Дикарь
★★★★★★★
Модератор
- Регистрация
- 17 Апр 2007
- Сообщения
- 7.303
- Благодарности
- 9.100
- Баллы
- 1.415
Лесное озеро
Скачать в формате FB2 можно здесь.
Аудио-версия
С утра над Хоринисом прошёл дождь. К полудню тучи на небе развеялись, но земля в лесу оставалась влажной. Потому свежие отпечатки изящных босых ступней на тропе были очень хорошо заметны, и вели они в сторону маленького лесного озера. Стоило их увидеть, как сердце моё взволнованно затрепетало.
Торопливо, но не забывая об осторожности, я двинулся в том же направлении, куда вели следы. Однако, не дойдя нескольких сотен шагов до своей цели, ощутил поблизости чужое присутствие. Что именно меня встревожило, я бы и сам не мог сказать, но годы упражнений и охоты в дикой местности даром не проходят.
Я притаился за стволом поваленного дерева, которое лежало возле тропки, и стал наблюдать. Вскоре оказалось, что насторожился я не напрасно. Ветви кустарника неподалёку вздрогнули раз, другой, а потом из-за них высунулось знакомое лицо — это оказался мой давний приятель, который происходил из семьи почти столь же благородной, что и я сам.
— Гуго! — негромко окликнул я его и вышел на открытое место.
Он вздрогнул, но, тоже узнав меня, быстро успокоился и выбрался из своего убежища.
— А, это ты! Как тебя сюда занесло?
Вслед за Гуго из кустов показалась коренастая фигура его извечного спутника, который исполнял при нём обязанности то ли слуги, то ли оруженосца. Как его звали, не помню, — лица презренной черни всегда казались мне одинаковыми серыми пятнами. Знаю лишь, что когда мать Гуго умерла при родах, его отдали кормилице из простых. И с малых лет её сын повсюду таскается за моим приятелем как хвост за шныгом.
— Упражнялся в чтении следов и обнаружении засад, — усмехнулся я в ответ, не удостоив спутника Гуго даже взглядом.
— Да, ловко ты нас выследил, — согласился мой приятель.
— Решили поохотиться? — спросил я, стараясь сохранить беспечный вид, хотя в этот миг меня, будто молния, пронзила догадка о том, на кого именно они здесь охотились.
— Поохотиться? Да, поохотиться! — самодовольно хохотнул Гуго. — Мы заметили, как по этой тропе прошла какая-то тощая простолюдинка в лохмотьях. Не знаю, к кому там эта овца бегает в лес, но скоро она должна возвращаться назад. А тут — мы! Присоединишься? Можем неплохо позабавиться.
— Погоняем дуру по кустам! — тупо заржав, подал голос прихлебатель Гуго.
— Погоди, правильно ли я тебя понял? Ты хочешь, чтобы мы с тобой — два потомка знатных семей — сидели в этих кустах и стерегли какую-то там девку с фермы? — я расхохотался, постаравшись, чтобы мой смех прозвучал как можно более издевательски. — Нет, ну тебе не привыкать тратить своё время на всякий домашний скот, — продолжил я, с презрением скользнув взглядом по разом вытянувшейся роже молочного брата моего приятеля... бывшего приятеля. — Но я рождён для битвы, охоты и пиров с благородными воинами, а не для того, чтобы караулить по кустам всяких простолюдинок.
Лицо Гуго перекосилось от гнева.
— Вот, значит, как? Наши развлечения для тебя слишком низкие? — прорычал он. — Тогда проваливай отсюда, покуда цел!
Ага, наконец-то я своего добился! Он в ярости.
— Что? Ты мне угрожаешь? Мне — потомку древнего знатного рода?! — нахмурился я, сделал шаг вперёд и врезал бывшему приятелю кулаком между глаз.
Гуго отлетел назад, но каким-то чудом не упал, вернул себе равновесие и потянулся к оружию. Его молочный братец, не говоря ни слова, набросился на меня сбоку и замахнулся дубинкой. Я уклонился и с разворота двинул ему локтем по загривку. Холуй хрюкнул и уткнулся носом в папоротник. Но в следующий миг пришлось отражать град ударов, который обрушил на меня Гуго...
***
Вечером, стараясь стоять более-менее ровно, я предстал пред суровые очи родителя.
— Хорош! — оглядев меня с головы до ног, хмыкнул отец. — Ты что, воровал овец на пастбище и тебя поймали пастухи?
— Нет, это был благородный поединок одного против двоих, — гордо ответил я, с трудом шевеля разбитыми губами и отворачивая от света очага заплывший глаз.
— Вот как? И с кем же ты дрался?
— С Гуго, сыном Шеди. Ну и его молочный братец путался под ногами.
— Это отродье прислуги... Что вы не поделили? — нахмурился отец.
— Он в моём лице задел честь нашего рода, — вскинул я голову, насколько позволяла занемевшая шея.
— Да, это достойный повод для поединка. Но, судя по твоему виду, ты проиграл? — голос отца стал холоднее льда, а взгляд отяжелел, словно туча перед грозой. Позади него на камне стены зловеще плясала и извивалась чёрная тень, следуя всем капризам полыхавшего в очаге пламени.
— Нет, поле боя осталось за мной. А вид у моего противника сейчас, пожалуй, похуже, чем у меня, — попытался улыбнуться я.
Взгляд отца заметно потеплел.
— Что ж, кажется, прежде я недооценивал тебя. Мне всегда казалось, что ты излишне мягок и склонен к мечтательности. Эти качества, бесспорно, выдают благородство души, но в нашем роду всегда больше ценилось умение владеть оружием и стойкость в бою. И ты их сегодня проявил в полной мере. Мне за тебя не стыдно, — завершил мой суровый родитель речь фразой, которая в его устах могла сойти за самую высокую похвалу.
— Я стараюсь, отец, — ответил я.
Он ещё раз оглядел меня и вздохнул.
— Знаешь, что меня больше всего радует? То, что вы с Гуго только осенью будете перепоясаны мечами, а сегодня у вас в руках были простые дубинки. Иначе бы один из вас остался лежать на месте поединка. Но впредь, пока не станешь полноправным воином, изволь носить с собой хотя бы палицу с шипами.
— Хорошо, отец.
— Ступай.
Я поклонился и похромал к выходу.
Вряд ли родитель всё так же гордился бы мной, узнай он, из-за чего на самом деле я сцепился с Гуго. После того, как мой бывший приятель, повиснув на плече своего прихлебателя, с позором покинул место неудавшейся засады, я нашёл в себе силы осмотреть близлежащий участок леса. Нужно было убедиться, что та, ради которой я принял бой, услыхала шум схватки, обошла стороной опасное место и вернулась на ферму.
Теперь же, с облегчением вытянувшись на своей жёсткой постели, я стал вспоминать, как увидел её впервые...
***
Я вышел к прорезавшему склон руслу и внимательно огляделся. Кабанье стадо прошло здесь совсем недавно. Если судить по многочисленным следам раздвоенных копыт у ручья, животных было не меньше полудюжины. Звери выбрались из воды и скрылись в зарослях возле скал выше по склону. Встреча с целым стадом не сулила ничего хорошего, а потому преследовать кабанов я не стал и направился вниз по ручью, бесшумно пробираясь сквозь густой подлесок.
Начало лета — время для охоты не самое подходящее. Однако я должен ежедневно оттачивать свои навыки следопыта и воина, чтобы в недалёком будущем продолжить дело предков, многие поколения которых не выпускали из рук меча, а лучшей одеждой считали прадедовскую кольчугу.
Раньше, когда я был сущим молокососом, отец не отпускал меня в лес одного. Вместе с ним и братьями мы переваливали невысокий хребет, отделявший здешние земли от Рудниковой долины, и охотились там. Но с тех пор, как в долине устроили каторгу, она стала слишком оживлённым и шумным местом. Времена вообще наступили тревожные, и отец стал чаще пропадать где-то с другими главами знатных родов. Братья тоже постоянно бывали заняты какими-то важными делами, а я значительную часть времени оставался предоставленным самому себе. Из тощего неуклюжего подростка, каким был недавно, я уже превратился в ловкого молодого воина и очень собой гордился. Не далёк тот день, когда и меня перепояшут мечом, как всех мужчин в нашем роду.
Предаваясь мечтам о блистательном будущем, я не заметил, как выбрался к берегу небольшого озерца, со всех сторон укрытого раскидистыми деревьями и невысокими серыми скалами. Местечко выглядело совершенно глухим и первозданно диким, хотя, как мне было известно, неподалёку располагалась большая ферма.
Я остановился, невольно залюбовавшись открывшимся видом. На поверхности воды танцевали мелкие волны, которые порождал ручей, втекавший в озеро небольшим водопадом. Солнечные лучи пробивались сквозь древесные кроны и отражались от воды яркими бликами. Повсюду порхали бабочки, доносились голоса певчих птиц, негромко журчал ручей, пахло свежестью и цветами. Не хотелось больше никуда идти. Сидеть бы всё время на этом берегу и смотреть, как мелкие рыбёшки гоняются друг за другом в хрустальной воде.
Из мечтательности меня вывело движение ветвей на другом берегу. Не делая резких движений, я отступил назад и скользнул в тень ствола старого дерева. Ветви, прикрывавшие незаметную отсюда тропку, вновь качнулись, и к воде вышла молодая крестьянка. В руках она несла охапку трав. Вероятно, её послали, чтобы набрать растений для вонючего зелья от какой-нибудь овечьей болезни или от чесотки, которой нередко страдают грязные простолюдины.
Появление незваной гостьи меня порядком раздосадовало. Вот сейчас она примется ломать цветы на берегу, умываться, шумно плещась и сморкаясь, или, не приведи боги, задумает постирать в этом прекрасном озере своё испохабленное дюжиной неровных заплаток тряпьё. Я поморщился и уже собрался покинуть осквернённый невежественной простолюдинкой уголок. Однако странное поведение крестьянки заставило меня задержаться.
Вместо того чтобы оскорбить берег чудесного водоёма своими грубыми повадками и неряшливостью, она положила траву на ближайший камень, запрокинула голову вверх, навстречу сверкавшим сквозь листву солнечным лучикам, и замерла. Глаза её были закрыты, а на губах блуждала лёгкая улыбка. Я невольно обратил внимание на то, какая она стройная, лёгкая, вся наполненная жизнью. Будто молодой грациозный зверёк, вышедший к водопою. Даже безобразные, давно потерявшие первоначальный цвет лохмотья не могли скрыть её тонкой талии и высокой груди...
В озере громко плеснула рыба, девушка вздрогнула и огляделась по сторонам. Убедившись в отсутствии опасности, она успокоилась и, присев на корточки возле какого-то цветущего растения, стала наблюдать за бабочками, собиравшими нектар. Незнакомка протянула руку и одно из насекомых, трепеща белыми крыльями, доверчиво устроилось на тонких пальцах, посидело там, а потом вспорхнуло, кружась вокруг волос девушки. Я только сейчас обратил внимание, какие они густые, пушистые, красивого каштанового оттенка.
Девушка засмеялась, и этот смех совсем не походил на грубый визгливый гогот других простолюдинок. Он нежно прозвенел в унисон с журчанием ручья. Незнакомка помахала бабочке рукой на прощание, а потом, изящным жестом приподняв подол платья, вошла в воду. Постояла там немного, дразня пальцами ноги глупых рыб, но вдруг, будто вспомнив о чём-то, быстро вернулась на берег, подняла с камня свою добычу и скрылась в зарослях.
С её уходом мне показалось, будто солнце стало светить не так ярко, как прежде, цветы потускнели, а птичьи трели стали скучными и однообразными. Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, и направился обратно в лес. Времени до заката оставалось много, а я в этот день ещё собирался побывать на верхних пастбищах.
***
Разумеется, я постарался выкинуть из головы мимолётную встречу с представительницей племени, презирать которое нас с братьями учили с детства. Но молодая крестьянка меня будто околдовала! Днём я то и дело ловил себя на том, что улыбаюсь, вспоминая солнечный лучик, заблудившийся в её волосах. Ночью она приходила ко мне во снах... Что за наваждение? Потомку древнего воинственного рода стыдно даже знать о существовании какой-то там оборванки с фермы.
Однако доводы разума оказались бессильны, я ничего не мог с собой поделать и при любой возможности бежал к озеру, бродил там или в окрестностях фермы. Несколько раз я видел издалека знакомую лёгкую фигурку, мелькавшую между неуклюжими постройками. Она то бежала доить овец, то развешивала выстиранное бельё, то, ссутулившись, покорно выслушивала упрёки хозяйки. Но далеко от дома все последующие дни не отходила. Я же продолжал вновь и вновь возвращаться к ферме, ловя взглядом каждый промельк знакомого силуэта и копя в себе чёрную ненависть к придирчивой хозяйке моего озёрного цветка.
Наконец моё долготерпение было вознаграждено. Сидя в кроне дерева, я увидел, что девушка, породившая в моём сердце такую бурю чувств, с корзинкой в руках вышла за ворота фермы и направилась к знакомой тропинке. Правда, была она не одна, следом из ворот выбежала ещё одна крестьянка. Но эта была обычной, такой же, как другие простолюдинки — коренастой, с круглой глуповатой рожей и засаленными чёрными волосами.
Ловко соскользнув с дерева, я бросился бежать и оказался возле озера много раньше, чем туда пришли девушки, которые по пути останавливались для сбора трав. Когда они вышли на берег, я уже удобно устроился в зарослях неподалёку.
— Прелестно здесь, правда? — произнесла моя чародейка. Голос у неё оказался чудный, под стать облику.
— А вот, к примеру, рыбы в этом болоте много водится? — пробухтела в ответ её спутница, не обратив ни малейшего внимания на окружающую красоту. Она отставила корзинку, наклонилась к воде, умыла свою потную морду и вытерла её грязным передником. — Жарко. Давай искупаемся, что ли?
— Ты что? А вдруг сюда кто-нибудь придёт?
— Так мы по очереди. Сначала я выкупаюсь, а ты за тропой приглядишь. Потом ты пополощешься, а я покараулю.
— Ну... ладно, — немного поколебавшись, согласилась моя ненаглядная.
Сердце моё учащённо забилось. Неужели это не сон?
Правда, поначалу мне пришлось вытерпеть отвратительное зрелище купания этой черноволосой неряхи. А она всё никак не могла убраться на берег — шумно плескалась, фыркала и окунала в воду свои грязные патлы. Как она смеет осквернять озеро, в которое сейчас войдёт та, что заставила меня забыть всех благородных красавиц из лучших семей острова?! Хорошо хоть, что благодаря ручью вода здесь проточная.
Но всё когда-нибудь кончается. Вот и эта грязнуха, переваливаясь на кривых ногах, наконец, выкатилась из воды и снова закуталась в своё блохастое тряпьё.
— Эй, Рози! — крикнула она. — Иди сюда, теперь твоя очередь.
Рози! Мою возлюбленную зовут Рози. Какое чудесное имя!
Наконец, черноволосая скрылась из виду, а вместо неё на берег ступила моя Рози. Робко оглядевшись, она сбросила платье и предстала передо мной во всём своём юном и нежном великолепии! У меня перехватило дыхание от несказанного восторга.
В воде её гибкое тело двигалось так же грациозно, как и на суше. Я, забыв обо всём на свете, сидел в своём укрытии и не мог оторвать взгляда от этого дивного зрелища. Не знаю, сколько это продолжалось. Мне показалось, что всего лишь мгновение.
Чудо снова порушила проклятая черноволоска.
— Хватит уже там бултыхаться! — выбравшись из кустов, заорала она. — Нам идти пора, а то хозяйка опять за волосья оттаскает.
— Да-да, идём! — отозвалась Рози и торопливо выбежала на берег. Она на миг прогнулась и согнала ладонями с живота и бёдер капли воды (я едва не застонал вслух), подняла с камня аккуратно сложённое платье и быстро в него облачилась. Какое всё-таки неподходящее одеяние для такого необыкновенного существа!
После ухода девушек я ещё долго не мог прийти в себя. Чудесное видение по-прежнему стояло перед моими глазами.
***
Стоит ли говорить, что домой после этого случая я уходил только в сумерках, дни напролёт проводя в местах, где жила моя ненаглядная.
Рози же, будто услышав мои безмолвные мольбы, стала чаще убегать с фермы и приходить на озеро. Купаться в одиночку она не решалась, но подолгу сидела на берегу, любуясь цветами, или бродила по мелководью, красивым движением приподнимая подол своего безобразного платья.
Будь моя воля, я бы и ночевал где-нибудь возле озера. Но нужно было показываться на глаза отцу и принимать участие в семейном ужине вместе с ним, матерью, старшими братьями и их жёнами. Подумать только, эти спесивые и крикливые, словно самки падальщика, дуры совсем недавно представлялись мне образцом красоты и хороших манер!
В один из таких вечеров, стараясь не обращать внимания на болтовню родственников, я с удовольствием обгладывал жирную ножку кротокрыса и запивал её красным монастырским. Как вдруг мне подумалось, что Рози, наверное, жуёт сейчас засохшую корку или мутную похлёбку из свёклы, а то и вовсе легла спать голодной. Кусок застрял у меня в горле, я попытался отхлебнуть вина, поперхнулся и закашлялся.
— Эй, следи за манерами, малыш! Нельзя быть таким жадным и глотать еду точно голодный глорх! — засмеялся один из братьев, хлопнув меня по спине.
— Верно. Нельзя быть жадным, — думая о своём, согласно кивнул я.
***
Когда Рози в следующий раз пришла на берег озера, то она с изумлением воззрилась на лежавший у воды плоский камень. На нём, источая аппетитный аромат, грудилась тонко нарезанная ветчина с пряностями, хорошо прожаренная рыбина, свежий хрустящий хлеб и откупоренная бутылка вина.
Чего мне стоило доставать всё это три дня подряд в ожидании очередного прихода Рози, простыми словами не передать. Про это надо бы сочинить героическую балладу.
Девушка, оторвав взгляд от угощения, растерянно огляделась по сторонам.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — негромко крикнула она, внимательно всматриваясь в окружающие заросли. Те отозвались только весёлым птичьим щебетом. Рози вновь взглянула на разложенную для неё на камне снедь.
«Ну же, отведай хоть кусочек!» — мысленно взмолился я.
Но девушка уже повернулась, чтобы уйти. Её честность и застенчивость одновременно восхищали и огорчали меня. Неужели все старания были напрасны?
Однако, сделав пару шагов, Рози в нерешительности остановилась и с опаской, будто к раненому дикому зверю, вернулась к камню. Наклонившись, она взяла самый маленький кусочек хлеба и откусила от него немного. На её очаровательном лице отразилось удовольствие.
Наконец девушка решилась, присела рядом с камнем и принялась есть. Я ожидал, что она с жадностью набросится на угощение как голодный зверёк. Однако Рози отламывала еду небольшими кусочками и жевала без спешки, будто обедала так каждый день. При этом она не забывала время от времени безуспешно поискать взглядом того, кто оставил это угощение. Вино моя красавица только слегка пригубила.
Боги, вы, вероятно, в насмешку сделали нищей крестьянкой ту, что достойна быть королевой! А меня, должно быть, за какой-то жуткий, не подлежащий искуплению грех покарали этой любовью? Мы с ней никогда не сможем быть вместе!
***
С того дня Рози, приходя к озеру, каждый раз находила на камне то угощение, то букет редких цветов из самого сердца леса, а порой и то, и другое разом. К моей радости, она с неизменным достоинством принимала эти подношения, поняв, что они предназначаются именно для неё. При этом девушка не оставляла забавных попыток выяснить, кто же их приносит. То, очаровательно хмурясь, разглядывала песок на берегу, надеясь отыскать там следы, то неумело устраивала засаду где-нибудь неподалёку.
Наивное дитя! Меня почти с самого рождения учили не оставлять следов и загодя обнаруживать любые ловушки. Каждый раз, прячась где-нибудь поблизости, я с умилением наблюдал за Рози, радуясь, что хоть так могу находиться рядом. О том, чтобы выйти и показаться ей, я даже не помышлял, ни на миг не забывая... не о пропасти даже — о бездне, которая нас разделяла.
Дни летели за днями, складываясь в месяцы. Платье Рози, и без того больше похожее на лохмотья, за время её прогулок на озеро и попыток меня выследить ещё больше истрепалось, выцвело от частых стирок и обзавелось множеством новых заплат. Я твёрдо положил себе раздобыть для своей красавицы достойный её наряд.
***
Бродя по окрестностям, я не раз видел торговца, который сновал туда-сюда по дорогам между городом и фермами. Обычно с ним были два-три носильщика, таскавшие на спинах мешки или ящики со всяким барахлом на продажу. Верно, там найдётся и подходящее платье. Пусть не королевское, но и крестьянское пока сойдёт. Главное, чтобы оно было новым и крепким. О том, как Рози объяснит его появление хозяйке, я почему-то не задумывался.
Выследить торговца труда не составило. На это у меня ушло всего лишь четыре дня, в течение которых я не забывал выкроить время, чтобы сбегать на озеро. А дерзкий план ограбления созрел у меня давно.
Торговец, придя из города с товаром, который тащили на спинах в больших коробах двое носильщиков, зашёл в монастырь, где пробыл почти до вечера. Затем он направился в таверну «Мёртвая гарпия», которая стоит на перекрёстке главных дорог острова. Там моя будущая жертва остановилась на ночь с тем, чтобы утром идти дальше, к фермам.
Проведя ночь в засаде неподалёку, я едва дождался, когда торговец отправится в путь. Едва завидев его крепкую фигуру у дверей таверны, я припустил вниз по дороге. Она пролегала по берегу широкого озера, а с другой стороны тянулась гряда скал. У их основания имелась довольно большая пещера. Там устроил себе логово старый мракорис, который к рассвету как раз должен был вернуться с охоты. О нём я знал давно, вытропив зверя ещё весной.
Не теряя времени, я помчался к пещере. Расположение подземных проходов было мной изучено заранее, в те часы, когда зверь бродил по окрестным лесам и полям в поисках добычи. Поэтому останавливаться и зажигать огонь нужды не было. Хватало собственной памяти и утренних лучей, проникавших сквозь устье пещеры. До того места, где мракорис устроил себе лёжку, я добрался быстро.
— Эй, ты! Просыпайся! — крикнул я.
Едва различимая в сумраке пещеры туша зашевелилась, и я стал отступать к выходу. Зная повадки этих зверей, даже не сомневался, что хозяин пещеры последует за мной.
Так и вышло. Едва я удалился от хвойных деревьев, прикрывавших вход в логово, как колючие лапы раздвинулись и показалась огромная клыкастая морда, увенчанная толстым рогом. Мракорис, шевеля чёрным носом и подслеповато щурясь, пытался понять, кто потревожил его отдых. Вот он вышел на открытое место и задрал голову, ловя ноздрями ветер. В глаза мне бросилось большое пятно светлой шерсти на его холке. Приметный зверь.
Я быстро пересёк дорогу наискось, направляясь к берегу озера. Скатился с невысокого обрыва и укрылся в прибрежных зарослях рогоза, войдя в воду по грудь. Мракорис выбрался на обрыв следом за мной и остановился. Не обнаружив поблизости нахальной добычи, то есть меня, разочарованно рыкнул и отправился обратно в пещеру. По пути зверь, как и было задумано, столкнулся с маленьким караваном торговца, который к тому времени как раз добрался от таверны до берега озера.
О том, что мой замысел увенчался успехом, меня известили испуганные вопли носильщиков. Выждав некоторое время, я выбрался из зарослей, нашёл наименее крутое место, где было легко подняться наверх, и вышел на дорогу. Ни людей, ни мракориса видно не было. Вероятно, торговец и его работники задали такого стрекача в обратную сторону, что сытый после ночной охоты зверь не смог или не захотел настичь никого из них.
Не мешкая, я кинулся к брошенным посреди дороги ящикам с товаром. Один из них был разломан мощным ударом звериной лапы, его содержимое — кожаные пояса, куртки, обувь — валялась рядом. Здесь того, ради чего я устроил весь этот балаган, явно не было. Второй короб остался цел, но крышка его легко открылась при первом же моём усилии. Внутри оказались разные вещи из ткани и всякие мелочи. Я отбросил в сторону несколько бритв, курительных трубок, костяных гребней и принялся осматривать одежду. Пару штанов и рубах выкинул не глядя. Под ними лежало женское крестьянское платье, но когда я его развернул, то оказалось, что оно непомерной ширины и короче, чем нужно.
Я извлёк из короба ещё несколько вещей, ни одна из которых не была тем, что я искал. И лишь на самом дне короба обнаружилось платье, которое вполне подходило к стройной фигуре моей возлюбленной. Правда, эта одежда предназначалась не крестьянке, а, вероятно, какой-то знатной госпоже. Красивая тёмно-зелёная ткань переливалась в лучах восходящего солнца, пенились белоснежные кружева, серебрилась искусная вышивка.
Поплотнее свернув добычу, я бросился наутёк.
Боги, что сказал бы отец, если бы видел, как я краду женские тряпки у бродячего торговца! Наверное, вообще ничего. Убил бы молча.
***
Увидев платье, которое я положил всё на тот же камень, Рози изумлённо распахнула свои прекрасные серые глаза. Она осторожно коснулась дорогой ткани, подняла подарок и растерянно огляделась по сторонам.
— Это мне, да? — спросила она, глядя в направлении, противоположном тому, где, едва дыша, притаился я. — Не знаю, кто ты, но я очень тебе благодарна. Мне больше никто за всю мою жизнь не дарил ни цветов, ни таких платьев! — голос её растроганно дрогнул. — Пожалуйста, покажись! Я очень хочу тебя увидеть, кем бы ты ни был.
Произнеся это, девушка снова осмотрелась вокруг, ожидая, что сейчас её неведомый благодетель покажется из-за какого-нибудь дерева или скалы. Но берега маленького озера оставались всё такими же тихими и безлюдными.
А «благодетель» сидел в каком-то десятке шагов от Рози, скрючившись среди ветвей большого куста, густо покрытого крупными пёстрыми листьями. Сердце моё гулко стучало где-то у самого горла, а дыхание перехватило. Может быть, и в самом деле вот так вот встать и выйти ей навстречу? Но нет, я и сам знал, что ни за что этого не сделаю. Это совершенно невозможно.
— Прячешься. Не желаешь выходить... — вздохнула Рози. — Не знаю, зачем тебе всё это, но, наверное, есть причина. А платье я сейчас примерю. Ты, должно быть, хочешь взглянуть, будет ли оно мне впору?
Схватив обновку, девушка умчалась в заросли, но вскоре вернулась — ещё более прекрасная, чем обычно. Дорогой наряд сидел на ней так, будто его шили специально для неё. Зелёная ткань струилась почти до земли, облегая и подчёркивая округлые бёдра и узкую, как у шершня, талию. Пышные кружева обнимали не по-крестьянски изящные руки и тонкую шею девушки. Рози распустила собранные на затылке волосы, встряхнула головой, и каштановая, с золотистыми искрами волна рассыпалась по плечам.
— Тебе нравится? — спросила она у круживших над озером бабочек. — Это чудесное платье! Я никогда такого не надевала. И не видела ни разу. Даже не верится, что это я, — произнесла она, рассматривая своё отражение в тихо колыхавшейся озёрной воде. — Ты не обижайся, пожалуйста. Мне очень жаль, но я не смогу его взять. Если на ферме увидят меня в таком платье, то, сразу отправят в Хоринис и бросят в тюрьму. А потом, должно быть, приговорят к каторге. У бедной сироты вроде меня не может быть таких нарядов.
Меня бросало то в жар, то в холод. Боги! Боги, почему я такой недоумок? Как я не подумал об этом?! Сердце моё болезненно сжалось от невыносимой жалости к Рози, от того, как несправедливо устроен этот мир.
— Лучше я его спрячу. Вон в той скале есть глубокая трещина. Дождь в неё не попадает. Туда и спрячу. Прикрою камнями, чтобы никто не увидел. Буду иногда доставать его и надевать для тебя, — решила девушка. — Но если ты обиделся, то можешь забрать платье назад. Ты, наверное, богатый и знатный человек. Может быть, даже капитан большого корабля или королевский паладин. Когда-нибудь ты подаришь это платье девице из благородного рода, которая будет тебя достойна. Тебе, конечно, скоро надоест эта игра в прятки, и ты забудешь бедную Рози. Но я... я никогда, никогда тебя не забуду! Это самое лучшее, самое чудесное, что только могло со мной произойти... — в голосе девушки дрогнули слёзы.
Я, до боли вцепившись зубами в собственную руку, беззвучно рыдал.
***
После драки с Гуго я долго не был на нашем с Рози озере. Несколько дней вообще не вставал с постели. Избитое тело болело, голова пылала от жара, а в глазах плавали цветные пятна. Мать и жёны братьев по очереди сидели возле меня день и ночь, приносили питьё, меняли повязки.
Когда я встал на ноги, то узнал, что Гуго едва не умер, долго лежал в бреду и всё ещё очень слаб. А его молочный брат, наверное, до конца своих дней будет плохо владеть правой рукой, которую я, оказывается, перебил ему в плече. Словом, отец и братья были мной очень довольны.
С роднёй Гуго отношения у нашей семьи теперь стали хуже некуда. Но, поскольку никто не погиб, до кровной мести дело не дошло. Мне было жаль старого товарища по детским играм, но вообще я мало обо всём этом думал. Мои мысли без остатка занимала Рози. Как она там? Всё ещё приходит на озеро или уже забыла туда дорогу?
Едва поднявшись с постели, я стал усиленно упражняться в ходьбе, с каждым днём совершая всё более далёкие прогулки. И, едва лишь поднабравшись сил, устремился к заветному озеру.
Лето к тому времени кончилось, стало холодать и осень позолотила кроны деревьев. Цветы давно отцвели, а травы начали жухнуть. Рыбёшки уже не плескались в голубых водах озера, а сбились в стайки и неподвижно висели в прозрачной толще, вяло шевеля плавниками. Ручей журчал громче, чем летом, но как-то отчаянно и печально.
Рози в тот день не пришла. Лишь на песке у берега я нашёл отпечатки её ног, оставленные совсем недавно, уже после выпавшего накануне дождя. Я сходил к ферме, но увидеть любимую хотя бы издали не удалось и там. На всякий случай проверил тайник в трещине скалы — платье, бережно завёрнутое в кусок чистой мешковины, было на месте.
У меня еле хватило сил доковылять до дома до наступления темноты. Но на следующий день я, прихватив шипастую палицу, снова собрался в лес. Мать уговаривала меня поберечься и ещё несколько дней провести дома, но я лишь упрямо покачал головой.
Отец ничего не сказал, но в глазах его светилась гордость.
Знал бы он...
***
Следующее два дня Рози тоже не появлялась. К ферме было не подобраться — крестьяне, управившись с урожаем, занялись заготовкой дров на зиму и сновали туда-сюда, нагружённые обрубками брёвен и вязанками хвороста. Мне оставалось только, угрюмо проследив за ними издали, возвращаться к озеру.
На третий день, когда я опять сидел на знакомом берегу, печально рассматривая качавшиеся на поверхности воды рыжие листья, со стороны тропы раздался шорох, а потом стали слышны лёгкие шаги — по случаю холодов Рози обула потёртые кожаные башмаки, и теперь её можно было услышать с большего расстояния. Естественно, когда она оказалась на берегу, ни меня, ни моих следов там уже не было.
Бросив взгляд на камень, где я летом оставлял для неё подарки, девушка с печальным вздохом огляделась вокруг. Наверное, она решила, что капитан или паладин, кем она представляла своего тайного поклонника, наигрался и забыл о ней.
А я, болван, не удосужился принести для неё хотя бы пару яблок или гроздь винограда!
Рози уселась на камень и стала бездумно следить взглядом за палой листвой на поверхности озера. Совсем как я перед её приходом. Сердце защемило от нежности и печали. Как же много у нас общего! Мы словно созданы друг для друга, но...
Затрещали ветки, раздались чьи-то тяжёлые неровные шаги, и на берег, проломившись сквозь заросли, выбрался молодой парень с тупым неприятным лицом и большими руками. Одежда на нём была крестьянская, но новая и добротная.
— А, вот ты где! Еле нашёл! — закричал он.
Голос у этого увальня оказался громким и чересчур высоким для его роста и сложения.
— Секоб? — удивилась вскочившая на ноги девушка. — Что ты здесь делаешь?
— Как это что? Тебя ищу!
— Зачем?
— Ну, это... разговор есть, в общем, — замялся юнец. Его уши и толстая шея стали наливаться кровью.
— Разговор? Хорошо, говори, я тебя слушаю, — сосредоточенно нахмурила брови Рози.
— Ну, ты же знаешь, у моего папаши большое поле, овцы... ну и всё такое. А здоровье ни к Белиару в последнее время. Как шнапсу хлебнёт, так сразу кашлять и задыхаться начинает. Видать, помрёт скоро, в общем... — заикаясь и краснея, принялся распинаться увалень.
— Мне очень жаль твоего отца. Но чем я могу помочь? Я же не знахарка, — недоумённо пожала плечами Рози.
— Да чего его жалеть-то! Помрёт, так помрёт. А я — единственный наследник. Ну и того... Смекаешь?
— Не совсем.
Неуклюже потоптавшись на месте, Секоб побагровел, словно гребень огненного варана, высморкался, утёр нос рукавом и, набравшись храбрости, выпалил:
— Замуж за меня пойдёшь?
Я задохнулся от возмущения.
Этот... Это безмозглое животное посмело возмечтать о моей Рози?! Ну, погоди, скотина! Недолго тебе вокруг неё прыгать! Назад-то через лес будешь возвращаться? Ну-ну, замечательно...
Я крепко стиснул рукоять своей палицы.
Нет, я всё понимаю. Мы с Рози никогда не будем вместе и, наверное, рано или поздно она выйдет замуж за какого-нибудь крестьянина, мелкого торговца, рыбака или ремесленника из города. Но пусть это будет добрый, достойный человек (теперь я убеждён, что среди простолюдинов такие тоже встречаются), а не такой вот тупорылый кабан с бегающими сальными глазками!
Между тем Рози, закусив нижнюю губу, растерянно смотрела в лицо Секоба.
— Нет, — звонко отчеканила она.
Увалень покраснел ещё больше, хотя до этого казалось, что больше не бывает, и раззявил слюнявую пасть то ли от возмущения, то ли силясь понять смысл ответа.
— Как это «нет»?! — тонким голосом взвизгнул он. — Ты дура, что ли? Ты кто есть такая, а? Да на твоих костях лохмотья еле держатся, нищебродка! Я ей... А она... — гримасничая и размахивая руками, мерзавец наступал на Рози, вынуждая её испуганно пятиться в направлении моего укрытия. — Да за меня отец знаешь кого? Кати с соседней фермы хотел сосватать, вот кого! Сам мастер Торбен из города собирался племянницу за меня отдать, как только подрастёт чуток... А ты отказываться? Овца безмозглая! Да кто ещё тебя возьмёт?! Так и подохнешь от голода в каком-нибудь сарае!
Багровый гнев застил мне взгляд. Оружие стало частью руки. Тело болезненно сжалось, словно дуга арбалета, готовое распрямиться в смертоносном броске...
— Не ори на меня! — смело шагнув к «жениху», воскликнула Рози и топнула ножкой. — Катись к демонам вместе со своим наследством, понял?! Да ты...
Секоб же, разинув рот и остекленев взглядом, смотрел мимо неё, в сторону противоположного берега озера. Рози, почувствовав неладное, осеклась на полуслове и стремительно обернулась. Глаза её испуганно расширились.
Я тоже взглянул в том направлении и невольно вздрогнул. У самой кромки воды стоял мракорис. Тот самый, с приметным белым пятном на холке.
Должно быть, после той истории с торговцем охотники крепко за него взялись и выгнали из логова. Может быть, даже ранили — что-то тощий он чересчур для этого времени года. Бродит теперь по окрестным лесам злой, голодный и алчущий мести.
Огромный зверь наклонил голову и принялся неторопливо лакать воду. Я, словно заворожённый, следил за мельканием его красного языка.
Утолив жажду, мракорис потянулся и без всякой спешки направился вдоль берега, огибая озерцо, к замершей от ужаса Рози.
Где-то в отдалении часто трещали сучья под ногами удиравшего во все лопатки Секоба.
Не колеблясь больше ни мгновения, я стиснул рукоять палицы обеими руками, выпрыгнул из своего убежища на берег и встал на пути опешившего от такой наглости зверя.
И пусть я всего лишь маленький чёрный гоблин, едва-едва оправившийся от побоев, а он — громадный и свирепый властелин хоринисских лесов. Но в моих жилах течёт благородная кровь многих поколений бесстрашных бойцов, и мою любимую эта тварь не получит!
Торопливо, но не забывая об осторожности, я двинулся в том же направлении, куда вели следы. Однако, не дойдя нескольких сотен шагов до своей цели, ощутил поблизости чужое присутствие. Что именно меня встревожило, я бы и сам не мог сказать, но годы упражнений и охоты в дикой местности даром не проходят.
Я притаился за стволом поваленного дерева, которое лежало возле тропки, и стал наблюдать. Вскоре оказалось, что насторожился я не напрасно. Ветви кустарника неподалёку вздрогнули раз, другой, а потом из-за них высунулось знакомое лицо — это оказался мой давний приятель, который происходил из семьи почти столь же благородной, что и я сам.
— Гуго! — негромко окликнул я его и вышел на открытое место.
Он вздрогнул, но, тоже узнав меня, быстро успокоился и выбрался из своего убежища.
— А, это ты! Как тебя сюда занесло?
Вслед за Гуго из кустов показалась коренастая фигура его извечного спутника, который исполнял при нём обязанности то ли слуги, то ли оруженосца. Как его звали, не помню, — лица презренной черни всегда казались мне одинаковыми серыми пятнами. Знаю лишь, что когда мать Гуго умерла при родах, его отдали кормилице из простых. И с малых лет её сын повсюду таскается за моим приятелем как хвост за шныгом.
— Упражнялся в чтении следов и обнаружении засад, — усмехнулся я в ответ, не удостоив спутника Гуго даже взглядом.
— Да, ловко ты нас выследил, — согласился мой приятель.
— Решили поохотиться? — спросил я, стараясь сохранить беспечный вид, хотя в этот миг меня, будто молния, пронзила догадка о том, на кого именно они здесь охотились.
— Поохотиться? Да, поохотиться! — самодовольно хохотнул Гуго. — Мы заметили, как по этой тропе прошла какая-то тощая простолюдинка в лохмотьях. Не знаю, к кому там эта овца бегает в лес, но скоро она должна возвращаться назад. А тут — мы! Присоединишься? Можем неплохо позабавиться.
— Погоняем дуру по кустам! — тупо заржав, подал голос прихлебатель Гуго.
— Погоди, правильно ли я тебя понял? Ты хочешь, чтобы мы с тобой — два потомка знатных семей — сидели в этих кустах и стерегли какую-то там девку с фермы? — я расхохотался, постаравшись, чтобы мой смех прозвучал как можно более издевательски. — Нет, ну тебе не привыкать тратить своё время на всякий домашний скот, — продолжил я, с презрением скользнув взглядом по разом вытянувшейся роже молочного брата моего приятеля... бывшего приятеля. — Но я рождён для битвы, охоты и пиров с благородными воинами, а не для того, чтобы караулить по кустам всяких простолюдинок.
Лицо Гуго перекосилось от гнева.
— Вот, значит, как? Наши развлечения для тебя слишком низкие? — прорычал он. — Тогда проваливай отсюда, покуда цел!
Ага, наконец-то я своего добился! Он в ярости.
— Что? Ты мне угрожаешь? Мне — потомку древнего знатного рода?! — нахмурился я, сделал шаг вперёд и врезал бывшему приятелю кулаком между глаз.
Гуго отлетел назад, но каким-то чудом не упал, вернул себе равновесие и потянулся к оружию. Его молочный братец, не говоря ни слова, набросился на меня сбоку и замахнулся дубинкой. Я уклонился и с разворота двинул ему локтем по загривку. Холуй хрюкнул и уткнулся носом в папоротник. Но в следующий миг пришлось отражать град ударов, который обрушил на меня Гуго...
***
Вечером, стараясь стоять более-менее ровно, я предстал пред суровые очи родителя.
— Хорош! — оглядев меня с головы до ног, хмыкнул отец. — Ты что, воровал овец на пастбище и тебя поймали пастухи?
— Нет, это был благородный поединок одного против двоих, — гордо ответил я, с трудом шевеля разбитыми губами и отворачивая от света очага заплывший глаз.
— Вот как? И с кем же ты дрался?
— С Гуго, сыном Шеди. Ну и его молочный братец путался под ногами.
— Это отродье прислуги... Что вы не поделили? — нахмурился отец.
— Он в моём лице задел честь нашего рода, — вскинул я голову, насколько позволяла занемевшая шея.
— Да, это достойный повод для поединка. Но, судя по твоему виду, ты проиграл? — голос отца стал холоднее льда, а взгляд отяжелел, словно туча перед грозой. Позади него на камне стены зловеще плясала и извивалась чёрная тень, следуя всем капризам полыхавшего в очаге пламени.
— Нет, поле боя осталось за мной. А вид у моего противника сейчас, пожалуй, похуже, чем у меня, — попытался улыбнуться я.
Взгляд отца заметно потеплел.
— Что ж, кажется, прежде я недооценивал тебя. Мне всегда казалось, что ты излишне мягок и склонен к мечтательности. Эти качества, бесспорно, выдают благородство души, но в нашем роду всегда больше ценилось умение владеть оружием и стойкость в бою. И ты их сегодня проявил в полной мере. Мне за тебя не стыдно, — завершил мой суровый родитель речь фразой, которая в его устах могла сойти за самую высокую похвалу.
— Я стараюсь, отец, — ответил я.
Он ещё раз оглядел меня и вздохнул.
— Знаешь, что меня больше всего радует? То, что вы с Гуго только осенью будете перепоясаны мечами, а сегодня у вас в руках были простые дубинки. Иначе бы один из вас остался лежать на месте поединка. Но впредь, пока не станешь полноправным воином, изволь носить с собой хотя бы палицу с шипами.
— Хорошо, отец.
— Ступай.
Я поклонился и похромал к выходу.
Вряд ли родитель всё так же гордился бы мной, узнай он, из-за чего на самом деле я сцепился с Гуго. После того, как мой бывший приятель, повиснув на плече своего прихлебателя, с позором покинул место неудавшейся засады, я нашёл в себе силы осмотреть близлежащий участок леса. Нужно было убедиться, что та, ради которой я принял бой, услыхала шум схватки, обошла стороной опасное место и вернулась на ферму.
Теперь же, с облегчением вытянувшись на своей жёсткой постели, я стал вспоминать, как увидел её впервые...
***
Я вышел к прорезавшему склон руслу и внимательно огляделся. Кабанье стадо прошло здесь совсем недавно. Если судить по многочисленным следам раздвоенных копыт у ручья, животных было не меньше полудюжины. Звери выбрались из воды и скрылись в зарослях возле скал выше по склону. Встреча с целым стадом не сулила ничего хорошего, а потому преследовать кабанов я не стал и направился вниз по ручью, бесшумно пробираясь сквозь густой подлесок.
Начало лета — время для охоты не самое подходящее. Однако я должен ежедневно оттачивать свои навыки следопыта и воина, чтобы в недалёком будущем продолжить дело предков, многие поколения которых не выпускали из рук меча, а лучшей одеждой считали прадедовскую кольчугу.
Раньше, когда я был сущим молокососом, отец не отпускал меня в лес одного. Вместе с ним и братьями мы переваливали невысокий хребет, отделявший здешние земли от Рудниковой долины, и охотились там. Но с тех пор, как в долине устроили каторгу, она стала слишком оживлённым и шумным местом. Времена вообще наступили тревожные, и отец стал чаще пропадать где-то с другими главами знатных родов. Братья тоже постоянно бывали заняты какими-то важными делами, а я значительную часть времени оставался предоставленным самому себе. Из тощего неуклюжего подростка, каким был недавно, я уже превратился в ловкого молодого воина и очень собой гордился. Не далёк тот день, когда и меня перепояшут мечом, как всех мужчин в нашем роду.
Предаваясь мечтам о блистательном будущем, я не заметил, как выбрался к берегу небольшого озерца, со всех сторон укрытого раскидистыми деревьями и невысокими серыми скалами. Местечко выглядело совершенно глухим и первозданно диким, хотя, как мне было известно, неподалёку располагалась большая ферма.
Я остановился, невольно залюбовавшись открывшимся видом. На поверхности воды танцевали мелкие волны, которые порождал ручей, втекавший в озеро небольшим водопадом. Солнечные лучи пробивались сквозь древесные кроны и отражались от воды яркими бликами. Повсюду порхали бабочки, доносились голоса певчих птиц, негромко журчал ручей, пахло свежестью и цветами. Не хотелось больше никуда идти. Сидеть бы всё время на этом берегу и смотреть, как мелкие рыбёшки гоняются друг за другом в хрустальной воде.
Из мечтательности меня вывело движение ветвей на другом берегу. Не делая резких движений, я отступил назад и скользнул в тень ствола старого дерева. Ветви, прикрывавшие незаметную отсюда тропку, вновь качнулись, и к воде вышла молодая крестьянка. В руках она несла охапку трав. Вероятно, её послали, чтобы набрать растений для вонючего зелья от какой-нибудь овечьей болезни или от чесотки, которой нередко страдают грязные простолюдины.
Появление незваной гостьи меня порядком раздосадовало. Вот сейчас она примется ломать цветы на берегу, умываться, шумно плещась и сморкаясь, или, не приведи боги, задумает постирать в этом прекрасном озере своё испохабленное дюжиной неровных заплаток тряпьё. Я поморщился и уже собрался покинуть осквернённый невежественной простолюдинкой уголок. Однако странное поведение крестьянки заставило меня задержаться.
Вместо того чтобы оскорбить берег чудесного водоёма своими грубыми повадками и неряшливостью, она положила траву на ближайший камень, запрокинула голову вверх, навстречу сверкавшим сквозь листву солнечным лучикам, и замерла. Глаза её были закрыты, а на губах блуждала лёгкая улыбка. Я невольно обратил внимание на то, какая она стройная, лёгкая, вся наполненная жизнью. Будто молодой грациозный зверёк, вышедший к водопою. Даже безобразные, давно потерявшие первоначальный цвет лохмотья не могли скрыть её тонкой талии и высокой груди...
В озере громко плеснула рыба, девушка вздрогнула и огляделась по сторонам. Убедившись в отсутствии опасности, она успокоилась и, присев на корточки возле какого-то цветущего растения, стала наблюдать за бабочками, собиравшими нектар. Незнакомка протянула руку и одно из насекомых, трепеща белыми крыльями, доверчиво устроилось на тонких пальцах, посидело там, а потом вспорхнуло, кружась вокруг волос девушки. Я только сейчас обратил внимание, какие они густые, пушистые, красивого каштанового оттенка.
Девушка засмеялась, и этот смех совсем не походил на грубый визгливый гогот других простолюдинок. Он нежно прозвенел в унисон с журчанием ручья. Незнакомка помахала бабочке рукой на прощание, а потом, изящным жестом приподняв подол платья, вошла в воду. Постояла там немного, дразня пальцами ноги глупых рыб, но вдруг, будто вспомнив о чём-то, быстро вернулась на берег, подняла с камня свою добычу и скрылась в зарослях.
С её уходом мне показалось, будто солнце стало светить не так ярко, как прежде, цветы потускнели, а птичьи трели стали скучными и однообразными. Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, и направился обратно в лес. Времени до заката оставалось много, а я в этот день ещё собирался побывать на верхних пастбищах.
***
Разумеется, я постарался выкинуть из головы мимолётную встречу с представительницей племени, презирать которое нас с братьями учили с детства. Но молодая крестьянка меня будто околдовала! Днём я то и дело ловил себя на том, что улыбаюсь, вспоминая солнечный лучик, заблудившийся в её волосах. Ночью она приходила ко мне во снах... Что за наваждение? Потомку древнего воинственного рода стыдно даже знать о существовании какой-то там оборванки с фермы.
Однако доводы разума оказались бессильны, я ничего не мог с собой поделать и при любой возможности бежал к озеру, бродил там или в окрестностях фермы. Несколько раз я видел издалека знакомую лёгкую фигурку, мелькавшую между неуклюжими постройками. Она то бежала доить овец, то развешивала выстиранное бельё, то, ссутулившись, покорно выслушивала упрёки хозяйки. Но далеко от дома все последующие дни не отходила. Я же продолжал вновь и вновь возвращаться к ферме, ловя взглядом каждый промельк знакомого силуэта и копя в себе чёрную ненависть к придирчивой хозяйке моего озёрного цветка.
Наконец моё долготерпение было вознаграждено. Сидя в кроне дерева, я увидел, что девушка, породившая в моём сердце такую бурю чувств, с корзинкой в руках вышла за ворота фермы и направилась к знакомой тропинке. Правда, была она не одна, следом из ворот выбежала ещё одна крестьянка. Но эта была обычной, такой же, как другие простолюдинки — коренастой, с круглой глуповатой рожей и засаленными чёрными волосами.
Ловко соскользнув с дерева, я бросился бежать и оказался возле озера много раньше, чем туда пришли девушки, которые по пути останавливались для сбора трав. Когда они вышли на берег, я уже удобно устроился в зарослях неподалёку.
— Прелестно здесь, правда? — произнесла моя чародейка. Голос у неё оказался чудный, под стать облику.
— А вот, к примеру, рыбы в этом болоте много водится? — пробухтела в ответ её спутница, не обратив ни малейшего внимания на окружающую красоту. Она отставила корзинку, наклонилась к воде, умыла свою потную морду и вытерла её грязным передником. — Жарко. Давай искупаемся, что ли?
— Ты что? А вдруг сюда кто-нибудь придёт?
— Так мы по очереди. Сначала я выкупаюсь, а ты за тропой приглядишь. Потом ты пополощешься, а я покараулю.
— Ну... ладно, — немного поколебавшись, согласилась моя ненаглядная.
Сердце моё учащённо забилось. Неужели это не сон?
Правда, поначалу мне пришлось вытерпеть отвратительное зрелище купания этой черноволосой неряхи. А она всё никак не могла убраться на берег — шумно плескалась, фыркала и окунала в воду свои грязные патлы. Как она смеет осквернять озеро, в которое сейчас войдёт та, что заставила меня забыть всех благородных красавиц из лучших семей острова?! Хорошо хоть, что благодаря ручью вода здесь проточная.
Но всё когда-нибудь кончается. Вот и эта грязнуха, переваливаясь на кривых ногах, наконец, выкатилась из воды и снова закуталась в своё блохастое тряпьё.
— Эй, Рози! — крикнула она. — Иди сюда, теперь твоя очередь.
Рози! Мою возлюбленную зовут Рози. Какое чудесное имя!
Наконец, черноволосая скрылась из виду, а вместо неё на берег ступила моя Рози. Робко оглядевшись, она сбросила платье и предстала передо мной во всём своём юном и нежном великолепии! У меня перехватило дыхание от несказанного восторга.
В воде её гибкое тело двигалось так же грациозно, как и на суше. Я, забыв обо всём на свете, сидел в своём укрытии и не мог оторвать взгляда от этого дивного зрелища. Не знаю, сколько это продолжалось. Мне показалось, что всего лишь мгновение.
Чудо снова порушила проклятая черноволоска.
— Хватит уже там бултыхаться! — выбравшись из кустов, заорала она. — Нам идти пора, а то хозяйка опять за волосья оттаскает.
— Да-да, идём! — отозвалась Рози и торопливо выбежала на берег. Она на миг прогнулась и согнала ладонями с живота и бёдер капли воды (я едва не застонал вслух), подняла с камня аккуратно сложённое платье и быстро в него облачилась. Какое всё-таки неподходящее одеяние для такого необыкновенного существа!
После ухода девушек я ещё долго не мог прийти в себя. Чудесное видение по-прежнему стояло перед моими глазами.
***
Стоит ли говорить, что домой после этого случая я уходил только в сумерках, дни напролёт проводя в местах, где жила моя ненаглядная.
Рози же, будто услышав мои безмолвные мольбы, стала чаще убегать с фермы и приходить на озеро. Купаться в одиночку она не решалась, но подолгу сидела на берегу, любуясь цветами, или бродила по мелководью, красивым движением приподнимая подол своего безобразного платья.
Будь моя воля, я бы и ночевал где-нибудь возле озера. Но нужно было показываться на глаза отцу и принимать участие в семейном ужине вместе с ним, матерью, старшими братьями и их жёнами. Подумать только, эти спесивые и крикливые, словно самки падальщика, дуры совсем недавно представлялись мне образцом красоты и хороших манер!
В один из таких вечеров, стараясь не обращать внимания на болтовню родственников, я с удовольствием обгладывал жирную ножку кротокрыса и запивал её красным монастырским. Как вдруг мне подумалось, что Рози, наверное, жуёт сейчас засохшую корку или мутную похлёбку из свёклы, а то и вовсе легла спать голодной. Кусок застрял у меня в горле, я попытался отхлебнуть вина, поперхнулся и закашлялся.
— Эй, следи за манерами, малыш! Нельзя быть таким жадным и глотать еду точно голодный глорх! — засмеялся один из братьев, хлопнув меня по спине.
— Верно. Нельзя быть жадным, — думая о своём, согласно кивнул я.
***
Когда Рози в следующий раз пришла на берег озера, то она с изумлением воззрилась на лежавший у воды плоский камень. На нём, источая аппетитный аромат, грудилась тонко нарезанная ветчина с пряностями, хорошо прожаренная рыбина, свежий хрустящий хлеб и откупоренная бутылка вина.
Чего мне стоило доставать всё это три дня подряд в ожидании очередного прихода Рози, простыми словами не передать. Про это надо бы сочинить героическую балладу.
Девушка, оторвав взгляд от угощения, растерянно огляделась по сторонам.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — негромко крикнула она, внимательно всматриваясь в окружающие заросли. Те отозвались только весёлым птичьим щебетом. Рози вновь взглянула на разложенную для неё на камне снедь.
«Ну же, отведай хоть кусочек!» — мысленно взмолился я.
Но девушка уже повернулась, чтобы уйти. Её честность и застенчивость одновременно восхищали и огорчали меня. Неужели все старания были напрасны?
Однако, сделав пару шагов, Рози в нерешительности остановилась и с опаской, будто к раненому дикому зверю, вернулась к камню. Наклонившись, она взяла самый маленький кусочек хлеба и откусила от него немного. На её очаровательном лице отразилось удовольствие.
Наконец девушка решилась, присела рядом с камнем и принялась есть. Я ожидал, что она с жадностью набросится на угощение как голодный зверёк. Однако Рози отламывала еду небольшими кусочками и жевала без спешки, будто обедала так каждый день. При этом она не забывала время от времени безуспешно поискать взглядом того, кто оставил это угощение. Вино моя красавица только слегка пригубила.
Боги, вы, вероятно, в насмешку сделали нищей крестьянкой ту, что достойна быть королевой! А меня, должно быть, за какой-то жуткий, не подлежащий искуплению грех покарали этой любовью? Мы с ней никогда не сможем быть вместе!
***
С того дня Рози, приходя к озеру, каждый раз находила на камне то угощение, то букет редких цветов из самого сердца леса, а порой и то, и другое разом. К моей радости, она с неизменным достоинством принимала эти подношения, поняв, что они предназначаются именно для неё. При этом девушка не оставляла забавных попыток выяснить, кто же их приносит. То, очаровательно хмурясь, разглядывала песок на берегу, надеясь отыскать там следы, то неумело устраивала засаду где-нибудь неподалёку.
Наивное дитя! Меня почти с самого рождения учили не оставлять следов и загодя обнаруживать любые ловушки. Каждый раз, прячась где-нибудь поблизости, я с умилением наблюдал за Рози, радуясь, что хоть так могу находиться рядом. О том, чтобы выйти и показаться ей, я даже не помышлял, ни на миг не забывая... не о пропасти даже — о бездне, которая нас разделяла.
Дни летели за днями, складываясь в месяцы. Платье Рози, и без того больше похожее на лохмотья, за время её прогулок на озеро и попыток меня выследить ещё больше истрепалось, выцвело от частых стирок и обзавелось множеством новых заплат. Я твёрдо положил себе раздобыть для своей красавицы достойный её наряд.
***
Бродя по окрестностям, я не раз видел торговца, который сновал туда-сюда по дорогам между городом и фермами. Обычно с ним были два-три носильщика, таскавшие на спинах мешки или ящики со всяким барахлом на продажу. Верно, там найдётся и подходящее платье. Пусть не королевское, но и крестьянское пока сойдёт. Главное, чтобы оно было новым и крепким. О том, как Рози объяснит его появление хозяйке, я почему-то не задумывался.
Выследить торговца труда не составило. На это у меня ушло всего лишь четыре дня, в течение которых я не забывал выкроить время, чтобы сбегать на озеро. А дерзкий план ограбления созрел у меня давно.
Торговец, придя из города с товаром, который тащили на спинах в больших коробах двое носильщиков, зашёл в монастырь, где пробыл почти до вечера. Затем он направился в таверну «Мёртвая гарпия», которая стоит на перекрёстке главных дорог острова. Там моя будущая жертва остановилась на ночь с тем, чтобы утром идти дальше, к фермам.
Проведя ночь в засаде неподалёку, я едва дождался, когда торговец отправится в путь. Едва завидев его крепкую фигуру у дверей таверны, я припустил вниз по дороге. Она пролегала по берегу широкого озера, а с другой стороны тянулась гряда скал. У их основания имелась довольно большая пещера. Там устроил себе логово старый мракорис, который к рассвету как раз должен был вернуться с охоты. О нём я знал давно, вытропив зверя ещё весной.
Не теряя времени, я помчался к пещере. Расположение подземных проходов было мной изучено заранее, в те часы, когда зверь бродил по окрестным лесам и полям в поисках добычи. Поэтому останавливаться и зажигать огонь нужды не было. Хватало собственной памяти и утренних лучей, проникавших сквозь устье пещеры. До того места, где мракорис устроил себе лёжку, я добрался быстро.
— Эй, ты! Просыпайся! — крикнул я.
Едва различимая в сумраке пещеры туша зашевелилась, и я стал отступать к выходу. Зная повадки этих зверей, даже не сомневался, что хозяин пещеры последует за мной.
Так и вышло. Едва я удалился от хвойных деревьев, прикрывавших вход в логово, как колючие лапы раздвинулись и показалась огромная клыкастая морда, увенчанная толстым рогом. Мракорис, шевеля чёрным носом и подслеповато щурясь, пытался понять, кто потревожил его отдых. Вот он вышел на открытое место и задрал голову, ловя ноздрями ветер. В глаза мне бросилось большое пятно светлой шерсти на его холке. Приметный зверь.
Я быстро пересёк дорогу наискось, направляясь к берегу озера. Скатился с невысокого обрыва и укрылся в прибрежных зарослях рогоза, войдя в воду по грудь. Мракорис выбрался на обрыв следом за мной и остановился. Не обнаружив поблизости нахальной добычи, то есть меня, разочарованно рыкнул и отправился обратно в пещеру. По пути зверь, как и было задумано, столкнулся с маленьким караваном торговца, который к тому времени как раз добрался от таверны до берега озера.
О том, что мой замысел увенчался успехом, меня известили испуганные вопли носильщиков. Выждав некоторое время, я выбрался из зарослей, нашёл наименее крутое место, где было легко подняться наверх, и вышел на дорогу. Ни людей, ни мракориса видно не было. Вероятно, торговец и его работники задали такого стрекача в обратную сторону, что сытый после ночной охоты зверь не смог или не захотел настичь никого из них.
Не мешкая, я кинулся к брошенным посреди дороги ящикам с товаром. Один из них был разломан мощным ударом звериной лапы, его содержимое — кожаные пояса, куртки, обувь — валялась рядом. Здесь того, ради чего я устроил весь этот балаган, явно не было. Второй короб остался цел, но крышка его легко открылась при первом же моём усилии. Внутри оказались разные вещи из ткани и всякие мелочи. Я отбросил в сторону несколько бритв, курительных трубок, костяных гребней и принялся осматривать одежду. Пару штанов и рубах выкинул не глядя. Под ними лежало женское крестьянское платье, но когда я его развернул, то оказалось, что оно непомерной ширины и короче, чем нужно.
Я извлёк из короба ещё несколько вещей, ни одна из которых не была тем, что я искал. И лишь на самом дне короба обнаружилось платье, которое вполне подходило к стройной фигуре моей возлюбленной. Правда, эта одежда предназначалась не крестьянке, а, вероятно, какой-то знатной госпоже. Красивая тёмно-зелёная ткань переливалась в лучах восходящего солнца, пенились белоснежные кружева, серебрилась искусная вышивка.
Поплотнее свернув добычу, я бросился наутёк.
Боги, что сказал бы отец, если бы видел, как я краду женские тряпки у бродячего торговца! Наверное, вообще ничего. Убил бы молча.
***
Увидев платье, которое я положил всё на тот же камень, Рози изумлённо распахнула свои прекрасные серые глаза. Она осторожно коснулась дорогой ткани, подняла подарок и растерянно огляделась по сторонам.
— Это мне, да? — спросила она, глядя в направлении, противоположном тому, где, едва дыша, притаился я. — Не знаю, кто ты, но я очень тебе благодарна. Мне больше никто за всю мою жизнь не дарил ни цветов, ни таких платьев! — голос её растроганно дрогнул. — Пожалуйста, покажись! Я очень хочу тебя увидеть, кем бы ты ни был.
Произнеся это, девушка снова осмотрелась вокруг, ожидая, что сейчас её неведомый благодетель покажется из-за какого-нибудь дерева или скалы. Но берега маленького озера оставались всё такими же тихими и безлюдными.
А «благодетель» сидел в каком-то десятке шагов от Рози, скрючившись среди ветвей большого куста, густо покрытого крупными пёстрыми листьями. Сердце моё гулко стучало где-то у самого горла, а дыхание перехватило. Может быть, и в самом деле вот так вот встать и выйти ей навстречу? Но нет, я и сам знал, что ни за что этого не сделаю. Это совершенно невозможно.
— Прячешься. Не желаешь выходить... — вздохнула Рози. — Не знаю, зачем тебе всё это, но, наверное, есть причина. А платье я сейчас примерю. Ты, должно быть, хочешь взглянуть, будет ли оно мне впору?
Схватив обновку, девушка умчалась в заросли, но вскоре вернулась — ещё более прекрасная, чем обычно. Дорогой наряд сидел на ней так, будто его шили специально для неё. Зелёная ткань струилась почти до земли, облегая и подчёркивая округлые бёдра и узкую, как у шершня, талию. Пышные кружева обнимали не по-крестьянски изящные руки и тонкую шею девушки. Рози распустила собранные на затылке волосы, встряхнула головой, и каштановая, с золотистыми искрами волна рассыпалась по плечам.
— Тебе нравится? — спросила она у круживших над озером бабочек. — Это чудесное платье! Я никогда такого не надевала. И не видела ни разу. Даже не верится, что это я, — произнесла она, рассматривая своё отражение в тихо колыхавшейся озёрной воде. — Ты не обижайся, пожалуйста. Мне очень жаль, но я не смогу его взять. Если на ферме увидят меня в таком платье, то, сразу отправят в Хоринис и бросят в тюрьму. А потом, должно быть, приговорят к каторге. У бедной сироты вроде меня не может быть таких нарядов.
Меня бросало то в жар, то в холод. Боги! Боги, почему я такой недоумок? Как я не подумал об этом?! Сердце моё болезненно сжалось от невыносимой жалости к Рози, от того, как несправедливо устроен этот мир.
— Лучше я его спрячу. Вон в той скале есть глубокая трещина. Дождь в неё не попадает. Туда и спрячу. Прикрою камнями, чтобы никто не увидел. Буду иногда доставать его и надевать для тебя, — решила девушка. — Но если ты обиделся, то можешь забрать платье назад. Ты, наверное, богатый и знатный человек. Может быть, даже капитан большого корабля или королевский паладин. Когда-нибудь ты подаришь это платье девице из благородного рода, которая будет тебя достойна. Тебе, конечно, скоро надоест эта игра в прятки, и ты забудешь бедную Рози. Но я... я никогда, никогда тебя не забуду! Это самое лучшее, самое чудесное, что только могло со мной произойти... — в голосе девушки дрогнули слёзы.
Я, до боли вцепившись зубами в собственную руку, беззвучно рыдал.
***
После драки с Гуго я долго не был на нашем с Рози озере. Несколько дней вообще не вставал с постели. Избитое тело болело, голова пылала от жара, а в глазах плавали цветные пятна. Мать и жёны братьев по очереди сидели возле меня день и ночь, приносили питьё, меняли повязки.
Когда я встал на ноги, то узнал, что Гуго едва не умер, долго лежал в бреду и всё ещё очень слаб. А его молочный брат, наверное, до конца своих дней будет плохо владеть правой рукой, которую я, оказывается, перебил ему в плече. Словом, отец и братья были мной очень довольны.
С роднёй Гуго отношения у нашей семьи теперь стали хуже некуда. Но, поскольку никто не погиб, до кровной мести дело не дошло. Мне было жаль старого товарища по детским играм, но вообще я мало обо всём этом думал. Мои мысли без остатка занимала Рози. Как она там? Всё ещё приходит на озеро или уже забыла туда дорогу?
Едва поднявшись с постели, я стал усиленно упражняться в ходьбе, с каждым днём совершая всё более далёкие прогулки. И, едва лишь поднабравшись сил, устремился к заветному озеру.
Лето к тому времени кончилось, стало холодать и осень позолотила кроны деревьев. Цветы давно отцвели, а травы начали жухнуть. Рыбёшки уже не плескались в голубых водах озера, а сбились в стайки и неподвижно висели в прозрачной толще, вяло шевеля плавниками. Ручей журчал громче, чем летом, но как-то отчаянно и печально.
Рози в тот день не пришла. Лишь на песке у берега я нашёл отпечатки её ног, оставленные совсем недавно, уже после выпавшего накануне дождя. Я сходил к ферме, но увидеть любимую хотя бы издали не удалось и там. На всякий случай проверил тайник в трещине скалы — платье, бережно завёрнутое в кусок чистой мешковины, было на месте.
У меня еле хватило сил доковылять до дома до наступления темноты. Но на следующий день я, прихватив шипастую палицу, снова собрался в лес. Мать уговаривала меня поберечься и ещё несколько дней провести дома, но я лишь упрямо покачал головой.
Отец ничего не сказал, но в глазах его светилась гордость.
Знал бы он...
***
Следующее два дня Рози тоже не появлялась. К ферме было не подобраться — крестьяне, управившись с урожаем, занялись заготовкой дров на зиму и сновали туда-сюда, нагружённые обрубками брёвен и вязанками хвороста. Мне оставалось только, угрюмо проследив за ними издали, возвращаться к озеру.
На третий день, когда я опять сидел на знакомом берегу, печально рассматривая качавшиеся на поверхности воды рыжие листья, со стороны тропы раздался шорох, а потом стали слышны лёгкие шаги — по случаю холодов Рози обула потёртые кожаные башмаки, и теперь её можно было услышать с большего расстояния. Естественно, когда она оказалась на берегу, ни меня, ни моих следов там уже не было.
Бросив взгляд на камень, где я летом оставлял для неё подарки, девушка с печальным вздохом огляделась вокруг. Наверное, она решила, что капитан или паладин, кем она представляла своего тайного поклонника, наигрался и забыл о ней.
А я, болван, не удосужился принести для неё хотя бы пару яблок или гроздь винограда!
Рози уселась на камень и стала бездумно следить взглядом за палой листвой на поверхности озера. Совсем как я перед её приходом. Сердце защемило от нежности и печали. Как же много у нас общего! Мы словно созданы друг для друга, но...
Затрещали ветки, раздались чьи-то тяжёлые неровные шаги, и на берег, проломившись сквозь заросли, выбрался молодой парень с тупым неприятным лицом и большими руками. Одежда на нём была крестьянская, но новая и добротная.
— А, вот ты где! Еле нашёл! — закричал он.
Голос у этого увальня оказался громким и чересчур высоким для его роста и сложения.
— Секоб? — удивилась вскочившая на ноги девушка. — Что ты здесь делаешь?
— Как это что? Тебя ищу!
— Зачем?
— Ну, это... разговор есть, в общем, — замялся юнец. Его уши и толстая шея стали наливаться кровью.
— Разговор? Хорошо, говори, я тебя слушаю, — сосредоточенно нахмурила брови Рози.
— Ну, ты же знаешь, у моего папаши большое поле, овцы... ну и всё такое. А здоровье ни к Белиару в последнее время. Как шнапсу хлебнёт, так сразу кашлять и задыхаться начинает. Видать, помрёт скоро, в общем... — заикаясь и краснея, принялся распинаться увалень.
— Мне очень жаль твоего отца. Но чем я могу помочь? Я же не знахарка, — недоумённо пожала плечами Рози.
— Да чего его жалеть-то! Помрёт, так помрёт. А я — единственный наследник. Ну и того... Смекаешь?
— Не совсем.
Неуклюже потоптавшись на месте, Секоб побагровел, словно гребень огненного варана, высморкался, утёр нос рукавом и, набравшись храбрости, выпалил:
— Замуж за меня пойдёшь?
Я задохнулся от возмущения.
Этот... Это безмозглое животное посмело возмечтать о моей Рози?! Ну, погоди, скотина! Недолго тебе вокруг неё прыгать! Назад-то через лес будешь возвращаться? Ну-ну, замечательно...
Я крепко стиснул рукоять своей палицы.
Нет, я всё понимаю. Мы с Рози никогда не будем вместе и, наверное, рано или поздно она выйдет замуж за какого-нибудь крестьянина, мелкого торговца, рыбака или ремесленника из города. Но пусть это будет добрый, достойный человек (теперь я убеждён, что среди простолюдинов такие тоже встречаются), а не такой вот тупорылый кабан с бегающими сальными глазками!
Между тем Рози, закусив нижнюю губу, растерянно смотрела в лицо Секоба.
— Нет, — звонко отчеканила она.
Увалень покраснел ещё больше, хотя до этого казалось, что больше не бывает, и раззявил слюнявую пасть то ли от возмущения, то ли силясь понять смысл ответа.
— Как это «нет»?! — тонким голосом взвизгнул он. — Ты дура, что ли? Ты кто есть такая, а? Да на твоих костях лохмотья еле держатся, нищебродка! Я ей... А она... — гримасничая и размахивая руками, мерзавец наступал на Рози, вынуждая её испуганно пятиться в направлении моего укрытия. — Да за меня отец знаешь кого? Кати с соседней фермы хотел сосватать, вот кого! Сам мастер Торбен из города собирался племянницу за меня отдать, как только подрастёт чуток... А ты отказываться? Овца безмозглая! Да кто ещё тебя возьмёт?! Так и подохнешь от голода в каком-нибудь сарае!
Багровый гнев застил мне взгляд. Оружие стало частью руки. Тело болезненно сжалось, словно дуга арбалета, готовое распрямиться в смертоносном броске...
— Не ори на меня! — смело шагнув к «жениху», воскликнула Рози и топнула ножкой. — Катись к демонам вместе со своим наследством, понял?! Да ты...
Секоб же, разинув рот и остекленев взглядом, смотрел мимо неё, в сторону противоположного берега озера. Рози, почувствовав неладное, осеклась на полуслове и стремительно обернулась. Глаза её испуганно расширились.
Я тоже взглянул в том направлении и невольно вздрогнул. У самой кромки воды стоял мракорис. Тот самый, с приметным белым пятном на холке.
Должно быть, после той истории с торговцем охотники крепко за него взялись и выгнали из логова. Может быть, даже ранили — что-то тощий он чересчур для этого времени года. Бродит теперь по окрестным лесам злой, голодный и алчущий мести.
Огромный зверь наклонил голову и принялся неторопливо лакать воду. Я, словно заворожённый, следил за мельканием его красного языка.
Утолив жажду, мракорис потянулся и без всякой спешки направился вдоль берега, огибая озерцо, к замершей от ужаса Рози.
Где-то в отдалении часто трещали сучья под ногами удиравшего во все лопатки Секоба.
Не колеблясь больше ни мгновения, я стиснул рукоять палицы обеими руками, выпрыгнул из своего убежища на берег и встал на пути опешившего от такой наглости зверя.
И пусть я всего лишь маленький чёрный гоблин, едва-едва оправившийся от побоев, а он — громадный и свирепый властелин хоринисских лесов. Но в моих жилах течёт благородная кровь многих поколений бесстрашных бойцов, и мою любимую эта тварь не получит!
Скачать в формате FB2 можно здесь.
Аудио-версия
Последнее редактирование:
