Готика 2: НВ Akara | Седина в бороду

[Дикарь]

Седина в бороду

Автор: Akara

Публикуется с одобрения автора.

Часть 1. Седина и отвага

Игнац даже не подозревал, что способен бегать так быстро. В его-то возрасте — и подобная прыть! И — на минуточку — безо всяких зелий ускорения и снеппер-травы! Если б еще эта прыть была не только в ногах, то и бежать бы не пришлось. Вообще не потребовалось бы ввязываться в это сомнительное приключение.
Завернув в свой проулок и припав спиной к стене, Игнац прислушался — погони не было. В портовый квартал стражники соваться не любили.
Пытаясь отдышаться, он лихорадочно размышлял, что могло пойти не так при изготовлении свитка забвения. Нет, это, конечно, была экспериментальная разработка, плод вдохновения, посетившего накануне вечером, и… Ну да, пойти не так могло все что угодно. Стоило испытать свиток хотя бы на Мигеле, но он выглядел слишком измотанным, когда притащился из борделя поутру и сразу же завалился спать. Игнац пожалел его — как-никак единственный ученик за последние полтора десятка лет. И очень одаренный, между прочим!
Прокашлявшись, Игнац проверил свиток с рецептом, припрятанный в кармане фартука, оторвался от стены и на подкашивающихся ногах побрел к своей хижине. Попробуй теперь докажи, что Зурису он заплатил! Этот ополоумевший орал на всю рыночную площадь, что его обокрали, остается только надеяться, что он успокоится, вечером пересчитает выручку и поймет, как был неправ. Нет, Игнац использовал свиток забвения вовсе не для того, чтобы умыкнуть у уважаемого торговца один из его товаров. Хотя идея эта и была весьма соблазнительна. Про Игнаца в Хоринисе говорили много всякого, и кое-что даже было правдой, но вором он никогда не был. Он просто хотел заставить Зуриса забыть, что именно купил у него. А вместо этого Зурис забыл не о товаре, а об оплате.
Уже в своей хижине, присев на табуретку, Игнац вытащил свиток из кармана, с благоговением развернул его и принялся читать. Все ингредиенты он запомнил еще в прошлый раз, когда обнаружил этот рецепт среди товаров Зуриса, но вот процесс изготовления зелья был очень сложным, тут на свою память полагаться не стоило.
— Что это? У нас намечается новый эксперимент? — Мигель потянулся в постели, с интересом поглядывая в сторону Игнаца, который аж подскочил и чуть не навернулся с табуретки от неожиданности.
— Ничего! — растерянно ляпнул он и торопливо спрятал свиток обратно в карман фартука. А потом, поднявшись на ноги и напустив на себя серьезный вид, заявил Мигелю: — Ничего такого, во что мне стоило бы посвящать такого нерадивого ученика. Опять всю ночь шлялся неизвестно где, да еще и на мою кровать завалился! У тебя вон в углу своя подстилка есть. Когда заработаешь на собственную кровать, а то и вовсе на хижину, тогда и поговорим!

Экстракт из жал шершней, воронья трава, серафис, серу, уголь и солнечник Игнац достал без проблем, кое-что имелось и в запасах. Пришлось порыскать по пляжу за пристанью в поисках ракушек, чтобы потом извлечь из них жемчужины и растолочь. Жемчужный порошок был одним из ингредиентов зелья. Игнац даже раскошелился на драконий корень, после того как безуспешно пытался отыскать его в окрестностях Хориниса в течение пары недель.
Но вот яйца половозрелой гигантской крысы неизменно ставили в тупик. Он долго ломал голову, подозревая, что в рецепт закралась какая-то ошибка — крысы ведь не несут яиц. Разгадка пришла как раз во время сбора ракушек. Игнац наткнулся на стайку зубастых гадин возле одной из заброшенных рыбацких хижин, и пока уносил ноги от одного особенно злобного крысюка, понял, о каких яйцах в рецепте шла речь — о тех, что были у мерзкой животины под хвостом!
В продаже яиц гигантских крыс Игнац не встречал ни разу в жизни, а пожил он немало, да еще и алхимией занимался с ранних лет. Для очистки совести он, конечно, прошвырнулся по всем лавкам Хориниса и поспрашивал у вольных торговцев, но это не принесло ничего, кроме свежих шуточек про безумного алхимика в арсенал особо зубоскалистых горожан.
Добывать крысиные яйца самостоятельно Игнац посчитал сущим самоубийством, он даже в молодости не был хорошим бойцом, его эта хвостатая тварь загрызет на раз-два. Потому он решил обратиться к охотникам — уж эти-то ребята резали крыс пачками, а некоторые уделывали даже мракорисов.
Но Боспер только рассмеялся в ответ на его просьбу. А после сказал, что даже во времена своей юности не занимался такой ерундой, а теперь, когда стал уважаемым человеком и хозяином единственной в Хоринисе охотничьей лавки, не станет и подавно. Трокар, узнав, о чем его просят, выпучил глаза и заломил такую цену, что Игнацу было проще отрезать собственные яйца. Тем более, что при покупке драконьего корня он и без того сильно поиздержался. Барток, кажется, мог бы и согласиться, но Игнац совершил ошибку, обратившись сначала к Трокару. Эти ребята дружили, и Барток в их паре не выглядел главным, он долго мялся, поглядывая на товарища, но все же заявил, что зарабатывает на жизнь охотой на волков, а не крысоловством.
Совсем отчаявшись, Игнац даже отыскал Джо. Этот известный пройдоха не раз приходил плакаться с похмелья и выпрашивать целебные зелья то от головы, то от живота. Денег у него, естественно, никогда при себе не было и Игнац каждый раз недоумевал, какой падальщик клевал его в такие моменты, потому что целебные зелья, сжалившись, он отдавал бесплатно. Джо был крепким парнем, и в том, что он сумеет справиться с гигантской крысой, сомнений не возникало. А не захочет сам руки марать, так найдет способ добыть крысиные яйца иначе. Авось ребята из Гильдии Воров, в которой он состоял, и не такое доставали.
— Так какого ж мракориса, ты, скользкий шныг, мне каждый раз пел про то, какой я у тебя замечательный товарищ! — сжав кулаки, процедил Игнац, когда понял, что даже Джо ему отказывает.
— Гигантский крыс тебе товарищ! — фыркнул Джо. — У меня после твоих целебных зелий руки по нескольку дней трясутся, ни одного кошелька по-людски срезать не могу, только и остается, что ноги от стражников уносить! Да ты мне за такое лечение доплачивать должен, старикан!
Уставший и разбитый, к ночи Игнац притащился домой. Мигеля опять не было. Если этот поганец и дальше будет спускать всю свою дневную выручку на утехи в борделе, то никогда не скопит не то что на хижину, но даже на кровать! Ох, и послал же ученичка сам Белиар!
Достав с верхней полки книжного стеллажа «Историю Миртаны», Игнац пролистнул ее до нужной страницы и вытащил сложенный вчетверо листик. Книгу он бросил на письменный стол. Поправил волосы у гарпии, висящей над столом. Это чучело он сделал много лет назад, выменяв труп этой красотки на несколько целебных зелий у одного потрепанного охотника. И, виновато вздохнув, накрыл лицо гарпии плотной тряпицей.
Листок Игнац развернул уже после того, как удобно устроился на кровати. Оттуда смотрела на него прелестная Надя — жемчужина борделя «Красный фонарь». Из одежды на ней были лишь тонкие нити и сетки, не прикрывавшие ничего, что могло бы привлечь взгляд мужчины. Игнац протяжно вздохнул.
Этот рисунок он отобрал у Мигеля, когда тот притащился с ним однажды поутру и гордо хвастался приобретением. Говорил, что Бромор, хозяин борделя, заказал у какого-то заезжего художника портреты всех своих девиц и теперь продает их втридорога желающим. Игнац тогда отчитал Мигеля на чем свет стоит за пустые траты и отобрал рисунок в качестве поучения.
И следующей же ночью, когда горе-ученичок опять улизнул в бордель, развернул злополучный листок с портретом. Игнац намеревался его сразу сжечь, Надю он всегда считал доброй и милой девушкой, которая уж точно не заслуживала того, чтобы продавать свое тело всяким похотливым болванам. А какие выступления с огнем она устраивала по ночам! Ради них Игнац даже иногда добирался до борделя. Не заходил внутрь, конечно, просто смотрел, как Надя в окружении огненных сполохов танцует у входа. Прелестная девушка! И такая талантливая! Игнац никогда не думал о ней в том ключе, в каком думало большинство (если не все) хориниссцев мужского пола. Как, впрочем, не думал подобным образом и о других женщинах уже много лет. Даже с гарпией за это время у них установились исключительно рабочие отношения — он советовался с ней при составлении свитков или зелий, и она молчаливо одобряла все его идеи, казавшиеся остальным безумными.
Каково же было изумление Игнаца, когда портрет обнаженной Нади поднял в нем волну давно забытых чувств! Вот только оно ни в какое сравнение не шло с тем разочарованием, которое он испытал, поняв, что оказался слишком стар для подобных утех…
Но большой жизненный опыт и неисчислимое множество не слишком-то удачных экспериментов научили его одному: если после первых десятков раз не выходит ничего толкового — сдаваться нельзя, успех может прийти после нескольких сотен. Потому каждую ночь после того, как Мигель уматывал искать приключений на причинные места, Игнац доставал портрет Нади и пробовал — снова и снова. Пока, увы, безуспешно. Но что такое неудача для настоящего ученого? «Отсутствие нужного результата — тоже результат», — не раз говорил Игнац Мигелю, и сам искренне верил в эти слова.
Когда же среди товаров Зуриса он увидел рецепт зелья для силы мужского корня, то, казалось, вот оно решение! Но, как и всегда, легко ничего не давалось…

— Яйца гигантской крысы? Пф! Да как два пальца о мостовую! — воодушевленно воскликнул Мигель, когда ближе к полудню, после того как он проспался, Игнац, бледнея и краснея, пожаловался ему, что никак не может достать последний ингредиент для одного очень полезного зелья. — У меня вон какая дубина! — Мигель достал из-за пояса свое немудреное оружие и потряс им в воздухе. — Я ею даже падальщика уделывал, с крысой и подавно справлюсь! Только вот мне надо одно зелье испытать, как раз вчера доделал. Зелье отваги. У стражников оно на раз-два будет расходиться! Наконец деньжат хороших подзаработаю… — мечтательно произнес Мигель и даже слегка зажмурился в предвкушении. — Не знаю, правда, на ком испытать. На Пабло? Или, может, на Пеке?
— Да ты рехнулся! — всплеснул руками Игнац. — Кто же испытывает новые зелья на будущих покупателях? А если что-то пойдет не так?
— Но… — растерянно заморгал Мигель. — Учитель, вы же сами не раз так делали…
Игнац обреченно вздохнул, воздев глаза к потолку, откуда смотрел на него один из усаженных на балки скелетов.
— Делал, — нехотя признал он. — А ты не будь дураком, поучись-ка на моих ошибках. — И, помедлив, деловито заявил: — Давай сюда свое зелье. Сам выпью. Посмотрим, как от этого моя отвага повысится. Глядишь, и яйца гигантской крысы без чужой помощи добуду. У меня вон серп какой! Не хуже твоей дубины.

Яйца гигантской крысы Игнац так и не добыл. Он вообще слабо помнил все, что делал после того, как зелье отваги начало действовать. В себя он пришел уже под вечер — в Верхнем квартале, пред ликом судьи, готового вынести Мигелю приговор. Свидетелями со стороны обвинения выступала чуть ли не половина жителей Хориниса. В их число даже Игнаца поначалу записали, правда когда он наконец сумел связно мыслить и говорить, то быстро переметнулся на сторону защиты, вот только толку от него одного не было никакого.
Все его заверения в том, что Мигель старательный и талантливый ученик, из которого очень скоро может получиться замечательный алхимик, такой же, как и он сам, Игнац, а, может, даже лучше, вызывали у всех только смех, перемежаемый градом неуместных шутеек. Эти поганцы, мракорис их задери, столько раз выпрашивали у него скидки на товары, а теперь даже слова доброго замолвить не могли! Зато только и жужжали, аки кровяные мухи, о том, как старый безумный алхимик под действием зелья потерял последний страх, бегал по городу и спускал перед честными людьми штаны, предлагая полюбоваться на свою голую задницу. Игнац в глубине души даже радовался, что ему отбило память, не то со стыда бы он не только сгорел, но и провалился сквозь землю.
Мигеля за такое стоило отходить его же дубиной промеж лопаток — да посильнее! Глядишь, и научился бы как следует зелья составлять. Или в темнице подержать пару недель. Ладно, пусть даже месяц. На хлебе и воде. Но не отправлять же в Долину Рудников за такое! Все ошибаются, ошибся и он. Никто же не пострадал из-за этого! Подумаешь, на старикову задницу полюбовались! Да Игнац, между прочим, пострадал при этом больше всех остальных! Но он же не имел к Мигелю никаких претензий!
Он кричал об этом так, что вот-вот готов был сесть голос. И сел бы, наверняка. Но судья приказал стражникам вывести Игнаца из ратуши и не пускать назад до тех пор, пока не вынесет приговор.

— Держи. Это свиток превращения в мясного жука, — прошептал Игнац, поглядывая на стоящих чуть поодаль стражников. Ему разрешили попрощаться с Мигелем, которого посадили в городскую темницу до утра, пока не соберут отряд и не отправят его в Долину Рудников. Игнац осторожно вытащил свиток из кармана фартука и просунул между прутьев решетки. — Когда все уснут, используй его. Проползешь под решеткой, потом осторожно выберешься из Хориниса через Южные ворота. За ними сразу повернешь направо. Помнишь ту пещеру в скале рядом с городской стеной, за которой пляж и пристань? Мы возле той пещеры серафис собирали, помнишь? Спрячься там, стражники не ходят так далеко в лес. Я принесу тебе еды, меня ни в чем не заподозрят, решат, что опять пошел растения для зелий собирать. А потом… потом мы что-нибудь придумаем.
— Нет, учитель. — Мигель печально мотнул головой. — Я не возьму этот свиток.
— Но почему, кротокрыс тебя укуси?! — возмутился Игнац, на мгновение повысив голос.
Стражники глянули в их сторону, но, не заметив ничего предосудительного, успокоились и снова увлеклись собственной болтовней.
— Долина Рудников — твой смертный приговор! — снова понизив голос до шепота, проговорил Игнац. — С тех пор, как маги создали над ней этот проклятый Барьер, ничто живое оттуда не выбиралось! Не выберешься и ты, будешь до конца жизни гнить каторжанином в какой-нибудь шахте с рудой. И я уже ничем не смогу тебе помочь…
— Вы и сейчас мне не поможете. Скорее всего… — обреченно вздохнул Мигель. — Даже если я выберусь отсюда, стражники поймут, что это вы помогли мне сбежать, вас схватят и отправят в Долину Рудников вместо меня.
Игнац покачал головой.
— Даже если так, я уже стар, а твоя жизнь только начинается. К тому же, может, в Рудниковой Долине найдется свободный рабочий стол и пустая койка для опытного алхимика, и мне не придется махать киркой от рассвета до заката. Буду там заниматься тем же, чем и здесь.
— Вы верно говорите, учитель! — чуть приободрившись, улыбнулся Мигель. — Возможно, там, за Барьером, действительно требуется алхимик! И, когда я попаду туда, смогу неплохо устроиться. Вы ведь хорошо обучили меня, пора мне самому заработать себе хижину, кровать и кусок хлеба. — И расправив плечи и задрав нос кверху, он проговорил: — Алхимик Мигель, лучшие зелья и свитки Долины Рудников к вашим услугам!
— Но ты же никогда не выберешься оттуда… — снова повторил Игнац с горечью в голосе.
— Да… — со вздохом кивнул Мигель. — Но разве я когда-то выбирался дальше Хориниса? Только растения пособирать неподалеку от городской стены. Да и вы сами, учитель, не выбирались дальше. Какая разница, где жить, если ты никогда не покидаешь это место?
Игнац вздохнул, сглатывая ком, подкативший к горлу. Спрятал в карман фартука свиток превращения в мясного жука и достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. До сего момента он не знал, какой гоблин дернул его взять портрет Нади с собой. Теперь же Игнац понял, что сделал это не зря.
— Держи. — Он протянул портрет Мигелю. — Говорят, в Рудниковой Долине почти нет женщин. Мне кажется, тебе это может пригодиться.

Дотащившись до своей хижины, Игнац без сил рухнул на кровать. Три скелета укоризненно смотрели на него с потолочных балок, а гарпия и вовсе отводила взгляд.
В это время Мигель обычно ошивался в борделе, и можно было закрыть глаза и представить, что все как всегда. И, как всегда наутро он опять появится, завалится на кровать вставшего чуть раньше Игнаца, забыв о том, что его спальное место — на подстилке в углу.
До рассвета это почти получалось. Но с первыми лучами солнца оглушающая тишина навалилась с такой силой, что Игнац не выдержал — достал с книжной полки свиток с заклинанием сна и применил его сам на себя. Очнувшись ближе к полудню, он наварил целый запас сонных зелий. И пил их пару недель подряд — и в чистом виде, и разбавляя с водой в разных концентрациях. Во сне все было, как и раньше — вместе с Мигелем они ходили за городские стены, собирали травы, потом варили зелья, не боясь смешивать ингредиенты в самых невероятных сочетаниях и пропорциях. Наяву же Мигеля не было, и Игнац в одиночку изготавливал одно за другим самые простые зелья и эликсиры, с которыми не могло быть никаких неожиданностей — здоровья, маны, скорости… При этом он клевал носом и частенько засыпал прямо над алхимическим столом, зато думать о чем-либо, кроме работы, по счастью, не получалось.
Все закончилось в тот момент, когда подошли к концу запасы трав. Игнац, залпом прикончив остатки сонного зелья, проспал до рассвета. Кое-как заставив себя подняться с кровати, поплескал холодной водой из бочки, стоящей рядом с кузницей Карла, на лицо. Доплелся до хижины Эдды на соседней улице и выпросил у нее тарелку вчерашней, совершенно остывшей, но показавшейся невероятно вкусной с голодухи ухи. Эдда, повздыхав и покачав головой, выскребла остатки своего супа со дна котелка и налила добавки.
— После обеда приходи, я новой ухи сварю, — крикнула она вслед Игнацу, когда он, поблагодарив ее, потащился прочь.
Милая, добрая женщина. Ее даже на суде не было, хотя и поговаривали, что Игнац под действием зелья отваги побежал первым делом именно в сторону ее хижины.
За свою долгую жизнь Игнац понял одну истину — ничто не утоляет душевную горечь лучше усердной работы. Потому он наточил серп, сгреб в охапку мешки для трав и направился к Восточным воротам Хориниса. Там, в низине возле городской стены, можно было собрать неплохой урожай. Если, конечно, Константино, проклятый конкурент из Нижнего города, не успевал пройтись там со своим серпом раньше.
Опустив голову и ссутулившись, Игнац брел через рыночную площадь к выходу из города.
— Эй, старик! — услышал он окрик Зуриса и вздрогнул. После истории со свитком забвения этого торговца он старался избегать. А уж после позорнейшей истории с зельем отваги и суда над Мигелем, с добрыми намерениями к Игнацу и вовсе редко обращались.
— Да? — медленно обернулся он, готовясь выслушать очередную порцию оскорблений или, в лучшем случае, вытерпеть пару-другую не слишком-то остроумных шутеек о самом себе.
— Говорят, у тебя сейчас с клиентами проблемы, — догнав его, сообщил Зурис.
Вот еще новость! После того, как Мигеля отправили на каторгу, за зельями и свитками к Игнацу заявлялось лишь последнее отребье Портового квартала, которое попросту боялось сунуться в Нижний город к Константино, где их под белы рученьки тут же бы взяла стража и с радостью препроводила в тюрьму, а после — в Долину Рудников, вслед за Мигелем. С той лишь разницей, что, в отличие от этого несчастного парнишки, туда бы они попали вполне себе за дело.
— В Хоринисе много чего говорят. И не все из этого правда, — мотнув головой, фыркнул Игнац.
— На каждый роток не повесишь платок, — вздохнул Зурис. На удивление — совершенно беззлобно. — Но, если слухи верны, у меня есть для тебя предложение.
Игнац немного растерялся, но на всякий случай скрестил руки на груди и кивнул, дескать, готов слушать.
— У меня много клиентов. И местные, и с соседних островов, — начал Зурис. — Даже купцы с материка закупаются перед обратной дорогой. В общем, работы хватает, притом от прилавка по целому дню отойти не могу. Зелья по полночи варю, спать даже некогда. Я это к чему, Игнац. Зелья здоровья и маны — самые ходовые. Если бы ты продавал мне их, к примеру, по три четверти от обычной цены, ты бы меня очень выручил с этим. Как тебе такое предложение?
— Три четверти? — У Игнаца даже челюсть упала. А еще опустились руки и едва не подогнулись колени. — Это… это же очень высокая цена… Разве ты не будешь работать себе в убыток?
— В убыток своему сну — уж точно нет! — махнул рукой Зурис. — Да и вообще, сколько лет мы друг друга знаем? Сегодня у меня золото в руки идет, что будет завтра, кто может сказать? Глядишь, и ты меня выручишь в трудные времена, как выручал до этого.
— Сп-пасибо… — пробормотал Игнац, сминая руками подол фартука. — Большое спасибо! Конечно, я изготовлю тебе столько зелий, сколько понадобится.
Смущенный, он развернулся было в сторону городских ворот, но в последний момент осторожно спросил через плечо:
— Надеюсь, ты не в обиде на меня за тот раз, когда… Ну помнишь, когда…
— Ой, да брось! — хохотнул Зурис. — Говорю же, сколько лет друг друга знаем. В тот день я пересчитал выручку, все сошлось. Ясно ведь, как Инносов день, что ты опять наворочал что-то со своими экспериментами. Как будто в первый раз!

Часть 2. Королевское имя

Игнац работал в поте лица. Самые обычные зелья и свитки даже в самые трудные времена позволяли ему заработать на корку хлеба. Как и любому алхимику.
Но Игнац не был обычным алхимиком. Он был творцом, создателем. В юности он мнил себя чуть ли не богом, не одним из тех богов — Инносом, Аданосом или Белиаром — что заложили основы мироздания. Но уж богом алхимии — точно. Потому что, подобно богу, он всегда стремился создавать что-то новое, то, чего не создавал никто раньше. И эту же искру он видел в Мигеле. Бедном талантливом Мигеле, который, спустя годы, вполне мог бы превзойти Игнаца.
Им обоим было душно в тесных рамках много веков назад созданных и отточенных до совершенства простых рецептов. И чем больше зелий Игнац изготавливал для Зуриса, тем чаще он посматривал на гарпию, которая неизменно поддерживала его во всех творческих начинаниях. А еще по вечерам он частенько выбирался к «Красному фонарю», где в свете огней танцевала Надя. Иногда она выхватывала его взглядом из толпы и улыбалась. В такие моменты Игнац нащупывал в кармане фартука заветные пятьдесят золотых и даже подходил к порогу борделя, но так и не решался его переступить. Какой толк будет от старого немощного старика в постели, пусть даже он и оплатит полную ночь?

В кузницу Карла Игнац пришел с двумя собственноручно нарисованными чертежами. Один представлял из себя схему небольшой ловушки, куда мог залезть лишь маленький крысенок, он перегрызал бы веревку, на которую был надет кусок мяса, после чего дверца ловушки падала и захлопывалась. Другой чертеж был проектом клетки — высокой и широкой — в которую мог бы поместиться взрослый гигантский крыс.
Карл в изумлении почесал затылок, но лишних вопросов задавать не стал — назначил цену и взялся за работу.
Поймать мелкого крысенка, дорастить до полового созревания и заполучить заветные яйца — таков был план.

Игнац установил ловушку рядом с одной рыбацкой хижиной на пляже за пристанью, а сам спрятался внутри другой. Услышав щелчок, с которым захлопнулась дверца, он выглянул из своего укрытия. Внутри ловушки метался крысенок, совсем крохотный, куда меньше, чем Игнац предполагал — размером всего с ладонь. Он припадал лапками к прутьям решетки и истошно пищал. Крысиная стая бегала вокруг: зверюги щелкали зубами и кусали прутья решетки, еще один крысюк, самый крупный и изрядно потрепанный, встал на задние лапы, а передними раскачивал ловушку, которая вот-вот готова была перевернуться.
Игнац выдохнул, пытаясь побороть испуг (ох, и пригодилось бы сейчас зелье отваги Мигеля, доведенное до ума!), достал и активировал свиток страха. А потом, выскочив из хижины, направил магическую волну в сторону крысиной стаи.
Животины запищали и заметались. Игнац даже начал бояться, что в панике они могут кинуться в его сторону, и на всякий случай нащупал висящий на поясе серп. Но крысы побежали врассыпную прочь.
Мелкий крысенок верещал еще истошнее, чем раньше, и бросался на прутья ловушки, не в силах выбраться оттуда.
Игнац осторожно подошел ближе и заглянул крысенку под хвост. Тот вполне мог оказаться самкой, и тогда весь трюк пришлось бы повторять сначала — и неизвестно, сколько раз. Но, слава Инносу, удача улыбнулась с первого!
Натянув на руку толстую кузнечную рукавицу, которую заблаговременно приобрел у Карла, Игнац поднял ловушку и потащил ее к себе домой. Небо уже начинало темнеть, и в быстро сгущавшихся сумерках по задворкам портового квартала он добрался никем не замеченный.
Запустить крысенка в клетку оказалось нетрудно — стоило лишь прислонить к ней ловушку и открыть обе дверцы. Крысенок тут же перебежал, куда надо, забился в дальний угол, поджал под себя лапки и зашипел.
— Ничего, привыкнешь, — сообщил ему Игнац и захлопнул дверцу.

Кормить крысенка оказалось не так уж трудно. Зерно Игнац кидал ему сверху через прутья решетки, и вечно голодная зверюга за несколько минут превращала его в труху. Но напоить его оказалось куда большей проблемой. Миску с водой эта тварина вечно переворачивала вверх дном и катала по клетке. Игнац по нескольку раз за день надевал кузнечную рукавицу, засовывал руку в клетку и возвращал миску на положенное место, не забывая подливать туда воды.
Спать по ночам получалось только, если нахлебаться вечером сонного зелья в увеличенной дозировке. Крысенок упорно считал, что ночь — это день, шуршал, пищал и грыз решетку до рассвета. А с первыми лучами солнца сладко засыпал, как ни в чем не бывало.
Чего Игнац не смог предусмотреть, так это того, что мелкий засранец загадит свою клетку меньше, чем за неделю, так, что вонища пропитает не только хижину, но и, казалось, весь портовый квартал. Моча, смешанная с дерьмом и шелухой от зерна вытекала из клетки, и Игнац, моя полы по пять раз на дню, начал ощущать себя прилежной служанкой в доме какого-нибудь лорда или даже короля.
Что делать с этим в прямом смысле говном, он не имел представления до тех пор, пока в очередной раз не отправился за травами за городские стены. Проходя мимо дома плотника Торбена, он загляделся на опилки, которые тот сметал в кучу из-под верстака.
— Они хорошо впитывают влагу? — поинтересовался Игнац.
— Думаю, неплохо… — Торбен задумчиво почесал затылок. — Не зря же бедняки устилают ими земляные полы своих хижинах.
— Сколько денег ты хочешь за свои опилки?
— Денег? — опешил Торбен. — Я выбрасываю опилки или сжигаю. Все, на что они могут сгодиться в хозяйстве — это растопка печи. Но для этого у меня и мелкой щепы хватает. Забирай их просто так, если тебе нужно. Могу нагрузить хоть целый мешок.
— Отлично! — Игнац чуть не подпрыгнул от радости. — Я заберу у тебя все, что есть, когда пойду назад.
Почистить клетку оказалось проблемой. Крысенок ни в какую не хотел перелезать из нее в ловушку, сколько Игнац ни тыкал в него кочергой. Пришлось хватать его поперек брюшка рукой в кузнечной рукавице и насильно вытаскивать наружу.
Крысенок за неделю немного подрос, но все равно казался слишком крохотным, как бы абсурдно это ни звучало в отношении гигантской крысы. Он был размером ладони в две, если не считать длинного и противного чешуйчатого хвоста. Первым делом этот гад вцепился зубами в кузнечную рукавицу, куснул разок-другой, и, не добившись никакого результата, принялся истошно вопить и извиваться, мотая хвостом из стороны в сторону и по кругу.
— Ну и мерзость! — покривился Игнац, сунул его в ловушку и с силой захлопнул дверцу.
Перед своей хижиной, морщась от зловония, Игнац вычистил и промыл клетку. Засыпал в нее опилок и поставил на место. А потом задумчиво уставился на крысенка: пах тот ничем не лучше своей клетки до мытья. Он сидел, подобрав под себя хвост, и старательно умывал мордочку лапами, то почесывая за ушами, то протирая тонкими когтистыми пальцами усы. Игнац заметил, что под его серо-коричневой шерсткой кожа была покрыта желтоватой коркой — определенно состоящей из той грязи, в которой он барахтался все это время.
— Да уж, поплескаться в корыте с водой тебе бы явно не помешало, — с сочувствием покачал головой Игнац, присев на корточки перед крысенком.
Тот отвлекся от умывания, поводил носом из стороны в сторону, презабавно шевеля при этом усами, и, сделав пару шажков, подошел к прутьям ловушки и взялся за них передними лапками. Сейчас он напоминал Мигеля, заточенного в городскую темницу. Когда Игнац уходил оттуда, Мигель так же стоял возле решетки, держась двумя руками за прутья…
— Ну что, попробуем искупаться? — вздохнув, предложил Игнац.
Крысенок что-то пискнул и высунул нос между прутьев решетки. Возможно, это стоило расценивать как согласие?
Игнац подогрел воду, налил ее в небольшую бадейку, в которой обычно вымачивал травы, добавил туда экстракт мыльного корня и взбил побольше пены рукой.
— Кусаться будешь? — поинтересовался он у крысенка, поставив бадейку рядом с ловушкой.
Тот неопределенно пощелкал зубами и подергал лапами дверцу. Игнац задумчиво покосился на кузнечную рукавицу, но не стал ее надевать. Открыл дверцу ловушки и осторожно протянул крысенку ладонь. Тот обнюхал ее — с неменьшей осторожностью — потрогал передними лапами, а потом взял — и запрыгнул на руку Игнацу, пробежался по ней до локтя и нырнул в бадейку с пенящейся водой. Ухнул туда прямо с головой — только кончик хвоста закрутился над поверхностью, раскидывая пену по полу.
Вынырнув, крысенок закашлялся и принялся отфыркиваться, при этом усиленно потирая лапами нос и всю мордочку вместе с ушами. Но из воды не вылезал.
— Давай помогу, — сказал Игнац и, взяв с полки щетку, которой чистил алхимические колбы, провел ею по спине крысенка.
Тот вздрогнул и напрягся, покосившись на щетку черным блестящим глазом. Игнац повторил движение еще раз, и крысенок, выдохнув, выгнул спину и часто и мелко застучал зубами.
«Он делает так от удовольствия!» — догадался Игнац. И легонько погладил крысенка пальцами между ушей, а потом продолжил мытье.
Мокрую, кажущуюся облезлой из-за влажной, облепившей тело шерсти, но совершенно чистую зверюгу Игнац достал из бадейки, завернул в старое одеяло и засунул вместе с ним в клетку. У него самого после купания неизменно разыгрывался аппетит. «Небось, и этот проглот есть хочет», — подумал Игнац, отломил корку от недоеденного за обедом хлеба и протянул крысенку через решетку. Тот схватил ее и принялся уплетать, вертя в лапках и разворачивая по кругу, чтобы каждый раз откусить с новой стороны. Было в этом что-то аристократичное.
— А ты у нас знатных кровей, как я посмотрю! — усмехнулся Игнац, постучав пальцами по прутьям клетки.

— Ох, св-вятой Иннос! — воскликнул Зурис с порога, уставившись на крысенка. — Зачем тебе эта Белиарова тварь?
Игнац покосился на крысенка, с любопытством выглядывавшего из гамака, в котором он, по своему обыкновению дремал во время полуденной жары. То самое старое одеяло этот хвостатый засранец сразу же облюбовал, и чтобы оно не пачкалось от опилок и экскрементов, Игнац обрезал его до нужного размера и подвесил за углы к верхним прутьям клетки. Такое новшество крысенку понравилось сразу, он запрыгнул в гамак, совершенно довольный, и свернулся в нем клубком.
— На опыты, — пожав плечами, бросил Игнац с как можно большим безразличием. По сути ведь все так и было, правда же?
— Понятно, — пробормотал Зурис и по стеночке, противоположной той, возле которой стояла клетка, прокрался к алхимическому столу. — Я за зельями пришел, а то прошлая партия вся кончилась.
— Да-да, конечно! Совсем я, старый, все забыл! — всплеснул руками Игнац. — Наварил с мракорисову кучу, а принести не принес! — И он кивнул на три ящика под столом, под завязку набитые зельями.
На самом деле, о том, что зелья надо доставить Зурису, он не то чтобы забыл — попросту замотался, раз от раза откладывая поход до рыночной площади на потом. Зато в кузницу Карла в последнее время пришлось ходить как к себе домой. Игнац заказал у него тяжелые железные миски — под еду и воду, такие, которые крысенку сложно было перевернуть. Но стоило только порадоваться, что жилище хвостатика теперь оборудовано, словно королевские покои, как в голову пришла новая идея.
Крысенок, как выяснилось, неплохо разбирался в зельеваренье. Он то и дело просовывал нос сквозь прутья клетки, пока Игнац копошился за алхимическим столом, брезгливо пофыркивал, если тот ошибался в дозировках, и удовлетворенно стучал зубами, если все шло как надо. Игнац даже начал давать ему готовые зелья на пробу (авось от повышения здоровья и маны хуже бы ему не стало), поднося колбы к мордочке и с улыбкой наблюдая, как этот умник обхватывает горлышко передними лапами и слизывает каплю за каплей с края. Тут-то и родилась идея усовершенствовать поилку.
На сей раз Карл не просто принял заказ, но и сам знатно покорпел над идеей и чертежами. Для алхимической колбы он сделал плотно прикручавающуюся крышку с отходящей вбок трубкой, в конец которой вставил подвижный металлический шарик. Если наполнить водой колбу и перевернуть ее вверх дном, из нее ничего не польется. А вот если слегка надавить на шарик, чтобы тот ушел внутрь трубки, из нее, капля за каплей, начинала стекать вода.
Когда Игнац закрепил готовую поилку на прутьях клетки, крысенок принялся ее с интересом обнюхивать. Потрогал лапами, лизнул шарик. Фыркнул от упавшей на нос капли. Лизнул снова. И уже через пару мгновений пил из нее с таким деловым видом, будто с рождения был приучен пользоваться этим мудреным устройством.
— Забыл все, говоришь? — хитро прищурившись, посмотрел Зурис на Игнаца. — А у меня как раз на такой случай рецепт есть — для зелья памяти. Поможешь ко мне домой все эти ящики перетаскать, и он твой.
Почему Зурис так легко расстался с этим рецептом, было понятно. Помимо местных растений в состав зелья памяти входили кротокрысов корень и варантский мозгокрут. В Варанте сейчас полыхала война, новости о бесчинствах тамошних орков, приходившие с материка вместе с торговыми кораблями, были одна страшнее другой. И, конечно, ни о каких заказах растений и прочих ингредиентов из тех мест не могло идти и речи. Но варантский мозгокрут, насколько помнил Игнац, рос еще и в Дракии. Кротокрысов корень, кстати, тоже. Эти растения не использовались ни в каких ходовых зельях, хотя можно было заказать их доставку с одним из торговых кораблей. Проблема состояла лишь в том, что от Хориниса до Дракии и назад они не ходили. В Дракийском порту они останавливались лишь по пути на материк, а это значило, что заказ можно было ждать очень долго, пока корабль не вернулся бы снова в Хоринис. А можно было не дождаться и вовсе, если кто-то из команды, с кем придется договариваться о доставке, или странствующий торговец про него благополучно забудут.
Потому Игнац, без особого воодушевления повертев в руках свиток с рецептом, засунул его на книжную полку и принялся за изготовление новой партии зелий для Зуриса.

Ночь выдалась холодная, на улице лил дождь, шумел, стуча каплями по крыше и бренча по водосточной трубе потоками воды. Игнац то и дело просыпался от ощущения, про промерз до костей. Натягивал одеяло до самого носа и проваливался в беспокойную дремоту.
В какой-то момент стало теплее. Сначала в ногах, будто кто-то подложил под них грелку, горячую и мягкую. Потом тепло поднялось выше, согрелись живот и грудь. Игнац сладко потянулся, обхватил руками что-то теплое и пушистое, покрепче прижав к себе, и сладко заснул.
Туманный рассвет казался немногим приятнее ночи, и потому Игнац провалялся в полудреме до позднего утра. Тем более, в постели было так хорошо и уютно! Кто-то копошился рядом, переворачиваясь с боку на бок, тыкал в шею мокрым носом и щекотал усами по щекам.
Что? Какими еще усами?
Игнац резко подскочил, сев на кровати, и откинул одеяло. Там, вытянувшись во всю свою теперь уже немалую, чуть ли не в половину человеческого роста, длину, лежал крысенок. Он сонно похлопал глазами, зевнул и потянулся, выпростав из-под одеяла чешуйчатый хвост.
— Святой Иннос! — ахнул Игнац. — Ты как здесь оказался?
Крысенок уставился на него своими черными глазенками с видом полнейшего непонимания. Но взгляд, брошенный в сторону клетки, сразу дал ответы на все вопросы: задвижка, вытащенная из пазов, валялась на полу, а дверца была настежь распахнута. Подросший крысенок уже не раз пытался изучить и освоить этот немудреный механизм, но неизменно получал за это нагоняи от Игнаца. Но холод этой ночи, похоже, заметно усилил тягу к познанию.
— Выходит, теперь клетка тебя удержать уже не сможет? — задумчиво вздохнул Игнац, почесав жидкую бороду. — И что с тобой прикажешь делать?
Крысенок пристыженно отвел глаза и опустил морду, уложив ее на вытянутые передние лапки.
Покидать клетку насовсем, как выяснилось, он не собирался. Там был его гамак и облюбованные миска и поилка, которые требовалось навещать по нескольку раз на дню. Даже высовываться из дому крысенок не очень-то горел желанием. Хотя иногда он сидел на пороге, жмурясь от солнечных лучей, или копал землю возле высокой городской стены, на которую смотрела входная дверь. Он взрыхлил утоптанную почти до состояния камня почву так тщательно, что Игнац даже начал подумывать, что стоит воспользоваться услугами этого первоклассного землекопа и разбить прямо у дома небольшой огородик с серафисом и прочими травами, чаще всего требовавшимися в работе.
В алхимические дела крысенок тоже то и дело совал свой длинный нос. То, бывало, оценивал качество ингредиентов так скрупулезно и тщательно, что Игнацу приходилось идти за городские стены и набирать новых растений, пока этот обжора сладко дремал, переваривая старую партию. То без разрешения вытаскивал пробки из бутылочек и нализывался зелий здоровья и маны. Игнац вздыхал, ворча на крысенка, и принимался варить новые — не хотелось подводить Зуриса, да и старые клиенты, подзабыв историю с зельем отваги Мигеля, начали понемногу возвращаться. А еще крысенок очень интересовался чтивом. Настолько, что Игнац, устав гонять его от книжного шкафа, на всякий случай переложил все ценные фолианты на самые высокие полки, оставив на нижних те, которые готов был отдать на растерзание этому заядлому буквоеду.
Но каково же было его возмущение, когда однажды, вернувшись домой, он застал крысенка с одной редкой и весьма дорогой книгой рецептов в лапах. Крысенку тогда сильно влетело, а Игнац еще долго собирал по полу изгрызенные листы, надеясь, что сумеет хоть что-то восстановить. Но тщетно. Зубастый засранец постарался на славу, даже в обложке дырку прогрыз. В очередной раз обреченно вздохнув, Игнац посмотрел сквозь нее на свет (больше ни для чего она уже не годилась) и с удивлением узнал в очертаниях прогрызенной дыры силуэт Нади — прямо как на том портрете. Покосившись на крысенка, виновато поглядывавшего из самого дальнего угла, он поскреб ногтями бороду, цыкнул зубом и засунул поврежденную обложку между книг на самой верхней полке.

— Э-эй, старик! Э-эй!
От стука в дверь Игнац аж подпрыгнул и чуть не поперхнулся молоком, которое как раз отхлебнул из кружки. Голос Джо не узнать было невозможно. Опять всю ночь прокуролесил и теперь пришел помощи просить. Позавтракать не даст спокойно, зараза.
Поставив на стол кружку с молоком и положив рядом с ней надкушенный кусок хлеба, Игнац напустил на себя самый суровый вид и пошел открывать.
— Что тебе нужно? — холодно спросил он у Джо.
— Да у меня, ты понимаешь, брюхо вот крутит, сил нет, — тихо, словно бы из последних сил, пожаловался тот, дыхнув на Игнаца крепким перегаром. — И голова. Раскалывается, будто по ней молотом бьют. Ой, плохо мне, плохо! Того и гляди помру. Ты помоги мне, а? Есть же у тебя что-нибудь целебное.
— Есть, — медленно кивнул Игнац. — Целебное зелье есть. — И, собравшись с духом, твердо добавил: — Стоит двадцать пять золотых. Деньги вперед.
— Чего-о?! — воскликнул Джо внезапно прорезавшимся голосом. — Да ты что, старик, чего-то попутал?
— Нет, совершенно точно ничего не попутал. — Игнац старался не терять хладнокровия (он много раз прокручивал в голове подобные сцены, с тех пор, как решил, что больше не позволит Джо нагло пользоваться своей добротой), но все же отступил назад на негнущихся ногах. — Такова цена за это зелье во всех алхимических лавках Хориниса, можешь обойти хоть весь город — нигде не найдешь дешевле.
— Да какая вообще, к Белиару, цена? — Угрожающе потрясая кулаками, Джо перешагнул порог. — Да я тебя сейчас научу, как надо цены выставля-а-а-а-ать!.. Твою мать! Это еще что за поганая тварь?!
Джо отскочил от крысенка, который разок куснул его за ногу и теперь, вздыбив шерсть на загривке и оскалив длинные острые зубы, угрожающе шипел.
— Это гигантский крыс, — с гордостью поглядывая на своего храброго хвостатика, ответил Игнац. — Мой товарищ!
На всякий случай он потянулся за свитком сна, который, по счастью, лежал на столе прямо у ног гарпии — мало ли что этому пропойце в голову придет, еще не хватало, чтобы крысенка поранил, лучше успокоить его — и дело с концом.
Но ничего такого не потребовалось. Презрительно бросив: «Я всегда знал, что ты поехавший ублюдок!», Джо нырнул в приоткрытую дверь и был таков.
Игнац облегченно выдохнул, медленно опустившись на табуретку. Выпил залпом остатки молока и протянул свой кусок хлеба крысенку.
— Спасибо, друг!
Тот мотнул хвостом и принялся уплетать угощение.
— Раз уж мы с тобой и впрямь товарищи, было бы неплохо тебе имя придумать, — подперев рукой голову, раздумчиво пробормотал Игнац.
О том, что крысенку нужно имя, уже не раз говорил Карл. Он частенько захаживал в гости, сначала, чтобы посмотреть, как работают его изделия, а потом и просто так, потому что ему понравилось играть с необычным питомцем.
Игнац не раз размышлял насчет имени Мигель — в память о своем ученике. Но потом задумывался, как к этому отнесся бы сам Мигель, если бы узнал. Ответа не было, и потому Игнац медлил, перебирая в голове самые разнообразные варианты и будучи не в силах выбрать подходящий.
Теперь же он смотрел на крысенка, который с самым аристократическим видом вертел в тонких когтистых пальцах хлеб, откусывая по небольшому кусочку, и думал, что если имя и давать, то уж точно не простое, а подходящее для знатных особ. Или даже для особ королевских кровей. Вот только, какие это должны быть имена, Игнац не имел понятия. Судить по местной, Хоринисской, знати, несколько поколений назад вылезшей с полей, вряд ли стоило. А бывать на материке, где-нибудь вроде Венгарда, столицы Миртаны, где знать уж наверняка была самая что ни на есть настоящая, само собой, не доводилось.
Правда одно имя (точно из тех, что надо) Игнац все-таки знал — королевское. Нынче престол занимал второй по счету Робар, названный в честь своего отца. Как звали позапрошлого короля, Игнац не представлял, он никогда не увлекался историей, а правитель благополучно почил еще до его рождения. Но и Робар звучало неплохо.
Он позвал крысенка только что выбранным именем и тот, оторвавшись от почти доеденного куска хлеба, с интересом зашевелил ушами.
— Тебе нравится? — поинтересовался Игнац.
Крысенок удовлетворенно застучал зубами и положил голову ему на колени.

Часть 3. Трудная дорога

Со дня на день из Хориниса должен был отплывать очередной корабль, идущий на материк. Игнац частенько наведывался в порт — узнать, не получится ли сделать заказ на травы из Дракии. Покупателей у Зуриса поубавилось, и изготавливать для него зелья в тех количествах, что раньше, уже не было нужды. Игнац заскучал без усердной работы, и чтобы хоть как-то себя развлечь, решил заняться изготовлением зелья памяти.
До сих пор с доставкой трав не складывалось. Корабли либо не собирались заходить в Дракию вовсе, либо никто не соглашался взять такой заказ.
— Тебе, друг, самому проще до Дракии смотаться, — потягивая трубку, медленно проговорил капитан, которого удалось отыскать на причале. — Никто нынче не возьмет твой заказ, я полагаю. Времена неспокойные. Поговаривают, война с орками на материке может принять совсем дурной оборот, и в Миртане тоже, тогда, кто знает, сможем ли вообще по морю ходить. Тебя, если хочешь, могу с собой взять, в Дракии высажу, у нас там день стоянки. Закупишь все, что надо, развеешься с недельку да вернешься с другим кораблем. За семьдесят золотых найдем тебе место в трюме. Заплатишь немногим больше, чем за девицу на ночь в «Красном фонаре».
Игнац вздрогнул от упоминания бордельных расценок и ошарашенно посмотрел на капитана. Но тот лишь курил свою трубку и смотрел вдаль, где у горизонта сходились море и небо.
«Но разве я когда-то выбирался дальше Хориниса? Да вы и сами, учитель, не выбирались дальше», — вспомнились слова Мигеля. А ведь и впрямь, что он, Игнац, успел повидать за собственную жизнь, кроме этого знакомого до последнего камня на мостовой города и его недалеких окрестностей? Он даже остров-то весь не видел, а говорили, что тот был вовсе невелик. Добраться до фермы Акила уже казалось целым приключением, на которое Игнац решался не чаще раза в год. Вон, тот же Зурис вместе с магом огня Дароном, с которым приятельствовал уже много лет, каждую неделю ходил молиться в святилище Инноса возле монастыря Магов Огня. Он рассказывал, что красота в тех местах неописуемая. А Боспер, бывалый охотник, в свое время излазивший остров вдоль и поперек, говорил, что в горах, где обитает черный тролль, пейзажи и того лучше.
Игнац никогда не видел ни монастыря, ни гор, ни, тем более, черного тролля. Хотя вот солнечное алоэ, которое вырастало только на говне этой ужасающей зверюги, несколько раз приобретал за бешеные деньги, чтобы использовать в некоторых не менее дорогостоящих зельях.
А что если сейчас, под старость лет, боги предоставляли ему возможность хоть немного посмотреть мир? И не будет ли грешно ею не воспользоваться?
— Но… я не смогу уехать на неделю, — проговорил он вслух — то ли для капитана, то ли для самого себя. — Робар останется дома один, кто будет за ним ухаживать?
— Робар? — Капитан удивленно приподнял брови и усмехнулся. — Король что ли?
— Да нет… — замялся Игнац. — Робар — это мой… мой питомец.
Он хотел было сказать «друг», в последнее время он не думал о крысенке иначе, но решил, что слово «питомец» будет понятнее для капитана.
— Свинья или овца? — без особого интереса уточнил тот.
— Эм-м… Нет. — Игнац потеребил фартук, размышляя как лучше описать Робара. Признаваться, что он крыса, не хотелось. И без того в Хоринисе все смеялись над очередным чудачеством известного безумца, и выглядеть идиотом еще и в глазах чужеземца не было никакого желания. — Он другой… Другое животное. Но очень умное и воспитанное.
Капитан окинул его оценивающим взглядом, подымил трубкой и раздумчиво сказал:
— Что ж, если и впрямь воспитанное, можешь взять его с собой. Накинешь сверху еще пятьдесят золотых — и дело с концом. Место в трюме у меня найдется, а животин мне не впервой перевозить.

— Робар, ты слышал когда-нибудь о Дракии? — с порога спросил Игнац. — Завтра мы отправляемся туда!
Крысенок посмотрел на него с таким выражением, что оставалось только когтистым пальцем у виска покрутить, и тогда бы точно не было сомнений в том, что он думает об этой затее.
Брать с собой клетку не хотелось, она была слишком тяжела, даже в дом ее когда-то приносил из своей кузницы Карл вместе с одним парнишкой, которого взял для этого в помощники. Робар, конечно, отлично ходил рядом с Игнацем, в последнее время они даже вместе выбирались за город за травами, и о лучшем защитнике от тамошнего хищного зверья можно было только мечтать. Но вот люди шарахались от их парочки, некоторые, завидев их издалека, уносили ноги или прятались в своих домах. А стражники грозились зарезать Робара при малейшем намеке на опасность для жителей с его стороны. Потому стоило придумать что-то, что позволило бы людям не бояться гигантской крысы, тем более, что впереди было путешествие в дальние края, где народ к таким зрелищам явно не привык.
Как всегда, на помощь пришел Карл. Уже к вечеру из кожи и металла он изготовил для Робара что-то вроде мудреного ошейника, опутывашего его шею и брюшко и застегивающегося на спине. К этой штуке можно было прикрепить поводок, и тогда Робар из пугающей многих гигантской крысы чудесным образом превращался в дивную дрессированную зверушку.
— Кхе-м! — При виде Игнаца и Робара капитан закашлялся, чуть не выронив свою трубку из рук. — Нет, животин я, конечно перевозил, но крысы на моем корабле никогда не были в числе желанных пассажиров. Таких тварей я вот этой вот рапирой десятками вырезал. — И он со значением положил руку на эфес притороченного у пояса клинка.
— Не надо вырезать Робара, — пролепетал Игнац, поглаживая по голове своего мохнатого друга, который опасливо выглядывал у него из-за спины.
Капитан цыкнул зубом, поворошил табак в трубке и, покачав головой, сказал:
— Ну ладно, уговор есть уговор. Я обещал взять тебя на борт с твоим питомцем, и я это сделаю. Но если эта… кхм! крыса погрызет что-то из моих товаров, платить за все будешь ты.
Игнац с облегчением покивал. Заставить Робара не грызть ничего лишнего было задачей сложной, но, наверное, выполнимой.

Как ни странно, команда корабля отнеслась к Робару куда благосклоннее большинства жителей Хориниса.
— Да что мы, крыс как будто не видали! — беззаботно махнул рукой один из матросов, когда Игнац спросил, можно ли им с Робаром постоять на палубе.
Хоринис медленно отдалялся, становясь все меньше и меньше. А когда он и вовсе скрылся за горизонтом, Игнац осознал, что отступать уже некуда. В ночь перед путешествием он не сомкнул глаз, перебирая в уме все ужасы и опасности, которые могут ждать его в ближайшую неделю. И под утро даже подумывал, не стоит ли отказаться от этой безумной затеи. Пожалуй, самой безумной из всех, что прославили его на весь Хоринис. Но за час до отплытия корабля все же решился. Он должен был сделать это, если не для себя, то хотя бы в память о Мигеле.
Опасения, что Робар может погрызть товары, оказались напрасны. Спустя несколько часов путешествия мохнатый друг не мог есть даже припасенную в дорогу пищу. Он лежал в трюме пластом, тяжело дышал, и его рвало чуть ли не каждые пять минут. Игнац грешным делом даже подумал, не отравил ли его кто из команды, но капитан, посмотрев на все это, сказал, что у Робара самая обычная морская болезнь. Он принес в трюм огненный корень и яблоки и посоветовал кормить ими мохнатого страдальца и побольше поить. Игнаца и самого знатно подташнивало, и советы капитана помогли даже ему. Проблема состояла в другом: Робар отказывался ото всего, и заставить его прожевать что-то или выпить было невозможно.
Игнац только рот открыл, когда матросы, по очереди заглядывавшие в трюм, взялись помогать. Притащили воронку, с помощью которой заливали воду в рот Робару, вынужденному ее глотать. Посоветовали измельчить яблоки в кашу и смешать с огненным корнем и развести с водой, а потом так же с помощью воронки запихивали это все в Робара.
— Есть еще одно неплохое средство, — сказал спустившийся в трюм капитан. — Смотри.
Он взял передние лапы несчастного зверька в свои руки и принялся массировать запястья большими пальцами. И уже через несколько минут измученный рвотой и насильными вливаниями лекарств Робар задышал реже и ровнее, взгляд его черных глаз стал более осмысленным, он шевельнул хвостом, а вскоре и вовсе начал постукивать зубами.
— Вы так добры к нам… — растерянно пробормотал Игнац. — Я даже не знаю, как вас и благодарить.
— Ой, да полно! — отмахнулся капитан. — Твой питомец хоть и крыса, но все-таки наш пассажир. А на этом корабле к пассажирам относятся со всей возможной заботой.
Вскоре Робару и впрямь стало легче. Он смог стоять на всех четырех лапах и даже ходить. А рвало его всего-то раз по пять на дню. Иногда Игнац выбирался вместе с ним на палубу, ему очень хотелось посмотреть на море, бескрайнее со всех сторон, но оставлять друга одного он не решался.
Члены команды неизменно спрашивали о здоровье Робара. Некоторые подкармливали его кусочками яблок, которые тот наконец начал есть сам. Робар при этом вставал на задние лапы и тянулся к угощению, которое, при его размерах уже почти взрослого гигантского крыса, ребятам приходилось поднимать над самой головой. А капитан даже научил его подавать переднюю лапу, как будто он здоровался.
— Повидал я на своем веку корабельных крыс, — как-то раз сказал он, — но ни одна не была такой смышленой.

— Смотри, вот и Дракия! — воскликнул один из матросов, хлопнув Игнаца по плечу.
Он указывал куда-то к горизонту, но различить в тумане что-то, кроме неба и моря, не получалось. А может, просто зрение на старости лет подводило.
— Вот что, друг, — сказал капитан, подойдя к Игнацу. — Тебе в Дракии неделю жить, потому послушай моего совета. Там есть таверна «Винная бочка», отличное заведение, при нем — постоялый двор. Но чует моя просоленая задница, что тебя с твоим питомцем туда не пустят. Потому найди-ка ты лучше кабак Алоисии. Баба она чудная да и местечко это всяким отребьем облюбовано. Впрочем, ты ведь сам в портовом квартале живешь, не мне тебе рассказывать.
— Хорошо, спасибо, — кивнул Игнац, постаравшись запомнить имя хозяйки кабака.
— И вот еще что, — добавил капитан, неспешно забивая трубку. — Алоисия твоему крысу тоже вряд ли будет рада. Скажи ей с ходу, что ты холостяк, тогда непременно сговоритесь.

Часть 4. Соблазны далеких земель

Игнац ожидал от Дракии чего-то… Чего-то большего. Не то чтобы он представлял себе что-то конкретное, скорее ему виделось нечто наподобие Хориниса, только лучше. Дракия и впрямь оказалась подобием Хориниса — тот же порт, только меньше, те же дома, только ниже и уже, те же улицы, только короче. В общем, Хоринис, но в уменьшенном варианте.
Впрочем, это все равно не помешало Игнацу заблудиться. Он потерянно бродил по улицам, стесняясь лишний раз спрашивать дорогу у жителей, с опаской поглядывавших на Робара, который спокойно вышагивал подле него на поводке.
В сумерках кабак Алоисии нашел его сам. Просто очутился перед глазами в конце одного полутемного проулка. Из открытых дверей лился яркий свет и доносился пьяный гомон.
Игнац осторожно переступил порог, потянув за собой испуганного Робара. И услышал, как смолкают голоса вслед за тем, как в их сторону сторону обращались ошарашенные взгляды.
— Это еще что за явление? — звучным грудным голосом вопросила из-за барной стойки высокая крепкая женщина средних лет и пышных форм.
Алоисия, сразу же догадался Игнац.
— Я… это… комнату хочу снять, — пролепетал он. — На неделю.
— Комнату? — грозно уточнила она, уперев в бока свои мощные руки. — Понятно. Вот чего мне непонятно, так это, какого Белиара ты притащился в мое почтенное заведение с этой грязной тварью?
— Так я это… — И без того сиплый голос Игнаца сел окончательно. Он всегда терялся при виде женщин, особенно — настолько уверенных в себе. Он уже почти готов был развернуться и бежать, куда глаза глядят, но тут вдруг вспомнил наставления капитана. — Так это потому что я не женат. И вообще… Вообще совершенно свободен! — на одном дыхании выпалил он.
Лицо Алоисии на несколько мгновений окаменело, а потом на нем разлилась широкая приветливая улыбка.
— А-ах, вот оно что… — неожиданно ласковым тоном протянула она и принялась расправлять складки белого фартука, ярким пятном выделявшегося на фоне ее темного платья и медной кожи. — Понимаю-понимаю. От одиночества еще и не с такой крысой спутаешься.
Из-за столов раздались смешки, но Алоисия окинула зал своего кабака тяжелым взглядом, и все посетители тут же умолкли, уткнувшись кто в тарелки с едой, кто в кружки с выпивкой.
— А у меня как раз комната на верхнем этаже пустует, — вновь став невероятно приветливой, заявила Алоисия и вышла из-за барной стойки. — С одной кроватью. — Она со значением посмотрела на Игнаца и добавила: — Сейчас я ее покажу.
Настолько радушного приема Игнац не ожидал. Алоисия проводила его в комнату, застелила постель, даже ужин принесла (между прочим, за счет заведения). Робару, конечно, она и впрямь была не слишком рада, особенно, когда выяснилось, что жить он будет в комнате вместе с Игнацем, а не где-нибудь во дворе. Но, недовольно поджав пухлые губы, согласилась и на это.
В одном была проблема: выпроводить Алоисию оказалось задачей не из легких. Грубить такой приятной и заботливой женщине не хотелось, а в тонких намеках Игнац, как оказалось, был не мастер, ибо их она совершенно не понимала. Только порхала по комнате гигантским мотыльком, стараясь услужить и в том, и в этом, и вот в этом.
Когда усталость начала уже буквально валить с ног, а глаза стали слипаться против собственной воли, Алоисия заметила это и наконец угомонилась.
— Отдыхайте, — с теплотой прошептала она в полуприкрытую дверь. — Завтра я буду полностью в вашем распоряжении.
Робар уже давно посапывал на разложенной для него в углу подстилке, а Игнац, рухнув на кровать, закрыл глаза и моментально уснул.

Утро встретило его пышным бюстом Алоисии. Сегодня вместо темного и весьма скромного платья на ней был пышущий всеми оттенками незамутненного счастья пестрый наряд с глубоким вырезом на груди.
— Доброе утро! — проворковала она. — Завтрак уже готов.
Игнацу только и оставалось гадать, как она оказалась прямо перед дверью его комнаты именно в тот момент, когда он ее распахнул.
Редкие утренние посетители в зале кабака с интересом поглядывали на Робара, который сидел на полу подле своего товарища и, то и дело приподнимаясь на задних лапах, аккуратно брал передними кусочки яичницы с грибами. Их Игнац отделял от собственной порции и перекладывал на отдельную тарелку, принесенную заботливой Алоисией специально для Робара.
За столиком в углу, не отрывая взглядов от этой картины, переговаривались трое мужчин (моряки, судя по широким штанам, косынкам на головах и притороченным у пояса рапирам):
— Смотри-смотри, как нос морщит!
— Ага, а вон как лапой рот вытирает!
— Да вы поглядите, как он еду с тарелки берет! Ну прямо он!
Игнац бросил в их сторону опасливый взгляд: кто их знает, решат еще что крысе в кабаке не место, потом проблем не оберешься.
— Не переживайте, уважаемый, — махнул ему рукой один из мужчин. — Ваш зверек просто очень напоминает нашего бывшего капитана. Вот просто один в один, только крыса.
— Капитан-то как раз и был той еще крысой. — Его товарищ со вздохом покачал головой.
— Только, похоже, эта крыса, не в пример кэпу, куда больше человек, — хохотнув, добавил третий.
Робар пошевелил усами, посмотрев в их сторону, и перевел вопросительный взгляд на Игнаца.
— Все хорошо, дружок, — ласково сказал ему тот, погладив по серой мохнатой голове.
— Желаете чего-нибудь еще? — пропела над ухом Алоисия.
Она наклонилась, облокотившись руками о стол, и грудь ее при этом оказался в настолько выигрышном положении, что Игнац мог рассмотреть ее почти всю, за исключением некоторых мелких деталей, лишь слегка прикрытых тканью платья.
— Д-да… — разомлев от такого зрелища, пролепетал Игнац. — Хотел бы… очень…
— Ах! — Алоисия мечтательно закатила глаза и принялась накручивать на палец выпущенную из прически прядь черных курчавых волос. — Чего же ты хочешь, мой дорогой постоялец?
— Я хочу… — Игнац чуть было не ляпнул то, что очень хотел ляпнуть. И то, что наверняка хотела услышать Алоисия. Но Робар ткнул его носом в бок, и он опомнился. — Хочу… Хочу узнать, как мне найти Бабо, — собравшись с духом, заявил он. В конце концов, он и впрямь приехал в Дракию к местному алхимику за травами, а не к очаровательной хозяйке кабака за тем, что не сможет ни ей дать, ни сам получить.
— Бабо?.. — отпрянув, растерянно переспросила Алоисия.
— Да-да, — подтвердил Игнац. — Ведь этот человек живет в вашем городе? Я приехал к нему.
Алоисия окинула его каким-то очень странным, будто бы оценивающим взглядом.
— А тебе который Бабо нужен? — подтянув повыше вырез платья, она деловито скрестила руки на груди. — Старший или младший?
— А их что, двое? — опешил Игнац.
— Да, — кивнула Алоисия. — Старший, уважаемый алхимик. И младший, внучок его. Тот еще гомо… кхм! гомункулус!
— Тогда мне нужен старший, — торопливо уточнил Игнац.
— А-а! Ха-ха! — Алоисия с облегчением рассмеялась. — Ну тогда ступай от моего кабака прямо, потом налево, потом направо, потом опять налево. Потом два раза направо — и выйдешь к храму Инноса. За ним будут городские ворота, а слева от них — домик с огородом. Он-то тебе и нужен.
— Спасибо… — озадаченно пробормотал Игнац, мысленно вознеся молитву всем трем богам, чтобы помогли ему найти дом алхимика хотя бы под вечер.

С Бабо-старшим общий язык нашелся почти сразу. Он оказался не менее талантливым алхимиком, чем сам Игнац, определенно. Чего стоило его зелье, выводящее бородавки с лица через кишечник в виде жидкого раствора! Даже таланты Робара, мигом перекопавшего половину его огорода в поисках самых лучших растений, он по достоинству оценил. О покупке кротокрысова корня и варантского мозгокрута они с Игнацем сговорились сразу, а после почти до самого вечера хвастались друг перед другом самыми диковинными зельями, которые только доводилось варить.
— Где тебя, оболтуса, весь день Белиар носил? — грозно сведя брови, вопросил Бабо-старший у стройного черноволосого юноши, возникшего на пороге с боевым посохом в руках.
— Молился в храме Инноса, тренировал с нашим магом владение посохом, — подкрутив аккуратно остриженные усы, доложил тот.
— Знаем мы, каким посохом наш маг владеет лучше всего, — проворчал Бабо-старший. — Поостерегся бы ты весь день подле него отираться. И без того в Дракии только и разговоров, что о ваших… кхм… тренировках. — И, обернувшись к Игнацу, он кивнул на юношу: — Это, кстати, мой внучок. Бабо-младший.
— Ну дед, ты же знаешь, — виновато загундосил внучок, — неправда это все! Я не из таких! Но если я не буду тренироваться с посохом, то не стану хорошим боевым магом. А если не буду много молиться, наш маг не напишет мне рекомендации для храма Инноса в Хоринисе.
— Магом Огня хочет стать, — сварливо доложил Бабо-старший Игнацу. — Бездельник. Лучше бы огород пропалывал. Растил его, растил, из кожи вон лез, думал, дело свое передам. А этот неблагодарный бросить меня хочет на старости лет. У-у! — Он угрожающе потряс кулаком в воздухе. — Ну ты хоть ему скажи, чего там такого в этом вашем Хоринисском храме Инноса, а? — потребовал он у Игнаца.
— Там… — растерялся тот. — Там очень красиво.
Ничего, кроме слов Зуриса, ему в голову больше не пришло.
— Вот! — Бабо младший потряс посохом. — Я же говорил! Говорил, что там лучше! И вообще, я мир повидать хочу, а не в Дракии киснуть до конца дней!

Вечером Алоисия пришла в комнату Игнаца с двумя бокалами и бутылкой вина. Она распустила свои длинные курчавые волосы, черным водопадом покрывавшие широкие полуобнаженные плечи, и была еще более притягательна, чем утром.
Робар, посмотрев на все это дело, вздохнул и, отвернувшись носом к стене, закрыл глаза.
Присев на кровать, Алоисия разлила вино по бокалам и протянула один из них Игнацу.
— Я не пью, — быстро соврал он и вжался в спинку кровати.
— Как? Совсем? — растерялась Алоисия, но все же придвинулась поближе.
Игнац лихорадочно придумывал, что сейчас надо сказать или сделать, чтобы избежать того, что вот-вот должно было случиться.
Его спас жуткий грохот и крики, донесшиеся с первого этажа.
— Это еще что?! — тут же вскинулась Алоисия.
Сунув бокалы в руки Игнацу, она сорвалась с места и выскочила из комнаты. Лишь половицы жалобно простонали под ее ногами.
Выдохнув и маленько придя в себя, Игнац высунул нос из двери. Прокрался к лестнице и заглянул вниз.
Там, в зале кабака, творилось неописуемое! Пьяные матросы устроили драку, перевернули пару столов, кому-то разбили табуретку о голову. И посреди всего этого хаоса богиней войны летала Алоисия, раздавая тумаки одним опьяневшим нахалам, растаскивая за шиворот других, вцепившихся друг в друга мертвой хваткой, и пинками выкидывая из своего заведения третьих.
— Какая женщина! — схватившись за сердце, ахнул Игнац.

Так дни шли за днями. По утрам Игнац старался улизнуть из кабака как можно раньше, пока Алоисия наводила там порядки после ночных попоек. Вечером для возвращения он подгадывал то время, когда в заведении было больше всего народа, и она не могла отлучиться из зала, обслуживая посетителей. Уже поздней ночью, когда Алоисия, тихонько приоткрыв дверь, заглядывала в его комнату, он притворялся спящим. А потом еще долго не мог уснуть, мечтая о несбыточном.
На шестой день после очередной бессонной ночи Игнац продрых чуть не до полудня. Его разбудил скрип половиц под ногами Алоисии, деловито протиравшей пыль в комнате. Робар ходил за ней по пятам и с интересом наблюдал за ее действиями, а возле его подстилки стояла огромная миска с недоеденным мясным рагу.
— О-о, наконец-то ты проснулся! — радостно подпрыгнула Алоисия, заметив, что Игнац поднял от подушки голову. — С добрым днем!
И она подсела к нему на краешек кровати, отчего матрас промялся чуть ли не до пола.
— Наверное, ты голоден? — проворковала Алоисия, прикоснувшись к вороту рубашки Игнаца.
Он испуганно отпрянул, всем телом прижавшись к стене.
— Я… не успел еще проголодаться… — едва слышно проговорил он.
— А вот я ужасно, просто зверски голодна! — Алоисия нависла над ним, соблазнительно облизнув пухлые губы. — И мне кажется, мой голод ты сможешь удовлетворить.
— Нет! — Игнац аж подскочил на кровати, натянув одеяло по самый нос. — Не смогу! Потому что…
Он уже готов был признаться в собственном бессилии, но, заглянув в теплые темно-карие глаза Алоисии, понял, что не может, просто не может так низко пасть в этих чудесных глазах!
— Потому что я не мылся… с… с самого Хориниса! — почти гордясь собственной находчивостью, заявил он.
Конечно, это была неправда. Он мылся чуть ли не каждый день в озерке за городом, возле которого они с Бабо-старшим собирали травы. Но насколько же эта ложь была лучше правды!
— О-о, дорогой мой! — Алоисия схватилась за сердце рукой. — Ну что же ты мне раньше не сказал? Неужто я бы не принесла тебе корыто с теплой водой, а? Для такого-то дела! — И, вспорхнув с кровати, она тут же выскочила из комнаты.
Игнац утер холодный пот со лба уголком одеяла.
Одеться с трясущимися руками оказалось невероятно сложной задачей. Еще и штаны с первого раза Игнац натянул наизнанку. Пришлось снимать их, выворачивать и снова надевать.
Он лихорадочно строил планы, как проскользнуть мимо Алоисии, но все они пошли крахом, когда дверь распахнулась с пинка и в комнату, словно паря в воздухе, вплыло огромное дымящееся и источающее ароматы самых нежных масел корыто. Вслед за корытом, вразвалочку и чуть кряхтя, вошла Алоисия.
— Вот! — Она радостно водрузила свою ношу посередине комнаты и утерла подолом фартука пот со лба и пышной груди.
Робар тут же подбежал к корыту, сунул нос в густую пену и, зачихав, принялся тереть лапами морду и усы.

— А-а! А-ах! Святые боги! — стонала Алоисия так, что ее, пожалуй, слышала вся Дракия. — Еще ни один мужчина не доставлял мне такого удовольствия!
«Да я, оказывается, еще ого-го!» — блаженно улыбаясь, думал Игнац.
Он, сидя на табуретке, старательно массировал уставшими пальцами мощные мозолистые ступни Алоисии, которая выгибалась всем телом, расслабленно откинувшись затылком на край корыта. Густая пена скрывала большую часть ее пышных форм, но не могла скрыть ее ослепительной красоты.
В тот момент, когда Игнац перестал чувствовать не только пальцы, но и руки до самых плеч, стоны Алоисии стихли, а спустя пару мгновений раздался оглушительный храп.
Игнац, стараясь не шуметь, подманил Робара и на цыпочках вышел из комнаты. Прикрывая дверь, он бросил последний взгляд на счастливое лицо спящей Алоисии и улыбнулся.

— А тебе точно надо уезжать? — со слезами в глазах спросила Алоисия.
Они стояли на причале перед трапом корабля, который вот-вот должен был отправиться в Хоринис.
— Да, — коротко и печально ответил Игнац, не в силах придумать более многословных и достойных доводов.
Робар терся о ноги Алоисии, тыкался носом ей под грудь и часто-часто стучал зубами. Алоисия тяжело вздыхала и гладила его между ушей своей широкой ладонью.
— В общем, слушай, мелкий поганец, — в нескольких шагах от них наставлял Бабо-старший Бабо-младшего, — если ты в этом проклятом Хоринисе спустишь мракорису под хвост всю свою науку, я тебе огненной крапивой весь зад исхожу! Не для того я тебя растил, чтоб ты позорил мои седины! Попробуй только вернуться ко мне, не став лучшим магом в этом храме Инноса, Белиар его подери!
— Да-да, дедуля, конечно, — счастливо улыбаясь, кивал Бабо-младший.
Он все-таки уломал своего старика отпустить его в Хоринис. И, как полагал Игнац, не последнюю роль в этом сыграла история Мигеля, которую он рассказал, когда Бабо-старший спросил его, как он решился на такое путешествие.
— Я буду писать тебе, — пообещал Игнац Алоисии, уже шагнув на трап.
— Я буду ждать тебя в гости! — крикнула Алоисия ему вслед.
Капитан корабля, идущего в Хоринис, оказался вовсе не так добр, как капитан, что доставил Игнаца и Робара в Дракию. Он долго ворчал, что ему и своих, корабельных, крыс хватает, зачем ему еще одна гадина на борту. Задрал цену втридорога и пообещал, что выкинет Робара в море, если увидит его за пределами той каморки, которую выделил Игнацу на время пути. Но выбора не было, пришлось соглашаться.
Закрыв Робара, Игнац вышел на палубу уже отчалившего от берега корабля. Он смотрел, как отдаляется пристань с двумя стоявшими на ней фигурами — Бабо-старшего и Алоисии — пока та не скрылась в тумане. Но даже потом ему еще долго мерещился горящий вдали, словно путеводный огонь маяка, свет от белого фартука.

--------------------------------------------------------------
Комментарий к Часть 4. Соблазны далеких земель
Версия 4 части про приключения Игнаца в Дракии от соавтора: Книга Истории обитателей одного мира, Путешествие алхимика Игнаца и крыса Робара, Дикарь читать онлайн

Часть 5. Конец или начало?

Пробный вариант зелья памяти Игнац сварил еще в Дракии. Повторить его в Хоринисе не составило проблем. Зурис с радостью принял целую партию на реализацию и не без интереса расспрашивал о путешествии. Оказалось, что и он, кроме дороги до святилища Инноса, повидал не слишком-то много, даже внутри монастыря не бывал. Не пустили туда и Игнаца с Робаром, которые в компании Зуриса и Дарона отправились проводить Бабо-младшего. Послушник по имени Педро утверждал, что может открыть ворота лишь для того, кто хочет в будущем стать магом и имеет при себе тысячу золотых и овцу в качестве подношения. Тысяча золотых у Бабо-младшего была, но вот, чтобы купить овцу, пришлось бы идти на одну из ферм. Тут помог Дарон — договорился с кем-то из главных в монастыре, они накинули еще пятьсот золотых сверху, которые Зурис и Игнац вскладчину помогли уплатить, и Бабо-младший с совершенно счастливым лицом вошел в заветные ворота.
Письмо от Алоисии пришло ровно через неделю — со следующим кораблем. Она писала, что скучает и ждет Игнаца в гости. А он перечитывал каждую строчку раз по сто и, прикрыв глаза, вдыхал аромат бумаги — она пахла теми маслами, которые Алоисия налила в корыто, что принесла когда-то в комнату. Тогда Игнац опять сумел увильнуть, теперь же раздумывал, что, может, и стоило во всем сознаться сразу, чтобы эта чудесная женщина не питала ложных надежд.

Игнацу снилось нечто до невозможности приятное. Надя танцевала с огнями — танцевала одна, перед ним, только для него. И это было почти так же прекрасно, как смотреть на ясное звездное небо в глубокой ночи.
Надя подошла ближе к Игнацу и провела рукой по его щеке. Он прижал ее ладонь своей и припал к ней губами, прикрыв глаза. А когда снова открыл их, увидел перед собой Алоисию — с распущенными черными волосами, едва прикрывающими пышную грудь. На ней был белый фартук — он один — и больше ничего. Игнац шагнул к ней, мечтая упасть в ее объятия, но она отдалилась, все так же гладя его рукой.
Игнац уткнулся носом в ее ладонь, которая почему-то пахла пылью и испарениями от алхимических зелий, которыми пропитано все в доме.
Алоисия провела пальцами по его губам. И засунула указательный в его в ноздрю.
Игнац чихнул — и сел на кровати.
Робар, повадившийся спать в постели с ним, и сейчас лежал рядом. Он грыз какую-то кость, придерживая ее передними лапами. Продрав глаза окончательно, Игнац узнал в этой кости обтянутую желтоватой иссушенной кожей руку — запястье, кисть с пальцами, на конце которых были длинные заостренные когти…
Руку гарпии!
— Ах ты засранец! — воскликнул Игнац, отвесив Робару подзатыльник.
Руку гарпии он тут же отобрал и понес назад владелице. Та печально косилась на обглоданную до локтя конечность и, как всегда, молчала.
Кое-как удалось приладить назад кость предплечья, но остальное восстановить так и не вышло. Игнац несколько дней не разговаривал с Робаром. Все это время тот ходил с понурой головой, лежал на Мигелевой подстилке и изредка уныло раскапывал яму под крепостной стеной.
Игнац то и дело доставал свиток с рецептом силы мужского корня и вертел его в руках. Все необходимое, кроме яиц гигантского крыса, было заготовлено уже давно в необходимых пропорциях.
«Отрезают ведь яйца свиньям, — думал Игнац. — И те живут себе после этого припеваючи, только толще и счастливей становятся. Чем хуже крыса?»
Делать подобное со свиньями на ферме Лобарта приходилось не раз. Игнац приготовил целебное зелье, иглу с нитью, все необходимые примочки, обработал лезвие серпа. А потом подозвал Робара, который подкрался на полусогнутых лапах, всеми силами пытаясь показать, что виноват, но очень хочет исправиться. Погладил его по влажному носу, почесал за ушами. Робар радостно застучал зубами, понимая, что наконец прощен, и перевернулся на спину, подставляя теплое пушистое брюшко.
Теперь он был уже совсем взрослым гигантским крысом, и яйца у него выросли знатные, чуть ли не в два кулака Карла каждое. Игнац, поглаживая его живот, пододвинул серп к краю стола, встал на колени и взял в руки сонное зелье. Его Робар не слишком-то жаловал, но, если напоить им из бутыли, наверняка бы выпил.
Робар изогнулся и лизнул Игнацу пальцы. Руки задрожали.
Сонное зелье плеснулось на пол, а Игнац ощутил, как ком подступает к горлу, а на глаза наворачиваются слезы.
Он отбросил бутыль подальше от себя и прижал Робара к груди.
— Прости, дружок, прости! Прости, что я посмел даже думать о том, чтобы сделать с тобой это!
Робар обхватил его шею цепкими тяжелыми лапами, положил голову на плечо и продолжал постукивать зубами.

С новым кораблем пришло очередное письмо от Алоисии. Игнац так и не решился написать ей ничего в ответ. Просто не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства. Зато работа над изобретением кипела в полную силу.
Из Дракии Игнац привез не только кротокрысов корень и варантский мозгокрут, но и много других трав, что не росли в Хоринисе. И теперь делал из них вытяжки и смешивал в самых невероятных сочетаниях, чтобы получить одно — замену яиц гигантской крысы.
И наконец что-то начало получаться!
Из перегонного куба засочились первые капли зелья силы мужского корня. Его запах показался Игнацу на редкость отвратным, но Робар тут же заинтересовался и сунул нос в колбу, куда оно стекало. Первую пробу снимал тоже он, буквально выдирая из рук Игнаца бутыль своими когтистыми лапами. Оставалось лишь надеяться, что для него это безопасно. Остатки допил сам Игнац, морщась и сдерживая рвотные позывы, — если уж помирать, то вместе, друзья они или как?
Через пять минут ничего не изменилось. Через полчаса — тоже. И через час.
Игнац испробовал все способы, которыми можно было проверить эффект от зелья: и обложку с выгрызенным силуэтом Нади достал, и к гарпии за помощью обратился — все было бесполезно. В Робаре он тоже не видел перемен — тот только лежал на подстилке и тщательно вылизывал яйца.

Наутро Робар пропал. Игнац искал его повсюду, но нашел только ход, прорытый под крепостной стеной. Он вел как раз в тот лес, за которым Игнац хотел укрыть Мигеля. И, конечно, первым делом он обшарил те места. Исследовал каждый метр, каждое дерево и камень, заглянул в потайную пещеру. Едва унес ноги от стаи глорхов и даже нарвался на мракориса, который, по счастью, спал, как обычно и делают эти твари днем.
Прошелся по крепостному рву вдоль стены от Южных ворот до Восточных. Поискал дальше. Без Робара этот путь оказался вовсе не таким безопасным, но Игнацу было плевать. Зелья ускорения, которыми он запасся перед выходом, помогали сбежать даже от самых опасных тварей.
Он обнаружил несколько выводков гигантских крыс, и каждый раз, завидев серо-коричневую спину или чешуйчатый хвост, ощущал, как в надежде замирает сердце. Но Робара среди них не было, это были самые обычные крысы — злые и голодные, они рады были бы закусить человечиной, и пусть даже этот человек был старым и ни на что не годным.
В поисках минул не один день. Игнац ходил вокруг города и звал Робара. Но единственным результатом его трудов был очередной слух, расползшийся по Хоринису — о том, что в округе появился какой-то фанатичный верноподданный, который сутки напролет славит короля, выкрикивая его имя.
Карл приходил к Игнацу каждый день, спрашивал, как идут дела с поисками. Вместе с ним заглядывала Эдда с тарелкой своей вечной ухи. Если бы не эта незавидная еда, Игнац, пожалуй, помер бы с голоду — заботиться о собственном пропитании не было ни желания, ни времени. Даже Зурис пару раз притаскивался с целебными зельями собственного изготовления и не уходил до тех пор, пока Игнац не выпивал их до последней капли.
К тому моменту, как пришло очередное письмо от Алоисии, отчаяние казалось совершенно беспросветным. В письме Алоисия спрашивала, жив ли Игнац. И просила хотя бы просто просто сообщить, что да, если это правда. Говорила, что ее бросали не раз, и она все готова понять. Но не хочет жить с камнем на сердце, думая, что с мужчиной всей ее жизни могло случиться непоправимое.
Игнац тогда всю ночь сидел на табуретке возле письменного стола, с трудом снося осуждающий взгляд гарпии. А на следующий засел за ответное письмо. Он перевел всю бумагу, что была у него в запасе, пытаясь написать что-то вразумительное, и даже сбегал в лавку Зуриса за новой партией. Но лишь на последнем листке понял, что надо остановиться и перестать писать всякую ерунду, рвать бумагу и начинать заново. Нужно было сказать правду.
Или хотя бы ее часть.
«Я жив, — коротко сообщил он. — Робар пропал, и я не могу его найти».
А потом, подумав, добавил: «Мое сердце — твое навсегда».
И пририсовал внизу большое неровное сердечко.
Письмо он отправил с первым же кораблем.

Следующее письмо он написал куда более осознанно. Алоисия звала его в гости в ответном, и он обещал приехать. И будь что будет!
Игнац собрал вещи, предупредил Зуриса, Карла и Эдду. Даже заказал у Карла большой навесной замок на дверь. Кто знает, как скоро доведется вернуться. А может, не доведется вообще.
Алоисия была прекрасной женщиной, и да, им предстоял трудный разговор. Но не писать же на бумаге такие признания!
Игнац ждал очередного корабля, идущего на материк через Дракию, когда по Хоринису пронесся слух, что рухнул магический Барьер, окружавший Рудниковую Долину. С дальних ферм — Бенгарда и Онара — доходили слухи, что орды каторжников ринулись на свободу, заполоняя остров.
У Игнаца сжималось сердце при мысли, что среди них может оказаться Мигель. Сумеет ли он добраться до города в целости и сохранности? И жив ли он вообще?
Может, стоило отложить поездку в Дракию? Дождаться Мигеля, а после — очередного корабля. Быть может, они отправились бы туда вместе? Бабо-старшему ведь нужен помощник, которому он сумел бы передать дела. Мигель подошел бы как нельзя лучше.
С этими мыслями Игнац не сумел заснуть. И в туманном рассвете услышал, как кто-то скребется в дверь. Скребется до боли знакомо.
Он подскочил с кровати и отворил замки. На пороге, переминаясь на всех своих четырех лапах стоял Робар. За его спиной была еще одна крыса, чуть меньше размером. Самка, сразу догадался Игнац. А рядом с ней — пятеро маленьких пушистых крысят, почти таких же, каким был и сам Робар, когда Игнац поймал его когда-то на пляже за пристанью.
— Дружок, это твои дети? — растерянно спросил Игнац.
Робар постучал зубами в ответ.
— О, святой Иннос! — пробормотал Игнац, чувствуя, что вот-вот готов готов рухнуть на пол без сознания. — Проходите. Проходите все.
Дама Робара оказалась диковатой. Гладиться она не давалась и не подпускала к себе близко. Но и укусить не пыталась. Зато мелкие крысята вслед за отцом очень быстро залезли к Игнацу на руки, с радостью принимали все угощения и пытались не слишком умело, но очень упорно стучать зубами от удовольствия.
Новый шум за дверью Игнац разобрал не сразу. Теперь на пороге стояла Надя — очень уставшая, сонная и немного похмельная.
— Бромор послал меня за лекарством для Сони, — чуть пошатываясь, она протянула Игнацу записку от хозяина «Красного фонаря» и, заглянув внутрь хижины, отшатнулась. — О, боги!
Игнац едва успел дернуть ее за руку и прижать к себе, когда она, потеряв сознание, чуть не приложилась головой о дверной косяк. Оттащил ее на свою кровать, побрызгал на лицо холодной водой.
Робар с крысятами успели пристроиться рядом с ней в постели.
Пока она приходила в себя, Игнац развернул записку от Бромора. «Соня, зараза, опять подцепила паладинский насморк. Изготовь ей что-нибудь целебное, да побыстрей. С меня причитается», — гласила она.
— Они такие милые! — воскликнула Надя, сев на постели.
Крысята копошились у нее на коленях, а Робар, уперевшись передними лапами в край кровати, лизал ее щеку.
— Я знаю, — с улыбкой пробормотал Игнац.
Зелье для Сони он сделал быстро — авось, не в первый раз. А Надя, отсчитывая положенную плату, уперлась плечом в угол шкафа, и изгиб ее тела при этом напомнил тот, что был изображен на злосчастном портрете.
— А почему ты не бываешь в «Красном фонаре?» — будто бы между делом, спросила она. — Я вижу тебя иногда, когда выступаю с огнем. Но ты никогда не заходишь.
Игнац замялся. Можно было придумать целую сотню отговорок, но где-то в Дракии его ждала Алоисия, которой все равно пришлось бы сказать правду. Так что сейчас терять?
— Видишь ли, милая Надя, — краснея, начал Игнац. — Я уже немолод. Думаю, если бы я и пришел в «Красный фонарь», то не сумел бы сделать то, за что отдал бы Бромору плату.
— Хм… — Надя покрутила в пальцах прядь своих темных, остриженных до плеч волос. — Думаешь? А ты пробовал?
И быстрыми умелыми движениями она расшнуровала корсет на своем платье, спустив его до пояса. У Игнаца при этом упала челюсть.
— А если так? — она взяла руки Игнаца и положила их на свою обнаженную грудь. — Чувствуешь что-нибудь?
Сделав шаг навстречу, она поцеловала его в шею, потом — чуть выше. Прикусила зубами мочку уха…
— Да-а! — простонал Игнац. — Да!
Он обнял Надю так крепко, что она даже пискнула.
— Спасибо! — Игнац поцеловал Надю в щеку, взъерошил ее волосы и отпустил.
Робар смотрел на него большими удивленными глазами, а его дама подгребала себе под брюшко крысят, пытаясь закрыть им глаза своими лапами.
— Дружок! — воскликнул Игнац, наклонившись к Робару. — Мы едем к Алоисии!

Аудиоверсия где-то здесь

 

[Дикарь]

Любовь зла...
(рассказ)

Денек выдался душным и знойным, под стать всей неделе. Агон утер пот со лба, недобрым словом поминая капризы богов, не миновавшие даже обитель служителей Инноса — Монастырь магов Огня. Тоскливо обозрел грядки: цветы серафиса осыпались, на кустиках гоблинской ягоды ягод не было и в помине, драконий корень смахивал на высохший мох, лечебные травы увяли. Зато сорняки проявляли чудеса жизнеспособности, стройными рядами возвышаясь над трагически полегшими в неравном бою с засухой культурными растениями.
— Ме-ерзко, да-а? — послышалось Агону.
Он осмотрелся вокруг. Бабо флегматично подметал пол, Игораз оживленно сплетничал с послушником, Ополоза вообще не было на месте — он, забросив свои пастушеские обязанности, тихонько ушел в монастырский склад перехватить стаканчик-другой холодного винца на пару с Гораксом.
На соседних грядках, по левую сторону от главных ворот, уныло щипали пожелтевшую траву четыре овцы. А единственный заинтересованный взгляд исходил как раз от одной из них.
— Ме-е-е, — проникновенно проблеяла животина и кокетливо хлопнула глазками. Агон попятился и, неуклюже споткнувшись о черенок тяпки, повалился на землю.
— Ничего себе, припекло! — Он поднялся, одной рукой потирая ушибленную филейную часть, а другой ощупывая голову.
— Ме-еня зовут Бе-етти! — учтиво представилась овца, сделав несколько шажков навстречу.
— О, св-вятой Иннос! — в ужасе воскликнул послушник и бросился в часовню.

— Овца эта... да вот мужик ее один привел пару дней назад, в послушники попросился, с Пирокаром переговорил, повынюхивал что-то и убег... — отрывисто рассказывал Ополоз, ошеломленный любопытством вечного задаваки Агона.
— Во-от видишь, все-е, как я и говори-ила! — удовлетворенно проблеяла овца. — Ме-еня заколдовал тот не-егодяй! Раньше-е я была кра-асивой де-евушкой, а те-епе-ерь... — ее блеянье слилось в нечленораздельный поток, напоминавший обычную женскую истерику.
Агон рассеянно поблагодарил коллегу и заторопился к своим грядкам.
За пару дней с тем, что будучи в здравом рассудке, он слышит речь овцы, послушник еще кое-как смирился, решив оставить это в секрете ото всех. Но успокаивать ее при свидетелях не решился.

— А я-а думаю, смы-ысл жизни — это самовыраже-ение! — Бетти мечтательно сощурилась, глядя на мерцающий диск луны.
— Да, наверное... — обезоруженно согласился Агон, сидевший рядом на траве.
Он не сомневался, что родился на свет, чтобы усердно трудиться, учиться, служить Инносу. Но за последнюю пару недель отношение послушника к жизни сильно переменилось. А причина всему — Бетти.
Она была воплощением его мечты — добрая, умная, образованная, общительная, веселая, одаренная (да-да, она такие стихи сочиняла!) — практически во всем, кроме внешности... Которая до сих пор смущала Агона.
Хотя назвать ее овцой, как раньше (даже мысленно) у него теперь язык не поворачивался. Но девушкой... девушкой тоже.

— С Днем Инноса, Агон!
— С Днем Инноса, Ополоз! Я смотрю, ты уже с утра отметил, — послушник недвусмысленно щелкнул пальцами по шее.
— Да я-то что! Вот наши маги сегодня пирушку закатят — ого-го! На весь Монастырь! Овец приказали прирезать и зажарить. Здорово, да? Мне теперь до очередного новобранца можно от работы отдыхать! Э-э, друг, да ты чего так нахмурился?
— И ее тоже... прирежут?
— Кого? Овцу-то эту? Конечно!
— Не смей называть ее овцой!!! — вызверился Агон, а рука его сама сжалась в кулак, от всей души врезавшийся в челюсть пастуха.

Не отрываясь от смешивания реактивов, алхимик Игназ покосился на гостя, как всегда явившегося без приглашения, вошедшего без стука и усевшегося без разрешения. Жилистый русоволосый мужчина в доспехах наемника сладко потянулся, чуть не навернувшись с шаткой табуретки.
— А мне казалось, ты к магам Огня подался, — с напускным безразличием заметил Игназ.
На самом-то деле он был рад редкому гостю, не гнушавшемуся обществом старого алхимика, признанного всеми безумным.
— Одно другому не мешает, — беззаботно отмахнулся мужчина.
Игназ усмехнулся и назидательно погрозил пальцем.
— Последние новости слышал? — вопросил гость, заложив руки за голову. И, не дожидаясь ответа, сам продолжил: — Из Монастыря магов Огня в День Инноса сбежал послушник, набив морду своему товарищу и прихватив с собой овцу.
— Проголодался что ли? — хохотнул Игназ.
— Затем беглецов видели возле дома Онара. Парень пытался доказать, что мохнатая животина — родная дочь помещика, подло заколдованная и обманом отданная в Монастырь. Но, как назло, все отпрыски старикана оказались на месте, а к удочерению овцы он был морально не готов. Потому его наемники без долгих объяснений и разглагольствований выдворили и послушника, и его кудрявую подругу, посоветовав больше не напоминать о своем существовании.
Алхимик забросил работу и повернулся к гостю лицом. Этот собеседник был явно интереснее трех скелетов на потолочных балках!
— Но послушник не успокоился, — рассказывал дальше мужчина. — Он напару с животиной пытался попасть в Хоринис через Восточные ворота, во всеуслышание провозглашая цель визита: найти злобного колдуна, превратившего его возлюбленную в овцу. Бдительный Мика со своими стражниками не пустил их дальше откидного моста. В итоге скитальцы осели на ферме Акила, где их приютили, поят, кормят и не подвергают критике за безвозмездную помощь в борьбе с обнаглевшими полевыми хищниками, дикими зверьми и бандитами.
— Вот чудак! — рассмеялся старик.
— Ага. С тебя сто золотых, — как ни в чем не бывало, добавил гость.
— За что? Уж не за байку ли?
— За апробацию двух заклинаний: Повышение интеллекта и Звериная телепатия. Я их, между прочим, на той овце оба и применил, пока ее от двора Онара к Монастырю тащил. Вот уж не думал, что эта животина такой смышленой окажется. Та еще баба! Даже в овечьей шкуре как лихо парню голову заморочила!
— Любовь зла, — вздохнул алхимик, отсчитывая гостю обещанную плату. — А парня жалко. Хотя... — протянул старик, лицо его на миг словно помолодело, а в глазах блеснул юношеский азарт, — я тут как раз размышлял над составлением зелья превращения животного в человека. С перманентным эффектом. Принеси-ка мне вот какие ингредиенты...

 

[Дикарь]

Дракон-нежить

Закат позолотил вершины гор,
Но вижу я его во сне,
Ведь солнца золотой узор
И блеск лучей смертельны мне.

Я в этот мир не сам пришел —
По Белиара воле.
И в мраке скал приют нашел
На острове средь моря.

Мне в высь небес не взмыть давно
И не сверкнуть крылом уж больше.
Когда-то был я золотой дракон,
А ныне — жалкий призрак ночи.

Моя отпала чешуя,
Глаза лишились блеска.
По воле рока нежить я,
Пропахший вонью мерзкой.

Я смерти ждал, как искупленья,
И вот вскружился стали вихрь —
То ты пришел, мое спасенье,
Палач всех соплеменников моих.

Я не убью тебя, не бойся.
Лишь попугаю, так и быть!
Ты поскорей щитом прикройся:
Могу случайно зашибить.

Я на тебя дыханье смерти
Ноздрями выпущу и ртом.
Но буду все равно повергнут
Твоей рукой, твоим клинком.

И рухну я со вздохом гулким
На плиты каменных полов...
Победу ты не мни прогулкой −
Я к пораженью был готов!

... И прах рассыплется у ног твоих,
Но воспарит мой дух на небо,
И в этот долгожданный миг
Я ухожу туда, где раньше не был...

----------------------------------------
Примечание: Стихи поместил сюда, а не в раздел с поэзией, чтобы всё творчество Акары по "Готике" собрать в одну темы.