Дикарь
★★★★★★★
Модератор
- Регистрация
- 17 Апр 2007
- Сообщения
- 7.303
- Благодарности
- 9.100
- Баллы
- 1.415
ИЗМЕНА
Продолжение рассказа "Долг"
Аудио-рассказ, читает }{uMepa - https://yadi.sk/d/2_8i4bHG3GBnym
Продолжение рассказа "Долг"
Аудио-рассказ, читает }{uMepa - https://yadi.sk/d/2_8i4bHG3GBnym
— Я уж думал, мне придётся сидеть в той дыре, пока орки не разнесут белиаров замок по камню! — проворчал Горн. — А у тебя тут неплохо, — обратился он к Мильтену, обведя взглядом помещение. Они находились в одной из комнат на нижнем этаже бывшей резиденции магов Огня, до потолка заставленной книжными полками.
— Раньше лучше было... при Корристо, — пожал плечами молодой маг. — Гомезовы свиньи перевернули здесь всё вверх дном. Я постарался навести порядок, но, сам видишь...
— Это смотря с чем сравнивать, — хмыкнул в ответ темнокожий здоровяк. — Слушай, а пожрать у тебя ничего нет? На ужин в темнице давали какую-то мутную водичку, а на завтрак за счёт лорда Гаронда я, благодаря вам двоим, могу не рассчитывать.
— Если хочешь, могу отвести тебя обратно, — ухмыльнулся в ответ третий собеседник — высокий жилистый человек с собранными в хвост русыми волосами.
— Не-ет, уж лучше я попощусь, — в тон ему отозвался Горн.
— Увы, замок в осаде, и с продовольствием у нас не густо. Боюсь показаться негостеприимным, но мне действительно нечем вас угостить, — развёл руками Мильтен. — Я захватил кое-какие припасы, когда уходил из монастыря, но счёл своим долгом отдать их раненым воинам.
— Этот охранник... Харольд, кажется?.. здорово поубавил мой походный запас, но всё же кое-что осталось, — вновь подал голос русоволосый. С этими словами он водрузил на стол увесистый мешок и принялся рыться в нём, нарочито неспешно доставая содержимое.
— О-о! — простонал Горн, когда на свет тусклого магического светильника была извлечена колбаса, а за ней — добрая краюха пшеничного хлеба, четверть круга овечьего сыра, несколько солёных и подвяленных рыбин, ещё какая-то снедь. — Может, у тебя и глоток шнапса найдётся?
— Ты имеешь в виду то старое доброе пойло, которое гнал старик Иеремия в Новом лагере?
— Ну да.
— Такое мутное, с противной жёлтой пеной и вонючее, как шкура дохлого гоблина?
— Ага, его.
— Извини, друг, этого божественного нектара у меня с собой нет.
— У-у... — приуныл Горн.
— Но, может быть, вот это как-то сможет искупить отсутствие твоего любимого напитка? — С этими словами русоволосый, имени которого друзья так и не узнали, выставил на стол пару пузатых бутылок с тёмно-красной жидкостью.
— Чтоб я сдох! — взревел Горн. — Красное монастырское?!
— Оно. Только не ори так, а то перебудишь всех орков вокруг замка, — засмеялся его безымянный приятель.
— Да демон с ними! Давайте, наконец, перекусим. А то урчание в моём брюхе разбудит волосатых тварей куда скорее, чем мой ослабший с голодухи голос. Мильтен, у тебя кружки есть?
Некоторое время все трое сосредоточенно жевали. Наконец, Горн выцедил в кружку остатки вина и с довольным видом откинулся назад, опершись спиной на книжную полку.
— Мильтен, чего приуныл? — благодушно спросил он.
Молодой маг поднял задумчивый взгляд от недопитой кружки.
— Нет, ничего. Просто снова вспомнил своего учителя, Дамарока, Драго и остальных... Не знаю, смирюсь ли я когда-нибудь с их нелепой гибелью, — ответил он. — И хоть Корристо всегда говорил, что злорадство грех, но всё же хорошо, что ты расправился с их убийцами, — добавил он, взглянув на Безымянного. — Они все мертвы, и это справедливо.
— Теперь да. Все, — непонятно ответил тот.
— Что значит «теперь»? — удивился Горн. — Мне рассказывали, что ты порубил в капусту и пожёг магией и баронов, и всех, кто пытался их защищать. Вот прямо здесь, на этом самом месте.
— Если быть точным, то здесь мне под руку подвернулись только несколько стражников. А баронов я прижал в их логове. Они, конечно, были крепкими ребятами, но я положил их всех прямо в пиршественном зале... Вернее, я счёл, что всех.
— Так кто-то из убийц выжил? — нахмурился Мильтен.
— Да. Ворон оказался жив, хотя я был уверен, что моё заклинание испекло его в собственных доспехах, как устрицу в раковине. Видно, у него имелся какой-то амулет на такой случай. И ещё Бладвина в тот раз не нашёл. Уполз в какую-то щель, мерзавец.
— Выходит, эти двое живы?
— Теперь уже нет, — ответил Безымянный, с нажимом произнеся слово «теперь». — Мы с ними повстречались далеко отсюда, в другой части острова. Среди болот, скрывающих руины одного древнего города. Мне вообще-то много нужно рассказать вам, парни.
Не особенно вдаваясь подробности, Безымянный поведал друзьям о неизвестной прежде области, открытой магами Воды на северо-востоке Хориниса. О том, как встретил там часть беглых каторжников во главе с Вороном. Бывший рудный барон отыскал вход в древнее подземелье и вознамерился вернуть себе власть при помощи укрывавшихся там древних сил. Рассказал о смерти Бладвина и своей последней схватке с Вороном, с тела которого он забрал магический клинок Коготь Белиара.
— И где теперь этот меч? — спросил Мильтен.
— Отдал Сатурасу. Он обещал разобраться, как подогнать его под мой рост при помощи какого-то магического действа. Меч, надо сказать, очень хорош — чёрная бронза, что крепче любой стали. Но веет от него чем-то злым и... нездешним. Аж мороз по коже.
— Слушай, а ты вообще уверен, что это был Ворон? — засомневался Горн. — Что-то многовато он умел и знал для простого заключённого, пусть и называвшего себя бароном. Все эти заклинания, магические артефакты, подземные склепы... Даже Гомез в такое место не сунулся бы. А уж на что был дерзкий сукин сын.
— Ничего удивительного, если знать прошлое Ворона, — покачал головой Мильтен.
— А что с его прошлым? — удивился Безымянный.
— Вообще-то прежде, до каторги, тот, кто был известен вам под этим прозвищем, состоял в Ордене паладинов. И происходил он из очень знатного, хоть и несколько подрастерявшего былой блеск рода.
— Откуда ты это знаешь?
— Корристо о чём-то таком догадывался, хоть и не знал наверняка, что Ворон — именно тот человек. До Барьера они лично не знали друг друга. А недавно я убедился, что учитель был прав, — отвечал Мильтен. — Когда мы пришли сюда с отрядом Гаронда, воины первым делом обыскали брошенный замок. Всё найденное оружие, припасы и другие пригодные к использованию вещи разделили между собой, а книги и свитки, какие им попались под руку, Гаронд приказал отдать мне. Среди прочего там оказался архив Минентальской каторги, в котором я отыскал и бумаги этого человека. На самом деле его звали Рихард, а не Ворон. Рихард Укара. И на каторгу он попал за измену королю. Это было давно, ещё до возведения Барьера.
— А что именно он наворотил, там не было написано? — полюбопытствовал Горн.
— Там — нет. А вот здесь, — с этими словами Мильтен потянулся к полке и достал с неё пухлую книжицу в сильно потёртой кожаной обложке, — написано. И это, и много что ещё.
— Что это такое? — спросил Безымянный.
— Дневник Ворона. Или, если хотите, его мемуары. Не желаете послушать?
— Конечно, — отозвался Горн. Он устроился поудобнее и умиротворённо сложил большие ладони на сыто округлившемся животе. — Ночь длинная, а в темнице я выдрыхся на неделю вперёд.
— Да, было бы любопытно послушать, — присоединился к здоровяку Безымянный.
— Хорошо, — кивнул Мильтен и зашелестел страницами. — Ну, тут он пишет о своём детстве и юности. Потом о том, как поступил на королевскую службу и всего через год с небольшим сам Робар IIпосвятил его в паладины за храбрость. Это не слишком интересно. Главное, что следует знать о нашем общем знакомом в те годы — так это то, что его родителей постоянно терзала зависть к более удачливым и богатым родичам, знаменитым на всю Миртану и обласканным королём. Наверное, именно поэтому будущий Ворон всю свою жизнь стремился любой ценой вскарабкаться наверх, прославиться, оказаться первым, даже ценой собственной или чужой жизни. И ведь у него почти получилось! Король заметил его смелость и сообразительность, многие вельможи обратили на него внимание и прочили ему славное будущее. Но вышло иначе...
— Это мы как раз знаем, — хохотнул Горн. — Но как же он на каторге очутился?
— О, это самое любопытное... Так, где это? — Мильтен перевернул несколько страниц. — Вот, слушайте:
«Война, открывшая передо мной столь блистательные возможности, поначалу складывалась для Миртаны не самым благоприятным образом. Варантцы превосходили нас числом, а королю приходилось держать значительные силы ещё и на севере. В Нордмаре, как всегда, было неспокойно. Кланы в любой момент были готовы взбунтоваться, забыв о своём родстве с миртанским королём и принесённых ему клятвах, а в предгорьях уже не раз появлялись передовые отряды орков, которых тогда никто ещё не воспринимал как особую угрозу.
Надобно вам знать, что Орден паладинов или, как его ещё называют, Орден Света, возглавляет сам Робар II, носящий, помимо королевского, ещё и титул Великого Магистра. В Ордене собран весь цвет миртанского воинства, ибо стать паладином считается высшей честью. Магистру подчиняются три генерала Ордена. В те времена, когда я был посвящён в члены этого почтенного сообщества, двое из них были молодыми, полными сил и высоких устремлений воинами. Звали их Ли и Хаген.
Первый из генералов происходил из простолюдинов, выбился благодаря своей невероятной храбрости, врождённому полководческому дару и удивительному везению. Не иначе, сам Иннос был на его стороне. Во всяком случае, поначалу. Но об этом я напишу в своё время. Сейчас отмечу лишь, что Робар взял с собой Ли в варантский поход, чтобы держать его перед глазами. Многие вельможи возмущались, что выскочка-простолюдин так возвысился, и нашёптывали про него королю всяческие гадости. Поэтому тот предпочитал не давать Ли чересчур большой самостоятельности.
Хаген же принадлежал к роду Зорнов — одному из знатнейших в Миртане и издревле враждовавшему с моими предками. Помимо хорошего происхождения, этого человека отличало редкое упорство, а также умение выждать время и ударить в самый подходящий момент. Именно его король направил в Нордмар, чтобы проследить за бесперебойными поставками магической руды из тамошних копей, а заодно лишний раз напомнить буйным кланам, кто хозяин в этой части мира.
В столице оставался третий генерал Ордена — престарелый Иоганнес цу Вильфрид. Ему в то время от роду было лет девяносто, и злые языки уверяли, что он до сих пор не рассыпался на отдельные кости лишь благодаря своему панцирю, который не снимал ни днём, ни ночью. Во всяком случае, на людях без брони он уж точно не появлялся. Однако ум старого паладина оставался ясным, а верность его могла поспорить в твёрдости с огромным двуручным мечом, что достался Иоганнесу от предков. Говорили, будто этот меч получил в награду за преданность ещё Лиудольф цу Вильфрид, знаменитый воитель и хронист, в незапамятные времена служивший королю Фалькварду II. Это, впрочем, к моему рассказу не относится. Важно лишь то, что старый Иоганнес был человеком, на которого король мог без опасения оставить Венгард на сколь угодно долгий срок.
Так подробно на личностях королевских полководцев я остановился для того, чтобы стало понятно, почему все славные победы достались Ли, в то время как более достойные генералы первую половину войны без особого толка сидели на месте — один в столице, а второй на ледяных перевалах Нордмара.
Когда вторгшиеся в пределы Миртаны варантцы были отброшены обратно в свои пески, сил у нас оставалось не так уж много. Слишком большие потери мы понесли, отстаивая рубежи королевства. Но войску, которым командовал сам король Робар II, удалось разрезать вражеские силы надвое. Большая часть их под началом Люкора откатилась на юг. А ударные силы варантцев, которыми командовал их полководец Гелон, оказались прижаты к южному побережью Миртаны. Остатки миртанского флота отрезали врагу снабжение по морю, а узкую полоску суши между морским заливом на востоке и неприступными горами на западе занимали наши войска. Оборонять этот перешеек король поручил генералу Ли, а сам собрал самую боеспособную часть войска и двинул её на Гелона.
Следует отметить, что под началом Ли были собраны не самые лучшие войска — не слишком умелые ополченцы из простолюдинов и наёмники, которые сохраняют верность лишь до тех пор, пока получают плату звонкой монетой. Паладинов с генералом оставалась лишь горстка. А с королём ушли отборные части — почти все маги Огня и паладины Ордена Света (в числе которых находился и ваш покорный слуга), рыцари из знатных родов и нордмарские воины...»
— А я тогда остался с Ли, хотя поначалу служил вместе с другими нордмарцами, — перебил Мильтена Горн.
— Почему ты не пошёл со своими? — удивился молодой маг.
— Потому что многие из них меня своим не считали. Видишь ли, хотя мой отец был чистокровным нордмарцем, и не последнего рода притом, но женился на невольнице с Южных островов. Умерла она молодой, так что я мать почти не помню. Но мне от неё досталась в наследство тёмная кожа, хотя нравом я уродился в отца. Мне с детства изрядно перепадало — мальчишки обзывали меня «южанским выродком» и «сыном рабыни». Дразнили сначала в открытую, а потом, когда я подрос и набрался сил, в основном за глаза. Но и после, даже когда многие молодые нордмарцы встали под знамёна короля Робара, никто из земляков особой любви ко мне не испытывал. Я частенько дрался с ними и, в конце концов, чтобы не попасть под полевой суд, попросил перевести меня в ополчение. Там кого только не было, так что я пришёлся ко двору. Ли меня сразу выделил и часто поручал ответственные задания. Он быстро понял, что на этого черномазого парня с большим топором всегда можно положиться.
— Погоди, — вмешался Безымянный, — Выходит, вы с Вороном воевали вместе? Может, ты знал его в те времена?
— Нет, знакомы мы не были. Я до сего дня и не подозревал, что он был в числе тех закованных в сверкающие доспехи заносчивых типов, которые смотрели на нордмарцев, как на невежественных дикарей, а на ополченцев — вообще как на скот, — покачал головой Горн. — Ли, а также паладины из его отряда — Орик и другие — оказались совсем другими людьми. Они не могли похвастаться древней родословной, что длиннее хвоста болотожора, но вояками были хоть куда. И к простым пехотинцам относились по-людски.
— Ясно. Мильтен, читай дальше.
«Мы смяли измотанные долгими боями и лишениями отряды Гелона, перебили их почти поголовно. Сам Гелон погиб в бою. Но и нам победа далась недёшево, так как враги, причинившие так много горя Миртанскому королевству, не очень-то рассчитывали на снисхождение и дрались отчаянно. Думаю, нет особой нужды говорить, что во время сражений я старался оказываться с самых опасных местах и проявлял чудеса храбрости, граничащей с безрассудством. Желание прославиться во что бы то ни стало заглушало во мне голос разума и осторожность.
Тем временем Люкор не раз делал попытки смять войско генерала Ли и прорваться на помощь Гелону. Однако все его нападения были успешно отбиты ополченцами и наёмниками, которые, как ни странно, при этом почти не несли потерь. Ли ухитрился завоевать доверие некоторых вождей пустынных кочевников, которые никогда не ощущали особого родства с остальными варантцами, и те вовремя предупреждали его о готовящемся наступлении. Тогда этот сын не то крестьянина, не то рудокопа так располагал свои войска, что в любом направлении враг натыкался на ливень стрел и железный строй наёмников.
После разгрома Гелона король опрометчиво бросил все силы на юг, надеясь одним ударом разгромить Люкора. Но всё вышло иначе — мы едва не остались в тех мёртвых песках. Дошло до того, что считавшиеся лучшими части королевского войска обратились если не в бегство, то, во всяком случае, в беспорядочное отступление. Лишь наткнувшись на сохранявшие прежний прядок части под командованием Ли, враги были вынуждены прекратить преследовать нас. Неожиданная стойкость этого набранного с бору по сосенке воинства позволила королю остановить отход, хотя бы отчасти восполнить потери и дождаться вызванного из Нордмара генерала Хагена. А когда подкрепления и обозы со свежими припасами подошли, Робар приказал выдвигаться в Варант всеми силами.
Соваться вглубь выжженной солнцем пустыни вслед за отступающими ордами Люкора было бы чистым безумием. Поэтому король избрал единственно верный в нашем положении образ действий. Он решил отрезать войска неприятеля от прибрежных городов, которые в основном располагаются в северо-восточной части Варанта. Именно через них Люкор получал провизию и подкрепление. В глубине страны крупных поселений нет, а на помощь кочевников, пасущих свои стада среди барханов и пересохших русел, он не мог особенно рассчитывать.
Здесь следует сделать небольшое отступление, чтобы пояснить, что представлял собой Варант в те времена. Страна эта, в которой соседствуют кричащая варварская роскошь и чудовищная нищета, пышность прибрежных городов, утопающих в пальмовых рощах, и необозримые пространства безжизненной пустыни, издревле населена была кочевыми племенами. Думаю, не ошибусь, если скажу, что за последние пару-тройку тысячелетий облик и образ жизни этих людей не претерпел каких-либо заметных изменений.
Однако они не были единственными обитателями страны. Когда-то очень давно в Варант с севера пришёл народ, родственный миртанцам. Эти люди принесли веру в Аданоса и построили первые города. Их древней столицей стал Мора-Сул, ныне являющий собой лишь тень былого величия. Теперь же основная жизнь сосредоточилась в расположенном севернее Бакареше и большом числе мелких городков и селений.
Несколько столетий спустя в Варант откуда-то с юга вторглись новые племена. Поначалу воинственные и горделивые, они со временем остепенились и слились с более ранними насельниками страны. Ещё во время войны, о которой я здесь повествую, между этими тремя группами жителей имелись очень заметные различия. Потомки северян, селившиеся в основном на побережьях, носили короткую одежду, не сильно отличавшуюся от миртанской. Они предпочитали прямые клинки кривым парным саблям. Имена их звучали совершенно иначе, нежели у потомков выходцев с юга. Если первых звали, скажем, Эрнандо, Мигель, Хосе, Диего, Санчо или Бернардо, то среди вторых скорее можно было встретить кого-нибудь по имени Тизгар, Касим, Нефар, Асам или Шакир. Что объединяло тех и других, так это презрительное отношение к кочевникам, которых они считали варварами и никогда не упускали случая надуть при заключении торговых сделок.
Значительная часть потомков северян как раз и составляла войско Гелона. Они полегли в боях на юге Миртаны. А охватившая впоследствии Варант волна религиозного фанатизма в значительной мере нивелировала различия в обычаях. Так что теперь, как я слышал, почти все варантцы предпочитают долгополые одежды и кривые сабли, которые отличают их от миртанцев.
Приятно осознавать, что у истоков этих изменений стоял и я — бывший паладин Рихард Укара, а ныне — рудный барон по прозвищу Ворон. Хотя бы таким образом, но я сумел оставить свой след в истории.
Однако в те времена я ещё не знал, что ждёт меня впереди. Под знамёнами короля мы двигались вдоль северного побережья Варанта, и вражеские селения одно за другим падали к нашим ногам.
Охранять пути в Миртану король оставил Хагена. Уж что-что, а стоять на месте и выжидать он всегда умел лучше всех прочих. Не зря же среди паладинов и простых воинов Хаген был известен под прозвищами «Медный Лоб» и «Торопыга». Впрочем, произносить их в полный голос мало кто решался.
Авангард Хагена выдвинулся в город под названием Браго, сам же он с основными силами укрепился севернее. Король свою часть войска повёл по берегу моря прямо на Бакареш, а генералу Ли поручил отражать набеги воинов Люкора с юга...»
— Сумасшедший был поход! Жара стояла нестерпимая, и всё время хотелось пить, — вновь подал голос Горн. — Мы выдвинулись от Браго к Бен Эраи, а потом едва не попали в засаду Люкора под Бен Салой. Это такой здоровенный храм южнее дороги на Бакареш. Варантцы превратили его в подобие крепости. Если бы кочевники не предупредили Ли о засаде, там бы нас и прихлопнули. А так мы отошли к северу, развернулись и смяли фланг люкорова войска. Они опять убрались в пустыню и засели где-то в оазисах, а мы без лишней спешки и особых потерь выбили их дружков из храма Бен Сала. После этого нам открылся прямой путь на городок с тем же названием — считай, предместье Бакареша.
— То есть, вы поспели к варантской столице раньше короля?
— Могли бы. Робар со своими паладинами в то время находился где-то между Лаго и Бакарешем. Но Ли пришлось остановиться и с частью войска спешно вернуться назад. Пришла весть, что Люкор осадил авангард Хагена в Браго, а тот, как обычно, не очень-то спешил на помощь — говорят, всё строил планы беспроигрышного удара. В общем, когда Хаген двинулся к Лаго, варантцы уже отступили под нашим натиском, оставив в дюнах под его стенами с полсотни убитых. А король тем временем как раз осадил Бакареш. Мильтен, что там об этом пишет старина Ворон?
«Стены Бакареша отличаются немалой высотой и прочностью. Поэтому, несмотря на постоянный обстрел из пушек и камнемётов с нашей стороны, сдаваться защитники города не помышляли. Они ждали, когда войско Люкора ударит из пустыни нам в спину.
С моря город блокировал королевский флот. Он изрядно поредел во время сражений в заливе и более ранних битв, а потому едва мог сдерживать натиск варантских пиратов с моря. Пару раз их корабли прорывались под покровом ночи в порт Бакареша и подвозили припасы. Но вскоре к нам подошли три новых галеона — «Милость Инноса», «Кап Дун» и «Эсмеральда». Построенные по приказу Робара на верфях Венгарда, под чутким надзором железного старца Иоганнеса цу Вильфрида, они были вооружены новейшими пушками, отлитыми из магической нордмарской меди. Эти орудия били на гораздо большее расстояние, и их можно было быстро охлаждать водой и уксусом, не опасаясь, что стволы треснут. Так что и скорострельность благодаря им повышалась втрое. После подхода галеонов остатки варантского флота потеряли несколько быстроходных судов и были вынуждены держаться на почтительном расстоянии. Да и защитникам Бакареша стало совсем невесело — теперь город простреливался насквозь.
Вскоре надежда бакарешцев на помощь со стороны Люкора тоже развеялась как туман. Их знаменитый полководец был наголову разбит Ли. В этой битве генерал применил какую-то очередную хитрость, услыхав о которой, многие наши знатные воины презрительно кривили губы. Они сочли такой способ ведения войны неблагородным. Правда, как вскоре стало известно, войско Ли, сражаясь с варантцами в их родной пустыне, несло потери меньшие, чем стоящие под стенами Бакареша королевские отряды. Даже у Хагена потери оказались значительнее — в основном от болезней и внезапных набегов мелких шаек варантцев. Тогда я впервые понял, что умом и хитростью можно добиться куда большего, чем отчаянной храбростью. Но применить этот глубокий вывод на деле мне довелось лишь в Долине Рудников...»
— Горн, а что это была за хитрость, которую применил Ли? — на этот раз чтение прервал Безымянный. — Я, помнится, читал что-то об этом. Так речь как будто шла о каких-то болотах...
— Да какие там болота! — отмахнулся Горн. — Просто зыбучие пески. Вообще, места там настолько гиблые, что туда и варантцы не суются. Только пара кочевников, которых Ли разве что на руках не носил, знали об этих зыбунах. Ли распустил слух, будто выступает в пустыню, чтобы прижать Люкора прямо в оазисе, куда тот отступал после своих вылазок. А потом мы словно бы заблудились, — усмехнулся темнокожий здоровяк. — Люкор, конечно, обрадовался и поспешил нас прикончить. А на деле вышло совсем иначе — его войско завязло в зыбунах, а мы засели на окрестных дюнах, которые кочевники называют барханами, и перестреляли варантцев как падальщиков. А тех, кто выбирался из зыбунов и лез на дюны, рубили на месте. Хотя дрались они как демоны... Люкор с остатками своих людей попытался вырваться, но Ли и это предусмотрел — поставил заслон, перекрыв отступление. Так что всех их взяли едва ли не голыми руками. Люкор был совсем сломлен. Кажется, он малость повредился в уме после такого разгрома и своего пленения.
— А война кончилась? — предположил Безымянный.
— В общем, да. Правда, мы едва не подохли от жажды, пока добирались до оазиса. Да и обратный путь к Бен Сала получился нелёгким. Ну а вскоре Бакареш сдался на милость короля Робара.
— Ворон как раз об этом и пишет, — сказал Мильтен.
«Узнав о разгроме Люкора, горожане утратили остатки воли к сопротивлению и открыли ворота перед королём Робаром, предварительно выторговав защиту от грабежей и погромов. Наши воины проявляли недовольство, но приказ был строг, а собранная с горожан дань хотя бы отчасти удовлетворила алчность большинства.
Люкор со многими другими пленными был сослан на остров Хоринис, где уже не первый год действовала каторга в Долине рудников. Король Робар расположился в древней резиденции правителей Варанта и принимал знать из Мора-Сула и других городов с дарами и заверениями в покорности. По Бакарешу ходили дозоры наших воинов, следившие за порядком. Горожане понемногу успокаивались и возвращались к повседневной жизни. Вновь зашумел и заблагоухал пряностями базар, а в порт стали заходить торговые корабли.
Пираты, воспользовавшись общей расслабленностью и ночной темнотой, попытались устроить налёт на порт, но их заметили и расстреляли из пушек. Предводителя этих разбойников и часть его людей схватили и бросили в темницу. Там они дожидались, когда их участь будет решена. Варант, как нам казалось, окончательно смирился с властью Миртаны.
Вот тогда-то и произошла встреча, круто изменившая всю мою жизнь. Однажды, отстояв ночной караул и отоспавшись, я без особой цели бродил по пыльным улочкам города. Иногда останавливался, чтобы поглазеть на местную жизнь, порой заглядывал в лавки, где торговали фруктами и пряностями, пёстрыми тканями и яркими коврами, драгоценными клинками и кольчугами, глиняной и серебряной посудой, жемчугом, табаком и ещё всякой всячиной.
Проходя мимо узкого переулка, я услышал какой-то крик. Словно кто-то звал на помощь. Разумеется, я схватился за меч и бросился в переулок. Благое решение действовать с умом ещё не взяло во мне верх над безрассудством. Впрочем, в тот раз всё обошлось благополучно. Я увидел двух миртанских воинов, которые прижали к стене женщину в варантских одеждах. Она отчаянно сопротивлялась, но воины были здоровенными парнями, а она — маленькой, тонкой и, как мне показалось, совсем юной, почти девочкой. Чёрные кудри разметались по плечам, а огромные глаза молили о помощи. Вид её так меня тронул, что я взревел раненым мракорисом и мигом расшвырял вояк по сторонам. Похоже, они не вдруг сообразили, что, собственно, произошло.
— Вы разве не слышали приказа короля не трогать местных жителей, проклятые висельники?! — зарычал я.
Они испуганно лепетали в ответ нечто невразумительное. Я приказал им убираться и передать своему начальству, что я назначил каждому из них по десять палок. Обещал проверить нынче же вечером. Понурые вояки поплелись восвояси, а я обратился к спасённой красавице:
— Кто ты, прелестное дитя?
— Нита, — скромно потупив взор, ответила она.
— Где ты живёшь? Позволь проводить тебя.
— Как скажете, господин рыцарь.
Так я узнал, где находится её дом, и стал искать любого предлога для очередной встречи. Свидания наши становились всё более частыми и вскоре переросли в нечто большее, нежели дружба. Мне нравилось в Ните всё. А особенно восхищала её уверенность в том, что меня ждёт великое будущее.
— Ты превзойдёшь всех воинов трёх королевств и прославишься в веках, — говорила она, безотрывно глядя на меня своими огромными колдовскими глазами. — Я знаю, мне дано видеть будущее. Верь своей Ните. Моя мать была прорицательницей, и мне передался её дар.
— Как скажешь, мой нежный цветок пустыни, — кротко отзывался я, хотя тогда ещё не верил в слова Ниты о её даре. Впрочем, я и сейчас сомневаюсь, что она могла видеть будущее. Но магическими способностями обладала, в чём я вскоре и убедился.
При каждой встрече Нита нашёптывала мне о том, что звание простого паладина меня недостойно. Что я сделаю свой род величайшим из великих. Что, вероятно, наши с ней потомки взойдут на престол Миртаны. А, может быть, и мне самому ещё доведётся водрузить на чело корону Робара. Ведь я самый прозорливый, храбрый, справедливый и так далее, и тому подобное. И я, молодой идиот, невольно начинал верить каждому её слову!
— Если будешь просто служить, как все, то никогда не добьёшься того, что тебе принадлежит по праву, — сказала она мне как-то раз после особенно горячей ночи. — Тебе нужны чудеса, чтобы возвыситься над остальными. Ведь они просто люди, каких тьма, а ты...
Далее последовало обычное перечисление моих несравненных достоинств, которое я с удовольствием выслушивал, откинувшись на груду расшитых варантскими узорами подушек. Слова Ниты тешили моё природное тщеславие, распаляя его с невиданной силой.
— Я не умею творить чудеса, ведь я не маг, — отвечал я своей возлюбленной. — Конечно, как и всякий паладин, могу зажечь магический свет, залечить небольшую рану или метнуть во врага огненный шар. Но разве это чудо?
— Для чудес у тебя есть Нита, — засмеялась она.
— О, да! — охотно подтвердил я. — Ты порой вытворяешь такое чудеса, что мне и в самом сладком сне ничего подобного не снилось.
— Нет, я говорю о других чудесах, — сказала она, прошептала что-то, и вдруг все подушки, вывернувшись из-под меня, вспорхнули к самому потолку.
— Ого! — удивился я.
— Это маленькое чудо, — рассмеялась Нита, и голос её звенел как колокольчик из серебра. — Нита знает и большие чудеса. Но она покажет их тебе потом, а то набегут ваши маги в красных одеждах. Они злые, не верь им.
Вскоре я увидел и «большие чудеса» Ниты. Как-то раз она отвела меня в заброшенное подземелье, о существовании которого никто из миртанцев даже не подозревал. И там я увидел такое... Нита вызывала толпы нежити и уничтожала их одним взмахом руки. Она создавала призраков и фантомов. Заставляла летать по воздуху тяжеленные камни и летала сама. Потом я перестал осознавать, что со мной происходит. Очнулся в порту, совершенно не помня, как там оказался. Да и подземелье то впоследствии не смог отыскать при всём старании. А потом мне стало не до того.
Очередное наше свидание выдалось коротким. После необычайно страстных утех я задремал, но Нита вскоре разбудила меня.
— Одевайся, — сказала она.
— Зачем? Ты прогоняешь меня?
— Нет. Нита идёт с тобой.
— Куда?
— Настала пора действовать. Ты должен стать тем, кем рождён.
Моё сердце забилось учащённо, я вскочил, принялся натягивать одежду и вооружаться. Как это смешно ни звучит теперь, я верил каждому её слову. Мне даже в голову не пришло хоть чуточку усомниться!
— Что нужно делать?
— Мы сейчас пойдём в тюрьму и освободим капитана, который напал на порт. Он и его люди откроют тебе дорогу к власти.
Не прошло и получаса, как я стоял перед дверью темницы, охраняемой парой стражников и заспанным магом.
— Чего желаете, уважаемый паладин? Если на пиратов поглазеть, то приходите утром. Ночью не положено.
— Да-да, конечно... — пробормотал я, разворачиваясь и доставая меч.
Маг умер первым, так и не успев ничего понять. Стражники едва успели схватиться за оружие, как я обрушил на них удары своего клинка. Оба рухнули замертво.
Услышав шум, из караулки выскочили ещё несколько человек. Я развернулся к ним, а Нита уже звенела снятыми с пояса убитого стражника ключами, отворяя темницу. Пираты вырвались на свободу, на ходу подхватили оружие мёртвых охранников и мы вместе обрушились на оставшуюся стражу...
Рассвет застал нас в песчаных холмах к югу от селения Бен Сала. Я только теперь начал осознавать, где нахожусь и что со мной недавно произошло. Разглядел освобождённых мной пиратов — рослого предводителя с хищным горбоносым лицом и пронзительным взглядом чёрных глаз, а также пятерых его людей — крепких, покрытых шрамами рубак.
Предводитель с наслаждением вдохнул прохладный утренний воздух, ещё не отравленный вездесущей песчаной пылью и громко расхохотался.
— Теперь им нас ни за что не догнать! — сказал он.
А Нита — моя Нита! — доверчиво прижималась к нему. Пират обнял её огромной ручищей и обернулся ко мне.
— Ну что, дурачок, удивлён? Что рот раззявил, ещё не очухался? Эта ведьма своё дело знает, кому угодно голову заморочит. Кроме меня, конечно. Правда, красавица?
— Да, мой повелитель, — промурлыкала Нита в ответ, и в её взгляде, направленном на разбойника, светилось обожание.
— Нита! — закричал я. — Что происходит?!
В ответ она лишь молча опустила ресницы.
— То, что должно, — снова расхохотался предводитель пиратов. — Или ты и вправду считал, что у вас любовь до гроба? Хоть представляешь, сколько у неё было таких как ты? Она же тебе в матери годится. А что выглядит молодо, так магия ещё и не на то способна.
— Нита, Нита! Что говорит этот человек? Ведь это неправда? Нет? — как безумный повторял я.
Она молчала.
Я рухнул на колени и пополз к ней, утопая в песке.
— Нита, уйдём отсюда! Ведь нам было так хорошо вместе! Ты ведь любишь меня, правда? — твердил я снова и снова.
— Заткнись и убирайся! — нахмурился пират. — Или, клянусь Белиаром, я разобью твою безмозглую голову.
Остальные разбойники глумливо заржали.
— Милый, может быть, возьмём его с собой? Не слишком ли ты жесток к тому, кто освободил тебя? — проворковала Нита.
Пират взглянул на неё с гневом и удивлением, грубо оттолкнул от себя.
— Не смей к ней прикасаться! — заорал я.
— Закрой пасть, — ответил он, даже не повернув головы.
— Но, Зубен... — вновь подала голос Нита.
— И ты заткнись, миртанская подстилка! — рявкнул он. — Тебе что, нравится быть шлюхой завоевателей? Или моё освобождение было только предлогом, чтобы спутаться с этим молокососом? — шипел негодяй, наклонившись к самому лицу моей возлюбленной.
Пощёчина, которую она ему залепила, казалось, прозвучала на всю пустыню. А то, что произошло дальше, мне снилось в самых страшных кошмарах и много лет спустя. Даже теперь иногда ещё снится.
Зубен схватился за кинжал, видно, взятый у кого-то из убитых при побеге стражников. А потом зарезал её. Хладнокровно, как кочевники режут овец перед праздничной трапезой.
Не помню, что я там орал, когда бросился на него с мечом. Другие разбойники пытались преградить мне путь, но я, не останавливаясь, страшно располосовал двоих из них. Самоуверенность на лице Зубена сменилась ужасом, жить ему оставалось не больше мига... Но на мой затылок обрушился тяжёлый удар, и стало темно.
Ближе к полудню на меня, лежавшего без чувств возле трёх мёртвых тел, наткнулся посланный в погоню отряд. Зубена давно след простыл, а меня привели в чувство и поставили пред грозные королевские очи.
Суд длился недолго. В моей виновности сомнений ни у кого не возникло, так как один из стражников темницы выжил и рассказал, как всё было. Прозвучал приговор: лишение всех титулов, званий, наград и позорная казнь через повешение. Мне уже накинули петлю на шею, когда прибежал гонец с известием о помиловании и замене казни на пожизненную каторгу. Видно, кто-то из моих родственников умолил Робара. Кто именно, мне неизвестно до сих пор.
Так я стал изменником и позором своего рода».
— Вон оно как было... — протянул Безымянный.
— Припоминаю тот случай. Крику из-за того побега тогда было много! Только имени предателя я не запомнил... Зубена так и не поймали, а вскоре среди варантцев объявился вожак с таким именем. Он основал что-то вроде тёмной секты, а потом, когда пришли орки, заключил с ними союз против Миртаны, — сказал Горн. — Что там дальше, Мильтен?
— Дальше о том, как его привезли на Хоринис. Про первые годы на каторге, появление Барьера, бунт заключённых и создание Старого лагеря, — ответил маг. — Но уже поздно, завтра у нас нелёгкий день. Нужно отдохнуть.
— Да, я бы вздремнул, — зевнул Безымянный.
— Что собираешься делать утром? — обратился к нему Горн.
— Гаронд приказал разыскать все отряды, которые он разослал на добычу руды. Без этого он отказывается давать мне письмо для Хагена. Впрочем, в любом случае надо идти. Диего послан с одним из отрядов, его нужно найти в любом случае.
— Хочешь, пойду с тобой? — предложил Горн.
— Нет, лучше выбирайся из долины как можно скорее. Нет желания вытаскивать тебя из-за решётки ещё раз. Да и Ли сейчас твоя помощь совсем не помешает. Он с парнями засел на ферме Онара.
— Но одному слишком опасно, — проворчал Горн.
— Пустяки! У меня есть пара свитков превращения. Обернусь варгом и спокойно пройду мимо всех орочьих постов.
— Ну, если так... — нехотя согласился Горн. — Мильтен, а ты останешься здесь?
— Пока да. Дождусь, когда Хаген пришлёт подкрепление. А потом, наверное, вернусь в монастырь, — ответил маг.
— Может, вместе завтра махнём, а? — предложил Горн.
— Нет. Я пока нужен в замке.
— Ладно, давайте уже спать, — потянулся Безымянный.
— Я всё равно не усну, — проворчал Горн. — В этом каменном мешке только и делал, что спал неделю кряду.
Вскоре после того, как друзья улеглись на устроенных на скорую руку лежанках, Горн захрапел. А Безымянный и Мильтен ещё долго лежали, устремив взгляды в темноту, и размышляли каждый о своём. Мильтен — об измене и долге. Безымянный — о превратностях судьбы и чудесах диковинной южной страны, в которой он ещё ни разу не бывал.
— Раньше лучше было... при Корристо, — пожал плечами молодой маг. — Гомезовы свиньи перевернули здесь всё вверх дном. Я постарался навести порядок, но, сам видишь...
— Это смотря с чем сравнивать, — хмыкнул в ответ темнокожий здоровяк. — Слушай, а пожрать у тебя ничего нет? На ужин в темнице давали какую-то мутную водичку, а на завтрак за счёт лорда Гаронда я, благодаря вам двоим, могу не рассчитывать.
— Если хочешь, могу отвести тебя обратно, — ухмыльнулся в ответ третий собеседник — высокий жилистый человек с собранными в хвост русыми волосами.
— Не-ет, уж лучше я попощусь, — в тон ему отозвался Горн.
— Увы, замок в осаде, и с продовольствием у нас не густо. Боюсь показаться негостеприимным, но мне действительно нечем вас угостить, — развёл руками Мильтен. — Я захватил кое-какие припасы, когда уходил из монастыря, но счёл своим долгом отдать их раненым воинам.
— Этот охранник... Харольд, кажется?.. здорово поубавил мой походный запас, но всё же кое-что осталось, — вновь подал голос русоволосый. С этими словами он водрузил на стол увесистый мешок и принялся рыться в нём, нарочито неспешно доставая содержимое.
— О-о! — простонал Горн, когда на свет тусклого магического светильника была извлечена колбаса, а за ней — добрая краюха пшеничного хлеба, четверть круга овечьего сыра, несколько солёных и подвяленных рыбин, ещё какая-то снедь. — Может, у тебя и глоток шнапса найдётся?
— Ты имеешь в виду то старое доброе пойло, которое гнал старик Иеремия в Новом лагере?
— Ну да.
— Такое мутное, с противной жёлтой пеной и вонючее, как шкура дохлого гоблина?
— Ага, его.
— Извини, друг, этого божественного нектара у меня с собой нет.
— У-у... — приуныл Горн.
— Но, может быть, вот это как-то сможет искупить отсутствие твоего любимого напитка? — С этими словами русоволосый, имени которого друзья так и не узнали, выставил на стол пару пузатых бутылок с тёмно-красной жидкостью.
— Чтоб я сдох! — взревел Горн. — Красное монастырское?!
— Оно. Только не ори так, а то перебудишь всех орков вокруг замка, — засмеялся его безымянный приятель.
— Да демон с ними! Давайте, наконец, перекусим. А то урчание в моём брюхе разбудит волосатых тварей куда скорее, чем мой ослабший с голодухи голос. Мильтен, у тебя кружки есть?
Некоторое время все трое сосредоточенно жевали. Наконец, Горн выцедил в кружку остатки вина и с довольным видом откинулся назад, опершись спиной на книжную полку.
— Мильтен, чего приуныл? — благодушно спросил он.
Молодой маг поднял задумчивый взгляд от недопитой кружки.
— Нет, ничего. Просто снова вспомнил своего учителя, Дамарока, Драго и остальных... Не знаю, смирюсь ли я когда-нибудь с их нелепой гибелью, — ответил он. — И хоть Корристо всегда говорил, что злорадство грех, но всё же хорошо, что ты расправился с их убийцами, — добавил он, взглянув на Безымянного. — Они все мертвы, и это справедливо.
— Теперь да. Все, — непонятно ответил тот.
— Что значит «теперь»? — удивился Горн. — Мне рассказывали, что ты порубил в капусту и пожёг магией и баронов, и всех, кто пытался их защищать. Вот прямо здесь, на этом самом месте.
— Если быть точным, то здесь мне под руку подвернулись только несколько стражников. А баронов я прижал в их логове. Они, конечно, были крепкими ребятами, но я положил их всех прямо в пиршественном зале... Вернее, я счёл, что всех.
— Так кто-то из убийц выжил? — нахмурился Мильтен.
— Да. Ворон оказался жив, хотя я был уверен, что моё заклинание испекло его в собственных доспехах, как устрицу в раковине. Видно, у него имелся какой-то амулет на такой случай. И ещё Бладвина в тот раз не нашёл. Уполз в какую-то щель, мерзавец.
— Выходит, эти двое живы?
— Теперь уже нет, — ответил Безымянный, с нажимом произнеся слово «теперь». — Мы с ними повстречались далеко отсюда, в другой части острова. Среди болот, скрывающих руины одного древнего города. Мне вообще-то много нужно рассказать вам, парни.
Не особенно вдаваясь подробности, Безымянный поведал друзьям о неизвестной прежде области, открытой магами Воды на северо-востоке Хориниса. О том, как встретил там часть беглых каторжников во главе с Вороном. Бывший рудный барон отыскал вход в древнее подземелье и вознамерился вернуть себе власть при помощи укрывавшихся там древних сил. Рассказал о смерти Бладвина и своей последней схватке с Вороном, с тела которого он забрал магический клинок Коготь Белиара.
— И где теперь этот меч? — спросил Мильтен.
— Отдал Сатурасу. Он обещал разобраться, как подогнать его под мой рост при помощи какого-то магического действа. Меч, надо сказать, очень хорош — чёрная бронза, что крепче любой стали. Но веет от него чем-то злым и... нездешним. Аж мороз по коже.
— Слушай, а ты вообще уверен, что это был Ворон? — засомневался Горн. — Что-то многовато он умел и знал для простого заключённого, пусть и называвшего себя бароном. Все эти заклинания, магические артефакты, подземные склепы... Даже Гомез в такое место не сунулся бы. А уж на что был дерзкий сукин сын.
— Ничего удивительного, если знать прошлое Ворона, — покачал головой Мильтен.
— А что с его прошлым? — удивился Безымянный.
— Вообще-то прежде, до каторги, тот, кто был известен вам под этим прозвищем, состоял в Ордене паладинов. И происходил он из очень знатного, хоть и несколько подрастерявшего былой блеск рода.
— Откуда ты это знаешь?
— Корристо о чём-то таком догадывался, хоть и не знал наверняка, что Ворон — именно тот человек. До Барьера они лично не знали друг друга. А недавно я убедился, что учитель был прав, — отвечал Мильтен. — Когда мы пришли сюда с отрядом Гаронда, воины первым делом обыскали брошенный замок. Всё найденное оружие, припасы и другие пригодные к использованию вещи разделили между собой, а книги и свитки, какие им попались под руку, Гаронд приказал отдать мне. Среди прочего там оказался архив Минентальской каторги, в котором я отыскал и бумаги этого человека. На самом деле его звали Рихард, а не Ворон. Рихард Укара. И на каторгу он попал за измену королю. Это было давно, ещё до возведения Барьера.
— А что именно он наворотил, там не было написано? — полюбопытствовал Горн.
— Там — нет. А вот здесь, — с этими словами Мильтен потянулся к полке и достал с неё пухлую книжицу в сильно потёртой кожаной обложке, — написано. И это, и много что ещё.
— Что это такое? — спросил Безымянный.
— Дневник Ворона. Или, если хотите, его мемуары. Не желаете послушать?
— Конечно, — отозвался Горн. Он устроился поудобнее и умиротворённо сложил большие ладони на сыто округлившемся животе. — Ночь длинная, а в темнице я выдрыхся на неделю вперёд.
— Да, было бы любопытно послушать, — присоединился к здоровяку Безымянный.
— Хорошо, — кивнул Мильтен и зашелестел страницами. — Ну, тут он пишет о своём детстве и юности. Потом о том, как поступил на королевскую службу и всего через год с небольшим сам Робар IIпосвятил его в паладины за храбрость. Это не слишком интересно. Главное, что следует знать о нашем общем знакомом в те годы — так это то, что его родителей постоянно терзала зависть к более удачливым и богатым родичам, знаменитым на всю Миртану и обласканным королём. Наверное, именно поэтому будущий Ворон всю свою жизнь стремился любой ценой вскарабкаться наверх, прославиться, оказаться первым, даже ценой собственной или чужой жизни. И ведь у него почти получилось! Король заметил его смелость и сообразительность, многие вельможи обратили на него внимание и прочили ему славное будущее. Но вышло иначе...
— Это мы как раз знаем, — хохотнул Горн. — Но как же он на каторге очутился?
— О, это самое любопытное... Так, где это? — Мильтен перевернул несколько страниц. — Вот, слушайте:
«Война, открывшая передо мной столь блистательные возможности, поначалу складывалась для Миртаны не самым благоприятным образом. Варантцы превосходили нас числом, а королю приходилось держать значительные силы ещё и на севере. В Нордмаре, как всегда, было неспокойно. Кланы в любой момент были готовы взбунтоваться, забыв о своём родстве с миртанским королём и принесённых ему клятвах, а в предгорьях уже не раз появлялись передовые отряды орков, которых тогда никто ещё не воспринимал как особую угрозу.
Надобно вам знать, что Орден паладинов или, как его ещё называют, Орден Света, возглавляет сам Робар II, носящий, помимо королевского, ещё и титул Великого Магистра. В Ордене собран весь цвет миртанского воинства, ибо стать паладином считается высшей честью. Магистру подчиняются три генерала Ордена. В те времена, когда я был посвящён в члены этого почтенного сообщества, двое из них были молодыми, полными сил и высоких устремлений воинами. Звали их Ли и Хаген.
Первый из генералов происходил из простолюдинов, выбился благодаря своей невероятной храбрости, врождённому полководческому дару и удивительному везению. Не иначе, сам Иннос был на его стороне. Во всяком случае, поначалу. Но об этом я напишу в своё время. Сейчас отмечу лишь, что Робар взял с собой Ли в варантский поход, чтобы держать его перед глазами. Многие вельможи возмущались, что выскочка-простолюдин так возвысился, и нашёптывали про него королю всяческие гадости. Поэтому тот предпочитал не давать Ли чересчур большой самостоятельности.
Хаген же принадлежал к роду Зорнов — одному из знатнейших в Миртане и издревле враждовавшему с моими предками. Помимо хорошего происхождения, этого человека отличало редкое упорство, а также умение выждать время и ударить в самый подходящий момент. Именно его король направил в Нордмар, чтобы проследить за бесперебойными поставками магической руды из тамошних копей, а заодно лишний раз напомнить буйным кланам, кто хозяин в этой части мира.
В столице оставался третий генерал Ордена — престарелый Иоганнес цу Вильфрид. Ему в то время от роду было лет девяносто, и злые языки уверяли, что он до сих пор не рассыпался на отдельные кости лишь благодаря своему панцирю, который не снимал ни днём, ни ночью. Во всяком случае, на людях без брони он уж точно не появлялся. Однако ум старого паладина оставался ясным, а верность его могла поспорить в твёрдости с огромным двуручным мечом, что достался Иоганнесу от предков. Говорили, будто этот меч получил в награду за преданность ещё Лиудольф цу Вильфрид, знаменитый воитель и хронист, в незапамятные времена служивший королю Фалькварду II. Это, впрочем, к моему рассказу не относится. Важно лишь то, что старый Иоганнес был человеком, на которого король мог без опасения оставить Венгард на сколь угодно долгий срок.
Так подробно на личностях королевских полководцев я остановился для того, чтобы стало понятно, почему все славные победы достались Ли, в то время как более достойные генералы первую половину войны без особого толка сидели на месте — один в столице, а второй на ледяных перевалах Нордмара.
Когда вторгшиеся в пределы Миртаны варантцы были отброшены обратно в свои пески, сил у нас оставалось не так уж много. Слишком большие потери мы понесли, отстаивая рубежи королевства. Но войску, которым командовал сам король Робар II, удалось разрезать вражеские силы надвое. Большая часть их под началом Люкора откатилась на юг. А ударные силы варантцев, которыми командовал их полководец Гелон, оказались прижаты к южному побережью Миртаны. Остатки миртанского флота отрезали врагу снабжение по морю, а узкую полоску суши между морским заливом на востоке и неприступными горами на западе занимали наши войска. Оборонять этот перешеек король поручил генералу Ли, а сам собрал самую боеспособную часть войска и двинул её на Гелона.
Следует отметить, что под началом Ли были собраны не самые лучшие войска — не слишком умелые ополченцы из простолюдинов и наёмники, которые сохраняют верность лишь до тех пор, пока получают плату звонкой монетой. Паладинов с генералом оставалась лишь горстка. А с королём ушли отборные части — почти все маги Огня и паладины Ордена Света (в числе которых находился и ваш покорный слуга), рыцари из знатных родов и нордмарские воины...»
— А я тогда остался с Ли, хотя поначалу служил вместе с другими нордмарцами, — перебил Мильтена Горн.
— Почему ты не пошёл со своими? — удивился молодой маг.
— Потому что многие из них меня своим не считали. Видишь ли, хотя мой отец был чистокровным нордмарцем, и не последнего рода притом, но женился на невольнице с Южных островов. Умерла она молодой, так что я мать почти не помню. Но мне от неё досталась в наследство тёмная кожа, хотя нравом я уродился в отца. Мне с детства изрядно перепадало — мальчишки обзывали меня «южанским выродком» и «сыном рабыни». Дразнили сначала в открытую, а потом, когда я подрос и набрался сил, в основном за глаза. Но и после, даже когда многие молодые нордмарцы встали под знамёна короля Робара, никто из земляков особой любви ко мне не испытывал. Я частенько дрался с ними и, в конце концов, чтобы не попасть под полевой суд, попросил перевести меня в ополчение. Там кого только не было, так что я пришёлся ко двору. Ли меня сразу выделил и часто поручал ответственные задания. Он быстро понял, что на этого черномазого парня с большим топором всегда можно положиться.
— Погоди, — вмешался Безымянный, — Выходит, вы с Вороном воевали вместе? Может, ты знал его в те времена?
— Нет, знакомы мы не были. Я до сего дня и не подозревал, что он был в числе тех закованных в сверкающие доспехи заносчивых типов, которые смотрели на нордмарцев, как на невежественных дикарей, а на ополченцев — вообще как на скот, — покачал головой Горн. — Ли, а также паладины из его отряда — Орик и другие — оказались совсем другими людьми. Они не могли похвастаться древней родословной, что длиннее хвоста болотожора, но вояками были хоть куда. И к простым пехотинцам относились по-людски.
— Ясно. Мильтен, читай дальше.
«Мы смяли измотанные долгими боями и лишениями отряды Гелона, перебили их почти поголовно. Сам Гелон погиб в бою. Но и нам победа далась недёшево, так как враги, причинившие так много горя Миртанскому королевству, не очень-то рассчитывали на снисхождение и дрались отчаянно. Думаю, нет особой нужды говорить, что во время сражений я старался оказываться с самых опасных местах и проявлял чудеса храбрости, граничащей с безрассудством. Желание прославиться во что бы то ни стало заглушало во мне голос разума и осторожность.
Тем временем Люкор не раз делал попытки смять войско генерала Ли и прорваться на помощь Гелону. Однако все его нападения были успешно отбиты ополченцами и наёмниками, которые, как ни странно, при этом почти не несли потерь. Ли ухитрился завоевать доверие некоторых вождей пустынных кочевников, которые никогда не ощущали особого родства с остальными варантцами, и те вовремя предупреждали его о готовящемся наступлении. Тогда этот сын не то крестьянина, не то рудокопа так располагал свои войска, что в любом направлении враг натыкался на ливень стрел и железный строй наёмников.
После разгрома Гелона король опрометчиво бросил все силы на юг, надеясь одним ударом разгромить Люкора. Но всё вышло иначе — мы едва не остались в тех мёртвых песках. Дошло до того, что считавшиеся лучшими части королевского войска обратились если не в бегство, то, во всяком случае, в беспорядочное отступление. Лишь наткнувшись на сохранявшие прежний прядок части под командованием Ли, враги были вынуждены прекратить преследовать нас. Неожиданная стойкость этого набранного с бору по сосенке воинства позволила королю остановить отход, хотя бы отчасти восполнить потери и дождаться вызванного из Нордмара генерала Хагена. А когда подкрепления и обозы со свежими припасами подошли, Робар приказал выдвигаться в Варант всеми силами.
Соваться вглубь выжженной солнцем пустыни вслед за отступающими ордами Люкора было бы чистым безумием. Поэтому король избрал единственно верный в нашем положении образ действий. Он решил отрезать войска неприятеля от прибрежных городов, которые в основном располагаются в северо-восточной части Варанта. Именно через них Люкор получал провизию и подкрепление. В глубине страны крупных поселений нет, а на помощь кочевников, пасущих свои стада среди барханов и пересохших русел, он не мог особенно рассчитывать.
Здесь следует сделать небольшое отступление, чтобы пояснить, что представлял собой Варант в те времена. Страна эта, в которой соседствуют кричащая варварская роскошь и чудовищная нищета, пышность прибрежных городов, утопающих в пальмовых рощах, и необозримые пространства безжизненной пустыни, издревле населена была кочевыми племенами. Думаю, не ошибусь, если скажу, что за последние пару-тройку тысячелетий облик и образ жизни этих людей не претерпел каких-либо заметных изменений.
Однако они не были единственными обитателями страны. Когда-то очень давно в Варант с севера пришёл народ, родственный миртанцам. Эти люди принесли веру в Аданоса и построили первые города. Их древней столицей стал Мора-Сул, ныне являющий собой лишь тень былого величия. Теперь же основная жизнь сосредоточилась в расположенном севернее Бакареше и большом числе мелких городков и селений.
Несколько столетий спустя в Варант откуда-то с юга вторглись новые племена. Поначалу воинственные и горделивые, они со временем остепенились и слились с более ранними насельниками страны. Ещё во время войны, о которой я здесь повествую, между этими тремя группами жителей имелись очень заметные различия. Потомки северян, селившиеся в основном на побережьях, носили короткую одежду, не сильно отличавшуюся от миртанской. Они предпочитали прямые клинки кривым парным саблям. Имена их звучали совершенно иначе, нежели у потомков выходцев с юга. Если первых звали, скажем, Эрнандо, Мигель, Хосе, Диего, Санчо или Бернардо, то среди вторых скорее можно было встретить кого-нибудь по имени Тизгар, Касим, Нефар, Асам или Шакир. Что объединяло тех и других, так это презрительное отношение к кочевникам, которых они считали варварами и никогда не упускали случая надуть при заключении торговых сделок.
Значительная часть потомков северян как раз и составляла войско Гелона. Они полегли в боях на юге Миртаны. А охватившая впоследствии Варант волна религиозного фанатизма в значительной мере нивелировала различия в обычаях. Так что теперь, как я слышал, почти все варантцы предпочитают долгополые одежды и кривые сабли, которые отличают их от миртанцев.
Приятно осознавать, что у истоков этих изменений стоял и я — бывший паладин Рихард Укара, а ныне — рудный барон по прозвищу Ворон. Хотя бы таким образом, но я сумел оставить свой след в истории.
Однако в те времена я ещё не знал, что ждёт меня впереди. Под знамёнами короля мы двигались вдоль северного побережья Варанта, и вражеские селения одно за другим падали к нашим ногам.
Охранять пути в Миртану король оставил Хагена. Уж что-что, а стоять на месте и выжидать он всегда умел лучше всех прочих. Не зря же среди паладинов и простых воинов Хаген был известен под прозвищами «Медный Лоб» и «Торопыга». Впрочем, произносить их в полный голос мало кто решался.
Авангард Хагена выдвинулся в город под названием Браго, сам же он с основными силами укрепился севернее. Король свою часть войска повёл по берегу моря прямо на Бакареш, а генералу Ли поручил отражать набеги воинов Люкора с юга...»
— Сумасшедший был поход! Жара стояла нестерпимая, и всё время хотелось пить, — вновь подал голос Горн. — Мы выдвинулись от Браго к Бен Эраи, а потом едва не попали в засаду Люкора под Бен Салой. Это такой здоровенный храм южнее дороги на Бакареш. Варантцы превратили его в подобие крепости. Если бы кочевники не предупредили Ли о засаде, там бы нас и прихлопнули. А так мы отошли к северу, развернулись и смяли фланг люкорова войска. Они опять убрались в пустыню и засели где-то в оазисах, а мы без лишней спешки и особых потерь выбили их дружков из храма Бен Сала. После этого нам открылся прямой путь на городок с тем же названием — считай, предместье Бакареша.
— То есть, вы поспели к варантской столице раньше короля?
— Могли бы. Робар со своими паладинами в то время находился где-то между Лаго и Бакарешем. Но Ли пришлось остановиться и с частью войска спешно вернуться назад. Пришла весть, что Люкор осадил авангард Хагена в Браго, а тот, как обычно, не очень-то спешил на помощь — говорят, всё строил планы беспроигрышного удара. В общем, когда Хаген двинулся к Лаго, варантцы уже отступили под нашим натиском, оставив в дюнах под его стенами с полсотни убитых. А король тем временем как раз осадил Бакареш. Мильтен, что там об этом пишет старина Ворон?
«Стены Бакареша отличаются немалой высотой и прочностью. Поэтому, несмотря на постоянный обстрел из пушек и камнемётов с нашей стороны, сдаваться защитники города не помышляли. Они ждали, когда войско Люкора ударит из пустыни нам в спину.
С моря город блокировал королевский флот. Он изрядно поредел во время сражений в заливе и более ранних битв, а потому едва мог сдерживать натиск варантских пиратов с моря. Пару раз их корабли прорывались под покровом ночи в порт Бакареша и подвозили припасы. Но вскоре к нам подошли три новых галеона — «Милость Инноса», «Кап Дун» и «Эсмеральда». Построенные по приказу Робара на верфях Венгарда, под чутким надзором железного старца Иоганнеса цу Вильфрида, они были вооружены новейшими пушками, отлитыми из магической нордмарской меди. Эти орудия били на гораздо большее расстояние, и их можно было быстро охлаждать водой и уксусом, не опасаясь, что стволы треснут. Так что и скорострельность благодаря им повышалась втрое. После подхода галеонов остатки варантского флота потеряли несколько быстроходных судов и были вынуждены держаться на почтительном расстоянии. Да и защитникам Бакареша стало совсем невесело — теперь город простреливался насквозь.
Вскоре надежда бакарешцев на помощь со стороны Люкора тоже развеялась как туман. Их знаменитый полководец был наголову разбит Ли. В этой битве генерал применил какую-то очередную хитрость, услыхав о которой, многие наши знатные воины презрительно кривили губы. Они сочли такой способ ведения войны неблагородным. Правда, как вскоре стало известно, войско Ли, сражаясь с варантцами в их родной пустыне, несло потери меньшие, чем стоящие под стенами Бакареша королевские отряды. Даже у Хагена потери оказались значительнее — в основном от болезней и внезапных набегов мелких шаек варантцев. Тогда я впервые понял, что умом и хитростью можно добиться куда большего, чем отчаянной храбростью. Но применить этот глубокий вывод на деле мне довелось лишь в Долине Рудников...»
— Горн, а что это была за хитрость, которую применил Ли? — на этот раз чтение прервал Безымянный. — Я, помнится, читал что-то об этом. Так речь как будто шла о каких-то болотах...
— Да какие там болота! — отмахнулся Горн. — Просто зыбучие пески. Вообще, места там настолько гиблые, что туда и варантцы не суются. Только пара кочевников, которых Ли разве что на руках не носил, знали об этих зыбунах. Ли распустил слух, будто выступает в пустыню, чтобы прижать Люкора прямо в оазисе, куда тот отступал после своих вылазок. А потом мы словно бы заблудились, — усмехнулся темнокожий здоровяк. — Люкор, конечно, обрадовался и поспешил нас прикончить. А на деле вышло совсем иначе — его войско завязло в зыбунах, а мы засели на окрестных дюнах, которые кочевники называют барханами, и перестреляли варантцев как падальщиков. А тех, кто выбирался из зыбунов и лез на дюны, рубили на месте. Хотя дрались они как демоны... Люкор с остатками своих людей попытался вырваться, но Ли и это предусмотрел — поставил заслон, перекрыв отступление. Так что всех их взяли едва ли не голыми руками. Люкор был совсем сломлен. Кажется, он малость повредился в уме после такого разгрома и своего пленения.
— А война кончилась? — предположил Безымянный.
— В общем, да. Правда, мы едва не подохли от жажды, пока добирались до оазиса. Да и обратный путь к Бен Сала получился нелёгким. Ну а вскоре Бакареш сдался на милость короля Робара.
— Ворон как раз об этом и пишет, — сказал Мильтен.
«Узнав о разгроме Люкора, горожане утратили остатки воли к сопротивлению и открыли ворота перед королём Робаром, предварительно выторговав защиту от грабежей и погромов. Наши воины проявляли недовольство, но приказ был строг, а собранная с горожан дань хотя бы отчасти удовлетворила алчность большинства.
Люкор со многими другими пленными был сослан на остров Хоринис, где уже не первый год действовала каторга в Долине рудников. Король Робар расположился в древней резиденции правителей Варанта и принимал знать из Мора-Сула и других городов с дарами и заверениями в покорности. По Бакарешу ходили дозоры наших воинов, следившие за порядком. Горожане понемногу успокаивались и возвращались к повседневной жизни. Вновь зашумел и заблагоухал пряностями базар, а в порт стали заходить торговые корабли.
Пираты, воспользовавшись общей расслабленностью и ночной темнотой, попытались устроить налёт на порт, но их заметили и расстреляли из пушек. Предводителя этих разбойников и часть его людей схватили и бросили в темницу. Там они дожидались, когда их участь будет решена. Варант, как нам казалось, окончательно смирился с властью Миртаны.
Вот тогда-то и произошла встреча, круто изменившая всю мою жизнь. Однажды, отстояв ночной караул и отоспавшись, я без особой цели бродил по пыльным улочкам города. Иногда останавливался, чтобы поглазеть на местную жизнь, порой заглядывал в лавки, где торговали фруктами и пряностями, пёстрыми тканями и яркими коврами, драгоценными клинками и кольчугами, глиняной и серебряной посудой, жемчугом, табаком и ещё всякой всячиной.
Проходя мимо узкого переулка, я услышал какой-то крик. Словно кто-то звал на помощь. Разумеется, я схватился за меч и бросился в переулок. Благое решение действовать с умом ещё не взяло во мне верх над безрассудством. Впрочем, в тот раз всё обошлось благополучно. Я увидел двух миртанских воинов, которые прижали к стене женщину в варантских одеждах. Она отчаянно сопротивлялась, но воины были здоровенными парнями, а она — маленькой, тонкой и, как мне показалось, совсем юной, почти девочкой. Чёрные кудри разметались по плечам, а огромные глаза молили о помощи. Вид её так меня тронул, что я взревел раненым мракорисом и мигом расшвырял вояк по сторонам. Похоже, они не вдруг сообразили, что, собственно, произошло.
— Вы разве не слышали приказа короля не трогать местных жителей, проклятые висельники?! — зарычал я.
Они испуганно лепетали в ответ нечто невразумительное. Я приказал им убираться и передать своему начальству, что я назначил каждому из них по десять палок. Обещал проверить нынче же вечером. Понурые вояки поплелись восвояси, а я обратился к спасённой красавице:
— Кто ты, прелестное дитя?
— Нита, — скромно потупив взор, ответила она.
— Где ты живёшь? Позволь проводить тебя.
— Как скажете, господин рыцарь.
Так я узнал, где находится её дом, и стал искать любого предлога для очередной встречи. Свидания наши становились всё более частыми и вскоре переросли в нечто большее, нежели дружба. Мне нравилось в Ните всё. А особенно восхищала её уверенность в том, что меня ждёт великое будущее.
— Ты превзойдёшь всех воинов трёх королевств и прославишься в веках, — говорила она, безотрывно глядя на меня своими огромными колдовскими глазами. — Я знаю, мне дано видеть будущее. Верь своей Ните. Моя мать была прорицательницей, и мне передался её дар.
— Как скажешь, мой нежный цветок пустыни, — кротко отзывался я, хотя тогда ещё не верил в слова Ниты о её даре. Впрочем, я и сейчас сомневаюсь, что она могла видеть будущее. Но магическими способностями обладала, в чём я вскоре и убедился.
При каждой встрече Нита нашёптывала мне о том, что звание простого паладина меня недостойно. Что я сделаю свой род величайшим из великих. Что, вероятно, наши с ней потомки взойдут на престол Миртаны. А, может быть, и мне самому ещё доведётся водрузить на чело корону Робара. Ведь я самый прозорливый, храбрый, справедливый и так далее, и тому подобное. И я, молодой идиот, невольно начинал верить каждому её слову!
— Если будешь просто служить, как все, то никогда не добьёшься того, что тебе принадлежит по праву, — сказала она мне как-то раз после особенно горячей ночи. — Тебе нужны чудеса, чтобы возвыситься над остальными. Ведь они просто люди, каких тьма, а ты...
Далее последовало обычное перечисление моих несравненных достоинств, которое я с удовольствием выслушивал, откинувшись на груду расшитых варантскими узорами подушек. Слова Ниты тешили моё природное тщеславие, распаляя его с невиданной силой.
— Я не умею творить чудеса, ведь я не маг, — отвечал я своей возлюбленной. — Конечно, как и всякий паладин, могу зажечь магический свет, залечить небольшую рану или метнуть во врага огненный шар. Но разве это чудо?
— Для чудес у тебя есть Нита, — засмеялась она.
— О, да! — охотно подтвердил я. — Ты порой вытворяешь такое чудеса, что мне и в самом сладком сне ничего подобного не снилось.
— Нет, я говорю о других чудесах, — сказала она, прошептала что-то, и вдруг все подушки, вывернувшись из-под меня, вспорхнули к самому потолку.
— Ого! — удивился я.
— Это маленькое чудо, — рассмеялась Нита, и голос её звенел как колокольчик из серебра. — Нита знает и большие чудеса. Но она покажет их тебе потом, а то набегут ваши маги в красных одеждах. Они злые, не верь им.
Вскоре я увидел и «большие чудеса» Ниты. Как-то раз она отвела меня в заброшенное подземелье, о существовании которого никто из миртанцев даже не подозревал. И там я увидел такое... Нита вызывала толпы нежити и уничтожала их одним взмахом руки. Она создавала призраков и фантомов. Заставляла летать по воздуху тяжеленные камни и летала сама. Потом я перестал осознавать, что со мной происходит. Очнулся в порту, совершенно не помня, как там оказался. Да и подземелье то впоследствии не смог отыскать при всём старании. А потом мне стало не до того.
Очередное наше свидание выдалось коротким. После необычайно страстных утех я задремал, но Нита вскоре разбудила меня.
— Одевайся, — сказала она.
— Зачем? Ты прогоняешь меня?
— Нет. Нита идёт с тобой.
— Куда?
— Настала пора действовать. Ты должен стать тем, кем рождён.
Моё сердце забилось учащённо, я вскочил, принялся натягивать одежду и вооружаться. Как это смешно ни звучит теперь, я верил каждому её слову. Мне даже в голову не пришло хоть чуточку усомниться!
— Что нужно делать?
— Мы сейчас пойдём в тюрьму и освободим капитана, который напал на порт. Он и его люди откроют тебе дорогу к власти.
Не прошло и получаса, как я стоял перед дверью темницы, охраняемой парой стражников и заспанным магом.
— Чего желаете, уважаемый паладин? Если на пиратов поглазеть, то приходите утром. Ночью не положено.
— Да-да, конечно... — пробормотал я, разворачиваясь и доставая меч.
Маг умер первым, так и не успев ничего понять. Стражники едва успели схватиться за оружие, как я обрушил на них удары своего клинка. Оба рухнули замертво.
Услышав шум, из караулки выскочили ещё несколько человек. Я развернулся к ним, а Нита уже звенела снятыми с пояса убитого стражника ключами, отворяя темницу. Пираты вырвались на свободу, на ходу подхватили оружие мёртвых охранников и мы вместе обрушились на оставшуюся стражу...
Рассвет застал нас в песчаных холмах к югу от селения Бен Сала. Я только теперь начал осознавать, где нахожусь и что со мной недавно произошло. Разглядел освобождённых мной пиратов — рослого предводителя с хищным горбоносым лицом и пронзительным взглядом чёрных глаз, а также пятерых его людей — крепких, покрытых шрамами рубак.
Предводитель с наслаждением вдохнул прохладный утренний воздух, ещё не отравленный вездесущей песчаной пылью и громко расхохотался.
— Теперь им нас ни за что не догнать! — сказал он.
А Нита — моя Нита! — доверчиво прижималась к нему. Пират обнял её огромной ручищей и обернулся ко мне.
— Ну что, дурачок, удивлён? Что рот раззявил, ещё не очухался? Эта ведьма своё дело знает, кому угодно голову заморочит. Кроме меня, конечно. Правда, красавица?
— Да, мой повелитель, — промурлыкала Нита в ответ, и в её взгляде, направленном на разбойника, светилось обожание.
— Нита! — закричал я. — Что происходит?!
В ответ она лишь молча опустила ресницы.
— То, что должно, — снова расхохотался предводитель пиратов. — Или ты и вправду считал, что у вас любовь до гроба? Хоть представляешь, сколько у неё было таких как ты? Она же тебе в матери годится. А что выглядит молодо, так магия ещё и не на то способна.
— Нита, Нита! Что говорит этот человек? Ведь это неправда? Нет? — как безумный повторял я.
Она молчала.
Я рухнул на колени и пополз к ней, утопая в песке.
— Нита, уйдём отсюда! Ведь нам было так хорошо вместе! Ты ведь любишь меня, правда? — твердил я снова и снова.
— Заткнись и убирайся! — нахмурился пират. — Или, клянусь Белиаром, я разобью твою безмозглую голову.
Остальные разбойники глумливо заржали.
— Милый, может быть, возьмём его с собой? Не слишком ли ты жесток к тому, кто освободил тебя? — проворковала Нита.
Пират взглянул на неё с гневом и удивлением, грубо оттолкнул от себя.
— Не смей к ней прикасаться! — заорал я.
— Закрой пасть, — ответил он, даже не повернув головы.
— Но, Зубен... — вновь подала голос Нита.
— И ты заткнись, миртанская подстилка! — рявкнул он. — Тебе что, нравится быть шлюхой завоевателей? Или моё освобождение было только предлогом, чтобы спутаться с этим молокососом? — шипел негодяй, наклонившись к самому лицу моей возлюбленной.
Пощёчина, которую она ему залепила, казалось, прозвучала на всю пустыню. А то, что произошло дальше, мне снилось в самых страшных кошмарах и много лет спустя. Даже теперь иногда ещё снится.
Зубен схватился за кинжал, видно, взятый у кого-то из убитых при побеге стражников. А потом зарезал её. Хладнокровно, как кочевники режут овец перед праздничной трапезой.
Не помню, что я там орал, когда бросился на него с мечом. Другие разбойники пытались преградить мне путь, но я, не останавливаясь, страшно располосовал двоих из них. Самоуверенность на лице Зубена сменилась ужасом, жить ему оставалось не больше мига... Но на мой затылок обрушился тяжёлый удар, и стало темно.
Ближе к полудню на меня, лежавшего без чувств возле трёх мёртвых тел, наткнулся посланный в погоню отряд. Зубена давно след простыл, а меня привели в чувство и поставили пред грозные королевские очи.
Суд длился недолго. В моей виновности сомнений ни у кого не возникло, так как один из стражников темницы выжил и рассказал, как всё было. Прозвучал приговор: лишение всех титулов, званий, наград и позорная казнь через повешение. Мне уже накинули петлю на шею, когда прибежал гонец с известием о помиловании и замене казни на пожизненную каторгу. Видно, кто-то из моих родственников умолил Робара. Кто именно, мне неизвестно до сих пор.
Так я стал изменником и позором своего рода».
— Вон оно как было... — протянул Безымянный.
— Припоминаю тот случай. Крику из-за того побега тогда было много! Только имени предателя я не запомнил... Зубена так и не поймали, а вскоре среди варантцев объявился вожак с таким именем. Он основал что-то вроде тёмной секты, а потом, когда пришли орки, заключил с ними союз против Миртаны, — сказал Горн. — Что там дальше, Мильтен?
— Дальше о том, как его привезли на Хоринис. Про первые годы на каторге, появление Барьера, бунт заключённых и создание Старого лагеря, — ответил маг. — Но уже поздно, завтра у нас нелёгкий день. Нужно отдохнуть.
— Да, я бы вздремнул, — зевнул Безымянный.
— Что собираешься делать утром? — обратился к нему Горн.
— Гаронд приказал разыскать все отряды, которые он разослал на добычу руды. Без этого он отказывается давать мне письмо для Хагена. Впрочем, в любом случае надо идти. Диего послан с одним из отрядов, его нужно найти в любом случае.
— Хочешь, пойду с тобой? — предложил Горн.
— Нет, лучше выбирайся из долины как можно скорее. Нет желания вытаскивать тебя из-за решётки ещё раз. Да и Ли сейчас твоя помощь совсем не помешает. Он с парнями засел на ферме Онара.
— Но одному слишком опасно, — проворчал Горн.
— Пустяки! У меня есть пара свитков превращения. Обернусь варгом и спокойно пройду мимо всех орочьих постов.
— Ну, если так... — нехотя согласился Горн. — Мильтен, а ты останешься здесь?
— Пока да. Дождусь, когда Хаген пришлёт подкрепление. А потом, наверное, вернусь в монастырь, — ответил маг.
— Может, вместе завтра махнём, а? — предложил Горн.
— Нет. Я пока нужен в замке.
— Ладно, давайте уже спать, — потянулся Безымянный.
— Я всё равно не усну, — проворчал Горн. — В этом каменном мешке только и делал, что спал неделю кряду.
Вскоре после того, как друзья улеглись на устроенных на скорую руку лежанках, Горн захрапел. А Безымянный и Мильтен ещё долго лежали, устремив взгляды в темноту, и размышляли каждый о своём. Мильтен — об измене и долге. Безымянный — о превратностях судьбы и чудесах диковинной южной страны, в которой он ещё ни разу не бывал.
Последнее редактирование:
