1.
Тролли.
Над горизонтом взошло солнце, я понял это когда лучи, обогнув скалы, ударили в глаза. Вставать не хотелось, тем более что ночью приходили снепперы и пытались отнять мой ужин. С трудом прогнал этих халявщиков, они долго рычали из кустов, но стоило кинуть камень быстро скрылись. Впрочем ужин оказался отравленым - проклятая дичь натрескалась болотной травы, и у меня чуть кишки не лопнули от боли.
Похрапев еще минут пять, я отправился к озеру напиться воды. По дороге мне встретился охотник, который уже неделю палил костры вблизи моего жилища.
- Посторожи хату, чтоб никто не влез, - попросил я, охотник почему-то побледнел и убежал, издавая дикие вопли. Нервный попался, надо больше алоэ жрать, для мозгов полезно.
Озеро было спокойным, синим и в нем отражался красавец-мужчина, большой, сильный, мускулистые ручищи, горделивый взгляд, белые зубы. Такой себе запросто жену сыщет, не век же ему в одиночестве в подкидного дурака играть. А что? Пойду к ферме, там брат с сестрой живут, она правда не в моём вкусе, но с пивом пойдет.
Обогнув озеро я вышел на тропинку ведущую вглубь острова, на пути встречалась всякая мелочь, кое-где вкусно пахло ягодами, дорожка петляла по лесу как змеиный хвост в траве. Вскоре показалась статуя, за ней развилка, слева у пирамид находится дом моего кузена Гарри. Надо бы к нему зайти, должок забрать. Через минуту возник веревочный мост, хлипкий на вид и скрипучий что осипший жаворонок, однако я-то знаю насколько он крепок. Не раз этот мостик спасал мне жизнь, когда я был совсем юн и каждый бандит в здешних краях хотел выдубить мою шкуру. Молодость, приятно вспомнить как первый раз ходил на охоту, как бегал к морю любоваться закатом, воровал с чужого огорода репу, чтобы втихаря полакомиться… Да мало ли их, счастливых моментов, даже сейчас может нагрянуть нежданное счастье и еще один день станет прекрасным воспоминанием. Кажется я слегка растолстел, мост с трудом пропустим мою жирную тушу. Вот что значит сидячий образ жизни, вернусь - начну тяжести таскать и бегать по утрам, на диету перейду.
Приятель встретил меня радостным криком, его сестра стояла чуть поодаль, приветливо улыбаясь.
- Сколько лет, сколько зим! Давно не заглядывал в наши края.
- Дела были, - соврал я, - Туристов много стало, места им красивые показываю, с ними в подкидного рубимся. Мне даже грамоту выдали за хорошую работу, на ней мой портрет нарисован.
- Ну-ну, заважничал. Не стыдно перед друзьями чваниться?
- Шучу я, шучу. Как у тебя дела?
- Ничего вроде. Бандиты угомонились, набил морду парочке и сразу перестали бегать по нужде на мой огород. Зато приходил маг из соцзащиты, говорит Аданос велел инвентаризацию провести, всех живых существ в реестр вписать и подсчитать численность. Потом битый час заливал про льготы, которые мне положены как ветерану труда.
- Он не из налоговой часом? Вдруг он припрется, а у меня незадекларированные ценности?
- Не, документ у него в порядке. Сам Водный Владыка утвердил.
- Хорошо, - успокоился я, - Сыграем? Там я видел мужик с колодой сидит.
Игра пошла по-крупному, я бью, он подкидывает, я снова бью, он еще раз, от колоды почти ничего не осталось.
- А вот тебе это на погоны, - бахнул приятель дурака, - Ты проиграл.
- Мухлежь! Я требую переиграть!
- Тогда найди нового дурака, этот уже дохлый, - знакомый пнул тело лесоруба, который уже два часа как преставился.
- На ферме таких полно, - улыбнулся я, - Если они не идут к тролям, мы сами придем к ним.
2.
Луркер.
Крупная форель не спеша, виляла хвостом в разные стороны, исследуя илистое дно мелкого ручейка, не подозревая о подстерегающей её опасности. Мгновение, и когтистая лапа Луркера молниеносным движением выкинула рыбину на берег, в буйные заросли болотника. Луркер издал довольный рык. Солнце только недавно показалось на небосводе, а у хищника уже был бога-тый улов – три горных форели, решивших спустится с гор, чтобы отложить икру у подножия Нордмарских исполинов, а теперь пойманными самкой Луркера, или Шныгой – как их ещё называют.
Долго искать рыбу между стеблями болотника не пришлось, ведь она издавала очень вкусный и аппетитный для голодного животного запах. По-шире раскрыв пасть, шныга подняла свою добычу с прохладной земли. Мел-кие капли утренней росы приятно окропили её морду, и она удовлетвори-тельно заурчала. Встав на задние лапы, Луркер подняла голову, чтобы по-удобнее перехватить свою «ношу». Передние клыки прокололи мягкую че-шую форели, и горячая кровь заструилась по языку и подбородку. Сразу же появилось стойкое желание здесь и сейчас плотно позавтракать, но оно было подавлено не менее сильным материнским инстинктом. Земноводный хищ-ник ни на мгновение не должен был забывать, кому предназначалась эта ры-ба.
Став на все четыре лапы, шныга торопливо засеменила вдоль ручейка, наслаждаясь теплыми лучами солнца, согревающими шершавую спину. День обещал быть солнечным, что впрочем, мало волновало самку луркера, так как она в ровной степени отлично чувствовала себя как при холодном про-ливном дожде, так и под знойным летнем солнцем. В крайнем случае, всегда можно было окунуться в прохладном водном потоке, сбегающем с отрогов высоких гор.
Через некоторое расстояние ручеек стал расширяться, а дно стало бо-лее глубоким. Лапы немного устали от бега, но Луркер отлично знала, что здесь, на глубоководье, водилось большое количество мелких, но очень зуба-стых хищных рыб, которые с удовольствием могли полакомиться любым гостем в своем доме.
Вскоре ручей и вовсе превратился в полноводную реку, склон стал бо-лее крутой, весь усеянный широколистыми деревьями, которым давно пере-валило за несколько сотен лет. Шныга знала, что ждет её впереди. Неподале-ку, у самого берега, располагалось гнездо лесных Глорхов, которые исполь-зовали широкую поляну, раскинувшуюся впереди, как место для отдыха, Иногда их там не оказывалось, бывало, мерно спали пара особей, а случа-лось, что собирались всей стаей и громко наперебой каркали и мерились си-лой друг с другом. Они не нападали на Шныгу, но это не должно было вво-дить её в заблуждение, она прекрасно осознавала, что при первой удобной возможности эти «недо-птицы» бросятся на неё.
Ещё издали она услышала частое карканье. Немного приостановив-шись, она неспешно, с осторожностью пошла дальше, держась ближе к воде. Ветер дул навстречу Шныге, и она услышала вонь нескольких грязных птичьих тел. В то время, как её, Шныгу, они почувствовать по запаху не мог-ли.
Тройка Глорхов стояли возле кромки воды, и пытались поймать рыбу, чему явно не способствовали их громкие возгласы, отпугивающие добычу на мили вокруг. Можно было обойти их через лес, но делать этого Луркер не решалась, руководствуясь собственным опытом, ведь знала, что лесной волк в разы сильнее противник, чем даже пятерка этих птиц.
Отойдя от воды как можно дальше, Шныга пошла вперед, стараясь не провоцировать уже заметивших её двуногих хищников, утробно рыча, на-сколько это позволяла форель во рту.
Самый рослый Глорх, наверное наклонил свою длинную шею вперед и издал угрожающий «кааар», подпрыгнувши на месте. Его соплеменники на-чали медленно подбираться к Луркеру, а заметив у неё в зубах три крупных рыбины, и вовсе привели свои маленькие крылья в «боевые» движения.
Сегодня Глорхи были настроены решительно. Луркер никогда не избе-гала драки, и была известна своим сородичам не на шутку свирепым нравом, но сегодня был не тот день, когда можно было безответственно ввязаться в схватку. Она несла еду для своих малышей и не могла задерживаться. Уйдя из пещеры ещё ночью, она должна была вернуться незадолго после рассвета, чтобы не оставлять потомство надолго без защиты. Именно из-за этой при-чины она грозно рыкнула на хищных птиц, приближающихся к ней, и отвер-нувшись, и со всей возможной скоростью рванула вперед. Глорхи, уже ожи-давшие драки, удивленно и гневно каркнули и устремились вдогонку. Но ку-да им было до четвероногой хищницы, и уже через четверть мили они безна-дежно отстали. Ещё кое-какое время за спиной раздавалось возмущенное «каар», но вскоре и оно исчезло.
Внезапно что-то заставило Луркера насторожиться. Услышав непонят-ный шум, Шныга припала к земле. Недалеко на склоне, с дерева вспорхнула стайка встревоженных птиц, и секундой позже из леса вышли две исполин-ские фигуры. Обросшие густой шерстью, они напоминали смесь медведя с человеком. Лязгая оружием с доспехами и рыча друг другу непонятно что, направлялись они к воде. Эти существа никогда не трогали ни её, ни других сородичей, а иногда могли и угостить ломтем булки или сочным куском мя-са. Не обращая на Шныгу внимания, они подошли к реке и уселись на берегу. Один достал котелок, зачерпнул в него воды и поставил наземь. Второй же стал разводить костер. Никакой угрозы для Луркера не было, но чувство опасности не покидало её ни на мгновение.
Неподалеку ухнула сова, и ей вторил жаворонок. Снова ухнула сова, на этот раз дважды и из тени могучих деревьев полетели стрелы. Первый орк ухватился руками за древко, торчавшее у него из груди, в то время как его сородич, выронивши из рук котелок, с громким плеском повалился в воду.
- Ну давай, трусливый морра, иди сюда! – заревел раненный гигант. В ответ его пронзили ещё две стрелы.
Из леса вышло четыре двуногих существа. Увидев их, Шныга броси-лась бежать. Она знала, кто это такие, и что они могли сделать с любым жи-вым существом. Люди.
Позади раздался грубый голос:
- Ты смотри, луркер!
- Грязная тварь… - согласился кто-то.
Прозвенела спущенная тетива и тяжелая стрела ударила Шныгу в бок. Удар был настолько сильным, что её сбило с лап. Упав в воду возле самого берега, Шныга издала мучительный рев. Вода окрасилась алым.
Собравшись с силами, Луркер поднялась и взбудоражив воду своими лапами поплыла по реке. Каждое движение давалось с трудом, и силы поки-дали её. Но она плыла вперед.
Впереди показалась хорошо знакомая бухта. Рыча от боли, Шныга вы-бралась на берег и направилась к неприметной пещере, находившейся внутри песчаного склона. У входа её встретили радостным писком шестеро совсем ещё маленьких луркеров.
Шныга встряхнула пастью и рыба упала на песок, перед малышами. Те с радостью накинулись на свежую пищу.
Луркер грузно осела, её бок дико ныл. Солнце слишком ярко светило в глаза. Потом мир вокруг стал немного богроветь и Шныга сомкнула веки, намереваясь, наконец, отдохнуть.
Когда она пришла в себя, то открыла свои красивые янтарные глаза. Вокруг было темно, но Шныга смогла узнать своды родной пещеры. Непода-леку было слышно мерное посапывание её детенышей. Немного приподняв голову она увидела склоненного над собой человека. Что ей запомнилось, так это его седая белая шерсть на лице и длинные зеленые одежды. Он возился с раной от стрелы и увидев, что она пришла в себя, он проговорил:
- Не волнуйся, милая, ты будешь жить.
Шныга не поняла слов, но голос показался ей ласковым.
3.
Волк.
Солнце, почти ушедшее за горизонт, мягким светом проникало сквозь листву высоких деревьев и освещало небольшую полянку, где лежал волк. Он находился здесь уже некоторое время, изредка приподнимаясь, чтобы подойти к норе под упавшим дубом. В семействе хищников ожидалось пополнение и заботливый отец хранил покой волчицы, давая ей возможность выносить потомство.
Ветер ласково трепал шерсть этого угрюмого вояки, который сидел у края норы и просто ждал. Он побывал во многих сражениях, не раз уходил от преследовавших его охотников и достигал добычу, но сейчас он просто ждал. Ждал крика, воя, рычания… чего-то, что возвестило бы ему о рождении новой жизни.
Взор Белиара устремился под покров леса, когда старый волк, наконец, оставил свой пост. Трое маленьких волчат мирно посапывали под бдительным присмотром волчицы. Сама она с благоговением смотрела на малышей, которые, прижавшись к ней, наслаждались теплом и лаской материнского сердца.
Уже через некоторое время волчата начали обследовать окружающую местность, познавать мир, играть на солнце. Они с интересом знакомились со всеми обитателями леса и однажды едва не поплатились за это жизнью, подойдя слишком близко к охотящемуся глорху. Только своевременная помощь матери спасла их от неминуемой гибели.
Среди потомства выделялся один волчонок, на лбу которого красовалось белое пятнышко. Он лихо рыскал по окрестности в поисках потенциальных жертв, частенько спотыкался и растягивался на опавшей листве, приставал к другим членам стаи, которые доброжелательно относились к проказам малыша и учили его мастерству охотника.
Время шло, росли навыки волчонка вместе с его мастерством. Теперь уже, он, вместе с братьями принимал участие в законе дичи. Конечно, его роль была не такой серьёзной как роль опытных волков в стае, но каждый раз, чувствуя запах крови и страх преследуемого животного, в нём просыпался хищник, дремавший в генах с начала сотворения мира.
В основном, добычей хищников становились обитающие в этих лесах олени, но чаще им удавалось уйти от преследования, оставив в дураках волчью стаю. Вот и теперь, молодой волк преследовал добычу, чувствую в воздухе ужас, которое испытывало животное, и пьянел от чувства свободы и собственной силы. Когда многие из его соплеменников уже сдались и остались далеко позади, он не заметил этого, и продолжал погоню. Вот, наконец, олень оступился, и это дало возможность хищнику атаковать. Молниеносным движением он оттолкнулся от ствола упавшего дуба и вцепился зубами в шею жертвы. Сила прыжка была такова, что волк повалил свою добычу на землю и в мгновение ока перегрыз ей шею. Последние конвульсии пробежали по телу оленя, а хищник всё ещё держал его тонкую шею в своих зубах, упиваясь этим мгновением, не замечая ничего вокруг.
Рассудок постепенно возвращался в тело молодого убийцы и, оглянувшись по сторонам, он удивился, что никто из его соплеменников не присоединился к нему, чтобы растерзать павшего зверя. Постепенно он пришёл в себя и стал осматривать местность, в которую попал.
Сейчас волк находился в небольшой расселине. Многовековые деревья окружали его со всех сторон, воздух был тяжёлым, пропитанным влагой, а почва под лапами была сплошь укрыта опавшей листвой. Где-то совсем рядом копошился кротокрыс, видимо занятый сооружением нового жилища. Немного подкрепившись и пополнив запас жизненных сил, волк двинулся по направлению к дому. Он так и не дождался сородичей, а потому сейчас брёл в полном одиночестве, принюхиваясь к воздуху, ища дорогу домой.
Через некоторое время он почувствовал в воздухе запах крови, но не было в нём страха. Лишь смерть ощущалась рядом с ним. Запах этот шёл со стороны дороги, которой пользовались существа, называющие себя людьми. Там же, недалеко, находился их постоянный лагерь. Видимо, в пылу погони, молодой убийца пересёк этот участок, но его соплеменникам повезло гораздо меньше. Приблизившись к краю леса, он завыл, потому что запах смерти, запах боли и отчаяния стал невыносим. У самого края дороги, на противоположной стороне, лежали его родичи, подкошенные стрелками, а над ними, склонились люди и весело о чём-то переговаривались. Услышав вой, они резко обернулись, и блеск холодного металла сверкнул у них в руках.
Старый волк учил сына, никогда не приближаться ни к людям, ни к их селениям, но сейчас он сам лежал среди трупов, испустив последний вдох под сенью леса, который столько лет был его домом. Волк не стал проверять правильность этой мысли, а потому просто устремился вглубь лесной чащи, навсегда простившись со своим прошлым.
Добавление от 18.11.2009, 07:11_________________________________________________hr[/hr]4.
Сердце друида.
«Съевший сердце друида становится могучим охотником.
Его сила не уступает силе мракориса, его скорость равна скорости бегущего оленя,
его мудрость - это мудрость человека…»
Наставления старого волка.
Близилась ночь. Вершины гор зазолотились последними лучами солнца…
Притихли звери и птицы, устраиваясь на ночлег… Но были среди них и такие, для кого жизнь только начиналась. Жизнь под названием – Охота.
Два волка на краю снежной скалы, как два изваяния, созданные самой Природой.
Извечная игра, передаваемая из поколения в поколение и помогающая выжить.
Сейчас они отдыхают, задумчиво глядя куда-то вдаль и думая о своем, волчьем.
- Отец, что ты можешь еще рассказать мне об охоте ? - нарушил молчание молодой.
- Что я могу тебе рассказать…,- волк помедлил…,
-Хорошо. Я расскажу тебе… Я расскажу тебе о своей великой охоте.
Это случилось со мной в пору расцвета моего мастерства… Мне не было равных… Почти весь север Нордмара был моим домом.
И далеко не каждый из тех, кто выходит на охоту, готов был рискнуть пересечь мою тропу.
Но вот однажды услышал я зов. Зов великой охоты…
И я побежал. Навстречу судьбе.
…Запахи… сотни запахов: орки, олени, саблезубы…
Не они мне нужны. Нет, не они. Мне нужен только один, с которым я так жаждал встречи !
Тот самый, кто осмелился бросить вызов мне – Белому Потрошителю !
Рассказали птицы много зим назад, что появился в наших местах великий охотник, носящий имя – Тот, кто идет по следу. Друид – волк.
С тех пор все мое естество жаждало этой встречи…
Долго скитался я по горам в поисках редкой добычи…
И вот наконец ! Великая охота ! Великое мастерство !
И он, также как и я, вышел на свою охоту. И я уже чую его присутствие… Он недалеко, где-то рядом…
….Вот здесь он остановился... судя по углублениям в снегу, ступал осторожно, с носка на пятку, неслышимо подкрадываясь к жертве…
Вот кровь – удачная была охота… Волк ! Он убил волка ! Но почему не взял шкуру ? Что за бессмысленное убийство ?!
Наследил…странно – непростительная небрежность для опытного охотника… Стареть стал, или …?
Внезапный свист стремительно несущейся стрелы заставил меня сделать резкий прыжок в сторону, затем вперед в кусты и оттуда - наугад, по извечному инстинкту хищника, развернувшись к противнику клыками… Натянутой струной мелькнувшая в воздухе тень и… приземлившийся разъяренный зверь уже стоял прямо перед человеком.
Мощный взмах лапой и его сломанный лук летит в сторону, и отпрянувший от сильного толчка охотник застыл в ожидании …
Я смотрел в его глаза, и он слышал мои мысли:
- По чьему же следу ты идешь сейчас, Богир ?
Уж не меня ли ты выслеживаешь ?
Тебе нужна моя шкура ? Редкий трофей ? Ну так возьми.
Ты думаешь, убив меня, заберешь мою силу ?
Силу Белого Потрошителя ?
Глупец ! Чем же ты ее примешь ? Своим артефактом ?
Игрушкой, заменяющей тебе природный дар ? Кто же были твои учителя ?
Мне жаль тебя, друид.
Но не бойся- смерть твоя будет легкой и достойной великого охотника…
А потом я вырву твое сердце и наполню себя его энергией … Еще много зим …
Но вдруг мощный удар свалил меня наземь, и огромный кулак тролля взмыл вверх, готовый опуститься и раздавить мое тело…
И тут же еле уловимое движение друида и что-то острое, вылетевшее из его руки и вонзившееся троллю в сердце…
Громкий рев разорвал тишину леса и огромная лапа, изменив свое движение, всей своей тяжестью опрокинулась на человека. Друид упал.
Этого мгновения мне хватило, чтобы в одном рывке запрыгнуть троллю на спину.
С остервенением я рвал клыками крепкую шкуру и плоть, подбираясь все ближе к его горлу…
Тролль пытался меня стряхнуть, раскачиваясь из стороны в сторону и безумно рыча, но хватка Белого Потрошителя – мертвая хватка.
Еще немного усилий и… кровь забулькала и фонтаном пошла из его раны …
Тролль в последний раз судорожно дернулся, пытаясь меня стряхнуть, затем захрипел и свалился замертво.
Успел отскочить. Кровь кипела в моих венах, глаза дико блуждали в поисках новой жертвы…
Затем я успокоился и, вспомнив, что на месте сражения есть кто-то еще, кому моя жизнь или смерть небезразличны, подошел к нему.
Человек был еще жив.
- Почему ты не ушел ?- зарычал я.
Он понял меня, - ведь он же друид.
И я увидел в его глазах:
- Я – волк. И ты- волк. И это была наша охота. Когда я наконец узнал …Такой зверь не должен был погибнуть так…нелепо… Это – неправильно.
- Но почему ты… ?!- вырвался из моего горла страшный вой.
- Так мне подсказало мое сердце. Сердце друида…,- ответил он теплым взглядом, - все равно это была моя последняя охота…уж лучше…Там… далеко…
И он затих.
Долго я стоял над его телом, пытаясь разгадать смысл его слов… Но не находил ответа…
Слышал лес в тот день мою песню, песню великой охоты.
Последняя дань покинувшему этот мир охотнику.
Затем я отправился назад, домой, к нашей горе.
Белый Потрошитель глубоко вздохнул и погрузился в молчание.
- Что было дальше ?- не выдержал молодой волк, - ты отведал его сердце ?
Поэтому ты такой сильный и быстрый ?
- Нет, малыш. Не стал я этого делать.
- Почему ? Значит, предание о сердце друида – неправда ?
- Не знаю. Может быть, и нет… Не в этом дело. Все, что нам нужно – уже есть в нас самих.
С самого рождения. В тебе и во мне... Нам нечего больше желать… . Разве что…, - он помолчал..
...- Великий зов… придет время, и ты услышишь его…
И я знаю, что мы еще встретимся… он ждет меня… там…далеко. Волк кивнул мордой куда-то вдаль и опять замолчал.
Замолчал и подрастающий охотник, задумавшись об услышанном.
Веселилась метель, скатившаяся с высоких северных гор Нордмара, заметая следы…
Веселился ветер, играя хлопьями снега и разгоняя сгустившиеся тучи…
Погрузилась в ночь огромная снежная страна, упираясь вершинами гор в самое небо…
И видна в свете луны стая птиц, направляющаяся туда, где на краю высокой скалы стоят два волка.
И несут птицы весточку о том, что в неизведанных местах новой охоты ждет их друид, друид-волк.
5.
Любовь зла…
Денек выдался душным и знойным, под стать всей неделе. Агон утер пот со лба, недобрым словом поминая капризы богов, не миновавшие даже обитель служителей Инноса − Монастырь магов Огня. Тоскливо обозрел грядки: цветы серафиса осыпались, на кустиках гоблинской ягоды ягод не было и в помине, драконий корень смахивал на высохший мох, лечебные травы увяли. Зато сорняки проявляли чудеса жизнеспособности, стройными рядами возвышаясь над трагически полегшими в неравном бою с засухой культурными растениями.
− Ме-ерзко, да-а? − послышалось Агону.
Он осмотрелся вокруг. Бабо флегматично подметал пол, Игораз оживленно сплетничал с послушником, Ополоза вообще не было на месте − он, забросив свои пастушеские обязанности, тихонько ушел в монастырский склад перехватить стаканчик-другой холодного винца на пару с Гораксом.
На соседних грядках, по левую сторону от главных ворот, уныло щипали пожелтевшую траву четыре овцы. А единственный заинтересованный взгляд исходил как раз от одной из них.
− Ме-е-е, − проникновенно проблеяла животина и кокетливо хлопнула глазками. Агон попятился и, неуклюже споткнувшись о черенок тяпки, повалился на землю.
− Ничего себе, припекло! − Он поднялся, одной рукой потирая ушибленную филейную часть, а другой ощупывая голову.
− Ме-еня зовут Бе-етти! − учтиво представилась овца, сделав несколько шажков навстречу.
− О, св-вятой Иннос! − в ужасе воскликнул послушник и бросился в часовню.
− Овца эта… да вот мужик ее один привел пару дней назад, в послушники попросился, с Пирокаром переговорил, повынюхивал что-то и убег… − отрывисто рассказывал Ополоз, ошеломленный любопытством вечного задаваки Агона.
− Во-от видишь, все-е, как я и говори-ила! − удовлетворенно проблеяла овца. − Ме-еня заколдовал тот не-егодяй! Раньше-е я была кра-асивой де-евушкой, а те-епе-ерь… − ее блеянье слилось в нечленораздельный поток, напоминавший обычную женскую истерику.
Агон рассеянно поблагодарил коллегу и заторопился к своим грядкам.
За пару дней с тем, что будучи в здравом рассудке, он слышит речь овцы, послушник еще кое-как смирился, решив оставить это в секрете ото всех. Но успокаивать ее при свидетелях не решился.
− А я-а думаю, смы-ысл жизни − это самовыраже-ение! − Бетти мечтательно сощурилась, глядя на мерцающий диск луны.
− Да, наверное… − обезоруженно согласился Агон, сидевший рядом на траве.
Он не сомневался, что родился на свет, чтобы усердно трудиться, учиться, служить Инносу. Но за последнюю пару недель отношение послушника к жизни сильно переменилось. А причина всему − Бетти.
Она была воплощением его мечты − добрая, умная, образованная, общительная, веселая, одаренная (да-да, она такие стихи сочиняла!) − практически во всем, кроме внешности… Которая до сих пор смущала Агона.
Хотя назвать ее овцой, как раньше (даже мысленно) у него теперь язык не поворачивался. Но девушкой… девушкой тоже.
− С Днем Инноса, Агон!
− С Днем Инноса, Ополоз! Я смотрю, ты уже с утра отметил, − послушник недвусмысленно щелкнул пальцами по шее.
− Да я-то что! Вот наши маги сегодня пирушку закатят − ого-го! На весь Монастырь! Овец приказали прирезать и зажарить. Здорово, да? Мне теперь до очередного новобранца можно от работы отдыхать! Э-э, друг, да ты чего так нахмурился?
− И ее тоже… прирежут?
− Кого? Овцу-то эту? Конечно!
− Не смей называть ее овцой!!! − вызверился Агон, а рука его сама сжалась в кулак, от всей души врезавшийся в челюсть пастуха.
Не отрываясь от смешивания реактивов, алхимик Игназ покосился на гостя, как всегда явившегося без приглашения, вошедшего без стука и усевшегося без разрешения. Жилистый русоволосый мужчина в доспехах наемника сладко потянулся, чуть не навернувшись с шаткой табуретки.
− А мне казалось, ты к магам Огня подался, − с напускным безразличием заметил Игназ.
На самом-то деле он был рад редкому гостю, не гнушавшемуся обществом старого алхимика, признанного всеми безумным.
− Одно другому не мешает, − беззаботно отмахнулся мужчина.
Игназ усмехнулся и назидательно погрозил пальцем.
− Последние новости слышал? − вопросил гость, заложив руки за голову. И, не дожидаясь ответа, сам продолжил: − Из Монастыря магов Огня в День Инноса сбежал послушник, набив морду своему товарищу и прихватив с собой овцу.
− Проголодался что ли? − хохотнул Игназ.
− Затем беглецов видели возле дома Онара. Парень пытался доказать, что мохнатая животина − родная дочь помещика, подло заколдованная и обманом отданная в Монастырь. Но, как назло, все отпрыски старикана оказались на месте, а к удочерению овцы он был морально не готов. Потому его наемники без долгих объяснений и разглагольствований выдворили и послушника, и его кудрявую подругу, посоветовав больше не напоминать о своем существовании.
Алхимик забросил работу и повернулся к гостю лицом. Этот собеседник был явно интереснее трех скелетов на потолочных балках!
− Но послушник не успокоился, − рассказывал дальше мужчина. − Он напару с животиной пытался попасть в Хоринис через Восточные ворота, во всеуслышание провозглашая цель визита: найти злобного колдуна, превратившего его возлюбленную в овцу. Бдительный Мика со своими стражниками не пустил их дальше откидного моста. В итоге скитальцы осели на ферме Акила, где их приютили, поят, кормят и не подвергают критике за безвозмездную помощь в борьбе с обнаглевшими полевыми хищниками, дикими зверьми и бандитами.
− Вот чудак! − рассмеялся старик.
− Ага. С тебя сто золотых, − как ни в чем не бывало, добавил гость.
− За что? Уж не за байку ли?
− За апробацию двух заклинаний: Повышение интеллекта и Звериная телепатия. Я их, между прочим, на той овце оба и применил, пока ее от двора Онара к Монастырю тащил. Вот уж не думал, что эта животина такой смышленой окажется. Та еще баба! Даже в овечьей шкуре как лихо парню голову заморочила!
− Любовь зла, − вздохнул алхимик, отсчитывая гостю обещанную плату. − А парня жалко. Хотя… − протянул старик, лицо его на миг словно помолодело, а в глазах блеснул юношеский азарт, − я тут как раз размышлял над составлением зелья превращения животного в человека. С перманентным эффектом. Принеси-ка мне вот какие ингредиенты…
6.
Рамми
Девственный, нетронутый следами животных и человека, снег оставлял неповторимую вьющуюся дорожку. Волк Рамми точно знал куда идёт. Северная граница Нордмара осталась позади, впереди только белая равнина, ослепляющее от снега холодное солнце и никого вокруг.
Нюх подводил молодого волка — охота не удавалась, со вчерашнего дня в желудке у Рамми кроме пары крыс и брюшка падальщика ничего не бывало. Да и та добыча была условной: все жертвы были найдены обглоданными и окоченелыми около потухшего кострища.
Имя Рамми дал старый охотник Джэйкоб, подобравший месячного волчонка в лесу у Ардеи. Человек заприметил съёжившееся от холода существо в кустах, недалеко от дороги. Охотник осмотрел «находку» и бесцеремонно засунул её в заплечную сумку. Никакой жалости в сердце Джейкоба не было, только строгий расчёт: «вырастет — на охоту будет ходить безопаснее».
Волчонок рос, крепчал, но надежды Джэйкоба на то, что он воспитает матёрого хищника-помощника, не сбылись: годовалый Рамми от собак отличался только тем, что не умел лаять. Над добрым нравом «пёсика» смеялись соседи, однако подходить к животному ближе, чем на двадцать шагов не решались.
Хозяин часто выпивал, а пьяный он всегда выговаривал Рамми: «сдеру с тебя шкуру и куплю ещё пару бутылок шнапса». Волку оставалось только трусливо прижать уши и забиться в тёмный угол. Обычно после этого Джэйкоб подходил к любимцу и, потрепав его загривок, говорил, что пошутил, добавляя: «а мясо у вас ничего для супца».
Иногда охотник ругал, грозил пальцем, а один раз даже ударил Рамми в нос, за то, что тот не зарычал на незнакомца зашедшего в дом:
— Какой ты волк? Кашу ешь, мясо и то ему без крови подавай. Случись что, воры в дом заберутся, сначала от страха в штаны наделают, а потом со смеху помрут. Ты ведь хвостом завиляешь при их виде, как псина какая-то. Уйди с глаз моих!
Джэйкоб всегда брал с собой на охоту Рамми (волк в основном просто бежал рядом с хозяином), но в тот день человек ушёл один. Когда волк спал. В доме стало темно и неуютно. Дверь была заперта снаружи, волк долго царапал её, рычал на неё, скулил и, в конце концов, надоел соседям. Те, вооружившись вилами, мечами и кузнечными приспособлениями вскрыли дверь… волк даже не обратил внимания на людей. Довольный, он покинул пределы поселения. А затем всё чаще прикладывал холодный нос к земле в поисках Джэйкоба. Сотни запутанных следов постепенно стали десятками, через два дня и вовсе исчезли, кроме одного.
Шёл уже третий день, как Рамми искал хозяина в Нордмаре.
Взгляды человека и варга пересеклись. Оружия не было. Шансов убежать тоже.
Варг оскалился, негромко зарычал и, спустя мгновение, прыгнул, повалив человека на снег. Держа передними лапами, медленно приближал чёрную морду к голове. У старого животного не было двух верхних клыков, шерсть потрёпанная, несчётные шрамы проходили узкими неровными линиями по обоим бокам, левый глаз слегка приоткрыт и на нём заметно бельмо. Это была охота умирающего варга — жертва, по его звериному убеждению, должна была умирать медленно. К чему ловкость, быстрота и проворность, когда тебя выдворяют из стаи и гонят из неё до того момента, пока ты либо не попадёшь в капкан, либо не сломаешь лапу и тебя не разорвут такие же «чёрные собаки»? Поймать, в незнакомом для себя Нордмаре, кротокрыса, падальщика, да вообще любое существо, для того, кто привык скрываться в лесах, в тени и охотиться с собратьями — невозможно. Последний шанс для старого варга предоставил заблудившийся человек: живых существ, кроме них двоих, как казалось, в мире снега не было на многие-многие расстояния.
Человек улыбнулся так, как обычно это делают пропойцы, у которых нет денег и им нечем расплатиться с хозяином таверны, несильно схватил шею варга обеими руками и полушёпотом, с наигранной, как у шутов, радостью сказал:
— Кусай, гад. Так и так подохну.
Варг вырвался, вцепился в руку, затем в другую, мощные резцы с нижними клыками проникали до кости. Под крики зверь раздирал плоть, неразборчиво кусая всё, кроме горла. Хруст ребёр и запах свежей крови опьянял зверя, каждый новый укус был яростнее предыдущего.
…Заслышалось рычание.
Рамми в один прыжок отбил зверя от человека. Через считанные мгновения варг обмяк.
— Ну, чего ж ты, дурак, дома не остался? — сказал человек, морщась от боли. — Ладно, ладно, не нужно на меня так смотреть… я… тоже рад тебя видеть. Ты иди домой, иди... Да не нужно на меня так смотреть…
Волк схватил шиворот охотничьей куртки Джэйкоба и потащил хозяина на юг в сторону Клана Огня, человек хрипел, кашлял кровью и более ничего не пытался сказать, тонкий красный шлейф оставался позади. Через четверть часа Рамми почувствовал, что сил не осталось. Инстинкт подсказывал, что нужно продолжать, но даже лапы отказывались передвигаться. Волк подошёл к хозяину и лизнул его лицо тёплым языком — человек был мёртв.
Рамми лёг у ног хозяина, негромко заскулил, положил голову на лапы и взглянул в белую нескончаемую даль. Приближалась вьюга.
Добавление от 18.11.2009, 07:11_________________________________________________hr[/hr]7.
Хвостик.
Хвостик проснулась от яростного рыка матери:
- Бегите!!!
Вскочив на лапы, стукнувшись лбами с Когтем и вырвав свой хвост из-под чьей-то лапы, она бросилась к выходу из норы. Если мама так кричит, то надо её слушаться. Выбежав на солнце, она на секунду зажмурилась от яркого света, споткнулась обо что-то мягкое и кубарем покатилась по мокрой траве. Происходило что-то очень необычное и очень страшное. Чуткий нос волчонка безошибочно выделил из всей картины запахов кровь. А ещё пахло чем-то необычным, чуждым, но смутно знакомым. Хвостик встала, лапы разъезжались на залитой багряной кровью траве. Слева коротко взвизгнул Пятно, затем раздался чавкающий звук. Снова зарычала мама. Наконец глаза привыкли к свету, и волчонок увидела, что происходит. На небольшой полянке перед их норой стояли огромные двуногие безволосые существа. Люди! Вот, что это был за запах! Хвостик видела людей всего однажды, когда папа водил их на опушку… Папа! Старый волк лежал чуть правее норы, из его бока торчали три странных палочки.
- Папа!!! – Хвостик бросилась к отцу, ткнулась с разбегу носом в его морду. – Папа! Вставай, там маму бьют!!! Папа!!!
- Хвостик, беги! – закричал кто-то сзади, кажется, это был Зуб. Волчонок обернулась. В двух шагах от неё стоял человек. В передней лапе он держал длинную блестящую полосу. Он был огромен. Хвостик, от страха, слегка присела на задние лапы. Человек размахнулся и ударил. Волчонок взвизгнула и быстро прыгнула вперёд. Как оказалось, недостаточно быстро. Удар попал по хвосту, и Хвостик взвыла от нестерпимой боли. Человек размахнулся второй раз, но Хвостик уже удирала в лес. Папа учил, что если вдруг что-то случится, то надо бежать к кривому дереву. Все придут туда.
***
Пять минут спустя на полянке всё было кончено. Трое наёмников, только что уничтожившие волчью стаю, воровавшую у Акила овец, вытирали оружие.
- Одного упустили, - сказал Корд, вкидывая меч в ножны.
- Да и Иннос с ним, всё равно без родителей волчонку не выжить, - флегматично заметил Ярвис.
- Пошли на ферму, жрать уже охота, - подытожил Волк.
***
Хвостик сидела у кривого дерева до ночи. Никто не пришел. Когда стемнело, ей стало очень страшно одной, и она решила вернуться к норе. Наверное, эти страшные люди уже ушли… Вот и дом. Хвостик выбежала на такую знакомую полянку и остановилась. Прямо перед ней лежал Коготь, его голова была странно вывернута в сторону. Чуть поодаль лежала голова Пятна. Непоседа даже не успела отбежать от норы. Зуб упал возле кустов, а около него лежала мама…
- Мама… - Хвостик подошла и ткнула её лапой. – Мам… Они ушли. Я сидела у дерева, сидела, как папа учил, а вас нет и нет… – Папа уже брал детей с собой на охоту, и Хвостик понимала, что вся её семья мертва. Понимала, но отказывалась верить. – Мам, вставай. Мама…
Хвостик села под бок маме – она любила так сидеть вечерами, мама была такая тёплая и уютная – закрыла глаза и завыла. Она вся ушла в своё горе, растворилась в нём без остатка, пока рядом не раздался тихий, чуть хрипловатый голос:
- Их больше нет.
Хвостик вздрогнула и посмотрела на бесшумно подошедшее существо. Синеватая шкура, огромные зубы и устрашающий рог… Мракорис! Владыка леса, самый опасный зверь, так говорил о нём папа. Волчонок сжалась в комочек и поплотнее придвинулась к маме. Мама всегда могла защитить.
- Их больше нет. – повторил зверь. – Их нет, но ты есть. И ты должна жить. Пойдём, я живу здесь недалеко. У меня тёплая пещера, и есть еда.
Хвостик замотала головой так, что она чуть не оторвалась.
- Не бойся, я не причиню тебе зла. Подумай сама, что ты будешь делать одна в лесу? Ты не сможешь ни добыть пищи, ни отбиться, если кто-то на тебя нападёт. Неужели ты думаешь, что твоя мама хотела бы, чтобы чтобы ты тоже умерла? Не глупи, малыш. Пойдём. Пойдёшь?
Хвостик неуверенно кивнула.
- Ну вот и молодец. Меня зовут Ночка. А тебя?
- Хвостик…
***
Прошло три года. Молодая волчица быстро бежала по лесу. Бесшумной тенью она скользила между деревьев в поисках жертвы. С тех пор, как умерла Ночка, Хвостик заботилась о себе сама. Под присмотром мракориса она выросла очень грозным хищником – быстрым, ловким, сильным. Ага, а вот и обед… Хвостик остановилась, и повела носом. Пахло кротокрысом. И ещё чем-то. Совсем неуловимо, почти незнакомо… Хвостик принюхалась тщательнее, и её, как молнией, пронзило узнавание. ТОТ запах! Тот самый! Где-то здесь, неподалёку, был один из людей, убивших её семью! Хвостик глухо зарычала и побежала на запах.
***
Наёмники возвращались с рейда против бандитов, когда на них бросился из кустов огромный волк. Сбив с ног Сайфера, он, не обращая на него больше внимания, кинулся на стоявшего рядом Ярвиса. Смертельный прыжок оборвал удар тяжелого топора – Горн всегда отличался отменной реакцией. Волк упал на землю и затих.
- Что это за сумасшедшее животное? – недоуменно спросил Сайфер, поднимаясь с земли. – Первый раз вижу, чтобы одинокий волк бросался на троих вооруженных людей.
- По-моему, ты его особо не интересовал. – Задумчиво сказал Ярвис. – Он хотел добраться именно до меня… Точнее она. Постойте-постойте, я, кажется, знаю это животное! Точно! Видите обрубленный хвост? Это тот волчонок, которого мы тогда упустили! Единственный раз, когда работа не была выполнена полностью! Это ж надо, сколько лет прошло, два года? Однако, воля Богов при…
Говоря, Ярвис наклонился над, казалось, мёртвой волчицей и в этот момент Хвостик дёрнулась всем телом, судорожным усилием рванулась вверх и разорвала ему горло. Из раны на её спине толчком выплеснулась кровь, и она затихла уже навсегда. Ярвис, впрочем, тоже…
- Ах ты! – Сайфер подбежал к телам, наклонился над Ярвисом. – Мёртв. Ууу, сволочь, - он пнул мёртвую волчицу в бок.
- Нет. – задумчиво сказал Горн. – Она была в своём праве. Кровь за кровь. Она погибла, как настоящий воин, до последней секунды своей жизни пытаясь добраться до врага. И унесла его с собой. Она достойна уважения.
***
Хвостик бежала по зелёной-зелёной траве. И хвост её был на месте. А навстречу бежали её родные. Они снова были вместе.
8.
Игри.
Пол каменной берлоги был выстлан сухой травой, но трава пахла не лесом, а мертвой землёй. Игри поморщилась. Сквозь узенький проем, перегороженный прочными прутьями (ей сразу вспомнился их кислый вкус), лился ослепляющий солнечный свет.
Убегающие, но уже обречённые олени, пушистый снег под лапами и спина Тёплого впереди – все исчезло. Игри накрыла морду лапами и зажмурилась, но счастливый сон растаял без следа. Она обиженно приоткрыла один глаз и с неудовольствием уставилась на танцующие в потоке света пылинки. Те дразнились, мол, а ты чего валяешься? Она протянула лапу и бесцеремонно разогнала надоедливые точки. В блестящем свете короткий мех цвета заходящего солнца тоже блестел и переливался. Она с подозрением поглядела на вход – не приснилось ли?
**
Прошлой ночью дверь открылась. Потом в ушах свистел ветер, ослабшие было в тесной берлоге мышцы бросали хозяйку дальше обычного. Даже воздух, казалось, уступал ей дорогу. Берлоги гладкокожих рывками проносились мимо, скрываясь за спиной. Если бы Тёплый видел её! Вокруг кричали многими голосами – крики пьянили страхом жертв и отрезвляли яростью охотников.
Потом задние лапы вдруг отказались слушаться, и это было страшно. Прыжок окончился падением и болью, а ведь берлоги гладкокожих остались позади и уже виден был живой лес. Игри извивалась и скребла землю когтями, но лес больше не желал приближаться. Железнобрюхие снова спеленали ее хитрыми сетями. Она взвыла от обиды.
Когда-то Тёплый пытался объяснить ей «свободу», а она не понимала. Теперь поняла. Но зачем один гладкокожий открыл ее берлогу, а другие приволокли её обратно? Она не понимала. Тёплый бы понял, он умный. Самый умный.
**
Шум снаружи усиливался, словно гладкокожие со всего своего леса собрались вместе, чтобы раздражать ее своими голосами. Игри решила не обращать внимания.
Совсем рядом злобно зазвенели железные когти железнобрюхих. Игри поднялась с пола, потянулась, разминая спину, и выглянула наружу. За стенами берлоги было дно просторной ямы, и там сейчас вертелись железнобрюхий и гладкокожий. У железнобрюхого был большой и длинный железный коготь, с ним он походил на носорога, такой же массивный и грозный. У второго тоже в лапах что-то поблескивало, но был он меньше и подвижнее. Где-то вокруг, на возвышении, толпились соплеменники дерущихся, но она почти не видела их, лишь слышала подбадривающие крики.
Пришлый зашел на чужую территорию и от смелости или безысходности оспаривает чужие владения, решила она. Хотя нет, эти живут большими стаями, значит драка идет за право лидерства. Или за самку. Я тоже умная, с гордостью подумала Игри. Тёплый бы похвалил. Хотя Тёплый умнее. Он самый умный.
Стая снаружи взревела. Гладкокожие вопили с бессмысленной радостью, как когда наешься пьяной ягоды и неважно чему радоваться. Железнобрюхий скрючился на земле, над ним стоял победитель и – даже отсюда видно – тяжело дышал. Он поднял голову, но вместо того, чтобы подтвердить победу грозным ревом, лишь вгляделся в проем, из которого наблюдала Игри. Она отвернулась.
**
Потом были еще драки. Солнце перестало заливать берлогу светом, и в ней стало еще тесней и тоскливее. Еще дважды она видела гладкокожего, победившего первым, и снова над поверженными сородичами. А может ей только показалось – они все на одну морду.
Она уже перестала следить за тем, что происходило снаружи, когда вход ее темницы внезапно открылся, впустив к ней запах крови и свободы. Жалобное «не понимаю!..» в очередной раз пронеслось у нее в голове.
На этот раз она не стала спешить: осторожно выбралась наружу, прислушалась и осмотрелась. В центре неподвижно стоял гладкокожий с короткими когтями в лапах. Наблюдающая сверху стая непривычно притихла.
Выход из ямы был перекрыт высокими щитами, края ямы недосягаемо высоко.
Время шло. Гладкокожий не двигался, Игри тоже стояла, не зная, что ей делать. Стая начала возмущенно гудеть. Летающий зуб какого-то железнобрюхого сверху ухнул и воткнулся позади нее – Игри отпрянула и зашипела, судорожно выискивая угрозу.
Гладкокожий встрепенулся и как-то нехотя двинулся к ней. «Где ты, Тёплый, зачем обещал, что всегда будешь рядом..» Игри жалобно, едва слышно мяукнула.
Гладкокожий метнулся к ней; от его яростного рёва мех на спине зашевелился. Железные когти несколько раз мелькнули перед самой ее мордой.
Игри взвизгнула и отскочила. Теперь все было понятно – вот враг, и он убьёт ее, если она не убьёт его. Ей нельзя умереть, только не сейчас. Тёплый расстроится и ей будет стыдно. Ведь с ней умрет еще один, а может двое. Нельзя.
По телу прошла тягучая волна, страх выкипал, уступая место злой уверенности, мышцы скрутились в пружину. Она припала к земле и оскалилась.
**
Северянин лежал неподвижно. Самка саблезуба оглядывалась на кричащих зрителей, яростно рычала, кидалась на стены ямы и закрытые ворота. В первую секунду Фальк готов был поклясться, что странный дикарь намеренно открыл ей горло… Какая ведь чушь в голову приходит.
Но зрелище устроил славное, крякнул Фальк. Казалось и нож держать не умеет, но трое лучших гладиаторов Миртаны не выстояли против его скорости и упорства.
А тигрицу-победительницу смертельного боя вернут туда, где поймали, и целый год ни один охотник не зайдет в ее угодья. «Жаль, такая шкура. Да и зубы пошли бы в дело. Но нордмарцы за нарушение сами шкуру спустят, да..» - с сожалением подумал Фальк.
Он задумчиво перебирал пожитки погибшего, когда из-под выцветшего старого плаща цвета пожухлой травы (а будто и не ношеный, отметил охотник) на деревянный пол бухнулся черный обточенный камень с высеченным изображением саблезуба.
**
Вокруг был родной лес, и она снова не понимала - почему гладкокожие, желавшие её убить, теперь привезли обратно?
Она неслась по белому лесу, разбивая хрустящий наст, морозный воздух обжигал легкие и пьянил. Игривая больше не боялась – ведь впереди уютное логово, впереди Тёплый, он все объяснит ей, ведь он самый умный. Он похвалит ее, ведь она не дала себя убить и уберегла их потомство. У них будут дети, в этот год точно будут, теперь она была уверена.
9.
Воспоминания о былом
С восточной стороны Хориниса, где стена тёрлась боком о гору, несколько падальщиков расселись подле старика Хрума.
В нём уже трудно было узнать бравого вояку: клыки затупились, а мышцы стали дряблыми и вислыми. При ходьбе его длинный хвост, некогда стоявший трубой, еле волочился по земле. Хрума не съели только по одной причине – он был чертовски хорошим рассказчиком. Когда солнце припекало особо яростно, все собирались вокруг старика в его излюбленном месте у стены, под кронами деревьев, чтобы послушать очередную байку.
- Сегодня я расскажу вам о том, - начал мудрый падальщик, - как я хитростью отбился от матёрого волка…
Громкое фырканье прервало рассказ. Огромный, как детеныш дракона, падальщик оскалился:
- Старик, от волка и хитростью? Как бы я ни хотел тебя сожрать, но думал, что уж такую мелочь, как волка, ты загрызёшь и так!
Чявк, нынешний вожак, люто ненавидел Хрума. Хоть тот и был слабым стариком, но пользовался даже большим уважением, нежели сам вожак. Чявк всегда намекал, что старику пора бы на покой.
- Эх, молодо-зелено! Чавк, ты смелый, сильный и упрямый. Тебе хватит храбрости целый день биться о каменную стену головой и набить огромную шишку! И всё в надежде, что там в груду свалена еда. А вдруг за стеной стража?
- Перегрызу! – бросил Чавк.
- Как грифонов? – съехидничал старик.
Чавк потупился. Вчера ночью с охоты вернулись не все. В пол дня пути от Хориниса, у самого берега моря, боги устроили падальщикам пир. С последним отливом весь берег оказался усеян рыбой, и она начинала приятно попахивать на солнцепёке. Чавк взял с собой всю стаю, кроме старика Хрума, оставив тому кусок мяса из ляжки какого-то купца, неосторожно сунувшегося в лес. Они знатно набили пузо, но за всё приходится платить. Нагрянула орава грифов, которым было абсолютно наплевать, кого есть: рыбу или самих падальщиков. Завязалась потасовка из которой живыми вернулись не все…
История с грифами бросила тень на авторитет Чавка. Но вместе с тем в битве полегли все защитники Хрума. Остались только братья Чавка и зелёная молодёжь, с восторженным писком внимающая каждому слову старика. Пусть они уснут после истории, а уж он поможет отправиться на покой Хруму.
Чавк прикрыл глаза, опустив голову на валун. Пусть старик говорит в последний раз.
- Дело было тогда, - продолжал Хрум, - когда с деревьев стали опадать листья. Ветер нёс с моря сырость. Зверь в такую пору носу из норы не кажет, а уж хищники бесятся и подавно. Почему люди главенствуют на острове? Да потому, что они тоже падальщики, только продукты умеют хранить дольше нашего. Тот же волк должен постоянно крутиться, искать свежую пищу, нет ему времени подумать. Люди приспособились: наберут полный амбар жратвы и сидят в тепле, размышляют, как дальше жить. Мы вот также можем, но почему-то не пользуемся…
Старик тяжело вздохнул, бросив взгляд на, казалось бы, задремавшего Чавка.
- Что же было дальше, деда? – пискнул падальчонок, забравшийся на пень. – Ты обещал рассказать, как перехитрил волка!
- Да-да, помню, малый, - кивнул старик Хрум. - День за днём небо выплёвывало дожди, моросило не переставая. Я прятался здесь же, где мы сидим сейчас. Рядом, в скале, отличная пещерка, а толстые стены и горы защищают от ветра. Вон там, чуть в стороне от крупных глыб, куст дикой малины, она помогла выжить в то время.
- Ты ел малину, деда? – в ужасе воскликнул падальчонок, свалившись с пня. – Какая гадость!
- Нет, не ел, - нахмурился Хрум. – Не перебивай! В ту пору волки особенно озверели. Я возвращался с охоты, когда увидел, как облезлый волчище подходил к нашему лагерю. Мокрая шерсть липла к облезлым бокам, его можно было бы пожалеть. Но враг есть враг. Я крался к нему со всей осторожностью, чтобы вцепиться незваному гостю в шею. Не знаю, учуял он меня или услышал, но уже через мгновение он стоял мордой ко мне, скаля ужасные клыки. Помню, что его рык повёрг меня в ужас. Я хотел бы ему ответить, но сами знаете, мы можем лишь пищать.
Волк медленно подбирался ко мне: злой, голодный, страшный. Я давно распрощался с жизнью, как в том самом кусте малины увидел фигуру. Это был шанс, и я завопил, словно мне хвост прищемили. Медведь сразу обратил на нас внимание. Хе-хе, волк улепётывал так, только хвост мелькал! Я же свалился наземь, и медведь, обнюхав меня, вернулся к малине. Вскоре и он ушёл, а волк больше не появлялся.
Старик закончил рассказ. Дети уже зевали, и Хрум отправил их в пещеру. Чавк, приоткрыв один глаз, наблюдал за рассказчиком. Когда старик остался один, Чавк поднялся:
- Эй, старик!
- Не шуми, Чавк. Детей разбудишь.
Из-за кустов чертополоха вышли трое братьев Чавка. Один загородил собой вход в пещеру, а двое остались подле Хрума.
- Сегодня ты рассказал последнюю сказочку, старик, - забавлялся Чавк. – Пора бы и честь знать, зажился ты на этом свете.
- Вождь, - сказал Хрум со всей любезностью. – Я понимаю, что ты хочешь быстрее со всем покончить, но настоятельно прошу тебя отложить всё хотя бы до завтрашнего дня. А сейчас нам лучше уйти в пещеру.
- Ты смеешь указывать, старик! – взвился Чавк. – Я сожру тебя с потрохами! Даже косточек…
Не успел вождь закончить фразу, как старик, пошатнувшись, упал оземь.
-… не оставлю!
Братья переглянулись, с недоумением глядя на неподвижное тело.
Стояла тишина, только ветер гулял по кронам, да шуршал лес. Никто из братьев не обратил внимания, что шорох стоял громче прежнего. Да что с них взять, они падальщики, не охотники.
- Вон эти мрази! – с непонятным криком из леса выскочили несколько охотников.
Ни Чавк, ни его братья не успели даже пискнуть, как оказались проткнуты стрелами.
- Эти, что ли? – после спросил один охотник, сжимая лук.
- Да какая разница? Кто-то из них сожрал купца, мы положили кого-то из них. Всё равно всех не перестреляем. Заказ выполнили и ладно. Пойдём, выпьем эля.
- Это мысль! В лесу я чертовски умаялся!
Когда шаги охотников стихли, старый падальщик поднял голову.
- Эх, ничему молодёжь не учится, - пробурчал Хрум, принявшись стаскивать тела к пещере. – Ну, хоть обед на завтра есть.
Добавление от 18.11.2009, 07:121.
Дракон
А я дракон, пою я песню.
Жить не люблю, меч в горле, тесно.
Я изрыгал огонь до ночи.
Но ваш герой закрыл мне очи.
Я просыпаюсь и вижу стенки,
и чешуя мне трет коленки.
А кротокрыс ползет мне в нору,
я разорву ему щас морду.
Он будет хрюкать, я буду есть,
ведь он закуска, герои есть.
Лежит сундук, в горах далеких,
я содрал все с людей убогих.
Там и доспехи, и злато есть
моя глава замок и есть.
Меня убил, теперь ты знаешь
что Белиар тебя ждет ради.
Ради того чтобы тебя,
повесить на кол, реснуть меня.
Я буду бегать, буду летать,
и твое мясо вспоминать.
Насыпят соли, сьем я кусок,
с твоих умерших, вкусных ног.
2
Две печали (взгляд двумя парами глаз)
Печаль Парлана
Наш монастырь не так уж мал,
И если кто туда попал
И злые мысли загадал –
Пусть на себя пеняет.
О Иннос! Смилуйся, отец,
Монастырю пришел конец.
Давно известно: средь овец
Паршивые бывают.
Вот есть у нас один баран –
Такой буян! Как будто пьян!
Когда б не мой священный сан –
Прирезал бы, как хрюшку.
А пастушонок Ополос
До книг и свитков не дорос.
Молись о том, чтобы твой нос
Не превратился в плюшку.
Однажды утренней порой
Я вышел – скажем, за водой.
Вдруг бац – в колени головой –
И я – валяюсь в луже!
Жаль, монастырь наш небогат.
А этот гад – к тому ж, рогат.
Когда б не делал он ягнят –
Давно бы был снаружи.
А давеча – такой скандал! –
Что отчебучил наш нахал:
Он рясу Горакса сжевал
На самом видном месте:
Пониже шеи и спины,
И ноги полностью видны,
И в дырках – нижние штаны,
Не мытые лет двести.
А что намедни учудил?
Мне брат Неорас говорил –
Дверь головой на склад пробил
И съел все, кроме серы!
А Ополос – спокойно спал,
По крайней мере, так сказал.
Но раз алхимик услыхал,
То пастуху нет веры.
И хоть бы что – дурной башке!
По жизни скачет налегке,
И жира мало в курдюке –
На колбасу не тянет.
Но все ж, какой он паразит!
Когда все молятся – вопит.
А Ополос мне говорит –
Придушивать не станет.
Но появился новый маг
И почему-то сделал так,
Чтоб Ополос, такой дурак,
Попал в библиотеку –
И успокоился баран!
И Ополос в ученье рьян.
И жизнь полна, как океан,
Не знающий про реку…
II. Печаль барана
Трудно жить под небесами.
Этот мир как будто замер.
Хорошо, что есть хозяин –
Добрый малый Ополос.
Обижают его маги,
Не дают читать бумаги.
Вот ему б чуть-чуть отваги –
Лучше б дело занялось.
Все вокруг клянут барана.
Ну зачем я утром рано
Головой боднул Парлана?
Как такое объяснить?
Ну кому какое дело,
Что в траве змея сидела?
А что спас так неумело –
Только Инноса винить.
А недавно задал встряску:
Слопал Гораксову рясу.
Пусть теперь не точит лясы
О кристальности своей.
У него в постели белой
Тело женское сидело!
Обличил я неумело –
Но ему блудить сложней.
Что я натворил в кладовой?
Дверь пробил башкой бедовой.
Все, что нужно для столовой –
Вся просрочена еда.
Я все съел. А то бы в кельях
К ночи началось веселье...
И на всех лечебных зелий
Не хватило б, господа!
Почему все это время
Я чужой в своей системе?
Я давно молюсь со всеми –
И не тише, чем они!
Да, не все легко и гладко,
Полный хаос, если кратко.
Как призвать людей к порядку –
Кто мне это объяснит?
Но сюрприз один случился:
Новый маг с луны свалился.
Сразу за дела схватился,
Стал мне много помогать.
И полегче стала служба,
Временами – даже дружно.
И отныне мне не нужно
За порядок отвечать.
3.
Мясной жук
Вокруг метели, переплеты,
Но все они не для меня,
Я мал, но с душой огромной,
И сердце, жгуче янтаря.
Порой бывает неуклюже,
Ползу быстрее что есть сил,
Ведь жизнь терять никто не хочет,
И каждый дышит что есть сил.
Смотрю на вас, вы все убоги,
Мечи и деньги и любовь,
Я выше этого безумства,
Ползу себе что силы вновь.
Желаю травушки зеленой,
И солнце что б светило вновь,
И что б прохожий, где-то рядом,
Не окатил меня ногой.
Но я свободен вас поныне,
Я волен в выборе своем,
Ведь одно солнце светит ныне,
А вы все мечетесь кругом.
Все просто и давно известно,
Живи и радуйся, внимай,
Что смотришь ты навек с уныньем,
Дыши мой друг и погибай…
4.
Кротокрыс
В хмари утренней зари,
Угнетая ночи тень,
Догорают фонари,
И в права вступает день.
Всё живое пробуждая,
Горы заливает свет,
Мглу в тумане растворяя,
Уже сотни тысяч лет.
«Лишь в его пещере мрачной
Столь сырой, сколь и холодной,
Ночь таится. Он — невзрачный,
Но герой молвы народной.
Нет страшней на склоне зверя,
Что живёт во тьме глубокой.
Местные же в страхе верят,
Что в пещере одинокой
Страшный демон обитает.
Лютый, жуткий и опасный:
Только страх вокруг витает —
Вот насколько тот ужасный!
Впрочем, зверь этот коварный
Лишь для тех, кто безоружен.
Вид придать ему товарный
Можно.. если очень нужно.
Надо лишь вооружиться
Если что — позвать подмогу,
В лоб не лезть, не торопиться,
Наступать, но понемногу,
Не давать зайти за спину,
Лучше на свету держаться,
Не закликивать скотину:
Можно на клыки нарваться.
Как-то так..» — рассказ окончен,
Опыт вроде бы получен.
С жуткой тварью щас покончим.
Уж теперь, когда научен,
Доедаю миску риса
И пойду на кротокрыса!..
5.
Последнее слово…
Утренние сумерки… роса омоет шерсть,
тихо прикоснутся лап густые травы.
Щёлкнет арбалет. И вот дурная весть
летит вдогонку мне. И жалит, бьёт и травит.
Убежать бы прочь, но багряный след
нитью тянет тех, кто чувствовал вкус крови.
Им бы обменять на шкуру звон монет,
чтобы залатать дыры ветхих кровель.
Кто охотник здесь? Кто кому судья?
Что вам сдался варг? Я один — без стаи.
Я для вас бельмо, спокойствия смутьян…
но, неужели, должен вилять хвостом и лаять?
Когда-то вместо города лежали топь и гать,
зелёные просторы, холмы, овраги, чащи.
Вам нужно меньше думать и больше убивать,
И вкус охоты станет приятнее и слаще.
Зачем вам нужен ад? Зачем вам нужен рай?
В доспехи нарядилась?! Так клацайте клинками!
…Звериный мир людей — люби и презирай
и проверяй на прочность неострыми когтями.
…
Обходить стороною луг, в тень лесов.
Раны заструились — горячи.
Я последний представитель чёрных псов —
Доставайте стрелы и мечи.
6.
Дракон-нежить.
Закат позолотил вершины гор,
Но вижу я его во сне,
Ведь солнца золотой узор
И блеск лучей смертельны мне.
Я в этот мир не сам пришел −
По Белиара воле.
И в мраке скал приют нашел
На острове средь моря.
Мне в высь небес не взмыть давно
И не сверкнуть крылом уж больше.
Когда-то был я золотой дракон,
А ныне − жалкий призрак ночи.
Моя отпала чешуя,
Глаза лишились блеска.
По воле рока нежить я,
Пропахший вонью мерзкой.
Я смерти ждал, как искупленья,
И вот вскружился стали вихрь −
То ты пришел, мое спасенье,
Палач всех соплеменников моих.
Я не убью тебя, не бойся.
Лишь попугаю, так и быть!
Ты поскорей щитом прикройся:
Могу случайно зашибить.
Я на тебя дыханье смерти
Ноздрями выпущу и ртом.
Но буду все равно повергнут
Твоей рукой, твоим клинком.
И рухну я со вздохом гулким
На плиты каменных полов…
Победу ты не мни прогулкой −
Я к пораженью был готов!
… И прах рассыплется у ног твоих,
Но воспарит мой дух на небо,
И в этот долгожданный миг
Я ухожу туда, где раньше не был…
7.
Волчата
Поздней ночью в тёплой норке,
Что на маленьком пригорке.
Шла мышиная возня,
Разыгралась ребятня!
Три братишки, две сестры,
Зубки мелкие востры!
Холмик ходит ходуном,
А внутри такой погром…
Тут взмолилась мать-волчица:
«Дети, дети, что творится…
Разбудите-ка отца,
Нам пора добыть мясца»
Дети вмиг угомонились,
Дружно в угол устремились:
«Папка, папка, ну-ка встань!»
«Хвостик, милая, отстань…»
«Папа, папа, ну вставай!
Ай, Пятно, не приставай!»
«Больно надо дуру трогать…»
«Ах, я дура!? Ну-ка, Коготь…»
Дети вновь раздухарились
И на папу повалились.
Засмеявшись, тот вскочил
Успокоил заводил:
«Дети, ну-ка перестаньте.
Зуб, Пятно, не хулиганьте!
Отдохните от проказ
И послушайте рассказ»
Все волчата в круг расселись,
Глазки сразу загорелись,
В общем, все затихли враз.
Волк завёл неспешный сказ:
«Вы, ребятушки, гадали,
Почему мы не пускали
Вас к проходу из норы.
Это было до поры…
Там, снаружи, дикий лес.
Ваш понятен интерес,
Что-то шепчет: «Ты взгляни»,
Но в лесу мы не одни.
Много разного зверья,
И не все из них друзья.
Расскажу, кого бояться,
А за кем и погоняться.
Например, огромный жук
Может вызвать ваш испуг.
Но опасности в нём нет
«Пап, а если на обед?»
«Не советую, отрава.
В общем, жук - это забава.
То ли дело кротокрыс,
Вот его бы я загрыз.
Для охоты лучше нет,
Чем подземный корнеед.
Жирный, вкусный и тупой,
Ко всему ещё слепой.
Неплоха на вкус и птица,
Тоже та ещё тупица.
Нападает только в лоб,
Да притом всегда в галоп.
Шныг… Опасная зверина.
Плоть его на вкус как тина,
Когти с лапу толщиной…
Обходите стороной.
Глорхи иногда заходят,
Да по нашим землям бродят.
Две ноги, большая пасть,
Не давайте им напасть.
И мракорис – страх лесной,
Зверь он полностью ночной.
Тенью под луной скользит,
А в глазах огонь горит!»
«Ты опять вошел в запал?!
Всех детей перепугал!»
«Нам не страшно…» «Ну-ка цыц!
Хватит на ночь небылиц!»
«Быстро спать!» «Ну мам, немножко…»
«Быстро дрыхнуть, балабошка!»
Пять минут, и все сопят,
Мама, папа, пять ребят.
