал, сколько у нас сумок и свертков, решил пересчитать, прежде чем тебя будить и не досчитался нескольких.
- Просто ты первый раз посчитал неправильно, - тянет Карлия, - или сейчас сбился. Будил бы Джея, зачем орать-то?
- Затем, что нас обокрали, ничего я не сбивался. Все, больше припасы без присмотра не оставляем.
- Ложись спать, Ант, - предлагаю я, - проспишься и успокоишься. Все равно утащили немного, а больше мы такого не допустим.
За всей этой суматохой я и не заметил, что Гай даже не проснулся и до сих пор безмятежно посапывает. Ну, каждому свое, зато у него под подушкой нож лежит. Присцилла посмотрела на нас немного и снова завернулась в спальный мешок. Странно, уже утро, а силы так и не появились. Придется поговорить с Антонием насчет распорядка дня – нельзя все время бодрствовать, будем как сонные мухи, и никакая подготовка нас не спасет. Пока остаются растяпы, зажигающие костры по ночам, думаю, день стоит отводить на сон, а потом обратно в жаворонков.
Через час дежурства стоять на ногах уже невозможно, и я присаживаюсь на камень возле пруда. От монотонного журчания воды голова тяжелеет и опускается. Я что-то говорил о девчачьей ответственности? Признаю, в этом плане ничем мы не отличаемся, потому что сейчас я опять усну.
Когда вновь включаюсь, солнце стоит в зените, а в лагере несет караул бодрый, выспавшийся Гай.
- Решил тебя подменить, - говорит он, - остальных тоже скоро надо будет будить, нельзя же целый день провести, даже не попытавшись кого-нибудь найти.
Он прав, стоит распорядителям посчитать, что действо становится скучным, как тут же на нас может обрушиться черт знает какой катаклизм. Например, внезапно случится пожар или река пересохнет.
- Еще час и будем, - предлагаю я.
Иду умыться прохладной водой источника. На некоторое время зависаю над водяной гладью, разглядывая свое отражение. Лицо выглядит уставшим, отрешенным, под глазами появились небольшие синяки. И всего-то два дня прошло! К тому же голодом я себя не морил, тогда в чем же дело? В том, что я делаю – приходит ответ. Не знал, что совесть умеет разукрашивать лицо, если дотяну до конца, того и гляди поседею. А еще никаких признаков растительности, ни усы, ни борода даже не думают проклевываться. Так даже лучше, а то через три недели пришлось бы просить у спонсоров бритву. А пока грех жаловаться, еды и воды в достатке, а я уже вредничаю. Вот остальным трибутам приходится туго, самим добывать еду, спать на земле, всегда быть начеку, ведь нет никого, кто бы за тебя покараулил. С другой стороны эта автономность – главная слабость профи. Уверен, стоит нас окунуть в те же условия, в которых находятся сейчас остальные, мы уже через день попадаем и начнем дергать ногами. Никто из нас не умеет охотиться, лазать по пальмам за фруктами и тому подобное. Зато нам не страшно, нас много и все мы изощренные убийцы, а это дорогого стоит.
Над верхушками деревьев, совсем недалеко от нашей стоянки, вверх начинает подниматься струйка дыма.
- Дым! – кричу я, - Подъем! Дым, всего в миле отсюда!
Антоний и Карлия буквально срываются с места, Присцилла же поднимается нехотя.
- Так близко? – удивляется Антоний.
- Значит, твоя тактика вытеснения не сработала, - говорю я, - неважно, доберемся минут за пятнадцать, если поторопимся.
- Цилла, скорее! – поторапливает подругу Карлия, - хотя сиди, смотри за вещами, мы быстро.
Она окунает голову в воду, что добавляет ей еще больше энергии и хватает оружие. Остальные уже наготове.
- Воришек не щади, - говорит Антоний Присцилле напоследок и мы устремляемся к источнику дыма.
Пробегаем трусцой километр, после чего начинаем красться. Несмотря на то, что звуки леса днем не такие громкие и меньше помогают заглушать наши шаги, движемся мы куда более тише и увереннее, нежели вчера. Окружаем костер, но обнаруживаем лишь брошенную на земле консервную банку и затухающие угли. Ожидая подвоха, прочесываем местность вокруг костра, но ничего не находим. Собираемся у костра.
- Ушел, гад, - признает Гай.
- Мы бы все равно не успели, - говорю я, - днем от горящего костра дыма почти не видно, заметно сильнее только когда его тушат. Кто бы тут ни был, он просто собирался уходить, при этом не устраивая лесной пожар. Вот и его завтрак, - я пинаю лежащую у костра банку, - постойте…
- Откуда тут взялась банка? – заканчиваем мою мысль Антоний, - если только консервы не стали расти на деревьях, то...
- Ты сказал, что недосчитался нескольких сумок, в них и были консервы, наверное.
- Честно говоря, не уверен, не запоминал, какая именно еда у нас в сумках, - говорит Антоний.
- О Господи, - произносит Карлия, - вы гляньте.
Она показывает поднятую банку из под консервов – на ней красуется вырезанная ножом улыбающаяся рожица. Раздается выстрел.
- Присцилла! – вскрикиваем мы разом и устремляемся обратно к лагерю. На обратный путь уходит вдвое меньше времени, но одного взгляда достаточно, чтобы понять – мы опоздали.
Могло показаться, что Присцилла просто уснула сидя, если бы под ней не растекалась лужа крови, вытекающая из перерезанного горла. Мы не успеваем даже близко подойти к телу, когда появляется планолет и забирает его своими клешнями. Когда шок проходит, мы замечаем остальное: половина наших припасов плавает в пруду, а течение постепенно уносит их по ручьям. Вместе кидаемся в воду и пытаемся спасти сколько можно.
- Провели нас! – кричит Гай, - провели как детей! – он пинает только что вытащенный из воды рюкзак.
Карлия застывает возле оставшейся на камнях луже крови и хмурит брови. Я тоже останавливаюсь и начинаю думать, стараясь откинуть на время переполняющие меня растерянность и злобу. Кому хватит смелости выступать против профи в самом начале Игр? Тому, кто не боялся нас с самого начала, а таких трибутов на моей памяти всего трое: Великан, Призрак и Симона. Великана отметаю сразу – не смог бы, на нем двое маленьких, испуганных спиногрызов, а сам он неуклюж. Даже если этой троице хватило бы ума отвлечь нас дымом от костра, они ни за что не подкрались бы к Присцилле незаметно. Призрак? Он такой смелый только на словах, до сих пор не пойму как он все еще не погиб. Единственное разумное объяснение – уговорил кого-нибудь стать его поводырем. Да вот только кто согласится тащить за собой такую обузу? Остается Симона. Она запросто могла такое сделать, если б только не боялась марать руки об оружие. Хотя…
- Это Симона, - говорю я и широко раскрываю глаза.
Повисает молчание. Антоний трясет головой:
- Когда мы сидели на крыше, она сама говорила, что отказывается брать в руки оружие и убивать вплотную. А Присцилла, ей же… - его голос садится.
- Это еще один ее обман, иллюзия! – громко говорю я, - еще одно заблуждение, - меня начинает трясти, - опять она нас провела. И та улыбка на банке – уже злорадствует, оставляет послания.
- И что, по-твоему, оно означает? - осторожно спрашивает Гай.
- Теперь мы – ее цель и она не остановится, пока всех нас не перебьет, одного за другим. Решила избавить остальных трибутов от профи, вот ее план.
- Мисс Венс доказала, что может быть умнее нас, - говорит Антоний, - больше мы не будем разделяться.
Глава 12
Смерть Присциллы – удар для нас, профи, и глоток воздуха для остальных трибутов, а из черного списка Симоны вычеркнуто первое имя. Нет стопроцентной уверенности, что это она, но остальные варианты кажутся еще безумней.
После случившегося днем, мы не сразу кидаемся разрабатывать новый план. Сейчас, куда ни глянь – сокрушенные лица. Симона привязала нас к месту, теперь мы не можем оставить припасы, не можем разделиться и уходить далеко друг от друга. С охотой на слабаков покончено, по крайней мере, на время. А остались ли еще в игре слабые игроки? Конечно, еще целых двенадцать трибутов, кто-нибудь и без нас склеит ласты.
Под вечер безделье начинает лишь раздражать, пора начинать действовать. Что же ты молчишь, Антоний? У тебя всегда есть план.
- Если сумеем обезопасить припасы, - все поворачиваются на мой голос, - не нужно будет никого оставлять для охраны. Сможем выходить из лагеря, когда захотим, и не придется разделяться.
- И как ты предлагаешь это сделать? – спрашивает Антоний.
- Наставим ловушек, не знаю, - я развожу руками, - самое время придумать способ, не ждать же нам, что остальные сами по себе погибнут.
Честно говоря, я не против такого расклада. Я был не прав, когда говорил, что убивать просто. Там, у Рога Изобилия, была бойня, и разум словно затуманило, но стоило мне замахнуться оружием на беззащитную девушку из дискрита-8 и все… заклинило. Не дай Бог остаться под конец один на один с кем-нибудь маленьким, вроде детишек из дискрита-12, тогда хоть диких зверей на них натравливай. С другой стороны, не стоит этого бояться или даже надеяться. Если повезет дойти до конца, а при виде моих соперников надежды мало, то, скорее всего, моим соперником будет Антоний или Симона, может даже Великан. Ни с кем из них я не справлюсь, а преимущества каждого из них стократ перевешивают мои. А если не я, то кто? Кто-нибудь из двенадцатого, в этом будет высшая справедливость - сорок девятые Голодные Игры выиграл ребенок!
- Придумал! – осеняет Антония, - отличная идея с ловушками, Джей. Еды осталось на две недели, так что ждать чуда и вправду не стоит, надо торопиться. Половину припасов будем таскать на себе, только воду и пищу, которая полегче. Остальную половину еды и лекарства свалим в самый конец пещеры и заставим ее ловушками по самое некуда.
- Уверен, что стоит оставлять лекарства? – интересуюсь я.
- Абсолютно. Ты хоть одного раненного за всю игру видел?
Да, девушку из седьмого, которую дорезала Карлия. Отрицательно киваю головой.
- Вот и я нет. Надо придумать, как именно тут все заставить.
- Я научился делать силки в тренировочном, только в пещере от них будем мало толку.
- Ерунда, а узлы тебя вязать учили? – не отступает Антоний.
- Да…
- Джей, ты наше самое ценное приобретение, не сочти за грубость. Наточим острых веток, и будет куча капканов, что-нибудь выстреливающее шипами заделаем, веревки для растяжек у нас есть.
- А ветки и точить не надо, - замечает Карлия, - вон Гай на досуге пол-леса спилил.
- И точно, - ухмыляется Гай.
- Одна проблема, - умеряю я общий пыл, - никакого толка от наших ловушек, если Симона будет за нами следить. Ей хватило смелости все время быть рядом, она может прямо сейчас сидеть на дереве, где-нибудь неподалеку.
- Черт, - Антоний ударяет кулаком о воду.
- Вокруг одни деревья, - говорит Карлия.
- Мы заметили, - смеется Гай, - и что с того?
- Сами посмотрите, - она встает и быстрым шагом направляется в чащу.
- Эй, не уходи далеко! – в один голос пытаемся остановить ее мы.
Она лишь махает рукой. Дойдя до первых деревьев, останавливается, проходит чуть подальше и кричит, так что бы нам было слышно:
- Уже отсюда не видно нихрена, а если залезть на дерево, то через метров двадцать уже тоже не будет толку, - возвращается обратно, - двое будут делать ловушки, двое патрулировать, высматривая эту гадину.
- Опять разделяться? Ну уж нет, - не соглашается Антоний.
- Да отходить далеко не надо, мы все время будем друг у друга в поле зрения.
- Согласен с Карли, - говорю я, - если есть другие варианты, пожалуйста, говорите.
Молчание.
- Отлично, - разводит руками Антоний, - так и сделаем. Начинать лучше сейчас, ночью ничего смастерить не удастся. До темноты три часа, - он трет ладони друг о друга и поднимается, расправляя плечи, - приступим. Карли, Гай – ваш патруль первый. Джей пока объяснит, как и что нужно делать, когда научимся все, то и тебя, дружище, - обращается он ко мне, - пошлем на заработки.
Схватив свое оружие, Гай и Карлия уходят в джунгли. Все время на виду им держатся не удастся, но если вдруг что – добежать до них можно будет за минуту, а то и быстрее.
Я показываю Антонию как вязать крепкие узлы и, через полчаса попыток, ему удается поставить хорошую растяжку в глубине пещеры. Ночью, в принципе, тоже можно будет заморочиться – зажал фонарик в зубах и делай свое дело, только раз уж решили работать днем, ночь стоит отвести под сон. Усталость Присциллы стоила ей жизни, пока есть возможность - не надо себя загонять.
Гай, хоть и накромсал все ветки в округе, не мог предположить, что они нам понадобятся, поэтому просто разбрасывал их где попало. На один их сбор ушло все свободное время, причем некоторые, пролежав долгое время возле воды, оказались совершенно непригодными и быстро ломались. В результате получилось лишь подготовить почву для дальнейших действий, а самое трудное осталось назавтра. Еще днем мы договорились не выходить на охоту, потому ночь обещает быть бедной на события, но богатой на длинные несения караулов. Мое дежурство - третье, не самое худшее.
Полночь. Небо вновь озаряет капитолийский герб и начинает играть гимн. Появляется лицо Присциллы, вскоре исчезает. Не сказать, что мне горько, но видя ее лицо, обида и злость от того, что Симона нас провела, в очередной раз подскакивает к максимальной планке, однако исчезает так же скоро, как и фотография на небе. Гай, Антоний и Карлия, Я, Симона, Великан, Призрак, Умник и Бегунья, Еж и дети Великана. Считалочка прочитана, и я погружаюсь в сон.
Через положенных мне четыре часа меня будит Карлия, тряся за плечо.
- Вставай, твоя очередь, - раздраженно говорит она.
- Понял, не дурак, - как можно бодрее стараюсь говорить я.
Умывшись, нахожу кубик-рубик, который не одному мне помогает нести караул, занимаю голову и руки, отвлекая ото сна. К четырем утра уже начинает светать, но тьма меж деревьев едва ли менее жуткая, чем ночью, а всматриваться туда, хочешь не хочешь, а надо.
Где-то там спят, бродят, выживают еще восемь трибутов. Теперь большинство из них наверняка ошиваются на другом конце острова, в дневном переходе от нас. Даже если у нас получится обезопасить пещеру, все равно каждая ночная охота с заходами на такие большие расстояния будет сродни пытке. Пожалуй, если найдется надежное укрытие поближе к центру острова стоит предложить перенести все припасы туда. Но только когда их останется ровно столько, что можно будет все тащить на себе. И, конечно, нужно будет избавиться от Симоны. Какой же я был идиот, когда предостерег ее от битвы у Рога, где мою напарницу по дискриту ждала верная смерть.
Наутро работа возобновляется. Антоний, после еще пары десятков попыток, наконец, может без посторонней помощи соорудить годную ловушку и уходит патрулировать, уступая место Гаю. Тот, как выясняется, только на изготовление острых веток и был горазд. Узлы, конечно, любой дурак вязать научится, но все его силки и капканы так ни разу и не сработали, сколько ни бейся, все приходилось доделывать за него. Вижу, как он злится, и стараюсь подбадривать, но скоро, будучи на грани, он опускает руки и зовет Карлию. Ее и учить не надо.
- У нас во втором, - рассказывает она, - на каменоломнях используют отбойные молотки, что бы скалывать породу. В школе я их собирать и разбирать могла, как… - она запинается, - короче…
Она выхватывает у меня из рук все материалы и начинает уставлять пещеру собственными ловушками. Надеюсь, потом она объяснит, как их можно обойти. К вечеру в пещере не остается ни одного живого места. Ловушек так много, что некоторые видно невооруженным взглядом, но обойдя их, предполагаемый похититель угодит еще в десяток. Повисает резонный вопрос – а сможем ли мы сами через них пройти? Все ведь не упомнишь. Решаем, что когда продукты начнут подходить к концу, просто обезвредим тут все и заберем остатки.
Ночью на небе нет лиц, впервые с начала Игр. Это плохо, скоро распорядители решат, что зрителям становится скучно. Хотя кто знает, чем их развлекают другие трибуты? Взять того же Призрака. Уже пятый день в строю, с его слепотой это ни в какие ворота не лезет. Единственное разумное объяснение все то же – он надавил на чью-нибудь жалость и теперь обзавелся поводырем. Значит, умирать ему совсем не хочется и его обреченный вид – еще один обман. Лишь бы он не примкнул к троице Великана, еще одну группу в четыре человека я не вынесу, а уж бедных одиночек так и вовсе оставит без шанса на победу. Интересно, в формулу успеха Умника входило обзавестись союзниками? Конечно, входило, к нам же сам просился. Вот только с его внешним видом и характером никто его к себе в команду не возьмет. Бегунья точно одна, компаньон, не способный за ней угнаться, быстро станет обузой. А Еж… смерть напарницы в первый же день, пожалуй, расстроила его планы, поди теперь, догадайся где он и что у него на уме.
Хоть работа и закончена, мы решаем продолжать патрулировать еще пару дней, дабы не вызывать подозрений. Такое поведение напоминает паранойю, но без нее на арене никуда.
Пока обхожу периметр вместе с Гаем, думаю о том, что скоро придется опять менять распорядок, если мы хотим устраивать ночные рейды. Нам и так дали двухдневную передышку, не стоит разочаровывать публику, она соскучилась по виду крови.
Рядом со мной внезапно раздается шуршание. Пытаюсь найти источник шума, поднимаю голову и вижу, что на верхушке одного из деревьев устроилась мартышка и колотит орех о ветку.
- Эй! – машу ей рукой.
Она злобно вскрикивает и кидает в меня так и не поддавшийся орешек. Он больно стукается мне о голову. Злобная обезьяна издает торжествующий клич и убегает, перепрыгивая с ветки на ветку. Потирая ладонью лоб, слежу за ее маршрутом, пока та не скрывается из виду, и тут замечаю, что на одном из деревьев сидит кто-то больше чем мартышка…
- Она здесь! – кричу я.
Симона в ужасе спрыгивает с дерева и больно ударяется ногами о землю, судя по ее вскрику, но быстро оказывается на ногах и начинает улепетывать, забыв о боли. Мимо меня, с копьем наперевес уже мчится Гай. Вслед за ним начинаю погоню, вскоре за собой замечаю и Антония с Карлией. Все-таки не зря мы были предельно осторожны последние дни, теперь наш главный соперник попался. Выжимаю из себя всю прыть, которая только во мне есть и нагоняю Гая. Спина Симоны вновь оказывается в поле зрения, она, кажется, начала сбавлять темп. На моем лице расплывается ухмылка, когда через несколько шагов я наступаю во что-то мягкое, и меня вздергивает вниз головой. Силки! Петля была вокруг… Мои глаза расширяются от ужаса, когда видят расползающиеся внизу орды муравьев. А потом раздается взрыв.
После случившегося днем, мы не сразу кидаемся разрабатывать новый план. Сейчас, куда ни глянь – сокрушенные лица. Симона привязала нас к месту, теперь мы не можем оставить припасы, не можем разделиться и уходить далеко друг от друга. С охотой на слабаков покончено, по крайней мере, на время. А остались ли еще в игре слабые игроки? Конечно, еще целых двенадцать трибутов, кто-нибудь и без нас склеит ласты.
Под вечер безделье начинает лишь раздражать, пора начинать действовать. Что же ты молчишь, Антоний? У тебя всегда есть план.
- Если сумеем обезопасить припасы, - все поворачиваются на мой голос, - не нужно будет никого оставлять для охраны. Сможем выходить из лагеря, когда захотим, и не придется разделяться.
- И как ты предлагаешь это сделать? – спрашивает Антоний.
- Наставим ловушек, не знаю, - я развожу руками, - самое время придумать способ, не ждать же нам, что остальные сами по себе погибнут.
Честно говоря, я не против такого расклада. Я был не прав, когда говорил, что убивать просто. Там, у Рога Изобилия, была бойня, и разум словно затуманило, но стоило мне замахнуться оружием на беззащитную девушку из дискрита-8 и все… заклинило. Не дай Бог остаться под конец один на один с кем-нибудь маленьким, вроде детишек из дискрита-12, тогда хоть диких зверей на них натравливай. С другой стороны, не стоит этого бояться или даже надеяться. Если повезет дойти до конца, а при виде моих соперников надежды мало, то, скорее всего, моим соперником будет Антоний или Симона, может даже Великан. Ни с кем из них я не справлюсь, а преимущества каждого из них стократ перевешивают мои. А если не я, то кто? Кто-нибудь из двенадцатого, в этом будет высшая справедливость - сорок девятые Голодные Игры выиграл ребенок!
- Придумал! – осеняет Антония, - отличная идея с ловушками, Джей. Еды осталось на две недели, так что ждать чуда и вправду не стоит, надо торопиться. Половину припасов будем таскать на себе, только воду и пищу, которая полегче. Остальную половину еды и лекарства свалим в самый конец пещеры и заставим ее ловушками по самое некуда.
- Уверен, что стоит оставлять лекарства? – интересуюсь я.
- Абсолютно. Ты хоть одного раненного за всю игру видел?
Да, девушку из седьмого, которую дорезала Карлия. Отрицательно киваю головой.
- Вот и я нет. Надо придумать, как именно тут все заставить.
- Я научился делать силки в тренировочном, только в пещере от них будем мало толку.
- Ерунда, а узлы тебя вязать учили? – не отступает Антоний.
- Да…
- Джей, ты наше самое ценное приобретение, не сочти за грубость. Наточим острых веток, и будет куча капканов, что-нибудь выстреливающее шипами заделаем, веревки для растяжек у нас есть.
- А ветки и точить не надо, - замечает Карлия, - вон Гай на досуге пол-леса спилил.
- И точно, - ухмыляется Гай.
- Одна проблема, - умеряю я общий пыл, - никакого толка от наших ловушек, если Симона будет за нами следить. Ей хватило смелости все время быть рядом, она может прямо сейчас сидеть на дереве, где-нибудь неподалеку.
- Черт, - Антоний ударяет кулаком о воду.
- Вокруг одни деревья, - говорит Карлия.
- Мы заметили, - смеется Гай, - и что с того?
- Сами посмотрите, - она встает и быстрым шагом направляется в чащу.
- Эй, не уходи далеко! – в один голос пытаемся остановить ее мы.
Она лишь махает рукой. Дойдя до первых деревьев, останавливается, проходит чуть подальше и кричит, так что бы нам было слышно:
- Уже отсюда не видно нихрена, а если залезть на дерево, то через метров двадцать уже тоже не будет толку, - возвращается обратно, - двое будут делать ловушки, двое патрулировать, высматривая эту гадину.
- Опять разделяться? Ну уж нет, - не соглашается Антоний.
- Да отходить далеко не надо, мы все время будем друг у друга в поле зрения.
- Согласен с Карли, - говорю я, - если есть другие варианты, пожалуйста, говорите.
Молчание.
- Отлично, - разводит руками Антоний, - так и сделаем. Начинать лучше сейчас, ночью ничего смастерить не удастся. До темноты три часа, - он трет ладони друг о друга и поднимается, расправляя плечи, - приступим. Карли, Гай – ваш патруль первый. Джей пока объяснит, как и что нужно делать, когда научимся все, то и тебя, дружище, - обращается он ко мне, - пошлем на заработки.
Схватив свое оружие, Гай и Карлия уходят в джунгли. Все время на виду им держатся не удастся, но если вдруг что – добежать до них можно будет за минуту, а то и быстрее.
Я показываю Антонию как вязать крепкие узлы и, через полчаса попыток, ему удается поставить хорошую растяжку в глубине пещеры. Ночью, в принципе, тоже можно будет заморочиться – зажал фонарик в зубах и делай свое дело, только раз уж решили работать днем, ночь стоит отвести под сон. Усталость Присциллы стоила ей жизни, пока есть возможность - не надо себя загонять.
Гай, хоть и накромсал все ветки в округе, не мог предположить, что они нам понадобятся, поэтому просто разбрасывал их где попало. На один их сбор ушло все свободное время, причем некоторые, пролежав долгое время возле воды, оказались совершенно непригодными и быстро ломались. В результате получилось лишь подготовить почву для дальнейших действий, а самое трудное осталось назавтра. Еще днем мы договорились не выходить на охоту, потому ночь обещает быть бедной на события, но богатой на длинные несения караулов. Мое дежурство - третье, не самое худшее.
Полночь. Небо вновь озаряет капитолийский герб и начинает играть гимн. Появляется лицо Присциллы, вскоре исчезает. Не сказать, что мне горько, но видя ее лицо, обида и злость от того, что Симона нас провела, в очередной раз подскакивает к максимальной планке, однако исчезает так же скоро, как и фотография на небе. Гай, Антоний и Карлия, Я, Симона, Великан, Призрак, Умник и Бегунья, Еж и дети Великана. Считалочка прочитана, и я погружаюсь в сон.
Через положенных мне четыре часа меня будит Карлия, тряся за плечо.
- Вставай, твоя очередь, - раздраженно говорит она.
- Понял, не дурак, - как можно бодрее стараюсь говорить я.
Умывшись, нахожу кубик-рубик, который не одному мне помогает нести караул, занимаю голову и руки, отвлекая ото сна. К четырем утра уже начинает светать, но тьма меж деревьев едва ли менее жуткая, чем ночью, а всматриваться туда, хочешь не хочешь, а надо.
Где-то там спят, бродят, выживают еще восемь трибутов. Теперь большинство из них наверняка ошиваются на другом конце острова, в дневном переходе от нас. Даже если у нас получится обезопасить пещеру, все равно каждая ночная охота с заходами на такие большие расстояния будет сродни пытке. Пожалуй, если найдется надежное укрытие поближе к центру острова стоит предложить перенести все припасы туда. Но только когда их останется ровно столько, что можно будет все тащить на себе. И, конечно, нужно будет избавиться от Симоны. Какой же я был идиот, когда предостерег ее от битвы у Рога, где мою напарницу по дискриту ждала верная смерть.
Наутро работа возобновляется. Антоний, после еще пары десятков попыток, наконец, может без посторонней помощи соорудить годную ловушку и уходит патрулировать, уступая место Гаю. Тот, как выясняется, только на изготовление острых веток и был горазд. Узлы, конечно, любой дурак вязать научится, но все его силки и капканы так ни разу и не сработали, сколько ни бейся, все приходилось доделывать за него. Вижу, как он злится, и стараюсь подбадривать, но скоро, будучи на грани, он опускает руки и зовет Карлию. Ее и учить не надо.
- У нас во втором, - рассказывает она, - на каменоломнях используют отбойные молотки, что бы скалывать породу. В школе я их собирать и разбирать могла, как… - она запинается, - короче…
Она выхватывает у меня из рук все материалы и начинает уставлять пещеру собственными ловушками. Надеюсь, потом она объяснит, как их можно обойти. К вечеру в пещере не остается ни одного живого места. Ловушек так много, что некоторые видно невооруженным взглядом, но обойдя их, предполагаемый похититель угодит еще в десяток. Повисает резонный вопрос – а сможем ли мы сами через них пройти? Все ведь не упомнишь. Решаем, что когда продукты начнут подходить к концу, просто обезвредим тут все и заберем остатки.
Ночью на небе нет лиц, впервые с начала Игр. Это плохо, скоро распорядители решат, что зрителям становится скучно. Хотя кто знает, чем их развлекают другие трибуты? Взять того же Призрака. Уже пятый день в строю, с его слепотой это ни в какие ворота не лезет. Единственное разумное объяснение все то же – он надавил на чью-нибудь жалость и теперь обзавелся поводырем. Значит, умирать ему совсем не хочется и его обреченный вид – еще один обман. Лишь бы он не примкнул к троице Великана, еще одну группу в четыре человека я не вынесу, а уж бедных одиночек так и вовсе оставит без шанса на победу. Интересно, в формулу успеха Умника входило обзавестись союзниками? Конечно, входило, к нам же сам просился. Вот только с его внешним видом и характером никто его к себе в команду не возьмет. Бегунья точно одна, компаньон, не способный за ней угнаться, быстро станет обузой. А Еж… смерть напарницы в первый же день, пожалуй, расстроила его планы, поди теперь, догадайся где он и что у него на уме.
Хоть работа и закончена, мы решаем продолжать патрулировать еще пару дней, дабы не вызывать подозрений. Такое поведение напоминает паранойю, но без нее на арене никуда.
Пока обхожу периметр вместе с Гаем, думаю о том, что скоро придется опять менять распорядок, если мы хотим устраивать ночные рейды. Нам и так дали двухдневную передышку, не стоит разочаровывать публику, она соскучилась по виду крови.
Рядом со мной внезапно раздается шуршание. Пытаюсь найти источник шума, поднимаю голову и вижу, что на верхушке одного из деревьев устроилась мартышка и колотит орех о ветку.
- Эй! – машу ей рукой.
Она злобно вскрикивает и кидает в меня так и не поддавшийся орешек. Он больно стукается мне о голову. Злобная обезьяна издает торжествующий клич и убегает, перепрыгивая с ветки на ветку. Потирая ладонью лоб, слежу за ее маршрутом, пока та не скрывается из виду, и тут замечаю, что на одном из деревьев сидит кто-то больше чем мартышка…
- Она здесь! – кричу я.
Симона в ужасе спрыгивает с дерева и больно ударяется ногами о землю, судя по ее вскрику, но быстро оказывается на ногах и начинает улепетывать, забыв о боли. Мимо меня, с копьем наперевес уже мчится Гай. Вслед за ним начинаю погоню, вскоре за собой замечаю и Антония с Карлией. Все-таки не зря мы были предельно осторожны последние дни, теперь наш главный соперник попался. Выжимаю из себя всю прыть, которая только во мне есть и нагоняю Гая. Спина Симоны вновь оказывается в поле зрения, она, кажется, начала сбавлять темп. На моем лице расплывается ухмылка, когда через несколько шагов я наступаю во что-то мягкое, и меня вздергивает вниз головой. Силки! Петля была вокруг… Мои глаза расширяются от ужаса, когда видят расползающиеся внизу орды муравьев. А потом раздается взрыв.
Глава 13
От взрывной волны меня сдувает в сторону, но веревка продолжает крепко держать за ногу. Муравьи разлетелись на несколько метров вперед и теперь растерянно бродят кругами, хотя представляют собой все такое же жуткое зрелище. Пока в глазах двоится, а в ушах звенит, сориентироваться просто невозможно. Сосредоточившись, вижу как, не обращая ни на что внимания, промчался мимо Антоний, Карлие же я успеваю крикнуть:
- Муравьи!
Она замечает копошащихся тварей у себя под ногами, вскрикивает и убегает в обратном направлении. Проклятье, я остался один. Пытаюсь подтянуться, что бы отвязать веревку, но едва начинаю первую попытку, как голова отзывается нестерпимой болью. Перед глазами до сих пор все плывет, и я отключаюсь.
Очнувшись, первым делом чувствую нестерпимый жар. Когда зрение, наконец, сфокусировалось, вижу, что земля подо мной пылает. Поначалу думаю, что это просто галлюцинация, но жар кажется вполне реальным.
- Ааа!
- Не ори ты! – шикает Карлия.
Она подходит ко мне и достает нож. Вот и все, самое время меня убить, пока я беззащитен. Нет, ножом Карлия разрезает веревку, за которую меня подвесили. Стукаюсь о землю и вижу под собой тысячи сгоревших муравьиных трупиков.
- Ты… ты спасла меня, - говорю я Карлие, - но как? Я видел, как ты убегаешь.
- Если б не убежала, не смогла бы тебе помочь, бестолочь, - огрызается она, - взяла пару факелов и жидкость для разжигания костров, зажгла факелы, кинула в этот рой, потом залила и подожгла все вокруг. Знал бы ты, чего мне это стоило, - ее передергивает, - ненавижу жуков.
- Антоний?
- Не знаю. Не видела его с тех пор как он убежал.
Голова начинает приходить в порядок. Ловушка, взрыв…
- Гай…
Карлия отрицательно качает головой и кивает куда-то в сторону, но сама туда не смотрит. При виде последствий взрыва я и сам охаю, после чего прикрываю рот рукой. То, что было Гаем, теперь представляет собой обгоревший кусок плоти, к тому же без ног и частей рук. Вокруг лежат куски поменьше.
- Сколько я так провисел? Почему его до сих пор не убрали?
- По правилам, - Карлия сглатывает, - по правилам другой трибут находится слишком близко к телу жертвы, поэтому убирать нельзя.
- Это отвратительно, - бормочу я, - давай уйдем отсюда, скорее. Пошли обратно к стоянке, Антония потом поищем.
- Согласна, - она берет меня под руку и помогает ковылять вперед.
Когда мы проходим пару десятков метров за нами появляется планолет и спускает не обычные клешни, которыми хватают погибших трибутов, а целую кучу разных приборов, напоминающих оборудование из кабинета зубного врача, только в несколько раз увеличенное. Перед глазами встает картина, как останки Гая сейчас будут соскребать с земли, накатывает волна тошноты и меня рвет.
- Мать твою, Джей, - недовольно говорит Карлия, - ты мне штанину заляпал.
Уже шутит, значит в лучшем состоянии, чем я. На то, что бы добраться до лагеря, уходит несколько часов. Казалось, за Симоной я бежал не так долго, но ковылять с нарушенной координацией - это не гнаться за кем-то. Присаживаемся у пруда и облегченно вздыхаем.
Неуловимая Симона Венс. Опять провела жестоких профи, угнетателей простых трибутов. Наверняка среди зрителей она уже заимела немалый успех, ведь на моей памяти она первая, кому подобное противостояние удавалось с таким успехом. Если бы я ее не знал, и пришлось придумывать ей прозвище, оно было бы однозначным – Сука. Надеюсь, Антоний ее убьет, только надежды уже мало. Он ее упустил, иначе мы бы давно услышали выстрел. Тогда почему не возвращается? Может, напоролся на других трибутов и теперь ранен? Неважно, он хотя бы жив, а вот Гая теперь даже родители узнать не смогут. С одной стороны он был жесток, вспомнить ту же девушку из дискрита-8, но никто из нашей компании с самого начала не был белым и пушистым. А вот с другой… после смерти каждого компаньона я будто теряю часть себя. Подумать только, нас осталось всего трое. Что же от меня останется, когда я окажусь в одиночестве?
- Постой ка, - говорит Карлия, - а где эта тварь взяла взрывчатку?
- Спонсоры могли скинуть, только обошлось бы им это в круглую сумму. Пока нас еще много, рисковать большими деньгами никто не будет.
- На самой арене никогда нет ничего огнестрельного и взрывчатого.
- Ничего кроме мин, - говорю я и стукаю себя по лбу, - когда все ринулись к Рогу Изобилия, она сошла с диска и стала копать. Видимо, успела отрыть одну и свалила.
- Но их же деактивируют сразу после старта, - замечает Карлия.
- Симона всегда была с техникой на ты, по крайне мере в школе. И за что нам достался такой умный противник? – я смотрю в сторону пещеры и изображаю на лице ужас.
- Что такое? Припасы? – Карлия оборачивается в пещере, но она по-прежнему уставлена ловушками и ничего не тронуто.
- Купилась? - улыбаюсь я.
- Джей! Ах ты подлюга, - она толкает меня с камня и я падаю на берег, промочив себе весь бок. В ответ брызгаю в нее водой.
- Развлекаетесь? – осаждает нас донесшийся совсем рядом голос Антония.
Он выходит из леса, весь вспотевший, перепачканный в грязи, лицо перекошено от злобы.
- Нашего убили, а вы тут развлекаетесь?!
Он срывает с себя гимнастерку и кидает ее в нашу сторону. Подлетает ко мне и поднимает с земли, просто схватив за ворот. Ткань футболки неприятно врезается в шею, но я не в силах сопротивляться. К стыду своему, мне страшно.
- Антоний, успокойся, - Карлия подходит к нему и гладит по лицу.
Он поворачивает к ней голову, и тяжелое дыхание становится более спокойным, после чего хватка разжимается.
- Прости меня, Джей, - говорит он и садится на камни, обхватив голову руками, - прости меня.
И не подумаю.
- Рассказывай, где тебя носило? - спрашиваю я.
- Погоди, дай отдышатся, - он кидается к пруду, что бы попить, но я его останавливаю.
- У нас чистая в бутылках есть, забыл? Вдруг микроб или вирус какой проглотишь.
- На, - Карлия кидает ему бутылку.
Антоний ловит ее налету и надолго прикладывается к ней. Напившись вдоволь, он начинает свой рассказ:
- Взрывом меня не задело, и я не стал останавливаться. Когда увидел Гая, понял что ему не помочь, тут к гадалке не ходи. Решил, что если не догоню эту сучку сейчас, она нам еще столько наделает пакостей. Совершенно забыл об осторожности, об остальных трибутах, был только я и она. Так мы бежали и бежали… Помнишь, Джей, она ведь на беговых упражнениях вовсе не блистала как я, и та, из шестого.
- Очередная ее уловка, которые я уже устал считать? – произношу я.
- Не думаю, просто под страхом смерти и не такое творить начнешь. Это придало ей сил, но я все равно ее нагонял. По пути такая забавная вещь случилась, - он ухмыльнулся, первая его положительная эмоция с тех пор, как вернулся, - набегу увидел кучерявого парня, который присел возле дерева вы-поняли-зачем. Наверняка от моего вида процесс немало ускорился, - Антоний снова хмыкнул.
- Это был Умник, доброволец из седьмого, - уточняю я.
- Еще один умник, - грустно произносит Карлия.
- По правде сказать, он дуралей, к тому же слишком высокого о себе мнения.
- Убежать ему мозгов хватило, - замечает Антоний, - на обратном пути думал его прибить для острастки, но твой Умник был таков. Так о чем я? Отвлекся я на твоего добровольца. Симона, мать ее, снова оторвалась, а потом сквозь землю провалилась.
- Образно? – уточняю я.
- Нет, прям на бегу свалилась в яму, нору какую-то, и дальше побежала. Там была тьма непроглядная, а у меня ни фонарика, ни спичек, ни факела не было, страхово стало. Думал, сожрут там ее, твари какие-нибудь, да вот только молчит пушка.
- Рисковать не стоило, - заверяю я Антония, - вдруг там правда что, умер бы вместе с ней. И что мы бы без тебя делали?
На его лице расплывается улыбка, потом он прыскает, и мы оба начинаем смеяться. Возможно, мы переигрываем, но зрителям нельзя показывать, что девочка-герой из четвертого дискрита заставила грозных профи трястись от страха.
- Мальчишки, - подводит итог Карлия и качает головой.
После устроенного Симоной зрелища распорядители еще не скоро решат, что Игры идут недостаточно динамично. Это дает нам, по меньшей мере, дополнительный день без происшествий. Правда, если подумать, я так говорил про каждый день, втечение которого кто-нибудь умирал. Теперь не стоит тешить себя надеждами, что все будет хорошо, только оттого, что недавно случилось что-то значимое.
Антоний, сильно измотанный от нескольких часов непрерывного бега, решил, что сейчас для сна самое время. Мы с Карлией невольно вступаем в караул, во время которого лишь перебрасываемся парой фраз – беседа не залаживается. К исходу дня, дожевав очередной пакет лапши, замечаю, что быстрорастворимые обеды подошли к концу. Спасибо вам, я вас не забуду. Чем же теперь питаться? Порывшись в рюкзаках, которые не были упрятаны глубоко в пещеру, обнаруживаю сырые овощи, вяленое мясо, сухофрукты и галеты. Теперь, когда нас стало поменьше, запасы провизии можно растянуть на куда более долгий срок. Невольно морщусь, осознавая, что даже в смерти есть светлые стороны. Решаю вздремнуть, мало ли что произойдет ночью, буду хоть бодрым, но вижу, что Карлия уснула, и теперь я, получается, за всех отвечаю. Пушечный выстрел поднимает на ноги обоих.
- Кто тут решил стать героем – спрашивает Антоний, - и делать за нас всю работу?
Карлия немного похмурилась, пришла к выводу, что ей плевать, кто бы это ни был и вновь задремала. Такими темпами мы впадем в спячку.
Мы взбираемся на холм, пытаясь оглядеть верхушки деревьев, в надежде увидеть неподалеку планолет, но без толку – кто бы только что ни погиб, это произошло далеко от нас.
- Ант, может, хватит днями напролет сидеть в лагере? Я понимаю, что Симона и все дела, но свет на ней клином не сошелся. Если будем только ждать ее и дрыхнуть, то потеряем хватку.
- Наш Джеймс стал мужчиной! – восклицает Антоний и сжимает меня в объятиях, - наконец-то до тебя дошло, что у нас дорога одна. Пойду, обрадую маму.
Будим Карлию и делимся планами по поводу возобновления охоты.
- Давно пора, - соглашается она, - вот только сегодня ничего не получится.
- Это еще почему? – удивляюсь я.
- Посмотри на небо.
И действительно, тучи в темноте сложно заметить, а вот пропажу звезд – запросто. Надвигается дождь, а если мы не ошиблись ареной – тропический ливень. Придется прятаться от него в пещере, которая сверху донизу заставлена ловушками. Хорошо хоть мы не со входа начали.
Наступает полночь, но никакие тучи не способны загородить сияние капитолийского герба. В очередной раз, выслушав гимн, мы поднимаем глаза на небо, с которого нам улыбается лицо Гая.
- Адью, дружище, - произносит Антоний, - я рад, что мне не придется тебя убивать, - он прикладывает к виску два пальца и отводит их в сторону – прощальный жест. Из вежливости повторяю его, а за мной и Карлия.
После исчезновения лица Гая появляется другое. Милое, детское личико. Сегодня погибла девочка из дискрита-12.
- Муравьи!
Она замечает копошащихся тварей у себя под ногами, вскрикивает и убегает в обратном направлении. Проклятье, я остался один. Пытаюсь подтянуться, что бы отвязать веревку, но едва начинаю первую попытку, как голова отзывается нестерпимой болью. Перед глазами до сих пор все плывет, и я отключаюсь.
Очнувшись, первым делом чувствую нестерпимый жар. Когда зрение, наконец, сфокусировалось, вижу, что земля подо мной пылает. Поначалу думаю, что это просто галлюцинация, но жар кажется вполне реальным.
- Ааа!
- Не ори ты! – шикает Карлия.
Она подходит ко мне и достает нож. Вот и все, самое время меня убить, пока я беззащитен. Нет, ножом Карлия разрезает веревку, за которую меня подвесили. Стукаюсь о землю и вижу под собой тысячи сгоревших муравьиных трупиков.
- Ты… ты спасла меня, - говорю я Карлие, - но как? Я видел, как ты убегаешь.
- Если б не убежала, не смогла бы тебе помочь, бестолочь, - огрызается она, - взяла пару факелов и жидкость для разжигания костров, зажгла факелы, кинула в этот рой, потом залила и подожгла все вокруг. Знал бы ты, чего мне это стоило, - ее передергивает, - ненавижу жуков.
- Антоний?
- Не знаю. Не видела его с тех пор как он убежал.
Голова начинает приходить в порядок. Ловушка, взрыв…
- Гай…
Карлия отрицательно качает головой и кивает куда-то в сторону, но сама туда не смотрит. При виде последствий взрыва я и сам охаю, после чего прикрываю рот рукой. То, что было Гаем, теперь представляет собой обгоревший кусок плоти, к тому же без ног и частей рук. Вокруг лежат куски поменьше.
- Сколько я так провисел? Почему его до сих пор не убрали?
- По правилам, - Карлия сглатывает, - по правилам другой трибут находится слишком близко к телу жертвы, поэтому убирать нельзя.
- Это отвратительно, - бормочу я, - давай уйдем отсюда, скорее. Пошли обратно к стоянке, Антония потом поищем.
- Согласна, - она берет меня под руку и помогает ковылять вперед.
Когда мы проходим пару десятков метров за нами появляется планолет и спускает не обычные клешни, которыми хватают погибших трибутов, а целую кучу разных приборов, напоминающих оборудование из кабинета зубного врача, только в несколько раз увеличенное. Перед глазами встает картина, как останки Гая сейчас будут соскребать с земли, накатывает волна тошноты и меня рвет.
- Мать твою, Джей, - недовольно говорит Карлия, - ты мне штанину заляпал.
Уже шутит, значит в лучшем состоянии, чем я. На то, что бы добраться до лагеря, уходит несколько часов. Казалось, за Симоной я бежал не так долго, но ковылять с нарушенной координацией - это не гнаться за кем-то. Присаживаемся у пруда и облегченно вздыхаем.
Неуловимая Симона Венс. Опять провела жестоких профи, угнетателей простых трибутов. Наверняка среди зрителей она уже заимела немалый успех, ведь на моей памяти она первая, кому подобное противостояние удавалось с таким успехом. Если бы я ее не знал, и пришлось придумывать ей прозвище, оно было бы однозначным – Сука. Надеюсь, Антоний ее убьет, только надежды уже мало. Он ее упустил, иначе мы бы давно услышали выстрел. Тогда почему не возвращается? Может, напоролся на других трибутов и теперь ранен? Неважно, он хотя бы жив, а вот Гая теперь даже родители узнать не смогут. С одной стороны он был жесток, вспомнить ту же девушку из дискрита-8, но никто из нашей компании с самого начала не был белым и пушистым. А вот с другой… после смерти каждого компаньона я будто теряю часть себя. Подумать только, нас осталось всего трое. Что же от меня останется, когда я окажусь в одиночестве?
- Постой ка, - говорит Карлия, - а где эта тварь взяла взрывчатку?
- Спонсоры могли скинуть, только обошлось бы им это в круглую сумму. Пока нас еще много, рисковать большими деньгами никто не будет.
- На самой арене никогда нет ничего огнестрельного и взрывчатого.
- Ничего кроме мин, - говорю я и стукаю себя по лбу, - когда все ринулись к Рогу Изобилия, она сошла с диска и стала копать. Видимо, успела отрыть одну и свалила.
- Но их же деактивируют сразу после старта, - замечает Карлия.
- Симона всегда была с техникой на ты, по крайне мере в школе. И за что нам достался такой умный противник? – я смотрю в сторону пещеры и изображаю на лице ужас.
- Что такое? Припасы? – Карлия оборачивается в пещере, но она по-прежнему уставлена ловушками и ничего не тронуто.
- Купилась? - улыбаюсь я.
- Джей! Ах ты подлюга, - она толкает меня с камня и я падаю на берег, промочив себе весь бок. В ответ брызгаю в нее водой.
- Развлекаетесь? – осаждает нас донесшийся совсем рядом голос Антония.
Он выходит из леса, весь вспотевший, перепачканный в грязи, лицо перекошено от злобы.
- Нашего убили, а вы тут развлекаетесь?!
Он срывает с себя гимнастерку и кидает ее в нашу сторону. Подлетает ко мне и поднимает с земли, просто схватив за ворот. Ткань футболки неприятно врезается в шею, но я не в силах сопротивляться. К стыду своему, мне страшно.
- Антоний, успокойся, - Карлия подходит к нему и гладит по лицу.
Он поворачивает к ней голову, и тяжелое дыхание становится более спокойным, после чего хватка разжимается.
- Прости меня, Джей, - говорит он и садится на камни, обхватив голову руками, - прости меня.
И не подумаю.
- Рассказывай, где тебя носило? - спрашиваю я.
- Погоди, дай отдышатся, - он кидается к пруду, что бы попить, но я его останавливаю.
- У нас чистая в бутылках есть, забыл? Вдруг микроб или вирус какой проглотишь.
- На, - Карлия кидает ему бутылку.
Антоний ловит ее налету и надолго прикладывается к ней. Напившись вдоволь, он начинает свой рассказ:
- Взрывом меня не задело, и я не стал останавливаться. Когда увидел Гая, понял что ему не помочь, тут к гадалке не ходи. Решил, что если не догоню эту сучку сейчас, она нам еще столько наделает пакостей. Совершенно забыл об осторожности, об остальных трибутах, был только я и она. Так мы бежали и бежали… Помнишь, Джей, она ведь на беговых упражнениях вовсе не блистала как я, и та, из шестого.
- Очередная ее уловка, которые я уже устал считать? – произношу я.
- Не думаю, просто под страхом смерти и не такое творить начнешь. Это придало ей сил, но я все равно ее нагонял. По пути такая забавная вещь случилась, - он ухмыльнулся, первая его положительная эмоция с тех пор, как вернулся, - набегу увидел кучерявого парня, который присел возле дерева вы-поняли-зачем. Наверняка от моего вида процесс немало ускорился, - Антоний снова хмыкнул.
- Это был Умник, доброволец из седьмого, - уточняю я.
- Еще один умник, - грустно произносит Карлия.
- По правде сказать, он дуралей, к тому же слишком высокого о себе мнения.
- Убежать ему мозгов хватило, - замечает Антоний, - на обратном пути думал его прибить для острастки, но твой Умник был таков. Так о чем я? Отвлекся я на твоего добровольца. Симона, мать ее, снова оторвалась, а потом сквозь землю провалилась.
- Образно? – уточняю я.
- Нет, прям на бегу свалилась в яму, нору какую-то, и дальше побежала. Там была тьма непроглядная, а у меня ни фонарика, ни спичек, ни факела не было, страхово стало. Думал, сожрут там ее, твари какие-нибудь, да вот только молчит пушка.
- Рисковать не стоило, - заверяю я Антония, - вдруг там правда что, умер бы вместе с ней. И что мы бы без тебя делали?
На его лице расплывается улыбка, потом он прыскает, и мы оба начинаем смеяться. Возможно, мы переигрываем, но зрителям нельзя показывать, что девочка-герой из четвертого дискрита заставила грозных профи трястись от страха.
- Мальчишки, - подводит итог Карлия и качает головой.
После устроенного Симоной зрелища распорядители еще не скоро решат, что Игры идут недостаточно динамично. Это дает нам, по меньшей мере, дополнительный день без происшествий. Правда, если подумать, я так говорил про каждый день, втечение которого кто-нибудь умирал. Теперь не стоит тешить себя надеждами, что все будет хорошо, только оттого, что недавно случилось что-то значимое.
Антоний, сильно измотанный от нескольких часов непрерывного бега, решил, что сейчас для сна самое время. Мы с Карлией невольно вступаем в караул, во время которого лишь перебрасываемся парой фраз – беседа не залаживается. К исходу дня, дожевав очередной пакет лапши, замечаю, что быстрорастворимые обеды подошли к концу. Спасибо вам, я вас не забуду. Чем же теперь питаться? Порывшись в рюкзаках, которые не были упрятаны глубоко в пещеру, обнаруживаю сырые овощи, вяленое мясо, сухофрукты и галеты. Теперь, когда нас стало поменьше, запасы провизии можно растянуть на куда более долгий срок. Невольно морщусь, осознавая, что даже в смерти есть светлые стороны. Решаю вздремнуть, мало ли что произойдет ночью, буду хоть бодрым, но вижу, что Карлия уснула, и теперь я, получается, за всех отвечаю. Пушечный выстрел поднимает на ноги обоих.
- Кто тут решил стать героем – спрашивает Антоний, - и делать за нас всю работу?
Карлия немного похмурилась, пришла к выводу, что ей плевать, кто бы это ни был и вновь задремала. Такими темпами мы впадем в спячку.
Мы взбираемся на холм, пытаясь оглядеть верхушки деревьев, в надежде увидеть неподалеку планолет, но без толку – кто бы только что ни погиб, это произошло далеко от нас.
- Ант, может, хватит днями напролет сидеть в лагере? Я понимаю, что Симона и все дела, но свет на ней клином не сошелся. Если будем только ждать ее и дрыхнуть, то потеряем хватку.
- Наш Джеймс стал мужчиной! – восклицает Антоний и сжимает меня в объятиях, - наконец-то до тебя дошло, что у нас дорога одна. Пойду, обрадую маму.
Будим Карлию и делимся планами по поводу возобновления охоты.
- Давно пора, - соглашается она, - вот только сегодня ничего не получится.
- Это еще почему? – удивляюсь я.
- Посмотри на небо.
И действительно, тучи в темноте сложно заметить, а вот пропажу звезд – запросто. Надвигается дождь, а если мы не ошиблись ареной – тропический ливень. Придется прятаться от него в пещере, которая сверху донизу заставлена ловушками. Хорошо хоть мы не со входа начали.
Наступает полночь, но никакие тучи не способны загородить сияние капитолийского герба. В очередной раз, выслушав гимн, мы поднимаем глаза на небо, с которого нам улыбается лицо Гая.
- Адью, дружище, - произносит Антоний, - я рад, что мне не придется тебя убивать, - он прикладывает к виску два пальца и отводит их в сторону – прощальный жест. Из вежливости повторяю его, а за мной и Карлия.
После исчезновения лица Гая появляется другое. Милое, детское личико. Сегодня погибла девочка из дискрита-12.
Глава 14
С первым раскатом грома мы поспешно убираем лежащие на открытом воздухе вещи, спасая их от надвигающегося дождя. Жалею, что мы не сделали этого заранее, сколько бы в нас не было прыти – все вещи спасти не получилось, какие-то неизбежно промокли.
Пытаемся заснуть, но шум от грозы и ледяные порывы ветра делают свое дело – глаз не сомкнуть. Выясняется, что грома и молний Карлия боится панически, и теперь с каждой вспышкой она вздрагивает, закрывает уши и сворачивается в калачик в своем спальном мешке.
- Ну, расклеилась, - говорит ей Антоний, - через столько прошли, а ты такой ерунды боишься. Не стыдно?
- Заткнись, а то я тебе врежу, - шипит Карлия и продолжает содрогаться.
- Надо что-то делать, - говорю я, - рядом с этим трясущимся комком я глаз не сомкну. Ай! Не пинайся.
- Скорей бы все это закончилось, - выдавливает из себя Карлия.
- Не сказать, что мне это по душе, - пожимает плечами Антоний, - но должно сработать, - говорит он уже тише, ложится рядом с Карлией и обнимает ее, прижавшись всем телом.
- Я к тебе пристраиваться не буду, и не проси, - отвечаю я на вопросительный взгляд Антония, - лучше уж стучать зубами.
Из Карлии вырывается смешок. Молодец, Ант, это и вправду работает. Засыпаю в надежде, что завтра небо прояснится.
Наутро надежда не оправдывается – по-прежнему льет как из ведра, зато больше не громыхает. Пруд за ночь вышел из берегов и затопил часть усыпанного мелкими камнями берега, на котором мы провели большую часть времени. Вода подступила и к краю пещеры. Нам пришлось отодвинуться вглубь и обезвредить несколько ловушек, иначе рисковали бы, неудачно повернувшись во сне, угодить в одну из них.
Что бы забыть о пробирающем до костей холоде, опять берусь крутить кубик-рубик. Интересно, как с этой погодкой справляются остальные трибуты? Наверняка почти у каждого уже есть свое прибежище, вот только защищает ли оно от дождя – неизвестно. Нас осталось десять. Самое интересное, единственный дискрит, сохранивший до сих пор обоих трибутов – это наш, четвертый. Как там реагируют на то, что мы с Симоной оказались по разные стороны баррикад? Думаю с неодобрением, к тому же от Мэгз я до сих пор не получал ни одного подарка. С одной стороны они и не нужны, но на нечто чисто символическое, с посланием вроде «Да, Джеймс Дориан, мы про тебя еще не забыли» можно было и раскошелится. Симона же другое дело, такие, как она, публике нравятся. Даже если Мэгз отдала бы свое предпочтение мне, то ее просто заставят задаривать Симону, которой спонсоры куда более заинтересованы. Но этого и не требуется, после моей истерики в поезде она списала меня со счетов, это было видно.
Получается нас трое против семи. У Великана, жалеющего ущербных, осталось от одного до двух компаньонов. До сих пор не уверен насчет Призрака, но кто еще бы согласился его взять? Теперь они потеряли девочку из двенадцатого. Как же ее умудрились проглядеть, неужели тоже хватило ума разделиться? В таком случае я переоценил навыки Великана как живого щита.
Вот пролетает день, сменяется вечером и к ночи дождь перестает так же внезапно, как и начался. Значит, этот трюк распорядителей не возымел успеха, к полуночи на небе ни одного лица.
- Пока все не очухались, может, пойдем, поохотимся? – предлагает Антоний.
- Теперь точно получится, - соглашается Карлия.
В пещере мы почти день сидели неподвижно, поэтому решаем устроить зарядку. Со стороны зрелище комичное, но с затекшими мышцами я в лес не полезу, а другие профи и подавно. Когда обхватываю древко гарпуна, по телу пробегает приятная дрожь. С ним я чувствую себя непобедимым. В ближнем бою надо мной и вправду мало кто сможет одержать верх, пока у меня в руках такое оружие, но Симоне даже видеть врага не нужно, что бы его убить. Такая мысль отрезвляет.
Полностью снарядившись, осматриваем пещеру, бывшую нам прибежищем несколько невероятно долгих дней. Прошло меньше недели, а уже кажется, что Играм нет конца.
- Пойдем на дальний конец острова, - говорит Антоний, - сюда мы вернемся еще не скоро.
- Очень на это надеюсь, - отвечаю я.
Мы разворачиваемся и уходим в темноту. Первая ночная вылазка в лес была страшной, теперь же все выглядит привычным, места стали исхожены и разведанные днем тропинки легко находятся ночью, тем более, когда в руках фонарики.
Поначалу, каждую секунду ждешь нападения, но потом становится спокойнее. Когда мы выходим из знакомых мест, предрассветное зарево уже разгоняет ночную темень. Находится в этой, дальней, части арены очень… необычно. Тут все другое: множество видов деревьев, вместо одного-двух, заполонявших нашу часть, более густые папоротники и кустарники, птицы, целыми стаями восседающие на ветвях. Порой их так много, что в ушах стучит канонада их пения.
Вот где жили остальные трибуты все это время. Места куда более дикие, если можно так выразится, но выжить тут легче, куда ни глянь – висят спелые плоды неизвестных мне фруктов. Скорее всего, они съедобны, иначе кто-нибудь уже давно траванулся.
К полудню мы натыкаемся на лощину, заполненную неестественно густым туманом и черными, кажется гнилыми, деревьями. Пожалуй, это последнее место, в которое бы стоило залазить. Решаем не испытывать удачу, надеясь что там бродит кто-то из трибутов, скорее мы нарвемся на здорового хищника или что-нибудь мерзкое. Путь в обход не близкий, но оно того стоит.
- Ничего не чувствуете? – осведомляется Карлия, когда мы стали огибать лощину.
- Да нет, - пожимает плечами Антоний.
- Что-то есть, - соглашаюсь я.
Знаете, бывает такое чувство, когда вокруг все в порядке, а внутренний голос звонит в гонг. Решаем идти дальше, но стоит нам начать удаляться от злополучного места, как земля начинает дрожать, все сильнее и сильнее.
- Черт, и что нам делать? – в панике спрашивает Карлия, - у вас в дискритах такое бывает?
Мы отрицательно трясем головами.
- Может, стоит ухватиться покрепче за деревья и переждать, - гул нарастает и мне приходится выкрикивать каждое слово.
- Нет, скоро деревья сами падать начнут! – кричит Антоний, - бежим к берегу, там максимум водой окатит.
Стоит взять разбег, как сразу становиться понятно – не выйдет. Тряска такая, что сложно держаться на ногах. Возвращаемся к «плану А» и хватаемся за деревья, которые, как и предсказывал Антоний, начинают падать, но не все. Когда кажется, что все вот-вот пройдет, начинается подлинный хаос. Слышится звук лопающихся веревок, пролетает подвешенное на дерево бревно, с веток начинают падать заточенные колья, силки вздергивают попавшихся в них мелких зверьков.
- Мы попали на ее поле! – кричу я.
Землетрясение повредило несколько ловушек, и они начали срабатывать как по цепной реакции. Я бегаю между деревьев, стараясь увернутся от всего, что летит в меня сверху, сбоку, снизу. Еще одно дерево падает прямо на меня и лишь чудом мне удается увернуться. Я спотыкаюсь о ветку другого и оказываюсь распластанным на земле. Вижу нависшую надо мной сеть. Еще один толчок и она падает на меня. Откатываюсь в сторону и продолжаю перекатываться – сверху снова летят заостренные ветки. Землю еще раз тряхнуло и все закончилось. Осторожно поднимаюсь, боясь зацепится еще за какую-нибудь смертельную гадость.
- Все живы? – доносится голос Антония. Ох и далеко же его занесло.
- Я здесь! – кричу я ему и машу рукой.
- И про меня не… ух! – Метрах в пятнадцати от меня поднимается с земли Карлия, держась одной рукой за ушибленную голову.
- И когда она только успела все это соорудить? – говорит Антоний, явно имея ввиду Симону.
- В свободное от охоты на нас время, - отвечаю я, - место более чем подходящее. Никто в лощину по своей волне не полезет, а тут самый удобный обход, странно, что до сих пор никто не попался.
- Может и попался, только не насмерть, - говорит Карлия.
- Вот она разозлится, когда узнает, что все ее труды пошли крахом, - смеется Антоний, - наконец-то мы ее провели, осталось только…
- Не все, - доходит до меня, - А ну всем стоять!
Поздно. Карлия, занесшая ногу для шага, резко дергает ей от моего вскрика, и раздается звук лопающейся растяжки. Из-за соседнего дерева вылетает палка, на которую натянуты острые шипы, один из которых вонзается Карлие в ногу. Вижу подавшегося к ней Антония.
- Стоять, говорю! – что есть силы ору я и это срабатывает.
- Помогите мне, вашу мать! – стонет Карлия, - мне же больно, - она отламывает шип от палки и валится на землю, начинает пытаться вытащить его из ноги.
- Могут быть еще ловушки, нельзя нам к тебе!
- Да пошел ты, Джей.
Новая попытка, сопровождаемая криком, теперь увенчалась успехом. Карлия вытащила шип из ноги, только теперь у нее открылось сильное кровотечение, рана очень широкая. Антоний не выдерживает и, смотря себе под ноги, добирается до нее.
- Повезло, что не убило, - старается успокоить он, - нужно остановить кровь.
- Нечем, - говорит Карлия и ей на глаза наворачиваются слезы, - мы все медикаменты в лагере оставили, потому что вы, уроды, решили, что с вами ничего не случится.
- Успокойся, сейчас что-нибудь придумаем, обязательно. Эй, - Антоний аккуратно берет ее за подбородок, - ты жива, это самое главное. Джей, прекрати там стоять, иди сюда!
Я осторожно двигаюсь с места, медленно приближаясь к ним. Мое выражение лица становится заметно им обоим.
- Да что с тобой такое? – недоумевает Антоний. Он отрезает ножом рукав от своей рубашки и начинает обматывать его вокруг раны в ноге Карлии.
- Ловушка была слишком низко, что бы убить, - говорю я, - она должна только ранить. Чтобы жертва ослабла, и кто-то другой мог ее…
Вот какой подарок выкинули нам на этот раз. Теперь она увидит, а заодно покажет всему Панему, кто мы такие на самом деле. Перед глазами встает воспоминание:
- Ты отказываешься убивать?
- Нет, конечно нет. Отказываюсь делать это своими руками. Когда окажемся на арене, ты и сам все поймешь.
Теперь я понял. Ярость начинает клокотать во мне, готовая выплеснуться наружу.
- Симонаааааа!!! – выкрикиваю я, - Где ты?! Выходи сейчас же! – маска злобы сменяется отчаянием, отдышавшись, говорю неровным голосом, - Карлия, с раненой ногой тебе не выиграть. Прости, но это так.
- Не смей так говорить, - шипит она сквозь зубы, - замолчи сейчас же!
- Антоний, мы не сможем тащить ее на себе, она только станет обузой, - пытаюсь объяснить я, но тщетно, на лицах обоих лишь растет злоба, - не выиграет она с одной ногой, никак, а нам потом все равно придется друг друга убивать.
- Я не стану ее бросать, - сердито кидает он.
- Оглянись вокруг, мы в джунглях, на такой жаре ты ей кровь не остановишь, хоть сто рукавов отрежь, а даже если и так, дальше будет заражение крови и ты… мы, обречем ее на несколько дней страданий.
- И никому не интересно, что я думаю обо всем этом? – Карлия выглядит так, словно вот-вот на меня бросится, только я знаю, что она уже не сможет.
- Тебе конец, ты уж прости, что столь прямо, - с сожалением говорю я, - все, что мы можем – облегчить тебе страдания. Ант?
Она вырывается от него и отползает на несколько шагов назад, оставляя на земле толстый кровавый след. Антоний подбегает к ней и крепко обнимает. Карлия, все еще охваченная паникой, пытается вырваться, но поняв, что ей ничего не грозит, прекращает попытки.
- Я не дам тебе этого сделать, Джей, - с угрозой говорит Антоний, - мы доберемся до лагеря, а там лекарства, какие нужно.
- Да у нее кровь раньше кончиться, чем ты ее донесешь!
- Тогда спонсоры. Спонсоры не оставят нас, попрошу у них лекарства.
- Отработанному материалу они ничего давать не станут, - с презрением бросаю я, потому что это действительно так. К тому же мне противно смотреть на Антония, утратившего всю свою уверенность и благоразумие, - Еще недавно ты меня хвалил за то, за что осуждаешь сейчас. Ты чувствам поддался, вот и все. Понимаю, жалко, но и ты пойми – вы не можете победить оба! – молчание, всхлипы Карлии, той самой, что была самой хладнокровной из всех нас, - Если не хочешь сам, дай мне все сделать.
Я сильнее сжимаю гарпун в руке и подхожу еще на несколько шагов. Антоний вскакивает на ноги и направляет в мою сторону копье.
- Не смей подходить к ней! – медленно выговаривая каждое слово, произносит он, - Убирайся! Пошел прочь. С меня хватит, я разрываю союз. Еще раз попадешься мне на глаза, и я тебя убью.
- Своим решением ты только что убил трех человек, - тяжело вздыхаю я, - прощайте.
Впервые повернувшись к ним спиной, я опасаюсь нападения. Делаю шаг, другой, направляюсь к лощине. Когда Антоний опомнится и побежит меня убивать, туда он точно не сунется.
- Джей! – раздается за моей спиной голос Карлии, - не дай Симоне победить. Кто угодно, только не она.
Поворачиваюсь к ней и киваю. Еще ни одно обещание не давалось мне с такой легкостью.
- Я клянусь в этом.
Пытаемся заснуть, но шум от грозы и ледяные порывы ветра делают свое дело – глаз не сомкнуть. Выясняется, что грома и молний Карлия боится панически, и теперь с каждой вспышкой она вздрагивает, закрывает уши и сворачивается в калачик в своем спальном мешке.
- Ну, расклеилась, - говорит ей Антоний, - через столько прошли, а ты такой ерунды боишься. Не стыдно?
- Заткнись, а то я тебе врежу, - шипит Карлия и продолжает содрогаться.
- Надо что-то делать, - говорю я, - рядом с этим трясущимся комком я глаз не сомкну. Ай! Не пинайся.
- Скорей бы все это закончилось, - выдавливает из себя Карлия.
- Не сказать, что мне это по душе, - пожимает плечами Антоний, - но должно сработать, - говорит он уже тише, ложится рядом с Карлией и обнимает ее, прижавшись всем телом.
- Я к тебе пристраиваться не буду, и не проси, - отвечаю я на вопросительный взгляд Антония, - лучше уж стучать зубами.
Из Карлии вырывается смешок. Молодец, Ант, это и вправду работает. Засыпаю в надежде, что завтра небо прояснится.
Наутро надежда не оправдывается – по-прежнему льет как из ведра, зато больше не громыхает. Пруд за ночь вышел из берегов и затопил часть усыпанного мелкими камнями берега, на котором мы провели большую часть времени. Вода подступила и к краю пещеры. Нам пришлось отодвинуться вглубь и обезвредить несколько ловушек, иначе рисковали бы, неудачно повернувшись во сне, угодить в одну из них.
Что бы забыть о пробирающем до костей холоде, опять берусь крутить кубик-рубик. Интересно, как с этой погодкой справляются остальные трибуты? Наверняка почти у каждого уже есть свое прибежище, вот только защищает ли оно от дождя – неизвестно. Нас осталось десять. Самое интересное, единственный дискрит, сохранивший до сих пор обоих трибутов – это наш, четвертый. Как там реагируют на то, что мы с Симоной оказались по разные стороны баррикад? Думаю с неодобрением, к тому же от Мэгз я до сих пор не получал ни одного подарка. С одной стороны они и не нужны, но на нечто чисто символическое, с посланием вроде «Да, Джеймс Дориан, мы про тебя еще не забыли» можно было и раскошелится. Симона же другое дело, такие, как она, публике нравятся. Даже если Мэгз отдала бы свое предпочтение мне, то ее просто заставят задаривать Симону, которой спонсоры куда более заинтересованы. Но этого и не требуется, после моей истерики в поезде она списала меня со счетов, это было видно.
Получается нас трое против семи. У Великана, жалеющего ущербных, осталось от одного до двух компаньонов. До сих пор не уверен насчет Призрака, но кто еще бы согласился его взять? Теперь они потеряли девочку из двенадцатого. Как же ее умудрились проглядеть, неужели тоже хватило ума разделиться? В таком случае я переоценил навыки Великана как живого щита.
Вот пролетает день, сменяется вечером и к ночи дождь перестает так же внезапно, как и начался. Значит, этот трюк распорядителей не возымел успеха, к полуночи на небе ни одного лица.
- Пока все не очухались, может, пойдем, поохотимся? – предлагает Антоний.
- Теперь точно получится, - соглашается Карлия.
В пещере мы почти день сидели неподвижно, поэтому решаем устроить зарядку. Со стороны зрелище комичное, но с затекшими мышцами я в лес не полезу, а другие профи и подавно. Когда обхватываю древко гарпуна, по телу пробегает приятная дрожь. С ним я чувствую себя непобедимым. В ближнем бою надо мной и вправду мало кто сможет одержать верх, пока у меня в руках такое оружие, но Симоне даже видеть врага не нужно, что бы его убить. Такая мысль отрезвляет.
Полностью снарядившись, осматриваем пещеру, бывшую нам прибежищем несколько невероятно долгих дней. Прошло меньше недели, а уже кажется, что Играм нет конца.
- Пойдем на дальний конец острова, - говорит Антоний, - сюда мы вернемся еще не скоро.
- Очень на это надеюсь, - отвечаю я.
Мы разворачиваемся и уходим в темноту. Первая ночная вылазка в лес была страшной, теперь же все выглядит привычным, места стали исхожены и разведанные днем тропинки легко находятся ночью, тем более, когда в руках фонарики.
Поначалу, каждую секунду ждешь нападения, но потом становится спокойнее. Когда мы выходим из знакомых мест, предрассветное зарево уже разгоняет ночную темень. Находится в этой, дальней, части арены очень… необычно. Тут все другое: множество видов деревьев, вместо одного-двух, заполонявших нашу часть, более густые папоротники и кустарники, птицы, целыми стаями восседающие на ветвях. Порой их так много, что в ушах стучит канонада их пения.
Вот где жили остальные трибуты все это время. Места куда более дикие, если можно так выразится, но выжить тут легче, куда ни глянь – висят спелые плоды неизвестных мне фруктов. Скорее всего, они съедобны, иначе кто-нибудь уже давно траванулся.
К полудню мы натыкаемся на лощину, заполненную неестественно густым туманом и черными, кажется гнилыми, деревьями. Пожалуй, это последнее место, в которое бы стоило залазить. Решаем не испытывать удачу, надеясь что там бродит кто-то из трибутов, скорее мы нарвемся на здорового хищника или что-нибудь мерзкое. Путь в обход не близкий, но оно того стоит.
- Ничего не чувствуете? – осведомляется Карлия, когда мы стали огибать лощину.
- Да нет, - пожимает плечами Антоний.
- Что-то есть, - соглашаюсь я.
Знаете, бывает такое чувство, когда вокруг все в порядке, а внутренний голос звонит в гонг. Решаем идти дальше, но стоит нам начать удаляться от злополучного места, как земля начинает дрожать, все сильнее и сильнее.
- Черт, и что нам делать? – в панике спрашивает Карлия, - у вас в дискритах такое бывает?
Мы отрицательно трясем головами.
- Может, стоит ухватиться покрепче за деревья и переждать, - гул нарастает и мне приходится выкрикивать каждое слово.
- Нет, скоро деревья сами падать начнут! – кричит Антоний, - бежим к берегу, там максимум водой окатит.
Стоит взять разбег, как сразу становиться понятно – не выйдет. Тряска такая, что сложно держаться на ногах. Возвращаемся к «плану А» и хватаемся за деревья, которые, как и предсказывал Антоний, начинают падать, но не все. Когда кажется, что все вот-вот пройдет, начинается подлинный хаос. Слышится звук лопающихся веревок, пролетает подвешенное на дерево бревно, с веток начинают падать заточенные колья, силки вздергивают попавшихся в них мелких зверьков.
- Мы попали на ее поле! – кричу я.
Землетрясение повредило несколько ловушек, и они начали срабатывать как по цепной реакции. Я бегаю между деревьев, стараясь увернутся от всего, что летит в меня сверху, сбоку, снизу. Еще одно дерево падает прямо на меня и лишь чудом мне удается увернуться. Я спотыкаюсь о ветку другого и оказываюсь распластанным на земле. Вижу нависшую надо мной сеть. Еще один толчок и она падает на меня. Откатываюсь в сторону и продолжаю перекатываться – сверху снова летят заостренные ветки. Землю еще раз тряхнуло и все закончилось. Осторожно поднимаюсь, боясь зацепится еще за какую-нибудь смертельную гадость.
- Все живы? – доносится голос Антония. Ох и далеко же его занесло.
- Я здесь! – кричу я ему и машу рукой.
- И про меня не… ух! – Метрах в пятнадцати от меня поднимается с земли Карлия, держась одной рукой за ушибленную голову.
- И когда она только успела все это соорудить? – говорит Антоний, явно имея ввиду Симону.
- В свободное от охоты на нас время, - отвечаю я, - место более чем подходящее. Никто в лощину по своей волне не полезет, а тут самый удобный обход, странно, что до сих пор никто не попался.
- Может и попался, только не насмерть, - говорит Карлия.
- Вот она разозлится, когда узнает, что все ее труды пошли крахом, - смеется Антоний, - наконец-то мы ее провели, осталось только…
- Не все, - доходит до меня, - А ну всем стоять!
Поздно. Карлия, занесшая ногу для шага, резко дергает ей от моего вскрика, и раздается звук лопающейся растяжки. Из-за соседнего дерева вылетает палка, на которую натянуты острые шипы, один из которых вонзается Карлие в ногу. Вижу подавшегося к ней Антония.
- Стоять, говорю! – что есть силы ору я и это срабатывает.
- Помогите мне, вашу мать! – стонет Карлия, - мне же больно, - она отламывает шип от палки и валится на землю, начинает пытаться вытащить его из ноги.
- Могут быть еще ловушки, нельзя нам к тебе!
- Да пошел ты, Джей.
Новая попытка, сопровождаемая криком, теперь увенчалась успехом. Карлия вытащила шип из ноги, только теперь у нее открылось сильное кровотечение, рана очень широкая. Антоний не выдерживает и, смотря себе под ноги, добирается до нее.
- Повезло, что не убило, - старается успокоить он, - нужно остановить кровь.
- Нечем, - говорит Карлия и ей на глаза наворачиваются слезы, - мы все медикаменты в лагере оставили, потому что вы, уроды, решили, что с вами ничего не случится.
- Успокойся, сейчас что-нибудь придумаем, обязательно. Эй, - Антоний аккуратно берет ее за подбородок, - ты жива, это самое главное. Джей, прекрати там стоять, иди сюда!
Я осторожно двигаюсь с места, медленно приближаясь к ним. Мое выражение лица становится заметно им обоим.
- Да что с тобой такое? – недоумевает Антоний. Он отрезает ножом рукав от своей рубашки и начинает обматывать его вокруг раны в ноге Карлии.
- Ловушка была слишком низко, что бы убить, - говорю я, - она должна только ранить. Чтобы жертва ослабла, и кто-то другой мог ее…
Вот какой подарок выкинули нам на этот раз. Теперь она увидит, а заодно покажет всему Панему, кто мы такие на самом деле. Перед глазами встает воспоминание:
- Ты отказываешься убивать?
- Нет, конечно нет. Отказываюсь делать это своими руками. Когда окажемся на арене, ты и сам все поймешь.
Теперь я понял. Ярость начинает клокотать во мне, готовая выплеснуться наружу.
- Симонаааааа!!! – выкрикиваю я, - Где ты?! Выходи сейчас же! – маска злобы сменяется отчаянием, отдышавшись, говорю неровным голосом, - Карлия, с раненой ногой тебе не выиграть. Прости, но это так.
- Не смей так говорить, - шипит она сквозь зубы, - замолчи сейчас же!
- Антоний, мы не сможем тащить ее на себе, она только станет обузой, - пытаюсь объяснить я, но тщетно, на лицах обоих лишь растет злоба, - не выиграет она с одной ногой, никак, а нам потом все равно придется друг друга убивать.
- Я не стану ее бросать, - сердито кидает он.
- Оглянись вокруг, мы в джунглях, на такой жаре ты ей кровь не остановишь, хоть сто рукавов отрежь, а даже если и так, дальше будет заражение крови и ты… мы, обречем ее на несколько дней страданий.
- И никому не интересно, что я думаю обо всем этом? – Карлия выглядит так, словно вот-вот на меня бросится, только я знаю, что она уже не сможет.
- Тебе конец, ты уж прости, что столь прямо, - с сожалением говорю я, - все, что мы можем – облегчить тебе страдания. Ант?
Она вырывается от него и отползает на несколько шагов назад, оставляя на земле толстый кровавый след. Антоний подбегает к ней и крепко обнимает. Карлия, все еще охваченная паникой, пытается вырваться, но поняв, что ей ничего не грозит, прекращает попытки.
- Я не дам тебе этого сделать, Джей, - с угрозой говорит Антоний, - мы доберемся до лагеря, а там лекарства, какие нужно.
- Да у нее кровь раньше кончиться, чем ты ее донесешь!
- Тогда спонсоры. Спонсоры не оставят нас, попрошу у них лекарства.
- Отработанному материалу они ничего давать не станут, - с презрением бросаю я, потому что это действительно так. К тому же мне противно смотреть на Антония, утратившего всю свою уверенность и благоразумие, - Еще недавно ты меня хвалил за то, за что осуждаешь сейчас. Ты чувствам поддался, вот и все. Понимаю, жалко, но и ты пойми – вы не можете победить оба! – молчание, всхлипы Карлии, той самой, что была самой хладнокровной из всех нас, - Если не хочешь сам, дай мне все сделать.
Я сильнее сжимаю гарпун в руке и подхожу еще на несколько шагов. Антоний вскакивает на ноги и направляет в мою сторону копье.
- Не смей подходить к ней! – медленно выговаривая каждое слово, произносит он, - Убирайся! Пошел прочь. С меня хватит, я разрываю союз. Еще раз попадешься мне на глаза, и я тебя убью.
- Своим решением ты только что убил трех человек, - тяжело вздыхаю я, - прощайте.
Впервые повернувшись к ним спиной, я опасаюсь нападения. Делаю шаг, другой, направляюсь к лощине. Когда Антоний опомнится и побежит меня убивать, туда он точно не сунется.
- Джей! – раздается за моей спиной голос Карлии, - не дай Симоне победить. Кто угодно, только не она.
Поворачиваюсь к ней и киваю. Еще ни одно обещание не давалось мне с такой легкостью.
- Я клянусь в этом.
Глава 15
Я остался один. Когда-нибудь это должно было произойти, но я надеялся, что к этому моменту будут мертвы все, кроме нашей пятерки, или же я останусь последним профи. А получилось по-скотски. Но а как иначе? Я не врал, когда говорил, что Карлию нам не вытащить. То ведь абсолютная правда, а не просто способ избавится от соперника. Когда она умрет, горечь, родившаяся из пустого, неуместного сострадания убьет и Антония. А меня прикончит одиночество, потому что я понятия не имею как жить в полной автономии, сохраняя бдительность даже во сне. Допустим, еды в рюкзаке у меня хватит еще на пару дней, но за это время меня прирежут, пока я буду мирно посапывать на земле, потому что, опять же, не знаю где искать укрытие. Даже сейчас выбрал самое безумное направление из всех.
Когда меня окутывает туман, в котором видно впереди себя от силы метров пять-семь, я начинаю подумывать о возвращении. Нет, там Антоний, обещавший, что разделается со мной при встрече. Конечно, есть шанс, что я смогу победить его в бою, когда в моих руках гарпун, но на арене уверенность в себе заметно рушится. К тому же мне совсем не хочется убивать его собственноручно, он ведь не при смерти, в отличие от Карлии, у него все шансы победить, гораздо больше чем у меня. Все это время он был умнее, решительнее, сильнее. Только теперь я знаю, что даже такого как он можно сломать и больше не могу быть уверен ни в чем.
Слышу чьи-то шаги. Поступь тихая, но предательская ветка, не вовремя сломавшаяся под ногой, выдаст кого угодно. И кому хватило ума соваться в такие дебри по своей воле? Ну, я, по крайней мере, теперь знаю, что это трибут, а не какая-то неведомая тварь, разве что ходит она на двух лапах.
Я прячусь за дерево и напрягаю все свое зрение, пытаясь раздвинуть им пелену тумана. Естественно, мне это не удается, зато теперь обращаю внимание на те объекты, которым раньше не уделял внимания. Среди невысоких пальм плотными рядами стоят колючие кустарники, на которых висят сотни маленьких красных ягод. Быть может, мой таинственный попутчик пришел сюда ими поживиться?
Слышу, как шаги приближаются, и прячусь за дерево, жду. В поле зрения появляется невысокая фигура. Он стоит ко мне спиной, лицо не увидишь, но этого и не требуется, ведь только у одного живого трибута на голове колючая шевелюра. На губах расплывается улыбка – это Еж. Он спешно собирает ягоды, из-за чего постоянно ранит пальцы и ладони о колючки, озирается, даже когда вокруг мертвая тишина. Несколько сразу кладет себе в рот, остальными набивает карманы. Значит, они съедобны, возьму на заметку. Сорвав еще несколько штук, он отрывается от своего занятия и вроде бы как уходит. Делает это Еж очень странно: подбегает к ближайшей пальме, прижимается к ней спиной и внимательно осматривается, потом перебегает к следующей и так далее. Скоро до меня доходит смысл такого поведения – он боится, что кто-то нападет со спины. Насчет меня Еж может не опасаться, если уж решусь убить его – сделаю это в открытую. Вот только за прошедшую неделю, благодаря Симоне, остальные трибуты о профи и не слышали. В этой части арены шли свои Игры.
Когда замечаю силуэт, промелькнувший между деревьев, вначале списываю это на разыгравшиеся нервы. Но вот второй раз, третий, краем глаза улавливаю какое-то движение. Смущает только то, что, не смотря на близость, совсем не слышу, как это что-то ходит. Все больше опасаюсь обнаружить себя, поэтому увеличиваю расстояние между мной и Ежом до самого предела видимости. Он в очередной раз останавливается и больше продвигается не дальше. Кажется, Еж теперь тоже почувствовал чье-то присутствие. Его дыхание учащается, даже мне слышно тяжелые вдохи и выдохи. Еж стоит так с минуту и решается на очередную перебежку, но стоит ему оторваться от ствола пальмы и открыть спину, как из-за того же дерева появляется другой трибут.
- Сзади! – вырывается у меня крик. Поздно.
Два кинжала, с широкими, причудливо изогнутыми лезвиями, взмывают вверх и опускаются справа и слева от шеи Ежа. Тот лишь успевает повернуть голову и тихо оседает на землю. Его тело дергается еще раз, уже лежа на земле, после чего раздается выстрел. Убийца при этом звуке нервно дергает головой и начинает осматриваться, ищет, откуда доносился мой голос, но выстрел сбил его с толку. Он делает несколько шагов в моем направлении, и при виде этого трибута из меня чуть было не вырвался стон, я вовремя успел зажать рот и нос рукой, чтобы даже дыхания моего не было слышно. Мертвенно бледная кожа, повязка, закрывающая отсутствующие глаза – это Призрак.
Он будто всматривается ровно в ту точку, где я сейчас стою. От меня не исходит ни звука, даже я сам себя не слышу. Тем не менее, он продолжает делать осторожные шаги. Вижу как он соединяет рукояти своих кинжалов, с щелчком входящих друг в друга. Теперь у него в руках нечто вроде небольшого панциря, закрывающего ладонь до запястья, из которого в разные стороны расходится два клинка. Этого оружия не было в Роге Изобилия, но я видел его в куче другого на индивидуальных показах. Слепому парню спонсоры дали столь дорогой подарок, потому что Призраку не нужны глаза, что бы видеть! Потому вся моя теория про поводыря терпит крах. Он опять смог поразить меня. Как можно вытворять такие вещи, будучи слепым? В голове каша, а тело предательски дрожит. Стоит себя выдать и мне может статься, придет конец. Если, имея глаза, пятнадцать человек до него не смогли пережить эту неделю, а он смог, то с ним тягаться бесполезно.
- Рамси, это ты? – доносится до моих ушей хриплый голос Призрака, - нет, ты не умеешь стоять на месте, твой топот слышен за милю.
Воспаленный страхом разум, вместо того, чтобы искать путь к спасению думает, кто такой этот Рамси.
Призрак делает еще два аккуратных шага, после чего пожимает плечами и возвращается к телу Ежа. Может, решил, что я уже скрылся и далеко от него? Он опускается на колено рядом с Ежом и ощупывает пальцами его лицо. Хочет опознать убитого?
- А, это ты, - разочарованно говорит Призрак, - я-то надеялся поймать Эль. Но она всегда успевает убежать. И у нее не такой голос, разве что она стала мужчиной. Тогда… - он берет паузу и обыскивает карманы Ежа.
Только я понадеялся, будто он решил, что я сбежал, как он выкрикивает:
- Может, уже ответишь кто ты? – Призрак поднимается на ноги, и я готов поклясться, что он смотрит прямо на меня, - не думай, что я про тебя забыл.
Он вновь разъединяет кинжалы и устремляется ко мне. В моих руках гарпун и не дюжее умение с ним обращаться в придачу, но видя несущегося на тебя Призрака, появляется лишь одно желание – бежать и как можно дальше. Прав был Антоний, когда говорил, что близящаяся смерть подстегивает. Не знаю, откуда во мне столько прыти, но через минуту непрерывного бега во мне все еще не торчат кинжалы. Оборачиваюсь, в надежде, что преследователь отстал, но тщетно – он все еще бежит, виляя между деревьями, перепрыгивая те, что упали во время землетрясения. В очередной раз спрашиваю себя, как он это делает, но ответа не приходит. Надо бежать, надо выжить.
- Я могу так весь день, - ударяет в спину его голос.
Не останавливаться, только вперед. Куда? Где он не сможет меня достать? Если залезть на дерево, он метнет в меня один из своих чудовищно огромных кинжалов и готов поспорить, не промахнется.
- Тебе не скрыться от меня, - когда в хрипоте Призрака появляются ноты злорадства, выпрыгивающее от страха сердце сжимается, обледенев от холода.
Беги, беги же! Так, на земле от него не спрятаться, он везде достанет. Можно завести в одну из ловушек Симоны, да вот только я понятия не имею где они. Быстрее, ну давай, думай!
- Я вспомнил, где слышал этот голос. Где же ты… - не уверен, является ли Призрак человеком, но его дыхание уже сбивается, - … был, Джеймс?
Он узнал меня. Я Джеймс Дориан. Живу в дискрите-4. Мы ловим рыбу, потому что только у нас есть выход к морю. И потому мы умеем плавать, лучше всех. Арена - остров, а за ней… спасение.
Мои инстинкты поняли все раньше, чем разум. Через минуту я вижу просвет, расступающиеся деревья, песчаный берег. Дальше – вода. Бросаюсь в нее и отплываю на несколько метров от берега. Не решаюсь плыть дальше, уверен, что вода до горизонта – лишь иллюзия и если поплыву дальше, то упрусь в какой-нибудь барьер. К тому же не исключено, что под водой есть живность.
Из леса на берег вылетает запыхавшийся Призрак.
- Умно, Джеймс, - подает он голос, - посмотрим, долго ли ты сможешь оставаться на плаву.
Да уж, я умудрился загнать себя в тупик. Ладно, зато теперь я знаю, что он не умеет плавать, а у меня есть пара часов на то, что бы придумать план спасения. Призрак тем временем удобно располагается на песке и начинает опять смотреть ровно туда, где нахожусь я, словно у него есть глаза. Может быть, ужасный шрам – это всего лишь грим? Проводящая жатву капитолийка сразу же отшатнулась, увидев его, даже не стала проверять подлинность. В самом Капитолии его стилисты могли просто побрезговать приложить руку к такому безобразию. Он первый на арене, у кого я вижу растительность на лице – подбородок покрывает щетина. Только зачем тогда оставлять повязку на лице? Зачем вообще идти на Игры, если тебя от них освободили?
- Забудь на минутку, что я хочу тебя убить, - внезапно настороженно произносит он, приподнимает повязку и чешет шрам – все-таки глаз у него и вправду нет, - ничего не чувствуешь?
- Водичка бодрит, - изображая безмятежность, отвечаю я.
- Слушай, я серьезно. Как будто что-то приближается…
И действительно, шум, едва слышимый, все нарастает и нарастает. Осматриваю берег, но ничего не вижу. Новое землетрясение? Нету тряски. Тогда что?
Призрак встает на ноги и отряхивает песок от штанин, внимательно вслушивается.
- Ух ты, - протягивает он и убегает обратно в лес.
Он испугался чего-то, что за мной. Оборачиваюсь и вижу последствие утренней тряски – на остров несется гигантская волна. Выругавшись, я что есть духу плыву к берегу, пробегаю вдоль него, дабы вновь не нарваться на Призрака, и устремляюсь в джунгли. Понимаю, что слишком поздно среагировал. Стена воды ударяет мне в спину и сбивает с ног. В глазах мутнеет, звук как будто выключили, вначале глаза режет соленая вода, но я не решаюсь закрыть их. В ней ничего не видно, а она продолжает стремительным потоком уносить меня все дальше и дальше. Какое-то время мне везет, но приходит неизбежный финал. Зрение застилает приближающийся ствол дерева. Пытаясь вскрикнуть под водой, выпускаю из легких последний воздух. Вспышка боли. И тьма.
Когда меня окутывает туман, в котором видно впереди себя от силы метров пять-семь, я начинаю подумывать о возвращении. Нет, там Антоний, обещавший, что разделается со мной при встрече. Конечно, есть шанс, что я смогу победить его в бою, когда в моих руках гарпун, но на арене уверенность в себе заметно рушится. К тому же мне совсем не хочется убивать его собственноручно, он ведь не при смерти, в отличие от Карлии, у него все шансы победить, гораздо больше чем у меня. Все это время он был умнее, решительнее, сильнее. Только теперь я знаю, что даже такого как он можно сломать и больше не могу быть уверен ни в чем.
Слышу чьи-то шаги. Поступь тихая, но предательская ветка, не вовремя сломавшаяся под ногой, выдаст кого угодно. И кому хватило ума соваться в такие дебри по своей воле? Ну, я, по крайней мере, теперь знаю, что это трибут, а не какая-то неведомая тварь, разве что ходит она на двух лапах.
Я прячусь за дерево и напрягаю все свое зрение, пытаясь раздвинуть им пелену тумана. Естественно, мне это не удается, зато теперь обращаю внимание на те объекты, которым раньше не уделял внимания. Среди невысоких пальм плотными рядами стоят колючие кустарники, на которых висят сотни маленьких красных ягод. Быть может, мой таинственный попутчик пришел сюда ими поживиться?
Слышу, как шаги приближаются, и прячусь за дерево, жду. В поле зрения появляется невысокая фигура. Он стоит ко мне спиной, лицо не увидишь, но этого и не требуется, ведь только у одного живого трибута на голове колючая шевелюра. На губах расплывается улыбка – это Еж. Он спешно собирает ягоды, из-за чего постоянно ранит пальцы и ладони о колючки, озирается, даже когда вокруг мертвая тишина. Несколько сразу кладет себе в рот, остальными набивает карманы. Значит, они съедобны, возьму на заметку. Сорвав еще несколько штук, он отрывается от своего занятия и вроде бы как уходит. Делает это Еж очень странно: подбегает к ближайшей пальме, прижимается к ней спиной и внимательно осматривается, потом перебегает к следующей и так далее. Скоро до меня доходит смысл такого поведения – он боится, что кто-то нападет со спины. Насчет меня Еж может не опасаться, если уж решусь убить его – сделаю это в открытую. Вот только за прошедшую неделю, благодаря Симоне, остальные трибуты о профи и не слышали. В этой части арены шли свои Игры.
Когда замечаю силуэт, промелькнувший между деревьев, вначале списываю это на разыгравшиеся нервы. Но вот второй раз, третий, краем глаза улавливаю какое-то движение. Смущает только то, что, не смотря на близость, совсем не слышу, как это что-то ходит. Все больше опасаюсь обнаружить себя, поэтому увеличиваю расстояние между мной и Ежом до самого предела видимости. Он в очередной раз останавливается и больше продвигается не дальше. Кажется, Еж теперь тоже почувствовал чье-то присутствие. Его дыхание учащается, даже мне слышно тяжелые вдохи и выдохи. Еж стоит так с минуту и решается на очередную перебежку, но стоит ему оторваться от ствола пальмы и открыть спину, как из-за того же дерева появляется другой трибут.
- Сзади! – вырывается у меня крик. Поздно.
Два кинжала, с широкими, причудливо изогнутыми лезвиями, взмывают вверх и опускаются справа и слева от шеи Ежа. Тот лишь успевает повернуть голову и тихо оседает на землю. Его тело дергается еще раз, уже лежа на земле, после чего раздается выстрел. Убийца при этом звуке нервно дергает головой и начинает осматриваться, ищет, откуда доносился мой голос, но выстрел сбил его с толку. Он делает несколько шагов в моем направлении, и при виде этого трибута из меня чуть было не вырвался стон, я вовремя успел зажать рот и нос рукой, чтобы даже дыхания моего не было слышно. Мертвенно бледная кожа, повязка, закрывающая отсутствующие глаза – это Призрак.
Он будто всматривается ровно в ту точку, где я сейчас стою. От меня не исходит ни звука, даже я сам себя не слышу. Тем не менее, он продолжает делать осторожные шаги. Вижу как он соединяет рукояти своих кинжалов, с щелчком входящих друг в друга. Теперь у него в руках нечто вроде небольшого панциря, закрывающего ладонь до запястья, из которого в разные стороны расходится два клинка. Этого оружия не было в Роге Изобилия, но я видел его в куче другого на индивидуальных показах. Слепому парню спонсоры дали столь дорогой подарок, потому что Призраку не нужны глаза, что бы видеть! Потому вся моя теория про поводыря терпит крах. Он опять смог поразить меня. Как можно вытворять такие вещи, будучи слепым? В голове каша, а тело предательски дрожит. Стоит себя выдать и мне может статься, придет конец. Если, имея глаза, пятнадцать человек до него не смогли пережить эту неделю, а он смог, то с ним тягаться бесполезно.
- Рамси, это ты? – доносится до моих ушей хриплый голос Призрака, - нет, ты не умеешь стоять на месте, твой топот слышен за милю.
Воспаленный страхом разум, вместо того, чтобы искать путь к спасению думает, кто такой этот Рамси.
Призрак делает еще два аккуратных шага, после чего пожимает плечами и возвращается к телу Ежа. Может, решил, что я уже скрылся и далеко от него? Он опускается на колено рядом с Ежом и ощупывает пальцами его лицо. Хочет опознать убитого?
- А, это ты, - разочарованно говорит Призрак, - я-то надеялся поймать Эль. Но она всегда успевает убежать. И у нее не такой голос, разве что она стала мужчиной. Тогда… - он берет паузу и обыскивает карманы Ежа.
Только я понадеялся, будто он решил, что я сбежал, как он выкрикивает:
- Может, уже ответишь кто ты? – Призрак поднимается на ноги, и я готов поклясться, что он смотрит прямо на меня, - не думай, что я про тебя забыл.
Он вновь разъединяет кинжалы и устремляется ко мне. В моих руках гарпун и не дюжее умение с ним обращаться в придачу, но видя несущегося на тебя Призрака, появляется лишь одно желание – бежать и как можно дальше. Прав был Антоний, когда говорил, что близящаяся смерть подстегивает. Не знаю, откуда во мне столько прыти, но через минуту непрерывного бега во мне все еще не торчат кинжалы. Оборачиваюсь, в надежде, что преследователь отстал, но тщетно – он все еще бежит, виляя между деревьями, перепрыгивая те, что упали во время землетрясения. В очередной раз спрашиваю себя, как он это делает, но ответа не приходит. Надо бежать, надо выжить.
- Я могу так весь день, - ударяет в спину его голос.
Не останавливаться, только вперед. Куда? Где он не сможет меня достать? Если залезть на дерево, он метнет в меня один из своих чудовищно огромных кинжалов и готов поспорить, не промахнется.
- Тебе не скрыться от меня, - когда в хрипоте Призрака появляются ноты злорадства, выпрыгивающее от страха сердце сжимается, обледенев от холода.
Беги, беги же! Так, на земле от него не спрятаться, он везде достанет. Можно завести в одну из ловушек Симоны, да вот только я понятия не имею где они. Быстрее, ну давай, думай!
- Я вспомнил, где слышал этот голос. Где же ты… - не уверен, является ли Призрак человеком, но его дыхание уже сбивается, - … был, Джеймс?
Он узнал меня. Я Джеймс Дориан. Живу в дискрите-4. Мы ловим рыбу, потому что только у нас есть выход к морю. И потому мы умеем плавать, лучше всех. Арена - остров, а за ней… спасение.
Мои инстинкты поняли все раньше, чем разум. Через минуту я вижу просвет, расступающиеся деревья, песчаный берег. Дальше – вода. Бросаюсь в нее и отплываю на несколько метров от берега. Не решаюсь плыть дальше, уверен, что вода до горизонта – лишь иллюзия и если поплыву дальше, то упрусь в какой-нибудь барьер. К тому же не исключено, что под водой есть живность.
Из леса на берег вылетает запыхавшийся Призрак.
- Умно, Джеймс, - подает он голос, - посмотрим, долго ли ты сможешь оставаться на плаву.
Да уж, я умудрился загнать себя в тупик. Ладно, зато теперь я знаю, что он не умеет плавать, а у меня есть пара часов на то, что бы придумать план спасения. Призрак тем временем удобно располагается на песке и начинает опять смотреть ровно туда, где нахожусь я, словно у него есть глаза. Может быть, ужасный шрам – это всего лишь грим? Проводящая жатву капитолийка сразу же отшатнулась, увидев его, даже не стала проверять подлинность. В самом Капитолии его стилисты могли просто побрезговать приложить руку к такому безобразию. Он первый на арене, у кого я вижу растительность на лице – подбородок покрывает щетина. Только зачем тогда оставлять повязку на лице? Зачем вообще идти на Игры, если тебя от них освободили?
- Забудь на минутку, что я хочу тебя убить, - внезапно настороженно произносит он, приподнимает повязку и чешет шрам – все-таки глаз у него и вправду нет, - ничего не чувствуешь?
- Водичка бодрит, - изображая безмятежность, отвечаю я.
- Слушай, я серьезно. Как будто что-то приближается…
И действительно, шум, едва слышимый, все нарастает и нарастает. Осматриваю берег, но ничего не вижу. Новое землетрясение? Нету тряски. Тогда что?
Призрак встает на ноги и отряхивает песок от штанин, внимательно вслушивается.
- Ух ты, - протягивает он и убегает обратно в лес.
Он испугался чего-то, что за мной. Оборачиваюсь и вижу последствие утренней тряски – на остров несется гигантская волна. Выругавшись, я что есть духу плыву к берегу, пробегаю вдоль него, дабы вновь не нарваться на Призрака, и устремляюсь в джунгли. Понимаю, что слишком поздно среагировал. Стена воды ударяет мне в спину и сбивает с ног. В глазах мутнеет, звук как будто выключили, вначале глаза режет соленая вода, но я не решаюсь закрыть их. В ней ничего не видно, а она продолжает стремительным потоком уносить меня все дальше и дальше. Какое-то время мне везет, но приходит неизбежный финал. Зрение застилает приближающийся ствол дерева. Пытаясь вскрикнуть под водой, выпускаю из легких последний воздух. Вспышка боли. И тьма.
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Эпилог
faqГимн возвращает меня в сознание. Я вижу на небе герб, который сменяет лицо Ежа, а потом все затихает. Снова идет дождь. Замечаю, что лежу в ручье, довольно мелком, иначе течение давно бы меня смыло куда-нибудь еще. Оглядываюсь и понимаю, что никакой это не ручей. Дождь вкупе с недавней волной вызвал наводнение, которое накрыло весь остров. Попытка приподняться заставляет голову, а за ней тело, ходить ходуном, вырывая приступ тошноты. Вспышка молнии порой освещает местность вокруг, но я совершенно ее не узнаю, хотя успел побывать почти в каждом краю арены. Тошнота заставила забыть о голоде, но тело пробирает озноб. Ничего, в рюкзаке есть спальный мешок, который не пропускает влагу, хотя бы частично. Вот только рюкзак на спине нащупать не получается. Его смыло вместе со всеми вещами, в том числе едой и чистой водой. Если слетел рюкзак, то гарпун не удержался бы в руке и подавно. Отлично, вокруг потонувшие джунгли, бушует ливень, а у меня не осталось никаких вещей. Только я хочу обдумать план действий, как новый приступ тошноты и головокружения вновь отправляет меня в мир грез.
Когда прихожу в себя вокруг все еще ночь. Ливень бьет уже не с такой силой, раскаты грома стали потише и раздаются реже. Уровень воды не поднялся – я все на том же месте, никуда меня не смыло. На этот раз сил на подъем хватает, но идти прямо и твердым шагом не получается. Пройдя шагов пятьдесят, замечаю небольшую пещеру, в которой можно переждать бурю, прийти в себя и обогреться. Большего пока и не нужно. Кое-как доковыляв до входа, плюхаюсь на сухую землю и пытаюсь заснуть. Рядом со мной раздается злобное рычание. Я поднимаю голову и вижу в паре метров от себя огромную черную кошку. Она грозно смотрит на меня, открыв пасть, демонстрируя клыки размером с мое запястье.
- Кис-кис-кис, - бормочу я и медленно отступаю от ее владений.
Кошка, или нечто очень на нее похожее, не теряет ко мне интереса и потихоньку подступает все ближе. Когда она выбирается из своей пещеры, то недовольно ежится от идущего дождя, продолжает рычать, уже не на меня, но еще громче, а потом, вновь переключается на свою жертву и начинает ходить кругами. У меня от такого аттракциона голова идет кругом, но страха нет и в помине. Оставшись без оружия и припасов, я предварительно подписал себе приговор. Что ж, хотя бы другим трибутам не достанусь.
Животное совершает длинный прыжок и оказывается прямо передо мной, пытается ударить лапой, но когти лишь рассекают воздух. Сколько раз не смиряйся с судьбой, инстинкты не дадут умереть без боя. Уворачиваюсь от следующего прыжка, упираюсь спиной в дерево. Еще один выпад, гигантская кошка встает на задние лапы, а передние впиваются мне в плечи. Разинутая пасть готовится разорвать мое горло. Лихорадочно смотрю по сторонам, ища спасение. Вот, на дереве вижу металлический блеск. Ударяю кулаком зверя, он отскакивает в сторону, через секунду делает новый прыжок, впечатывая меня в расшатавшийся ствол. Дерево еще раз сильно наклоняется и с веток падает нечто, что вонзается кошке прямо в голову. Издав грустный вздох, животное падает на землю, с моим гарпуном, торчащим из черепушки. Отлично, одна вещь ко мне вернулась, осталось достать ее из туши. Делаю шаг, другой, вижу, как с меня течет кровь. Осматриваю раны на теле – от груди до пояса идут в два ряда следы от когтей. Царапины не смертельны, но их достаточно, что бы вновь меня выключить.
На этот раз вокруг все по-другому. Место сухое, день, дождя нет, как и мертвой кошки с застрявшим в ней моим гарпуном. Вода, видно, за ночь поднялась, и меня отнесло течением. Осматриваю раны. Кровь перестала идти и уже засохла.
- Очнулся? – доносится до меня женский голос.
Все, хана, Симона меня нашла. Хотя стоп! Голос не ее, и уж точно не Карлии. Поворачиваюсь на бок и вижу перед собой смутно знакомую девушку. Она устроилась на упавшем стволе дерева, и сейчас ест вяленое мясо. У ее ног мой рюкзак.
- Бегунья?
- Бегунья, значит, - улыбается она, - оригинальнее прозвища не мог придумать? Ладно, тогда ты у нас будешь… - Бегунья смешно хмурит брови, - не знаю, потом придумаю.
- Потом? – удивляюсь ее легкомысленности, - а что мне мешает прямо сейчас проткнуть тебя своим…
- Гарпуном? – она взмахом ноги отрывает оружие от земли и ловко ловит его рукой, после чего берет оставшиеся в пакетике ломти вяленого мяса и набивает ими щеки.
- Тогда руками придушу, - хмурюсь я, - постой, а чего ты не пользуешься возможностью? Вот он я, беззащитный.
- Убить после того, как мне пришлось тебя тащить на себе и искать твои вещи? Ну уж нет.
- Не понимаю, - я трясу головой, - зачем я тебе нужен?
- Стало скучно, - фыркает она, - подумала, будет здорово обзавестись союзником. Поздравляю, ты выиграл кастинг.
- Почему я?
- Потому что ты… - Бегунья старается подобрать нужное слово, - порядочный, что ли.
Скажи это Симоне Венс, и она от души посмеется. Что значит порядочный? Какой-то пространственный критерий.
- А с чего ты взяла, что я соглашусь?
- Во-первых, ты мне жизнью обязан. Сейчас бы плавал в животе у дружков той пумы, которую ты заколол.
- Пума? Такая, на черную кошку похожая?
- Ага, она самая. Ну так что, Человек-Паук, союзники?
- Нет.
- Хорошо, - она поднимает руки в примирительном жесте, - придумаю тебе другое прозвище.
- Не надо. Меня Джеймс Дориан зовут, можно просто Ваше Величество, - я смеюсь и протягиваю ей руку. Почему бы и нет? В конце концов, больше всего я боялся лишиться союзников, а когда Антоний меня прогнал, глупо отказываться от помощи, особенно когда ее предлагает столь легковерная девушка. Думаю даже если мы останемся один на один, то нож в спине станет для нее сюрпризом.
- Я Эллисон, можно просто Эль. Хотя можешь продолжать звать меня Бегуньей, звучит круто. Так значит союзники?
- Эль? Я уже слышал это имя, имела дело с Призраком?
- А? – не понимает она.
- Слепой парень из дискрита-10, - утоняю я.
- Дело было, да. Часто заглядываю к нему в низину. Нападает как по расписанию, но прыти ему недостает. Порой кажется, что он может видеть. Я его когда первый раз увидела, - Бегунья берет паузу, - даже подозвала к себе, жалко стало. Но потом заметила его улыбку, руки, спрятанные за спиной… Он всех сумел провести.
- И не он один, - говорю я, - Призрак назвал еще одно имя. Рамси, кажется.
При звуке этого имени Бегунья с отвращением морщится.
- Рамси – это самый мерзкий тип, которого я когда-либо встречала. Здоровый черный парень из третьего.
- Великан? Мерзкий? – удивляюсь я, - он же под свое крыло взял всех младших, кто сам бы не выжил ни за что.
- Я смотрю, у тебя на каждого прозвище найдется.
- А ты откуда его имя узнала? Запоминала перед Играми?
- Нет, он велит бедным детям его так называть. Не знаю настоящее ли это его имя.
- Так почему дети бедные? Он же их защищает.
- Тебя тут не было, а я за многими следила, изучала, с самого начала. Дети из двенадцатого слушались его во всем, а вот девочка из третьего относилась к нему как к большому болванчику, за которым можно спрятаться, часто шутила над ним, еще до арены, в тренировочном.
- Она умерла в первый день… - я никогда не задумывался, кто именно ее убил, всех списал на себя и остальных профи, хотя двое были не на нашей совести.
- Когда я убегала от Рога, перед бойней, то увидела, как в общей суматохе Рамси сломал бедняжке шею. Дети из двенадцатого и не заметили. Они делали для него все – воду искали, залазили на высокие деревья за фруктами. Вроде ничего особенного, только потом он их стал посылать вперед, на разведку, в места, которые выглядели подозрительно. Вскоре повесил на них столько, что они стали сомневаться, перестали его слушаться. Но если он и злился, то виду не подавал. Как-то раз, ночью, следила за их лагерем, когда Рамси залил какую-то дрянь в ухо девочке из двенадцатого и лег спать. Через час прозвучал выстрел. Когда мальчик спросил, что случилось, Рамси ответил, мол, высшие силы наказывают непослушных детей.
От таких подробностей волосы на голове встают дыбом. И все это сотворил человек, которого я считал простодушным громилой. Похоже, ошибался я на счет всех и каждого. И на мой счет Бегунья ошибается, никакой я не порядочный.
- Хочу что бы он сдох, - зло говорит она, - я наблюдала за многими на арене, ко всем привыкла. Мне не хочется, что бы кто-то еще умирал, но Рамси… Не знаю, смогу ли победить, но его я переживу, обещаю.
- Пока ты не очень-то стараешься, - нервно усмехнувшись, говорю я, - берешь в союзники кого попало.
- Ты - не кто попало, я уже все объяснила.
Хочется сказать что-нибудь эгоистичное, но я молчу.
- Призрак назвал только эти два имени. Откуда он знает, кто жив, а кто нет? Ведь лицо на небе он уж точно не мог увидеть.
- Мало кому хватает смелости спускаться в эту лощину, - пожимает плечами Бегунья, - вот он нас и назвал. Этот парень все время там сидит, и, сказать по правде, с местом для засады он не прогадал.
- Ягоды?
- Ягоды, - соглашается она, - на деревьях полно фруктов, все съедобные. Вот только бананы, например, растут мало где, и их фиг достанешь. Финики тоже видела на паре деревьев, но в основном эти странные плоды, - Бегунья осматривает ближайшие деревья, но на них ничего не растет, - ну ты видел их наверняка. Без понятия что это, есть можно, только потом из тебя все полезет так… лучше даже не пробовать. А ягод много, они вкусные, да еще и жажду утоляют.
- А мой рюкзак ты уже очистила от еды?
- Остались галеты, - она виновато улыбается, - на несколько дней может и хватить, а потом придется лезть за ягодами.
- Опять к Призраку? Да ни за что. Я его боюсь.
- Ну, у меня же получалось воровать у него, с неделю. Пока он за тобой бегает его можно разговорить. Приятный собеседник, если не включает жажду крови.
- Ясно, он, похоже, только при мне отключает свое красноречие. За день можно дойти до горы, там у нас… то есть у меня остались припасы, много всего полезного. И за ягодами лезть не придется.
- Я никогда не была в той части арены, - задумчиво говорит Бегунья, - большое упущение, а? Хорошо, раз боишься слепого парня, пойдем туда, где не страшно. Нет, - она усмехается, - и он еще называет себя профи.
- Не забудь еще напомнить, что я парень, большой и сильный, при оружии. Вставай, по пути расскажу, чего там стоит бояться. На самом деле опасность там одна – Симона.
- А кто такая…
Бегунья не успевает закончить фразу, ее перебивает пушечный выстрел.
- В восьмерке, - радостно произносит она, - дай пять.
Нехотя хлопаю свою ладонь об ее. Чужая смерть меня уже перестала радовать.
- В восьмерке, - подтверждаю я.
Когда прихожу в себя вокруг все еще ночь. Ливень бьет уже не с такой силой, раскаты грома стали потише и раздаются реже. Уровень воды не поднялся – я все на том же месте, никуда меня не смыло. На этот раз сил на подъем хватает, но идти прямо и твердым шагом не получается. Пройдя шагов пятьдесят, замечаю небольшую пещеру, в которой можно переждать бурю, прийти в себя и обогреться. Большего пока и не нужно. Кое-как доковыляв до входа, плюхаюсь на сухую землю и пытаюсь заснуть. Рядом со мной раздается злобное рычание. Я поднимаю голову и вижу в паре метров от себя огромную черную кошку. Она грозно смотрит на меня, открыв пасть, демонстрируя клыки размером с мое запястье.
- Кис-кис-кис, - бормочу я и медленно отступаю от ее владений.
Кошка, или нечто очень на нее похожее, не теряет ко мне интереса и потихоньку подступает все ближе. Когда она выбирается из своей пещеры, то недовольно ежится от идущего дождя, продолжает рычать, уже не на меня, но еще громче, а потом, вновь переключается на свою жертву и начинает ходить кругами. У меня от такого аттракциона голова идет кругом, но страха нет и в помине. Оставшись без оружия и припасов, я предварительно подписал себе приговор. Что ж, хотя бы другим трибутам не достанусь.
Животное совершает длинный прыжок и оказывается прямо передо мной, пытается ударить лапой, но когти лишь рассекают воздух. Сколько раз не смиряйся с судьбой, инстинкты не дадут умереть без боя. Уворачиваюсь от следующего прыжка, упираюсь спиной в дерево. Еще один выпад, гигантская кошка встает на задние лапы, а передние впиваются мне в плечи. Разинутая пасть готовится разорвать мое горло. Лихорадочно смотрю по сторонам, ища спасение. Вот, на дереве вижу металлический блеск. Ударяю кулаком зверя, он отскакивает в сторону, через секунду делает новый прыжок, впечатывая меня в расшатавшийся ствол. Дерево еще раз сильно наклоняется и с веток падает нечто, что вонзается кошке прямо в голову. Издав грустный вздох, животное падает на землю, с моим гарпуном, торчащим из черепушки. Отлично, одна вещь ко мне вернулась, осталось достать ее из туши. Делаю шаг, другой, вижу, как с меня течет кровь. Осматриваю раны на теле – от груди до пояса идут в два ряда следы от когтей. Царапины не смертельны, но их достаточно, что бы вновь меня выключить.
На этот раз вокруг все по-другому. Место сухое, день, дождя нет, как и мертвой кошки с застрявшим в ней моим гарпуном. Вода, видно, за ночь поднялась, и меня отнесло течением. Осматриваю раны. Кровь перестала идти и уже засохла.
- Очнулся? – доносится до меня женский голос.
Все, хана, Симона меня нашла. Хотя стоп! Голос не ее, и уж точно не Карлии. Поворачиваюсь на бок и вижу перед собой смутно знакомую девушку. Она устроилась на упавшем стволе дерева, и сейчас ест вяленое мясо. У ее ног мой рюкзак.
- Бегунья?
- Бегунья, значит, - улыбается она, - оригинальнее прозвища не мог придумать? Ладно, тогда ты у нас будешь… - Бегунья смешно хмурит брови, - не знаю, потом придумаю.
- Потом? – удивляюсь ее легкомысленности, - а что мне мешает прямо сейчас проткнуть тебя своим…
- Гарпуном? – она взмахом ноги отрывает оружие от земли и ловко ловит его рукой, после чего берет оставшиеся в пакетике ломти вяленого мяса и набивает ими щеки.
- Тогда руками придушу, - хмурюсь я, - постой, а чего ты не пользуешься возможностью? Вот он я, беззащитный.
- Убить после того, как мне пришлось тебя тащить на себе и искать твои вещи? Ну уж нет.
- Не понимаю, - я трясу головой, - зачем я тебе нужен?
- Стало скучно, - фыркает она, - подумала, будет здорово обзавестись союзником. Поздравляю, ты выиграл кастинг.
- Почему я?
- Потому что ты… - Бегунья старается подобрать нужное слово, - порядочный, что ли.
Скажи это Симоне Венс, и она от души посмеется. Что значит порядочный? Какой-то пространственный критерий.
- А с чего ты взяла, что я соглашусь?
- Во-первых, ты мне жизнью обязан. Сейчас бы плавал в животе у дружков той пумы, которую ты заколол.
- Пума? Такая, на черную кошку похожая?
- Ага, она самая. Ну так что, Человек-Паук, союзники?
- Нет.
- Хорошо, - она поднимает руки в примирительном жесте, - придумаю тебе другое прозвище.
- Не надо. Меня Джеймс Дориан зовут, можно просто Ваше Величество, - я смеюсь и протягиваю ей руку. Почему бы и нет? В конце концов, больше всего я боялся лишиться союзников, а когда Антоний меня прогнал, глупо отказываться от помощи, особенно когда ее предлагает столь легковерная девушка. Думаю даже если мы останемся один на один, то нож в спине станет для нее сюрпризом.
- Я Эллисон, можно просто Эль. Хотя можешь продолжать звать меня Бегуньей, звучит круто. Так значит союзники?
- Эль? Я уже слышал это имя, имела дело с Призраком?
- А? – не понимает она.
- Слепой парень из дискрита-10, - утоняю я.
- Дело было, да. Часто заглядываю к нему в низину. Нападает как по расписанию, но прыти ему недостает. Порой кажется, что он может видеть. Я его когда первый раз увидела, - Бегунья берет паузу, - даже подозвала к себе, жалко стало. Но потом заметила его улыбку, руки, спрятанные за спиной… Он всех сумел провести.
- И не он один, - говорю я, - Призрак назвал еще одно имя. Рамси, кажется.
При звуке этого имени Бегунья с отвращением морщится.
- Рамси – это самый мерзкий тип, которого я когда-либо встречала. Здоровый черный парень из третьего.
- Великан? Мерзкий? – удивляюсь я, - он же под свое крыло взял всех младших, кто сам бы не выжил ни за что.
- Я смотрю, у тебя на каждого прозвище найдется.
- А ты откуда его имя узнала? Запоминала перед Играми?
- Нет, он велит бедным детям его так называть. Не знаю настоящее ли это его имя.
- Так почему дети бедные? Он же их защищает.
- Тебя тут не было, а я за многими следила, изучала, с самого начала. Дети из двенадцатого слушались его во всем, а вот девочка из третьего относилась к нему как к большому болванчику, за которым можно спрятаться, часто шутила над ним, еще до арены, в тренировочном.
- Она умерла в первый день… - я никогда не задумывался, кто именно ее убил, всех списал на себя и остальных профи, хотя двое были не на нашей совести.
- Когда я убегала от Рога, перед бойней, то увидела, как в общей суматохе Рамси сломал бедняжке шею. Дети из двенадцатого и не заметили. Они делали для него все – воду искали, залазили на высокие деревья за фруктами. Вроде ничего особенного, только потом он их стал посылать вперед, на разведку, в места, которые выглядели подозрительно. Вскоре повесил на них столько, что они стали сомневаться, перестали его слушаться. Но если он и злился, то виду не подавал. Как-то раз, ночью, следила за их лагерем, когда Рамси залил какую-то дрянь в ухо девочке из двенадцатого и лег спать. Через час прозвучал выстрел. Когда мальчик спросил, что случилось, Рамси ответил, мол, высшие силы наказывают непослушных детей.
От таких подробностей волосы на голове встают дыбом. И все это сотворил человек, которого я считал простодушным громилой. Похоже, ошибался я на счет всех и каждого. И на мой счет Бегунья ошибается, никакой я не порядочный.
- Хочу что бы он сдох, - зло говорит она, - я наблюдала за многими на арене, ко всем привыкла. Мне не хочется, что бы кто-то еще умирал, но Рамси… Не знаю, смогу ли победить, но его я переживу, обещаю.
- Пока ты не очень-то стараешься, - нервно усмехнувшись, говорю я, - берешь в союзники кого попало.
- Ты - не кто попало, я уже все объяснила.
Хочется сказать что-нибудь эгоистичное, но я молчу.
- Призрак назвал только эти два имени. Откуда он знает, кто жив, а кто нет? Ведь лицо на небе он уж точно не мог увидеть.
- Мало кому хватает смелости спускаться в эту лощину, - пожимает плечами Бегунья, - вот он нас и назвал. Этот парень все время там сидит, и, сказать по правде, с местом для засады он не прогадал.
- Ягоды?
- Ягоды, - соглашается она, - на деревьях полно фруктов, все съедобные. Вот только бананы, например, растут мало где, и их фиг достанешь. Финики тоже видела на паре деревьев, но в основном эти странные плоды, - Бегунья осматривает ближайшие деревья, но на них ничего не растет, - ну ты видел их наверняка. Без понятия что это, есть можно, только потом из тебя все полезет так… лучше даже не пробовать. А ягод много, они вкусные, да еще и жажду утоляют.
- А мой рюкзак ты уже очистила от еды?
- Остались галеты, - она виновато улыбается, - на несколько дней может и хватить, а потом придется лезть за ягодами.
- Опять к Призраку? Да ни за что. Я его боюсь.
- Ну, у меня же получалось воровать у него, с неделю. Пока он за тобой бегает его можно разговорить. Приятный собеседник, если не включает жажду крови.
- Ясно, он, похоже, только при мне отключает свое красноречие. За день можно дойти до горы, там у нас… то есть у меня остались припасы, много всего полезного. И за ягодами лезть не придется.
- Я никогда не была в той части арены, - задумчиво говорит Бегунья, - большое упущение, а? Хорошо, раз боишься слепого парня, пойдем туда, где не страшно. Нет, - она усмехается, - и он еще называет себя профи.
- Не забудь еще напомнить, что я парень, большой и сильный, при оружии. Вставай, по пути расскажу, чего там стоит бояться. На самом деле опасность там одна – Симона.
- А кто такая…
Бегунья не успевает закончить фразу, ее перебивает пушечный выстрел.
- В восьмерке, - радостно произносит она, - дай пять.
Нехотя хлопаю свою ладонь об ее. Чужая смерть меня уже перестала радовать.
- В восьмерке, - подтверждаю я.
Глава 17
Добраться досюда уже достижение. Когда участников остается ровно треть начинается самая напряженная часть Голодных Игр. У семей оставшихся трибутов берут интервью, всем вокруг внезапно становится интересно кто мы, как живем, в общем все. Новая волна народа идет делать ставки. Было бы интересно узнать, что думают капитолийские жители о каждом из нас. В фаворитах наверняка ходит Симона, но будь у меня возможность поставить на кого-нибудь, то кого бы я выбрал? Тоже Симону, или Великана. Убийца детей, конечно, для публики не привлекателен, но с ним боится связываться даже Антоний. У Рога нас было пятеро, и Рамси расшвырял всех без особых усилий. Призрак, как бы хорош он ни был, остается слепым, потому и не внушает доверия. Бегунья? Ловкость и хитрость – залог выживания, но, увы, не победы. Профи, в числе которых и я сам, самые сбалансированные участники, однако если на начало Игр наша выучка давала серьезное преимущество, сейчас мы на общем фоне ничем особо и не выделяемся. Я, например, «впечатлял» всех только добиванием раненных, да бегством от опасностей. Мальчик из двенадцатого обречен, связавшись с Великаном, он лишился шанса на победу. Как только он станет ненужным, быстро окажется в могиле. Кого я забыл?
- Умник, - говорю я.
- Что? – не понимает Бегунья.
- Парень из седьмого. На вид лет четырнадцать, кудрявый такой, круглолицый. Ты его хоть раз встречала?
- Да, видела несколько раз. Он еще нас на устных тестах уделывал, помню-помню.
- И как он?
- Ничего особенного, - она пожимает плечами, - обычный парень.
- Раз дошел до восьмерки, то что-то в нем должно быть, - замечаю я.
- Везение, - уверенно говорит Бегунья, - скорее всего ни разу не сталкивался с реальной угрозой.
- С чего ты взяла?
- Всегда встречала его в самых безлюдных местах, где мало еды и откуда далеко ходить за водой. Так что жив он благодаря осторожности и везению, и, может даже, собственной глупости.
- Он мне рассказывал, еще в тренировочном, мол, у него секрет успеха есть. Выполняешь определенные правила и бац – ты победитель.
- Ерунда, - отмахивается она.
- Я тоже так думал, но согласись, до сих пор это работало.
Путь через всю арену, к старой стоянке профи, проходит спокойно и без приключений. С Бегуньей очень просто найти общий язык. Весь день мы обсуждаем других трибутов, я рассказываю ей о проделках Симоны и своей бытностью профи, она про то, как проходила ее неделя одиночества.
Я был прав насчет того, что к концу первого дня она была на краю арены и наслаждалась видом заходящего за морской горизонт солнца. Потом, решив, что на берегу ей ловить нечего, стала исследовать близлежащие джунгли, при этом сильно в них не углубляясь. Нашла огромное старое дерево с белой корой, на котором спала и пряталась от опасностей. Рассказала о том, что сама встречалась однажды с Симоной, когда та устанавливала ловушки у обходного пути возле лощины.
- Когда она закончила, то ушла в вашу часть арены и больше не появлялась.
- А ты случайно не видела, как она активировала мину?
- Да, у нее была пара штук, - спокойно продолжает Бегунья, - такие стальные диски, с четырьмя короткими ножками, похоже на черепаху, да?
- Я без понятия как выглядит мина, но, наверное, это были они.
- Она выбивала у них днище, а потом взводила что-то вроде рычага. Одну она даже запустила случайно и еле успела в сторону откинуть, пока та не взорвалась. На всю арену должно было быть слышно.
- Пожалуй, я мог принять это за раскат грома, только первые пару дней погода была далеко не пасмурная. Странно.
Мы продолжаем идти до наступления темноты. Начинаются знакомые места. Кажется, что минула целая вечность с тех пор, когда я был здесь в последний раз. Поляна, где парочка из дискрита-8 додумалась развести костер, воронка от взорвавшейся мины, которая превратила Гая в обугленный кусок мяса. Скоро в поле зрения появится мой старый лагерь, где Симона перерезала Присцилле горло. Но до рассвета туда лучше не соваться.
- Подождем до утра, ночью я к источнику идти не решусь, - предупреждаю я Бегунью.
- А кого нам боятся?
- Во-первых, мы, профи, - уточняю я, - все там заставили ловушками, в темноте про какую-нибудь точно забуду. Потом Антоний. Он говорил, что приведет Карлию сюда, за лекарствами. Если она еще жива, то они непременно где-то рядом. Место-то отличное, как убежище, его мог кто угодно облюбовать в наше отсутствие. Так что придется тебе мне объяснить, как спать на дереве.
- Что ж, самое время найти подходящее.
Задачка оказывается не из легких. Сама Бегунья спала на огромном дереве с широкими ветками, на которых можно было расположится целиком, не боясь упасть. Подобных в этой части арены нет, одни пальмы да тонкие деревья, чьи ветки сломаются, пока на них залезешь.
- Может, просто в папоротнике заляжем? – предлагаю я.
Стреляет пушка. Мы смотрим вокруг, не рядом ли кто погиб. Планолета не видно, но слышно как он гудит.
- С какой стороны? – спрашивает Бегунья.
- Вот черт, в той стороне источник. Что будем делать?
- Не знаю, ты там неделю жил, а не я.
- Дай подумать, - я прикрываю глаза.
Конечно, так и хочется поддастся зову любопытства да глянуть, кто там слег. С другой стороны у источника могут быть еще трибуты, троим из которых вполне по силам убить меня в схватке, а Бегунья даже драться не умеет. Найдется и третья сторона, если верить которой, сейчас возможно все наши припасы успешно грабят, сводя на нет пользу от дневного перехода. К ягодной диете под надзором Призрака я совсем не готов.
- Джей, слушай, - вырывает меня из раздумий моя напарница, - все еще гудит, планолет не улетает.
- Хорошо, надо хотя бы узнать, почему он этого не делает.
Стараясь идти как можно тише, добираемся до источника. Тут ничего не изменилось: пещера, озеро, каменистый берег – все на месте. Да и куда они могли деться? Я всматриваюсь в темень, но никого не вижу, только планолет по-прежнему висит над пещерой. Становится понятно, почему аппарат «в замешательстве» и я облегченно вздыхаю.
- Никто никого не убивал, - говорю я Бегунье, - просто кто-то нарвался на ловушку в пещере. Подождем тут до утра. Заодно посмотрим, хватит ли персоналу смелости самим спустится и забрать тело.
- Как думаешь, кто это?
- Надеюсь, что Симона, но она никогда бы не попала в ловушку. Сюда направлялся только Антоний. Не верю, что он забыл собственные капканы.
На небе загорается герб, начинает играть гимн. Слышать его каждый день и знать, что он ознаменует, становиться невыносимо, хочется зажать уши. Я набираю воздух в легкие, готовясь увидеть на небе два лица. Теперь там будут появляться лишь знакомые. Карлия, рана все-таки ее добила. Или это сделал Антоний? Нет, в это трудно поверить, скорее всего, волна, накрывшая вчера остров, усугубила дело.
Затем показывают мальчика из дискрита-12. Хитрая улыбка, прищурившиеся глаза. Надо же, в момент смерти у его семьи могли брать интервью. Представляю, как хвалят его родители и вдруг со скорбным, а может и безразличным выражением на лице, прибегает сосед и сообщает плохую новость.
- Джей, очнись! – Бегунья трясет меня за плечо, - если в пещере тот мальчик, то Рамси где-то рядом.
- Такой здоровяк не смог бы спрятаться, - отмахиваюсь я, - с другой стороны, если там Карлия, то Антоний вполне может напасть в любую секунду.
Мимолетное расстройство сменяется сосредоточенностью. Я сжимаю в руках гарпун, напрягаю все чувства, но ничего, только двигатель планолета по-прежнему гудит. Внезапно арену сотрясает звон труб. Это может значить только одно – пир. Сейчас нас сгонят в одну кучу, что бы устроить побоище. После Рога Изобилия это - единственный способ собрать всех трибутов в одном месте.
- Внимание, господа трибуты, - раздается откуда-то сверху голос ведущего Клавдия Темплсмита, комментатора Голодных Игр, которого вживую я ни разу не видел, - у нашего персонала возникли определенные трудности. Просим вас пройти к подножию горы, к местному водному источнику, дабы вынести тело вашего павшего оппонента на открытое место. Тем самым вы отдадите ему дань уважения и получите награду!
Я некоторое время перевариваю услышанное. Обычно назначают время и место, которое бы все знали, например стартовую площадку. И, тем не менее, зная, что несколько трибутов уже в десятке метров от цели они объявляют о награде. Как-то нечестно получается, если только…
- Они все здесь! – едва ли не вскрикиваю я, - бегом к пещере и уматываем отсюда.
На лице Бегуньи пролетает тень сомнения, но она кивает и первой выбегает из укрытия. Выругавшись, бегу за ней, устремляясь к пещере.
- Шестая!
Из леса появляется Антоний, он бежит нам наперерез, метает копье в Бегунью, но промахивается. Она успевает забежать в пещеру, а я настигаю Антония, подсекаю древком от гарпуна, и он падает на землю. Пытаюсь пронзить его, но он делает перекат, а гарпун застревает в земле. Счет идет на секунды, поэтому не пытаюсь достать его. Вытаскиваю из-за пояса нож, Антоний делает то же самое, только в руках у него тесак Карлии. Мои шансы все хуже.
- Связался с этой? – Антоний кивает головой в сторону пещеры.
- Ты ее хочешь убить с самого начала, решил тебя позлить. Эль, вытаскивай пацана, в ловушки не лезь! – кричу я Бегунье.
- Какая же ты сволочь, Джей, - зло говорит Антоний, - Карли умерла совсем недавно, я почти успел ее донести, но проклятая волна…
Пока мы кружим, внимание моего бывшего союзника отвлечено от Бегуньи, потому стараюсь выбирать слова, что бы тянуть время как можно дольше.
- Да, жаль, что так вышло. Но сам подумай, лучше бы мы разошлись раньше, чем позже. Еще пара недель совместной охоты и у меня рука бы на тебя не поднялась.
- Зачем тогда надо было брать еще одну партию? В одиночку жить силенок не хватило? Я всегда знал, что ты слабак. Это ты должен был попасть на ту мину, а не Гай. Будь он жив, сейчас нас было бы гораздо меньше.
Есть! Бегунья выходит из пещеры, неся на руках тело мальчика из дискрита-12. Она аккуратно кладет его на землю и грозит нависшему над нами планолету кулаком. Как только опускаются клешни, Антоний делает выпад. Я отвлекся и мне едва удается увернуться. Сыплются новые удары. Тесак, который вдвое, а то и втрое, длиннее ножа дает ему огромное преимущество, остается только отступать.
- Лови!
Я отпрыгиваю и хватаю свой гарпун. Молодец, Бегунья. Прощай, Антоний. Делаю выпад, призванный оттеснить противника на пару метров. Антоний уходит вправо от лезвия, хватается за древко и с разворота ударяет мне ногой по лицу. Падая, невольно восхищаюсь его ловкостью. Железная хватка сжимает мое плечо и переворачивает меня на спину. Тесак уже заносится над моей головой, готовый в любой момент опуститься. Раздается свист и в голову Антония попадает камень. Охнув, он отшатывается и отходит на несколько шагов. Ухо улавливает тяжелые шаги.
- Осторожно! – кричит Бегунья.
Возможно, ее предупреждение спасает жизнь. Только не мне, а Антонию. От оклика он рефлекторно оборачивается и сразу же отпрыгивает. Бердыш вгрызается в землю рядом с ним. Вот и четвертый.
- Эль, убегай, встретимся у белого дерева!
Бегунья не двигается с места.
- Награда? – спрашивает она.
- Нет ее, это вещи в пещере.
Она кивает и убегает. Тем временем Антоний добирается до своего копья и становится неподалеку от меня, в глазах ни ненависти, ни агрессии, только ледяное спокойствие.
- Один я не справлюсь, - говорит он.
- В последний раз, - предупреждаю я, - привет, Рамси.
Великан не отвечает, лишь продолжает делать один шаг за другим, в то время как мы отступаем.
- Давай, - говорит Антоний и мы, с криком, кидаемся в атаку.
Не смотря на массу и внешнюю неуклюжесть, Великан успевает отскочить и увернутся от обоих выпадов. Но и его широкие удары чудовищным топором не увенчиваются успехом, пока он отводит руки для взмаха проходит много времени. Так мы и скачем, вот только Рамси, в отличие от нас, не выдыхается. Все в конечном итоге начинают пропускать удары, даже отделываясь простыми порезами, я чувствую, что силы покидают меня все быстрее. Слышны новые шаги, кто-то бежит. Эль вернулась? Нет, это Симона, не обращая внимания на нашу потасовку, вбегает в пещеру. В ней полно ловушек, но она может и пробраться. Смешно, как раз против нее мы их и ставили.
Великан делает бердышом этот дурацкий колющий удар, которым вырубил Антония у Рога Изобилия, естественно промахивается, но потом делает движение, похожее на взмах веслом, при этом сильно подавшись вперед. Удар древка в его руках едва ли менее смертелен, чем удар лезвием. Кажется, что внутри все раздробили, из легких вышел весь воздух. Я отскакиваю назад, но ноги подводят и, перегнувшись пополам, я падаю на колени. Антонию удар пришелся в ключицу, и от него он чуть ли не перевернулся в воздухе. Время как будто замедлилось. Стараюсь понять, что происходит. Антоний снова на земле, я на коленях, Рамси тяжело дышит, даже слишком. Вот вам и урок о вреде лишнего веса. Симона стоит на выходе из пещеры с рюкзаком на плече. Как она прошла все так быстро? И почему не убегает?
Вот он, Призрак. Стоит поодаль от нас и странно дергает головой, видимо стараясь по звукам понять, что происходит. Очень громкий, монотонный шум воды наверняка мешает его восприятию. Так мы и застыли, пятеро трибутов. Для полного счастья не хватает только Бегуньи, которую я вовремя отослал, тем самым отказываясь от помощи, дурачек, и Умника, которому хватило ума не приходить сюда вообще. Вот кто из всех нас самый большой молодец.
Симона пробегает между нами тремя и Призраком, тот, немного промедлив, устремляется за ней. Рамси-Великан, делая шаг за шагом, заносит топор над головой.
- Ну нахрен, - качая головой произношу я и бегу, преодолевая адскую боль в ребрах, бегу в направлении места встречи с Эль. В голове пробегают две противоположные мысли. Хочу, что бы Великан убил Антония. Хочу, что бы Антоний сумел спастись.
Попав под кроны деревьев, замечаю, что звуков боя не слышно, выстрелов пушки тоже. Похоже, деру дали все, а с наградой ушла Симона. За оставшимися в пещере вещами Рамси вряд ли сунется, детей-первопроходчиков для этого больше нет. Черт, зато теперь и я остался без нормальной еды, лекарств и кучи других полезных вещей. Взамен мне достались возможно переломанные ребра, потерянный гарпун, потерянный нож, потерянная напарница. Многовато лишений для одного дня. Самое время произойти чему-нибудь хорошему и… вот оно! Небольшая баночка с таблетками для дезинфекции воды. В паре метров от нее коробок спичек. Похоже, что Симона умудрилась порвать свой рюкзак или ей Призрак его пырнул. Обрадовавшись такому повороту событий, иду по Тропинке Изобилия, подбирая прочие мелочи, и рассовываю их по карманам. Странно, как будто рюкзак был доверху забит подобной ерундой, хотя я точно помню, что мы раскладывали все очень сбалансировано. Не могло все это выпасть из дырявого рюкзака, потому что Симона бежала в другом направлении. Еще шаг, земля подо мной расходится, и я падаю во тьму. Полет длится недолго, приземление выходит болезненным. От голоса в метре от меня я хочу шарахнуться в сторону, но упираюсь в стенку ямы.
- Что, и ты туда же? – устало произносит Умник.
- Умник, - говорю я.
- Что? – не понимает Бегунья.
- Парень из седьмого. На вид лет четырнадцать, кудрявый такой, круглолицый. Ты его хоть раз встречала?
- Да, видела несколько раз. Он еще нас на устных тестах уделывал, помню-помню.
- И как он?
- Ничего особенного, - она пожимает плечами, - обычный парень.
- Раз дошел до восьмерки, то что-то в нем должно быть, - замечаю я.
- Везение, - уверенно говорит Бегунья, - скорее всего ни разу не сталкивался с реальной угрозой.
- С чего ты взяла?
- Всегда встречала его в самых безлюдных местах, где мало еды и откуда далеко ходить за водой. Так что жив он благодаря осторожности и везению, и, может даже, собственной глупости.
- Он мне рассказывал, еще в тренировочном, мол, у него секрет успеха есть. Выполняешь определенные правила и бац – ты победитель.
- Ерунда, - отмахивается она.
- Я тоже так думал, но согласись, до сих пор это работало.
Путь через всю арену, к старой стоянке профи, проходит спокойно и без приключений. С Бегуньей очень просто найти общий язык. Весь день мы обсуждаем других трибутов, я рассказываю ей о проделках Симоны и своей бытностью профи, она про то, как проходила ее неделя одиночества.
Я был прав насчет того, что к концу первого дня она была на краю арены и наслаждалась видом заходящего за морской горизонт солнца. Потом, решив, что на берегу ей ловить нечего, стала исследовать близлежащие джунгли, при этом сильно в них не углубляясь. Нашла огромное старое дерево с белой корой, на котором спала и пряталась от опасностей. Рассказала о том, что сама встречалась однажды с Симоной, когда та устанавливала ловушки у обходного пути возле лощины.
- Когда она закончила, то ушла в вашу часть арены и больше не появлялась.
- А ты случайно не видела, как она активировала мину?
- Да, у нее была пара штук, - спокойно продолжает Бегунья, - такие стальные диски, с четырьмя короткими ножками, похоже на черепаху, да?
- Я без понятия как выглядит мина, но, наверное, это были они.
- Она выбивала у них днище, а потом взводила что-то вроде рычага. Одну она даже запустила случайно и еле успела в сторону откинуть, пока та не взорвалась. На всю арену должно было быть слышно.
- Пожалуй, я мог принять это за раскат грома, только первые пару дней погода была далеко не пасмурная. Странно.
Мы продолжаем идти до наступления темноты. Начинаются знакомые места. Кажется, что минула целая вечность с тех пор, когда я был здесь в последний раз. Поляна, где парочка из дискрита-8 додумалась развести костер, воронка от взорвавшейся мины, которая превратила Гая в обугленный кусок мяса. Скоро в поле зрения появится мой старый лагерь, где Симона перерезала Присцилле горло. Но до рассвета туда лучше не соваться.
- Подождем до утра, ночью я к источнику идти не решусь, - предупреждаю я Бегунью.
- А кого нам боятся?
- Во-первых, мы, профи, - уточняю я, - все там заставили ловушками, в темноте про какую-нибудь точно забуду. Потом Антоний. Он говорил, что приведет Карлию сюда, за лекарствами. Если она еще жива, то они непременно где-то рядом. Место-то отличное, как убежище, его мог кто угодно облюбовать в наше отсутствие. Так что придется тебе мне объяснить, как спать на дереве.
- Что ж, самое время найти подходящее.
Задачка оказывается не из легких. Сама Бегунья спала на огромном дереве с широкими ветками, на которых можно было расположится целиком, не боясь упасть. Подобных в этой части арены нет, одни пальмы да тонкие деревья, чьи ветки сломаются, пока на них залезешь.
- Может, просто в папоротнике заляжем? – предлагаю я.
Стреляет пушка. Мы смотрим вокруг, не рядом ли кто погиб. Планолета не видно, но слышно как он гудит.
- С какой стороны? – спрашивает Бегунья.
- Вот черт, в той стороне источник. Что будем делать?
- Не знаю, ты там неделю жил, а не я.
- Дай подумать, - я прикрываю глаза.
Конечно, так и хочется поддастся зову любопытства да глянуть, кто там слег. С другой стороны у источника могут быть еще трибуты, троим из которых вполне по силам убить меня в схватке, а Бегунья даже драться не умеет. Найдется и третья сторона, если верить которой, сейчас возможно все наши припасы успешно грабят, сводя на нет пользу от дневного перехода. К ягодной диете под надзором Призрака я совсем не готов.
- Джей, слушай, - вырывает меня из раздумий моя напарница, - все еще гудит, планолет не улетает.
- Хорошо, надо хотя бы узнать, почему он этого не делает.
Стараясь идти как можно тише, добираемся до источника. Тут ничего не изменилось: пещера, озеро, каменистый берег – все на месте. Да и куда они могли деться? Я всматриваюсь в темень, но никого не вижу, только планолет по-прежнему висит над пещерой. Становится понятно, почему аппарат «в замешательстве» и я облегченно вздыхаю.
- Никто никого не убивал, - говорю я Бегунье, - просто кто-то нарвался на ловушку в пещере. Подождем тут до утра. Заодно посмотрим, хватит ли персоналу смелости самим спустится и забрать тело.
- Как думаешь, кто это?
- Надеюсь, что Симона, но она никогда бы не попала в ловушку. Сюда направлялся только Антоний. Не верю, что он забыл собственные капканы.
На небе загорается герб, начинает играть гимн. Слышать его каждый день и знать, что он ознаменует, становиться невыносимо, хочется зажать уши. Я набираю воздух в легкие, готовясь увидеть на небе два лица. Теперь там будут появляться лишь знакомые. Карлия, рана все-таки ее добила. Или это сделал Антоний? Нет, в это трудно поверить, скорее всего, волна, накрывшая вчера остров, усугубила дело.
Затем показывают мальчика из дискрита-12. Хитрая улыбка, прищурившиеся глаза. Надо же, в момент смерти у его семьи могли брать интервью. Представляю, как хвалят его родители и вдруг со скорбным, а может и безразличным выражением на лице, прибегает сосед и сообщает плохую новость.
- Джей, очнись! – Бегунья трясет меня за плечо, - если в пещере тот мальчик, то Рамси где-то рядом.
- Такой здоровяк не смог бы спрятаться, - отмахиваюсь я, - с другой стороны, если там Карлия, то Антоний вполне может напасть в любую секунду.
Мимолетное расстройство сменяется сосредоточенностью. Я сжимаю в руках гарпун, напрягаю все чувства, но ничего, только двигатель планолета по-прежнему гудит. Внезапно арену сотрясает звон труб. Это может значить только одно – пир. Сейчас нас сгонят в одну кучу, что бы устроить побоище. После Рога Изобилия это - единственный способ собрать всех трибутов в одном месте.
- Внимание, господа трибуты, - раздается откуда-то сверху голос ведущего Клавдия Темплсмита, комментатора Голодных Игр, которого вживую я ни разу не видел, - у нашего персонала возникли определенные трудности. Просим вас пройти к подножию горы, к местному водному источнику, дабы вынести тело вашего павшего оппонента на открытое место. Тем самым вы отдадите ему дань уважения и получите награду!
Я некоторое время перевариваю услышанное. Обычно назначают время и место, которое бы все знали, например стартовую площадку. И, тем не менее, зная, что несколько трибутов уже в десятке метров от цели они объявляют о награде. Как-то нечестно получается, если только…
- Они все здесь! – едва ли не вскрикиваю я, - бегом к пещере и уматываем отсюда.
На лице Бегуньи пролетает тень сомнения, но она кивает и первой выбегает из укрытия. Выругавшись, бегу за ней, устремляясь к пещере.
- Шестая!
Из леса появляется Антоний, он бежит нам наперерез, метает копье в Бегунью, но промахивается. Она успевает забежать в пещеру, а я настигаю Антония, подсекаю древком от гарпуна, и он падает на землю. Пытаюсь пронзить его, но он делает перекат, а гарпун застревает в земле. Счет идет на секунды, поэтому не пытаюсь достать его. Вытаскиваю из-за пояса нож, Антоний делает то же самое, только в руках у него тесак Карлии. Мои шансы все хуже.
- Связался с этой? – Антоний кивает головой в сторону пещеры.
- Ты ее хочешь убить с самого начала, решил тебя позлить. Эль, вытаскивай пацана, в ловушки не лезь! – кричу я Бегунье.
- Какая же ты сволочь, Джей, - зло говорит Антоний, - Карли умерла совсем недавно, я почти успел ее донести, но проклятая волна…
Пока мы кружим, внимание моего бывшего союзника отвлечено от Бегуньи, потому стараюсь выбирать слова, что бы тянуть время как можно дольше.
- Да, жаль, что так вышло. Но сам подумай, лучше бы мы разошлись раньше, чем позже. Еще пара недель совместной охоты и у меня рука бы на тебя не поднялась.
- Зачем тогда надо было брать еще одну партию? В одиночку жить силенок не хватило? Я всегда знал, что ты слабак. Это ты должен был попасть на ту мину, а не Гай. Будь он жив, сейчас нас было бы гораздо меньше.
Есть! Бегунья выходит из пещеры, неся на руках тело мальчика из дискрита-12. Она аккуратно кладет его на землю и грозит нависшему над нами планолету кулаком. Как только опускаются клешни, Антоний делает выпад. Я отвлекся и мне едва удается увернуться. Сыплются новые удары. Тесак, который вдвое, а то и втрое, длиннее ножа дает ему огромное преимущество, остается только отступать.
- Лови!
Я отпрыгиваю и хватаю свой гарпун. Молодец, Бегунья. Прощай, Антоний. Делаю выпад, призванный оттеснить противника на пару метров. Антоний уходит вправо от лезвия, хватается за древко и с разворота ударяет мне ногой по лицу. Падая, невольно восхищаюсь его ловкостью. Железная хватка сжимает мое плечо и переворачивает меня на спину. Тесак уже заносится над моей головой, готовый в любой момент опуститься. Раздается свист и в голову Антония попадает камень. Охнув, он отшатывается и отходит на несколько шагов. Ухо улавливает тяжелые шаги.
- Осторожно! – кричит Бегунья.
Возможно, ее предупреждение спасает жизнь. Только не мне, а Антонию. От оклика он рефлекторно оборачивается и сразу же отпрыгивает. Бердыш вгрызается в землю рядом с ним. Вот и четвертый.
- Эль, убегай, встретимся у белого дерева!
Бегунья не двигается с места.
- Награда? – спрашивает она.
- Нет ее, это вещи в пещере.
Она кивает и убегает. Тем временем Антоний добирается до своего копья и становится неподалеку от меня, в глазах ни ненависти, ни агрессии, только ледяное спокойствие.
- Один я не справлюсь, - говорит он.
- В последний раз, - предупреждаю я, - привет, Рамси.
Великан не отвечает, лишь продолжает делать один шаг за другим, в то время как мы отступаем.
- Давай, - говорит Антоний и мы, с криком, кидаемся в атаку.
Не смотря на массу и внешнюю неуклюжесть, Великан успевает отскочить и увернутся от обоих выпадов. Но и его широкие удары чудовищным топором не увенчиваются успехом, пока он отводит руки для взмаха проходит много времени. Так мы и скачем, вот только Рамси, в отличие от нас, не выдыхается. Все в конечном итоге начинают пропускать удары, даже отделываясь простыми порезами, я чувствую, что силы покидают меня все быстрее. Слышны новые шаги, кто-то бежит. Эль вернулась? Нет, это Симона, не обращая внимания на нашу потасовку, вбегает в пещеру. В ней полно ловушек, но она может и пробраться. Смешно, как раз против нее мы их и ставили.
Великан делает бердышом этот дурацкий колющий удар, которым вырубил Антония у Рога Изобилия, естественно промахивается, но потом делает движение, похожее на взмах веслом, при этом сильно подавшись вперед. Удар древка в его руках едва ли менее смертелен, чем удар лезвием. Кажется, что внутри все раздробили, из легких вышел весь воздух. Я отскакиваю назад, но ноги подводят и, перегнувшись пополам, я падаю на колени. Антонию удар пришелся в ключицу, и от него он чуть ли не перевернулся в воздухе. Время как будто замедлилось. Стараюсь понять, что происходит. Антоний снова на земле, я на коленях, Рамси тяжело дышит, даже слишком. Вот вам и урок о вреде лишнего веса. Симона стоит на выходе из пещеры с рюкзаком на плече. Как она прошла все так быстро? И почему не убегает?
Вот он, Призрак. Стоит поодаль от нас и странно дергает головой, видимо стараясь по звукам понять, что происходит. Очень громкий, монотонный шум воды наверняка мешает его восприятию. Так мы и застыли, пятеро трибутов. Для полного счастья не хватает только Бегуньи, которую я вовремя отослал, тем самым отказываясь от помощи, дурачек, и Умника, которому хватило ума не приходить сюда вообще. Вот кто из всех нас самый большой молодец.
Симона пробегает между нами тремя и Призраком, тот, немного промедлив, устремляется за ней. Рамси-Великан, делая шаг за шагом, заносит топор над головой.
- Ну нахрен, - качая головой произношу я и бегу, преодолевая адскую боль в ребрах, бегу в направлении места встречи с Эль. В голове пробегают две противоположные мысли. Хочу, что бы Великан убил Антония. Хочу, что бы Антоний сумел спастись.
Попав под кроны деревьев, замечаю, что звуков боя не слышно, выстрелов пушки тоже. Похоже, деру дали все, а с наградой ушла Симона. За оставшимися в пещере вещами Рамси вряд ли сунется, детей-первопроходчиков для этого больше нет. Черт, зато теперь и я остался без нормальной еды, лекарств и кучи других полезных вещей. Взамен мне достались возможно переломанные ребра, потерянный гарпун, потерянный нож, потерянная напарница. Многовато лишений для одного дня. Самое время произойти чему-нибудь хорошему и… вот оно! Небольшая баночка с таблетками для дезинфекции воды. В паре метров от нее коробок спичек. Похоже, что Симона умудрилась порвать свой рюкзак или ей Призрак его пырнул. Обрадовавшись такому повороту событий, иду по Тропинке Изобилия, подбирая прочие мелочи, и рассовываю их по карманам. Странно, как будто рюкзак был доверху забит подобной ерундой, хотя я точно помню, что мы раскладывали все очень сбалансировано. Не могло все это выпасть из дырявого рюкзака, потому что Симона бежала в другом направлении. Еще шаг, земля подо мной расходится, и я падаю во тьму. Полет длится недолго, приземление выходит болезненным. От голоса в метре от меня я хочу шарахнуться в сторону, но упираюсь в стенку ямы.
- Что, и ты туда же? – устало произносит Умник.
Глава 18
Меня начинает брать злость оттого, что никто не воспринимает меня в серьез. Что на этот раз?
- Ты уже второй человек, который уверен, что я не сверну ему шею при встрече.
- Согласись, место не слишком подходящее, - посмеивается Умник. Голос звучит сухо, присмотревшись, вижу, как потрескались его губы.
- Долго ты тут?
- Второй день. Не знаю зачем делать не смертельную ловушку. С первой минуты, попав сюда, думал, что вот он, конец. А теперь даже как-то скучно стало, пока ты не свалился мне на голову.
- Раз сюда никто не заглядывает, - я пожимаю плечами и собираю в кучу выпавшие из рук предметы, - есть время отдохнуть. Воды хочешь?
Умник кивает, и я кидаю ему в руки бутылку. Пока он приложился к горлышку, я осматриваю яму. Достаточно глубокая, около трех метров, такую Симона своими руками и за неделю бы не выкопала. Яма тут с самого начала, оставалось ее только замаскировать. Останься у меня гарпун, его можно было бы использовать, как подпорку, и попробовать выбраться, а теперь… Если уж Умнику за два дня ничего не пришло в голову, мне даже думать не хочется. Голова и так тяжелая от переутомления, так теперь еще и тело ломит после встречи с Великаном и Антонием.
- Если я вздремну, то не рискую проснуться уже на том свете, да с перерезанной глоткой?
- Я бы с радостью прирезал тебя, - спокойно говорит Умник, - да только нечем.
- Врешь, ты одну руку прячешь за спиной.
- А, это, - он выставляет руку вперед, и тут я замечаю, что два пальца на ней почернели, - укололся шипом какого-то растения и на тебе. Просто не хочу на нее смотреть, - Умник снова прячет руку за спину.
Успокоившись, я стараюсь заснуть. С голыми руками он меня не убьет – скручу раньше, а Бегунья к утру того и гляди поймет, что ждать меня бесполезно и отправится на поиски. Или нет? Свой союз со мной она объяснила банальной скукой, проживет и без меня, рисковать ради врага незачем. А пока что компанию мне составит Умник. Похоже, что остаться в одиночестве мне не удастся, хотя это не тревожит, а даже радует. Вздремнуть мне тоже упорно не дают, Умник трясет меня за руку.
- Не спи. Кто-то идет. Что делать будем?
Думаю, стоит ли звать на помощь, но отбрасываю эту идею – Бегунья к этому времени даже до места встречи не успела бы добраться, а остальные убьют нас обоих, лучше уж сидеть тихо.
Я прислушиваюсь, шаги все ближе и громче. Трибут не просто проходит мимо, а идет прямо сюда.
- Привет, мальчики.
- Привет, Симона, - как можно спокойнее говорю я, - заблудилась?
- Нет, я там, где мне нужно. Вам там удобно?
Я смотрю на Умника, но тот, молча, переводит взгляд то на меня, то на Симону.
- Просто замечательно. Просить у тебя помощи, как я понял, бесполезно?
- Только потому, что вы сейчас в моей ловушке? – удивляется Симона, - Нет, очень даже помогу, но с одним маленьким условием. Рядом есть лестница, я ее сброшу в яму, но только тогда, когда один из вас убьет другого. У нас тут Голодные Игры, так что не думаю, что это большая проблема.
- А если мы не согласны?
- Тогда… - она разводит руками, - воды у вас всего ничего, но пока вас не убила жажда – думайте, кто больше заслуживает выбраться из этой ямы.
Вот так вот. Еще один из ее методов невербального убийства. С ее способностью предугадывать действия людей она могла бы уже перебить всех, но нет, Симона предпочла устроить собственные игры по собственным правилам. Я ошибался, она не огораживала трибутов от профи, ей просто доставляет удовольствие то, что она творит. Откуда у нормального человека такой нездоровый интерес? Что ж, Игры меняют людей, одни становятся дикими, а у других едет крыша по-своему. Без воды, которой в бутылке кот наплакал, за что спасибо Умнику, я тоже скоро начну сходить с ума. Правда, даже если потом напьюсь вдоволь, даже если смогу победить, то не уверен, что эффект пропадет. Уже сейчас я себя не узнаю, и похоже никогда не стану прежним, вот только…
Мэгз, хоть и выглядит нормальной, но когда я смотрел ее старые записи, на них она молчаливая и замкнутая, никому не смотрит в глаза, разговаривает будто сама с собой. Гарольд Хоффман, насколько мне известно, всегда был хреновым человеком, но самолюбия ему было не занимать, и вот он покончил с собой. Зачем? Я был зол на него и его поступок, но никогда не задумывался над причиной.
- Тебе спонсоры чего-нибудь присылали? – спрашиваю я.
- Смеешься, какие спонсоры? На тренировках я налажал, на интервью тоже.
- Просто подумал, вдруг нам лестницу скинут, - стараюсь говорить спокойно, будто не собираюсь его убивать. Доведись нам выбраться своими силами, то я, быть может, и отпустил бы его, но когда это вопрос жизни и смерти...
- Ну а тебе? Уверен, ты не сплоховал еще ни разу, могли бы и помочь.
- Сплоховал, раз оказался в это яме, с тобой. Да и, - я отмахиваюсь, - мой ментор, он прямо перед
Играми вскрыл себе вены. Теперь я сам по себе. Зато есть чем гордится - мы пережили семнадцать трибутов без поддержки…
- Скажем так свыше, - заканчивает за меня Умник, - давай, попробуй меня подсадить, вдруг удастся за что-нибудь ухватиться.
- А где гарантия, что ты потом вытащишь меня?
- Такой нет. Так что?
Конечно, если я убью его прямо сейчас, то не факт, что Симона поможет мне выбраться. Вдруг она соврала, да и лестницу выдумала. Скорее всего, так и есть. Умник - парень не добрый, злорадство у него на лице написано, думаю, будь у него хоть какое-нибудь оружие, когда я упал в яму, то он бы меня уже убил. Хотя необязательно, ведь я могу помочь ему выбраться, благодаря росту и силе.
- Нет, - вздыхаю я, - не настолько я тебе доверяю, Умник, а собой рисковать не хочу.
Сокамерника такое решение очень удивляет, похоже, тоже рассчитывал на мою «порядочность».
- Мы же не можем позволить Симоне победить, - заходит он с другой стороны, - если выберется даже один из нас, он сможет убить ее.
- И этот кто-то, конечно же, ты, - ухмыляюсь я, - вот сам и признался. Так что садись, потолкуем еще. Знаешь, если мне суждено сгнить в яме, то я уже знаю, кого хочу видеть в победителях и это, Умник, точно не ты. Не стану я тебе давать такой возможности.
- Отлично! – он снова встает на ноги, - и что тогда? Будем сидеть и вести высокопарные беседы?! Я не собираюсь дохнуть из-за твоего упрямства! Не будешь помогать, тогда чего медлить, давай, сверни мне шею.
- Нет, - спокойно отвечаю я, - я больше не профи, не охотник, потому ты все-таки сядь, и мы подумаем еще, Умник.
- Меня Бен зовут, - буркает он, - хватит уже прозвищ.
- Увы, не могу. Убитый трибут с прозвищем для меня как умерший образ, обретая имена, вы становитесь людьми. Черт, теперь мне и тебя жалеть придется.
- Ну да, если раньше не загнешься без воды.
Мы замолкаем и сидим так до вечера. Другие варианты в голову не приходят. Я пробую прорыть в яме нечто вроде выступов для рук и ног, но стенки гладкие и жесткие, даже никаких корней не вылезает, что подтверждает мою теорию об искусственном происхождении нашей ловушки. Умник то и дело кидает на меня злые взгляды, отчего сосредоточится становиться еще труднее. Жажда дает о себе знать – губы сохнут, усталость растет, мысли путаются. В голове, поначалу отдаленная, становится все громче канонада: пить, пить, пить! Ее заглушает пушечный выстрел. Если это Бегунья, то мне точно крышка, она – моя последняя надежда на спасение, да и то маловероятная.
- Черт, а если это Симона? – испуганно спрашивает Умник, - тогда убивать друг друга тоже будет бесполезно.
- А ты уже собрался? Нет? Это не она, - уверенно говорю я, - слишком хитрая, что бы умирать. Силой ее не одолеть, даже Великан не сможет. Симону можно только перехитрить, но найдите мне кого-то, кто хитрее.
- Значит, - в голосе Умника поубавилось злости, - она победит в любом случае?
- Скорее всего. Я пытался обыграть ее, уже, кажется, трижды и каждый раз проигрывал. Сложно признавать, но я ей определенно восхищаюсь.
Наступает ночь. Целую вечность назад, на крыше тренировочного центра, мне казалось, что я все вижу последний раз в жизни, старался ловить каждый миг и каждый вздох. Кто же знал, что Игры могут тянуться так долго, что можно потерять счет времени.
Во время гимна, затаив дыхание, жду фотографию, которая вот-вот появится вслед за гербом. И это…
- Великан! – охаю я.
- Рамси? – удивляется Умник, - я-то думал, он неуязвим.
- Не иначе как попался в ловушку или его убил фортель от распорядителей, вроде ударившей молнии.
- Не было никаких молний, под конец Игр стараются нас стравить, но не убивать собственноручно.
- Остается пожать руку тому, кто смог одолеть такую громадину. Если ее владелец прежде не оттяпает мою протянутую.
Я рефлекторно хватаюсь за черную повязку на рукаве. Старина Рик был прав, хороший талисман, раз помог продержаться так долго.
- А у тебя талисман есть, а, Умник?
- Нет, я не верю в подобную ерунду.
Он тоже в какой-то степени прав, раз оказался в шестерке финалистов без помощи сверхъестественных сил.
- Понимаю, твоя формула успеха заменит любой талисман, да и ее только в голове достаточно носить. Что ж, удобно. Не пойму только как ты, следуя такому кодексу, в яме оказался?
- Потому что… нет никакой формулы, Джей, - произносит он.
- То есть, как это нет? – ошарашено спрашиваю я.
- Вот так. Формула – блеф, я всего лишь пытался убедить тебя и других профи принять меня к вам.
- Еще один обман, - своим заблуждениям по поводу других трибутов я уже счет потерял, но каждый раз они находят, чем меня удивить, - тогда какого ты полез добровольцем? Мне казалось, что ты уверен в победе, иначе какой смысл так рисковать?
- Да, я не знал, останусь ли в живых. Просто, понимаешь, есть ведь кое-что подороже жизни.
- Нет, - отрезаю я, - конечно, ничего дороже нет, как такое можно говорить.
- Ого, ты не такой добряк, каким кажешься, - вот и одна из иллюзий Умника рухнула, - я говорю про любовь.
- Что? – замечаю, что вырвавшееся слово я произнес с презрением, - ты принес себя в жертву ради… девчонки? Ты не Умник, ты идиот, - от сказанной им глупости я с чего-то начинаю закипать.
- Неужели ты никогда не любил? – удивляется он.
- Конечно, любил, но не больше чем самого себя. Тебе будет все равно, по кому ты там сох, стоит перестать дышать.
- О Боже, посадите меня к человеку, а не бревну, - вздыхает Умник.
- Глупо ты поступил, глупо. Почему именно Игры?
- Посмотри на меня, - уныло произносит мой собеседник, - я не красив, не очень умен и уж точно не силен. Как еще можно произвести впечатление на того, кого считаешь идеалом?
- Просто подойти и познакомится, зачем лезть в такие крайности?
- Тебе легко говорить, ты вон какой, - он окидывает меня взглядом, - наверняка на тебя все девчонки вешаются.
- Да, но… ну ты нашел время, о чем поговорить. Дело то не во мне, я не вызывался добровольцем.
- А я вызывался и если я выиграю, то у меня будет что ей предложить. Да и… нельзя отказать тому, кто прошел через такое.
- После такого признания на всю страну, - я приподнимаю брови, - да запросто.
- Но никто ведь не знает, кого я имею ввиду. Даже она сама, наверное, и не подозревала о моем существовании до Жатвы.
- Тогда самое время для признания, - говорю я, - это, конечно, весь Панем услышит, но можешь потренироваться на мне. А когда приедешь домой, текст будет уже готов.
- Шутишь? – судя по интонации Умнику вовсе не смешно, даже наоборот, - я не буду ни в чем признаваться. Если умру, то ей придется жить, зная, что парнишка Бен ради нее угробился на Играх.
- Да уж, ее более уверенным в себе ухажерам будет нелегко тебя переплюнуть. Сказал же, дурак ты.
- А ну хватит! Я тут перед тобой душу открыл, а ты только издеваешься. Мог бы проявить хоть каплю сочувствия.
- К такому идиоту? Да ни за что. Никого ты не впечатлил, только показал собственную безнадежность. Знаешь, вот будет потеха, если на следующей Жатве выберут твою возлюбленную.
- Заткнись! – орет Умник, - еще хоть слово и тебе конец!
- Ну давай, укуси меня.
Он срывается с места и набрасывается на меня, махая кулаками. Я хватаю его за горло и сильно ударяю о землю, наваливаюсь всем весом, но он продолжает брыкаться подо мной.
- Успокойся! Это все жажда, успокойся! – кричу я ему.
Но он и не думает. Приходиться продержать его так еще минут пять, пока попытки ударить меня не прекращаются. Ох и силен же человек в безумстве, несколько раз он едва меня не сбросил.
- Выпустил пар? – спрашиваю я.
Его лицо покраснело и на нем маска гнева, но он кивает, и я ослабеваю хватку. Поднявшись на ноги, мы отряхиваемся от грязи и, пока я отвлекся, Умник с размаху заезжает мне кулаком в лицо.
- Теперь точно все, - говорит он.
- Бьешь как баба, - но от моего обиженного тона Умник только больше ликует.
Стоит умерить пыл, как мы оба вспоминаем об угнетающей нас жажде. Усталость наваливается быстро, Умник выглядит так, будто сейчас потеряет сознание.
- Ты ведь не убьешь меня, Джей, а? – почти с мольбой произносит он, - я просто посплю немного.
- Спи, Бен, никто тебя не тронет.
Он кивает и тут же отключается. Меня тоже клонит в сон, надо дать себе передышку, еще один такой день и все, конец. Утром, пока еще остаются силы, нужно будет выбраться, хотя бы одному из нас. Первые же лучи солнца будят меня, с трудом заставляю себя встать. Даже умыться нечем.
- Бен, просыпайся, - я трясу его за плечо, - давай, вставай.
- Что такое? – шепотом спрашивает он.
- Попробую тебя поднять, выхода нет.
- Наконец-то дошло, что мне можно доверять?
- Нет, нельзя, но не буду я убивать нас обоих из упрямства, да и та история… черт возьми, трогательно, - посмеиваюсь я, - серьезно, поднимайся.
Я опускаюсь на колени и подставляю ладони. Умник наступает на них ногой и неуверенно смотрит вверх.
- Точно удержишь?
- Да, вставай другой на плечи, а потом оттолкнись.
- Джей, я тебя вытащу, сразу как выберусь, обещаю.
- Давай быстрее, больно же, - шиплю я на него.
Умник отталкивается, но не достает руками до края и, поскребя ногтями по стенке ямы, падает вниз.
- Твою мать! – он ударяет кулаком по земле.
- Спокойно, давай попробуем по-другому. Садись мне на плечи, я попробую встать во весь рост, а ты уже потом вставай мне хоть на голову.
Когда он садится, я приподнимаюсь и из меня вырывается стон – он куда тяжелее чем я думал. На трясущихся ногах мне удается устоять.
- А теперь поднимайся, ну же!
Умник ставит мне на плечо вначале одно колено, затем другое, опираясь руками о мою голову, постоянно балансируя и рискуя упасть. Когда он начинает сам подниматься на ноги, я чувствую себя атлантом, а сам рычу от натуги. Поднимаю голову, что бы посмотреть, дотягивается ли он. Вот его руки почти на краю, пальцы пытаются уцепиться, но он, то и дело, сгибает ноги, боясь упасть. Рубашка Умника задрана и в глаза попадается какой-то предмет у него за поясом, от которого исходит металлический блеск. Плевать.
- Подпрыгни, скорее!
Он отталкивается ногами, но лишь цепляется за край кончиками пальцев. Секунда и мы оба снова внизу, лежим без сил. На второй такой подвиг у меня сил не хватит, это конец. Пытаюсь отдышаться, но не получается, воздуха как будто все время не хватает. Умник встает и начинает трясти головой, мыча что-то под нос. Я поднимаюсь вслед за ним.
- Бен?
- Прости, Джей, прости, но так надо, - с горечью говорит он и прячет обе руки за спину.
- Что у тебя за спиной? Что там, отвечай!
- Вот это.
Он показывает мне свою руку, ту на которой почернели пальцы. Другая вылетает через мгновение, с заточкой, зажатой в кулаке. Мне ничего не остается, кроме как прикрыться рукой. Сталь вонзается в предплечье и проходит руку насквозь, нажми он сильнее и острие ткнулось бы мне прямо в лицо. Не знаю, откуда после долгого изнеможения во мне взялось столько энергии, но в ту же секунду я отталкиваю Умника от себя, вытаскиваю заточку из своей руки. Еще миг промедления – в глазах Умника понимание того, что сейчас произойдет и что-то еще, я не успеваю заметить, когда вонзаю лезвие ему в шею, острием вверх. Умник оседает на землю и начинает судорожно выхаркивать изо рта сгустки крови. Заточка выпадает из моей руки, я отшатываюсь от содрогающегося тела, но не могу отвести взгляд. Тут слишком тесно и больше некуда смотреть. Последний сгусток выплескивается Умнику на грудь и он, склонив голову набок, затихает, а кровь по-прежнему льет, только теперь тонкой струйкой. Что я наделал?
Моя рука тоже кровоточит, но я не чувствую боли, шок и жажда заглушили все. Я уже видел смерть, куда более ужасную, чем эта, сам убивал, но это… невозможно описать словами. Руки заходятся в тряске, а я продолжаю смотреть на кровь, вытекающую из моей раны. Мне приходит в голову попить ее, что бы заглушить жажду. От этой мысли из меня вырывается нервный смешок, а потом вдруг накатывает приступ тошноты. Без понятия, чем меня вырвало, ведь не ел я уже долго. Отвратительный вкус во рту возвращает меня к реальности. Стреляет пушка. Проходит еще какое-то время, может час, когда я слышу крик. Два слова. Мое имя.
- Я… здесь, - кричать не получается, раздается лишь шепот.
В яму падает веревочная лестница. Я некоторое время тупо пялюсь на нее, а затем поднимаю глаза. На краю ямы стоит Бегунья. Мы встречаемся взглядами и готов поклясться, что сейчас они у нас одинаковые.
- Ты уже второй человек, который уверен, что я не сверну ему шею при встрече.
- Согласись, место не слишком подходящее, - посмеивается Умник. Голос звучит сухо, присмотревшись, вижу, как потрескались его губы.
- Долго ты тут?
- Второй день. Не знаю зачем делать не смертельную ловушку. С первой минуты, попав сюда, думал, что вот он, конец. А теперь даже как-то скучно стало, пока ты не свалился мне на голову.
- Раз сюда никто не заглядывает, - я пожимаю плечами и собираю в кучу выпавшие из рук предметы, - есть время отдохнуть. Воды хочешь?
Умник кивает, и я кидаю ему в руки бутылку. Пока он приложился к горлышку, я осматриваю яму. Достаточно глубокая, около трех метров, такую Симона своими руками и за неделю бы не выкопала. Яма тут с самого начала, оставалось ее только замаскировать. Останься у меня гарпун, его можно было бы использовать, как подпорку, и попробовать выбраться, а теперь… Если уж Умнику за два дня ничего не пришло в голову, мне даже думать не хочется. Голова и так тяжелая от переутомления, так теперь еще и тело ломит после встречи с Великаном и Антонием.
- Если я вздремну, то не рискую проснуться уже на том свете, да с перерезанной глоткой?
- Я бы с радостью прирезал тебя, - спокойно говорит Умник, - да только нечем.
- Врешь, ты одну руку прячешь за спиной.
- А, это, - он выставляет руку вперед, и тут я замечаю, что два пальца на ней почернели, - укололся шипом какого-то растения и на тебе. Просто не хочу на нее смотреть, - Умник снова прячет руку за спину.
Успокоившись, я стараюсь заснуть. С голыми руками он меня не убьет – скручу раньше, а Бегунья к утру того и гляди поймет, что ждать меня бесполезно и отправится на поиски. Или нет? Свой союз со мной она объяснила банальной скукой, проживет и без меня, рисковать ради врага незачем. А пока что компанию мне составит Умник. Похоже, что остаться в одиночестве мне не удастся, хотя это не тревожит, а даже радует. Вздремнуть мне тоже упорно не дают, Умник трясет меня за руку.
- Не спи. Кто-то идет. Что делать будем?
Думаю, стоит ли звать на помощь, но отбрасываю эту идею – Бегунья к этому времени даже до места встречи не успела бы добраться, а остальные убьют нас обоих, лучше уж сидеть тихо.
Я прислушиваюсь, шаги все ближе и громче. Трибут не просто проходит мимо, а идет прямо сюда.
- Привет, мальчики.
- Привет, Симона, - как можно спокойнее говорю я, - заблудилась?
- Нет, я там, где мне нужно. Вам там удобно?
Я смотрю на Умника, но тот, молча, переводит взгляд то на меня, то на Симону.
- Просто замечательно. Просить у тебя помощи, как я понял, бесполезно?
- Только потому, что вы сейчас в моей ловушке? – удивляется Симона, - Нет, очень даже помогу, но с одним маленьким условием. Рядом есть лестница, я ее сброшу в яму, но только тогда, когда один из вас убьет другого. У нас тут Голодные Игры, так что не думаю, что это большая проблема.
- А если мы не согласны?
- Тогда… - она разводит руками, - воды у вас всего ничего, но пока вас не убила жажда – думайте, кто больше заслуживает выбраться из этой ямы.
Вот так вот. Еще один из ее методов невербального убийства. С ее способностью предугадывать действия людей она могла бы уже перебить всех, но нет, Симона предпочла устроить собственные игры по собственным правилам. Я ошибался, она не огораживала трибутов от профи, ей просто доставляет удовольствие то, что она творит. Откуда у нормального человека такой нездоровый интерес? Что ж, Игры меняют людей, одни становятся дикими, а у других едет крыша по-своему. Без воды, которой в бутылке кот наплакал, за что спасибо Умнику, я тоже скоро начну сходить с ума. Правда, даже если потом напьюсь вдоволь, даже если смогу победить, то не уверен, что эффект пропадет. Уже сейчас я себя не узнаю, и похоже никогда не стану прежним, вот только…
Мэгз, хоть и выглядит нормальной, но когда я смотрел ее старые записи, на них она молчаливая и замкнутая, никому не смотрит в глаза, разговаривает будто сама с собой. Гарольд Хоффман, насколько мне известно, всегда был хреновым человеком, но самолюбия ему было не занимать, и вот он покончил с собой. Зачем? Я был зол на него и его поступок, но никогда не задумывался над причиной.
- Тебе спонсоры чего-нибудь присылали? – спрашиваю я.
- Смеешься, какие спонсоры? На тренировках я налажал, на интервью тоже.
- Просто подумал, вдруг нам лестницу скинут, - стараюсь говорить спокойно, будто не собираюсь его убивать. Доведись нам выбраться своими силами, то я, быть может, и отпустил бы его, но когда это вопрос жизни и смерти...
- Ну а тебе? Уверен, ты не сплоховал еще ни разу, могли бы и помочь.
- Сплоховал, раз оказался в это яме, с тобой. Да и, - я отмахиваюсь, - мой ментор, он прямо перед
Играми вскрыл себе вены. Теперь я сам по себе. Зато есть чем гордится - мы пережили семнадцать трибутов без поддержки…
- Скажем так свыше, - заканчивает за меня Умник, - давай, попробуй меня подсадить, вдруг удастся за что-нибудь ухватиться.
- А где гарантия, что ты потом вытащишь меня?
- Такой нет. Так что?
Конечно, если я убью его прямо сейчас, то не факт, что Симона поможет мне выбраться. Вдруг она соврала, да и лестницу выдумала. Скорее всего, так и есть. Умник - парень не добрый, злорадство у него на лице написано, думаю, будь у него хоть какое-нибудь оружие, когда я упал в яму, то он бы меня уже убил. Хотя необязательно, ведь я могу помочь ему выбраться, благодаря росту и силе.
- Нет, - вздыхаю я, - не настолько я тебе доверяю, Умник, а собой рисковать не хочу.
Сокамерника такое решение очень удивляет, похоже, тоже рассчитывал на мою «порядочность».
- Мы же не можем позволить Симоне победить, - заходит он с другой стороны, - если выберется даже один из нас, он сможет убить ее.
- И этот кто-то, конечно же, ты, - ухмыляюсь я, - вот сам и признался. Так что садись, потолкуем еще. Знаешь, если мне суждено сгнить в яме, то я уже знаю, кого хочу видеть в победителях и это, Умник, точно не ты. Не стану я тебе давать такой возможности.
- Отлично! – он снова встает на ноги, - и что тогда? Будем сидеть и вести высокопарные беседы?! Я не собираюсь дохнуть из-за твоего упрямства! Не будешь помогать, тогда чего медлить, давай, сверни мне шею.
- Нет, - спокойно отвечаю я, - я больше не профи, не охотник, потому ты все-таки сядь, и мы подумаем еще, Умник.
- Меня Бен зовут, - буркает он, - хватит уже прозвищ.
- Увы, не могу. Убитый трибут с прозвищем для меня как умерший образ, обретая имена, вы становитесь людьми. Черт, теперь мне и тебя жалеть придется.
- Ну да, если раньше не загнешься без воды.
Мы замолкаем и сидим так до вечера. Другие варианты в голову не приходят. Я пробую прорыть в яме нечто вроде выступов для рук и ног, но стенки гладкие и жесткие, даже никаких корней не вылезает, что подтверждает мою теорию об искусственном происхождении нашей ловушки. Умник то и дело кидает на меня злые взгляды, отчего сосредоточится становиться еще труднее. Жажда дает о себе знать – губы сохнут, усталость растет, мысли путаются. В голове, поначалу отдаленная, становится все громче канонада: пить, пить, пить! Ее заглушает пушечный выстрел. Если это Бегунья, то мне точно крышка, она – моя последняя надежда на спасение, да и то маловероятная.
- Черт, а если это Симона? – испуганно спрашивает Умник, - тогда убивать друг друга тоже будет бесполезно.
- А ты уже собрался? Нет? Это не она, - уверенно говорю я, - слишком хитрая, что бы умирать. Силой ее не одолеть, даже Великан не сможет. Симону можно только перехитрить, но найдите мне кого-то, кто хитрее.
- Значит, - в голосе Умника поубавилось злости, - она победит в любом случае?
- Скорее всего. Я пытался обыграть ее, уже, кажется, трижды и каждый раз проигрывал. Сложно признавать, но я ей определенно восхищаюсь.
Наступает ночь. Целую вечность назад, на крыше тренировочного центра, мне казалось, что я все вижу последний раз в жизни, старался ловить каждый миг и каждый вздох. Кто же знал, что Игры могут тянуться так долго, что можно потерять счет времени.
Во время гимна, затаив дыхание, жду фотографию, которая вот-вот появится вслед за гербом. И это…
- Великан! – охаю я.
- Рамси? – удивляется Умник, - я-то думал, он неуязвим.
- Не иначе как попался в ловушку или его убил фортель от распорядителей, вроде ударившей молнии.
- Не было никаких молний, под конец Игр стараются нас стравить, но не убивать собственноручно.
- Остается пожать руку тому, кто смог одолеть такую громадину. Если ее владелец прежде не оттяпает мою протянутую.
Я рефлекторно хватаюсь за черную повязку на рукаве. Старина Рик был прав, хороший талисман, раз помог продержаться так долго.
- А у тебя талисман есть, а, Умник?
- Нет, я не верю в подобную ерунду.
Он тоже в какой-то степени прав, раз оказался в шестерке финалистов без помощи сверхъестественных сил.
- Понимаю, твоя формула успеха заменит любой талисман, да и ее только в голове достаточно носить. Что ж, удобно. Не пойму только как ты, следуя такому кодексу, в яме оказался?
- Потому что… нет никакой формулы, Джей, - произносит он.
- То есть, как это нет? – ошарашено спрашиваю я.
- Вот так. Формула – блеф, я всего лишь пытался убедить тебя и других профи принять меня к вам.
- Еще один обман, - своим заблуждениям по поводу других трибутов я уже счет потерял, но каждый раз они находят, чем меня удивить, - тогда какого ты полез добровольцем? Мне казалось, что ты уверен в победе, иначе какой смысл так рисковать?
- Да, я не знал, останусь ли в живых. Просто, понимаешь, есть ведь кое-что подороже жизни.
- Нет, - отрезаю я, - конечно, ничего дороже нет, как такое можно говорить.
- Ого, ты не такой добряк, каким кажешься, - вот и одна из иллюзий Умника рухнула, - я говорю про любовь.
- Что? – замечаю, что вырвавшееся слово я произнес с презрением, - ты принес себя в жертву ради… девчонки? Ты не Умник, ты идиот, - от сказанной им глупости я с чего-то начинаю закипать.
- Неужели ты никогда не любил? – удивляется он.
- Конечно, любил, но не больше чем самого себя. Тебе будет все равно, по кому ты там сох, стоит перестать дышать.
- О Боже, посадите меня к человеку, а не бревну, - вздыхает Умник.
- Глупо ты поступил, глупо. Почему именно Игры?
- Посмотри на меня, - уныло произносит мой собеседник, - я не красив, не очень умен и уж точно не силен. Как еще можно произвести впечатление на того, кого считаешь идеалом?
- Просто подойти и познакомится, зачем лезть в такие крайности?
- Тебе легко говорить, ты вон какой, - он окидывает меня взглядом, - наверняка на тебя все девчонки вешаются.
- Да, но… ну ты нашел время, о чем поговорить. Дело то не во мне, я не вызывался добровольцем.
- А я вызывался и если я выиграю, то у меня будет что ей предложить. Да и… нельзя отказать тому, кто прошел через такое.
- После такого признания на всю страну, - я приподнимаю брови, - да запросто.
- Но никто ведь не знает, кого я имею ввиду. Даже она сама, наверное, и не подозревала о моем существовании до Жатвы.
- Тогда самое время для признания, - говорю я, - это, конечно, весь Панем услышит, но можешь потренироваться на мне. А когда приедешь домой, текст будет уже готов.
- Шутишь? – судя по интонации Умнику вовсе не смешно, даже наоборот, - я не буду ни в чем признаваться. Если умру, то ей придется жить, зная, что парнишка Бен ради нее угробился на Играх.
- Да уж, ее более уверенным в себе ухажерам будет нелегко тебя переплюнуть. Сказал же, дурак ты.
- А ну хватит! Я тут перед тобой душу открыл, а ты только издеваешься. Мог бы проявить хоть каплю сочувствия.
- К такому идиоту? Да ни за что. Никого ты не впечатлил, только показал собственную безнадежность. Знаешь, вот будет потеха, если на следующей Жатве выберут твою возлюбленную.
- Заткнись! – орет Умник, - еще хоть слово и тебе конец!
- Ну давай, укуси меня.
Он срывается с места и набрасывается на меня, махая кулаками. Я хватаю его за горло и сильно ударяю о землю, наваливаюсь всем весом, но он продолжает брыкаться подо мной.
- Успокойся! Это все жажда, успокойся! – кричу я ему.
Но он и не думает. Приходиться продержать его так еще минут пять, пока попытки ударить меня не прекращаются. Ох и силен же человек в безумстве, несколько раз он едва меня не сбросил.
- Выпустил пар? – спрашиваю я.
Его лицо покраснело и на нем маска гнева, но он кивает, и я ослабеваю хватку. Поднявшись на ноги, мы отряхиваемся от грязи и, пока я отвлекся, Умник с размаху заезжает мне кулаком в лицо.
- Теперь точно все, - говорит он.
- Бьешь как баба, - но от моего обиженного тона Умник только больше ликует.
Стоит умерить пыл, как мы оба вспоминаем об угнетающей нас жажде. Усталость наваливается быстро, Умник выглядит так, будто сейчас потеряет сознание.
- Ты ведь не убьешь меня, Джей, а? – почти с мольбой произносит он, - я просто посплю немного.
- Спи, Бен, никто тебя не тронет.
Он кивает и тут же отключается. Меня тоже клонит в сон, надо дать себе передышку, еще один такой день и все, конец. Утром, пока еще остаются силы, нужно будет выбраться, хотя бы одному из нас. Первые же лучи солнца будят меня, с трудом заставляю себя встать. Даже умыться нечем.
- Бен, просыпайся, - я трясу его за плечо, - давай, вставай.
- Что такое? – шепотом спрашивает он.
- Попробую тебя поднять, выхода нет.
- Наконец-то дошло, что мне можно доверять?
- Нет, нельзя, но не буду я убивать нас обоих из упрямства, да и та история… черт возьми, трогательно, - посмеиваюсь я, - серьезно, поднимайся.
Я опускаюсь на колени и подставляю ладони. Умник наступает на них ногой и неуверенно смотрит вверх.
- Точно удержишь?
- Да, вставай другой на плечи, а потом оттолкнись.
- Джей, я тебя вытащу, сразу как выберусь, обещаю.
- Давай быстрее, больно же, - шиплю я на него.
Умник отталкивается, но не достает руками до края и, поскребя ногтями по стенке ямы, падает вниз.
- Твою мать! – он ударяет кулаком по земле.
- Спокойно, давай попробуем по-другому. Садись мне на плечи, я попробую встать во весь рост, а ты уже потом вставай мне хоть на голову.
Когда он садится, я приподнимаюсь и из меня вырывается стон – он куда тяжелее чем я думал. На трясущихся ногах мне удается устоять.
- А теперь поднимайся, ну же!
Умник ставит мне на плечо вначале одно колено, затем другое, опираясь руками о мою голову, постоянно балансируя и рискуя упасть. Когда он начинает сам подниматься на ноги, я чувствую себя атлантом, а сам рычу от натуги. Поднимаю голову, что бы посмотреть, дотягивается ли он. Вот его руки почти на краю, пальцы пытаются уцепиться, но он, то и дело, сгибает ноги, боясь упасть. Рубашка Умника задрана и в глаза попадается какой-то предмет у него за поясом, от которого исходит металлический блеск. Плевать.
- Подпрыгни, скорее!
Он отталкивается ногами, но лишь цепляется за край кончиками пальцев. Секунда и мы оба снова внизу, лежим без сил. На второй такой подвиг у меня сил не хватит, это конец. Пытаюсь отдышаться, но не получается, воздуха как будто все время не хватает. Умник встает и начинает трясти головой, мыча что-то под нос. Я поднимаюсь вслед за ним.
- Бен?
- Прости, Джей, прости, но так надо, - с горечью говорит он и прячет обе руки за спину.
- Что у тебя за спиной? Что там, отвечай!
- Вот это.
Он показывает мне свою руку, ту на которой почернели пальцы. Другая вылетает через мгновение, с заточкой, зажатой в кулаке. Мне ничего не остается, кроме как прикрыться рукой. Сталь вонзается в предплечье и проходит руку насквозь, нажми он сильнее и острие ткнулось бы мне прямо в лицо. Не знаю, откуда после долгого изнеможения во мне взялось столько энергии, но в ту же секунду я отталкиваю Умника от себя, вытаскиваю заточку из своей руки. Еще миг промедления – в глазах Умника понимание того, что сейчас произойдет и что-то еще, я не успеваю заметить, когда вонзаю лезвие ему в шею, острием вверх. Умник оседает на землю и начинает судорожно выхаркивать изо рта сгустки крови. Заточка выпадает из моей руки, я отшатываюсь от содрогающегося тела, но не могу отвести взгляд. Тут слишком тесно и больше некуда смотреть. Последний сгусток выплескивается Умнику на грудь и он, склонив голову набок, затихает, а кровь по-прежнему льет, только теперь тонкой струйкой. Что я наделал?
Моя рука тоже кровоточит, но я не чувствую боли, шок и жажда заглушили все. Я уже видел смерть, куда более ужасную, чем эта, сам убивал, но это… невозможно описать словами. Руки заходятся в тряске, а я продолжаю смотреть на кровь, вытекающую из моей раны. Мне приходит в голову попить ее, что бы заглушить жажду. От этой мысли из меня вырывается нервный смешок, а потом вдруг накатывает приступ тошноты. Без понятия, чем меня вырвало, ведь не ел я уже долго. Отвратительный вкус во рту возвращает меня к реальности. Стреляет пушка. Проходит еще какое-то время, может час, когда я слышу крик. Два слова. Мое имя.
- Я… здесь, - кричать не получается, раздается лишь шепот.
В яму падает веревочная лестница. Я некоторое время тупо пялюсь на нее, а затем поднимаю глаза. На краю ямы стоит Бегунья. Мы встречаемся взглядами и готов поклясться, что сейчас они у нас одинаковые.
Глава 19
Выбраться из ямы по сброшенной вниз веревочной лестнице стоит мне невероятных усилий. Пальцы буквально пляшут и отказываются слушаться, Бегунье приходится даже тащить лестницу на себя, что бы помочь. А она сильнее, чем кажется. Вместо благодарности и жарких приветствий я лишь прошу:
- Воды.
Бегунья мгновение колеблется, я тут же обреченно думаю, что воды у нее с собой нет, но вот, она быстро вытаскивает из рюкзака бутылку. Жадно приложившись к горлышку, я осушаю ее до дна.
- Ты… ты вернулась.
- Ну а как же? – сначала тот взгляд, голос тоже пустой, отрешенный, - мы же союзники как-никак.
- Как ты меня нашла?
- Вернулась к источнику, подобрала оружие, которое вы там оставили, бродила вокруг, потом крики услышала.
- Приди ты пораньше, и он был бы жив.
Злости я на Бегунью не держу, она все-таки спасла меня, сейчас внутри скорей обида.
- Тот парень внизу?
- Сидели с ним там, очень долго, можно сказать, терпели друг друга. Нервы сдали незадолго до твоего прихода. Эх, продержись мы еще полчаса…
- Не начни вы драку, и я бы не услышала крики. Не понимаю, все равно ты бы его убил, к чему жалеть? – говорит она со мной, а смотрит куда-то вдаль. Теперь все понятно.
- По той же причине, что и ты. Отвратительное чувство, не правда ли? – спрашиваю я.
- Что? – не понимает Бегунья.
- Это ведь ты убила Великана, того самого, что травил детей, которые ему доверились, использовал их как мясо. Ты убила его, и теперь тебе жаль, и ты хочешь разобраться почему.
- Я поклялась, что переживу его, думала, что буду рада, или, по крайней мере, станет легче, а теперь… На твоем счету уже не один и все они были лучшими людьми, чем Рамси. Как ты справляешься?
- Ты на меня внимательней посмотри, - сухо отвечаю я, - никак. Куда пойдем теперь?
- Черт, как же я устала. Давай тут посидим, - почти умоляющим тоном просит меня она.
Отлично. Я разбит после ужасной смерти Умника, так теперь мне еще Бегунью успокаивать, сидя в этот самом месте.
- Хорошо, давай останемся здесь.
Я подсаживаюсь к Бегунье, ловлю ее взгляд. Поначалу кажется, что она вот-вот расплачется, но доносится лишь тяжелый вздох. Бегунья опускает голову мне на плечо и прикрывает глаза, я приобнимаю ее и глажу по руке, вдруг это поможет ей успокоиться. И я буду большим лжецом, если скажу что мне не приятно это делать.
Пытаясь унять волнение, пробую уснуть, но не выходит. Я и так много спал, сидя на дне ямы, на которую изо всех сил стараюсь не смотреть. Тело Умника до сих пор там, почему планолет не прилетает? Опять мы слишком близко или… Боже мой, они не хотят портить момент. Надеюсь распорядители не подумали, что мы… Хотя даже я, смотря со стороны так бы все и воспринял. Когда Бегунья начинает посапывать, по моему лицу пробегает улыбка, а пустота внутри будто начинает чем-то заполняться. Тут до меня доходит, что когда придет время – я не смогу. Это можно приравнивать к мысли о возможном поражении, неужели все так плохо? Нет, минутная слабость, нас еще целых… А кто остался-то? Я с Бегуньей. Еще Антоний, который, помнится, мою напарницу обещал убить собственноручно, давным-давно. Интересно как он там, один. Мне-то в одиночестве быть почти не приходилось. Что ж, он сильный, справится, не зря профи, в том числе и я, воспринимали его как лидера. Мне даже хочется увидеть его, поговорить по душам, перед тем как кого-то из нас не заберет планолет. С остальными же лучше до конца Игр и вовсе не встречаться. Симона, она теперь от меня вряд ли отстанет. «Думайте, кто больше заслуживает выбраться из этой ямы». Конечно, это должен был быть Умник, который от любви не знал куда деваться и вызвался добровольцем. А что я? Дома меня ждет старик, которому недолго осталось и некое подобие друзей - роскошно. Теперь охотнице на профи понадобится восстановить справедливость. С ее неприязнью к нам, удивительно, как мы с Антонием до сих пор живы. И, наконец, Призрак. Всех я знаю, кроме него. Трибут он, вне сомнений, феноменальный, такого на Играх еще не было. Встречались хромые, глухие, даже психи, которых накачивали нейролептиками для выступлений на публике, а потом они творили на арене полные бесчинства. А вот слепого парня, выбившегося в последнюю пятерку, который даст фору любому зрячему… Итого пятеро. Как же мало нас осталось. Победителей вырисовывается двое. Я мысленно по-прежнему ставлю на Симону, но и Призрак хорош. Я, Бегунья и Антоний в отличие от них просто оказались более везучими, чем остальные, но той изюминки, как у тех двоих, в нас нет. Опять я думаю о поражении, а ведь этот мой прогноз, если подумать, и гроша ломаного не стоит. Не так давно я прочил победу Великану, а теперь он мертв.
- Как тебе это удалось? – спрашиваю я Бегунью, едва она просыпается.
- Ты про Рамси? Это не моя заслуга, - отвечает она и снова хмурится – не стоило мне вновь поднимать эту тему, но любопытство возобладало, - Ты крикнул мне место встречи. Я не долго там пробыла, у дерева, меня выследил тот слепой парень из десятого, видимо понял, какое место ты имел ввиду. Я вскарабкалась на дерево, а он оказывается и лазает, как белка. Спрыгнула, побежала, не разбирая дороги, и нарвалась на Рамси. Тогда план и родился, - она делает паузу и набирает в легкие побольше воздуха, - развернулась и ринулась обратно, в итоге они столкнулись и, забыв про меня, принялись друг за друга. Я думала, что отвлеку их и собиралась убраться подальше, но мне хотелось видеть, как Рамси умрет.
- Глупо, ты же видела, что даже мы с Антонием не смогли с ним справиться. Неужели Призрак…
- Да, прозвище прямо в точку, - кивает Бегунья, - Он кружил вокруг Рамси, наносил удар за ударом этими своими адскими кинжалами, доводя того до исступления. Потом прокатился у него между ног и резанул по ним, тогда я думала, что Рамси конец, но он все отбивался и отбивался. Знаешь, я умерла бы уже три раза от такого, но этот… просто отказывался проигрывать, пока на нем живого места не осталось, а слепой, Призрак то есть, ушел в какой-то момент и все.
- И ты решила его добить?
- Нет, поначалу хотела дать ему намучится сполна за тех детей, но потом услышала это дыхание и… в общем подошла к нему, он лежал неподвижно и смотрел мне прямо в глаза, а взгляд такой тяжелый, грустный, - Бегунья остановилась, стараясь подобрать слова и стала хлюпать носом.
- Можешь не продолжать, - говорю я.
- Мне вдруг стало его жаль, понимаешь? Его! Не понимаю, как же так…
- Я порядочный, ты добрая и мы оба теперь убийцы. Отличная парочка, - пытаюсь шутить я, не ахти как, но Бегунья слегка улыбается, хоть и готова вот-вот расплакаться, - пора уходить, нужно дать им забрать тело, а то нехорошо как-то.
- Джей, - говорит она серьезно, - легче-то стало?
- Нет, а тебе?
Бегунья отрицательно кивает головой. Я помогаю ей встать на ноги и мы, повернувшись спиной к злополучной яме, уходим. За спиной слышно гудение планолета, опускающего клешни, что бы унести тело Умника. Его звали Бен, он теперь тоже для меня человек, а не образ, который я выдумал. Парень из дискрита-11 не был даже образом, и девушка из восьмого была никем, мне хватило духа пронзить ее гарпуном, а убить нет, хотя второе сейчас кажется менее жестоким поступком. А вот теперь, когда жизнь вытекала из Умника, до меня дошло, что же я натворил. Даже Эль, которая только и делала, что убегала ото всех да пряталась и та не смогла избежать этого. Со смертью Рамси от ее рук на арене произошел еще один важный этап – отныне тут остались только убийцы. Неужели больше никто из нас не заслуживает победы? Впрочем, в своих выводах я уже ошибался слишком часто… да что уж там - всегда. А это значит, что не стоит прекращать попытки закончить дело, которое я считаю невыполнимым.
- Иди одна, - говорю я, остановившись.
- Что случилось? – не понимает Бегунья.
- Я должен остаться. Буду доставать нам билет домой.
- Нам? Ты же понимаешь, что…
- Просто верь мне.
Она сверлит меня взглядом, на лице смесь неодобрения и непонимания. Медленный кивок.
- Опять расходимся? – спрашивает она, - это уже вошло у нас в привычку. Если мы видимся в последний раз, пожалуй, стоит сказать что-нибудь.
- Когда останемся только мы вдвоем, тогда и скажешь, а пока давай, топай уже к убежищу.
Все с тем же недовольным видом она уходит.
- Буду к ужину, дорогая! – кричу я ей в след и слышу смешок. Похоже, она готова смеяться над любой ерундой. Мне бы так, когда я в последний раз искренне смеялся?
Итак, времени мало, точнее неизвестно сколько, может даже поздно, но попытаться стоит. Я учусь на своих ошибках, с четвертой-то попытки все должно получиться.
Опускается вечер. То ли стало холоднее, то ли я сильно нервничаю, но тело ощутимо пробивает дрожь. Я стою на краю ямы и смотрю на ее дно, рукой зажимаю другую, в том месте, где перебинтована рана. Совершенно не помню, когда Бегунья мне ее залатала, хотя среди кучи полезного хлама, который завел меня в ловушку и бинты тоже были. Опасно стоять так, спиной к лесу, но я зарекся ждать даже до утра, если потребуется. Надеюсь, сюда не заглянет Призрак, иначе я быстро полечу обратно вниз. Слышу шуршание листвы, тихие шаги. Зверь? Это точно не наш слепец, он двигается вообще не издавая звука. Антоний умеет красться, но он уже метнул бы в меня копье или нож. Лишь бы не ошибиться.
- Я знал, что ты придешь, - говорю я и только сейчас поворачиваюсь на звук. Никого, - покажись, у меня нет оружия, - а поднимаю руки вверх.
Из наступающей темноты показывается Симона. Она делает осторожные шаги, ее глаза все время мечутся из стороны в сторону – не хочет упускать ни одной детали.
- Так и знала, что это будешь ты.
На ее лице непроницаемая маска, ни одной эмоции, даже голос какой-то серый. Раньше она тоже была не особо эмоциональна, кроме того момента в доме Правосудия, черт знает сколько дней назад, но теперь совсем ничего. Симона специально себя контролирует, возможно, я смог вызвать у нее волнение, но это может быть просто любопытство.
- У малыша Бена не было шансов, разве что перехитрить тебя, благо это не сложно. Вот только в тесной яме особенно не похитришь. Я даже удивлена как долго ты медлил.
- Если ты была заранее уверена в результате, зачем устраивать этот спектакль? Ты ведь пришла не за тем, что бы лестницу мне сбросить. Ты хотела убедиться, что не ошиблась.
- Я устроила этот спектакль, что бы напомнить тебе, кто ты есть на самом деле. Думаешь, ушел от профи и сразу стал хорошим? Ничего подобного, теперь, Джей, ты это усвоил.
- Напомнила, спасибо, - сквозь зубы говорю я, - почему не раньше, как только выстрелила пушка? Прошло много времени.
- Ну, сам понимаешь, мало ли кого могло угораздить, ждала, поднимут ли тело. Но планолет все не появлялся, поэтому плюнула и ушла искать последнего из вашей поганой своры. Антоний куда более осторожен чем ты, когда закончу с тобой, то вдоволь наиграюсь с ним, - бросает она, будто говорит о погоде.
- А потом ты все же увидела тело… Забавная штука, надо было всего лишь дождаться полуночи, и ты бы все узнала, так нет же – любопытство взяло верх. Ты могла сделать так и победить, но только не теперь.
- Откуда такая уверенность? - в ее голосе вырисовывается настороженность, - ты безоружен и стоишь далеко, я всегда могу развернуться и убежать. Как же ты собрался меня убить?
- Я уже убил тебя.
Повисает напряженная пауза. Симона ждет, что сейчас вот-вот что-то произойдет, в жизни не видел подобной сосредоточенности. На моем лице появляется злорадная ухмылка, однако завидев это, Симона быстро ее копирует.
- О, понятно, - протягивает она, - ты уж прости Джей, но мозг у тебя маловат и кишка тонка. Справа и слева от меня ловушки, на подобие той, которой я перебила ногу твоей подруге Карлие. Ты разместил их повыше, что бы на этот раз удар был смертелен. Решил, что это будет очень символично? Мне даже немного жалко обламывать тебя.
- Продолжай, - напрягшись, говорю я.
- Да без проблем. В шаге от меня натянута лиана. Веревки ты, как я вижу не нашел, но так даже лучше – маскировка под листву, сложнее заметить. Тебе показалось, что ты как я – знаешь, как поступают люди в той или иной ситуации, решил, мол, это же Симона, - она стала передразнивать мой голос, - вся такая любопытная, не побежит, а наоборот, пойдет навстречу. Согласна, есть такой момент, но нельзя делать ставку только на него.
- Потрясающе, - говорю я, будто пристыжено, - один взгляд – и ты вновь обошла меня.
- Выживая после всех моих ловушек ты, Джей, тоже меня побеждаешь, в некотором роде. А теперь, - вздыхает она, - что бы окончательно тебя добить, я сделаю этот шаг, на который ты так рассчитывал.
Она, играючи, делает шажок вперед, опасно задевая ногой натянутую лиану, но потом перепрыгивает ее как скакалку.
- Вот так, - подводит итог она, - постой ка, у тебя ведь не спрятан нож за поясом?
- Нет, что ты, - отмахиваюсь я, - прощай, Симона Венс.
Не успевает до нее дойти смысл сказанных мной слов, как я наступаю на лиану, протянутую возле моей ноги. Раздается щелчок и обе ловушки приходят в действие. Та, что была ближе к Симоне, вонзается ей прямо в грудь, прошибая навылет. Ее ноги подкашиваются, но тело повисает на шипе, торчащем из спины и не дающем упасть. Симона опирается руками о ветку, пытаясь устоять на ногах. Недоуменным взглядом она осматривает ловушку. Я подхожу все ближе, только ликование начинает спадать на нет. Симона не боится, не плачет, даже не злится. Ей как будто интересно и, забыв о боли, она продолжает качать головой из стороны в сторону, осматривая все вокруг себя мечущимся взглядом. Вот я уже практически в метре от нее, смотрю на все это и зрелище, мягко говоря, обескураживает.
- Ложный механизм, - булькающим голосом говорит Симона, - умно. Я… не ошиблась на твой счет. Может ты и смог бы… победить, хе-хе, - она начинает хватать ртом воздух, - легкое…
- Какого черта? Тебе и на себя наплевать? – не понимаю я.
- А что я по… твоему, агх, - видно, что боль стала мучительнее, - должна визжать, как… твоя подружка из первого? Или на жалость…давить, как та… другая. Нет, не дождешься… - она плюет в меня сгустком крови, - вот так.
Симона уже не может сдерживаться и начинает стонать, а я гляжу на это и не могу поверить, насколько она далека от того, что принято называть умирающим человеком. Несгибаемая сила воли или невероятное упрямство даже в предсмертных муках заставляют ее вести себя как ни в чем не бывало.
- Ты, нахрен, - я сглатываю подступивший к горлу ком, - кровью плюешься, а я тут, перед тобой и что, совсем ничего?
- Я выше этого, я… лучше всех вас.
Вот оно, то чего я так ждал – злость. Все-таки она человек, необычный, но…
- Ничем ты не лучше! – выпаливаю я и хватаю ее за подбородок, приподнимая голову, - ты одна с таким азартом убивала, взрывала, вешала, как будто, так и надо. Убежала от нас, злых и жестоких профи, ах какая героиня! Да ни один из нас…
- Уже засомневался? – голос Симоны стал едва слышным, - чего ты… добиваешься, говоря… все это?
- Хочу найти ответ, - я отпускаю ее и отхожу на шаг, хватаясь за голову, - оправдание…
- Вот как… а мне, в общем…то плевать на твои терзания.
Еще одна фраза без окраски, а потом Симона заходится криком, от чего у меня стынет кровь в жилах, но я все равно смотрю, не отрываясь. Когда ты, наконец, уже замолкнешь?
- Помоги мне, - перестав кричать, просит она.
Боясь, неизвестно чего, я робко подхожу к ней, наклоняюсь к ее лицу, смотрю прямо в глаза.
- Нет, не дождешься.
Теперь пришел и он, испуг. Порядочный Джеймс Дориан. Стоит ей перестать удивлять, заставить удивляться самой, как она становится самой обыкновенной. Именно над этой Симоной я бы сжалился, но слишком поздно – злополучное место уже скрылось за деревьями у меня за спиной, доносятся лишь злобные крики.
- Ах ты сукин сын! А ну вер… ааа, - последнее, что еще мог уловить слух.
Вечер сменяется ночью, я успеваю пройти уже несколько миль, когда стреляет пушка. Симона намучалась сполна, моя же пытка до сих пор продолжается.
- Воды.
Бегунья мгновение колеблется, я тут же обреченно думаю, что воды у нее с собой нет, но вот, она быстро вытаскивает из рюкзака бутылку. Жадно приложившись к горлышку, я осушаю ее до дна.
- Ты… ты вернулась.
- Ну а как же? – сначала тот взгляд, голос тоже пустой, отрешенный, - мы же союзники как-никак.
- Как ты меня нашла?
- Вернулась к источнику, подобрала оружие, которое вы там оставили, бродила вокруг, потом крики услышала.
- Приди ты пораньше, и он был бы жив.
Злости я на Бегунью не держу, она все-таки спасла меня, сейчас внутри скорей обида.
- Тот парень внизу?
- Сидели с ним там, очень долго, можно сказать, терпели друг друга. Нервы сдали незадолго до твоего прихода. Эх, продержись мы еще полчаса…
- Не начни вы драку, и я бы не услышала крики. Не понимаю, все равно ты бы его убил, к чему жалеть? – говорит она со мной, а смотрит куда-то вдаль. Теперь все понятно.
- По той же причине, что и ты. Отвратительное чувство, не правда ли? – спрашиваю я.
- Что? – не понимает Бегунья.
- Это ведь ты убила Великана, того самого, что травил детей, которые ему доверились, использовал их как мясо. Ты убила его, и теперь тебе жаль, и ты хочешь разобраться почему.
- Я поклялась, что переживу его, думала, что буду рада, или, по крайней мере, станет легче, а теперь… На твоем счету уже не один и все они были лучшими людьми, чем Рамси. Как ты справляешься?
- Ты на меня внимательней посмотри, - сухо отвечаю я, - никак. Куда пойдем теперь?
- Черт, как же я устала. Давай тут посидим, - почти умоляющим тоном просит меня она.
Отлично. Я разбит после ужасной смерти Умника, так теперь мне еще Бегунью успокаивать, сидя в этот самом месте.
- Хорошо, давай останемся здесь.
Я подсаживаюсь к Бегунье, ловлю ее взгляд. Поначалу кажется, что она вот-вот расплачется, но доносится лишь тяжелый вздох. Бегунья опускает голову мне на плечо и прикрывает глаза, я приобнимаю ее и глажу по руке, вдруг это поможет ей успокоиться. И я буду большим лжецом, если скажу что мне не приятно это делать.
Пытаясь унять волнение, пробую уснуть, но не выходит. Я и так много спал, сидя на дне ямы, на которую изо всех сил стараюсь не смотреть. Тело Умника до сих пор там, почему планолет не прилетает? Опять мы слишком близко или… Боже мой, они не хотят портить момент. Надеюсь распорядители не подумали, что мы… Хотя даже я, смотря со стороны так бы все и воспринял. Когда Бегунья начинает посапывать, по моему лицу пробегает улыбка, а пустота внутри будто начинает чем-то заполняться. Тут до меня доходит, что когда придет время – я не смогу. Это можно приравнивать к мысли о возможном поражении, неужели все так плохо? Нет, минутная слабость, нас еще целых… А кто остался-то? Я с Бегуньей. Еще Антоний, который, помнится, мою напарницу обещал убить собственноручно, давным-давно. Интересно как он там, один. Мне-то в одиночестве быть почти не приходилось. Что ж, он сильный, справится, не зря профи, в том числе и я, воспринимали его как лидера. Мне даже хочется увидеть его, поговорить по душам, перед тем как кого-то из нас не заберет планолет. С остальными же лучше до конца Игр и вовсе не встречаться. Симона, она теперь от меня вряд ли отстанет. «Думайте, кто больше заслуживает выбраться из этой ямы». Конечно, это должен был быть Умник, который от любви не знал куда деваться и вызвался добровольцем. А что я? Дома меня ждет старик, которому недолго осталось и некое подобие друзей - роскошно. Теперь охотнице на профи понадобится восстановить справедливость. С ее неприязнью к нам, удивительно, как мы с Антонием до сих пор живы. И, наконец, Призрак. Всех я знаю, кроме него. Трибут он, вне сомнений, феноменальный, такого на Играх еще не было. Встречались хромые, глухие, даже психи, которых накачивали нейролептиками для выступлений на публике, а потом они творили на арене полные бесчинства. А вот слепого парня, выбившегося в последнюю пятерку, который даст фору любому зрячему… Итого пятеро. Как же мало нас осталось. Победителей вырисовывается двое. Я мысленно по-прежнему ставлю на Симону, но и Призрак хорош. Я, Бегунья и Антоний в отличие от них просто оказались более везучими, чем остальные, но той изюминки, как у тех двоих, в нас нет. Опять я думаю о поражении, а ведь этот мой прогноз, если подумать, и гроша ломаного не стоит. Не так давно я прочил победу Великану, а теперь он мертв.
- Как тебе это удалось? – спрашиваю я Бегунью, едва она просыпается.
- Ты про Рамси? Это не моя заслуга, - отвечает она и снова хмурится – не стоило мне вновь поднимать эту тему, но любопытство возобладало, - Ты крикнул мне место встречи. Я не долго там пробыла, у дерева, меня выследил тот слепой парень из десятого, видимо понял, какое место ты имел ввиду. Я вскарабкалась на дерево, а он оказывается и лазает, как белка. Спрыгнула, побежала, не разбирая дороги, и нарвалась на Рамси. Тогда план и родился, - она делает паузу и набирает в легкие побольше воздуха, - развернулась и ринулась обратно, в итоге они столкнулись и, забыв про меня, принялись друг за друга. Я думала, что отвлеку их и собиралась убраться подальше, но мне хотелось видеть, как Рамси умрет.
- Глупо, ты же видела, что даже мы с Антонием не смогли с ним справиться. Неужели Призрак…
- Да, прозвище прямо в точку, - кивает Бегунья, - Он кружил вокруг Рамси, наносил удар за ударом этими своими адскими кинжалами, доводя того до исступления. Потом прокатился у него между ног и резанул по ним, тогда я думала, что Рамси конец, но он все отбивался и отбивался. Знаешь, я умерла бы уже три раза от такого, но этот… просто отказывался проигрывать, пока на нем живого места не осталось, а слепой, Призрак то есть, ушел в какой-то момент и все.
- И ты решила его добить?
- Нет, поначалу хотела дать ему намучится сполна за тех детей, но потом услышала это дыхание и… в общем подошла к нему, он лежал неподвижно и смотрел мне прямо в глаза, а взгляд такой тяжелый, грустный, - Бегунья остановилась, стараясь подобрать слова и стала хлюпать носом.
- Можешь не продолжать, - говорю я.
- Мне вдруг стало его жаль, понимаешь? Его! Не понимаю, как же так…
- Я порядочный, ты добрая и мы оба теперь убийцы. Отличная парочка, - пытаюсь шутить я, не ахти как, но Бегунья слегка улыбается, хоть и готова вот-вот расплакаться, - пора уходить, нужно дать им забрать тело, а то нехорошо как-то.
- Джей, - говорит она серьезно, - легче-то стало?
- Нет, а тебе?
Бегунья отрицательно кивает головой. Я помогаю ей встать на ноги и мы, повернувшись спиной к злополучной яме, уходим. За спиной слышно гудение планолета, опускающего клешни, что бы унести тело Умника. Его звали Бен, он теперь тоже для меня человек, а не образ, который я выдумал. Парень из дискрита-11 не был даже образом, и девушка из восьмого была никем, мне хватило духа пронзить ее гарпуном, а убить нет, хотя второе сейчас кажется менее жестоким поступком. А вот теперь, когда жизнь вытекала из Умника, до меня дошло, что же я натворил. Даже Эль, которая только и делала, что убегала ото всех да пряталась и та не смогла избежать этого. Со смертью Рамси от ее рук на арене произошел еще один важный этап – отныне тут остались только убийцы. Неужели больше никто из нас не заслуживает победы? Впрочем, в своих выводах я уже ошибался слишком часто… да что уж там - всегда. А это значит, что не стоит прекращать попытки закончить дело, которое я считаю невыполнимым.
- Иди одна, - говорю я, остановившись.
- Что случилось? – не понимает Бегунья.
- Я должен остаться. Буду доставать нам билет домой.
- Нам? Ты же понимаешь, что…
- Просто верь мне.
Она сверлит меня взглядом, на лице смесь неодобрения и непонимания. Медленный кивок.
- Опять расходимся? – спрашивает она, - это уже вошло у нас в привычку. Если мы видимся в последний раз, пожалуй, стоит сказать что-нибудь.
- Когда останемся только мы вдвоем, тогда и скажешь, а пока давай, топай уже к убежищу.
Все с тем же недовольным видом она уходит.
- Буду к ужину, дорогая! – кричу я ей в след и слышу смешок. Похоже, она готова смеяться над любой ерундой. Мне бы так, когда я в последний раз искренне смеялся?
Итак, времени мало, точнее неизвестно сколько, может даже поздно, но попытаться стоит. Я учусь на своих ошибках, с четвертой-то попытки все должно получиться.
Опускается вечер. То ли стало холоднее, то ли я сильно нервничаю, но тело ощутимо пробивает дрожь. Я стою на краю ямы и смотрю на ее дно, рукой зажимаю другую, в том месте, где перебинтована рана. Совершенно не помню, когда Бегунья мне ее залатала, хотя среди кучи полезного хлама, который завел меня в ловушку и бинты тоже были. Опасно стоять так, спиной к лесу, но я зарекся ждать даже до утра, если потребуется. Надеюсь, сюда не заглянет Призрак, иначе я быстро полечу обратно вниз. Слышу шуршание листвы, тихие шаги. Зверь? Это точно не наш слепец, он двигается вообще не издавая звука. Антоний умеет красться, но он уже метнул бы в меня копье или нож. Лишь бы не ошибиться.
- Я знал, что ты придешь, - говорю я и только сейчас поворачиваюсь на звук. Никого, - покажись, у меня нет оружия, - а поднимаю руки вверх.
Из наступающей темноты показывается Симона. Она делает осторожные шаги, ее глаза все время мечутся из стороны в сторону – не хочет упускать ни одной детали.
- Так и знала, что это будешь ты.
На ее лице непроницаемая маска, ни одной эмоции, даже голос какой-то серый. Раньше она тоже была не особо эмоциональна, кроме того момента в доме Правосудия, черт знает сколько дней назад, но теперь совсем ничего. Симона специально себя контролирует, возможно, я смог вызвать у нее волнение, но это может быть просто любопытство.
- У малыша Бена не было шансов, разве что перехитрить тебя, благо это не сложно. Вот только в тесной яме особенно не похитришь. Я даже удивлена как долго ты медлил.
- Если ты была заранее уверена в результате, зачем устраивать этот спектакль? Ты ведь пришла не за тем, что бы лестницу мне сбросить. Ты хотела убедиться, что не ошиблась.
- Я устроила этот спектакль, что бы напомнить тебе, кто ты есть на самом деле. Думаешь, ушел от профи и сразу стал хорошим? Ничего подобного, теперь, Джей, ты это усвоил.
- Напомнила, спасибо, - сквозь зубы говорю я, - почему не раньше, как только выстрелила пушка? Прошло много времени.
- Ну, сам понимаешь, мало ли кого могло угораздить, ждала, поднимут ли тело. Но планолет все не появлялся, поэтому плюнула и ушла искать последнего из вашей поганой своры. Антоний куда более осторожен чем ты, когда закончу с тобой, то вдоволь наиграюсь с ним, - бросает она, будто говорит о погоде.
- А потом ты все же увидела тело… Забавная штука, надо было всего лишь дождаться полуночи, и ты бы все узнала, так нет же – любопытство взяло верх. Ты могла сделать так и победить, но только не теперь.
- Откуда такая уверенность? - в ее голосе вырисовывается настороженность, - ты безоружен и стоишь далеко, я всегда могу развернуться и убежать. Как же ты собрался меня убить?
- Я уже убил тебя.
Повисает напряженная пауза. Симона ждет, что сейчас вот-вот что-то произойдет, в жизни не видел подобной сосредоточенности. На моем лице появляется злорадная ухмылка, однако завидев это, Симона быстро ее копирует.
- О, понятно, - протягивает она, - ты уж прости Джей, но мозг у тебя маловат и кишка тонка. Справа и слева от меня ловушки, на подобие той, которой я перебила ногу твоей подруге Карлие. Ты разместил их повыше, что бы на этот раз удар был смертелен. Решил, что это будет очень символично? Мне даже немного жалко обламывать тебя.
- Продолжай, - напрягшись, говорю я.
- Да без проблем. В шаге от меня натянута лиана. Веревки ты, как я вижу не нашел, но так даже лучше – маскировка под листву, сложнее заметить. Тебе показалось, что ты как я – знаешь, как поступают люди в той или иной ситуации, решил, мол, это же Симона, - она стала передразнивать мой голос, - вся такая любопытная, не побежит, а наоборот, пойдет навстречу. Согласна, есть такой момент, но нельзя делать ставку только на него.
- Потрясающе, - говорю я, будто пристыжено, - один взгляд – и ты вновь обошла меня.
- Выживая после всех моих ловушек ты, Джей, тоже меня побеждаешь, в некотором роде. А теперь, - вздыхает она, - что бы окончательно тебя добить, я сделаю этот шаг, на который ты так рассчитывал.
Она, играючи, делает шажок вперед, опасно задевая ногой натянутую лиану, но потом перепрыгивает ее как скакалку.
- Вот так, - подводит итог она, - постой ка, у тебя ведь не спрятан нож за поясом?
- Нет, что ты, - отмахиваюсь я, - прощай, Симона Венс.
Не успевает до нее дойти смысл сказанных мной слов, как я наступаю на лиану, протянутую возле моей ноги. Раздается щелчок и обе ловушки приходят в действие. Та, что была ближе к Симоне, вонзается ей прямо в грудь, прошибая навылет. Ее ноги подкашиваются, но тело повисает на шипе, торчащем из спины и не дающем упасть. Симона опирается руками о ветку, пытаясь устоять на ногах. Недоуменным взглядом она осматривает ловушку. Я подхожу все ближе, только ликование начинает спадать на нет. Симона не боится, не плачет, даже не злится. Ей как будто интересно и, забыв о боли, она продолжает качать головой из стороны в сторону, осматривая все вокруг себя мечущимся взглядом. Вот я уже практически в метре от нее, смотрю на все это и зрелище, мягко говоря, обескураживает.
- Ложный механизм, - булькающим голосом говорит Симона, - умно. Я… не ошиблась на твой счет. Может ты и смог бы… победить, хе-хе, - она начинает хватать ртом воздух, - легкое…
- Какого черта? Тебе и на себя наплевать? – не понимаю я.
- А что я по… твоему, агх, - видно, что боль стала мучительнее, - должна визжать, как… твоя подружка из первого? Или на жалость…давить, как та… другая. Нет, не дождешься… - она плюет в меня сгустком крови, - вот так.
Симона уже не может сдерживаться и начинает стонать, а я гляжу на это и не могу поверить, насколько она далека от того, что принято называть умирающим человеком. Несгибаемая сила воли или невероятное упрямство даже в предсмертных муках заставляют ее вести себя как ни в чем не бывало.
- Ты, нахрен, - я сглатываю подступивший к горлу ком, - кровью плюешься, а я тут, перед тобой и что, совсем ничего?
- Я выше этого, я… лучше всех вас.
Вот оно, то чего я так ждал – злость. Все-таки она человек, необычный, но…
- Ничем ты не лучше! – выпаливаю я и хватаю ее за подбородок, приподнимая голову, - ты одна с таким азартом убивала, взрывала, вешала, как будто, так и надо. Убежала от нас, злых и жестоких профи, ах какая героиня! Да ни один из нас…
- Уже засомневался? – голос Симоны стал едва слышным, - чего ты… добиваешься, говоря… все это?
- Хочу найти ответ, - я отпускаю ее и отхожу на шаг, хватаясь за голову, - оправдание…
- Вот как… а мне, в общем…то плевать на твои терзания.
Еще одна фраза без окраски, а потом Симона заходится криком, от чего у меня стынет кровь в жилах, но я все равно смотрю, не отрываясь. Когда ты, наконец, уже замолкнешь?
- Помоги мне, - перестав кричать, просит она.
Боясь, неизвестно чего, я робко подхожу к ней, наклоняюсь к ее лицу, смотрю прямо в глаза.
- Нет, не дождешься.
Теперь пришел и он, испуг. Порядочный Джеймс Дориан. Стоит ей перестать удивлять, заставить удивляться самой, как она становится самой обыкновенной. Именно над этой Симоной я бы сжалился, но слишком поздно – злополучное место уже скрылось за деревьями у меня за спиной, доносятся лишь злобные крики.
- Ах ты сукин сын! А ну вер… ааа, - последнее, что еще мог уловить слух.
Вечер сменяется ночью, я успеваю пройти уже несколько миль, когда стреляет пушка. Симона намучалась сполна, моя же пытка до сих пор продолжается.
Часть 3
Прозрение
Глава 20
Прозрение
Глава 20
Мне казалось, что я излазил арену вдоль и поперек, но все равно умудряюсь заблудиться. О белом дереве, на котором устаивала себе ночлег Бегунья, я только слышал, а дорогу знаю разве что со слов. Оно же такое огромное, не пропущу – именно так и подумал. Теперь вот расплачиваюсь. Прикрываю глаза, что бы прокрутить в памяти картинки, вспомнить как там все выглядело. Словно издеваясь надо мной, поток сознания напрочь перекрывает гимн. На этот раз он как будто громче. Я смотрю себе под ноги, не желая еще раз видеть лица Умника и Симоны. Их надо выбросить из головы, не отвлекаться от главной задачи. Выжить? Ну, для начала найти это проклятое дерево. Дергаюсь от незнакомого звука, будто ветер подул в парус. Осматриваюсь, вижу, что-то блестит и опускается прямо перед носом – небольшой парашютик, к которому привязана маленькая коробочка. Разворачиваю ее и сжимаю в руке компас. Мэгз, быстро же ты забыла о своей подопечной. Уверен, она сделала этот подарок с большой неохотой, но логика вполне понятна: если не Симона, то дискрит-4. Осталось только ночью вспомнить, где у нас восток, где запад, остров протянут по этим двум направлениям. Еще раз ругаю себя за подобную невнимательность, как будто трудно за… скажем так, больше чем за неделю, было запомнить стороны света. Темнеть начинает довольно рано, светлеть тоже, скорее всего, опускается оно за горой. Бегунья, стало быть, на юго-востоке. Рыбаки, с которыми я ходил море, рассказывали как ориентироваться по звездам, но я не старался выучить, на борту всегда есть радар, карта и далеко заплывать не позволено. Говорят, после войн старых цивилизаций там мины остались и на глубине всякая дрянь водится, которая может затащить на дно целый корабль.
Благодаря компасу я быстро нахожу лощину, в которой Призрак убил Ежа. Трибут уже вряд ли там ошивается, но место и без него дурное, так что решаю обойти его стороной, благо почти все ловушки вокруг него были выведены из строя землетрясением, а те что остались, смыло волной.
Слух пронзает удар хлыста, или очень похожий на него звук.
- Твою ж мать! – вскрикивает знакомый голос.
Через пару мгновений что-то глухо ударяется о землю. Выстрела нет. Это очень рискованно, но, в конце концов, я сам этого хотел: иду на звук и вижу выпутывающегося из сети Антония. Завидев меня, он тут же выныривает из-под нее и поднимает копье.
- Пришел взять реванш, Джей? – с вызовом говорит он, - твоя скользкая подруга тоже где-то тут?
- Как раз ищу ее.
- И эта кинула? Что ж, тебе не впервой. Вижу, нападать ты не собираешься, - говорит он, но и не думает опускать оружие.
- А сам чего не кидаешься? – спрашиваю я, попутно думая как выкручиваться, не имя даже ножа в руке.
- Тебя я оставлю напоследок, - кивает Антоний, - Игры не могут кончиться поединком с трусихой или калекой, это было бы так… пошло.
Так называемого калеку лично я со счетов бы не сбрасывал, но отчасти он прав, финал Игр – всегда зрелище незабываемое, исключений на моей памяти не было. Вот только неужели после всего, через что он прошел здесь, на арене, ему все еще хочется работать на публику? Конечно нет, но сейчас именно это он и делает. Я расслабляюсь.
- Что, не получается? – понимающе произношу я.
- Никак, - признает он, - тогда до встречи в финале?
- Не уверен, - говорю я.
Он разворачивается и уходит, положив копье на плечо, абсолютно не опасаясь атаки со спины. Ну не можем мы видеть воспринимать друг друга как врагов, даже на крыше тренировочного центра, после его угроз, хоть и завуалированных, мы разговаривали, как ни в чем не бывало. Теперь и подавно. Если я доживу до финала, хочу что бы моим соперником оказался Призрак. Он последний, с кем я смогу драться, сохраняя хладнокровие, и убью его без всяких угрызений. Он – враг, безликий и серый, сплошная угроза, в которой нет ничего от человека. Таким же врагом могла стать и Симона, если бы мы не проводили столько времени вместе. Нет, об этом лучше не думать.
- Антоний, постой! – кричу я вдогонку, - прости, что так вышло, тогда с Карлией.
- Не важно, - махает он рукой, но на его лице появилось скорбное выражение, - лучше бы я тебя послушал. Это я убил ее… случайно.
То есть как это случайно? Вопрос так и не срывается с моих губ, а Антоний уже уходит слишком далеко. Совсем не так я представлял нашу встречу, но это в любом случае лучше, чем если бы он кинул в меня копье.
Нахожу заветное место встречи только к полудню. Глаза упорно слипаются, зевота такая частая, что приходится бить себя по щекам, в попытках взбодрится. Вода кончилась, поэтому даже умыться нечем. Многочисленные ручьи размыло после наводнения, а когда все высохло, вода как будто пропала. У Бегуньи должны были остаться несколько бутылок, потом придется заново пересекать остров, потому, что кроме источника никаких идей по части воды в голову не приходит.
- Эль, - тихо зову я союзницу, - где ты?
Тишина, только неизвестная мне птица прочирикала неподалеку.
- Бегунья! – уже громче зову я, - покажись!
- Ты еще громче заори, придурок, - шикает на меня Бегунья, показываясь между ветвей белого дерева, - Боже, да на тебе лица нет. Скорей поднимайся.
Подъем на дерево напоминает карабканье по отвесному склону скалы, ветки, широкие и поменьше, есть только в кроне, а сначала приходится цепляться за все неровности и выпуклости кажущегося гладким ствола.
- В следующий раз услышишь такое чириканье, знай – это я. Мог бы и сам догадаться, - вздыхает Бегунья.
- Я орнитолог, по-твоему, что бы знать как не можетпропищать местный попугай?
- Медведь тебе на ухо наступил. Слышно же, что голос человеческий, специально не старалась. Давай.
Я хватаюсь за протянутую руку, и Бегунья затаскивает меня на ветку, на которой сидит сама. Ого, не такая уж она и хрупкая, раз смогла меня поднять. Отчего-то мне даже становится стыдно.
Я ложусь на широкую ветвь и на ней оказывается не так уж неприятно спать, но будь она хоть на пару дюймов потоньше, и я бы полез обратно вниз. Ох и избаловали меня легкие ночевки на земле да с караулами.
- Так вот где ты жила все это время, недурно, - протягиваю я, - можешь дать воды?
Ловлю руками бутылку и отпиваю немного, теперь расточительство наказуемо, лучше сэкономить, но добраться до источника не подыхая от жажды. Замечаю, что Бегунья смотрит на меня как-то настороженно.
- В чем дело?
- Выглядишь болезненно, - говорит она, - лицо серое. И на тебя как будто кровью кашлянули.
- Так и было, - вздыхаю я и оглядываю запачканный воротник гимнастерки, на который раньше и внимания не обращал.
- Значит это ты так Симону?
- Значит, я, - замечаю ее неодобрительный взгляд, - не надо, ты же знала какие у профи методы, когда заключала со мной союз. Это еще не значит, что мне легко так поступать, да и, в конце концов, я, таким образом, все ближе двигаю тебя к победе. Разве не так?
- Меня? – удивленно спрашивает она.
- Ну… нас в смысле. Ты поняла.
Видимо не так поняла, судя по ее улыбке.
- Мне надо вздремнуть, - вдруг вспоминаю я, - разбудишь если что. Только не вздумай сама заснуть, не хватало еще помереть из-за чьей-то, - из меня вырывается зевок, - сонливости.
Напомнив союзнице это железное правило, я засыпаю. Во сне приходят они – кошмары. В них я вижу их всех, тех двадцать трибутов, которых уже пережил. Они стоят в один ряд, а я подхожу и закалываю каждого по очереди, кинжалами, которыми дерется Призрак. Наконец, когда девятнадцать тел неподвижно лежат на земле, я похожу к Симоне. Замахиваюсь кинжалом, но она уворачивается, еще раз и еще, заливаясь диким, нечеловеческим смехом. Я кричу на нее, прошу, что бы прекратила и только сильнее замахиваюсь оружием. Наконец, один из кинжалов достигает цели, Симона отклоняется назад, едва не упав, и резким движением подается ко мне, впиваясь зубами в шею. Вспыхивает боль, вот только болит не шея.
- Эй! – сдавленным голосом говорю я Бегунье.
Она нависла над моим лицом и теперь увлеченно разглядывает… волосы?
- У тебя несколько поседели, - говорит она и бесцеремонно выдирает один, - прости, не ожидала, что ты проснешься.
- Мне, безусловно, приятно, что ты на меня так вскочила, но твоя нога отдавила мои…
- Ой, - спохватывается Бегунья, - я нечаянно.
- Мои ребра, - заканчиваю я, - Рамси мне их намял изрядно, правда, не думаю, что хоть одно сломалось, иначе бы давно загнулся. Так что если надумаешь еще раз на меня наброситься…
- Не бойся, не надумаю, - фыркает она, - подумаешь, ребра. Ты, кстати, чуть вниз не полетел, когда стал ворочаться, вот я тебя и придавила.
- Ты ошиблась местом, тут жизни не спасают, - угрюмо замечаю я.
- Мы же союзники.
- Это пока. Нас осталось всего четверо, я думал к этому времени, мы уже разойдемся.
- Я как-то об этом даже не задумывалась. А ты хочешь разойтись?
Даже не знаю, что ей ответить. Да, конечно хочу, пора оборвать любые связи со всеми трибутами и скорее поубивать друг друга. Нет, потому что в одиночку я только спасался от Призрака, послужил пуме точилкой для когтей, ударился головой о пальму, пока захлебывался под водой, попал в проклятую яму, где нашел свою погибель Умник. Его звали Бен, и он любил, напоминаю я себе. И что… что теперь?
- Хм.
- Хм? Очень исчерпывающий ответ, - говорит Бегунья.
- Давай пока не будем об этом, - предлагаю я.
- А о чем же тогда? – недовольно спрашивает она.
- Не знаю. Я ничего о тебе не знаю, кроме имени, - осеняет меня, - тебе хоть сколько лет?
- Восемнадцать.
- Странно, - усмехаюсь я, - всегда думал, что старше тебя. Мне семнадцать. Наверное, обидно попасть под раздачу в последний год?
- Во время Жатвы мне было столько же, сколько и тебе. День рождения четыре дня назад был, - Бегунья опускает взгляд и улыбается собственным мыслям.
- Чего улыбаешься?
- В тот день я все ждала, что на небе после гимна мне спроецируют… ну не знаю, открытку какую-нибудь. А мистер Бромор, - говорит она громче, смотря вверх, очевидно обращаясь к своему ментору, - мог бы прислать тортик.
- Нам не особенно везет с менторами, верно? Может, теперь скинутся и пришлют чего-нибудь вкусного, а то осталась пара галет да куча ягод.
- Бромор, долбаный рубака, когда я ему сказала про свою тактику бегства он только рассмеялся, а потом вообще со мной не говорил.
- Не недооценивайте своих подопечных, господа менторы, ведь через десять дней они внезапно могут взять да пережить почти всех, так то, - я щелкаю пальцем и указываю на небо, улыбаясь во все зубы.
- Тебе надо в рекламе сниматься, - говорит Бегунья, - в Капитолии мало пропаганды, но слушать про зубную пасту и моющие средство та еще пытка.
- Да ладно, - отмахиваюсь я, - по сравнению с Играми, посидеть в отеле перед телевизором сущий пустяк.
- И дня не продержишься, как попросишься обратно на арену.
Из меня вырывается нервный смешок, Бегунья прыскает в кулак, а затем мы оба покатываемся со смеху.
- Ой, вот и разрядка, - говорю я, вытирая выступившие слезы, - а я ведь раньше светился в телике.
- Врешь!
- Чистая правда, два года назад к нам приезжали репортеры, снимали сюжет о морских чудовищах для передачи, «невероятно, но что-то там», не помню точно, заодно показали рыбацкие будни, а я как раз в это время работал. Мы этих капитолийцев даже на лодке нашей катали. Вначале носами вертели от антисанитарии, как они сказали, но как только разогнались, их от края было не оттащить.
- Им настолько сплохело?
- Да нет же! Когда лодка разгоняется, ветер в лицо бьет, на жаре приятно так, а они вдобавок вообще ни разу такого не испытывали. Радовались как дети. Потом в благодарность сделали нам пару общих фотографий, у меня дома одна до сих пор лежит.
- Круто, - говорит Бегунья, - всегда хотела фотоаппарат купить, да только он дорогущий. С детства деньги копила, но решила на гитару потратить.
- Умеешь играть на гитаре?
- Ага, сосед в кабаках бацает, и меня заодно научил. Хотела, когда вырасту, как он играть. Большинство идут на заводах детали для транспорта делать, или поезда чинить. Раньше железные дороги строили, пока связь между дискритами совсем не оборвали, но я тогда и не родилась еще.
Слушать о шестом дискрите безумно интересно, только, чую, по телевизору этого момента не покажут.
- Вот, - продолжает она, - а мне не хотелось быть как все. Решила, что буду заниматься чем захочу и никто мне не указ. Знаю, звучит немного…
- Претенциозно?
- Ты где таких слов понабрался? Явно не у матерых моряков.
- Да уж, у них через слово ругательство, а когда они напиваются… если честно не знаю, что происходит тогда, к этому моменту я стараюсь уже быть дома. А умных слов понабрался у начальника порта. Он раньше в Капитолии жил, но потом у него появилась куча долгов, и он отправился в эдакую добровольную ссылку. Сейчас в нем и не узнать капитолийца, старый ворчливый мужик, разве что разговаривает как на светском рауте.
- На чем? – не понимает Бегунья.
- Забей, - вздыхаю я, - ну, ты, по крайней мере, смогла не погрузится в рутину своего дискрита. А я на деле оказался простым рыбаком, без каких-либо идей на будущее.
- Если так вопрос ставить, то ты смог выбраться из рутины, оказавшись на арене.
- Считаешь, мне повезло? – огрызаюсь я.
- Нет, блин, мне. Только собралась в жизнь вступить и на тебе – сижу на дереве с рыбаком, которому, видите ли, скучно и вообще не везет. Знаешь что… эй, куда ты уставился?
Я ловлю спустившуюся на парашюте коробочку и протягиваю ее Бегунье.
- С днем рождения, Эль.
- Спасли его, да? – осклабляется она, вновь обращаясь к менторам.
Внутри коробочки оказывается небольшой шоколадный торт, пластиковые ножи и вилки, даже свечка на месте. Я нашариваю в кармане гимнастерки коробок спичек.
- Постой, - настораживается Бегунья, - вдруг дым заметят.
- От маленькой свечки? Не будь занудой.
Огонь свечи недолго дарует нам праздничное настроение. Мы управляемся с тортом настолько быстро, что свеча падает еще в середине процесса и тухнет. Сметя щедрый подарок, мы довольно поглаживаем животы.
- Шоколадный торт, - Бегунья расставляет ладони, будто держит что-то увесистое, - торт, представляешь?
Меня пробивает на смех, а союзница никак не успокаивается.
- После недели на ягодах, а потом на твоих галетах и вяленом мясе… блин, сбрось они хлеб, я бы уже была им благодарна, но торт… ну чего ты ржешь? О чем еще, по-твоему, можно мечтать, сидя на необитаемом острове?
- О книжке «как построить плот», - сквозь смех выдавливаю я.
Бегунья пихает меня ногой и отворачивается, смотря куда-то вдаль. С горой не сравнить, но обзор тут и правда хорош – белое дерево метра на три выше остальных. Я снимаю с рукава мою повязку-талисман и принимаюсь разглядывать ее, надеясь увидеть что-нибудь новое.
- Из дома привез? – спрашивает Бегунья, кивая на повязку.
- Ага, а у тебя талисман есть?
- Вот, - она лезет в карман и достает оттуда бережно сложенный листок бумаги.
- Что на нем?
- Стихи моей сестренки. Я умею играть и петь, но сочинять никак, а вот она…
- Вы, наверное, не разлей вода.
- Ее забрал Капитолий, - сухо произносит Бегунья, - иногда ее сочинения бывали очень… дерзкими. Я попросила ее быть аккуратнее и никому ничего не показывать, но она как-то раз развесила свои стихи по всей школе. Через несколько дней миротворцы выяснили, кто сочинитель, сестру скрутили посреди ночи и увезли. Больше я о ней ничего не слышала.
- Прости, зря я спросил про талисман.
- Откуда тебе было знать, верно? Мама и папа винят себя в случившемся, говорят, воспитали не так, внимания не уделили.
- Не хочешь прочитать, что там написано?
- Нет, - отрезает она, - уж извини, но это только для меня. А ты с кем живешь?
- Ни с кем, - отвечаю я, в очередной раз переосмысляя, хорошо ли это или плохо, - семьи нет, пара друзей по школе, да старик Рик, за которым приходится присматривать.
- Девушка?
- Куда там, - отмахиваюсь я, - все время в море, а женщина на корабле – плохая примета. Дома почти не бываю, как только выдается свободная минута бегу проведать Рика, вдруг помрет, а с ним даже рядом никто не живет. А что, ревнуешь?
- Пф, у меня вообще-то парень есть, - она замолкает, проходит пауза, и Бегунья заливается смехом, - видел бы ты сейчас свое лицо, покраснел, как помидор. Ууу, и это я-то ревную?
- Ничего подобного, - защищаюсь я, - послушай, у меня хватает ума не пересекать сейчас черту. Не время и не место. Может, в другой жизни у нас что-нибудь и получилось.
- В другой жизни, - согласно кивает Бегунья.
Мы замолкаем, на этот раз надолго. За нашим маленьким праздником мы и не заметили, как стемнело. Бегунья объяснила, как правильно лечь, чтобы не свалится с дерева ночью.
- В море звезды намного ярче, - тихо произношу я, наконец, улегшись, - тут как будто их что-то загораживает и все выглядит тусклее.
- Ну, море вокруг острова наверняка не целиком настоящее, может и небо дорисовано? Не знаю, нашел о чем думать.
- Я решил, что ответить на твой вопрос.
- М? – не понимает она.
- По поводу того, когда нам расходится.
- И что же? – Бегунья приподнимает голову, что бы видеть меня.
- Не надо нам никуда расходиться. Вместе до конца, идет?
- Идет, - соглашается она, привстает и протягивает мне руку с оттопыренным мизинцем. Я проделываю тот же жест, и мы сцепляем пальцы, скрепляя наш договор. Одарив меня доброй улыбкой, Бегунья снова откидывается назад.
- Спокойной ночи, Джей.
- Сладких снов, Эль.
Утром я чувствую себя неожиданно бодрым и не удивительно, впервые на арене мне выпало более-менее удобное место для ночлега, и меня никто не будил спозаранку. Интересно, который час? Я поднимаю взгляд на небо и сразу зажмуриваю глаза – почти полдень. Пожалуй, я проспал даже слишком.
- Эль, чего ты меня не разбудила? – вяло спрашиваю я.
Поднимаюсь на ноги и замечаю, что рядом никого нет. Мои вещи на месте, но никаких признаков Бегуньи, будто ее и не было.
- Эль! – кричу я, - где ты?!
В ответ лишь тишина. Она ушла.
Благодаря компасу я быстро нахожу лощину, в которой Призрак убил Ежа. Трибут уже вряд ли там ошивается, но место и без него дурное, так что решаю обойти его стороной, благо почти все ловушки вокруг него были выведены из строя землетрясением, а те что остались, смыло волной.
Слух пронзает удар хлыста, или очень похожий на него звук.
- Твою ж мать! – вскрикивает знакомый голос.
Через пару мгновений что-то глухо ударяется о землю. Выстрела нет. Это очень рискованно, но, в конце концов, я сам этого хотел: иду на звук и вижу выпутывающегося из сети Антония. Завидев меня, он тут же выныривает из-под нее и поднимает копье.
- Пришел взять реванш, Джей? – с вызовом говорит он, - твоя скользкая подруга тоже где-то тут?
- Как раз ищу ее.
- И эта кинула? Что ж, тебе не впервой. Вижу, нападать ты не собираешься, - говорит он, но и не думает опускать оружие.
- А сам чего не кидаешься? – спрашиваю я, попутно думая как выкручиваться, не имя даже ножа в руке.
- Тебя я оставлю напоследок, - кивает Антоний, - Игры не могут кончиться поединком с трусихой или калекой, это было бы так… пошло.
Так называемого калеку лично я со счетов бы не сбрасывал, но отчасти он прав, финал Игр – всегда зрелище незабываемое, исключений на моей памяти не было. Вот только неужели после всего, через что он прошел здесь, на арене, ему все еще хочется работать на публику? Конечно нет, но сейчас именно это он и делает. Я расслабляюсь.
- Что, не получается? – понимающе произношу я.
- Никак, - признает он, - тогда до встречи в финале?
- Не уверен, - говорю я.
Он разворачивается и уходит, положив копье на плечо, абсолютно не опасаясь атаки со спины. Ну не можем мы видеть воспринимать друг друга как врагов, даже на крыше тренировочного центра, после его угроз, хоть и завуалированных, мы разговаривали, как ни в чем не бывало. Теперь и подавно. Если я доживу до финала, хочу что бы моим соперником оказался Призрак. Он последний, с кем я смогу драться, сохраняя хладнокровие, и убью его без всяких угрызений. Он – враг, безликий и серый, сплошная угроза, в которой нет ничего от человека. Таким же врагом могла стать и Симона, если бы мы не проводили столько времени вместе. Нет, об этом лучше не думать.
- Антоний, постой! – кричу я вдогонку, - прости, что так вышло, тогда с Карлией.
- Не важно, - махает он рукой, но на его лице появилось скорбное выражение, - лучше бы я тебя послушал. Это я убил ее… случайно.
То есть как это случайно? Вопрос так и не срывается с моих губ, а Антоний уже уходит слишком далеко. Совсем не так я представлял нашу встречу, но это в любом случае лучше, чем если бы он кинул в меня копье.
Нахожу заветное место встречи только к полудню. Глаза упорно слипаются, зевота такая частая, что приходится бить себя по щекам, в попытках взбодрится. Вода кончилась, поэтому даже умыться нечем. Многочисленные ручьи размыло после наводнения, а когда все высохло, вода как будто пропала. У Бегуньи должны были остаться несколько бутылок, потом придется заново пересекать остров, потому, что кроме источника никаких идей по части воды в голову не приходит.
- Эль, - тихо зову я союзницу, - где ты?
Тишина, только неизвестная мне птица прочирикала неподалеку.
- Бегунья! – уже громче зову я, - покажись!
- Ты еще громче заори, придурок, - шикает на меня Бегунья, показываясь между ветвей белого дерева, - Боже, да на тебе лица нет. Скорей поднимайся.
Подъем на дерево напоминает карабканье по отвесному склону скалы, ветки, широкие и поменьше, есть только в кроне, а сначала приходится цепляться за все неровности и выпуклости кажущегося гладким ствола.
- В следующий раз услышишь такое чириканье, знай – это я. Мог бы и сам догадаться, - вздыхает Бегунья.
- Я орнитолог, по-твоему, что бы знать как не можетпропищать местный попугай?
- Медведь тебе на ухо наступил. Слышно же, что голос человеческий, специально не старалась. Давай.
Я хватаюсь за протянутую руку, и Бегунья затаскивает меня на ветку, на которой сидит сама. Ого, не такая уж она и хрупкая, раз смогла меня поднять. Отчего-то мне даже становится стыдно.
Я ложусь на широкую ветвь и на ней оказывается не так уж неприятно спать, но будь она хоть на пару дюймов потоньше, и я бы полез обратно вниз. Ох и избаловали меня легкие ночевки на земле да с караулами.
- Так вот где ты жила все это время, недурно, - протягиваю я, - можешь дать воды?
Ловлю руками бутылку и отпиваю немного, теперь расточительство наказуемо, лучше сэкономить, но добраться до источника не подыхая от жажды. Замечаю, что Бегунья смотрит на меня как-то настороженно.
- В чем дело?
- Выглядишь болезненно, - говорит она, - лицо серое. И на тебя как будто кровью кашлянули.
- Так и было, - вздыхаю я и оглядываю запачканный воротник гимнастерки, на который раньше и внимания не обращал.
- Значит это ты так Симону?
- Значит, я, - замечаю ее неодобрительный взгляд, - не надо, ты же знала какие у профи методы, когда заключала со мной союз. Это еще не значит, что мне легко так поступать, да и, в конце концов, я, таким образом, все ближе двигаю тебя к победе. Разве не так?
- Меня? – удивленно спрашивает она.
- Ну… нас в смысле. Ты поняла.
Видимо не так поняла, судя по ее улыбке.
- Мне надо вздремнуть, - вдруг вспоминаю я, - разбудишь если что. Только не вздумай сама заснуть, не хватало еще помереть из-за чьей-то, - из меня вырывается зевок, - сонливости.
Напомнив союзнице это железное правило, я засыпаю. Во сне приходят они – кошмары. В них я вижу их всех, тех двадцать трибутов, которых уже пережил. Они стоят в один ряд, а я подхожу и закалываю каждого по очереди, кинжалами, которыми дерется Призрак. Наконец, когда девятнадцать тел неподвижно лежат на земле, я похожу к Симоне. Замахиваюсь кинжалом, но она уворачивается, еще раз и еще, заливаясь диким, нечеловеческим смехом. Я кричу на нее, прошу, что бы прекратила и только сильнее замахиваюсь оружием. Наконец, один из кинжалов достигает цели, Симона отклоняется назад, едва не упав, и резким движением подается ко мне, впиваясь зубами в шею. Вспыхивает боль, вот только болит не шея.
- Эй! – сдавленным голосом говорю я Бегунье.
Она нависла над моим лицом и теперь увлеченно разглядывает… волосы?
- У тебя несколько поседели, - говорит она и бесцеремонно выдирает один, - прости, не ожидала, что ты проснешься.
- Мне, безусловно, приятно, что ты на меня так вскочила, но твоя нога отдавила мои…
- Ой, - спохватывается Бегунья, - я нечаянно.
- Мои ребра, - заканчиваю я, - Рамси мне их намял изрядно, правда, не думаю, что хоть одно сломалось, иначе бы давно загнулся. Так что если надумаешь еще раз на меня наброситься…
- Не бойся, не надумаю, - фыркает она, - подумаешь, ребра. Ты, кстати, чуть вниз не полетел, когда стал ворочаться, вот я тебя и придавила.
- Ты ошиблась местом, тут жизни не спасают, - угрюмо замечаю я.
- Мы же союзники.
- Это пока. Нас осталось всего четверо, я думал к этому времени, мы уже разойдемся.
- Я как-то об этом даже не задумывалась. А ты хочешь разойтись?
Даже не знаю, что ей ответить. Да, конечно хочу, пора оборвать любые связи со всеми трибутами и скорее поубивать друг друга. Нет, потому что в одиночку я только спасался от Призрака, послужил пуме точилкой для когтей, ударился головой о пальму, пока захлебывался под водой, попал в проклятую яму, где нашел свою погибель Умник. Его звали Бен, и он любил, напоминаю я себе. И что… что теперь?
- Хм.
- Хм? Очень исчерпывающий ответ, - говорит Бегунья.
- Давай пока не будем об этом, - предлагаю я.
- А о чем же тогда? – недовольно спрашивает она.
- Не знаю. Я ничего о тебе не знаю, кроме имени, - осеняет меня, - тебе хоть сколько лет?
- Восемнадцать.
- Странно, - усмехаюсь я, - всегда думал, что старше тебя. Мне семнадцать. Наверное, обидно попасть под раздачу в последний год?
- Во время Жатвы мне было столько же, сколько и тебе. День рождения четыре дня назад был, - Бегунья опускает взгляд и улыбается собственным мыслям.
- Чего улыбаешься?
- В тот день я все ждала, что на небе после гимна мне спроецируют… ну не знаю, открытку какую-нибудь. А мистер Бромор, - говорит она громче, смотря вверх, очевидно обращаясь к своему ментору, - мог бы прислать тортик.
- Нам не особенно везет с менторами, верно? Может, теперь скинутся и пришлют чего-нибудь вкусного, а то осталась пара галет да куча ягод.
- Бромор, долбаный рубака, когда я ему сказала про свою тактику бегства он только рассмеялся, а потом вообще со мной не говорил.
- Не недооценивайте своих подопечных, господа менторы, ведь через десять дней они внезапно могут взять да пережить почти всех, так то, - я щелкаю пальцем и указываю на небо, улыбаясь во все зубы.
- Тебе надо в рекламе сниматься, - говорит Бегунья, - в Капитолии мало пропаганды, но слушать про зубную пасту и моющие средство та еще пытка.
- Да ладно, - отмахиваюсь я, - по сравнению с Играми, посидеть в отеле перед телевизором сущий пустяк.
- И дня не продержишься, как попросишься обратно на арену.
Из меня вырывается нервный смешок, Бегунья прыскает в кулак, а затем мы оба покатываемся со смеху.
- Ой, вот и разрядка, - говорю я, вытирая выступившие слезы, - а я ведь раньше светился в телике.
- Врешь!
- Чистая правда, два года назад к нам приезжали репортеры, снимали сюжет о морских чудовищах для передачи, «невероятно, но что-то там», не помню точно, заодно показали рыбацкие будни, а я как раз в это время работал. Мы этих капитолийцев даже на лодке нашей катали. Вначале носами вертели от антисанитарии, как они сказали, но как только разогнались, их от края было не оттащить.
- Им настолько сплохело?
- Да нет же! Когда лодка разгоняется, ветер в лицо бьет, на жаре приятно так, а они вдобавок вообще ни разу такого не испытывали. Радовались как дети. Потом в благодарность сделали нам пару общих фотографий, у меня дома одна до сих пор лежит.
- Круто, - говорит Бегунья, - всегда хотела фотоаппарат купить, да только он дорогущий. С детства деньги копила, но решила на гитару потратить.
- Умеешь играть на гитаре?
- Ага, сосед в кабаках бацает, и меня заодно научил. Хотела, когда вырасту, как он играть. Большинство идут на заводах детали для транспорта делать, или поезда чинить. Раньше железные дороги строили, пока связь между дискритами совсем не оборвали, но я тогда и не родилась еще.
Слушать о шестом дискрите безумно интересно, только, чую, по телевизору этого момента не покажут.
- Вот, - продолжает она, - а мне не хотелось быть как все. Решила, что буду заниматься чем захочу и никто мне не указ. Знаю, звучит немного…
- Претенциозно?
- Ты где таких слов понабрался? Явно не у матерых моряков.
- Да уж, у них через слово ругательство, а когда они напиваются… если честно не знаю, что происходит тогда, к этому моменту я стараюсь уже быть дома. А умных слов понабрался у начальника порта. Он раньше в Капитолии жил, но потом у него появилась куча долгов, и он отправился в эдакую добровольную ссылку. Сейчас в нем и не узнать капитолийца, старый ворчливый мужик, разве что разговаривает как на светском рауте.
- На чем? – не понимает Бегунья.
- Забей, - вздыхаю я, - ну, ты, по крайней мере, смогла не погрузится в рутину своего дискрита. А я на деле оказался простым рыбаком, без каких-либо идей на будущее.
- Если так вопрос ставить, то ты смог выбраться из рутины, оказавшись на арене.
- Считаешь, мне повезло? – огрызаюсь я.
- Нет, блин, мне. Только собралась в жизнь вступить и на тебе – сижу на дереве с рыбаком, которому, видите ли, скучно и вообще не везет. Знаешь что… эй, куда ты уставился?
Я ловлю спустившуюся на парашюте коробочку и протягиваю ее Бегунье.
- С днем рождения, Эль.
- Спасли его, да? – осклабляется она, вновь обращаясь к менторам.
Внутри коробочки оказывается небольшой шоколадный торт, пластиковые ножи и вилки, даже свечка на месте. Я нашариваю в кармане гимнастерки коробок спичек.
- Постой, - настораживается Бегунья, - вдруг дым заметят.
- От маленькой свечки? Не будь занудой.
Огонь свечи недолго дарует нам праздничное настроение. Мы управляемся с тортом настолько быстро, что свеча падает еще в середине процесса и тухнет. Сметя щедрый подарок, мы довольно поглаживаем животы.
- Шоколадный торт, - Бегунья расставляет ладони, будто держит что-то увесистое, - торт, представляешь?
Меня пробивает на смех, а союзница никак не успокаивается.
- После недели на ягодах, а потом на твоих галетах и вяленом мясе… блин, сбрось они хлеб, я бы уже была им благодарна, но торт… ну чего ты ржешь? О чем еще, по-твоему, можно мечтать, сидя на необитаемом острове?
- О книжке «как построить плот», - сквозь смех выдавливаю я.
Бегунья пихает меня ногой и отворачивается, смотря куда-то вдаль. С горой не сравнить, но обзор тут и правда хорош – белое дерево метра на три выше остальных. Я снимаю с рукава мою повязку-талисман и принимаюсь разглядывать ее, надеясь увидеть что-нибудь новое.
- Из дома привез? – спрашивает Бегунья, кивая на повязку.
- Ага, а у тебя талисман есть?
- Вот, - она лезет в карман и достает оттуда бережно сложенный листок бумаги.
- Что на нем?
- Стихи моей сестренки. Я умею играть и петь, но сочинять никак, а вот она…
- Вы, наверное, не разлей вода.
- Ее забрал Капитолий, - сухо произносит Бегунья, - иногда ее сочинения бывали очень… дерзкими. Я попросила ее быть аккуратнее и никому ничего не показывать, но она как-то раз развесила свои стихи по всей школе. Через несколько дней миротворцы выяснили, кто сочинитель, сестру скрутили посреди ночи и увезли. Больше я о ней ничего не слышала.
- Прости, зря я спросил про талисман.
- Откуда тебе было знать, верно? Мама и папа винят себя в случившемся, говорят, воспитали не так, внимания не уделили.
- Не хочешь прочитать, что там написано?
- Нет, - отрезает она, - уж извини, но это только для меня. А ты с кем живешь?
- Ни с кем, - отвечаю я, в очередной раз переосмысляя, хорошо ли это или плохо, - семьи нет, пара друзей по школе, да старик Рик, за которым приходится присматривать.
- Девушка?
- Куда там, - отмахиваюсь я, - все время в море, а женщина на корабле – плохая примета. Дома почти не бываю, как только выдается свободная минута бегу проведать Рика, вдруг помрет, а с ним даже рядом никто не живет. А что, ревнуешь?
- Пф, у меня вообще-то парень есть, - она замолкает, проходит пауза, и Бегунья заливается смехом, - видел бы ты сейчас свое лицо, покраснел, как помидор. Ууу, и это я-то ревную?
- Ничего подобного, - защищаюсь я, - послушай, у меня хватает ума не пересекать сейчас черту. Не время и не место. Может, в другой жизни у нас что-нибудь и получилось.
- В другой жизни, - согласно кивает Бегунья.
Мы замолкаем, на этот раз надолго. За нашим маленьким праздником мы и не заметили, как стемнело. Бегунья объяснила, как правильно лечь, чтобы не свалится с дерева ночью.
- В море звезды намного ярче, - тихо произношу я, наконец, улегшись, - тут как будто их что-то загораживает и все выглядит тусклее.
- Ну, море вокруг острова наверняка не целиком настоящее, может и небо дорисовано? Не знаю, нашел о чем думать.
- Я решил, что ответить на твой вопрос.
- М? – не понимает она.
- По поводу того, когда нам расходится.
- И что же? – Бегунья приподнимает голову, что бы видеть меня.
- Не надо нам никуда расходиться. Вместе до конца, идет?
- Идет, - соглашается она, привстает и протягивает мне руку с оттопыренным мизинцем. Я проделываю тот же жест, и мы сцепляем пальцы, скрепляя наш договор. Одарив меня доброй улыбкой, Бегунья снова откидывается назад.
- Спокойной ночи, Джей.
- Сладких снов, Эль.
Утром я чувствую себя неожиданно бодрым и не удивительно, впервые на арене мне выпало более-менее удобное место для ночлега, и меня никто не будил спозаранку. Интересно, который час? Я поднимаю взгляд на небо и сразу зажмуриваю глаза – почти полдень. Пожалуй, я проспал даже слишком.
- Эль, чего ты меня не разбудила? – вяло спрашиваю я.
Поднимаюсь на ноги и замечаю, что рядом никого нет. Мои вещи на месте, но никаких признаков Бегуньи, будто ее и не было.
- Эль! – кричу я, - где ты?!
В ответ лишь тишина. Она ушла.
Глава 21
Нож забрала с собой. Гарпун на месте, еда и вода тоже. Горсть ягод в кармане рюкзака, одна галета, одна бутылка с водой, спички и компас. Больше ничего не осталось.
Прежде чем слезть с дерева, стараюсь выбрать направление. Источник? Нет, туда направятся все, у кого проблемы с водой, у меня же еще день в запасе, может два, не знаю. Вдруг получится найти не смытый ручеек, если так, то можно прятаться в джунглях неделями, пока меня не найдут. Стоит попробовать ориентироваться на зверье – они-то уж точно знают, где добыть все необходимое. Только крупную дичь я видел лишь дважды за все время, это проблема. Держатся берега и рыбачить? Что ж, это идея, если в искусственное море не забыли бросить живность. С гарпуном и на такой кормежке не пропаду, но сначала надо найти воду и тут опять тупик, я не знаю как ее искать.
Почему она меня покинула? Это было так глупо, ведь и дня не минуло с нашей клятвы, а теперь пропадет без меня. Вдвоем к нам бы не сунулись, ни Антоний, ни Призрак. Они в отличие от меня прекрасно выживали поодиночке, быстро приспособились. Может, дать им самим меня найти? Разожгу костер и устрою западню. Нет, вдруг придут оба, тогда долго все это не продлится. А победить-то хочется, больше это не сумрачная и недостижимая цель, она вот – рядом. Но больше никакой охоты, только оборона. Пора заканчивать. Пойду к источнику, и будь что будет.
В лесу очень тихо. В этой, дальней, части острова птицы раньше никогда не умолкали, ручьи шумели, листва шуршала от ветра, а теперь все вымерло как будто. Возможно, так и есть, распорядители решили избавиться от животных, что бы победивший трибут стал последним выжившим в самом прямом смысле. Им ведь ничего не стоит так сделать там, наверху.
Зато больше меня ничто не отвлекает, не притупляет бдительность. Шаг, еще один. Любой порыв ветра мог скрыть эту кошачью походку, но в такой тиши уже невозможно передвигаться абсолютно незаметно. Летящий кинжал со свистом разрезает воздух и врезается в дерево позади меня, второй через секунду направлен точно в цель, но я успеваю увернуться. Их ни с чем не спутаешь.
Призрак бежит прямо на меня, безоружный, но уверенный в успехе. Я не разделяю его уверенность и выставляю гарпун вперед, расставляю ноги пошире и сгибаю в коленях. Он собирается сделать то же, что и с Великаном, но Бегунья уже успела рассказать мне о твоем трюке, дружок. Когда он подбегает почти вплотную к острию копья, то резко пригибается и делает подкат. Я, предвидев это, направляю гарпун вниз и делаю удар, слишком медленно. Лезвие врезается в землю, Призрак все еще скользит по земле, я ударяю его ногой. Он откатывается в сторону и бьет меня по другой моей ноге, заставив упасть на колени. Вскочив на ноги, Призрак бежит мимо меня, к дереву, в которое воткнуты его чудо-кинжалы. Я бросаю в него гарпун, метя врагу в голову, но ему достаточно слегка пригнутся. Призрак быстро вырывает кинжалы, застрявшие в коре. Теперь я безоружный, правда, это еще не причина сдаваться. С криком бросаюсь в его сторону, он не думает отступать и движется в мою. Уворачиваюсь от кинжала, ударяю Призрака по ребрам, делю апперкот. Трибут отшатывается, но ему не приходится страдать от потери концентрации, он и так ничего не видит. В следующее мгновение лезвие летит ниже, к бедру. Ударяю кулаком по кисти Призрака, тот роняет оружие, бьет наотмашь другим. Чувствую, как лезвие разрезает мне щеку. Меня разворачивает, оказываюсь спиной к врагу и тут же получаю новый порез, от пояса до лопатки. Следующий удар колющий, направлен прямо в лицо, должен стать смертельным. Перехватываю руку Призрака, останавливая лезвие в паре дюймов от глаза, тут же хватаюсь за другую. Мы замираем, стараясь пересилить хватку друг друга, кинжал опускается ниже, вот-вот войдет мне в горло. Отклоняюсь немого в сторону и со всей силы ударяю лбом в переносицу Призрака. Как только хватка ослабевает, сразу же кидаюсь к гарпуну, вырываю его из дерева и встаю в защитную стойку. Призрак подбирает уроненный им второй кинжал, но в атаку уже не кидается. Вытерев рукавом текущую из носа кровь, он подается влево, начинает кружить. Своим невидимым взглядом он буравит меня, не отрываясь ни на секунду.
- Как ты это делаешь?
Ответа нет, он продолжает кружить. Порезы на щеке и спине стали сильнее жечь. Я прикладываю одну ладонь к ране и тут же понимаю свою ошибку, видя, как лезвие гарпуна приподнялось вверх, тем самым сокращая расстояние блока. Хватаюсь за древко обеими руками, Призрак уже атакует, я делаю удар, он уворачивается, но расстояние еще слишком велико для удара кинжалом. Внезапно он соединяет их рукояти и на вытянутой руке длины оружия хватает. Я успеваю увернуться, но получаю новый порез, на этот раз плечо. Кинжалы вновь разъединяются, Призрак прыгает и замахивается сразу двумя. Кое-как получается закрыться древком гарпуна, им же я отталкиваю противника от себя. Как же быстро все происходит! Мы оба движемся с невероятной скоростью, лишь благодаря чуду у меня получается следить за каждым движением, Призрак же справляется без глаз вообще. Невозможно вытворять такое без подготовки, его тренировали или он сам готовился, и руку ведущей тогда остановил не по доброте душевной. Он прекрасно понимал, на что способен и не обрекал себя на верную сметь.
Вновь ударяю гарпуном, целясь прямо в грудь. Призрак скрещивает кинжалы, хватаем ими древко, и направляет вниз, после чего ударом ноги ломает его. Черт! Обратным концом сломанного оружия делаю подсечку, валя противника на землю, выбиваю один из кинжалов, наступаю ногой на руку с другим, заношу вторую ногу, что бы ударить ботинком Призраку по шее, как Гай, когда убивал девушку из дискрита-8. Чувствую неожиданное сопротивление, он остановил удар, в который я вложил всю свою силу и массу, одной лишь рукой. Чувствую, как теряю равновесие и ударяюсь лицом о землю, переворачиваюсь на бок и получаю ботинком чуть ниже шеи. Меня разворачивает на спину, и я растягиваюсь на земле, практически выдохнувшись. Неужели силы уже кончились? Давай, Призрак, чего же ты медлишь…
Он отворачивается от меня и идет куда-то в сторону, наклоняется, что бы поднять кинжалы. Один уже в его руке, но он ищет глазами второй, тот отлетел на пару метров, когда я его выбил. Когда Призрак оказывается рядом с целью я уже рядом. Удар в затылок, хватаю его за волосы, он что-то кричит, но я не слышу. Коленом бью Призраку в подбородок, сам получаю локтем по животу и, согнувшись пополам, отступаю на несколько шагов.
Нужно отдышаться, но каждый вздох сопровождается хрипом, воздух неприятно обжигает горло. Странный запах заставляет поморщиться, а глаза слезятся. Повеяло дымом, и сильно. Больше нету той могильной тишины, шум и треск пожара заполняют пространство вокруг. Стена огня движется с дальнего конца острова в нашу сторону и очень быстро. Призрак стоит на одном колене, схватившись за горло, из его рта течет кровь, на землю он выплевывает красный склизкий кусочек… он откусил себе часть языка! Самое время добить его, но огонь вот-вот доберется сюда.
Я сделал выбор и побежал.
Тело возмущенно отзывается на новую нагрузку, внутри все горит, во рту пересохло, лямки рюкзака нещадно трут спину. На бегу срываю его со спины, кое-как расстегиваю, вытаскиваю бутылку с водой, остальное выкидываю. От стены огня удается оторваться, я решаю остановиться ненадолго, но слышу за собой чужие шаги. Призрак, с текущей изо рта кровью, похожий на вурдалака, уже оправился от удара и сам несется во весь опор, не от огня – ко мне. Усталость и боль ему будто неведомы, отныне есть только одна цель – убить меня. Второй раз тронутся с места еще труднее, чем в первый, ноги налились свинцом. Я вновь убегаю от самой смерти, как тогда, при первой встрече с Призраком. В тот раз я продержался очень долго, на этот раз придется гораздо дольше. Сейчас главное добраться до источника, а там посмотрим. Когда через час мы сбавляем темп до трусцы, подгоняющий нас огонь дает лишний стимул не останавливаться. Голова уже не держится на шее, я то опускаю ее вниз, то запрокидываю назад и она болтается из стороны в сторону, точно тряпичная. Перед глазами картинка становится не четкой, нога застревает в торчащем из земли корне, и я падаю, споткнувшись об него, чувствую, как ботинок слетел с ноги. Призрака едва видно за стеной дыма, ничего страшнее этого силуэта, идущего во тьме, я в жизни не видел. Вставай же!
Меня спасает упавшее, объятое пламенем, дерево. Огонь больше не идет сплошной стеной, пожар теперь распространится сам по себе. Я встаю на ноги, махаю рукой Призраку и бегу дальше, до спасительной воды осталось совсем чуть-чуть, вокруг сплошь знакомые места, хоть теперь они приобрели багровые оттенки. Сзади раздается свист, я оборачиваюсь, и голова взрывается болью, а мир наполовину меркнет. Чувствую, как кровь стекает по лицу, захожусь в крике, глаза застилает пелена подступивших слез. Глаза? Отрываю руку от раны и понимаю, что лишился одного. Кинжал Призрака прошелся по нему в полете и вонзился в землю. Не поверни я голову на шум, и он воткнулся бы мне в затылок. Трясущимися руками подбираю оружие, рукавом вытираю слезы на оставшемся глазе, но картинка не желает проясняться, все заслонило дымом, в паре метров уже ничего не видно. Вспотевшими, окровавленными ладонями вытаскиваю из кармана компас, пытаюсь вспомнить в какой стороне гора… запад, точно. Я получил уже четыре раны, кровотечение не прекращается, странно, что мне до сих пор удается стоять на ногах. Когда я наступаю ногой, лишившейся ботинка, на горящую ветку, то кажется, что хуже уже и быть не может.
- Это Голодные Игры, детка, - слышу я у себя в голове голос Гарольда Хоффмана.
Отлично, пошли галлюцинации, но дальше - больше. От столкновения с полыхающим деревом у меня загорается рукав гимнастерки, огонь перекидывается на спину. Срываю с себя горящую одежду, верно служившую мне с самого начала Игр, выливаю остатки воды на футболку и натягиваю сырой воротник себе на нос. Дышать становится слегка легче. Проклятые распорядители, обязательно все так усложнять?
На знакомой поляне оказываюсь совершенно случайно. Получается, что я пересек пол острова за каких-то полтора часа. Такой результат не пристыдит разве что Бегунью. Прыгаю в озеро и стараюсь расслабить каждую мышцу своего тела, становясь похожим на утопленника. Выныриваю, когда кислорода совсем не остается. Над водной гладью набираю полные легкие и ныряю снова и снова, потом просто прислоняюсь спиной к прибрежному камню, так, что из-под воды торчит лишь полголовы и жду. Чего именно, я даже не знаю, наверное, выстрелов из пушки. Желательно три. Хоть кто-то да должен был погибнуть в огне или от удушья. Только бы не Бегунья. Нет, лучше она, тогда все станет гораздо проще… и намного сложнее. Не знаю. Голова раскалывается, глаза больше нет, спину саднит, руку саднит… придите и убейте меня уже. Сколько можно вас ждать?!
Проходит еще пара часов и дымка рассеивается, шума пламени больше не слышно, только запах гари бросается в ноздри, едва я выхожу из воды. Солнце почти скрылось за горой, но темнеть еще не начало. Что мне теперь делать?
Ответ приходит с шевелящейся кучей пепла, которая внезапно начинает расти метрах в двадцати от меня. Призрак отряхивается от осевшей на нем серой пыли, пытается стереть с лица сажу, но только сильнее размазывает ее. Он вновь «смотрит» прямо на меня и начинает безумно смеяться, широко раскрывая рот и показывая укороченный язык. Похоже, Призрак свихнулся, вбей я ему сейчас нож прямо в сердце и он не почувствует. Охота продолжать нашу драку пропадает и, повинуясь страху, я забираюсь на гору, отчаянно карабкаясь руками и ногами, срываюсь, скатываюсь вниз, но забираюсь вновь и не смотрю вниз, только ползу, ползу, ползу. Наверху нет спасения, но мне все равно.
Вот она – стартовая площадка. Платформы, на которых когда-то стояло двадцать четыре трибута, исчезли. Рог изобилия никуда не делся, но он безнадежно пуст. В голову приходит безумная мысль спрятаться в нем, свернутся калачиком и ждать своей участи. Перед глазами, вернее глазом, всплывают воспоминания первого дня. Следов и даже луж крови больше нет, но готов поклясться, что вот на этом месте я убил парня из одиннадцатого, помню, где появился, где была Симона, когда я нашел ее глазами. «Нет» - сказал я ей тогда и перечеркнул тем самым жизни, по меньшей, мере четырех трибутов. Хотя учитывая ее ум, она могла и сама догадаться, без моей подсказки. Продолжала бы вырывать мины из земли…
Слышу надрывистое дыхание у себя за спиной, не оборачиваясь, бегу к противоположному краю площадки и вгрызаюсь ногтями в землю. Она оказывается неподатливо твердой. И как Симона это делала? Вижу падающий парашют и ловлю посылку в прыжке: Мэгз послала мне небольшую лопатку. С ней процесс идет быстрее, я лишь раз оборачиваюсь, что бы посмотреть близко ли Призрак, но он еле волочит ноги. Лопатка со звоном ударяется о металл, от чего я даже вздрагиваю, а ну как взорвется. Усилием вырываю мину из земли, переворачиваю ее, пытаюсь вскрыть днище кинжалом, попутно вспоминая инструкции Бегуньи по активации. Когда крышка на днище отлетает, тут же кидаю кинжал в Призрака, но он уворачивается и вроде бы начинает идти быстрее. Нас разделяет шагов тридцать. Думай же, думай! Так, вот рычажок, над ним циферблат, на котором сплошь девятки. Дергаю рычаг так сильно, что он отламывается, а на счетчике высвечивается «00:05», а через секунду уже четыре, три. Я отбрасываю мину от себя, запускаю в Призрака, но слишком высоко и она взрывается, не достигнув цели, однако ее мощность настолько велика, что трибут скрывается с глаз во время взрыва. Когда огненный шар рассеивается, я вижу его, лежащего на земле. Думаю, что он мертв и осторожно приближаюсь к нему, а потом из него вырывается сиплый стон и Призрак поднимается.
- Нет… не может быть.
Когда он поднимает голову, оказывается, что часть его лица опалена и с нее буквально отслаивается обгоревшая кожа и мясо. Повязка тоже сгорела, обнажая шрам, закрывший на веки его глаза. Потом я лишил его языка, а теперь из его ушей течет кровь. Призрак хватается за них, бросив оружие, не обращая внимания на обгоревшее лицо. Пытается крикнуть, но никаких звуков он не издает. У меня самого в ушах звенит, но мой противник… он лишился всего. Я даже отдаленно не могу представить, какая волна ужаса накатила сейчас на него. Он больше не враг мне, лишь запуганный до смерти подросток. И все же я убиваю его, вонзив кинжал прямо в сердце. Едва он затихает, раздается выстрел. Я укладываю тело Призрака на спину, с отвращением отбрасываю в сторону оружие.
- Ты был… - выдавливаю я, - самым…
Не зная, как завершись фразу, я ухожу на центр площадки и ложусь, прислонившись головой к Рогу Изобилия. Смотрю в одну точку, с четким намерением больше не шевелиться. Пусть приходит Антоний, лишь бы не мучил меня долго. Пошла она, эта победа, мой ментор доказал ее ценность, вскрыв себе вены. Из меня тоже скоро вся кровь вытечет, так что плевать. Я прикрываю уцелевший глаз, что бы провалится в забытье и, возможно, больше не проснутся никогда.
Прежде чем слезть с дерева, стараюсь выбрать направление. Источник? Нет, туда направятся все, у кого проблемы с водой, у меня же еще день в запасе, может два, не знаю. Вдруг получится найти не смытый ручеек, если так, то можно прятаться в джунглях неделями, пока меня не найдут. Стоит попробовать ориентироваться на зверье – они-то уж точно знают, где добыть все необходимое. Только крупную дичь я видел лишь дважды за все время, это проблема. Держатся берега и рыбачить? Что ж, это идея, если в искусственное море не забыли бросить живность. С гарпуном и на такой кормежке не пропаду, но сначала надо найти воду и тут опять тупик, я не знаю как ее искать.
Почему она меня покинула? Это было так глупо, ведь и дня не минуло с нашей клятвы, а теперь пропадет без меня. Вдвоем к нам бы не сунулись, ни Антоний, ни Призрак. Они в отличие от меня прекрасно выживали поодиночке, быстро приспособились. Может, дать им самим меня найти? Разожгу костер и устрою западню. Нет, вдруг придут оба, тогда долго все это не продлится. А победить-то хочется, больше это не сумрачная и недостижимая цель, она вот – рядом. Но больше никакой охоты, только оборона. Пора заканчивать. Пойду к источнику, и будь что будет.
В лесу очень тихо. В этой, дальней, части острова птицы раньше никогда не умолкали, ручьи шумели, листва шуршала от ветра, а теперь все вымерло как будто. Возможно, так и есть, распорядители решили избавиться от животных, что бы победивший трибут стал последним выжившим в самом прямом смысле. Им ведь ничего не стоит так сделать там, наверху.
Зато больше меня ничто не отвлекает, не притупляет бдительность. Шаг, еще один. Любой порыв ветра мог скрыть эту кошачью походку, но в такой тиши уже невозможно передвигаться абсолютно незаметно. Летящий кинжал со свистом разрезает воздух и врезается в дерево позади меня, второй через секунду направлен точно в цель, но я успеваю увернуться. Их ни с чем не спутаешь.
Призрак бежит прямо на меня, безоружный, но уверенный в успехе. Я не разделяю его уверенность и выставляю гарпун вперед, расставляю ноги пошире и сгибаю в коленях. Он собирается сделать то же, что и с Великаном, но Бегунья уже успела рассказать мне о твоем трюке, дружок. Когда он подбегает почти вплотную к острию копья, то резко пригибается и делает подкат. Я, предвидев это, направляю гарпун вниз и делаю удар, слишком медленно. Лезвие врезается в землю, Призрак все еще скользит по земле, я ударяю его ногой. Он откатывается в сторону и бьет меня по другой моей ноге, заставив упасть на колени. Вскочив на ноги, Призрак бежит мимо меня, к дереву, в которое воткнуты его чудо-кинжалы. Я бросаю в него гарпун, метя врагу в голову, но ему достаточно слегка пригнутся. Призрак быстро вырывает кинжалы, застрявшие в коре. Теперь я безоружный, правда, это еще не причина сдаваться. С криком бросаюсь в его сторону, он не думает отступать и движется в мою. Уворачиваюсь от кинжала, ударяю Призрака по ребрам, делю апперкот. Трибут отшатывается, но ему не приходится страдать от потери концентрации, он и так ничего не видит. В следующее мгновение лезвие летит ниже, к бедру. Ударяю кулаком по кисти Призрака, тот роняет оружие, бьет наотмашь другим. Чувствую, как лезвие разрезает мне щеку. Меня разворачивает, оказываюсь спиной к врагу и тут же получаю новый порез, от пояса до лопатки. Следующий удар колющий, направлен прямо в лицо, должен стать смертельным. Перехватываю руку Призрака, останавливая лезвие в паре дюймов от глаза, тут же хватаюсь за другую. Мы замираем, стараясь пересилить хватку друг друга, кинжал опускается ниже, вот-вот войдет мне в горло. Отклоняюсь немого в сторону и со всей силы ударяю лбом в переносицу Призрака. Как только хватка ослабевает, сразу же кидаюсь к гарпуну, вырываю его из дерева и встаю в защитную стойку. Призрак подбирает уроненный им второй кинжал, но в атаку уже не кидается. Вытерев рукавом текущую из носа кровь, он подается влево, начинает кружить. Своим невидимым взглядом он буравит меня, не отрываясь ни на секунду.
- Как ты это делаешь?
Ответа нет, он продолжает кружить. Порезы на щеке и спине стали сильнее жечь. Я прикладываю одну ладонь к ране и тут же понимаю свою ошибку, видя, как лезвие гарпуна приподнялось вверх, тем самым сокращая расстояние блока. Хватаюсь за древко обеими руками, Призрак уже атакует, я делаю удар, он уворачивается, но расстояние еще слишком велико для удара кинжалом. Внезапно он соединяет их рукояти и на вытянутой руке длины оружия хватает. Я успеваю увернуться, но получаю новый порез, на этот раз плечо. Кинжалы вновь разъединяются, Призрак прыгает и замахивается сразу двумя. Кое-как получается закрыться древком гарпуна, им же я отталкиваю противника от себя. Как же быстро все происходит! Мы оба движемся с невероятной скоростью, лишь благодаря чуду у меня получается следить за каждым движением, Призрак же справляется без глаз вообще. Невозможно вытворять такое без подготовки, его тренировали или он сам готовился, и руку ведущей тогда остановил не по доброте душевной. Он прекрасно понимал, на что способен и не обрекал себя на верную сметь.
Вновь ударяю гарпуном, целясь прямо в грудь. Призрак скрещивает кинжалы, хватаем ими древко, и направляет вниз, после чего ударом ноги ломает его. Черт! Обратным концом сломанного оружия делаю подсечку, валя противника на землю, выбиваю один из кинжалов, наступаю ногой на руку с другим, заношу вторую ногу, что бы ударить ботинком Призраку по шее, как Гай, когда убивал девушку из дискрита-8. Чувствую неожиданное сопротивление, он остановил удар, в который я вложил всю свою силу и массу, одной лишь рукой. Чувствую, как теряю равновесие и ударяюсь лицом о землю, переворачиваюсь на бок и получаю ботинком чуть ниже шеи. Меня разворачивает на спину, и я растягиваюсь на земле, практически выдохнувшись. Неужели силы уже кончились? Давай, Призрак, чего же ты медлишь…
Он отворачивается от меня и идет куда-то в сторону, наклоняется, что бы поднять кинжалы. Один уже в его руке, но он ищет глазами второй, тот отлетел на пару метров, когда я его выбил. Когда Призрак оказывается рядом с целью я уже рядом. Удар в затылок, хватаю его за волосы, он что-то кричит, но я не слышу. Коленом бью Призраку в подбородок, сам получаю локтем по животу и, согнувшись пополам, отступаю на несколько шагов.
Нужно отдышаться, но каждый вздох сопровождается хрипом, воздух неприятно обжигает горло. Странный запах заставляет поморщиться, а глаза слезятся. Повеяло дымом, и сильно. Больше нету той могильной тишины, шум и треск пожара заполняют пространство вокруг. Стена огня движется с дальнего конца острова в нашу сторону и очень быстро. Призрак стоит на одном колене, схватившись за горло, из его рта течет кровь, на землю он выплевывает красный склизкий кусочек… он откусил себе часть языка! Самое время добить его, но огонь вот-вот доберется сюда.
Я сделал выбор и побежал.
Тело возмущенно отзывается на новую нагрузку, внутри все горит, во рту пересохло, лямки рюкзака нещадно трут спину. На бегу срываю его со спины, кое-как расстегиваю, вытаскиваю бутылку с водой, остальное выкидываю. От стены огня удается оторваться, я решаю остановиться ненадолго, но слышу за собой чужие шаги. Призрак, с текущей изо рта кровью, похожий на вурдалака, уже оправился от удара и сам несется во весь опор, не от огня – ко мне. Усталость и боль ему будто неведомы, отныне есть только одна цель – убить меня. Второй раз тронутся с места еще труднее, чем в первый, ноги налились свинцом. Я вновь убегаю от самой смерти, как тогда, при первой встрече с Призраком. В тот раз я продержался очень долго, на этот раз придется гораздо дольше. Сейчас главное добраться до источника, а там посмотрим. Когда через час мы сбавляем темп до трусцы, подгоняющий нас огонь дает лишний стимул не останавливаться. Голова уже не держится на шее, я то опускаю ее вниз, то запрокидываю назад и она болтается из стороны в сторону, точно тряпичная. Перед глазами картинка становится не четкой, нога застревает в торчащем из земли корне, и я падаю, споткнувшись об него, чувствую, как ботинок слетел с ноги. Призрака едва видно за стеной дыма, ничего страшнее этого силуэта, идущего во тьме, я в жизни не видел. Вставай же!
Меня спасает упавшее, объятое пламенем, дерево. Огонь больше не идет сплошной стеной, пожар теперь распространится сам по себе. Я встаю на ноги, махаю рукой Призраку и бегу дальше, до спасительной воды осталось совсем чуть-чуть, вокруг сплошь знакомые места, хоть теперь они приобрели багровые оттенки. Сзади раздается свист, я оборачиваюсь, и голова взрывается болью, а мир наполовину меркнет. Чувствую, как кровь стекает по лицу, захожусь в крике, глаза застилает пелена подступивших слез. Глаза? Отрываю руку от раны и понимаю, что лишился одного. Кинжал Призрака прошелся по нему в полете и вонзился в землю. Не поверни я голову на шум, и он воткнулся бы мне в затылок. Трясущимися руками подбираю оружие, рукавом вытираю слезы на оставшемся глазе, но картинка не желает проясняться, все заслонило дымом, в паре метров уже ничего не видно. Вспотевшими, окровавленными ладонями вытаскиваю из кармана компас, пытаюсь вспомнить в какой стороне гора… запад, точно. Я получил уже четыре раны, кровотечение не прекращается, странно, что мне до сих пор удается стоять на ногах. Когда я наступаю ногой, лишившейся ботинка, на горящую ветку, то кажется, что хуже уже и быть не может.
- Это Голодные Игры, детка, - слышу я у себя в голове голос Гарольда Хоффмана.
Отлично, пошли галлюцинации, но дальше - больше. От столкновения с полыхающим деревом у меня загорается рукав гимнастерки, огонь перекидывается на спину. Срываю с себя горящую одежду, верно служившую мне с самого начала Игр, выливаю остатки воды на футболку и натягиваю сырой воротник себе на нос. Дышать становится слегка легче. Проклятые распорядители, обязательно все так усложнять?
На знакомой поляне оказываюсь совершенно случайно. Получается, что я пересек пол острова за каких-то полтора часа. Такой результат не пристыдит разве что Бегунью. Прыгаю в озеро и стараюсь расслабить каждую мышцу своего тела, становясь похожим на утопленника. Выныриваю, когда кислорода совсем не остается. Над водной гладью набираю полные легкие и ныряю снова и снова, потом просто прислоняюсь спиной к прибрежному камню, так, что из-под воды торчит лишь полголовы и жду. Чего именно, я даже не знаю, наверное, выстрелов из пушки. Желательно три. Хоть кто-то да должен был погибнуть в огне или от удушья. Только бы не Бегунья. Нет, лучше она, тогда все станет гораздо проще… и намного сложнее. Не знаю. Голова раскалывается, глаза больше нет, спину саднит, руку саднит… придите и убейте меня уже. Сколько можно вас ждать?!
Проходит еще пара часов и дымка рассеивается, шума пламени больше не слышно, только запах гари бросается в ноздри, едва я выхожу из воды. Солнце почти скрылось за горой, но темнеть еще не начало. Что мне теперь делать?
Ответ приходит с шевелящейся кучей пепла, которая внезапно начинает расти метрах в двадцати от меня. Призрак отряхивается от осевшей на нем серой пыли, пытается стереть с лица сажу, но только сильнее размазывает ее. Он вновь «смотрит» прямо на меня и начинает безумно смеяться, широко раскрывая рот и показывая укороченный язык. Похоже, Призрак свихнулся, вбей я ему сейчас нож прямо в сердце и он не почувствует. Охота продолжать нашу драку пропадает и, повинуясь страху, я забираюсь на гору, отчаянно карабкаясь руками и ногами, срываюсь, скатываюсь вниз, но забираюсь вновь и не смотрю вниз, только ползу, ползу, ползу. Наверху нет спасения, но мне все равно.
Вот она – стартовая площадка. Платформы, на которых когда-то стояло двадцать четыре трибута, исчезли. Рог изобилия никуда не делся, но он безнадежно пуст. В голову приходит безумная мысль спрятаться в нем, свернутся калачиком и ждать своей участи. Перед глазами, вернее глазом, всплывают воспоминания первого дня. Следов и даже луж крови больше нет, но готов поклясться, что вот на этом месте я убил парня из одиннадцатого, помню, где появился, где была Симона, когда я нашел ее глазами. «Нет» - сказал я ей тогда и перечеркнул тем самым жизни, по меньшей, мере четырех трибутов. Хотя учитывая ее ум, она могла и сама догадаться, без моей подсказки. Продолжала бы вырывать мины из земли…
Слышу надрывистое дыхание у себя за спиной, не оборачиваясь, бегу к противоположному краю площадки и вгрызаюсь ногтями в землю. Она оказывается неподатливо твердой. И как Симона это делала? Вижу падающий парашют и ловлю посылку в прыжке: Мэгз послала мне небольшую лопатку. С ней процесс идет быстрее, я лишь раз оборачиваюсь, что бы посмотреть близко ли Призрак, но он еле волочит ноги. Лопатка со звоном ударяется о металл, от чего я даже вздрагиваю, а ну как взорвется. Усилием вырываю мину из земли, переворачиваю ее, пытаюсь вскрыть днище кинжалом, попутно вспоминая инструкции Бегуньи по активации. Когда крышка на днище отлетает, тут же кидаю кинжал в Призрака, но он уворачивается и вроде бы начинает идти быстрее. Нас разделяет шагов тридцать. Думай же, думай! Так, вот рычажок, над ним циферблат, на котором сплошь девятки. Дергаю рычаг так сильно, что он отламывается, а на счетчике высвечивается «00:05», а через секунду уже четыре, три. Я отбрасываю мину от себя, запускаю в Призрака, но слишком высоко и она взрывается, не достигнув цели, однако ее мощность настолько велика, что трибут скрывается с глаз во время взрыва. Когда огненный шар рассеивается, я вижу его, лежащего на земле. Думаю, что он мертв и осторожно приближаюсь к нему, а потом из него вырывается сиплый стон и Призрак поднимается.
- Нет… не может быть.
Когда он поднимает голову, оказывается, что часть его лица опалена и с нее буквально отслаивается обгоревшая кожа и мясо. Повязка тоже сгорела, обнажая шрам, закрывший на веки его глаза. Потом я лишил его языка, а теперь из его ушей течет кровь. Призрак хватается за них, бросив оружие, не обращая внимания на обгоревшее лицо. Пытается крикнуть, но никаких звуков он не издает. У меня самого в ушах звенит, но мой противник… он лишился всего. Я даже отдаленно не могу представить, какая волна ужаса накатила сейчас на него. Он больше не враг мне, лишь запуганный до смерти подросток. И все же я убиваю его, вонзив кинжал прямо в сердце. Едва он затихает, раздается выстрел. Я укладываю тело Призрака на спину, с отвращением отбрасываю в сторону оружие.
- Ты был… - выдавливаю я, - самым…
Не зная, как завершись фразу, я ухожу на центр площадки и ложусь, прислонившись головой к Рогу Изобилия. Смотрю в одну точку, с четким намерением больше не шевелиться. Пусть приходит Антоний, лишь бы не мучил меня долго. Пошла она, эта победа, мой ментор доказал ее ценность, вскрыв себе вены. Из меня тоже скоро вся кровь вытечет, так что плевать. Я прикрываю уцелевший глаз, что бы провалится в забытье и, возможно, больше не проснутся никогда.
Глава 22
Пушечный выстрел приводит меня в чувство. Черт, я все еще жив. Упустили вы свой шанс, ребята, еще раз смирится со смертью я уже вряд ли смогу. Так, лужи крови подо мной нету, кровь свернулась раньше, чем я потерял смертельное количество. Даже рассеянности нет, что тем более странно, как будто меня и не ранили вовсе и только слепая зона справа от носа напоминает о них.
С виду настал вечер, сейчас не темно, но местность вокруг приобрела оранжевый оттенок. Получается, пролежал в отключке я совсем не долго, пару часов от силы. На стартовой площадке ничего не изменилось, только тела Призрака нет на месте. Надеюсь, его унес планолет, иначе можно сходить с ума и пускать слюни прямо сейчас, коли он умудрился выжить. Нет, такого быть не может. Теперь еще этот выстрел… вот и остались мы вдвоем.
- В меня не верить – спасенье твое, - напеваю я строчку старой песни.
Скорее нужно узнать где тело, его непременно прилетят забрать, а я заодно пойму откуда примерно начинать поиски последнего трибута. По кому бы не отгремел выстрел, умер он не от собственной глупости, в конце Игр такого не бывает. Меняю свое мнение по этому поводу, стоит мне сделать несколько шагов – идти удается с трудом, меня качает из стороны в сторону, разве что в глазах не плывет. Заставляю себя дотащиться до края площадки и сразу по прибытию падаю на колени. Остров изменился до неузнаваемости, его как будто бомбили и обстреливали в течение нескольких дней. Ни один естественный пожар не способен на такое. Сейчас перед моими глазами не зеленый простор, а серый кусок земли, заваленный огромными тлеющими углями, некогда бывшими тропическим лесом. Поверхность острова дымится, но воздух все равно стал чище, к тому же я на вершине горы, где дышать и без того легче.
Где же тело? Планолет не желает лететь, значит, убийца где-то рядом со своей жертвой, может даже специально, что бы не выдавать своего положения. Интересно, кто остался? Скорее всего, Антоний, а если это так и он чувствует себя хотя бы на капельку лучше чем я, то можно прямо сейчас бросаться со скалы – меньше мучений. С другой стороны, если каким-то чудом его убила Бегунья, то, что тогда? Мысль о том, что придется поднять на нее руку, в голове не укладывается, но в ней жалости может оказаться куда меньше, и без лишних церемоний она воткнет в меня нож, который забрала с собой.
- Ладно, - успокаиваю я себя, - для начала давайте ка…
Подбираю лежащий неподалеку кинжал Призрака, покрытый высохшей кровью своего прежнего владельца. Второго не видно, скорее всего, его забрали вместе с телом. Я откинул оружие с таким омерзением тогда… странно снова держать его в руках. Сжимаю рукоять покрепче, затем пробую засунуть кинжал между ремнем и поясом штанов, но ремень лопается, едва лезвие задевает его. Черт, острый, лучше держать лезвие подальше от себя.
Слышу знакомое гудение, бегу к краю площадки. Вот он, планолет, поднимает клешнями чье-то тело. Слишком далеко, не пойму чье именно, но теперь понятно, где все произошло. Антонию и Бегунье хватило ума сократить свой путь к спасению от огня втрое, просто выбежав на берег. Всматриваюсь в это место, пытаюсь разглядеть шевелящуюся точку, но тщетно. При свете дня еще можно было что-нибудь увидеть, теперь потемки стали заметно мешать.
Спуск с горы не занимает много времени, склон опалило и теперь на нем ни травинки, что бы за что-нибудь ухватиться, приходиться скатываться как со снежной горки, только на порядок больнее. Источник остался нетронутым, впрочем, ему и так ничего не грозило. Напиваюсь досыта, скорее всего уже в последний раз и продолжаю свой путь по пожарищу, благо до того участка берега придется пройти мили полторы-две от силы. Использованные арены превращают в места для туризма, по ним водят экскурсии, но тут и смотреть больше не на что. Все вокруг стало одинаково серым, теперь вдобавок видны трещины в земле, появившиеся в результате землетрясения. Почти у самого берега с хрустом задеваю ногой тушу какого-то животного. Присмотревшись, узнаю обезьяну, на подобие которой я видел несколько дней назад, может это она и есть. И все-таки жизнь не умерла окончательно на этом проклятом клочке земли – в небе я замечаю парящую чайку, беспрестанно кричащую. Зовет своих сородичей? Только вот рядом больше никого.
Солнце доходит до горизонта, его едва видно за горой, но оно продолжает одаривать песчаный берег холодными, тусклыми лучами. Я нахожу то самое место, где погиб трибут. Повсюду впитавшиеся в песок брызги крови, тут произошла серьезная заварушка. Нахожу сломанное древко копья, чуть подальше вторую его половину, наконечник красный, значит, достиг своей цели, но противника не убил. Продолжаю идти в этом направлении, следы доводят меня почти до воды. На сыром песке лежит знакомый нож, тоже отведавший крови. Подношу его поближе и верчу в руках. Провожу пальцем по лезвию, так, что бы видеть свое отражение и тут слышу…
Это чириканье птицы, которой не существует.
- Эль! – кричу я, - Эль!
Смотрю взад, вперед и вижу, как на берегу поднимается фигура. Это она, но что-то с ней не так, слишком тяжело дается подъем. Она хватается за живот и опять ложится, так, что ноги то и дело накрывают волны. Я выбрасываю кинжал, но чувство осторожности внутри меня заставляет спрятать нож за пояс. Если она убила Антония, то вполне способна на такую маленькую хитрость.
Но на этом все – разум теперь лихорадочно метается, под стать обезвоженному телу. У меня куча ранений, дикая усталость и боль в мышцах, черт возьми, нет глаза, но я бегу, как можно быстрее, боясь не успеть. Падаю на колени рядом с ней, стараюсь оттащить от воды.
- Не надо, - просит Эль.
Я беру ее за спину, приподнимаю, что бы она могла меня видеть.
- Хреново выглядишь, - замечает она, увидев мое изувеченное лицо.
- Ты тоже, - отвечаю я и приподнимаю пропитавшуюся кровью футболку, в том месте, где зияет глубокий порез. Сюда Антоний воткнул нож, на всю длину лезвия. Между ее плечом и грудью сквозная рана – сюда прилетело копье. Картина боя вырисовывается в воображении, только до сих пор не понятно как Эль удалось выйти из него победителем. Я не решаюсь спросить, сейчас это уже не важно.
- Мы оба на последнем издыхании, - говорит она, вздыхая после каждого слова, - подождем, кто первый загнется?
- Мои шансы, - виновато говорю я, перекидывая взгляд со своих ран на ее, - повыше будут.
- Что ж, я рада, что не пришлось с тобой драться. Мне хватило Антония, ты бы со мной быстро… разделался.
- Я бы никогда не… - не получается закончить, ком подкатывает к горлу.
- Прости.
- За что?
- Останься у меня нож, я бы тебя убила.
Вижу, как дрожат у нее ноздри, с глаз начинают течь слезы, к моим они тоже вот-вот подступят. Призрак, ну почему у тебя не хватило прыти? Это я должен сейчас умирать, а она добивать тебя, без всякой жалости. И ей не пришлось бы смотреть на то, как жизнь уходит из меня.
- Кроме нас больше никого?
- Да, остались только мы с тобой, - отвечаю я.
- Это хорошо, значит, ты победишь, когда все закончится.
- Останься, не уходи, - умоляю я, - ты еще можешь меня пересилить.
Я достаю нож, спрятанный за поясом, вкладываю ей в руку. Что я творю, Боже?
- Умник… Бен был прав, есть кое-что дороже жизни.
- И ты готов на это? – ее шепот становится едва слышен, хватка слабеет и нож выпадает из руки.
Я отчаянно хватаю ртом воздух, беру оружие в руки, направляю лезвие на себя, прижимаю к тому месту, где сейчас вырывается из груди сердце.
- Почему? – вновь раздается еле слышный шепот.
- Потому что… я…
Выстрел. Натянутые нервы вконец срывает, и я дергаюсь всем телом. Тупо смотрю на нож, готовый войти в собственную плоть, перевожу взгляд на лицо Эль. Ее глаза закрылись, по щеке бежит последняя слеза. Я опоздал. Сейчас они заберут ее, только не это! Прижимаю ее к себе, утыкаюсь лицом в мокрые волосы.
- Люблю тебя, люблю, люблю, люблю!
С этими словами исчезают последние, жалкие остатки моей выдержки. Я, уже не сдерживаясь, начинаю плакать, навзрыд, сотрясаясь всем телом. Путь мой начался с ужаса и растерянности, им ими он и закончился.
- Победителем… экхэм, - смутно доносится до меня голос откуда-то сверху, - победителем сорок девятых Голодных игр становится Джеймс Дориан! Да здравствует трибут дискрита четыре!
С виду настал вечер, сейчас не темно, но местность вокруг приобрела оранжевый оттенок. Получается, пролежал в отключке я совсем не долго, пару часов от силы. На стартовой площадке ничего не изменилось, только тела Призрака нет на месте. Надеюсь, его унес планолет, иначе можно сходить с ума и пускать слюни прямо сейчас, коли он умудрился выжить. Нет, такого быть не может. Теперь еще этот выстрел… вот и остались мы вдвоем.
- В меня не верить – спасенье твое, - напеваю я строчку старой песни.
Скорее нужно узнать где тело, его непременно прилетят забрать, а я заодно пойму откуда примерно начинать поиски последнего трибута. По кому бы не отгремел выстрел, умер он не от собственной глупости, в конце Игр такого не бывает. Меняю свое мнение по этому поводу, стоит мне сделать несколько шагов – идти удается с трудом, меня качает из стороны в сторону, разве что в глазах не плывет. Заставляю себя дотащиться до края площадки и сразу по прибытию падаю на колени. Остров изменился до неузнаваемости, его как будто бомбили и обстреливали в течение нескольких дней. Ни один естественный пожар не способен на такое. Сейчас перед моими глазами не зеленый простор, а серый кусок земли, заваленный огромными тлеющими углями, некогда бывшими тропическим лесом. Поверхность острова дымится, но воздух все равно стал чище, к тому же я на вершине горы, где дышать и без того легче.
Где же тело? Планолет не желает лететь, значит, убийца где-то рядом со своей жертвой, может даже специально, что бы не выдавать своего положения. Интересно, кто остался? Скорее всего, Антоний, а если это так и он чувствует себя хотя бы на капельку лучше чем я, то можно прямо сейчас бросаться со скалы – меньше мучений. С другой стороны, если каким-то чудом его убила Бегунья, то, что тогда? Мысль о том, что придется поднять на нее руку, в голове не укладывается, но в ней жалости может оказаться куда меньше, и без лишних церемоний она воткнет в меня нож, который забрала с собой.
- Ладно, - успокаиваю я себя, - для начала давайте ка…
Подбираю лежащий неподалеку кинжал Призрака, покрытый высохшей кровью своего прежнего владельца. Второго не видно, скорее всего, его забрали вместе с телом. Я откинул оружие с таким омерзением тогда… странно снова держать его в руках. Сжимаю рукоять покрепче, затем пробую засунуть кинжал между ремнем и поясом штанов, но ремень лопается, едва лезвие задевает его. Черт, острый, лучше держать лезвие подальше от себя.
Слышу знакомое гудение, бегу к краю площадки. Вот он, планолет, поднимает клешнями чье-то тело. Слишком далеко, не пойму чье именно, но теперь понятно, где все произошло. Антонию и Бегунье хватило ума сократить свой путь к спасению от огня втрое, просто выбежав на берег. Всматриваюсь в это место, пытаюсь разглядеть шевелящуюся точку, но тщетно. При свете дня еще можно было что-нибудь увидеть, теперь потемки стали заметно мешать.
Спуск с горы не занимает много времени, склон опалило и теперь на нем ни травинки, что бы за что-нибудь ухватиться, приходиться скатываться как со снежной горки, только на порядок больнее. Источник остался нетронутым, впрочем, ему и так ничего не грозило. Напиваюсь досыта, скорее всего уже в последний раз и продолжаю свой путь по пожарищу, благо до того участка берега придется пройти мили полторы-две от силы. Использованные арены превращают в места для туризма, по ним водят экскурсии, но тут и смотреть больше не на что. Все вокруг стало одинаково серым, теперь вдобавок видны трещины в земле, появившиеся в результате землетрясения. Почти у самого берега с хрустом задеваю ногой тушу какого-то животного. Присмотревшись, узнаю обезьяну, на подобие которой я видел несколько дней назад, может это она и есть. И все-таки жизнь не умерла окончательно на этом проклятом клочке земли – в небе я замечаю парящую чайку, беспрестанно кричащую. Зовет своих сородичей? Только вот рядом больше никого.
Солнце доходит до горизонта, его едва видно за горой, но оно продолжает одаривать песчаный берег холодными, тусклыми лучами. Я нахожу то самое место, где погиб трибут. Повсюду впитавшиеся в песок брызги крови, тут произошла серьезная заварушка. Нахожу сломанное древко копья, чуть подальше вторую его половину, наконечник красный, значит, достиг своей цели, но противника не убил. Продолжаю идти в этом направлении, следы доводят меня почти до воды. На сыром песке лежит знакомый нож, тоже отведавший крови. Подношу его поближе и верчу в руках. Провожу пальцем по лезвию, так, что бы видеть свое отражение и тут слышу…
Это чириканье птицы, которой не существует.
- Эль! – кричу я, - Эль!
Смотрю взад, вперед и вижу, как на берегу поднимается фигура. Это она, но что-то с ней не так, слишком тяжело дается подъем. Она хватается за живот и опять ложится, так, что ноги то и дело накрывают волны. Я выбрасываю кинжал, но чувство осторожности внутри меня заставляет спрятать нож за пояс. Если она убила Антония, то вполне способна на такую маленькую хитрость.
Но на этом все – разум теперь лихорадочно метается, под стать обезвоженному телу. У меня куча ранений, дикая усталость и боль в мышцах, черт возьми, нет глаза, но я бегу, как можно быстрее, боясь не успеть. Падаю на колени рядом с ней, стараюсь оттащить от воды.
- Не надо, - просит Эль.
Я беру ее за спину, приподнимаю, что бы она могла меня видеть.
- Хреново выглядишь, - замечает она, увидев мое изувеченное лицо.
- Ты тоже, - отвечаю я и приподнимаю пропитавшуюся кровью футболку, в том месте, где зияет глубокий порез. Сюда Антоний воткнул нож, на всю длину лезвия. Между ее плечом и грудью сквозная рана – сюда прилетело копье. Картина боя вырисовывается в воображении, только до сих пор не понятно как Эль удалось выйти из него победителем. Я не решаюсь спросить, сейчас это уже не важно.
- Мы оба на последнем издыхании, - говорит она, вздыхая после каждого слова, - подождем, кто первый загнется?
- Мои шансы, - виновато говорю я, перекидывая взгляд со своих ран на ее, - повыше будут.
- Что ж, я рада, что не пришлось с тобой драться. Мне хватило Антония, ты бы со мной быстро… разделался.
- Я бы никогда не… - не получается закончить, ком подкатывает к горлу.
- Прости.
- За что?
- Останься у меня нож, я бы тебя убила.
Вижу, как дрожат у нее ноздри, с глаз начинают течь слезы, к моим они тоже вот-вот подступят. Призрак, ну почему у тебя не хватило прыти? Это я должен сейчас умирать, а она добивать тебя, без всякой жалости. И ей не пришлось бы смотреть на то, как жизнь уходит из меня.
- Кроме нас больше никого?
- Да, остались только мы с тобой, - отвечаю я.
- Это хорошо, значит, ты победишь, когда все закончится.
- Останься, не уходи, - умоляю я, - ты еще можешь меня пересилить.
Я достаю нож, спрятанный за поясом, вкладываю ей в руку. Что я творю, Боже?
- Умник… Бен был прав, есть кое-что дороже жизни.
- И ты готов на это? – ее шепот становится едва слышен, хватка слабеет и нож выпадает из руки.
Я отчаянно хватаю ртом воздух, беру оружие в руки, направляю лезвие на себя, прижимаю к тому месту, где сейчас вырывается из груди сердце.
- Почему? – вновь раздается еле слышный шепот.
- Потому что… я…
Выстрел. Натянутые нервы вконец срывает, и я дергаюсь всем телом. Тупо смотрю на нож, готовый войти в собственную плоть, перевожу взгляд на лицо Эль. Ее глаза закрылись, по щеке бежит последняя слеза. Я опоздал. Сейчас они заберут ее, только не это! Прижимаю ее к себе, утыкаюсь лицом в мокрые волосы.
- Люблю тебя, люблю, люблю, люблю!
С этими словами исчезают последние, жалкие остатки моей выдержки. Я, уже не сдерживаясь, начинаю плакать, навзрыд, сотрясаясь всем телом. Путь мой начался с ужаса и растерянности, им ими он и закончился.
- Победителем… экхэм, - смутно доносится до меня голос откуда-то сверху, - победителем сорок девятых Голодных игр становится Джеймс Дориан! Да здравствует трибут дискрита четыре!
Глава 23
Не знаю как они смогли вынести меня с арены, наверное, всадили снотворное, что бы оторвать меня от тела Эль. Последнее мое воспоминание – меня кольнуло в шею, потом мрак.
Сейчас я в комнате с белыми стенами и… да тут все белое. В углу стоит капельница, но никаких иголок во мне не торчит, медики, видимо уже закончили со мной возиться, и привели в сознание.
В дверь кто-то стучит и сразу же ее открывает. Заходят три человека, смутно знакомых. Этих людей я знаю, но откуда? Сейчас я даже лица родителей не могу вспомнить, разум отфильтровывает и их тоже, как какие-то лишние образы. Важен только я и еще двадцать три человека, будто в жизни моей больше никого и не было.
- Ты как? – режет слух капитолийский акцент.
- Давайте пока оденем его, - предлагает другой голос, - пусть приходит в чувства. Я как-то лежал в больнице, после снотворного голова совсем не варит.
- Ну да, ну да, - соглашается третий голос, уже женский.
Это моя команда подготовки… кажется. Они помогают мне одеться все в ту же форму, в которой я был на арене, только эта новая, чистая.
- Идти сможешь?
- Да, - еле слышу я себя. Хрипота и дрожь пропали.
В комнату входит еще одна знакомая – Айрис Окхарт, не смотря на внешнюю похожесть на других капитолийцев, ее ни с кем не спутаешь, никто не может излучать такой холод. Такой взгляд, наверное, был бы у Призрака, имей он глаза. Кстати о них… протянутые к лицу пальцы упираются в кусок кожи, не моей, повязки.
- Ну как он? – спрашивает Айрис, прислонившись к дверному косяку.
- Не говорит ни слова, но двигается уверенно, - отвечает кто-то из троицы.
- До интервью язык ему не понадобится, - холодно замечает она, - а ты молодец, - это уже ко мне.
Я киваю, продолжая потирать кожаную заклепку, прикрывающую пустую глазницу.
- Извини, его не восстановить, вышибли целиком. Ладно, - Айрис щелкает пару раз пальцами, - за работу, пора отвести тебя к стилисту.
Меня выводят из палаты и провожают до лифта. Когда он поднимается вверх, я узнаю это место – Тренировочный Центр. Выйдя на четвертом этаже, вижу в зале своего стилиста. Мирланда грустно улыбается мне.
- Джеймс, - начинает она.
- С почином, - хмуро бросаю я.
- Нужно подготовить тебя к интервью… в общем, костюм на диване, - говорит Мирланда, - нужна будет помощь – позовешь.
- Мэгз придет?
- Она, - мой стилист запинается, - не хочет тебя видеть. Ты же понимаешь…
- Симона? Понятно.
- Я думаю, ты все правильно сделал, - уверенно говорит Мирланда, - увидимся на сцене, да?
Не дождавшись ответа, она спускается на лифте вниз, на уровень, где располагается непосредственно тренировочный зал. Вскоре и мне предстоит туда отправится, а оттуда на специальном лифе я поднимусь прямо на сцену. Костюм для выступления все тот же, что и был на интервью: черный пиджак, с вышитой паутиной, брюки, ботинки, шарф вместо галстука. Правильно его одеть никак не получается, на помощь приходит группа подготовки, спешащая занять свое место на сцене. Теперь я выгляжу прямо как тогда, на первом интервью, только заклепка на глазу напоминает о случившемся. На диване нахожу повязку-талисман, завязываю ее на рукаве, отчего становится немного легче. «Несломленный» - именно таким надо предстать перед Капитолием.
Едва я оказываюсь наверху, меня оглушает шум толпы и взрыв аплодисментов. Занимаю свое место и жду. Сначала интервью берут у группы подготовки, затем у Мирланды, Айрис Окхарт… готов поклясться, что она даже улыбнулась! Вот значит, ради каких моментов живет эта железная леди. Под грустную музыку показывают на огромном экране портрет Гарольда Хоффмана. «Светлой памяти… жаль, что его нет сейчас с нами… любим, помним, скорбим». Что бы заполнить эту часть программы интервью берут у Мэгз. Она вежливо отвечает на вопросы, никак не выражая свою ненависть ко мне. Что и говорить, актер из нее вышел хороший. Цезарю хватает ума не спрашивать о Симоне, и слава Богу. Меня пока что ни о чем не спрашивают, Фликерман провожает меня до некоего подобия трона, на котором победителю и всей стране предстоит смотреть трехчасовой фильм, состоящий из отрывков Голодных Игр. Мне придется пережить все снова. Сев на трон замечаю, как Цезарь едва заметно крутит опущенную ладонь, давая ясный намек. Я поднимаю руку вверх и машу толпе. Чтоб ей задохнутся от собственного крика.
Все прожекторы выключают, на экране появляется герб, а затем начинается фильм. В нижнем углу экрана, внутри маленького квадратика, вижу собственное лицо – будут показывать мою реакцию на происходящее, сволочи.
Жатва, колесницы, тренировки, интервью… мне жутко, но одновременно приятно видеть знакомые лица. Ни к одному из них я больше не чувствую злобы или враждебности, только жалость и даже некую теплоту. Только от вида Симоны по телу иногда пробегает холодок. Узнаю, что Великана на самом деле зовут Рэм, а Рамси его ласково называли родители. Когда вижу ее, мою Бегунью, едва удерживаюсь, что бы снова не заплакать, но не могу отвернуться. Вот и Призрак, его зовут Джером, оказывается он сын мэра, а глаз лишился, когда посещал скотобойню и вырвавшийся бык ударил его рогами по лицу. Ему тогда было восемь лет. Действие переносится на арену так же внезапно, как и тогда. Показывают бойню у Рога, останавливаясь на каждом убийстве. Вспоминаю, что из девяти убитых трибутов, профи на свой счет записали только семерых. Девочку из третьего убивает Рамси, это я и так знаю. Девушка из девятого, Ежиха, подбегает к «растерянному» Призраку, подзывая к себе напарника по дискриту, пытаясь увести слепого подальше. Зная способности Призрака, нисколько не удивляюсь, когда он до крови сжимает девушке горло, а пальцы втыкает ей в глазницы. Про себя благодарю режиссеров за скромный ракурс, не позволяющий увидеть этот ужас во всех подробностях. Далее показывают так называемый быт профи. Тогда мы выглядим такими сплоченными… не верится, что через какую-то неделю они станут моими врагами. Но вот Присцилла умирает от руки Симоны, той, что клялась не пачкать руки в крови. Подрывается на мине Гай, Рамси травит девочку из двенадцатого. Раскол профи – мы с Антонием орем друг на друга, он прогоняет меня. Повествование концентрируется на них. Как же он о ней заботится! Со временем Карлие становится все хуже, а после волны, прошедшейся по всему острову, Антоний теряет всякую надежду и вот его мольбы услышаны – с неба в парашюте летит коробочка. Он раскрывает ее и видит одну лишь пилюлю. «Это я убил ее… случайно». Антонию кажется, что это лекарство, но едва Карлия его проглатывает – раздается пушечный выстрел. Пилюля была смертельной отравой, ее сбросил ментор Антония, что бы избавить перспективного трибута от обузы. Когда это до меня доходит, я невольно сжимаю обитые бархатом подлокотники трона. Внимание вновь переключается на меня – первая встреча с Эль. Затем суматоха у источника, сражение между Великаном и Призраком. Мы с Умником сидим на дне ямы, разговариваем, ссоримся… Бедный Бен и его ужасная смерть. Встреча с Симоной. Целый день с моей Бегуньей, но его показывают не в разговорах, а взглядах, жестах, пробегающих по лицам эмоциям. Понятно, почему темы бесед остаются за кадром – правительство Капитолия в полном составе трижды поперхнулось, пока слушало нас, это точно. Последний день, двенадцатый. Моя битва с Призраком чередуется не менее кровавым зрелищем между Эль и Антонием. Взрыв, я добиваю своего соперника. Антоний уже дважды ранил ее, вначале пронзил копьем, после чего она перестала убегать и стала неумело отмахиваться ножом. Он выхватывает оружие из ее руки, вонзает в живот, заставляя Эль осесть на землю. Она бросает песок ему в глаза и снова пытается убежать, но Антоний быстро нагоняет ее и валит на землю. Он с самого начала Игр хотел убить ее и теперь наслаждается моментом, тащит Эль к морю, опускает головой в воду, вытаскивает и снова топит… Сейчас мне хочется самому на него набросится… Антоний бросает Бегунью на берег и смыкает свои пальцы на ее шее. Эль и не думает сопротивляться, она вытаскивает нож у себя из раны и вонзает его Антонию прямо в ухо – тот умирает мгновенно. Наступает черед нашего прощания, под печальную музыку слышны обрывки последних фраз. Я не удерживаюсь и прикрываю ладонью уцелевший глаз, на который навернулись слезы. Доносятся всхлипы публики, что пробуждает во мне гнев. В какой-то момент экран гаснет, и идут титры.
Под звуки гимна Президент опускает мне на голову корону, но я решаюсь лишь на секунду встретиться с ним взглядом. Его место занимает Цезарь, готовый взять у меня интервью.
- Здравствуй Джеймс, - бодро говорит он, - ну, как дела?
- Я хочу домой.
Сейчас я в комнате с белыми стенами и… да тут все белое. В углу стоит капельница, но никаких иголок во мне не торчит, медики, видимо уже закончили со мной возиться, и привели в сознание.
В дверь кто-то стучит и сразу же ее открывает. Заходят три человека, смутно знакомых. Этих людей я знаю, но откуда? Сейчас я даже лица родителей не могу вспомнить, разум отфильтровывает и их тоже, как какие-то лишние образы. Важен только я и еще двадцать три человека, будто в жизни моей больше никого и не было.
- Ты как? – режет слух капитолийский акцент.
- Давайте пока оденем его, - предлагает другой голос, - пусть приходит в чувства. Я как-то лежал в больнице, после снотворного голова совсем не варит.
- Ну да, ну да, - соглашается третий голос, уже женский.
Это моя команда подготовки… кажется. Они помогают мне одеться все в ту же форму, в которой я был на арене, только эта новая, чистая.
- Идти сможешь?
- Да, - еле слышу я себя. Хрипота и дрожь пропали.
В комнату входит еще одна знакомая – Айрис Окхарт, не смотря на внешнюю похожесть на других капитолийцев, ее ни с кем не спутаешь, никто не может излучать такой холод. Такой взгляд, наверное, был бы у Призрака, имей он глаза. Кстати о них… протянутые к лицу пальцы упираются в кусок кожи, не моей, повязки.
- Ну как он? – спрашивает Айрис, прислонившись к дверному косяку.
- Не говорит ни слова, но двигается уверенно, - отвечает кто-то из троицы.
- До интервью язык ему не понадобится, - холодно замечает она, - а ты молодец, - это уже ко мне.
Я киваю, продолжая потирать кожаную заклепку, прикрывающую пустую глазницу.
- Извини, его не восстановить, вышибли целиком. Ладно, - Айрис щелкает пару раз пальцами, - за работу, пора отвести тебя к стилисту.
Меня выводят из палаты и провожают до лифта. Когда он поднимается вверх, я узнаю это место – Тренировочный Центр. Выйдя на четвертом этаже, вижу в зале своего стилиста. Мирланда грустно улыбается мне.
- Джеймс, - начинает она.
- С почином, - хмуро бросаю я.
- Нужно подготовить тебя к интервью… в общем, костюм на диване, - говорит Мирланда, - нужна будет помощь – позовешь.
- Мэгз придет?
- Она, - мой стилист запинается, - не хочет тебя видеть. Ты же понимаешь…
- Симона? Понятно.
- Я думаю, ты все правильно сделал, - уверенно говорит Мирланда, - увидимся на сцене, да?
Не дождавшись ответа, она спускается на лифте вниз, на уровень, где располагается непосредственно тренировочный зал. Вскоре и мне предстоит туда отправится, а оттуда на специальном лифе я поднимусь прямо на сцену. Костюм для выступления все тот же, что и был на интервью: черный пиджак, с вышитой паутиной, брюки, ботинки, шарф вместо галстука. Правильно его одеть никак не получается, на помощь приходит группа подготовки, спешащая занять свое место на сцене. Теперь я выгляжу прямо как тогда, на первом интервью, только заклепка на глазу напоминает о случившемся. На диване нахожу повязку-талисман, завязываю ее на рукаве, отчего становится немного легче. «Несломленный» - именно таким надо предстать перед Капитолием.
Едва я оказываюсь наверху, меня оглушает шум толпы и взрыв аплодисментов. Занимаю свое место и жду. Сначала интервью берут у группы подготовки, затем у Мирланды, Айрис Окхарт… готов поклясться, что она даже улыбнулась! Вот значит, ради каких моментов живет эта железная леди. Под грустную музыку показывают на огромном экране портрет Гарольда Хоффмана. «Светлой памяти… жаль, что его нет сейчас с нами… любим, помним, скорбим». Что бы заполнить эту часть программы интервью берут у Мэгз. Она вежливо отвечает на вопросы, никак не выражая свою ненависть ко мне. Что и говорить, актер из нее вышел хороший. Цезарю хватает ума не спрашивать о Симоне, и слава Богу. Меня пока что ни о чем не спрашивают, Фликерман провожает меня до некоего подобия трона, на котором победителю и всей стране предстоит смотреть трехчасовой фильм, состоящий из отрывков Голодных Игр. Мне придется пережить все снова. Сев на трон замечаю, как Цезарь едва заметно крутит опущенную ладонь, давая ясный намек. Я поднимаю руку вверх и машу толпе. Чтоб ей задохнутся от собственного крика.
Все прожекторы выключают, на экране появляется герб, а затем начинается фильм. В нижнем углу экрана, внутри маленького квадратика, вижу собственное лицо – будут показывать мою реакцию на происходящее, сволочи.
Жатва, колесницы, тренировки, интервью… мне жутко, но одновременно приятно видеть знакомые лица. Ни к одному из них я больше не чувствую злобы или враждебности, только жалость и даже некую теплоту. Только от вида Симоны по телу иногда пробегает холодок. Узнаю, что Великана на самом деле зовут Рэм, а Рамси его ласково называли родители. Когда вижу ее, мою Бегунью, едва удерживаюсь, что бы снова не заплакать, но не могу отвернуться. Вот и Призрак, его зовут Джером, оказывается он сын мэра, а глаз лишился, когда посещал скотобойню и вырвавшийся бык ударил его рогами по лицу. Ему тогда было восемь лет. Действие переносится на арену так же внезапно, как и тогда. Показывают бойню у Рога, останавливаясь на каждом убийстве. Вспоминаю, что из девяти убитых трибутов, профи на свой счет записали только семерых. Девочку из третьего убивает Рамси, это я и так знаю. Девушка из девятого, Ежиха, подбегает к «растерянному» Призраку, подзывая к себе напарника по дискриту, пытаясь увести слепого подальше. Зная способности Призрака, нисколько не удивляюсь, когда он до крови сжимает девушке горло, а пальцы втыкает ей в глазницы. Про себя благодарю режиссеров за скромный ракурс, не позволяющий увидеть этот ужас во всех подробностях. Далее показывают так называемый быт профи. Тогда мы выглядим такими сплоченными… не верится, что через какую-то неделю они станут моими врагами. Но вот Присцилла умирает от руки Симоны, той, что клялась не пачкать руки в крови. Подрывается на мине Гай, Рамси травит девочку из двенадцатого. Раскол профи – мы с Антонием орем друг на друга, он прогоняет меня. Повествование концентрируется на них. Как же он о ней заботится! Со временем Карлие становится все хуже, а после волны, прошедшейся по всему острову, Антоний теряет всякую надежду и вот его мольбы услышаны – с неба в парашюте летит коробочка. Он раскрывает ее и видит одну лишь пилюлю. «Это я убил ее… случайно». Антонию кажется, что это лекарство, но едва Карлия его проглатывает – раздается пушечный выстрел. Пилюля была смертельной отравой, ее сбросил ментор Антония, что бы избавить перспективного трибута от обузы. Когда это до меня доходит, я невольно сжимаю обитые бархатом подлокотники трона. Внимание вновь переключается на меня – первая встреча с Эль. Затем суматоха у источника, сражение между Великаном и Призраком. Мы с Умником сидим на дне ямы, разговариваем, ссоримся… Бедный Бен и его ужасная смерть. Встреча с Симоной. Целый день с моей Бегуньей, но его показывают не в разговорах, а взглядах, жестах, пробегающих по лицам эмоциям. Понятно, почему темы бесед остаются за кадром – правительство Капитолия в полном составе трижды поперхнулось, пока слушало нас, это точно. Последний день, двенадцатый. Моя битва с Призраком чередуется не менее кровавым зрелищем между Эль и Антонием. Взрыв, я добиваю своего соперника. Антоний уже дважды ранил ее, вначале пронзил копьем, после чего она перестала убегать и стала неумело отмахиваться ножом. Он выхватывает оружие из ее руки, вонзает в живот, заставляя Эль осесть на землю. Она бросает песок ему в глаза и снова пытается убежать, но Антоний быстро нагоняет ее и валит на землю. Он с самого начала Игр хотел убить ее и теперь наслаждается моментом, тащит Эль к морю, опускает головой в воду, вытаскивает и снова топит… Сейчас мне хочется самому на него набросится… Антоний бросает Бегунью на берег и смыкает свои пальцы на ее шее. Эль и не думает сопротивляться, она вытаскивает нож у себя из раны и вонзает его Антонию прямо в ухо – тот умирает мгновенно. Наступает черед нашего прощания, под печальную музыку слышны обрывки последних фраз. Я не удерживаюсь и прикрываю ладонью уцелевший глаз, на который навернулись слезы. Доносятся всхлипы публики, что пробуждает во мне гнев. В какой-то момент экран гаснет, и идут титры.
Под звуки гимна Президент опускает мне на голову корону, но я решаюсь лишь на секунду встретиться с ним взглядом. Его место занимает Цезарь, готовый взять у меня интервью.
- Здравствуй Джеймс, - бодро говорит он, - ну, как дела?
- Я хочу домой.
Эпилог
Дождь барабанит по подоконнику. Рыбакам, уже вышедшим в море, придется не сладко – гроза намечается не шуточная. Мне же, под огромной крышей моего нового дома, такая погода нипочем, даже приятно, что от стекающей воды не видно, что там, за окнами. В деревне победителей кроме меня живут еще трое, дом Мэгз прямо через дорогу, но я не хочу показываться ей на глаза.
- Какой же ты огромный, - бормочу я, будто обращаюсь к дому, прогуливаясь по просторной гостиной.
Провожу рукой по спинке дивана, подхожу к камину и долго соображаю, как его разжечь. Поленья оказываются искусственными, да и их зажечь нечем. Оказывается, сбоку есть кнопка, при нажатии на которую все происходит само собой – пламя вспыхивает, одаряя своим теплом. Плюхаюсь в кресло и, не отрываясь, смотрю на огненные языки, целиком уходя в себя. Без понятия, чем я теперь буду заниматься, но прошел всего день с моего возвращения из Капитолия, все успеется.
- Дверь была открыта! – доносится до меня голос из прихожей.
- Заходи, я в гостиной… прямо и направо! – кричу я Джеку.
Он заходит, весь промокший и тащит за собой след из грязи. Ничего, еще успею научить гостей снимать обувь, а пока…
- Я же говорил, что у тебя все получится, - восклицает он, поднимает меня, ошарашенного, с кресла и крепко обнимает, после чего я сажусь обратно.
- Спасибо, - говорю я, не найдя других слов, - присаживайся на диван. Как вы тут?
- После всего, что ты прошел там, мне как-то даже стыдно на что-либо жаловаться, - говорит Джек, но вид у него не самый радостный, с ним тоже случилось нечто плохое.
- В чем дело? – настороженно спрашиваю я.
- Пару недель назад миротворцы пришли в дом Алана, вытащили его на улицу, завели в переулок… и пристрелили, - быстро проговаривает Джек, - я был там и… не знаю, чем он мог им не угодить, они не объяснили ничего. В общем, я потом к мэру даже ходил, вместе с родителями, требовал назвать причину… нас даже не приняли, а потом охрана вовсе погнала в шею из дома Правосудия.
Веко под моим глазом непроизвольно дернулось несколько раз, скрипнули друг о друга зубы.
- Мне нужно проведать Рика, - я пытаюсь сменить тему, к неудовольствию Джека, - он почти месяц без поддержки.
- Джей, Рик… он…
- Нет, - вырывается у меня, - Как? Когда?
- Ты еще был на арене, как раз в тот день тебя смыло волной. Старик, наверное, разнервничался… приступ, а рядом никого не было. Я ходил к нему, вместо тебя, когда мог, но когда пришел в тот раз, было уже поздно. Выглядел он мирно… скорее всего умер мгновенно.
Из меня вырывается стон.
- Эй, ты в порядке?
Вот оно. Это чувство, которое испытал на себе Гарольд Хоффман, едва вернулся в родной дискрит-4. Его победа была столь же тяжелой, как и моя, а дома никого – тишина, запустение. И люди вокруг совсем не испытывают к нему теплых чувств, он всегда был сволочью, победитель не должен быть таким, такой трибут не заслуживает победы. Это презрение он терпел двадцать лет, пока не увидел в поезде своего приемника. А в Капитолии, каким бы глупым и эгоистичным не был его поступок, он показал мне, чем в итоге обернутся все мои усилия. Нет, ментор ошибся на мой счет, я никогда не стану таким как он, такой конец не для меня. И все же… это чувство, оно все еще здесь, внутри меня и мне от него не избавится уже никогда. Вывод кажется сейчас очевидным, я понял это, как только прозвучал последний выстрел пушки, и моя Бегунья затихла у меня на руках.
Я проиграл.
- Какой же ты огромный, - бормочу я, будто обращаюсь к дому, прогуливаясь по просторной гостиной.
Провожу рукой по спинке дивана, подхожу к камину и долго соображаю, как его разжечь. Поленья оказываются искусственными, да и их зажечь нечем. Оказывается, сбоку есть кнопка, при нажатии на которую все происходит само собой – пламя вспыхивает, одаряя своим теплом. Плюхаюсь в кресло и, не отрываясь, смотрю на огненные языки, целиком уходя в себя. Без понятия, чем я теперь буду заниматься, но прошел всего день с моего возвращения из Капитолия, все успеется.
- Дверь была открыта! – доносится до меня голос из прихожей.
- Заходи, я в гостиной… прямо и направо! – кричу я Джеку.
Он заходит, весь промокший и тащит за собой след из грязи. Ничего, еще успею научить гостей снимать обувь, а пока…
- Я же говорил, что у тебя все получится, - восклицает он, поднимает меня, ошарашенного, с кресла и крепко обнимает, после чего я сажусь обратно.
- Спасибо, - говорю я, не найдя других слов, - присаживайся на диван. Как вы тут?
- После всего, что ты прошел там, мне как-то даже стыдно на что-либо жаловаться, - говорит Джек, но вид у него не самый радостный, с ним тоже случилось нечто плохое.
- В чем дело? – настороженно спрашиваю я.
- Пару недель назад миротворцы пришли в дом Алана, вытащили его на улицу, завели в переулок… и пристрелили, - быстро проговаривает Джек, - я был там и… не знаю, чем он мог им не угодить, они не объяснили ничего. В общем, я потом к мэру даже ходил, вместе с родителями, требовал назвать причину… нас даже не приняли, а потом охрана вовсе погнала в шею из дома Правосудия.
Веко под моим глазом непроизвольно дернулось несколько раз, скрипнули друг о друга зубы.
- Мне нужно проведать Рика, - я пытаюсь сменить тему, к неудовольствию Джека, - он почти месяц без поддержки.
- Джей, Рик… он…
- Нет, - вырывается у меня, - Как? Когда?
- Ты еще был на арене, как раз в тот день тебя смыло волной. Старик, наверное, разнервничался… приступ, а рядом никого не было. Я ходил к нему, вместо тебя, когда мог, но когда пришел в тот раз, было уже поздно. Выглядел он мирно… скорее всего умер мгновенно.
Из меня вырывается стон.
- Эй, ты в порядке?
Вот оно. Это чувство, которое испытал на себе Гарольд Хоффман, едва вернулся в родной дискрит-4. Его победа была столь же тяжелой, как и моя, а дома никого – тишина, запустение. И люди вокруг совсем не испытывают к нему теплых чувств, он всегда был сволочью, победитель не должен быть таким, такой трибут не заслуживает победы. Это презрение он терпел двадцать лет, пока не увидел в поезде своего приемника. А в Капитолии, каким бы глупым и эгоистичным не был его поступок, он показал мне, чем в итоге обернутся все мои усилия. Нет, ментор ошибся на мой счет, я никогда не стану таким как он, такой конец не для меня. И все же… это чувство, оно все еще здесь, внутри меня и мне от него не избавится уже никогда. Вывод кажется сейчас очевидным, я понял это, как только прозвучал последний выстрел пушки, и моя Бегунья затихла у меня на руках.
Я проиграл.
В:Каким образом проходит Жатва?
О:Имена всех подростков, от 12 до 18 лет, записываются на бумажки и кидают в стеклянные шары для мальчиков и девочек. Проводится что-то вроде лотереи, но не у всех равные шансы попасть под раздачу: например, когда тебе 12 - твое имя всего на 1 бумажке, когда тебе 13 - уже на двух и так далее
В:Что такое тессеры?
О:Это грубо говоря бонус к жрачке
Берешь его и тебе дают каждый месяц пару кило зерна и масла, взамен твое имя вписывается дополнительно. Например, тебе 15 лет и ты берешь тессер для себя и матери, в итоге твое имя вписано 4+4+4=12 раз.
По поводу дискритов:
Всего их 12 - это разные по размеру и уровню жизни районы, каждый из которых поставляет в столицу, Капитолий, какой-нибудь товар. Например 1 - предметы роскоши, а 11 - сельхозпродукцию
раньше был 13 дискрит, который занимался разработкой оружия и подбил все остальные восстать против Капитолия, ибо тоталитаризм - это плохо. Восстание провалилось, дискрит-13 угостили парой ядерных боеголовок, а остальные теперь в наказание ежегодно предоставляют детей для Голодных Игр.
О:Имена всех подростков, от 12 до 18 лет, записываются на бумажки и кидают в стеклянные шары для мальчиков и девочек. Проводится что-то вроде лотереи, но не у всех равные шансы попасть под раздачу: например, когда тебе 12 - твое имя всего на 1 бумажке, когда тебе 13 - уже на двух и так далее
В:Что такое тессеры?
О:Это грубо говоря бонус к жрачке
Берешь его и тебе дают каждый месяц пару кило зерна и масла, взамен твое имя вписывается дополнительно. Например, тебе 15 лет и ты берешь тессер для себя и матери, в итоге твое имя вписано 4+4+4=12 раз.По поводу дискритов:
Всего их 12 - это разные по размеру и уровню жизни районы, каждый из которых поставляет в столицу, Капитолий, какой-нибудь товар. Например 1 - предметы роскоши, а 11 - сельхозпродукцию
раньше был 13 дискрит, который занимался разработкой оружия и подбил все остальные восстать против Капитолия, ибо тоталитаризм - это плохо. Восстание провалилось, дискрит-13 угостили парой ядерных боеголовок, а остальные теперь в наказание ежегодно предоставляют детей для Голодных Игр.
новые главы буду добавлять в шапку, по 1 каждый день, если не будет проблем с интернетом, так что следите за обновлениями
.
