Sandrin
Почетный форумчанин
- Регистрация
- 5 Авг 2009
- Сообщения
- 8.586
- Благодарности
- 4.047
- Баллы
- 1.290
- Первое сообщение
- #1
Правила и конкурсные работы
С 38-го сообщения обсуждение конкурсных работ и голосование
49-ое сообщение – результаты
С 38-го сообщения обсуждение конкурсных работ и голосование
49-ое сообщение – результаты
Объявление о Конкурсе.
Публикую (с разрешения начальства) объявление о Конкурсе, которое, может, и заинтересует пару человек на нашем форуме.
"Приветствуем, Герои Меча и Магии!
Напоминаем, что группы Таверна "Герои Меча и Магии" и World of Might & Magic | Heroes VII приглашают всех принять участие в литературном конкурсе, который стартовал 1 ноября и продлится по 31 декабря 2014 года. Победители будут объявлены в январе.
==Награда для победителя==
Электронная версия Might and Magic X: Legacy Digital Deluxe Edition. Этот комплект включает в себя саму MM X: Legacy, действия которой разворачиваются после событий Heroes VI в мире Асхан. Также в наборе присутствует Might and Magic VI: The Mandate of Heaven, которая повествует нам об истории мира Энрот и рассказывает о событиях между Heroes II и III.
Внимание! Для того, чтобы иметь возможность играть, вам нужно быть зарегистрированными в сервисе Steam и ввести активационный ключ.
==Тема==
История из жизни Героя.
==Правила конкурса==
1. Жанр определяет сам автор.
2. Вы можете выбрать в качестве героя своей истории любого персонажа из TBS-серии Heroes of Might and Magic или РПГ-серии Might and Magic. Но желательно, чтобы он был не слишком популярен. Таким образом, вы сможете раскрыть героя с новых сторон и привлечь к нему внимание участников.
3. Желательно, чтобы рассказ соответствовал сюжету игр TBS-серии Heroes of Might and Magic и РПГ-серии Might and Magic. Тем не менее, отступления от канона — допускаются.
4. Рассказ должен содержать от 3 до 35 тыс. символов (без учёта пробелов). Шрифт — любой. Размер текста — любой.
5. Если объём рассказа превышает 35 тыс. символов, вы можете прислать сокращённый вариант или отрывки, соответствующие условиям конкурса.
6. Вы можете украсить рассказ дополнительным оформлением в виде титульного листа, сносок и иллюстраций. Это поможет лучше передать атмосферу истории. Тем не менее, при исчислении объёма рассказа данные элементы не будут учитываться.
7. Участник может прислать только один рассказ или отрывки из него.
8. Рассказ можно написать в соавторстве, но в случае победы Вы должны определить победителя сами. При этом любой соавтор считается полноценным участником и попадает под предыдущий пункт.
Отправляйте свои рассказы на следующий почтовый ящик: hommtavern@gmail.com
Благодарим за внимание и желаем вам удачи!"
P.S. Уточнение - можно писать по любой из вселенных "Героев " и "Меча и Магии": Энроту, Аксеоту, Асхану, даже Ксину с Террой, если кто-то решит вспомнить первые "Меч и Магию". Ограничений по играм, связанным с данной серией, тоже нет. Пишите хоть по Clash of Heroes.
"Приветствуем, Герои Меча и Магии!
Напоминаем, что группы Таверна "Герои Меча и Магии" и World of Might & Magic | Heroes VII приглашают всех принять участие в литературном конкурсе, который стартовал 1 ноября и продлится по 31 декабря 2014 года. Победители будут объявлены в январе.
==Награда для победителя==
Электронная версия Might and Magic X: Legacy Digital Deluxe Edition. Этот комплект включает в себя саму MM X: Legacy, действия которой разворачиваются после событий Heroes VI в мире Асхан. Также в наборе присутствует Might and Magic VI: The Mandate of Heaven, которая повествует нам об истории мира Энрот и рассказывает о событиях между Heroes II и III.
Внимание! Для того, чтобы иметь возможность играть, вам нужно быть зарегистрированными в сервисе Steam и ввести активационный ключ.
==Тема==
История из жизни Героя.
==Правила конкурса==
1. Жанр определяет сам автор.
2. Вы можете выбрать в качестве героя своей истории любого персонажа из TBS-серии Heroes of Might and Magic или РПГ-серии Might and Magic. Но желательно, чтобы он был не слишком популярен. Таким образом, вы сможете раскрыть героя с новых сторон и привлечь к нему внимание участников.
3. Желательно, чтобы рассказ соответствовал сюжету игр TBS-серии Heroes of Might and Magic и РПГ-серии Might and Magic. Тем не менее, отступления от канона — допускаются.
4. Рассказ должен содержать от 3 до 35 тыс. символов (без учёта пробелов). Шрифт — любой. Размер текста — любой.
5. Если объём рассказа превышает 35 тыс. символов, вы можете прислать сокращённый вариант или отрывки, соответствующие условиям конкурса.
6. Вы можете украсить рассказ дополнительным оформлением в виде титульного листа, сносок и иллюстраций. Это поможет лучше передать атмосферу истории. Тем не менее, при исчислении объёма рассказа данные элементы не будут учитываться.
7. Участник может прислать только один рассказ или отрывки из него.
8. Рассказ можно написать в соавторстве, но в случае победы Вы должны определить победителя сами. При этом любой соавтор считается полноценным участником и попадает под предыдущий пункт.
Отправляйте свои рассказы на следующий почтовый ящик: hommtavern@gmail.com
Благодарим за внимание и желаем вам удачи!"
P.S. Уточнение - можно писать по любой из вселенных "Героев " и "Меча и Магии": Энроту, Аксеоту, Асхану, даже Ксину с Террой, если кто-то решит вспомнить первые "Меч и Магию". Ограничений по играм, связанным с данной серией, тоже нет. Пишите хоть по Clash of Heroes.
О публикации работ
Здравствуйте, уважаемые обитатели Таверны!
В данной теме будут появляться рассказы писателей, принявших участие в конкурсе фанатского творчества.
Мы надеемся, что всеобщее голосование участников группы позволит нам наиболее честно и открыто выбрать победителя среди имеющихся претендентов.
Заметим, что все рассказы выкладываются анонимно, дабы аудитория группы оставалась беспристрастной в своём выборе.
Тем не менее, Администрация вынуждена подчеркнуть, что в случае уличения конкурсанта или его знакомых в накрутке голосов — связанный с накруткой конкурсант будет исключён из конкурса.
Всё обсуждение и оценка работ конкурсантов будет вестись в другой теме: [Конкурс] История из жизни героя: Рецензии | Tavern of Might and Magic | Heroes of MM
Желаем вам приятного чтения, а также просим честного и благосклонного отношения к нашим участникам!
С уважением,
Администрация Таверны "World of Might and Magic"
В данной теме будут появляться рассказы писателей, принявших участие в конкурсе фанатского творчества.
Мы надеемся, что всеобщее голосование участников группы позволит нам наиболее честно и открыто выбрать победителя среди имеющихся претендентов.
Заметим, что все рассказы выкладываются анонимно, дабы аудитория группы оставалась беспристрастной в своём выборе.
Тем не менее, Администрация вынуждена подчеркнуть, что в случае уличения конкурсанта или его знакомых в накрутке голосов — связанный с накруткой конкурсант будет исключён из конкурса.
Всё обсуждение и оценка работ конкурсантов будет вестись в другой теме: [Конкурс] История из жизни героя: Рецензии | Tavern of Might and Magic | Heroes of MM
Желаем вам приятного чтения, а также просим честного и благосклонного отношения к нашим участникам!
С уважением,
Администрация Таверны "World of Might and Magic"
О системе оценки работ.
"Приветствуем вас, уважаемые обитатели Таверны!
В данной теме можно размещать рецензии участников по конкурсу фанатского творчества "История из жизни героя".
Просим вас соблюсти следующие правила написания в данной теме, иначе ваши посты не будут учитываться при пересчёте голосов:
а) Пост-рецензия должен быть написан строго по данной форме:
1. Хэштег #homm_fiction1
2. Название рассказа
3. Ваше мнение по рассказу (не менее 100 символов).
4. Оценка за сюжет (от 1 до 10) — ваше отношение к основному замыслу истории и проработанности, продуманности описанного автором.
5. Оценка за соответствие канону (от 1 до 10) — ваше отношение к достоверности или недостоверности описываемой истории в рамках Вселенной Древних (Старой) или Вселенной Асхана (Новой).
6. Оценка за атмосферность (от 1 до 10) — ваше отношение к соблюдению атмосферы, в частности, характерной для игр Вселенных.
7. Оценка за персонажей (от 1 до 10) — ваше отношение к проработке характеров и мотивов персонажей.
8. Оценка за реалистичность (от 1 до 10) — ваше отношение к соблюдению правдоподобности силы и возможностей тех или иных существ и т.д.
9. Оценка за грамотность (от 1 до 10) — ваше отношение к слогу автора.
_____________________________________________________
б) Все сообщения, не соответствующие этому формату, будут рассматриваться в качестве дискуссионных.
_____________________________________________________
г) Авторы не могут писать рецензии на свои рассказы, оценивать их и влиять иным образом на ход голосования.
_____________________________________________________
в) Любые попытки троллинга, спама и накрутки голосов будут пресекаться и наказываться баном как участника конкурса, так и участников накрутки.
_____________________________________________________
д) Каждый участник может написать только ОДНУ рецензию по КАЖДОМУ рассказу. Вы не можете размещать рецензии других авторов, не имеющих доступа во Вконтакте. Они могут прислать свои рецензии на ящик Таверны ( hommtavern@gmail.com ) в УКАЗАННОМ ФОРМАТЕ, и их мнение будет размещено в теме от имени Администрации.
_____________________________________________________
Благодарим вас за внимание и надеемся, что вы оцените наших авторов справедливо!
С уважением,
Администрация Таверны "World of Might and Magic"
В данной теме можно размещать рецензии участников по конкурсу фанатского творчества "История из жизни героя".
Просим вас соблюсти следующие правила написания в данной теме, иначе ваши посты не будут учитываться при пересчёте голосов:
а) Пост-рецензия должен быть написан строго по данной форме:
1. Хэштег #homm_fiction1
2. Название рассказа
3. Ваше мнение по рассказу (не менее 100 символов).
4. Оценка за сюжет (от 1 до 10) — ваше отношение к основному замыслу истории и проработанности, продуманности описанного автором.
5. Оценка за соответствие канону (от 1 до 10) — ваше отношение к достоверности или недостоверности описываемой истории в рамках Вселенной Древних (Старой) или Вселенной Асхана (Новой).
6. Оценка за атмосферность (от 1 до 10) — ваше отношение к соблюдению атмосферы, в частности, характерной для игр Вселенных.
7. Оценка за персонажей (от 1 до 10) — ваше отношение к проработке характеров и мотивов персонажей.
8. Оценка за реалистичность (от 1 до 10) — ваше отношение к соблюдению правдоподобности силы и возможностей тех или иных существ и т.д.
9. Оценка за грамотность (от 1 до 10) — ваше отношение к слогу автора.
_____________________________________________________
б) Все сообщения, не соответствующие этому формату, будут рассматриваться в качестве дискуссионных.
_____________________________________________________
г) Авторы не могут писать рецензии на свои рассказы, оценивать их и влиять иным образом на ход голосования.
_____________________________________________________
в) Любые попытки троллинга, спама и накрутки голосов будут пресекаться и наказываться баном как участника конкурса, так и участников накрутки.
_____________________________________________________
д) Каждый участник может написать только ОДНУ рецензию по КАЖДОМУ рассказу. Вы не можете размещать рецензии других авторов, не имеющих доступа во Вконтакте. Они могут прислать свои рецензии на ящик Таверны ( hommtavern@gmail.com ) в УКАЗАННОМ ФОРМАТЕ, и их мнение будет размещено в теме от имени Администрации.
_____________________________________________________
Благодарим вас за внимание и надеемся, что вы оцените наших авторов справедливо!
С уважением,
Администрация Таверны "World of Might and Magic"
Хочу добавить и подчеркнуть:
1) В день выкладывается по одному рассказу, но оценивать его можно вплоть до закрытия Конкурса (до февраля).
2) К сожалению, оценивать работы конкурсантов можно только ВКонтакте, в группе Таверна "World of Might and Magic". Однако, как написано выше, также можно прислать рецензии и по почте (хотя желательно по возможности всё же временно посещать эту ВК-группу - ради оценок рассказов).
3) Все рассказы анонимны, и это сохраняется вплоть до конца Конкурса, иначе работа снимается с него.
4) Чтобы прочитать рассказы, можно пройти по ссылкам в тему, где они выкладываются. Но мне также разрешено публиковать их на дружественных форумах. Если хотите - читайте здесь.
Рассказ 1
Где есть жизнь
Где есть жизнь, там будет смерть.
Где посеяна смерть, там пожнут жизнь.
Вы скажете, этот круг нерушим.
Я же отвечу…
- Ах. Он. Не уймется. Нет. Не уймется.
Белый плащ, серый свет, серый плащ, белый свет. Болотистого цвета фонари осветили неприглядный участок позади склепа, пустой, чистый, словно слеза Маркела.
- Его всегда манило нечто большее, чем просто круг нашей богини-паука. Мы все рождаемся, умираем, рождаемся снова – и все это в пределах извечного водоворота. Ах. Кому-то этого мало, но мы – мы должны быть довольны, ибо что требуется сверх того? Ничто неважно более. Нет.
Здесь было особенно одиноко даже по меркам привычной к разрывающей перепонки тишине Шахибдии. Ветер испустил последний дух где-то там, на побережье, сюда не добрался даже его финальный стон. Высокие стены укрывали от внешнего мира стройные очертания с виду заброшенных церквей, соборов, склепов и даже одного дворца. Но это лишь с виду.
Округа давно опустела. Стоило первым ржавым кандалам прогреметь в ночной глуши, стоило первой косе отразить свет луны, стоило случайному прохожему увидеть бывшего соседа… Жители деревень вмиг освободили свои родные участки для более благородных целей, нежели разбивки садов.
Кружились и выли, стонами заглушая крики стервятников – пока те еще водились. Приглушенный рев будил небеса, черноватый туман слоился вокруг древних усыпальниц, стоявших здесь настолько давно, насколько не припомнит ни один обитатель. И кто в них погребен, никто не знает, даже Асха – да не накажет она за подобную ересь.
В чернейшей черноте некрополя лишь гниющий свет позволял разглядеть очертания города, да полупризрачная луна, то прятавшаяся в комьях туч, то выползавшая наружу. И лишь в одной башне, на самом верху, башне, которую не отдали призракам только потому, что они в ней не обитали, горел свет. Яркий желтоватый свет, которому не место здесь…
- Вот тут мы и остановимся.
Она повторяла эти слова снова и снова, так, как будто забыла все остальные. Будто обращение стерло ее сознание и родило ее заново.
- Проклятые блохи на теле нашего Асхана. Проклятые клещи на лапках нашей богини.
Кровь, или та субстанция, которая ее заменила, страшно горела, кипела, грозясь взорвать ее тело. И все из-за нетерпения – Орнелла как никогда жаждала служить. Ее наставник, могущественный Арантир, должен увидеть истинную силу своей ученицы. В конце концов, она пришла на эту сторону не для того, чтобы оставаться мелкой сошкой. Она не потеряет своего высокого положения, ни там, ни здесь.
Но этот свет… Орнелла не могла забыть свою прежнюю жизнь. Столько мелочей, уже бессмысленных и бесполезных, не давали ей покоя. Теплый мягкий свет, который она потребовала зажечь, отпугивал ее прислугу, но вызывал смешанные чувства в ней самой.
- Перед смертью не надышишься, говорят, да? А я не могу надышаться и после нее.
Потребность в ярком свете, необходимость останавливаться на привал – старые привычки умирают с трудом. Тем более здесь, где она все же ощущает себя немного чужой. Но настанет утро, пустота в голове пройдет и дорога вернет Орнеллу туда, где ей и место.
Впрочем, так ли пуста была ее голова? Одна мысль в ней все-таки кружилась. Этот демонопоклонник, этот Орландо, не давал ей покоя. Не от того, что он представлял существ, которых она поклялась истреблять. Но от того лишь, что он был не более чем просто инструментом достижения цели. Он был именно той деталью, которая поставит ее на одну ступень с мастером Арантиром. И, кроме того, лишит ее прошлого. Никакого яркого света. Никаких привалов. Ничего, что могло бы напомнить о прежней жизни графини. Только служение Асхе. Правда, над Орнеллой все еще витала тень ее первого наставника, такого глупого, хоть и старого, вампира. Глупого и самонадеянного.
- Пришла ли я сюда из-за него? Разумеется, нет. Разумеется, я не намерена объясняться за чьи-то поступки. Я лишь ищу силу и кажется мне, что я ее нашла.
Едва настало утро, как отряд во главе с Орнеллой продолжил путь.
Она не была здесь прежде, но много слышала об этой территории. Говорят, здесь было очень тяжело выжить. Разбойники, мелкие культисты, верящие во всякую дурь, твари, которые брались не пойми откуда и исчезали неизвестно где. Куда это все пропало? Графиня всегда мечтала увидеть то, о чем ей рассказывали. Всех этих повешенных, выпотрошенных крестьян, над которыми глумились разбойники. При жизни она смущалась таких мыслей, но… ее привлекали детали грабительских налетов.
Деревня, пустая, с обветшалыми домишками. Так видит ее случайный прохожий. Но Орнелла видит все иначе. Стоны умирающих, пытающихся собрать свои внутренности туда, откуда они выпали. Резвый звон оружия, пополняющего (в перспективе, разумеется) армию слуг великой паучихи. И самое главное, о чем она не осмеливалась даже думать, но Лукреция так красочно все описывала… С таким наслаждением она буквально вылизывала каждую деталь своего рассказа. Орнелла даже покраснела, хоть и была вампиром.
Разбойники не просто жгут и убивают. Если ты молода и красива, то такие мелочи, как расчленение, могут и подождать… Похоже, что Лукреция на своей шкуре прочувствовала особенности подобного отношения. Жаждала ли она до того, как попала в лапы налетчиков, или только после призналась себе, что всегда мечтала быть изнасилованной?
Орнелла поежилась и взглянула на свою охрану. Безмозглые воины, кто из них вообще отличается от той же мебели? Самодвижущиеся кости, неповортливые куски мяса.
Проклятая Лукреция, забила всю голову своими россказнями. Обращенная куртизанка, что с нее взять? Но где-то в глубине души, как бы сильно Орнелла ни сопротивлялась, росло желание чего-то… подобного. Раз уж ты презрел смерть, то можно презреть и все остальное. А поиски силы – они потерпят до лучших времен.
Поиски потерпят, но главная задача – нет. Орландо должен быть пойман, Арантир не простит неудачу.
Монотонный ход армии мертвых мог либо убаюкать, либо навести на размышления. Но поскольку вампиры спать не в состоянии, Орнелла была лишена всякого выбора.
Что же привело ее сюда? Любопытство? Или примитивная склонность к пыткам и насилию?
- Я помню того паренька, да. Он был так жалок, умолял меня. Я была не прочь его помиловать, между прочим. И помиловала бы, если бы он не сравнял сам себя с грязью. Ох, как же он молил меня не казнить его, как же низко он падал. Падал и даже не думал подниматься вновь. Я не помню, что за проступок он совершил, но он сам же увеличил его тяжесть. СМЕРТЬ!
Непривычно, что на внезапный крик никто не отреагировал. Как будто она ехала одна. Это странное чувство, к которому так непросто привыкнуть. Ты вроде бы один, но в то же время ты среди массы. Эта масса движется, эта масса идет, но ты для нее ничто, хоть она и слышит тебя и даже выполняет твои приказы.
- Они говорят о какой-то паучихе. Забавно, а я с детства ненавижу пауков. Впрочем, придется делать вид, что я ее почитаю наравне с остальными – иначе обещанная сила никогда не будет моей. Сила, сила, сила, одна лишь сила. Удовольствие разумеется, тоже.
Орнелла хихикнула, вспомнив слова Лукреции.
Простой люд часто называл некромантию бездонным колодцем, полным какой-то непонятной черноты. И всегда найдутся те, кто будут впадать в панику от одного лишь слова «бездонный» и те, кто всю жизнь будут вить веревку необходимой длины, чтобы убедиться – а так ли он бездонен?
Орнелла ничего не вила и никуда не впадала. Ей стало интересно – и она сделала шаг. Потом еще. И еще. Быть может, сравнение с колодцем не совсем удачно? Быть может это не падение вовсе?
В какой-то момент графиня ощутила прилив гордости. Обычно в такие глубины уходят те, кто жаждут новых знаний. Великие маги, чародеи, исполненные мудрости одной стороны, уходят на другую, дабы изучить все, что возможно изучить. Об их силе не все мечтают только лишь потому, что не все могут ее представить. И эти искатели, исполненные жажды открытий, уходят туда, откуда не должно быть возврата. Они наконец-то вьют веревки достаточной длины и спускаются в колодец… забывая закрепить их где-нибудь наверху. И пропадают.
А есть она. Орнелла. Графиня, не обремененная великим магическими познаниями, казалось бы, совершенно чуждая исследованиям подобного рода. Ей полагается распоряжаться теми, кто делает исследования, но не делать их самой. И вот она самолично спустилась во тьму, и увидела, что это не тьма. Приземленные крестьяне не считают демонов тьмой лишь потому, что огонь в Шио светит днем и ночью – никого не волнует, есть ли вообще такие понятия как день и ночь в темнице Кха-Белеха.
Отряд продолжал свое шествие к пункту, где Арантир назначил встречу. Там пройдет объединение сил и… Если Орнелла правильно поняла, Орландо удалось выследить. Раз это сделал Арантир, значит от нее потребуется что-то иное. Может, собственно ликвидация демонопоклонника?
Один из скелетов, хромавших возле коня госпожи, продолжал пристально смотреть на обращенную, впитывая каждое ее слово…
- Интересно, могу ли я принять сторону этих тварей, которых призывает Орландо? Что они могут мне предложить? - она окинула взглядом свою охрану. Разве что-то должно было поменяться? Орда костей и мяса, что в начале похода, что сейчас. Маловероятно, что кто-то из них вдруг обрел собственное сознание.
- А знаете, - громко произнесла Орнелла, так, чтобы ее услышало как можно больше мертвых воинов, - так раньше ходили великие полководцы. Вели армии, которые уничтожали страну одним своим маршем. А мы просто бредем по и так уже разоренным землям.
В последних словах проскользнула нотка сожаления. Ступить туда, где исчезали великие маги, проделать маршрут, сходный с тем, что проделывали великие полководцы… и не быть ни тем, ни другим. Всего лишь мелкий вампир. Ничто, пустое место. Не как Арантир… Он был рядом, и он был тем, чье место она хотела бы занять любой ценой.
- Слышишь меня? – Орнелла с издевкой взглянула на одного из сопровождающих ее воинов. – Я хочу занять место Арантира. Так и передай ему, ха-ха.
Госпожа отвернулась, и скелет кивнул, обещая выполнить приказ.
Рассвет не так прекрасен, как закат. Рассвет робок, бледен, скромно пытается показаться на глаза тем, кто уже не спит. Закат же бесцеремонен. Бесцеремонен и зловещ. Только он способен залить небо кровью и заставить смотреть на него, смотреть и любоваться своей работой. Так было всегда, до тех пор, пока Орнелла не подошла к месту встречи.
Арантир уже был здесь, во главе своей немыслимой по размерам армии. Чуть поодаль начиналась переправа через реку, а за ней в нескольких днях пути – уже и город, в котором скрывался Орландо.
Орнелла с удивлением отметила, что небо приняло цвет заката. Ярко красное, оно освещало округу своим диким светом, ярким, жгучим и таким болезненным.
- Ты прибыла. Хорошо.
Арантир внимательно рассматривал горизонт, очевидно, что-то просчитывая в уме. Затем он так же равнодушно, как и всегда, произнес:
- Я выследил Орландо. Теперь твоя очередь действовать.
- Что я должна сделать, господин?
Арантир взглянул на нее, затем перевел взгляд на ее отряд. Не отводя глаз от ее слуг, он спросил:
- На что ты готова ради нашей победы?
- Н-на все, - неуверенно ответила Орнелла. Неожиданно она ощутила неготовность. Она поняла, что до сих пор лишь думала о том, насколько она жаждет силы и власти, но платить за них – избавьте.
- На все? Что ж. Ты должна принести себя в жертву.
Лицо Орнеллы обезобразила гримаса испуга смешанного с удивлением.
- В жертву? Себя, господин?
- Разумеется. Нам необходимо снять магическую защиту. Ты должна принести себя в жертву в процессе ритуала.
Какое-то странное чувство зародилось внутри Орнеллы. Странное чувство подозрения. Все время, что Арантир говорил, он не отводил глаз с чего-то, что располагалось у нее за спиной. Она хотела бы узнать, что так привлекло внимание наставника, но не решалась обернуться.
- Ты боишься? – Наконец, Арантир вернул свой взгляд на нее. И не дождавшись ответа, произнес. – Боишься. Позволь мне узнать, как ты в таком случае собиралась занять мое место?
Очень хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами, чтобы ее утащили демоны и сделали своей госпожой, чтобы… да что угодно, лишь бы Арантир не смотрел на нее таким холодным взглядом. Поиски силы и власти, какая-то паучиха, глубокий черный колодец – это все отправилось туда, куда только что хотела отправиться сама Орнелла.
- Мое место – это не власть, Орнелла, мое место – ответственность.
Неизменно кровавое небо отбросило мерзкий жгучий оттенок на привязанную к алтарю девушку. Она билась и выла, но говорить не могла – ее рот был благоразумно зашит. Ее доспехи грудой бесполезного железа лежали поодаль, и теперь ее глаза были полны лишь животного ужаса.
- Несмотря ни на что, ты послужишь мне так, как и предполагалось изначально. Предательство – страшный поступок, но я не злопамятен. Ибо Асха все обращает во благо.
Асха все обращает во благо.
Асха обратит во благо и это.
Где есть жизнь, там будет смерть.
Где посеяна смерть, там пожнут жизнь.
Вы скажете, этот круг нерушим.
Я же отвечу…
- Ах. Он. Не уймется. Нет. Не уймется.
Белый плащ, серый свет, серый плащ, белый свет. Болотистого цвета фонари осветили неприглядный участок позади склепа, пустой, чистый, словно слеза Маркела.
- Его всегда манило нечто большее, чем просто круг нашей богини-паука. Мы все рождаемся, умираем, рождаемся снова – и все это в пределах извечного водоворота. Ах. Кому-то этого мало, но мы – мы должны быть довольны, ибо что требуется сверх того? Ничто неважно более. Нет.
Здесь было особенно одиноко даже по меркам привычной к разрывающей перепонки тишине Шахибдии. Ветер испустил последний дух где-то там, на побережье, сюда не добрался даже его финальный стон. Высокие стены укрывали от внешнего мира стройные очертания с виду заброшенных церквей, соборов, склепов и даже одного дворца. Но это лишь с виду.
Округа давно опустела. Стоило первым ржавым кандалам прогреметь в ночной глуши, стоило первой косе отразить свет луны, стоило случайному прохожему увидеть бывшего соседа… Жители деревень вмиг освободили свои родные участки для более благородных целей, нежели разбивки садов.
Кружились и выли, стонами заглушая крики стервятников – пока те еще водились. Приглушенный рев будил небеса, черноватый туман слоился вокруг древних усыпальниц, стоявших здесь настолько давно, насколько не припомнит ни один обитатель. И кто в них погребен, никто не знает, даже Асха – да не накажет она за подобную ересь.
В чернейшей черноте некрополя лишь гниющий свет позволял разглядеть очертания города, да полупризрачная луна, то прятавшаяся в комьях туч, то выползавшая наружу. И лишь в одной башне, на самом верху, башне, которую не отдали призракам только потому, что они в ней не обитали, горел свет. Яркий желтоватый свет, которому не место здесь…
- Вот тут мы и остановимся.
Она повторяла эти слова снова и снова, так, как будто забыла все остальные. Будто обращение стерло ее сознание и родило ее заново.
- Проклятые блохи на теле нашего Асхана. Проклятые клещи на лапках нашей богини.
Кровь, или та субстанция, которая ее заменила, страшно горела, кипела, грозясь взорвать ее тело. И все из-за нетерпения – Орнелла как никогда жаждала служить. Ее наставник, могущественный Арантир, должен увидеть истинную силу своей ученицы. В конце концов, она пришла на эту сторону не для того, чтобы оставаться мелкой сошкой. Она не потеряет своего высокого положения, ни там, ни здесь.
Но этот свет… Орнелла не могла забыть свою прежнюю жизнь. Столько мелочей, уже бессмысленных и бесполезных, не давали ей покоя. Теплый мягкий свет, который она потребовала зажечь, отпугивал ее прислугу, но вызывал смешанные чувства в ней самой.
- Перед смертью не надышишься, говорят, да? А я не могу надышаться и после нее.
Потребность в ярком свете, необходимость останавливаться на привал – старые привычки умирают с трудом. Тем более здесь, где она все же ощущает себя немного чужой. Но настанет утро, пустота в голове пройдет и дорога вернет Орнеллу туда, где ей и место.
Впрочем, так ли пуста была ее голова? Одна мысль в ней все-таки кружилась. Этот демонопоклонник, этот Орландо, не давал ей покоя. Не от того, что он представлял существ, которых она поклялась истреблять. Но от того лишь, что он был не более чем просто инструментом достижения цели. Он был именно той деталью, которая поставит ее на одну ступень с мастером Арантиром. И, кроме того, лишит ее прошлого. Никакого яркого света. Никаких привалов. Ничего, что могло бы напомнить о прежней жизни графини. Только служение Асхе. Правда, над Орнеллой все еще витала тень ее первого наставника, такого глупого, хоть и старого, вампира. Глупого и самонадеянного.
- Пришла ли я сюда из-за него? Разумеется, нет. Разумеется, я не намерена объясняться за чьи-то поступки. Я лишь ищу силу и кажется мне, что я ее нашла.
Едва настало утро, как отряд во главе с Орнеллой продолжил путь.
Она не была здесь прежде, но много слышала об этой территории. Говорят, здесь было очень тяжело выжить. Разбойники, мелкие культисты, верящие во всякую дурь, твари, которые брались не пойми откуда и исчезали неизвестно где. Куда это все пропало? Графиня всегда мечтала увидеть то, о чем ей рассказывали. Всех этих повешенных, выпотрошенных крестьян, над которыми глумились разбойники. При жизни она смущалась таких мыслей, но… ее привлекали детали грабительских налетов.
Деревня, пустая, с обветшалыми домишками. Так видит ее случайный прохожий. Но Орнелла видит все иначе. Стоны умирающих, пытающихся собрать свои внутренности туда, откуда они выпали. Резвый звон оружия, пополняющего (в перспективе, разумеется) армию слуг великой паучихи. И самое главное, о чем она не осмеливалась даже думать, но Лукреция так красочно все описывала… С таким наслаждением она буквально вылизывала каждую деталь своего рассказа. Орнелла даже покраснела, хоть и была вампиром.
Разбойники не просто жгут и убивают. Если ты молода и красива, то такие мелочи, как расчленение, могут и подождать… Похоже, что Лукреция на своей шкуре прочувствовала особенности подобного отношения. Жаждала ли она до того, как попала в лапы налетчиков, или только после призналась себе, что всегда мечтала быть изнасилованной?
Орнелла поежилась и взглянула на свою охрану. Безмозглые воины, кто из них вообще отличается от той же мебели? Самодвижущиеся кости, неповортливые куски мяса.
Проклятая Лукреция, забила всю голову своими россказнями. Обращенная куртизанка, что с нее взять? Но где-то в глубине души, как бы сильно Орнелла ни сопротивлялась, росло желание чего-то… подобного. Раз уж ты презрел смерть, то можно презреть и все остальное. А поиски силы – они потерпят до лучших времен.
Поиски потерпят, но главная задача – нет. Орландо должен быть пойман, Арантир не простит неудачу.
Монотонный ход армии мертвых мог либо убаюкать, либо навести на размышления. Но поскольку вампиры спать не в состоянии, Орнелла была лишена всякого выбора.
Что же привело ее сюда? Любопытство? Или примитивная склонность к пыткам и насилию?
- Я помню того паренька, да. Он был так жалок, умолял меня. Я была не прочь его помиловать, между прочим. И помиловала бы, если бы он не сравнял сам себя с грязью. Ох, как же он молил меня не казнить его, как же низко он падал. Падал и даже не думал подниматься вновь. Я не помню, что за проступок он совершил, но он сам же увеличил его тяжесть. СМЕРТЬ!
Непривычно, что на внезапный крик никто не отреагировал. Как будто она ехала одна. Это странное чувство, к которому так непросто привыкнуть. Ты вроде бы один, но в то же время ты среди массы. Эта масса движется, эта масса идет, но ты для нее ничто, хоть она и слышит тебя и даже выполняет твои приказы.
- Они говорят о какой-то паучихе. Забавно, а я с детства ненавижу пауков. Впрочем, придется делать вид, что я ее почитаю наравне с остальными – иначе обещанная сила никогда не будет моей. Сила, сила, сила, одна лишь сила. Удовольствие разумеется, тоже.
Орнелла хихикнула, вспомнив слова Лукреции.
Простой люд часто называл некромантию бездонным колодцем, полным какой-то непонятной черноты. И всегда найдутся те, кто будут впадать в панику от одного лишь слова «бездонный» и те, кто всю жизнь будут вить веревку необходимой длины, чтобы убедиться – а так ли он бездонен?
Орнелла ничего не вила и никуда не впадала. Ей стало интересно – и она сделала шаг. Потом еще. И еще. Быть может, сравнение с колодцем не совсем удачно? Быть может это не падение вовсе?
В какой-то момент графиня ощутила прилив гордости. Обычно в такие глубины уходят те, кто жаждут новых знаний. Великие маги, чародеи, исполненные мудрости одной стороны, уходят на другую, дабы изучить все, что возможно изучить. Об их силе не все мечтают только лишь потому, что не все могут ее представить. И эти искатели, исполненные жажды открытий, уходят туда, откуда не должно быть возврата. Они наконец-то вьют веревки достаточной длины и спускаются в колодец… забывая закрепить их где-нибудь наверху. И пропадают.
А есть она. Орнелла. Графиня, не обремененная великим магическими познаниями, казалось бы, совершенно чуждая исследованиям подобного рода. Ей полагается распоряжаться теми, кто делает исследования, но не делать их самой. И вот она самолично спустилась во тьму, и увидела, что это не тьма. Приземленные крестьяне не считают демонов тьмой лишь потому, что огонь в Шио светит днем и ночью – никого не волнует, есть ли вообще такие понятия как день и ночь в темнице Кха-Белеха.
Отряд продолжал свое шествие к пункту, где Арантир назначил встречу. Там пройдет объединение сил и… Если Орнелла правильно поняла, Орландо удалось выследить. Раз это сделал Арантир, значит от нее потребуется что-то иное. Может, собственно ликвидация демонопоклонника?
Один из скелетов, хромавших возле коня госпожи, продолжал пристально смотреть на обращенную, впитывая каждое ее слово…
- Интересно, могу ли я принять сторону этих тварей, которых призывает Орландо? Что они могут мне предложить? - она окинула взглядом свою охрану. Разве что-то должно было поменяться? Орда костей и мяса, что в начале похода, что сейчас. Маловероятно, что кто-то из них вдруг обрел собственное сознание.
- А знаете, - громко произнесла Орнелла, так, чтобы ее услышало как можно больше мертвых воинов, - так раньше ходили великие полководцы. Вели армии, которые уничтожали страну одним своим маршем. А мы просто бредем по и так уже разоренным землям.
В последних словах проскользнула нотка сожаления. Ступить туда, где исчезали великие маги, проделать маршрут, сходный с тем, что проделывали великие полководцы… и не быть ни тем, ни другим. Всего лишь мелкий вампир. Ничто, пустое место. Не как Арантир… Он был рядом, и он был тем, чье место она хотела бы занять любой ценой.
- Слышишь меня? – Орнелла с издевкой взглянула на одного из сопровождающих ее воинов. – Я хочу занять место Арантира. Так и передай ему, ха-ха.
Госпожа отвернулась, и скелет кивнул, обещая выполнить приказ.
Рассвет не так прекрасен, как закат. Рассвет робок, бледен, скромно пытается показаться на глаза тем, кто уже не спит. Закат же бесцеремонен. Бесцеремонен и зловещ. Только он способен залить небо кровью и заставить смотреть на него, смотреть и любоваться своей работой. Так было всегда, до тех пор, пока Орнелла не подошла к месту встречи.
Арантир уже был здесь, во главе своей немыслимой по размерам армии. Чуть поодаль начиналась переправа через реку, а за ней в нескольких днях пути – уже и город, в котором скрывался Орландо.
Орнелла с удивлением отметила, что небо приняло цвет заката. Ярко красное, оно освещало округу своим диким светом, ярким, жгучим и таким болезненным.
- Ты прибыла. Хорошо.
Арантир внимательно рассматривал горизонт, очевидно, что-то просчитывая в уме. Затем он так же равнодушно, как и всегда, произнес:
- Я выследил Орландо. Теперь твоя очередь действовать.
- Что я должна сделать, господин?
Арантир взглянул на нее, затем перевел взгляд на ее отряд. Не отводя глаз от ее слуг, он спросил:
- На что ты готова ради нашей победы?
- Н-на все, - неуверенно ответила Орнелла. Неожиданно она ощутила неготовность. Она поняла, что до сих пор лишь думала о том, насколько она жаждет силы и власти, но платить за них – избавьте.
- На все? Что ж. Ты должна принести себя в жертву.
Лицо Орнеллы обезобразила гримаса испуга смешанного с удивлением.
- В жертву? Себя, господин?
- Разумеется. Нам необходимо снять магическую защиту. Ты должна принести себя в жертву в процессе ритуала.
Какое-то странное чувство зародилось внутри Орнеллы. Странное чувство подозрения. Все время, что Арантир говорил, он не отводил глаз с чего-то, что располагалось у нее за спиной. Она хотела бы узнать, что так привлекло внимание наставника, но не решалась обернуться.
- Ты боишься? – Наконец, Арантир вернул свой взгляд на нее. И не дождавшись ответа, произнес. – Боишься. Позволь мне узнать, как ты в таком случае собиралась занять мое место?
Очень хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами, чтобы ее утащили демоны и сделали своей госпожой, чтобы… да что угодно, лишь бы Арантир не смотрел на нее таким холодным взглядом. Поиски силы и власти, какая-то паучиха, глубокий черный колодец – это все отправилось туда, куда только что хотела отправиться сама Орнелла.
- Мое место – это не власть, Орнелла, мое место – ответственность.
Неизменно кровавое небо отбросило мерзкий жгучий оттенок на привязанную к алтарю девушку. Она билась и выла, но говорить не могла – ее рот был благоразумно зашит. Ее доспехи грудой бесполезного железа лежали поодаль, и теперь ее глаза были полны лишь животного ужаса.
- Несмотря ни на что, ты послужишь мне так, как и предполагалось изначально. Предательство – страшный поступок, но я не злопамятен. Ибо Асха все обращает во благо.
Асха все обращает во благо.
Асха обратит во благо и это.
Рассказ 2
ЯГЕР УВИДЕЛ НЕБО
Посвящается возвращению троглодитов в серию НоММ
Ягер сидел на холодном камне. Разум и тело были бодры после долгой медитации, потоки маны, кажется, окружали чернокнижника со всех сторон. Объектом концентрации Ягер снова выбрал вибрационное чувство – никто не ощущал вибрацию земли и рождаемые ей звуки лучше, чем слепые троглодиты.
Во влажном воздухе подземелья послышался звук. Сначала неясный, потом все более напоминающий шорох щупалец самого глазастого существа из всех, кого породила Бездна.
- Ты звал меня, Ягер? – глухо спросил, проглатывая звонкие звуки, бехолдер.
- Да, я звал тебя, Аашх-Ляахш. Я хочу узнать, что такое «видеть» - сухо ответил троглодит.
- Мы знаем это лучше, чем люди или драконы и чем кто угодно на всем Энроте… но как мне рассказать тебе об этом? Видеть… наверное это как чувствовать вибрацию. Но только не земли, а света. Вот ты сейчас что чувствуешь?
- В соседней пещере дракон. Нет, два дракона. Один готовится взлетать, – с опытным видом предположил Ягер, - Наверное, сейчас пролетит мимо: эта пещера имеет выход на поверхность вверху.
- Ну вот. А я увижу, как отразится свет от его крыльев. Хотя от крыльев черного дракона отражается мало света: он же черный. Ну, черный – это как белый, только наоборот… как же это объяснить?
- «Черный»… Еще одно такое знакомое, но такое непонятное слово… У меня есть идея, - хитрая ухмылка заставила мордочку троглодита изменить очертания, - да-да, ты угадал – магическая! Я предлагаю тебе установить со мной телепатическую связь. Это очень древнее заклинание, ты только тссссс! Мне пришлось долго восстанавливать магическую энергию, чтобы произнести его один раз. Водоворот маны посетил вот… Если все пройдет хорошо, ты узнаешь, что такое ощущать вибрацию почвы в виде объемного звука со всех сторон. А я узнаю, что такое «видеть».
- А если все пройдет плохо?
- Мы рисковали бы погибнуть или впасть в летаргический сон, или сойти с ума на все твои 16 полушарй…ой, то есть секторов мозга. Но мы, троглодиты, имеем также и свои особые секреты. Скушай вот этот грибок. Троглодиты-охотники едят его, чтобы сделать все ощущения обостренными и… объемными, что ли, - Ягер ловко нащупал гриб прямо под щупальцами созерцателя.
Светящиеся грибы хрустнули на зубах обоих подземных монстров. Горьковато-пряный вкус приятно холодил язык Аашх-Ляахша. Раздался шепот древнего и могучего заклинания. Ягер с забавной и неестественной для троглодита ловкостью делал магические пассы передними лапками. Послышалось электрическое гудение густых невидимых потоков маны. Какая-то огромная и древняя сила заполнила пространство…
Вспышка. Искры. Десятки калейдоскопов закружились в непонятном танце. Изображения разрезали пространство под десятками углов. Никогда не испытанное раньше чувство накатывало волнами, заставляя голову кружиться. Ооох…
Неуспевающий за движениями щупалец и глаз бехолдера разум ловил отрывки картин подземной жизни: светящиеся грибы, далекие огни драконьих гнезд. Камни, выступы скал. Капли воды с потолка пещеры. Водовортот маны, окружающий его, Ягера, собственную гильдию магов. Ягер строил эту гильдию, сам запускал водоворот. Но только теперь он мог увидеть свое творение. Отрывки картинок становились понятнее. Они постепенно становились одной панорамой. Пролетел мимо и взмыл ввысь дракон. Его движения были величественны, грациозны и неторопливы, а в черных чешуйках играли отблески огней подземелья и чего-то еще… У потолка в своде пещеры была зияющая дыра, обрамленная грубыми глыбами камней и сосульками сталактитов – врата подземного мира, которыми пользовались драконы из местного логова. А за ней был виден кусочек синего, высокого и такого манящего весеннего неба. Вот бы стать драконом! Вот бы воспарить в эту невиданную высь! Они ведь, наверное, привыкли к небу и не ценят его. Драконы и вправду не ценили небо: подумаешь, взлетел. Крылья – не роскошь, а средство передвижения. Драконы ценили золото и серу…
Вспышка. Темнота. Как тупой удар по разболевшейся вмиг голове. Картинка исчезла. Или стала просто темнее? Нет, исчезла! Бешеный стук сердца. Нужно срочно вспомнить, где низ, а где верх. Ага, вот. Ягер понял, что увлекся и должен был развеять чары сам уже полминуты назад. Почему-то стало страшно.
- Аашх-Ляахш, ты здесь? - Созерцатель не ответил.
Бехолдер лежал на камнях без сознания. Ягер нащупал пульсацию у корней передне-боковых щупалец. Бехолдер был жив, хотя и тяжело оглушен. Такие эксперименты, порой, заканчивались намного хуже, и чернокнижник знал это. Однако, Ягеру хотелось думать не о безопасности. Сейчас в мыслях было нечто иное. Оно пронзало разум и не давало успокоиться. Не было слов, чтобы точно выразить это. Была только жизнь Ягера до и жизнь Ягера после увиденного. Увиденного!!!
Он плакал от горя, что никогда не сможет видеть мир как бехолдеры, или, хотя бы, как люди и драконы. И не сможет так же воспарить ввысь.
Он плакал от счастья, что стал первым и единственным троглодитом, который узнал, что такое «видеть». Ягер увидел небо.
Посвящается возвращению троглодитов в серию НоММ
Ягер сидел на холодном камне. Разум и тело были бодры после долгой медитации, потоки маны, кажется, окружали чернокнижника со всех сторон. Объектом концентрации Ягер снова выбрал вибрационное чувство – никто не ощущал вибрацию земли и рождаемые ей звуки лучше, чем слепые троглодиты.
Во влажном воздухе подземелья послышался звук. Сначала неясный, потом все более напоминающий шорох щупалец самого глазастого существа из всех, кого породила Бездна.
- Ты звал меня, Ягер? – глухо спросил, проглатывая звонкие звуки, бехолдер.
- Да, я звал тебя, Аашх-Ляахш. Я хочу узнать, что такое «видеть» - сухо ответил троглодит.
- Мы знаем это лучше, чем люди или драконы и чем кто угодно на всем Энроте… но как мне рассказать тебе об этом? Видеть… наверное это как чувствовать вибрацию. Но только не земли, а света. Вот ты сейчас что чувствуешь?
- В соседней пещере дракон. Нет, два дракона. Один готовится взлетать, – с опытным видом предположил Ягер, - Наверное, сейчас пролетит мимо: эта пещера имеет выход на поверхность вверху.
- Ну вот. А я увижу, как отразится свет от его крыльев. Хотя от крыльев черного дракона отражается мало света: он же черный. Ну, черный – это как белый, только наоборот… как же это объяснить?
- «Черный»… Еще одно такое знакомое, но такое непонятное слово… У меня есть идея, - хитрая ухмылка заставила мордочку троглодита изменить очертания, - да-да, ты угадал – магическая! Я предлагаю тебе установить со мной телепатическую связь. Это очень древнее заклинание, ты только тссссс! Мне пришлось долго восстанавливать магическую энергию, чтобы произнести его один раз. Водоворот маны посетил вот… Если все пройдет хорошо, ты узнаешь, что такое ощущать вибрацию почвы в виде объемного звука со всех сторон. А я узнаю, что такое «видеть».
- А если все пройдет плохо?
- Мы рисковали бы погибнуть или впасть в летаргический сон, или сойти с ума на все твои 16 полушарй…ой, то есть секторов мозга. Но мы, троглодиты, имеем также и свои особые секреты. Скушай вот этот грибок. Троглодиты-охотники едят его, чтобы сделать все ощущения обостренными и… объемными, что ли, - Ягер ловко нащупал гриб прямо под щупальцами созерцателя.
Светящиеся грибы хрустнули на зубах обоих подземных монстров. Горьковато-пряный вкус приятно холодил язык Аашх-Ляахша. Раздался шепот древнего и могучего заклинания. Ягер с забавной и неестественной для троглодита ловкостью делал магические пассы передними лапками. Послышалось электрическое гудение густых невидимых потоков маны. Какая-то огромная и древняя сила заполнила пространство…
Вспышка. Искры. Десятки калейдоскопов закружились в непонятном танце. Изображения разрезали пространство под десятками углов. Никогда не испытанное раньше чувство накатывало волнами, заставляя голову кружиться. Ооох…
Неуспевающий за движениями щупалец и глаз бехолдера разум ловил отрывки картин подземной жизни: светящиеся грибы, далекие огни драконьих гнезд. Камни, выступы скал. Капли воды с потолка пещеры. Водовортот маны, окружающий его, Ягера, собственную гильдию магов. Ягер строил эту гильдию, сам запускал водоворот. Но только теперь он мог увидеть свое творение. Отрывки картинок становились понятнее. Они постепенно становились одной панорамой. Пролетел мимо и взмыл ввысь дракон. Его движения были величественны, грациозны и неторопливы, а в черных чешуйках играли отблески огней подземелья и чего-то еще… У потолка в своде пещеры была зияющая дыра, обрамленная грубыми глыбами камней и сосульками сталактитов – врата подземного мира, которыми пользовались драконы из местного логова. А за ней был виден кусочек синего, высокого и такого манящего весеннего неба. Вот бы стать драконом! Вот бы воспарить в эту невиданную высь! Они ведь, наверное, привыкли к небу и не ценят его. Драконы и вправду не ценили небо: подумаешь, взлетел. Крылья – не роскошь, а средство передвижения. Драконы ценили золото и серу…
Вспышка. Темнота. Как тупой удар по разболевшейся вмиг голове. Картинка исчезла. Или стала просто темнее? Нет, исчезла! Бешеный стук сердца. Нужно срочно вспомнить, где низ, а где верх. Ага, вот. Ягер понял, что увлекся и должен был развеять чары сам уже полминуты назад. Почему-то стало страшно.
- Аашх-Ляахш, ты здесь? - Созерцатель не ответил.
Бехолдер лежал на камнях без сознания. Ягер нащупал пульсацию у корней передне-боковых щупалец. Бехолдер был жив, хотя и тяжело оглушен. Такие эксперименты, порой, заканчивались намного хуже, и чернокнижник знал это. Однако, Ягеру хотелось думать не о безопасности. Сейчас в мыслях было нечто иное. Оно пронзало разум и не давало успокоиться. Не было слов, чтобы точно выразить это. Была только жизнь Ягера до и жизнь Ягера после увиденного. Увиденного!!!
Он плакал от горя, что никогда не сможет видеть мир как бехолдеры, или, хотя бы, как люди и драконы. И не сможет так же воспарить ввысь.
Он плакал от счастья, что стал первым и единственным троглодитом, который узнал, что такое «видеть». Ягер увидел небо.
Рассказ 3
Девять месяцев
****************
Такие дни я называю книжными. И не потому, что я, как обычно, по будням сижу в кресле главного проверяющего и заставляю себя уловить сухопарую мыслишку рукописей, у которых никогда не будет первых читателей. Нет. Это был день настоящих книг маститых авторов, проверенных временем. «Великий Дустарэк» одна из таких книг, о переплетении судеб в жестокой войне. Устами главного героя автор спрашивает: «Жизнь и судьба – это одно и то же?» Этот вопрос не оставлял равнодушным и меня.
Глаза меня ещё не подводили, увеличительное стекло пока было без надобности. От «Дустарэка» меня отвлекла дочка Лауна с её шумным семейством. Любимые внуки – Бип и Ифин – с заливистым смехом наперегонки бросились мне на шею. Вот так, объятый детскими ручонками, я понял, что зачитался и не подготовился к приходу гостей, а ведь сегодня был традиционный праздник: День нашей семьи.
Остальные мои дети и их семьи – сущие иждивенцы и спиногрызы. Каберт – старший сын – имел болезненную тягу к горячительным напиткам и поэтому, несмотря на мою поддержку, не задерживался ни на одной работе. Друвар – средний – наоборот хорошо зарабатывал в столичном филиале банка Кенджа, но спускал деньги на скачках. Жёны их были не лучше: транжиры и никудышные хозяйки. Только Лауна и её семья выделялись среди них. Но в целом нашу семью можно отнести к зажиточным и вполне приличным, никаких грехов, как то воровство и уж тем более колдовство, за нами не числилось. По семейному обычаю этим летним днём мы собрались на даче на вареники с вишней, как и раньше, ещё при жизни сплотившей всех нас моей дорогой Авнии, их матери и бабушки…. И как водится, мы провели время за шумными беседами и приятными воспоминаниями. Дарили друг другу подарки.
- А вам, молодые люди, - обратился я к внукам, - я дарю источники мудрости, - и вручил им лучшие из прочитанных мною книг. – Относитесь к ним бережно, читайте внимательно. И обменивайтесь ими по мере прочтения. «Приучайтесь к культуре, детки, - думал я в тот момент, - от неё больше пользы, чем от махания саблей и мимолётных увлечений ваших отцов».
Чая с мятой и малиной выпили целое море. А тёплым ласковым вечером пошли купаться на речку. По пути девушки сплели венки из ромашек и цикория и запели народные песни. Голоса у них были сладкие, ангельские, такие я слышал в детстве в деревенских хороводах. Жаль я не смог им подпевать, что-то голос вдруг подвёл.
- Папа, ты себя хорошо чувствуешь? – тихонько спросила меня Лауна.
- Нормально, Лауна, - бодро сказал я. – Видимо опять горло воспалилось.
- В середине лета?
- А, - махнул я рукой, - старость никому не в радость. Голова и ноги становятся всё медленнее, а вот недуги навещают всё чаще и гостят всё дольше.
Все остались ночевать на даче. В приятных семейных хлопотах прошёл и следующий день. А дальше моих родных ждали будничные заботы, и вплоть до конца отпуска я остался наедине с грядками, садом и книгами.
********************
Моя работа заключалась в проверке львиной доли всех рукописей художественных произведений, что появлялись в нашей империи. Это кошмарный труд. Мало того, что по большей части их авторы совершенно бездарны, так они ещё и написаны невообразимыми каракулями. Как же я мечтал, что однажды человечество создаст машину, переносящую текст одинаковыми стандартными буквами!
Главной задачей было не только разрешение языковых и этических неурядиц, коими грешили молодые авторы, но и поиск недовольных властью, иноверцев и скрытных магов. Раз в неделю я отсылал соответствующий список храмовникам и имён подозрительных писателей у себя на столе я больше никогда не видел.
Был уже разгар осени, работа в Центральной Имперской библиотеке кипела: полным ходом шла подготовка к возобновлению читального сезона. Я прерывался на чай всё реже - нужно было успеть всё проверить и подготовить списки. Зато некоторые мои подчинённые регулярно устраивали перекуры. Из подсобки в мой кабинет просачивался едкий табачный дым.
- Извините, - просили курильщики, выстроившись по струнке перед моим столом.
- Ещё тепло, курите на улице. В крайнем случае, в уборной, - я им пригрозил и указал на дверь.
Я с лета заметил за собой, что чаще стал пользоваться жестами – говорить стало трудно, голос исказился, стало больно глотать, из-за чего приходилось периодически отрываться от работы, чтобы по совету врачевателя прополоскать горло отваром ромашки или содой. А сегодня я даже библиотеку покинул раньше, чтобы успеть на приём к врачевателю Зинтору. Лауна заботилась о моём здоровье и решила меня сопровождать. Она то и дело спрашивала меня о самочувствии. Даже наш извозчик Гевсей, должно быть, уже привык к её вопросам и знал, в каком порядке она будет их задавать. Такое внимание, признаюсь, было приятным. А что ещё нужно одинокому старику?
Невдалеке от грандиозного строительства Тракта Столетия Империи стояла и здравница. Вначале вид здравницы меня даже обнадёжил: высокие тёмно-зелёные стены в мягких солнечных лучах, белые рифлёные колонны в тени вековых лиственниц. Казалось, все хвори должны были просто оставаться там, а человек выйти оттуда здоровым. Тем более по слухам врачеватель Зинтор был одним из составителей императорской аптеки, что свидетельствовало о его высочайшей квалификации.
Кашляющая и ноющая о своих недугах очередь была короткой и нисколько не омрачила моего настроения. Но, войдя в кабинет врачевателя, я почувствовал холод на спине. Проснулся какой-то инстинкт, двигаться хотелось вдоль стены и побыстрее, чтобы уже нащупать под собой мягкую опору. Скрипучий пол с исшарканным ковром, задёрнутые средь бела дня шторы и воздух, пропахший свечками, отдавали чем-то заупокойным. У самого порога ученик врачевателя отмывал в покрасневшей воде щипцы и ещё какие-то инструменты: острые, изогнутые. Над столом врачевателя одиноко висел энрельский крест. Сам врачеватель в угольно-чёрном халате (в Фирийской империи для врачевателей была принята именно такая рабочая одежда) с багровыми крапинками на рукавах поприветствовал меня шаблонно, даже не оторвавшись от писанины. Его расспрос о моём недуге сквозил холодным равнодушием, будто он говорил со стеной, вопросы имели форму, скорее, безапелляционного утверждения, и с каждым его словом меня всё сильнее обуревало беспокойство.
Проживи я ещё тысячу лет, ни на минуту не забыл бы те ощущения, когда инструменты Зинтора ледяным металлом торчали в моём горле.
- Не кашлять. Не кашлять. Потерпите, - бесчувственно повторял он, вглядываясь в мой рот.
Создатель! Его пальцы всё равно что каменные! Небрежный осмотр длился не долго, но мне хватило настрадаться. Вытерев руки, Зинтор откинулся на спинку стула и быстро забарабанил пальцами по столу. Я ждал, что скажет Зинтор, а он молчал,
- Значит, говорите, это у вас с лета, - задумчиво произнёс он, повернувшись к окну.
Я кивнул и мельком взглянул на его подмастерье. Тот спрятал глаза в бадье, отмывая после меня инструменты. Мне стало не по себе. О чём-таком думал врачеватель и его ученик?
- Девушку попрошу выйти, - сказал Зинтор, наконец-таки повернувшись.
Лауна насторожилась, но спорить не стала. После неё слышался только стук пальцев Зинтора. Когда же его пальцы замерли, а взгляд остановился на мне, то мне стало страшно. Секундная тишина растянулась на час. Слова врачевателя прозвучали твёрдо.
- Мне очень жаль, но не все болезни излечимы. Да простит меня Энрель.
- Что со мной? – пересилив боль, спросил я.
- Боюсь, это опухоль гортани. Здесь я бессилен.
Из груди по всему телу разлился кипяток, кольнуло под левой лопаткой. Вот так это и случилось. Но тут произошло то, чего я сам не ожидал: мне не хотелось ему верить. Ведь не настолько же я плохо себя чувствовал, чтобы это было правдой.
Зинтор назначил обезболивающее, подмастерье выдал пузырёк, не сводя с меня глаз. Глубинная часть меня отвергала происходящее. Я, торопясь, вышел на ватных ногах, Лауна не отходила от двери. Я уже знал, что она спросит, она это и спросила, а я ещё не решил, сказать ли ей правду.
- Что он сказал?
Боясь, поднять взгляд выше пола, я махнул рукой:
- Назначил новое лекарство. Старое, как видишь, не очень-то помогло.
- Когда же это пройдёт?
- Старость, дочка. Старость.
- Зачем же он просил меня выйти?
- Не знаю, Лауна, - развёл я руками.
*******************
Мой старый кучер Гевсей на следующей неделе умер от сердечного приступа, а на замену к нему почему-то никто не торопился. Мне пришлось добираться до работы на общественных дилижансах. К этому я оказался не готов, плотно обжимающая толпа напоминала зверинец: каждый пах и рычал по-своему, но у всех были одинаково перепачканные ноги, на которые уже не раз наступили. (Растущий город, меняющийся образ жизни, новые проблемы.) Я ловил на себе презирающие взгляды, иногда казалось, что все только на меня и смотрят, словно чувствуют мой недуг и пытаются защититься, как от больного лепрой.
Да я и сам уже начал замечать пугающие знаки в своём состоянии. Осень быстро прогнала лето, пошли дожди, рано наступили холода. Я простудился ещё на похоронах Гевсея, но не смог оправиться даже спустя две или три недели. Медленно, но верно, болезнь одолевала. Глотать становилось всё труднее, я совсем осип, а ещё эта постоянная режущая боль. Я всё чётче понимал: Зинтор был прав. Я опять пошёл к нему. К моему потрясению осмотр был крайне непродолжительным и поверхностным.
- А как же ваши инструменты? Вы даже не посмотрите меня с помощью них? – ох, как мне тогда хотелось, чтобы эти железяки оказались в моём горле, ну вдруг, даст Энрель, врачеватель увидит там что-то обнадёживающее!
- Нет надобности, я и так всё вижу, - сказал он. – Прогноз крайне неблагоприятен.
- Ну, ты и кровопийца! Да тебе место среди демонов! На твою бы лысую башку такую заразу, как бы тебе тогда понравились такие слова? – в сердцах подумал я.
- Сколько? – услышал я свой сиплый голос.
- По моим наблюдениям с этим живут около девяти месяцев. Конечно, если принимать назначаемые лекарства. Мне искренне жаль. Да осветит вас Энрель.
Подмастерье Зинтора выдал мне несколько пузырьков и рецепт, как что принимать, а это всё сразу же затерялось в моей загудевшей голове. Молодой человек смотрел так, будто о чём-то умалчивал. Это я почему-то запомнил. Ноги сами вынесли меня из кабинета приговоров. Надо же мне быть таким бревном, чтобы прийти сюда дважды! Зато теперь Зинтору я поверил.
Несколько вёрст по промокшему городу я прошёл пешком. Девять месяцев. А я болен фактически с лета. Значит, осталось полгода. И это в лучшем случае.
Стемнело. Надвинулся холодный вечер, а я сидел у потухшего камина и думал о смерти, вспоминал мою дорогую Авнию. Её жизнь оборвало массивное кровоизлияние в мозг. Это чистая смерть: ни испражнений под себя, ни страданий, ни обманчивых надежд. Просто нет человека и всё; сразу похороны. А тут придётся долго угасать и ждать, когда это случится. Но - что самое страшное – к этому времени собственное тело успеет превратиться в беспомощную тряпку на радость демонам. Что теперь? Девять месяцев. Столько же времени нужно для появления на свет нового человека. А ещё говорят, что у судьбы нет иронии. Человек всегда горит желанием узнать своё будущее, а захочет ли он узнать, что дни его сочтены из-за неизлечимой болезни? Значит, скоро всё будет кончено. Можно взять новое бритвенное лезвие и ускорить это, пока я ещё владею телом. А может, как в добрые студенческие времена, пойти в кабак, залить в себя самое горячее пойло, а потом снять девочек или круто подраться с какими-нибудь недоносками? И так день за днём, ухватить ускользающую жизнь и взять от неё всё, что ещё можно, назло всем демонам. А что? Исход-то один, всё уже известно. Или всё-таки можно провести остаток дней по-другому? Я ведь другой человек. Это раньше я был завсегдатаем в кабаках и трактирах. Раньше у меня и кулаки были крепче. Но я избрал другой путь и, наверное, только поэтому не кончил жизнь в самом начале в какой-нибудь подворотне. Жизнь кое-чему меня научила. Можно быть сильнее всех на свете, но, главное, нужно уметь быть сильнее самого себя. Если бы не те мрази, гнусные хари которых я до сих пор проклинаю, если бы из-за них врачевателям не пришлось бы целый месяц собирать меня заново, то я уже давно подох бы от цирроза. Тогда я победил смерть, стал сильнее собственных низменных желаний. И тогда в здравнице я встретил её: жемчужину в бушующем море, оазис посреди жестокой пустыни, мою единственную, любимую, дорогую Авнию. Она работала нянечкой, ухаживала за тяжелобольными. Когда она входила в палату, я краснел, как рак в кипятке, слова застревали в горле, я не мог оторвать взгляд от ангельского личика, нежных рук и тонкой подпоясанной талии. И когда она уходила, у меня рождались строки о ней – первые шаги в литературе, которые мне очень пригодились, когда по моему выздоровлению у нас с Авнией расцвёл бурный роман. Да, она стала моим ангелом-спасителем, благодаря которому я поставил перед собой цель обучиться, добиться всего самому. А какая у нас была свадьба! Долго все потом вспоминали те веселья, мечтая свою свадьбу справить так же. Почти сразу мы зажили безбедно: я писал и уже тогда вцепился в карьерную лестницу в Центральной Имперской библиотеке. А через год супружеской жизни Авния подарила мне сына Каберта. Никогда не забуду чувства, когда я узнал, что стал отцом. Я ещё подумал: «Ну вот, сбылось! Ещё один экзамен сдан с успехом!» Потом родился Друвар, а за ним появилась на свет и Лауна. Я был рад за Авнию, ведь она так ждала девочку. Мы старались, чтобы наши дети не нуждались ни в чём. Авния была прекрасной матерью и женой. Ради неё я каждый вечер торопился домой. В последние годы она, словно предчувствуя, говорила мне: «Родной, береги детей, помогай им». С ней я прожил честную насыщенную жизнь. Мне есть, что вспомнить и рассказать внукам. Что ж, раз судьба вновь бросает мне вызов, я должен сделать то, что у меня лучше всего получается: принять этот вызов, последний в моей жизни. И даже при известном исходе покинуть этот мир с высоко и гордо поднятой головой, потерпеть достойное поражение.
Во сне я видел Авнию. Дорогая жёнушка жестами и знаками запрещала мне переходить к ней на другую сторону улицы и всё показывала на почтовый ящик. Я проверил ящик, в нём оказалось письмо:
«Если вам есть, что терять, то знайте: помощь существует. Вы можете себя спасти».
Подняв глаза, я увидел, что на месте Авнии стоит подмастерье Зинтора и как-то странно шевелит руками, будто колдуя.
Тут я проснулся и понял, что всю ночь так и проспал в кресле у камина. Оборвавшийся сон скоропостижно растаял, словно облачко дыма. На одеревеневших от холода ногах я проследовал на кухню. Воздух в доме казался застывшим, стеклянным, как будто здесь уже давно никто не жил. Наши с Авнией портреты, где мы запечатлены молодыми, всё равно что призраки были последними обитателями этого покинутого всеми места. Закипевшая турка тоскливо напомнила, что здесь ещё есть кто-то живой.
Привычно уходя на работу, я посмотрел на другую сторону улицы и вспомнил про сон. К моему удивлению в почтовом ящике и вправду оказалось письмо точно с таким же содержанием, только приписывался адрес в городе Армастл. Быстро прокрутив в голове вчерашние думы, я твёрдо решил, что так просто не сдамся.
*********************
Я взял с собой денег на предвиденные и непредвиденные расходы. С работы отпросился по состоянию здоровья, Лауне же пришлось солгать, что уезжаю по работе. Дочка неохотно согласилась, но перед ней я старался выглядеть бодрячком.
И чем я только думал, когда решил проехать через полстраны на общественном дилижансе…. Условия хуже некуда. Целых семь дней в тесноте ехали двадцать человек. Среди них человек пять-шесть коркаров, всю дорогу трезвонившие свои безумные песни на безумном языке. Спереди постоянно плакал ребёнок. Справа у окна расположилась грузная дама (наверное, повариха), на каждой кочек наваливавшаяся на меня и при том возмущённо заявлявшая: «Извините, но вы здесь вообще-то не один!» Ужас! В этой поездке я увидел, какими свиньями могут быть люди: они ели немытыми руками (один тип даже делился пищей с собакой), справляли нужду прямо не обочине тракта, спали на грязных засаленных сиденьях. Извозчик курил прямо на ходу, из-за этого все, даже дети, курили вместе с ним. Кошмарная картина для больного человека. Меня доставал кашель, горло горело, я не мог выспаться даже на больших остановках. Во сне преследовали кошмары, будто сильно разросшиеся кровавые пульсирующие органы пытались поглотить меня остального. А когда я засыпал, то вскорости просыпался от чьей-либо возни.
На восьмой день леса и рощи расступились перед бескрайней степью Тафканой, на просторах которой раскинулось Герцогство Мустанга, край коневодов. На окраине столицы герцогства я сразу пересел к другому извозчику и в довольном одиночестве поехал по указанному адресу. Армастл - большой город, но какой-то разбросанный, похожий на сильно разросшееся село с грунтовыми дорогами. Самым большим и, пожалуй, одним из немногих каменных зданий, была ратуша, видневшаяся издалека. Осень здесь была ещё не всесильна, и люди спокойно занимались заготовкой сена и сбором урожая.
Адрес в письме вёл в старую часть города, заканчивающуюся обрывистым берегом реки, где вокруг шумной рыночной площади под золотистыми клёнами стояли двухэтажные купеческие дома. Дом тридцать седьмой походил на своих соседей: каменный забор, тонкие резные наличники и высокие коньки. Осколок старины тронул моё сердце, а вот местные порядки сразу же омрачили впечатление: если обрызнул из лужи какой-нибудь всадник и даже не извинился – то это здесь вполне нормально. Приведя себя в порядок, я постучал в дверь дома тридцать семь. Пожилая служанка, осилив мой чемодан, вежливо проводила меня к рабочему кабинету врачевателя на первом этаже. В просторный светлый кабинет с большими окнами было приятно войти, не возникло той опаски, возникшей у Зинтора, что тут мне объявят приговор да и сразу начнут отпевать. Молодой врачеватель в жёлтом халате и чалме уже с порога показался доброжелательным человеком. Он представился, я тоже, и он сразу перешёл к работе.
- Что вас беспокоит? – спросил врачеватель Колвеми.
Я как мог описал, что со мной стряслось, хотя по взгляду врачевателя сразу понял, что мой кашель сказал ему куда больше.
- А вы обращались к другим врачевателям? Что они говорили?
- Господин врачеватель, можно задать вам нескромный вопрос?
- Да. Задавайте.
- Вы верите в Энреля?
На лице господина Колвеми выступила неловкая улыбка, какая бывает у набедокуривших ребятишек, не признающихся в своей шалости.
- А где вы видели неверующего врачевателя? - пытаясь скрыть лукавство, нашёлся господин Колвеми.
- Скажите сразу, как вы считаете, что со мной и есть ли у меня шанс? Потому что я уже смирился. Теперь по мне так лучше сразу в лоб, чтобы я успел отобрать книг на старость.
- Я смогу вам ответить только после того, как осмотрю вас, - навсегда запомнил я его блестящий профессиональный ответ.
Удивительно, и приятно, что его инструментов я почти не чувствовал и не мешал ему кашлем – он что-то прыснул мне в горло. Закончив, Колвеми подошёл к умывальнику и уставился в окно. На его лице была точно такая же задумчивость, что и у Зинтора перед оглашением моего приговора.
- Из-за чего это возникает, господин Колвеми?
- Я же ещё не сказал вам, что с вами.
- Я понимаю, - мне действительно всё было ясно, как день за окном.
- Все болезни возникают от образа жизни. Вы курите?
- Давно бросил. Но мои сотрудники дымят так, что не спасает даже форточка.
- Работа пыльная?
- Особенно в архиве.
- А раньше, говорите, горло периодически болело, но быстро проходило?
- Да.
- Эти-то факторы и явились причиной. Видите ли, в нашем организме есть защитные силы, которые следят, чтобы все органы работали правильно: сердце гоняло по жилам кровь, кишечник усваивал пищу, а гортань, например, проводила вдыхаемый воздух, не позволяла давиться и формировала голос. А под действием вышеупомянутых факторов защитные силы не справляются, и некоторые органы перерождаются, начинают функционировать неправильно.
- Так сколько мне осталось, господин врачеватель? Или вы сможете мне помочь?
Глаза Колвеми заискрились, губы растянулись в улыбке.
- У меня есть определённая методика. Но вам придётся задержаться в Армастле на три недели.
Я согласился. А что я терял? Кроме денег на дорогую комнату в дорогом гостевом доме? А деньги у меня были – хоть одна польза от вредной работы. Каждый день на своих двоих я должен был ходить к врачевателю. В соседней с кабинетом комнате помощник Колвеми делал мне внутривенный укол прозрачной жидкости, и ровно на полчаса я засыпал. Сначала никакой разницы в своём состоянии я не замечал, но где-то через десять дней стало легче дышать. Через две недели пошёл на спад кашель, отступили боли при глотании. Я наконец-то стал наедаться и вдоволь спать, возвращались силы, я оживал! Никогда в жизни я не радовался больше, чем в те дни. У меня появились возможность и интерес ходить пешком дальше, чем обычно. Я любовался городом, позолоченным осенью, посещал вечернюю службу в церкви, гулял по крутым берегам реки. Долгими осенними вечерами я скучал по семье, по Лауне с Ифином и Бипом, и коротал дни за чтением. В последний вечер я приготовил золото, сбережённое на похороны…
- Голос может полностью не восстановиться, - осматривая результаты своей работы, предупредил врачеватель Колвеми.
- Не знаю, как вы это сделали, но я вам безмерно благодарен, - наверное, сияя от улыбки, передал я ему звенящий мешочек.
Врачеватель взял без колебаний.
- А я был бы вам благодарен, если бы вы и дальше не распространялись о тайне вашего исцеления. Думаю, мы друг друга поняли?
- Конечно, заверил я.
В голове у меня уже кружились мысли нанять своего извозчика до Святослова [столицы Фирийской империи] и купить всем родным гостинцев.
********************
Радостная жизнь в кругу семьи продолжалась чуть меньше недели, после чего к моему ужасу безжалостная болезнь вернулась вновь. Я сразу её узнал. Теперь вдобавок ко всему она принесла с собой кровохарканье. Не теряя времени, я нанял извозчика и рванул в Армастл.
Какая же дикая злость пробрала меня, когда я узнал, что дом тридцать семь уже опустел и готовился к сносу.
- Что за демонщина! – неожиданно услышал я свой просевший голос.
Извозчик был на взводе, когда узнал, что придётся возвращаться уже сегодня после пяти дней дороги. Тут уже всё измерялось не деньгами, а скорее нервами… и временем, которого, как я теперь чётко улавливал, оставалось у меня всё меньше. Я должен был разыскать Колвеми. Слава Энрелю, что не обделил меня умом, благодаря чему я знал с чего начать поиски: с подмастерья Зинтора, с этого поганого мелкого колдуна, через сон намекнувшего мне о свежем письме. Я выследил его, когда он возвращался домой.
- Или назовёшь мне его новый адрес, или я прикрою вашу лавочку. Ты видишь, где я работаю? Видишь мой значок? Читай! Читай, щенок!
Испуганный парнишка дал новый адрес. Мне не составило труда убедить его, что в случае лжи, ему несдобровать, а мне терять уже нечего. Новый путь лежал в Курнпш, солевую жилу империи. Но рассматривать его златоглавые достопримечательности было уже некогда, из головы не выходил Колвеми. Меня не удивило даже то, что его новое логово опять несло проклятый номер тридцать семь. Войдя в до боли похожий каменный дом, я потребовал через боль и кровавый кашель:
- Я быстро сложил два и два, целитель Колвеми. Мне не трудно понять ваш замысел: отечественное врачевание задыхается под инквизицией, а вы с вашими помощниками предлагаете некое чудо. Богатые больные не оставляют ваши карманы пустыми и хранят тайну о том, какие на самом деле силы стоят за их исцелением. Но какая выгода лечить всех раз и навсегда? Нет, в ваших силах сделать поправку временной и зарабатывать ещё. Я вам доверился, по возвращении в столицу молчал, но теперь молчать не стану, если не вылечите меня раз и навсегда.
Колвеми сидел смирно, только побледнел.
- Что ж тогда буду с вами честен. В нашу с вами современность холера, чахотка и инквизиция косят людей быстрее, чем у них возникают опухоли. Так что у любого целителя в этом мире опыта избавления от такого недуга совсем немного. В вашем случае ваши деньги и уж тем более угрозы бессильны. Но я решил исследовать подобные заболевания, научиться излечивать от них. Некоторые, скажем так, одарённые люди разделяют моё решение и из разных городов направляют ко мне не только легко излечимых толстосумов, а ещё и подобных вам….
Я с трудом удерживал себя от желания заехать Колвеми по физиономии. Он видимо это почувствовал и, вскочив из-за стола, прислонил руки к груди.
- Признаюсь, в излечении от опухолей я первопроходец, - почти жалобно говорил он, - мне пока не всё ясно. Однако кроме меня вам некому помочь. Я не собирался упускать вас из поля зрения, но вы нашли меня раньше. Возвращение опухоли на прежней стадии стало и для меня неожиданностью. Если позволите, я попытаюсь снова.
- А для чего, по-вашему, я ещё к вам приехал? Запомните: я видел, что вы можете, и меня интересует лишь конечный результат, избавиться от этой дряни и всё!
Дрянь тут же откликнулась кинжальной болью. Колвеми ответил ей своим сильнодействующим. Он предпринял новую попытку лечения уже в этот самый день.
- Я настаиваю, чтобы во время процедуры я не спал, - поставил я условие перед внутривенным уколом.
- Но тогда вы будете испытывать страшную боль.
- В ваших же силах не допускать её!
- Если целитель будет жалеть своего больного, то как он сможет лечить его?
- Тогда хотя бы сегодня. Боль я выдержу. Что вы там собираетесь мне ввести?
- Воду. Удивлены? Я преуспел в воздействии на воду, а человек на восемьдесят процентов состоит из неё, так что лучшего инструмента не найти. Я предварительно зачаровал эту воду, так что в вашем организме я смогу её чувствовать и сконцентрировать в нужном месте, - он взял шприц, с фонтанчиком выпустил воздух. – Меня ещё с начала обучения волновал вопрос: почему изначально перерождение в опухоль случается, как правило, в каком-нибудь одном месте? Если все вредные факторы действуют на организм одновременно, то почему сбои не случаются сразу в нескольких местах? Надеюсь, я это выясню. Расслабьтесь. Представьте, что приготовились ко сну.
От одних уже этих слов мои веки начали слипаться. Но о чём я думал, когда просил не погружать меня в сон? Боль была кошмарной, словно демоны выгрызали горло. Я хотел обезболивания, но не смог вымолвить и слова. Волшебные силы пригвоздили тело к койке. Меня объял страх, что Колвеми обманет и убьёт меня. Он же, протянув руки к моей шеи, зажмурился и что-то нашёптывал. Его не волновало ни моё состояние, близкое к срыву, ни то, что я расцарапал покрывало, корчась от боли – ничего, он сосредоточенно делал свою работу.
После этого я категорически настаивал на сне во время процедуры. И со временем мне опять стало лучше, я ощущал себя на десять, да что там, на двадцать лет моложе! А вот целитель напротив что-то захирел. Сначала я не придавал значения его бледности, затем, когда у него набухли мешки под глазами, буквально посыпались волосы и изувечились ногти, во мне закралась настороженность. После двадцать пятой процедуры я, проснувшись, обнаружил его на полу без чувств. Тут уже я помог своему целителю: не мешкая привёл его в чувства и позвал помощника.
- Что с вами случилось? – недоумевая, спрашивал я. Меня охватило беспокойство.
- Не важно. Я пойду до конца.
Вид чудовищно уставшего целителя Колвеми прочно отложился в памяти. Я понял, что лечение отнимает у него слишком много сил, он полностью отдавался задуманному. Чем бы ни было обусловлено такое рвение, но я начал уважать своего исцелителя. Число необходимых процедур он обозначил как минимум тридцатью пятью, но в итоге провёл все сорок три и теперь всегда застилал пол подушками. Оказалось предусмотрительно: в последние разы я обнаруживал его бьющимся в припадке. В конце концов, он был совершенно измотанным. В последний день даже не смог ничего сказать. Мы с помощником переложили его бесчувственного на кровать и оставили отдыхать.
Следующий день стал для меня решающим…
- Я сделал всё что мог, - с мелкой дрожью в руках и ногах говорил Колвеми, - но мой прогноз не утешительный.
…но я уже смирился. Я прошёл через безбожного Зинтора, через неверующего мага, который оказался более порядочным, и самоотдачу которого я видел. Во всяком случае, в это хотелось верить. А когда больной поверил своему врачевателю – это уже половина исцеления. Конечно, моё сердце билось в надежде на другой ответ, и, собираясь на нашу последнюю встречу, я купил Колвеми самую дорогую настойку. Ни в силах что-либо сказать, я просто отдал ему бутылку. Отдал, а уйти не смог. Какая-то недосказанность удерживала меня в дверях. Колвеми молча наполнил две пузатых пробирки или мензурки – что было под рукой.
- В Светлой песни сказано, - повесив нос, забормотал я, - что изначально Энрель создал человека бессмертным, и что человек ничем не болел. Вот прямо как эльфы. Но за грехи наши Энрель сделал иначе. Это благодеяние, не иначе, держащее нас в страхе, но и наполняющее нашу короткую жизнь смыслом: прожить её правильно.
- А я вам вот как скажу, как меня учили, что человек не рассчитан жить больше сорока лет. А то, что мы наблюдаем сегодня, хотите вы этого или нет, является достижением цивилизации и искусства врачевания. Да вот увеличение продолжительности жизни влечёт новые заболевания, которые в древние времена просто не успевали отражаться на поколениях. – Дальше он говорил грустно, с сожалением. – Теперь я понял, что с помощью магии можно избавить человека от любых болезней, хоть сделать его бессмертным, но нельзя избавить человека от изначальной предрасположенности к болезням, поскольку все болезни есть следствие самой жизни. Сколько бы я не пытался вас лечить, ваш недуг будет возникать несмотря ни на что, ибо таким вы, если хотите, созданы.
Его слова были сейчас более горькими, чем крепкий напиток в пробирке.
- Да, - вздохнул я, голова моя совсем опустилась. – Создан… Энрель уготовил мне такую судьбу из-за грехов. А по-вашему болезнь вызвана вполне обычными вредными факторами. Быть может, это объяснение одного и того же только разными языками.
- Можно задать вам вопрос? Как, оказавшись лицом к лицу со смертью, вы всё ещё продолжаете верить в Энреля? Ведь, по-вашему, так или иначе, а это его заслуга?
- Почему я верю в Энреля? Наверное, потому что я хочу в него верить. По-моему это исчерпывающий и самый правильный ответ. Любые другие речи по этому вопросу – не более чем оправдания собственных заблуждений. И я люблю его. А как не любить? Вы считаете, что всё знаете, что сила в науке и в колдовстве, а могут ли они ответить на вопрос «зачем»? Зачем весь этот мир и мы в нём? Не могут! А он может.
- Но в чём тут смысл? В справедливости? Но разве справедливо, что одной рукой он даёт, а другой отбирает?
- Да, молодой человек, справедливости нет ни в жизни, ни в науке, ни даже в Энреле, но где же ещё искать её, как не в идеальном мире? – и я посмотрел наверх.
- Я хотел бы поблагодарить вас, - произнёс Колвеми, - за то, что дали мне понять, что врачевание, основанное на денежной заинтересованности, эффективным быть не может. Через страдания людей я слепо шёл к богатству, - и протянул мой мешочек с золотыми.
- И этим-то мы с вами и похожи. И тем более кровавым вижу я себя. Вы ещё молоды, талантливы, но не повторяйте впредь таких ошибок. Тогда, первый раз, я шёл к вам за надеждой. Её-то врачеватель и должен уметь поддерживать, - сказал я, возвращая мешочек обратно своему целителю.
- А примет ли общество врачевателя-мага? – осторожно спросил Колвеми.
- Если не придавать огласке, то даже такие борцы с магами, как я, примут. Для человека главное жизнь.
********************
Остаток дней - отпущенные девять месяцев – я славно провёл с семьёй. За моим столом завсегдатаями стали лекарства, которые со временем помогали всё меньше. Спал я всё хуже - мучили кошмары ещё ужаснее, чем ранее. Но я до последнего вздоха с благодарностью вспоминал целителя Колвеми, за то, что про мои девять месяцев он сказал открыто, но с состраданием. Только благодаря этому, я смирился и начал планировать свой уход, чтобы загодя закончить последние дела. Я говорил судьбе и жизни спасибо за то, что как в зеркале показали мне себя самого в делах Колвеми. Он свою жизнь переосмыслил. Так и я. Я покинул Центральную Имперскую библиотеку навсегда и пошёл в собор, на исповедь.
Последние дни нельзя вспомнить без слёз и боли. Спиногрызы Каберт и Друвар уже чуяли, к чему шло дело и всё откровенней спрашивали о наследстве.
- Не относитесь ко мне так, будто меня уже нет! Это мёртвым уже ничего не нужно. Цель живых – жить дальше. Смерть и старость надо пережить вам, я-то просто уйду, вам же оставаться с вашей совестью, - писал я на бумажке, когда говорить уже не мог.
Время текло очень медленно, будто издеваясь. Перед глазами проплывало быстроногое детство, буйная юность, встреча с Авнией, наши лунные ночи у моря и её сахарные губы, свадьба, полный дом детей – вся жизнь. Не думал я, что у меня будет такая кончина: медленная, но преждевременная.
- Неужели один день жизни стоит так дорого? – в мучениях думал я.
Казалось бы, верующий не должен бояться встречи с Создателем, но почему-то именно перед этим резко обостряется желание жить дальше здесь, в этом мире, и чувства вступают в борьбу: вера с самосохранением.
Давая оценку прожитой жизни, я терзал себя мыслью: «А не бесполезен ли я?» Бесполезен! И даже вреден, раз зарубил на корню стольких молодых дарований. Ведь парадокс мой в том, что, в погоне за деньгами сдавая инквизиции якобы инакомыслящих, я поддерживал засилье глупой и жестокой системы, пожиравшей тех, кто в действительности мог изменить человечество в лучшую сторону, таких как Колвеми. Я всю жизнь был уверен, что я могу изменить систему, но оказалось, что система изменила меня. Что ж, на закате дней, я бросил ей вызов. Я выбрал самое смелое и откровенное произведение, где молодой автор ставил под сомнение всё, и указывал на новые, хорошо забытые, ценности. Я вызвал автора к себе и, глядя в глаза, с напутствием передал ему свой дневник: «Делайте то, молодой человек, что у вас хорошо получается, - выводил я дрожащей рукой. - Иные не пишут потому, что им нечего сказать. Я же не знаю никого, кто добился бы в этой жизни хоть чего-нибудь только с положительным опытом. Пишите! Творите, раздвигайте границы затхлых устоев!»
И перед тем, как расстаться со своим дневником, я делаю в нём последнюю запись: «Жизнь и судьба – это одно и то же».
****************
Такие дни я называю книжными. И не потому, что я, как обычно, по будням сижу в кресле главного проверяющего и заставляю себя уловить сухопарую мыслишку рукописей, у которых никогда не будет первых читателей. Нет. Это был день настоящих книг маститых авторов, проверенных временем. «Великий Дустарэк» одна из таких книг, о переплетении судеб в жестокой войне. Устами главного героя автор спрашивает: «Жизнь и судьба – это одно и то же?» Этот вопрос не оставлял равнодушным и меня.
Глаза меня ещё не подводили, увеличительное стекло пока было без надобности. От «Дустарэка» меня отвлекла дочка Лауна с её шумным семейством. Любимые внуки – Бип и Ифин – с заливистым смехом наперегонки бросились мне на шею. Вот так, объятый детскими ручонками, я понял, что зачитался и не подготовился к приходу гостей, а ведь сегодня был традиционный праздник: День нашей семьи.
Остальные мои дети и их семьи – сущие иждивенцы и спиногрызы. Каберт – старший сын – имел болезненную тягу к горячительным напиткам и поэтому, несмотря на мою поддержку, не задерживался ни на одной работе. Друвар – средний – наоборот хорошо зарабатывал в столичном филиале банка Кенджа, но спускал деньги на скачках. Жёны их были не лучше: транжиры и никудышные хозяйки. Только Лауна и её семья выделялись среди них. Но в целом нашу семью можно отнести к зажиточным и вполне приличным, никаких грехов, как то воровство и уж тем более колдовство, за нами не числилось. По семейному обычаю этим летним днём мы собрались на даче на вареники с вишней, как и раньше, ещё при жизни сплотившей всех нас моей дорогой Авнии, их матери и бабушки…. И как водится, мы провели время за шумными беседами и приятными воспоминаниями. Дарили друг другу подарки.
- А вам, молодые люди, - обратился я к внукам, - я дарю источники мудрости, - и вручил им лучшие из прочитанных мною книг. – Относитесь к ним бережно, читайте внимательно. И обменивайтесь ими по мере прочтения. «Приучайтесь к культуре, детки, - думал я в тот момент, - от неё больше пользы, чем от махания саблей и мимолётных увлечений ваших отцов».
Чая с мятой и малиной выпили целое море. А тёплым ласковым вечером пошли купаться на речку. По пути девушки сплели венки из ромашек и цикория и запели народные песни. Голоса у них были сладкие, ангельские, такие я слышал в детстве в деревенских хороводах. Жаль я не смог им подпевать, что-то голос вдруг подвёл.
- Папа, ты себя хорошо чувствуешь? – тихонько спросила меня Лауна.
- Нормально, Лауна, - бодро сказал я. – Видимо опять горло воспалилось.
- В середине лета?
- А, - махнул я рукой, - старость никому не в радость. Голова и ноги становятся всё медленнее, а вот недуги навещают всё чаще и гостят всё дольше.
Все остались ночевать на даче. В приятных семейных хлопотах прошёл и следующий день. А дальше моих родных ждали будничные заботы, и вплоть до конца отпуска я остался наедине с грядками, садом и книгами.
********************
Моя работа заключалась в проверке львиной доли всех рукописей художественных произведений, что появлялись в нашей империи. Это кошмарный труд. Мало того, что по большей части их авторы совершенно бездарны, так они ещё и написаны невообразимыми каракулями. Как же я мечтал, что однажды человечество создаст машину, переносящую текст одинаковыми стандартными буквами!
Главной задачей было не только разрешение языковых и этических неурядиц, коими грешили молодые авторы, но и поиск недовольных властью, иноверцев и скрытных магов. Раз в неделю я отсылал соответствующий список храмовникам и имён подозрительных писателей у себя на столе я больше никогда не видел.
Был уже разгар осени, работа в Центральной Имперской библиотеке кипела: полным ходом шла подготовка к возобновлению читального сезона. Я прерывался на чай всё реже - нужно было успеть всё проверить и подготовить списки. Зато некоторые мои подчинённые регулярно устраивали перекуры. Из подсобки в мой кабинет просачивался едкий табачный дым.
- Извините, - просили курильщики, выстроившись по струнке перед моим столом.
- Ещё тепло, курите на улице. В крайнем случае, в уборной, - я им пригрозил и указал на дверь.
Я с лета заметил за собой, что чаще стал пользоваться жестами – говорить стало трудно, голос исказился, стало больно глотать, из-за чего приходилось периодически отрываться от работы, чтобы по совету врачевателя прополоскать горло отваром ромашки или содой. А сегодня я даже библиотеку покинул раньше, чтобы успеть на приём к врачевателю Зинтору. Лауна заботилась о моём здоровье и решила меня сопровождать. Она то и дело спрашивала меня о самочувствии. Даже наш извозчик Гевсей, должно быть, уже привык к её вопросам и знал, в каком порядке она будет их задавать. Такое внимание, признаюсь, было приятным. А что ещё нужно одинокому старику?
Невдалеке от грандиозного строительства Тракта Столетия Империи стояла и здравница. Вначале вид здравницы меня даже обнадёжил: высокие тёмно-зелёные стены в мягких солнечных лучах, белые рифлёные колонны в тени вековых лиственниц. Казалось, все хвори должны были просто оставаться там, а человек выйти оттуда здоровым. Тем более по слухам врачеватель Зинтор был одним из составителей императорской аптеки, что свидетельствовало о его высочайшей квалификации.
Кашляющая и ноющая о своих недугах очередь была короткой и нисколько не омрачила моего настроения. Но, войдя в кабинет врачевателя, я почувствовал холод на спине. Проснулся какой-то инстинкт, двигаться хотелось вдоль стены и побыстрее, чтобы уже нащупать под собой мягкую опору. Скрипучий пол с исшарканным ковром, задёрнутые средь бела дня шторы и воздух, пропахший свечками, отдавали чем-то заупокойным. У самого порога ученик врачевателя отмывал в покрасневшей воде щипцы и ещё какие-то инструменты: острые, изогнутые. Над столом врачевателя одиноко висел энрельский крест. Сам врачеватель в угольно-чёрном халате (в Фирийской империи для врачевателей была принята именно такая рабочая одежда) с багровыми крапинками на рукавах поприветствовал меня шаблонно, даже не оторвавшись от писанины. Его расспрос о моём недуге сквозил холодным равнодушием, будто он говорил со стеной, вопросы имели форму, скорее, безапелляционного утверждения, и с каждым его словом меня всё сильнее обуревало беспокойство.
Проживи я ещё тысячу лет, ни на минуту не забыл бы те ощущения, когда инструменты Зинтора ледяным металлом торчали в моём горле.
- Не кашлять. Не кашлять. Потерпите, - бесчувственно повторял он, вглядываясь в мой рот.
Создатель! Его пальцы всё равно что каменные! Небрежный осмотр длился не долго, но мне хватило настрадаться. Вытерев руки, Зинтор откинулся на спинку стула и быстро забарабанил пальцами по столу. Я ждал, что скажет Зинтор, а он молчал,
- Значит, говорите, это у вас с лета, - задумчиво произнёс он, повернувшись к окну.
Я кивнул и мельком взглянул на его подмастерье. Тот спрятал глаза в бадье, отмывая после меня инструменты. Мне стало не по себе. О чём-таком думал врачеватель и его ученик?
- Девушку попрошу выйти, - сказал Зинтор, наконец-таки повернувшись.
Лауна насторожилась, но спорить не стала. После неё слышался только стук пальцев Зинтора. Когда же его пальцы замерли, а взгляд остановился на мне, то мне стало страшно. Секундная тишина растянулась на час. Слова врачевателя прозвучали твёрдо.
- Мне очень жаль, но не все болезни излечимы. Да простит меня Энрель.
- Что со мной? – пересилив боль, спросил я.
- Боюсь, это опухоль гортани. Здесь я бессилен.
Из груди по всему телу разлился кипяток, кольнуло под левой лопаткой. Вот так это и случилось. Но тут произошло то, чего я сам не ожидал: мне не хотелось ему верить. Ведь не настолько же я плохо себя чувствовал, чтобы это было правдой.
Зинтор назначил обезболивающее, подмастерье выдал пузырёк, не сводя с меня глаз. Глубинная часть меня отвергала происходящее. Я, торопясь, вышел на ватных ногах, Лауна не отходила от двери. Я уже знал, что она спросит, она это и спросила, а я ещё не решил, сказать ли ей правду.
- Что он сказал?
Боясь, поднять взгляд выше пола, я махнул рукой:
- Назначил новое лекарство. Старое, как видишь, не очень-то помогло.
- Когда же это пройдёт?
- Старость, дочка. Старость.
- Зачем же он просил меня выйти?
- Не знаю, Лауна, - развёл я руками.
*******************
Мой старый кучер Гевсей на следующей неделе умер от сердечного приступа, а на замену к нему почему-то никто не торопился. Мне пришлось добираться до работы на общественных дилижансах. К этому я оказался не готов, плотно обжимающая толпа напоминала зверинец: каждый пах и рычал по-своему, но у всех были одинаково перепачканные ноги, на которые уже не раз наступили. (Растущий город, меняющийся образ жизни, новые проблемы.) Я ловил на себе презирающие взгляды, иногда казалось, что все только на меня и смотрят, словно чувствуют мой недуг и пытаются защититься, как от больного лепрой.
Да я и сам уже начал замечать пугающие знаки в своём состоянии. Осень быстро прогнала лето, пошли дожди, рано наступили холода. Я простудился ещё на похоронах Гевсея, но не смог оправиться даже спустя две или три недели. Медленно, но верно, болезнь одолевала. Глотать становилось всё труднее, я совсем осип, а ещё эта постоянная режущая боль. Я всё чётче понимал: Зинтор был прав. Я опять пошёл к нему. К моему потрясению осмотр был крайне непродолжительным и поверхностным.
- А как же ваши инструменты? Вы даже не посмотрите меня с помощью них? – ох, как мне тогда хотелось, чтобы эти железяки оказались в моём горле, ну вдруг, даст Энрель, врачеватель увидит там что-то обнадёживающее!
- Нет надобности, я и так всё вижу, - сказал он. – Прогноз крайне неблагоприятен.
- Ну, ты и кровопийца! Да тебе место среди демонов! На твою бы лысую башку такую заразу, как бы тебе тогда понравились такие слова? – в сердцах подумал я.
- Сколько? – услышал я свой сиплый голос.
- По моим наблюдениям с этим живут около девяти месяцев. Конечно, если принимать назначаемые лекарства. Мне искренне жаль. Да осветит вас Энрель.
Подмастерье Зинтора выдал мне несколько пузырьков и рецепт, как что принимать, а это всё сразу же затерялось в моей загудевшей голове. Молодой человек смотрел так, будто о чём-то умалчивал. Это я почему-то запомнил. Ноги сами вынесли меня из кабинета приговоров. Надо же мне быть таким бревном, чтобы прийти сюда дважды! Зато теперь Зинтору я поверил.
Несколько вёрст по промокшему городу я прошёл пешком. Девять месяцев. А я болен фактически с лета. Значит, осталось полгода. И это в лучшем случае.
Стемнело. Надвинулся холодный вечер, а я сидел у потухшего камина и думал о смерти, вспоминал мою дорогую Авнию. Её жизнь оборвало массивное кровоизлияние в мозг. Это чистая смерть: ни испражнений под себя, ни страданий, ни обманчивых надежд. Просто нет человека и всё; сразу похороны. А тут придётся долго угасать и ждать, когда это случится. Но - что самое страшное – к этому времени собственное тело успеет превратиться в беспомощную тряпку на радость демонам. Что теперь? Девять месяцев. Столько же времени нужно для появления на свет нового человека. А ещё говорят, что у судьбы нет иронии. Человек всегда горит желанием узнать своё будущее, а захочет ли он узнать, что дни его сочтены из-за неизлечимой болезни? Значит, скоро всё будет кончено. Можно взять новое бритвенное лезвие и ускорить это, пока я ещё владею телом. А может, как в добрые студенческие времена, пойти в кабак, залить в себя самое горячее пойло, а потом снять девочек или круто подраться с какими-нибудь недоносками? И так день за днём, ухватить ускользающую жизнь и взять от неё всё, что ещё можно, назло всем демонам. А что? Исход-то один, всё уже известно. Или всё-таки можно провести остаток дней по-другому? Я ведь другой человек. Это раньше я был завсегдатаем в кабаках и трактирах. Раньше у меня и кулаки были крепче. Но я избрал другой путь и, наверное, только поэтому не кончил жизнь в самом начале в какой-нибудь подворотне. Жизнь кое-чему меня научила. Можно быть сильнее всех на свете, но, главное, нужно уметь быть сильнее самого себя. Если бы не те мрази, гнусные хари которых я до сих пор проклинаю, если бы из-за них врачевателям не пришлось бы целый месяц собирать меня заново, то я уже давно подох бы от цирроза. Тогда я победил смерть, стал сильнее собственных низменных желаний. И тогда в здравнице я встретил её: жемчужину в бушующем море, оазис посреди жестокой пустыни, мою единственную, любимую, дорогую Авнию. Она работала нянечкой, ухаживала за тяжелобольными. Когда она входила в палату, я краснел, как рак в кипятке, слова застревали в горле, я не мог оторвать взгляд от ангельского личика, нежных рук и тонкой подпоясанной талии. И когда она уходила, у меня рождались строки о ней – первые шаги в литературе, которые мне очень пригодились, когда по моему выздоровлению у нас с Авнией расцвёл бурный роман. Да, она стала моим ангелом-спасителем, благодаря которому я поставил перед собой цель обучиться, добиться всего самому. А какая у нас была свадьба! Долго все потом вспоминали те веселья, мечтая свою свадьбу справить так же. Почти сразу мы зажили безбедно: я писал и уже тогда вцепился в карьерную лестницу в Центральной Имперской библиотеке. А через год супружеской жизни Авния подарила мне сына Каберта. Никогда не забуду чувства, когда я узнал, что стал отцом. Я ещё подумал: «Ну вот, сбылось! Ещё один экзамен сдан с успехом!» Потом родился Друвар, а за ним появилась на свет и Лауна. Я был рад за Авнию, ведь она так ждала девочку. Мы старались, чтобы наши дети не нуждались ни в чём. Авния была прекрасной матерью и женой. Ради неё я каждый вечер торопился домой. В последние годы она, словно предчувствуя, говорила мне: «Родной, береги детей, помогай им». С ней я прожил честную насыщенную жизнь. Мне есть, что вспомнить и рассказать внукам. Что ж, раз судьба вновь бросает мне вызов, я должен сделать то, что у меня лучше всего получается: принять этот вызов, последний в моей жизни. И даже при известном исходе покинуть этот мир с высоко и гордо поднятой головой, потерпеть достойное поражение.
Во сне я видел Авнию. Дорогая жёнушка жестами и знаками запрещала мне переходить к ней на другую сторону улицы и всё показывала на почтовый ящик. Я проверил ящик, в нём оказалось письмо:
«Если вам есть, что терять, то знайте: помощь существует. Вы можете себя спасти».
Подняв глаза, я увидел, что на месте Авнии стоит подмастерье Зинтора и как-то странно шевелит руками, будто колдуя.
Тут я проснулся и понял, что всю ночь так и проспал в кресле у камина. Оборвавшийся сон скоропостижно растаял, словно облачко дыма. На одеревеневших от холода ногах я проследовал на кухню. Воздух в доме казался застывшим, стеклянным, как будто здесь уже давно никто не жил. Наши с Авнией портреты, где мы запечатлены молодыми, всё равно что призраки были последними обитателями этого покинутого всеми места. Закипевшая турка тоскливо напомнила, что здесь ещё есть кто-то живой.
Привычно уходя на работу, я посмотрел на другую сторону улицы и вспомнил про сон. К моему удивлению в почтовом ящике и вправду оказалось письмо точно с таким же содержанием, только приписывался адрес в городе Армастл. Быстро прокрутив в голове вчерашние думы, я твёрдо решил, что так просто не сдамся.
*********************
Я взял с собой денег на предвиденные и непредвиденные расходы. С работы отпросился по состоянию здоровья, Лауне же пришлось солгать, что уезжаю по работе. Дочка неохотно согласилась, но перед ней я старался выглядеть бодрячком.
И чем я только думал, когда решил проехать через полстраны на общественном дилижансе…. Условия хуже некуда. Целых семь дней в тесноте ехали двадцать человек. Среди них человек пять-шесть коркаров, всю дорогу трезвонившие свои безумные песни на безумном языке. Спереди постоянно плакал ребёнок. Справа у окна расположилась грузная дама (наверное, повариха), на каждой кочек наваливавшаяся на меня и при том возмущённо заявлявшая: «Извините, но вы здесь вообще-то не один!» Ужас! В этой поездке я увидел, какими свиньями могут быть люди: они ели немытыми руками (один тип даже делился пищей с собакой), справляли нужду прямо не обочине тракта, спали на грязных засаленных сиденьях. Извозчик курил прямо на ходу, из-за этого все, даже дети, курили вместе с ним. Кошмарная картина для больного человека. Меня доставал кашель, горло горело, я не мог выспаться даже на больших остановках. Во сне преследовали кошмары, будто сильно разросшиеся кровавые пульсирующие органы пытались поглотить меня остального. А когда я засыпал, то вскорости просыпался от чьей-либо возни.
На восьмой день леса и рощи расступились перед бескрайней степью Тафканой, на просторах которой раскинулось Герцогство Мустанга, край коневодов. На окраине столицы герцогства я сразу пересел к другому извозчику и в довольном одиночестве поехал по указанному адресу. Армастл - большой город, но какой-то разбросанный, похожий на сильно разросшееся село с грунтовыми дорогами. Самым большим и, пожалуй, одним из немногих каменных зданий, была ратуша, видневшаяся издалека. Осень здесь была ещё не всесильна, и люди спокойно занимались заготовкой сена и сбором урожая.
Адрес в письме вёл в старую часть города, заканчивающуюся обрывистым берегом реки, где вокруг шумной рыночной площади под золотистыми клёнами стояли двухэтажные купеческие дома. Дом тридцать седьмой походил на своих соседей: каменный забор, тонкие резные наличники и высокие коньки. Осколок старины тронул моё сердце, а вот местные порядки сразу же омрачили впечатление: если обрызнул из лужи какой-нибудь всадник и даже не извинился – то это здесь вполне нормально. Приведя себя в порядок, я постучал в дверь дома тридцать семь. Пожилая служанка, осилив мой чемодан, вежливо проводила меня к рабочему кабинету врачевателя на первом этаже. В просторный светлый кабинет с большими окнами было приятно войти, не возникло той опаски, возникшей у Зинтора, что тут мне объявят приговор да и сразу начнут отпевать. Молодой врачеватель в жёлтом халате и чалме уже с порога показался доброжелательным человеком. Он представился, я тоже, и он сразу перешёл к работе.
- Что вас беспокоит? – спросил врачеватель Колвеми.
Я как мог описал, что со мной стряслось, хотя по взгляду врачевателя сразу понял, что мой кашель сказал ему куда больше.
- А вы обращались к другим врачевателям? Что они говорили?
- Господин врачеватель, можно задать вам нескромный вопрос?
- Да. Задавайте.
- Вы верите в Энреля?
На лице господина Колвеми выступила неловкая улыбка, какая бывает у набедокуривших ребятишек, не признающихся в своей шалости.
- А где вы видели неверующего врачевателя? - пытаясь скрыть лукавство, нашёлся господин Колвеми.
- Скажите сразу, как вы считаете, что со мной и есть ли у меня шанс? Потому что я уже смирился. Теперь по мне так лучше сразу в лоб, чтобы я успел отобрать книг на старость.
- Я смогу вам ответить только после того, как осмотрю вас, - навсегда запомнил я его блестящий профессиональный ответ.
Удивительно, и приятно, что его инструментов я почти не чувствовал и не мешал ему кашлем – он что-то прыснул мне в горло. Закончив, Колвеми подошёл к умывальнику и уставился в окно. На его лице была точно такая же задумчивость, что и у Зинтора перед оглашением моего приговора.
- Из-за чего это возникает, господин Колвеми?
- Я же ещё не сказал вам, что с вами.
- Я понимаю, - мне действительно всё было ясно, как день за окном.
- Все болезни возникают от образа жизни. Вы курите?
- Давно бросил. Но мои сотрудники дымят так, что не спасает даже форточка.
- Работа пыльная?
- Особенно в архиве.
- А раньше, говорите, горло периодически болело, но быстро проходило?
- Да.
- Эти-то факторы и явились причиной. Видите ли, в нашем организме есть защитные силы, которые следят, чтобы все органы работали правильно: сердце гоняло по жилам кровь, кишечник усваивал пищу, а гортань, например, проводила вдыхаемый воздух, не позволяла давиться и формировала голос. А под действием вышеупомянутых факторов защитные силы не справляются, и некоторые органы перерождаются, начинают функционировать неправильно.
- Так сколько мне осталось, господин врачеватель? Или вы сможете мне помочь?
Глаза Колвеми заискрились, губы растянулись в улыбке.
- У меня есть определённая методика. Но вам придётся задержаться в Армастле на три недели.
Я согласился. А что я терял? Кроме денег на дорогую комнату в дорогом гостевом доме? А деньги у меня были – хоть одна польза от вредной работы. Каждый день на своих двоих я должен был ходить к врачевателю. В соседней с кабинетом комнате помощник Колвеми делал мне внутривенный укол прозрачной жидкости, и ровно на полчаса я засыпал. Сначала никакой разницы в своём состоянии я не замечал, но где-то через десять дней стало легче дышать. Через две недели пошёл на спад кашель, отступили боли при глотании. Я наконец-то стал наедаться и вдоволь спать, возвращались силы, я оживал! Никогда в жизни я не радовался больше, чем в те дни. У меня появились возможность и интерес ходить пешком дальше, чем обычно. Я любовался городом, позолоченным осенью, посещал вечернюю службу в церкви, гулял по крутым берегам реки. Долгими осенними вечерами я скучал по семье, по Лауне с Ифином и Бипом, и коротал дни за чтением. В последний вечер я приготовил золото, сбережённое на похороны…
- Голос может полностью не восстановиться, - осматривая результаты своей работы, предупредил врачеватель Колвеми.
- Не знаю, как вы это сделали, но я вам безмерно благодарен, - наверное, сияя от улыбки, передал я ему звенящий мешочек.
Врачеватель взял без колебаний.
- А я был бы вам благодарен, если бы вы и дальше не распространялись о тайне вашего исцеления. Думаю, мы друг друга поняли?
- Конечно, заверил я.
В голове у меня уже кружились мысли нанять своего извозчика до Святослова [столицы Фирийской империи] и купить всем родным гостинцев.
********************
Радостная жизнь в кругу семьи продолжалась чуть меньше недели, после чего к моему ужасу безжалостная болезнь вернулась вновь. Я сразу её узнал. Теперь вдобавок ко всему она принесла с собой кровохарканье. Не теряя времени, я нанял извозчика и рванул в Армастл.
Какая же дикая злость пробрала меня, когда я узнал, что дом тридцать семь уже опустел и готовился к сносу.
- Что за демонщина! – неожиданно услышал я свой просевший голос.
Извозчик был на взводе, когда узнал, что придётся возвращаться уже сегодня после пяти дней дороги. Тут уже всё измерялось не деньгами, а скорее нервами… и временем, которого, как я теперь чётко улавливал, оставалось у меня всё меньше. Я должен был разыскать Колвеми. Слава Энрелю, что не обделил меня умом, благодаря чему я знал с чего начать поиски: с подмастерья Зинтора, с этого поганого мелкого колдуна, через сон намекнувшего мне о свежем письме. Я выследил его, когда он возвращался домой.
- Или назовёшь мне его новый адрес, или я прикрою вашу лавочку. Ты видишь, где я работаю? Видишь мой значок? Читай! Читай, щенок!
Испуганный парнишка дал новый адрес. Мне не составило труда убедить его, что в случае лжи, ему несдобровать, а мне терять уже нечего. Новый путь лежал в Курнпш, солевую жилу империи. Но рассматривать его златоглавые достопримечательности было уже некогда, из головы не выходил Колвеми. Меня не удивило даже то, что его новое логово опять несло проклятый номер тридцать семь. Войдя в до боли похожий каменный дом, я потребовал через боль и кровавый кашель:
- Я быстро сложил два и два, целитель Колвеми. Мне не трудно понять ваш замысел: отечественное врачевание задыхается под инквизицией, а вы с вашими помощниками предлагаете некое чудо. Богатые больные не оставляют ваши карманы пустыми и хранят тайну о том, какие на самом деле силы стоят за их исцелением. Но какая выгода лечить всех раз и навсегда? Нет, в ваших силах сделать поправку временной и зарабатывать ещё. Я вам доверился, по возвращении в столицу молчал, но теперь молчать не стану, если не вылечите меня раз и навсегда.
Колвеми сидел смирно, только побледнел.
- Что ж тогда буду с вами честен. В нашу с вами современность холера, чахотка и инквизиция косят людей быстрее, чем у них возникают опухоли. Так что у любого целителя в этом мире опыта избавления от такого недуга совсем немного. В вашем случае ваши деньги и уж тем более угрозы бессильны. Но я решил исследовать подобные заболевания, научиться излечивать от них. Некоторые, скажем так, одарённые люди разделяют моё решение и из разных городов направляют ко мне не только легко излечимых толстосумов, а ещё и подобных вам….
Я с трудом удерживал себя от желания заехать Колвеми по физиономии. Он видимо это почувствовал и, вскочив из-за стола, прислонил руки к груди.
- Признаюсь, в излечении от опухолей я первопроходец, - почти жалобно говорил он, - мне пока не всё ясно. Однако кроме меня вам некому помочь. Я не собирался упускать вас из поля зрения, но вы нашли меня раньше. Возвращение опухоли на прежней стадии стало и для меня неожиданностью. Если позволите, я попытаюсь снова.
- А для чего, по-вашему, я ещё к вам приехал? Запомните: я видел, что вы можете, и меня интересует лишь конечный результат, избавиться от этой дряни и всё!
Дрянь тут же откликнулась кинжальной болью. Колвеми ответил ей своим сильнодействующим. Он предпринял новую попытку лечения уже в этот самый день.
- Я настаиваю, чтобы во время процедуры я не спал, - поставил я условие перед внутривенным уколом.
- Но тогда вы будете испытывать страшную боль.
- В ваших же силах не допускать её!
- Если целитель будет жалеть своего больного, то как он сможет лечить его?
- Тогда хотя бы сегодня. Боль я выдержу. Что вы там собираетесь мне ввести?
- Воду. Удивлены? Я преуспел в воздействии на воду, а человек на восемьдесят процентов состоит из неё, так что лучшего инструмента не найти. Я предварительно зачаровал эту воду, так что в вашем организме я смогу её чувствовать и сконцентрировать в нужном месте, - он взял шприц, с фонтанчиком выпустил воздух. – Меня ещё с начала обучения волновал вопрос: почему изначально перерождение в опухоль случается, как правило, в каком-нибудь одном месте? Если все вредные факторы действуют на организм одновременно, то почему сбои не случаются сразу в нескольких местах? Надеюсь, я это выясню. Расслабьтесь. Представьте, что приготовились ко сну.
От одних уже этих слов мои веки начали слипаться. Но о чём я думал, когда просил не погружать меня в сон? Боль была кошмарной, словно демоны выгрызали горло. Я хотел обезболивания, но не смог вымолвить и слова. Волшебные силы пригвоздили тело к койке. Меня объял страх, что Колвеми обманет и убьёт меня. Он же, протянув руки к моей шеи, зажмурился и что-то нашёптывал. Его не волновало ни моё состояние, близкое к срыву, ни то, что я расцарапал покрывало, корчась от боли – ничего, он сосредоточенно делал свою работу.
После этого я категорически настаивал на сне во время процедуры. И со временем мне опять стало лучше, я ощущал себя на десять, да что там, на двадцать лет моложе! А вот целитель напротив что-то захирел. Сначала я не придавал значения его бледности, затем, когда у него набухли мешки под глазами, буквально посыпались волосы и изувечились ногти, во мне закралась настороженность. После двадцать пятой процедуры я, проснувшись, обнаружил его на полу без чувств. Тут уже я помог своему целителю: не мешкая привёл его в чувства и позвал помощника.
- Что с вами случилось? – недоумевая, спрашивал я. Меня охватило беспокойство.
- Не важно. Я пойду до конца.
Вид чудовищно уставшего целителя Колвеми прочно отложился в памяти. Я понял, что лечение отнимает у него слишком много сил, он полностью отдавался задуманному. Чем бы ни было обусловлено такое рвение, но я начал уважать своего исцелителя. Число необходимых процедур он обозначил как минимум тридцатью пятью, но в итоге провёл все сорок три и теперь всегда застилал пол подушками. Оказалось предусмотрительно: в последние разы я обнаруживал его бьющимся в припадке. В конце концов, он был совершенно измотанным. В последний день даже не смог ничего сказать. Мы с помощником переложили его бесчувственного на кровать и оставили отдыхать.
Следующий день стал для меня решающим…
- Я сделал всё что мог, - с мелкой дрожью в руках и ногах говорил Колвеми, - но мой прогноз не утешительный.
…но я уже смирился. Я прошёл через безбожного Зинтора, через неверующего мага, который оказался более порядочным, и самоотдачу которого я видел. Во всяком случае, в это хотелось верить. А когда больной поверил своему врачевателю – это уже половина исцеления. Конечно, моё сердце билось в надежде на другой ответ, и, собираясь на нашу последнюю встречу, я купил Колвеми самую дорогую настойку. Ни в силах что-либо сказать, я просто отдал ему бутылку. Отдал, а уйти не смог. Какая-то недосказанность удерживала меня в дверях. Колвеми молча наполнил две пузатых пробирки или мензурки – что было под рукой.
- В Светлой песни сказано, - повесив нос, забормотал я, - что изначально Энрель создал человека бессмертным, и что человек ничем не болел. Вот прямо как эльфы. Но за грехи наши Энрель сделал иначе. Это благодеяние, не иначе, держащее нас в страхе, но и наполняющее нашу короткую жизнь смыслом: прожить её правильно.
- А я вам вот как скажу, как меня учили, что человек не рассчитан жить больше сорока лет. А то, что мы наблюдаем сегодня, хотите вы этого или нет, является достижением цивилизации и искусства врачевания. Да вот увеличение продолжительности жизни влечёт новые заболевания, которые в древние времена просто не успевали отражаться на поколениях. – Дальше он говорил грустно, с сожалением. – Теперь я понял, что с помощью магии можно избавить человека от любых болезней, хоть сделать его бессмертным, но нельзя избавить человека от изначальной предрасположенности к болезням, поскольку все болезни есть следствие самой жизни. Сколько бы я не пытался вас лечить, ваш недуг будет возникать несмотря ни на что, ибо таким вы, если хотите, созданы.
Его слова были сейчас более горькими, чем крепкий напиток в пробирке.
- Да, - вздохнул я, голова моя совсем опустилась. – Создан… Энрель уготовил мне такую судьбу из-за грехов. А по-вашему болезнь вызвана вполне обычными вредными факторами. Быть может, это объяснение одного и того же только разными языками.
- Можно задать вам вопрос? Как, оказавшись лицом к лицу со смертью, вы всё ещё продолжаете верить в Энреля? Ведь, по-вашему, так или иначе, а это его заслуга?
- Почему я верю в Энреля? Наверное, потому что я хочу в него верить. По-моему это исчерпывающий и самый правильный ответ. Любые другие речи по этому вопросу – не более чем оправдания собственных заблуждений. И я люблю его. А как не любить? Вы считаете, что всё знаете, что сила в науке и в колдовстве, а могут ли они ответить на вопрос «зачем»? Зачем весь этот мир и мы в нём? Не могут! А он может.
- Но в чём тут смысл? В справедливости? Но разве справедливо, что одной рукой он даёт, а другой отбирает?
- Да, молодой человек, справедливости нет ни в жизни, ни в науке, ни даже в Энреле, но где же ещё искать её, как не в идеальном мире? – и я посмотрел наверх.
- Я хотел бы поблагодарить вас, - произнёс Колвеми, - за то, что дали мне понять, что врачевание, основанное на денежной заинтересованности, эффективным быть не может. Через страдания людей я слепо шёл к богатству, - и протянул мой мешочек с золотыми.
- И этим-то мы с вами и похожи. И тем более кровавым вижу я себя. Вы ещё молоды, талантливы, но не повторяйте впредь таких ошибок. Тогда, первый раз, я шёл к вам за надеждой. Её-то врачеватель и должен уметь поддерживать, - сказал я, возвращая мешочек обратно своему целителю.
- А примет ли общество врачевателя-мага? – осторожно спросил Колвеми.
- Если не придавать огласке, то даже такие борцы с магами, как я, примут. Для человека главное жизнь.
********************
Остаток дней - отпущенные девять месяцев – я славно провёл с семьёй. За моим столом завсегдатаями стали лекарства, которые со временем помогали всё меньше. Спал я всё хуже - мучили кошмары ещё ужаснее, чем ранее. Но я до последнего вздоха с благодарностью вспоминал целителя Колвеми, за то, что про мои девять месяцев он сказал открыто, но с состраданием. Только благодаря этому, я смирился и начал планировать свой уход, чтобы загодя закончить последние дела. Я говорил судьбе и жизни спасибо за то, что как в зеркале показали мне себя самого в делах Колвеми. Он свою жизнь переосмыслил. Так и я. Я покинул Центральную Имперскую библиотеку навсегда и пошёл в собор, на исповедь.
Последние дни нельзя вспомнить без слёз и боли. Спиногрызы Каберт и Друвар уже чуяли, к чему шло дело и всё откровенней спрашивали о наследстве.
- Не относитесь ко мне так, будто меня уже нет! Это мёртвым уже ничего не нужно. Цель живых – жить дальше. Смерть и старость надо пережить вам, я-то просто уйду, вам же оставаться с вашей совестью, - писал я на бумажке, когда говорить уже не мог.
Время текло очень медленно, будто издеваясь. Перед глазами проплывало быстроногое детство, буйная юность, встреча с Авнией, наши лунные ночи у моря и её сахарные губы, свадьба, полный дом детей – вся жизнь. Не думал я, что у меня будет такая кончина: медленная, но преждевременная.
- Неужели один день жизни стоит так дорого? – в мучениях думал я.
Казалось бы, верующий не должен бояться встречи с Создателем, но почему-то именно перед этим резко обостряется желание жить дальше здесь, в этом мире, и чувства вступают в борьбу: вера с самосохранением.
Давая оценку прожитой жизни, я терзал себя мыслью: «А не бесполезен ли я?» Бесполезен! И даже вреден, раз зарубил на корню стольких молодых дарований. Ведь парадокс мой в том, что, в погоне за деньгами сдавая инквизиции якобы инакомыслящих, я поддерживал засилье глупой и жестокой системы, пожиравшей тех, кто в действительности мог изменить человечество в лучшую сторону, таких как Колвеми. Я всю жизнь был уверен, что я могу изменить систему, но оказалось, что система изменила меня. Что ж, на закате дней, я бросил ей вызов. Я выбрал самое смелое и откровенное произведение, где молодой автор ставил под сомнение всё, и указывал на новые, хорошо забытые, ценности. Я вызвал автора к себе и, глядя в глаза, с напутствием передал ему свой дневник: «Делайте то, молодой человек, что у вас хорошо получается, - выводил я дрожащей рукой. - Иные не пишут потому, что им нечего сказать. Я же не знаю никого, кто добился бы в этой жизни хоть чего-нибудь только с положительным опытом. Пишите! Творите, раздвигайте границы затхлых устоев!»
И перед тем, как расстаться со своим дневником, я делаю в нём последнюю запись: «Жизнь и судьба – это одно и то же».
Вселенная: Асхан.
Эпоха: Война Сломанного Посоха (HeroesV, «Гамбит Маахира»).
Игровая раса: некроманты.
Главный герой: Золтан.
Персонажи: Белкет, Маахир.
ВЫСОКОЕ ДОВЕРИЕ
(отрывок)
Великий Белкет всегда доверял мне безоговорочно. Всегда, но не теперь.
Сколько лет уже длится эта война — восемь, девять? Сколько раз войска наши уже атаковали города магов, и сколько раз после первого успеха атака наша была отбита? Сколько же так будет продолжаться?
Сколько раз я обращался к нему с единственной просьбою — собрать в Эрише все силы, призвать всех до единого некромантов, старых и молодых, опытных и новичков, поднять все воинство, живое и мертвое, какое только возможно, и нанести один, но решающий удар! Казалось бы, это разумный и едва ли не единственный выход для нас, возможный путь скорее закончить этот изматывающий поход, отбить у безбожников нашу древнюю родину, отомстить за изгнание, за обнищание и гибель достойнейших и вернуться домой. Отчего владыка так не считает? Неужели я на старости лет утратил его доверие, но почему? Нет, он по-прежнему рассказывает мне многое из того, чего не знает никто, совсем никто, я ручаюсь за это. Думаю, я один видел его облик и чувствую неизбывную его печаль… Доверять он доверяет, но почему же не прислушивается ко мне?
— Владыка Белкет…
— Привет тебе, Золтан, друг мой. Что встревожило тебя?
— Владыка Белкет, если так случилось, что вы не верите более старому Золтану, то, прошу, лучше лишите меня блага нежизни, лишите своей рукою. Я слишком многое видел и испытал, окончательная смерть меня не страшит, а вот немилость ваша страшна.
— Встань, сын мой. Не следует тебе унижать себя передо мною. Скажи лучше, отчего тебя преследует мысль об утраченном доверии, что принуждает тебя самого не верить моим решениям?
— Господин мой, у меня и в мыслях не было… — я запнулся, понимая, что выдал себя, что и вправду не доверяю тому, как великий Белкет действует на этой войне, и, зная, что лгать бессмысленно, решил продолжать. — Не имею я права спрашивать о том, что мне неведомо, — о планах и мыслях ваших, верно, есть причина тому, что вы раз за разом отвергаете мое предложение…
Белкет приблизился ко мне. Никогда не было в нем ни гнева, ни раздражения, ни беспокойства, и в сей момент он не изменил себе, обратившись ко мне привычно мирным тоном:
— Сын мой, я напрасно держал тебя в неведении. Я поделюсь с тобою мыслями об этой войне. Подумай со мною вместе, лорд Золтан: что будет, если сейчас мы соберем, как ты советуешь, весь Эриш, поднимем всех и вся и приведем сюда? Эриш останется совсем без защиты…
— Он и так без защиты, мой господин! — перебил я. Я должен быть сказать ему это.
— Нет, Золтан. Ты знаешь, что это не так.
— Не так?! Господин мой, там остались лишь мальчишки… Ну, хорошо, не только мальчишки. Но если все они придут в эти пустыни и нанесут один мощный удар, то мы победим! Победим сразу, и все будет кончено!
— А если мы не победим, лорд Золтан? — от этого вопроса мне вдруг стало не по себе. Я никогда не допускал и мысли о подобном…
— Но разве такое возможно?
— Возможно, друг мой. Ты сам видишь, что наши атаки уже много лет отбивают успешно. Это значит лишь одно — маги еще сильны. Брось мы на них сейчас весь цвет Эриша, и зрелых, и юных, — и мы можем потерять всех до одного. Если же выждем, посылая на магов лишь нежить под командой немногих полководцев, то дождемся того, что недруги наши ослабеют, измотанные долгой войною. И вот тогда, лорд Золтан, мы приведем всех самых опытных, самых старых, самых искусных, соберем огромное воинство, и Асха пошлет нам долгожданную победу. Учеников и книжников не тронем — нет для того причины. Место молодых дома, их удел — обучение, а не война.
— Но почему? — снова не вытерпел я. — Отчего вы не желаете послать молодых хоть в решающий бой, научить их сражаться?
— За один бой они не научатся сражаться, мой мальчик, — я, верно, в сравнении с Белкетом действительно мальчик; неудивительно, что иным молодым, как он называет их, перевалило за полвека. — Половина из них погибнет, не принеся Асхе никакой пользы. Это не их война, Золтан. В конце концов, если случится так, что великой богине не будет угодно наше усердие или она сочтет его недостаточным, если нас постигнет поражение, то останутся те, кто продолжит наше дело и восстановит справедливость. Появятся другие, появится избранный из пророчества, а возможно, он уже среди нас…
— Избранный? Так вы боитесь за одного избранного и ради этого…
— Я сказал тебе правду, Золтан. Я верю, что он, возмужав и став сильным, однажды восстановит равновесие Асхи, как и было предначертано, и для этого он, конечно, должен остаться в живых. Но и прочие должны сохранить свои жизни, чтобы Эриш мог процветать, чтобы было кому продолжить начатое нами и защитить нашу новую родину. Даже если сейчас мы не победим, дитя мое, это сделают они, когда придет их время. Асха все обращает на пользу, не забывай об этом.
— Вы правы, владыка… — я поник головой, понимая справедливость сказанного Белкетом.
— Я бы и сам послал за тобою сейчас, Золтан, — вдруг услышал я. — Дело не терпит отлагательства.
— Я слушаю вашу волю, мой господин.
— Наши разведчики сообщили, что со стороны Серебряных Городов к нам направляется одинокий маг. Это некто Маахир, если тебе что-нибудь говорит его имя.
— Боюсь, что нет, господин… А, прошу меня простить, не тот ли это сумасброд, о котором рассказывали, что он ночует в пустыне без укрытия и спит на иголках?
— Именно так. А сейчас его послали к нам.
— Шпион?
— Не думаю, что простой шпион. Маахир сильнейший маг, его сторонники не стали бы так рисковать им.
— Так что же ему нужно?
— Что-то связанное с магией. Полагаю, он ищет нечто, способное помочь Серебряной Лиге в борьбе с нами.
— Артефакты?
— Вероятно. Думаю, речь идет о регалиях Сар-Иссы, спрятанных в окрестностях твоего замка, Золтан.
Только этого не хватало!
— Я всегда доверял тебе самые щекотливые дела, друг мой. Я уверен, что ты не подведешь и сейчас. У меня к тебе одна просьба: позаботься о том, чтобы Маахир не нашел эти бесценные реликвии, а если случится так, что найдет, то регалии Сар-Иссы не должны покинуть пределов Эриша. Я могу рассчитывать на тебя?
— Безусловно, мой господин. Как и всегда.
— И еще: этого противника нельзя недооценивать, Золтан. Он невероятно вынослив, жесток и стремителен, а с реликвиями станет почти непобедимым. Будь осторожен.
Зря он напоминает мне об осторожности. Все спрятано надежно, нет нужды в дополнительных мерах...
/…/
Маахир… Так это и есть Маахир? Вот этот ничтожный смертный?! О Белкет, ты напрасно предупреждал меня. Если уж у него хватило ума напасть на меня со своей горсткой жалких тварей, зная, какая за мною армия, то он точно не так уж и умен, а значит, не так уж и опасен. В полчаса все будет кончено.
Что это? Что это за магия? Что он делает?! Откуда у него…
Посох. Тот самый магический посох. Знакомый плащ. Корона… Корона!
Реликвии Сар-Иссы. Он все-таки нашел их, нашел и стал сильнее. Ничего, мы раздавим этого проклятого безбожника, я еще покажу Белкету его голову! Он доверяет мне, всегда доверял, и я его не подведу! Ведь я не успел, не предупредил…
Что со мною? Темно. Почему так темно…
Эпоха: Война Сломанного Посоха (HeroesV, «Гамбит Маахира»).
Игровая раса: некроманты.
Главный герой: Золтан.
Персонажи: Белкет, Маахир.
ВЫСОКОЕ ДОВЕРИЕ
(отрывок)
Великий Белкет всегда доверял мне безоговорочно. Всегда, но не теперь.
Сколько лет уже длится эта война — восемь, девять? Сколько раз войска наши уже атаковали города магов, и сколько раз после первого успеха атака наша была отбита? Сколько же так будет продолжаться?
Сколько раз я обращался к нему с единственной просьбою — собрать в Эрише все силы, призвать всех до единого некромантов, старых и молодых, опытных и новичков, поднять все воинство, живое и мертвое, какое только возможно, и нанести один, но решающий удар! Казалось бы, это разумный и едва ли не единственный выход для нас, возможный путь скорее закончить этот изматывающий поход, отбить у безбожников нашу древнюю родину, отомстить за изгнание, за обнищание и гибель достойнейших и вернуться домой. Отчего владыка так не считает? Неужели я на старости лет утратил его доверие, но почему? Нет, он по-прежнему рассказывает мне многое из того, чего не знает никто, совсем никто, я ручаюсь за это. Думаю, я один видел его облик и чувствую неизбывную его печаль… Доверять он доверяет, но почему же не прислушивается ко мне?
— Владыка Белкет…
— Привет тебе, Золтан, друг мой. Что встревожило тебя?
— Владыка Белкет, если так случилось, что вы не верите более старому Золтану, то, прошу, лучше лишите меня блага нежизни, лишите своей рукою. Я слишком многое видел и испытал, окончательная смерть меня не страшит, а вот немилость ваша страшна.
— Встань, сын мой. Не следует тебе унижать себя передо мною. Скажи лучше, отчего тебя преследует мысль об утраченном доверии, что принуждает тебя самого не верить моим решениям?
— Господин мой, у меня и в мыслях не было… — я запнулся, понимая, что выдал себя, что и вправду не доверяю тому, как великий Белкет действует на этой войне, и, зная, что лгать бессмысленно, решил продолжать. — Не имею я права спрашивать о том, что мне неведомо, — о планах и мыслях ваших, верно, есть причина тому, что вы раз за разом отвергаете мое предложение…
Белкет приблизился ко мне. Никогда не было в нем ни гнева, ни раздражения, ни беспокойства, и в сей момент он не изменил себе, обратившись ко мне привычно мирным тоном:
— Сын мой, я напрасно держал тебя в неведении. Я поделюсь с тобою мыслями об этой войне. Подумай со мною вместе, лорд Золтан: что будет, если сейчас мы соберем, как ты советуешь, весь Эриш, поднимем всех и вся и приведем сюда? Эриш останется совсем без защиты…
— Он и так без защиты, мой господин! — перебил я. Я должен быть сказать ему это.
— Нет, Золтан. Ты знаешь, что это не так.
— Не так?! Господин мой, там остались лишь мальчишки… Ну, хорошо, не только мальчишки. Но если все они придут в эти пустыни и нанесут один мощный удар, то мы победим! Победим сразу, и все будет кончено!
— А если мы не победим, лорд Золтан? — от этого вопроса мне вдруг стало не по себе. Я никогда не допускал и мысли о подобном…
— Но разве такое возможно?
— Возможно, друг мой. Ты сам видишь, что наши атаки уже много лет отбивают успешно. Это значит лишь одно — маги еще сильны. Брось мы на них сейчас весь цвет Эриша, и зрелых, и юных, — и мы можем потерять всех до одного. Если же выждем, посылая на магов лишь нежить под командой немногих полководцев, то дождемся того, что недруги наши ослабеют, измотанные долгой войною. И вот тогда, лорд Золтан, мы приведем всех самых опытных, самых старых, самых искусных, соберем огромное воинство, и Асха пошлет нам долгожданную победу. Учеников и книжников не тронем — нет для того причины. Место молодых дома, их удел — обучение, а не война.
— Но почему? — снова не вытерпел я. — Отчего вы не желаете послать молодых хоть в решающий бой, научить их сражаться?
— За один бой они не научатся сражаться, мой мальчик, — я, верно, в сравнении с Белкетом действительно мальчик; неудивительно, что иным молодым, как он называет их, перевалило за полвека. — Половина из них погибнет, не принеся Асхе никакой пользы. Это не их война, Золтан. В конце концов, если случится так, что великой богине не будет угодно наше усердие или она сочтет его недостаточным, если нас постигнет поражение, то останутся те, кто продолжит наше дело и восстановит справедливость. Появятся другие, появится избранный из пророчества, а возможно, он уже среди нас…
— Избранный? Так вы боитесь за одного избранного и ради этого…
— Я сказал тебе правду, Золтан. Я верю, что он, возмужав и став сильным, однажды восстановит равновесие Асхи, как и было предначертано, и для этого он, конечно, должен остаться в живых. Но и прочие должны сохранить свои жизни, чтобы Эриш мог процветать, чтобы было кому продолжить начатое нами и защитить нашу новую родину. Даже если сейчас мы не победим, дитя мое, это сделают они, когда придет их время. Асха все обращает на пользу, не забывай об этом.
— Вы правы, владыка… — я поник головой, понимая справедливость сказанного Белкетом.
— Я бы и сам послал за тобою сейчас, Золтан, — вдруг услышал я. — Дело не терпит отлагательства.
— Я слушаю вашу волю, мой господин.
— Наши разведчики сообщили, что со стороны Серебряных Городов к нам направляется одинокий маг. Это некто Маахир, если тебе что-нибудь говорит его имя.
— Боюсь, что нет, господин… А, прошу меня простить, не тот ли это сумасброд, о котором рассказывали, что он ночует в пустыне без укрытия и спит на иголках?
— Именно так. А сейчас его послали к нам.
— Шпион?
— Не думаю, что простой шпион. Маахир сильнейший маг, его сторонники не стали бы так рисковать им.
— Так что же ему нужно?
— Что-то связанное с магией. Полагаю, он ищет нечто, способное помочь Серебряной Лиге в борьбе с нами.
— Артефакты?
— Вероятно. Думаю, речь идет о регалиях Сар-Иссы, спрятанных в окрестностях твоего замка, Золтан.
Только этого не хватало!
— Я всегда доверял тебе самые щекотливые дела, друг мой. Я уверен, что ты не подведешь и сейчас. У меня к тебе одна просьба: позаботься о том, чтобы Маахир не нашел эти бесценные реликвии, а если случится так, что найдет, то регалии Сар-Иссы не должны покинуть пределов Эриша. Я могу рассчитывать на тебя?
— Безусловно, мой господин. Как и всегда.
— И еще: этого противника нельзя недооценивать, Золтан. Он невероятно вынослив, жесток и стремителен, а с реликвиями станет почти непобедимым. Будь осторожен.
Зря он напоминает мне об осторожности. Все спрятано надежно, нет нужды в дополнительных мерах...
/…/
Маахир… Так это и есть Маахир? Вот этот ничтожный смертный?! О Белкет, ты напрасно предупреждал меня. Если уж у него хватило ума напасть на меня со своей горсткой жалких тварей, зная, какая за мною армия, то он точно не так уж и умен, а значит, не так уж и опасен. В полчаса все будет кончено.
Что это? Что это за магия? Что он делает?! Откуда у него…
Посох. Тот самый магический посох. Знакомый плащ. Корона… Корона!
Реликвии Сар-Иссы. Он все-таки нашел их, нашел и стал сильнее. Ничего, мы раздавим этого проклятого безбожника, я еще покажу Белкету его голову! Он доверяет мне, всегда доверял, и я его не подведу! Ведь я не успел, не предупредил…
Что со мною? Темно. Почему так темно…
Рассказ 5
Примечание от автора: Как видите, имеется одно весьма серьезное отступление от канона в виде отсутствия Расплаты, в остальном же, я старался не выходить за его рамки, к тому же старался задействовать известных персонажей HMM3 и MM7.
Суд на пне
1182 год после Безмолвия... Пять лет спустя завершения крюлодско-эрафийской войны.
На одной из центральных улиц Стедвика раздавались крики толпы. Расталкивая народ, к месту событий пробивалось двое копейщиков и капитан стражи.
-Что здесь произошло?
-Мэр Стедвика погиб. И есть все сведения полагать, что это работа дейджских ассасинов, - сообщил тип в черной робе.
Капитан нахмурился. Инквизиторов, создавших орден Собора в Эрафии год назад, мало кто любил, однако они успели набрать немало сторонников.
-Как они это сделали?
-Балкон здания. Он упал прямо на него. Умеют они, однако, чисто работать. Если бы мы не знали, что в Эрафии рыскают дейджские шпионы, мы бы наверняка подумали, что это был несчастный случай. А вы, собственно, кто?
-Я капитан городской стражи Стедвика. Полагаю, вам должно быть известно...сэр. Убийц видели?
-Да если бы... Совершенно верно одно из двух: они либо воспользовались магией, чтобы обрушить балкон, либо же они…были невидимы, - инквизитор вопросительно взглянул на капитана, - Однако совершенно верно, что этим дело не закончится. Шпионы Дейджи по-прежнему среди нас. И мы должны их найти.
Лорд Кендал, Оррин и лорд Лойнис в сопровождении нескольких стражников, несущих факелы, спускались в темницу замка Грифонхарт, куда недавно был брошен дейджский шпион.
-Признаете ли вы, что преднамеренно проникли в имение семьи Траш?
-Не признаю, - угрюмо ответил гоблин, опустив взор в каменный пол темницы.
-Однако вас видел стражник, когда вы направлялись туда мимо имения Свендегардов.
-Это, должно быть, ошибка.
-Нам известно, что несколько дней назад в имении Траш начались кое-какие работы по перестройке строения. Семейство Траш покинуло имение три дня назад, и там оставались лишь строители.
-Впервые об этом слышу. Да откуда я могу вообще знать, что там происходило?
-Еще скажите, что вы ничего не знаете о гибели мэра Стедвика.
-Я понимаю, что вы обвиняете меня, потому что я гоблин. Крюлодец.
-Смотритель Восточных врат Стедвика тоже гоблин, - произнес Лойнис, - Мы не судим никого только потому, что он гоблин, орк, или кто еще.
-Да ну? Раз так, то попрошу освободить меня. Я уже успел соскучиться по дому.
-Мы связались с вождем Верджаком и старейшинами Крюлода. Вы вернетесь домой в тот самый день, как только мы выясним, кто убил мэра Стедвика.
-В таком случае мне нечего сказать.
Кендал вздохнул, а затем жестом приказал стражнику запереть камеру на замок.
-Что скажете, лорд Лойнис? – спросил Оррин, прислонившись головой к стене.
-Перед допросом я наложил на него заклятье смирения. Он…почти прав, но я чувствовал, что он что-то скрывает.
-Возможно, стоило применить иное заклятье? Заклятье порабощения? – оживился рыцарь.
-Увы, это метод наших врагов. Чем мы будем отличаться от них, если будем действовать теми же методами? Нет, он вряд ли причастен к этому преступлению, если это вообще было преступление. Возможно…его стоит перевести в другую камеру?
-Разумно. Открыть камеру! Гоблин, выходи, пойдем.
-Прикажете идти с вами? – спросил стражник
-Обойдемся, - кинул лорд Оррин, - Не так уж и опасен этот гоблин.
Когда они шли по коридорам темницы, гоблин вдруг заговорил.
-Представляю, каково это…Сколько прошло лет со времени вашей последней битвы? 5? 6? Что у вас есть? Пост капитана стражи замка Грифонхарт? Я могу предложить вам нечто лучшее. В Крюлоде у меня много знакомых. В свое время они были видными персонами при дворе Килгора. Я могу поговорить с ними. Впереди у вас будет много славных битв…если…мм…на выходе из темницы меня будет ждать конь.
Но, прежде чем гоблин собирался произнести еще одно слово, он неожиданно обнаружил себя лежащим на полу после мощного удара кулака Оррина.
-Не знаю, конечно, что некроманты в тебе нашли... Но когда мы сообщим вождю Верджаку и старейшинам о твоем предательстве, будь уверен, они предадут тебя заслуженному наказанию!
* * *
Врата Стедвика отворились. Генерал Кендал в окружении посвященных меча встречал главу инквизиции, прибывшего для выяснения обстоятельств.
-Приветствую вас, генерал, - сказал Великий инквизитор и учтиво поклонился.
-Лорд Чарльз Хьюм, добро пожаловать в замок Грифонхарт.
-Давно не приходилось здесь бывать. Представляю своих помощников – сэр Неллен Тор из Бракады и сэр Сабин, Дознаватель и Сведующий в пытках.
-С чего начнем?
-Для начала мне бы хотелось взглянуть на имение Траш…там ведь произошло, как я понимаю, убийство?
Спустя полчаса карета подъехала к имению Траш.
-Мы по-прежнему не разобрали завалы, - сообщил стражник.
-Почему?
-Балкон сделан с дунвольского волшебного камня. Вот видите, маленький камень. Попробуйте его поднять. Да что там человек, тролль спину себе сломает, но не поднимет. Вероятно, нам придется переместить обломки с помощью магии.
-Как скоро вы разберете завалы? Оживленная улица, знаете ли, задержки тут недопустимы.
-Думаю, уже завтра-послезавтра. Возможно, Великому инквизитору будет интересно послушать одного из наших стражников, находившихся рядом с мэром в момент…э… убийства.
-Конечно.
-Пройдемте туда, - стражник махнул рукой в сторону башни, - Вильям как раз на посту
-Как это произошло?
-Что говорить. Мэр шел впереди, я, по обыкновению, шел в двух шагах от него. Мы проходили мимо имения, как вдруг что-то сильно ударило меня по голове…пришел в себя уже в храме. Кроме мэра, никто не погиб, но я и Карл...
-Еще один стражник?
-Да…После этого мы целый день провели в храме в окружении стедвикских жрецов.
-Это все, что мы хотели узнать, солдат. Можете возвращаться на свой пост.
-Похоже, - сказал капитан стражи, - конструкция не выдержала собственного веса
-За 40 лет взяла и не выдержала? Я почти уверен, что шпион, о котором вы говорили, знал о работах в особняке и воспользовался этим.
-Мы так же подумали, - добавил Лойнис
-Но, с другой стороны… - начал было капитан
-Прежде, чем продолжим, мы должны посоветоваться с другими лордами
-Конечно, - ответил Кендал.
* * *
-Довольно странным лично мне кажется осознание того, что это сделал варвар. Они очень не любят иметь дело с некромантами. Вы хотя бы раз слышали о варварах, работающих рук об руку с некромантами?
-Конечно, Крэг Хэк. Разве забыли, как он собирал тот древний артефакт…Шлем проклятых, кажется? - спросил инвизитор.
-Доспех проклятых, - поправил Кендал.
-Да, конечно же, доспех.
-Но все-таки, Крэг Хэк ведь не знал, на кого работает. А сейчас? Вы уверены, что этот гоблин причастен к убийству?
-Позвольте, - послышался из-за двери голос сэра Кристиана.
-Конечно, войдите.
-Прошу прощения, генерал. Я не знал, что вы…
-Что вы, сэр Кристиан, заходите.
-Благодарю. Генерал Кендал, позвольте доложить. В данный момент я руковожу допросом дейджского шпиона. Мне кажется, я знаю, каким образом он узнал о перестройках в имении.
-А герои Эрафии все еще не промах, - ухмыльнулся инквизитор.
-В его вещах мы обнаружили свиток любопытного заклинания. Это что-то наподобие Маяка Ллойда, только установить его, как мы выяснили, возможно на совершенно любой предмет и более того…в маяке можно хранить вещи. Прелюбопытнейшее заклятие, я хочу сказать. Насколько я знаю, оно создано чернокнижниками Нигона, но, похоже, скоро оно станет известно всему Энроту. Вы только представьте себе…С его помощью можно нести почти с собой все, что угодно…Хоть целый груз доспехов, хоть сто бочек вина, хоть...
-Довольно, - оборвал Кристиана Хьюм, - Вы нашли маяк на гоблине?
-Мы проверили его, но наш жрец не обнаружил на нем никаких колдовских маяков. В Стедвике подобных маяков также обнаружено не было. А что, если он установил маяк на кого-нибудь другом без его ведома?
-Так уж ли «без его»? – вмешался инквизитор, - Получается…Гоблин что-то скрывал…Но что? И у кого? Кто угодно может сейчас нести на себе этот…«маяк». В любом случае, я буду рад лично допросить этого гоблина.
-Само собой. Сюда, - указал Кристиан в сторону темницы.
* * *
-Наши маги отправились в крупнейшие города Эрафии в поисках маяка.
-Какого еще маяка? – тупо спросил гоблин, непонимающим взглядом осматривая своих обвинителей.
-В твоих вещах мы обнаружили вот этот свиток.
-И это основание считать меня шпионом? Похоже, скоро вы будете бросать в темницу всех, у кого при себе есть свиток.
-Не совсем обычный свиток.
Гоблин начал вырываться, но его схватили стражники.
-Это все вы! – вскричал он, - Это из-за вас мой народ сейчас превратился в кучку слабовольных крестьян! После того, как исчез Килгор, весь мой народ несет бремя позора! Этот молокосос Верджак внушил им, что…Не важно! Дейджа! Кастор обещает всем нам невиданное могущество. У него в руках наследие Древних! Вы даже не успеете моргнуть, как окажетесь под властью его стального кулака!
Лорд Хьюм сделал несколько шагов по направлению к буйствующему крюлодцу. Когда он затих после легкого удара по голове, инквизитор продолжил допрос.
-Каким образом вы обрушили балкон?
-Я здесь совершенно не при делах, сколько можно повторять!
-И вы пытаетесь убедить нас в обратном? После того, как вы сознались в том, что все-таки вы связаны с некромантами Дейджи?
-Я ничего не знаю! Меня вообще не было рядом с этим проклятущим балконом!
-Вы признали свое преступление. Зачем же лгать сейчас? Расскажите, все, как было, и, возможно, в отношении вас мы проявим милосердие.
-Я не лгу.
-Больше мы от него ничего не добьемся, - вздохнул Кендал, почесав затылок.
-Сэр Сабин, - обратился инквизитор к своему помощнику, - Возможно, стоило применить ваши…инструменты?
-Даже не знаю. Я бы рад, но…по-моему, не стоит. Он говорил правду, уж я-то с моим-то опытом ложь за милю чую. Он действительно связан с некромантами Дейджи, но не он убил мэра Стедвика.
-Боюсь, Кендал, мы имеем дело с большей проблемой, чем с одним гоблином-шпионом.
* * *
-Мне приходилось и раньше с таким сталкиваться. Похоже, речь идет о заговоре, - произнес Хьюм, поднимая кубок вина.
-Я едва сам едва в это верю, - ответил генерал Кендал, - В любом случае, хорошо, что вы вмешались. Если кто-то и поможет нам разобраться в этом деле, то это вы.
-Лорд Кендал. Знаете…я переменил свое мнение относительно вас
-Какое?
-Когда я направлялся сюда, я думал, что мы едва ли мы сможем работать на равных. Еще мой отец предупреждал меня об опасности непредусмотрительного товарищества. Но я, похоже, ошибся в вас.
-Точно так же говорил великий настоятель…Бартоломью Хьюм.
-Вы знали моего отца? – оживился инквизитор.
-Мне приходилось с ним пересекаться несколько раз. Мне приходилось присутствовать в ордене паладинов, когда он обучал новых сквайров. Его наставления, как вы знаете, были обязательной частью обучения.
-Он был великим человеком.
-Вроде, он умер не так давно?
Чарльз Хьюм промолчал.
-В любом случае, я предпочитаю всегда работать один. Когда у меня что-то идет не так, я не перекладываю свои проблемы на других. Уверен, Кендал, мы славно поработаем вместе.
-Я и не сомневаюсь, Лорд-Инквизитор, - ответил Кендал, поднимая кубок.
-Говаривают, у этого гоблина почти не было никаких знакомых в Эрафии, да и неудивительно, - говорил сэр Кристиан дознавателю Сабину.
-Вы хорошо работаете, сэр Кристиан. Не думаете ли Вы вступить в ряды Инквизиции?
-Вот это вряд ли.
-Тем не менее, работаете вы все же хорошо. Что удивительно, зная, кем был ваш дед.
-Мой дед?
-Да. Многие считают, что, прежде чем переметнуться на сторону Арчибальда, он был верным вассалом короля Роланда.
-То, что он сделал или не сделал не имеет ко мне никакого отношения, и уж тем более, вас это никоим образом не касается! – вспылил Кристиан
-Разумеется. Просто…прежде, чем я начал работать с Вами, я опасался, что поручать вам эту работу было бы несколько…неправильно.
-Если в Стедвике таятся шпионы Дейджи - будьте уверены, мы их изловим.
-Отлично. Вам известен город, знаком капитан городской стражи… Мы рассчитываем на Вас, Сэр Кристиан.
-Мы еще увидимся.
-Как часто этого гоблин посещал ваш храм? – спрашивал Чарльз Хьюм у верховного мага гильдии Духа.
-Раз в неделю, обычно. Он часто интересовался продвижениями в области магии Духа.
-У вас он приобретал свитки?
-Нет, я его видел лишь пару раз. Но, думаю, кто-то из других учеников или магов, продавал их. Думаю, Тарс…он у нас заведует продажами свитков.
-Возможно, он нам поможет в этом деле?
-Нет. Не думаю.
-Это мы еще посмотрим. Сэр Кристиан, что будем делать?
-Приведите-ка сюда этого Тарса. Нужно с ним серьезно поговорить, - вмешался лорд-инквизитор.
* * *
-Попрошу сюда, - сказал генерал Кендал, - Прошу вас, расскажите, как долго вы служите в гильдии магии Духа?
-Не больше года.
-Насколько мне известно, вы родом из деревни на Огненном берегу.
-Да, это так.
-Вы ведь эрафиец?
-Почти. Мой прадед был эльфом из Рионпоинта.
-Да, я вижу, - ответил Кендал, осмотрев уши мага, - Скажите-ка, как долго вы знаете этого…гоблина?
-Мм…Он иногда заходил ко мне в библиотеку за свитками.
-Вы продавали ему свитки?
-Бывало. Не только я продавал, я…продавал лишь дважды, - занервничал маг.
-Не было ли в нем ничего…подозрительного? – спросил лорд Сабин.
-Не сказал бы. Хотя, конечно, он был…немногословен.
-Встречали ли вы его за пределами храма?
-Приходилось, но чтобы разговаривать - ни разу.
-Благодарю, - произнес Чарльз Хьюм, - Полагаю, этого будет достаточно.
Маг зашагал в свою библиотеку, как вдруг Сабин сказал:
-Он лжет. Они все лгут. Вы видели, как он забеспокоился?
-Он был испуган, - вмешался Кендал, - Не каждого вызывают на допрос инквизиции.
-Нет. Он что-то скрывает, я в этом уверен. Позвольте применить к нему мои инструменты.
-Но…
-Он скрывает ложь. Это совершенно очевидно. Мне кажется, или он и есть тот, кто нам нужен?
* * *
В здание гильдии вошел Катберт
-В чем дело? – спросил Кендал
-Мы побывали там, где произошло, как вы выразились, убийство. И мы кое-что обнаружили. Полагаю, вам будет это интересно.
-Это поможет общему делу, - кивнул генерал Кендал.
Вскоре он и Хьюм были уже на месте происшествия.
-Мы создали заклинание, показавшее нам прошлое. Все совершенно ясно, как никогда
-Что же ясно?
-Рабочие, работая в особняке Траш, случайно повредили одну из опор балкона. Конструкция не выдержала перемены центра тяжести и рухнула в самый неподходящий момент. Дунвольский гранит – вещь пренеприятная. Так что...никаким убийством тут и не пахнет.
Чарльз Хьюм нахмурился.
Спустя полчаса Кендал вернулся в замок Грифонхарт.
-Не убийство, говорите? – удивлялся сэр Сабин, - С трудом в это верится.
-Если мои люди говорят, что это не убийство, значит, так оно и есть, - отрезал Кендал.
-То, что это не убийство, еще не значит, что в городе нет больше заговорщиков. Мы ведь обнаружили уже одного шпиона? – говорил Великий инквизитор.
-И более того, он признался, - добавил Сабин.
-Сомневаюсь, что он действовал один.
-Это вполне возможно, - задумался Кристиан, - Но не невозможно. Надо нам допросить еще раз того мага из гильдии. Он явно что-то скрывает.
-Пока мы не докажем его вину, он будет считаться невиновным, - произнес генерал Кендал.
-Кодекс законов инквизиции говорит совершенно обратное, сэр.
Кендал прикусил губу. Его глодали не дающие покоя мысли.
* * *
На следующий день в главном зале замка Грифонхарт состоялся очередной допрос.
-Пусть скажет спасибо, что не притащили его в подземелья Собора, - шепнул Сабин на ухо Чарльзу.
-Слушайте, - произнес Кендал, - Зачем устраивать это здесь, у всех на глазах? Не лучше ли было…
-Нельзя. Знаете ли, генерал, шпионы и лазутчики не любят яркого света. Они подобны крысам, рыщущим в темноте.
-Приступим! – гавкнул инквизитор, - Итак, действительно ли, что мага из гильдии видели вместе с этим гоблином?
-Действительно.
-За пределами храма, так ведь? Поговаривают, что колдун Тарс продавал свитки не только в храме, но и на улице.
-Не исключено, - ответил верховный маг храма.
-Кто-нибудь это видел?
-Не понимаю, какое это имеет отношение к делу. Насколько мне известно, продавать свитки еще не запретили.
-Если не имеет отношения, почему бы вам не назвать имена тех, кто…
-Довольно! – крикнул Кендал, - Лорд Инквизитор, если у вас есть что-то против него, прошу объявить здесь и сейчас. Иначе не вижу смысла продолжения этого…дела.
Пока они разговаривали, Сабин взял коробку с «инструментами» и подошел к Тарсу
-Это ведь правда, что вы можете свободно расхаживать по всему зданию гильдии? По всей библиотеке?
Кендал нахмурился.
-Это часть моей службы.
-И продажа свитков тоже часть вашей…службы?
-Конечно. Нет, не только меня…многие кто продают свитки и книги.
-И правда ли, что вы могли совершенно свободно забирать любые свитки и книги, хранящиеся в гильдии?
-Совершенно не понимаю, о чем вы.
-Что, если я скажу, что падение балкона обусловлено магическим…
Кендал кинул на инквизитора суровый взгляд.
-Как мы можем поверить тому, кто, как мы знаем, говорит ложь? – спросил Сабин, открывая ящик с пыточными орудиями, - Как мы можем поверить лжецу?
-Прошу немедленно объяснить, в чем дело! – вмешался сэр Оррин, - Не вижу никаких причин называть его лжецом.
-Вы лжец, Тарс. Разве вы нам не соврали тогда? Вы утверждаете, что ваш прадед был эльфом из Рионпоинта, а ведь это не так. Он был, кажется, из Восточного Нигона, да?
Говорите правду, Тарс. Или же вы желаете, чтобы я опробовал на вас пару из моих последних…гм…разработок? – жестко произнес Сабин, достав наугад из ящика один из «инструментов» и поигрывая им перед глазами мага.
-Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Вопрос, могущий дать повод для моего обвинения. Если надо…используйте свои чертовы инструменты, колдуйте, пытайте, я ничего говорить не буду!
Верховный инквизитор ухмыльнулся.
* * *
-Узнайте, откуда этот маг и что он делал в последнее время, - говорил сэр Кристиан стражникам, когда Хьюм назначил перерыв, - Я должен знать, что…
В этот момент в комнату замка Грифонхарт вошел Кендал.
-Сэр Кристиан?
-Да, генерал?
-Мне нужно с вами поговорить, пока еще идет перерыв и суд не продолжился.
Стражники покинули комнату.
-Вы видите, что происходит, сэр Кристиан?
-Генерал…
-Это все…Этот суд…самый настоящий суд на пне.
-Пне? – удивленно спросил рыцарь, - Я ничего не понимаю
-Позвольте мне кое-что вам рассказать. 500 лет назад Безумный король Брент Грифонхарт проводил скорые суды над неугодными ему рыцарями, прямо на поле боя. Осужденного сажали на пень свежесрубленного дерева. Решение выносилось быстро, наказание было суровым. Севший на пень был обречен.
-Но мы знаем, что здесь есть предатель! – выкрикивал Кристиан, словно проигнорировав слова Кендала, - Этот гоблин признал свою вину!
-Это так, и он понесет наказание.
-Этот маг сделал то же самое!
-Что же?
-Он отказался ответить на вопрос о его прадеде-нигонце.
-Это не преступление, Кристиан! Мы не можем обвинить его на том основании, что он промолчал
-Генерал, но…если человек не боялся бы сказать правду, он ответил бы
-Нет, Кристиан. Мы не можем себе позволить так думать. Рыцарский кодекс чести говорит нам совсем о другом
-Лорд, у Эрафии много врагов! Страшных врагов! Мы должны их всех найти! Всех найти! – изрек Кристиан
-Вот как это начинается. Но чем же все закончится? Всякому ясно, что Инквизиция не собирается останавливаться на достигнутом.
* * *
-Лорд Чарльз, нам нужно поговорить.
-Конечно.
-Прошу ко мне.
-Даже не верится, генерал, что вы просите об этом.
-И тем не менее, прошу. Это должно закончиться. Дело зашло слишком далеко. Всякому ясно, что он невиновен.
-Всякому? С чего вы так решили?
-Я разговаривал с ним.
-Да, и он, конечно же, сказал вам о своей невиновности.
-Нет. Он признал свою ошибку тогда, на суде, но это еще не делает его предателем.
-Рассказать вам, генерал, как я провел последние два года? Странствовал по Эрафии. От города к городу, из порта в порт. У меня нет дома. Я живу в повозках, на лошадях, на корабле, в конце концов. Я странствую не просто так. У меня есть цель. Еще мой отец, Бартоломью, говорил мне, что Эрафия – величайшая держава мира, и мой долг – сохранить ее в том виде, какой мы ее знаем. Именно поэтому я и основал Инквизицию. Я не знаю, зачем вы лжете, чтобы прекратить суд.
-Суд должен прекратиться. Я готов обратиться к королю Харгривзу.
-Не надо. Я уже обратился к нему. Суды не прекратятся. Впереди будет еще много судов
-Что вы говорите?
-Скоро я проникну в сердце этой ереси предательства, лжи, и нанесу ему завершающий удар. Даже если мне для этого придется осудить и казнить каждого человека в этом замке. Более того. Отныне все допросы будут проходить в присутствии судьи Фейрвезера, прибывшего только что в Стедвик из Хармондейла.
-Вы мне ничего об этом не говорили…
-Я докладываю королю напрямую, и ваше разрешение, генерал, мне совершенно не нужно.
Лорд-Инквизитор направился к выходу.
-Лорд Чарльз. То, что вы делаете - противоречит самому кодексу рыцарской чести. Это бесчеловечно. Я буду с этим бороться.
-Делайте то, что считаете нужным. Бороться буду и я, - жестко произнес Хьюм и удалился.
Генерал Кендал стоял на крепостной стене замка Грифонхарт, глядя на парящих грифонов, и о чем-то думал.
-Все хорошо, генерал? – спросил Оррин.
-Да, конечно.
На стену поднялся эльф. Тот самый бракадец Неллен Тор, который все время был с Чарльзом Хьюмом.
-Лорд-Инквизитор поведомляет, что вам следует явиться на суд завтра. Явиться в качестве обвиняемого…генерал.
* * *
-Ваше имя?
-Морган Кендал. Верховный Генерал Эрафии.
-Как долго вы владеете этим титулом?
-21 год.
-Очень хорошо, генерал.
-Прежде всего, могу ли я кое-что сказать?
-Конечно, - ответил Хьюм.
-Я совершенно точно знаю то, что происходит. И что будет происходить. Для начала вспомним, как все началось. Все началось с того, что мы нашли шпиона. Он признал свою вину и он будет наказан. Но на этом дело не закончилось. На суд приволокли мага из гильдии. При всем этом, его вину так ведь и не доказали. А все потому, что его прадед был эльфом из Нигона. Лорд Хьюм…прошу. Не заставляйте нас осуждать Тарса…или любого другого, лишь на основании того, кем был его дед, прадед, или еще кто... Прошу вас. Давайте закончим здесь…и сейчас.
-Конечно. Генерал…придерживаетесь ли вы рыцарского кодекса чести Эрафии?
-Несомненно.
-Это первый закон любого рыцаря, разве не так?
-Что вы хотите этим сказать?
-Я хочу сказать, что вы нарушили этот закон не менее трех раз, пока были генералом Эрафии.
-Да. Однако, вам должны быть известны причины. Всякий раз я представал перед своими собратьями…и объяснял причину своих поступков. Это вам должно быть известно.
-Боюсь, у меня еще больше вопросов для вас.
Сабин привстал.
-Можете ли вы сказать, генерал, - начал было он, - Что было пять лет назад, в мае?
-Попрошу… - прервал речь Сабина Кристиан.
-Сэр Кристиан? Интересно, генерал Кендал, - произнес Сабин, - Каким образом этот предатель очутился в вашем окружении? Он предатель, и дед его был предателем, перешедшим на сторону Арчибальда в Войне наследников.
Кристиан побагровел, но, встретив суровый взгляд генерала Кендала, промолчал.
-Скажите мне, генерал, - продолжил Хьюм, - Вы ведь помните нигонское вторжение в Стедвик?
-Несомненно, помню.
-В таком случае должно быть отвратительно для вас осознавать себя человеком, сдавшим столицу в руки безжалостного врага. Сколько великих храмов, гильдий, древнейших особняков сожгли нигонцы? Сколько великих воинов пало в той битве? Не могу представить, как вы можете спать по ночам, зная, что причастны к этим бедствиям? Я обвиняю в вас в ваших деяниях, генерал. Я обвиняю вас в ваших решениях. Но, прежде всего, я обвиняю вас в измене Эрафии. Что скажете, падший рыцарь?
-Вы знаете…когда я еще был сквайром при ордене паладинов, я навсегда для себя запомнил эти слова. «Когда готово первое звено, цепь уже выкована. Первая мысль запрещенная, первая речь осужденная, первая свобода ущемленная…сковывает всех, безвозвратно и неумолимо». Эти слова были сказаны великим настоятелем Бартоломью Хьюмом… Когда кто-то из нас оказывается жертвой несправедливости…страдаем все мы. И, боюсь, что сегодня…
-Да как ты смеешь! – вскричал Чарльз Хьюм, - Ты якшаешься с некромантами и еще смеешь поминать имя моего отца для оправдания своей предательской лжи! Мой отец был великим человеком! Его имя и поныне является символом благородства и единства. Он был истинным героем Эрафии…но такие, как вы, извратили нашу державу! Такие, как вы, подрываете наши святейшие из устоев!
Брэндис Фейрвезер встал и покинул зал. За ним последовало еще несколько, а Хьюм все продолжал выкрикивать все новые угрозы, пока не заметил, что зал практически пуст.
-…Мне больше нечего сказать.
Все больше и больше людей покидали зал, и, в конце концов, в нем остались лишь Хьюм и Сабин.
-Возможно, завтра мы сможем продолжить суд, - неуверенно произнес пыточник.
Солнце поднималось на востоке, освещая горную долину Стедвика. Кристиан застал Кендала за его любимым занятием – созерцанием парящих грифонов.
-Я вам чем-то помешал?
-О, нет, сэр Кристиан, никак нет.
-Для Хьюма все кончено. Судья Фейрвезер положил этому конец.
-Это хорошо.
-Чарльз Хьюм покинул Стедвик.
-Неудивительно.
-Генерал…Я поверил ему. Я помог ему. Я не видел, кто он на самом деле.
-Злодеев, точащих свои топоры, видно издалека. Тех же, кто прикрывается добрыми намерениями, заметить не так-то просто.
-Говорят, что многие покидают орден Собора Инквизиции. Не удивлюсь, что скоро он совсем распадется. Я думаю…После вчерашнего люди не будут готовы ему…им... поверить.
-Оно и к лучшему, Кристиан. Но он…или кто-либо, подобный ему, всегда будет среди нас, ожидая подходящего случая…сеять страх во имя справедливости…Бдительность, сэр Кристиан. Вот цена, которую нам постоянно приходится платить.
Суд на пне
1182 год после Безмолвия... Пять лет спустя завершения крюлодско-эрафийской войны.
На одной из центральных улиц Стедвика раздавались крики толпы. Расталкивая народ, к месту событий пробивалось двое копейщиков и капитан стражи.
-Что здесь произошло?
-Мэр Стедвика погиб. И есть все сведения полагать, что это работа дейджских ассасинов, - сообщил тип в черной робе.
Капитан нахмурился. Инквизиторов, создавших орден Собора в Эрафии год назад, мало кто любил, однако они успели набрать немало сторонников.
-Как они это сделали?
-Балкон здания. Он упал прямо на него. Умеют они, однако, чисто работать. Если бы мы не знали, что в Эрафии рыскают дейджские шпионы, мы бы наверняка подумали, что это был несчастный случай. А вы, собственно, кто?
-Я капитан городской стражи Стедвика. Полагаю, вам должно быть известно...сэр. Убийц видели?
-Да если бы... Совершенно верно одно из двух: они либо воспользовались магией, чтобы обрушить балкон, либо же они…были невидимы, - инквизитор вопросительно взглянул на капитана, - Однако совершенно верно, что этим дело не закончится. Шпионы Дейджи по-прежнему среди нас. И мы должны их найти.
Лорд Кендал, Оррин и лорд Лойнис в сопровождении нескольких стражников, несущих факелы, спускались в темницу замка Грифонхарт, куда недавно был брошен дейджский шпион.
-Признаете ли вы, что преднамеренно проникли в имение семьи Траш?
-Не признаю, - угрюмо ответил гоблин, опустив взор в каменный пол темницы.
-Однако вас видел стражник, когда вы направлялись туда мимо имения Свендегардов.
-Это, должно быть, ошибка.
-Нам известно, что несколько дней назад в имении Траш начались кое-какие работы по перестройке строения. Семейство Траш покинуло имение три дня назад, и там оставались лишь строители.
-Впервые об этом слышу. Да откуда я могу вообще знать, что там происходило?
-Еще скажите, что вы ничего не знаете о гибели мэра Стедвика.
-Я понимаю, что вы обвиняете меня, потому что я гоблин. Крюлодец.
-Смотритель Восточных врат Стедвика тоже гоблин, - произнес Лойнис, - Мы не судим никого только потому, что он гоблин, орк, или кто еще.
-Да ну? Раз так, то попрошу освободить меня. Я уже успел соскучиться по дому.
-Мы связались с вождем Верджаком и старейшинами Крюлода. Вы вернетесь домой в тот самый день, как только мы выясним, кто убил мэра Стедвика.
-В таком случае мне нечего сказать.
Кендал вздохнул, а затем жестом приказал стражнику запереть камеру на замок.
-Что скажете, лорд Лойнис? – спросил Оррин, прислонившись головой к стене.
-Перед допросом я наложил на него заклятье смирения. Он…почти прав, но я чувствовал, что он что-то скрывает.
-Возможно, стоило применить иное заклятье? Заклятье порабощения? – оживился рыцарь.
-Увы, это метод наших врагов. Чем мы будем отличаться от них, если будем действовать теми же методами? Нет, он вряд ли причастен к этому преступлению, если это вообще было преступление. Возможно…его стоит перевести в другую камеру?
-Разумно. Открыть камеру! Гоблин, выходи, пойдем.
-Прикажете идти с вами? – спросил стражник
-Обойдемся, - кинул лорд Оррин, - Не так уж и опасен этот гоблин.
Когда они шли по коридорам темницы, гоблин вдруг заговорил.
-Представляю, каково это…Сколько прошло лет со времени вашей последней битвы? 5? 6? Что у вас есть? Пост капитана стражи замка Грифонхарт? Я могу предложить вам нечто лучшее. В Крюлоде у меня много знакомых. В свое время они были видными персонами при дворе Килгора. Я могу поговорить с ними. Впереди у вас будет много славных битв…если…мм…на выходе из темницы меня будет ждать конь.
Но, прежде чем гоблин собирался произнести еще одно слово, он неожиданно обнаружил себя лежащим на полу после мощного удара кулака Оррина.
-Не знаю, конечно, что некроманты в тебе нашли... Но когда мы сообщим вождю Верджаку и старейшинам о твоем предательстве, будь уверен, они предадут тебя заслуженному наказанию!
* * *
Врата Стедвика отворились. Генерал Кендал в окружении посвященных меча встречал главу инквизиции, прибывшего для выяснения обстоятельств.
-Приветствую вас, генерал, - сказал Великий инквизитор и учтиво поклонился.
-Лорд Чарльз Хьюм, добро пожаловать в замок Грифонхарт.
-Давно не приходилось здесь бывать. Представляю своих помощников – сэр Неллен Тор из Бракады и сэр Сабин, Дознаватель и Сведующий в пытках.
-С чего начнем?
-Для начала мне бы хотелось взглянуть на имение Траш…там ведь произошло, как я понимаю, убийство?
Спустя полчаса карета подъехала к имению Траш.
-Мы по-прежнему не разобрали завалы, - сообщил стражник.
-Почему?
-Балкон сделан с дунвольского волшебного камня. Вот видите, маленький камень. Попробуйте его поднять. Да что там человек, тролль спину себе сломает, но не поднимет. Вероятно, нам придется переместить обломки с помощью магии.
-Как скоро вы разберете завалы? Оживленная улица, знаете ли, задержки тут недопустимы.
-Думаю, уже завтра-послезавтра. Возможно, Великому инквизитору будет интересно послушать одного из наших стражников, находившихся рядом с мэром в момент…э… убийства.
-Конечно.
-Пройдемте туда, - стражник махнул рукой в сторону башни, - Вильям как раз на посту
-Как это произошло?
-Что говорить. Мэр шел впереди, я, по обыкновению, шел в двух шагах от него. Мы проходили мимо имения, как вдруг что-то сильно ударило меня по голове…пришел в себя уже в храме. Кроме мэра, никто не погиб, но я и Карл...
-Еще один стражник?
-Да…После этого мы целый день провели в храме в окружении стедвикских жрецов.
-Это все, что мы хотели узнать, солдат. Можете возвращаться на свой пост.
-Похоже, - сказал капитан стражи, - конструкция не выдержала собственного веса
-За 40 лет взяла и не выдержала? Я почти уверен, что шпион, о котором вы говорили, знал о работах в особняке и воспользовался этим.
-Мы так же подумали, - добавил Лойнис
-Но, с другой стороны… - начал было капитан
-Прежде, чем продолжим, мы должны посоветоваться с другими лордами
-Конечно, - ответил Кендал.
* * *
-Довольно странным лично мне кажется осознание того, что это сделал варвар. Они очень не любят иметь дело с некромантами. Вы хотя бы раз слышали о варварах, работающих рук об руку с некромантами?
-Конечно, Крэг Хэк. Разве забыли, как он собирал тот древний артефакт…Шлем проклятых, кажется? - спросил инвизитор.
-Доспех проклятых, - поправил Кендал.
-Да, конечно же, доспех.
-Но все-таки, Крэг Хэк ведь не знал, на кого работает. А сейчас? Вы уверены, что этот гоблин причастен к убийству?
-Позвольте, - послышался из-за двери голос сэра Кристиана.
-Конечно, войдите.
-Прошу прощения, генерал. Я не знал, что вы…
-Что вы, сэр Кристиан, заходите.
-Благодарю. Генерал Кендал, позвольте доложить. В данный момент я руковожу допросом дейджского шпиона. Мне кажется, я знаю, каким образом он узнал о перестройках в имении.
-А герои Эрафии все еще не промах, - ухмыльнулся инквизитор.
-В его вещах мы обнаружили свиток любопытного заклинания. Это что-то наподобие Маяка Ллойда, только установить его, как мы выяснили, возможно на совершенно любой предмет и более того…в маяке можно хранить вещи. Прелюбопытнейшее заклятие, я хочу сказать. Насколько я знаю, оно создано чернокнижниками Нигона, но, похоже, скоро оно станет известно всему Энроту. Вы только представьте себе…С его помощью можно нести почти с собой все, что угодно…Хоть целый груз доспехов, хоть сто бочек вина, хоть...
-Довольно, - оборвал Кристиана Хьюм, - Вы нашли маяк на гоблине?
-Мы проверили его, но наш жрец не обнаружил на нем никаких колдовских маяков. В Стедвике подобных маяков также обнаружено не было. А что, если он установил маяк на кого-нибудь другом без его ведома?
-Так уж ли «без его»? – вмешался инквизитор, - Получается…Гоблин что-то скрывал…Но что? И у кого? Кто угодно может сейчас нести на себе этот…«маяк». В любом случае, я буду рад лично допросить этого гоблина.
-Само собой. Сюда, - указал Кристиан в сторону темницы.
* * *
-Наши маги отправились в крупнейшие города Эрафии в поисках маяка.
-Какого еще маяка? – тупо спросил гоблин, непонимающим взглядом осматривая своих обвинителей.
-В твоих вещах мы обнаружили вот этот свиток.
-И это основание считать меня шпионом? Похоже, скоро вы будете бросать в темницу всех, у кого при себе есть свиток.
-Не совсем обычный свиток.
Гоблин начал вырываться, но его схватили стражники.
-Это все вы! – вскричал он, - Это из-за вас мой народ сейчас превратился в кучку слабовольных крестьян! После того, как исчез Килгор, весь мой народ несет бремя позора! Этот молокосос Верджак внушил им, что…Не важно! Дейджа! Кастор обещает всем нам невиданное могущество. У него в руках наследие Древних! Вы даже не успеете моргнуть, как окажетесь под властью его стального кулака!
Лорд Хьюм сделал несколько шагов по направлению к буйствующему крюлодцу. Когда он затих после легкого удара по голове, инквизитор продолжил допрос.
-Каким образом вы обрушили балкон?
-Я здесь совершенно не при делах, сколько можно повторять!
-И вы пытаетесь убедить нас в обратном? После того, как вы сознались в том, что все-таки вы связаны с некромантами Дейджи?
-Я ничего не знаю! Меня вообще не было рядом с этим проклятущим балконом!
-Вы признали свое преступление. Зачем же лгать сейчас? Расскажите, все, как было, и, возможно, в отношении вас мы проявим милосердие.
-Я не лгу.
-Больше мы от него ничего не добьемся, - вздохнул Кендал, почесав затылок.
-Сэр Сабин, - обратился инквизитор к своему помощнику, - Возможно, стоило применить ваши…инструменты?
-Даже не знаю. Я бы рад, но…по-моему, не стоит. Он говорил правду, уж я-то с моим-то опытом ложь за милю чую. Он действительно связан с некромантами Дейджи, но не он убил мэра Стедвика.
-Боюсь, Кендал, мы имеем дело с большей проблемой, чем с одним гоблином-шпионом.
* * *
-Мне приходилось и раньше с таким сталкиваться. Похоже, речь идет о заговоре, - произнес Хьюм, поднимая кубок вина.
-Я едва сам едва в это верю, - ответил генерал Кендал, - В любом случае, хорошо, что вы вмешались. Если кто-то и поможет нам разобраться в этом деле, то это вы.
-Лорд Кендал. Знаете…я переменил свое мнение относительно вас
-Какое?
-Когда я направлялся сюда, я думал, что мы едва ли мы сможем работать на равных. Еще мой отец предупреждал меня об опасности непредусмотрительного товарищества. Но я, похоже, ошибся в вас.
-Точно так же говорил великий настоятель…Бартоломью Хьюм.
-Вы знали моего отца? – оживился инквизитор.
-Мне приходилось с ним пересекаться несколько раз. Мне приходилось присутствовать в ордене паладинов, когда он обучал новых сквайров. Его наставления, как вы знаете, были обязательной частью обучения.
-Он был великим человеком.
-Вроде, он умер не так давно?
Чарльз Хьюм промолчал.
-В любом случае, я предпочитаю всегда работать один. Когда у меня что-то идет не так, я не перекладываю свои проблемы на других. Уверен, Кендал, мы славно поработаем вместе.
-Я и не сомневаюсь, Лорд-Инквизитор, - ответил Кендал, поднимая кубок.
-Говаривают, у этого гоблина почти не было никаких знакомых в Эрафии, да и неудивительно, - говорил сэр Кристиан дознавателю Сабину.
-Вы хорошо работаете, сэр Кристиан. Не думаете ли Вы вступить в ряды Инквизиции?
-Вот это вряд ли.
-Тем не менее, работаете вы все же хорошо. Что удивительно, зная, кем был ваш дед.
-Мой дед?
-Да. Многие считают, что, прежде чем переметнуться на сторону Арчибальда, он был верным вассалом короля Роланда.
-То, что он сделал или не сделал не имеет ко мне никакого отношения, и уж тем более, вас это никоим образом не касается! – вспылил Кристиан
-Разумеется. Просто…прежде, чем я начал работать с Вами, я опасался, что поручать вам эту работу было бы несколько…неправильно.
-Если в Стедвике таятся шпионы Дейджи - будьте уверены, мы их изловим.
-Отлично. Вам известен город, знаком капитан городской стражи… Мы рассчитываем на Вас, Сэр Кристиан.
-Мы еще увидимся.
-Как часто этого гоблин посещал ваш храм? – спрашивал Чарльз Хьюм у верховного мага гильдии Духа.
-Раз в неделю, обычно. Он часто интересовался продвижениями в области магии Духа.
-У вас он приобретал свитки?
-Нет, я его видел лишь пару раз. Но, думаю, кто-то из других учеников или магов, продавал их. Думаю, Тарс…он у нас заведует продажами свитков.
-Возможно, он нам поможет в этом деле?
-Нет. Не думаю.
-Это мы еще посмотрим. Сэр Кристиан, что будем делать?
-Приведите-ка сюда этого Тарса. Нужно с ним серьезно поговорить, - вмешался лорд-инквизитор.
* * *
-Попрошу сюда, - сказал генерал Кендал, - Прошу вас, расскажите, как долго вы служите в гильдии магии Духа?
-Не больше года.
-Насколько мне известно, вы родом из деревни на Огненном берегу.
-Да, это так.
-Вы ведь эрафиец?
-Почти. Мой прадед был эльфом из Рионпоинта.
-Да, я вижу, - ответил Кендал, осмотрев уши мага, - Скажите-ка, как долго вы знаете этого…гоблина?
-Мм…Он иногда заходил ко мне в библиотеку за свитками.
-Вы продавали ему свитки?
-Бывало. Не только я продавал, я…продавал лишь дважды, - занервничал маг.
-Не было ли в нем ничего…подозрительного? – спросил лорд Сабин.
-Не сказал бы. Хотя, конечно, он был…немногословен.
-Встречали ли вы его за пределами храма?
-Приходилось, но чтобы разговаривать - ни разу.
-Благодарю, - произнес Чарльз Хьюм, - Полагаю, этого будет достаточно.
Маг зашагал в свою библиотеку, как вдруг Сабин сказал:
-Он лжет. Они все лгут. Вы видели, как он забеспокоился?
-Он был испуган, - вмешался Кендал, - Не каждого вызывают на допрос инквизиции.
-Нет. Он что-то скрывает, я в этом уверен. Позвольте применить к нему мои инструменты.
-Но…
-Он скрывает ложь. Это совершенно очевидно. Мне кажется, или он и есть тот, кто нам нужен?
* * *
В здание гильдии вошел Катберт
-В чем дело? – спросил Кендал
-Мы побывали там, где произошло, как вы выразились, убийство. И мы кое-что обнаружили. Полагаю, вам будет это интересно.
-Это поможет общему делу, - кивнул генерал Кендал.
Вскоре он и Хьюм были уже на месте происшествия.
-Мы создали заклинание, показавшее нам прошлое. Все совершенно ясно, как никогда
-Что же ясно?
-Рабочие, работая в особняке Траш, случайно повредили одну из опор балкона. Конструкция не выдержала перемены центра тяжести и рухнула в самый неподходящий момент. Дунвольский гранит – вещь пренеприятная. Так что...никаким убийством тут и не пахнет.
Чарльз Хьюм нахмурился.
Спустя полчаса Кендал вернулся в замок Грифонхарт.
-Не убийство, говорите? – удивлялся сэр Сабин, - С трудом в это верится.
-Если мои люди говорят, что это не убийство, значит, так оно и есть, - отрезал Кендал.
-То, что это не убийство, еще не значит, что в городе нет больше заговорщиков. Мы ведь обнаружили уже одного шпиона? – говорил Великий инквизитор.
-И более того, он признался, - добавил Сабин.
-Сомневаюсь, что он действовал один.
-Это вполне возможно, - задумался Кристиан, - Но не невозможно. Надо нам допросить еще раз того мага из гильдии. Он явно что-то скрывает.
-Пока мы не докажем его вину, он будет считаться невиновным, - произнес генерал Кендал.
-Кодекс законов инквизиции говорит совершенно обратное, сэр.
Кендал прикусил губу. Его глодали не дающие покоя мысли.
* * *
На следующий день в главном зале замка Грифонхарт состоялся очередной допрос.
-Пусть скажет спасибо, что не притащили его в подземелья Собора, - шепнул Сабин на ухо Чарльзу.
-Слушайте, - произнес Кендал, - Зачем устраивать это здесь, у всех на глазах? Не лучше ли было…
-Нельзя. Знаете ли, генерал, шпионы и лазутчики не любят яркого света. Они подобны крысам, рыщущим в темноте.
-Приступим! – гавкнул инквизитор, - Итак, действительно ли, что мага из гильдии видели вместе с этим гоблином?
-Действительно.
-За пределами храма, так ведь? Поговаривают, что колдун Тарс продавал свитки не только в храме, но и на улице.
-Не исключено, - ответил верховный маг храма.
-Кто-нибудь это видел?
-Не понимаю, какое это имеет отношение к делу. Насколько мне известно, продавать свитки еще не запретили.
-Если не имеет отношения, почему бы вам не назвать имена тех, кто…
-Довольно! – крикнул Кендал, - Лорд Инквизитор, если у вас есть что-то против него, прошу объявить здесь и сейчас. Иначе не вижу смысла продолжения этого…дела.
Пока они разговаривали, Сабин взял коробку с «инструментами» и подошел к Тарсу
-Это ведь правда, что вы можете свободно расхаживать по всему зданию гильдии? По всей библиотеке?
Кендал нахмурился.
-Это часть моей службы.
-И продажа свитков тоже часть вашей…службы?
-Конечно. Нет, не только меня…многие кто продают свитки и книги.
-И правда ли, что вы могли совершенно свободно забирать любые свитки и книги, хранящиеся в гильдии?
-Совершенно не понимаю, о чем вы.
-Что, если я скажу, что падение балкона обусловлено магическим…
Кендал кинул на инквизитора суровый взгляд.
-Как мы можем поверить тому, кто, как мы знаем, говорит ложь? – спросил Сабин, открывая ящик с пыточными орудиями, - Как мы можем поверить лжецу?
-Прошу немедленно объяснить, в чем дело! – вмешался сэр Оррин, - Не вижу никаких причин называть его лжецом.
-Вы лжец, Тарс. Разве вы нам не соврали тогда? Вы утверждаете, что ваш прадед был эльфом из Рионпоинта, а ведь это не так. Он был, кажется, из Восточного Нигона, да?
Говорите правду, Тарс. Или же вы желаете, чтобы я опробовал на вас пару из моих последних…гм…разработок? – жестко произнес Сабин, достав наугад из ящика один из «инструментов» и поигрывая им перед глазами мага.
-Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Вопрос, могущий дать повод для моего обвинения. Если надо…используйте свои чертовы инструменты, колдуйте, пытайте, я ничего говорить не буду!
Верховный инквизитор ухмыльнулся.
* * *
-Узнайте, откуда этот маг и что он делал в последнее время, - говорил сэр Кристиан стражникам, когда Хьюм назначил перерыв, - Я должен знать, что…
В этот момент в комнату замка Грифонхарт вошел Кендал.
-Сэр Кристиан?
-Да, генерал?
-Мне нужно с вами поговорить, пока еще идет перерыв и суд не продолжился.
Стражники покинули комнату.
-Вы видите, что происходит, сэр Кристиан?
-Генерал…
-Это все…Этот суд…самый настоящий суд на пне.
-Пне? – удивленно спросил рыцарь, - Я ничего не понимаю
-Позвольте мне кое-что вам рассказать. 500 лет назад Безумный король Брент Грифонхарт проводил скорые суды над неугодными ему рыцарями, прямо на поле боя. Осужденного сажали на пень свежесрубленного дерева. Решение выносилось быстро, наказание было суровым. Севший на пень был обречен.
-Но мы знаем, что здесь есть предатель! – выкрикивал Кристиан, словно проигнорировав слова Кендала, - Этот гоблин признал свою вину!
-Это так, и он понесет наказание.
-Этот маг сделал то же самое!
-Что же?
-Он отказался ответить на вопрос о его прадеде-нигонце.
-Это не преступление, Кристиан! Мы не можем обвинить его на том основании, что он промолчал
-Генерал, но…если человек не боялся бы сказать правду, он ответил бы
-Нет, Кристиан. Мы не можем себе позволить так думать. Рыцарский кодекс чести говорит нам совсем о другом
-Лорд, у Эрафии много врагов! Страшных врагов! Мы должны их всех найти! Всех найти! – изрек Кристиан
-Вот как это начинается. Но чем же все закончится? Всякому ясно, что Инквизиция не собирается останавливаться на достигнутом.
* * *
-Лорд Чарльз, нам нужно поговорить.
-Конечно.
-Прошу ко мне.
-Даже не верится, генерал, что вы просите об этом.
-И тем не менее, прошу. Это должно закончиться. Дело зашло слишком далеко. Всякому ясно, что он невиновен.
-Всякому? С чего вы так решили?
-Я разговаривал с ним.
-Да, и он, конечно же, сказал вам о своей невиновности.
-Нет. Он признал свою ошибку тогда, на суде, но это еще не делает его предателем.
-Рассказать вам, генерал, как я провел последние два года? Странствовал по Эрафии. От города к городу, из порта в порт. У меня нет дома. Я живу в повозках, на лошадях, на корабле, в конце концов. Я странствую не просто так. У меня есть цель. Еще мой отец, Бартоломью, говорил мне, что Эрафия – величайшая держава мира, и мой долг – сохранить ее в том виде, какой мы ее знаем. Именно поэтому я и основал Инквизицию. Я не знаю, зачем вы лжете, чтобы прекратить суд.
-Суд должен прекратиться. Я готов обратиться к королю Харгривзу.
-Не надо. Я уже обратился к нему. Суды не прекратятся. Впереди будет еще много судов
-Что вы говорите?
-Скоро я проникну в сердце этой ереси предательства, лжи, и нанесу ему завершающий удар. Даже если мне для этого придется осудить и казнить каждого человека в этом замке. Более того. Отныне все допросы будут проходить в присутствии судьи Фейрвезера, прибывшего только что в Стедвик из Хармондейла.
-Вы мне ничего об этом не говорили…
-Я докладываю королю напрямую, и ваше разрешение, генерал, мне совершенно не нужно.
Лорд-Инквизитор направился к выходу.
-Лорд Чарльз. То, что вы делаете - противоречит самому кодексу рыцарской чести. Это бесчеловечно. Я буду с этим бороться.
-Делайте то, что считаете нужным. Бороться буду и я, - жестко произнес Хьюм и удалился.
Генерал Кендал стоял на крепостной стене замка Грифонхарт, глядя на парящих грифонов, и о чем-то думал.
-Все хорошо, генерал? – спросил Оррин.
-Да, конечно.
На стену поднялся эльф. Тот самый бракадец Неллен Тор, который все время был с Чарльзом Хьюмом.
-Лорд-Инквизитор поведомляет, что вам следует явиться на суд завтра. Явиться в качестве обвиняемого…генерал.
* * *
-Ваше имя?
-Морган Кендал. Верховный Генерал Эрафии.
-Как долго вы владеете этим титулом?
-21 год.
-Очень хорошо, генерал.
-Прежде всего, могу ли я кое-что сказать?
-Конечно, - ответил Хьюм.
-Я совершенно точно знаю то, что происходит. И что будет происходить. Для начала вспомним, как все началось. Все началось с того, что мы нашли шпиона. Он признал свою вину и он будет наказан. Но на этом дело не закончилось. На суд приволокли мага из гильдии. При всем этом, его вину так ведь и не доказали. А все потому, что его прадед был эльфом из Нигона. Лорд Хьюм…прошу. Не заставляйте нас осуждать Тарса…или любого другого, лишь на основании того, кем был его дед, прадед, или еще кто... Прошу вас. Давайте закончим здесь…и сейчас.
-Конечно. Генерал…придерживаетесь ли вы рыцарского кодекса чести Эрафии?
-Несомненно.
-Это первый закон любого рыцаря, разве не так?
-Что вы хотите этим сказать?
-Я хочу сказать, что вы нарушили этот закон не менее трех раз, пока были генералом Эрафии.
-Да. Однако, вам должны быть известны причины. Всякий раз я представал перед своими собратьями…и объяснял причину своих поступков. Это вам должно быть известно.
-Боюсь, у меня еще больше вопросов для вас.
Сабин привстал.
-Можете ли вы сказать, генерал, - начал было он, - Что было пять лет назад, в мае?
-Попрошу… - прервал речь Сабина Кристиан.
-Сэр Кристиан? Интересно, генерал Кендал, - произнес Сабин, - Каким образом этот предатель очутился в вашем окружении? Он предатель, и дед его был предателем, перешедшим на сторону Арчибальда в Войне наследников.
Кристиан побагровел, но, встретив суровый взгляд генерала Кендала, промолчал.
-Скажите мне, генерал, - продолжил Хьюм, - Вы ведь помните нигонское вторжение в Стедвик?
-Несомненно, помню.
-В таком случае должно быть отвратительно для вас осознавать себя человеком, сдавшим столицу в руки безжалостного врага. Сколько великих храмов, гильдий, древнейших особняков сожгли нигонцы? Сколько великих воинов пало в той битве? Не могу представить, как вы можете спать по ночам, зная, что причастны к этим бедствиям? Я обвиняю в вас в ваших деяниях, генерал. Я обвиняю вас в ваших решениях. Но, прежде всего, я обвиняю вас в измене Эрафии. Что скажете, падший рыцарь?
-Вы знаете…когда я еще был сквайром при ордене паладинов, я навсегда для себя запомнил эти слова. «Когда готово первое звено, цепь уже выкована. Первая мысль запрещенная, первая речь осужденная, первая свобода ущемленная…сковывает всех, безвозвратно и неумолимо». Эти слова были сказаны великим настоятелем Бартоломью Хьюмом… Когда кто-то из нас оказывается жертвой несправедливости…страдаем все мы. И, боюсь, что сегодня…
-Да как ты смеешь! – вскричал Чарльз Хьюм, - Ты якшаешься с некромантами и еще смеешь поминать имя моего отца для оправдания своей предательской лжи! Мой отец был великим человеком! Его имя и поныне является символом благородства и единства. Он был истинным героем Эрафии…но такие, как вы, извратили нашу державу! Такие, как вы, подрываете наши святейшие из устоев!
Брэндис Фейрвезер встал и покинул зал. За ним последовало еще несколько, а Хьюм все продолжал выкрикивать все новые угрозы, пока не заметил, что зал практически пуст.
-…Мне больше нечего сказать.
Все больше и больше людей покидали зал, и, в конце концов, в нем остались лишь Хьюм и Сабин.
-Возможно, завтра мы сможем продолжить суд, - неуверенно произнес пыточник.
Солнце поднималось на востоке, освещая горную долину Стедвика. Кристиан застал Кендала за его любимым занятием – созерцанием парящих грифонов.
-Я вам чем-то помешал?
-О, нет, сэр Кристиан, никак нет.
-Для Хьюма все кончено. Судья Фейрвезер положил этому конец.
-Это хорошо.
-Чарльз Хьюм покинул Стедвик.
-Неудивительно.
-Генерал…Я поверил ему. Я помог ему. Я не видел, кто он на самом деле.
-Злодеев, точащих свои топоры, видно издалека. Тех же, кто прикрывается добрыми намерениями, заметить не так-то просто.
-Говорят, что многие покидают орден Собора Инквизиции. Не удивлюсь, что скоро он совсем распадется. Я думаю…После вчерашнего люди не будут готовы ему…им... поверить.
-Оно и к лучшему, Кристиан. Но он…или кто-либо, подобный ему, всегда будет среди нас, ожидая подходящего случая…сеять страх во имя справедливости…Бдительность, сэр Кристиан. Вот цена, которую нам постоянно приходится платить.
Рассказ 6
Предоставляю вашему вниманию небольшой отрывок из повести о магах из M&M:Clash of Heroes. Немного о повести, чтобы понять, из какого контекста отрывок вырван
Повествование начинается за несколько лет до событий игры. Молодой маг, Сайрус, приезжает в Аль-Сафир из небольшого города на окраине Серебряной Лиги. Денег и связей у него нет никаких, а вот амбиций и стремлений даже в избытке. Увы, столица таких, как он, видала достаточно. Так что в итоге Сайрус, отчаявшийся найти себе работу, устраивается помощником уважаемого ученого и известного демонолога, Аз Рафира. Он отправляется в город своего мастера, Жемчужный Шпиль, и становится ассистентом архимага и учителем его дочери, Надии. Сайрус волей-неволей завидует своему мастеру, ведь у того есть всё то, чего так желает юноша: именитая фамилия, богатство, власть, почтение и уважение, признание прочих магов, собственный город, молодая красавица-жена, Делара... Но он не понимает, что всё это не делает Аз Рафира счастливым, скорее наоборот.
Аз Рафир всегда погружен в свои исследования с головой, потому что всё остальное его не радует. Рожденный в семье правителя, богатство и власть он принимает, как должное, даже скорее видит в них помеху для занятия наукой. Он женился на Деларе, девушке из именитого магического рода, только потому, что так велел его отец. А та женщина, которую он любит больше жизни, из простых людей и даже не обладает магическим даром. Есть ещё много причин, по которым Аз Рафиру становится все более и более душно и тесно в мире, продиктованным существующим порядком. Дочь, Надия, его единственная отрада, и он всем сердцем желает, чтобы она была счастлива и не повторила его судьбу или судьбу Делары, но поделать с этим ничего не может. Пока однажды через «подопечных»-демонов ему не предлагают ответы на все вопросы и гениальное в своей очевидности решение всех проблем.
Делара, супруга Аз Рафира, тоже несчастна. Её выдали замуж совсем молодой, за мужчину состоятельного и уважаемого, но почти в три раза старше. Это бы не имело большого значения, если бы Аз Рафир её любил... Но он ведет себя так, словно бы родив дочь, Делара перестала быть ему нужной. Она старается быть хорошей женой, говорит с мужем уважительно, всегда прекрасно выглядит, должным образом воспитывает Надию... Но супруг с ней отстраненно вежлив и холоден, не любит её и не желает её. Поэтому, когда в замке появляется Сайрус, случается то, что неминуемо случится, если очень красивая женщина не чувствует любви и внимания мужа, а рядом находится юноша, имеющий весьма расплывчатое мнение о чести и морали. Конечно же, от архимага роман между женой и помощником укрыться не может, но Аз Рафиру на происходящее плевать: во-первых, он сам никогда супруге верность не хранил, во-вторых, к тому моменту, как он узнаёт обо всем, под его руководством уже назревают и готовятся дела и события, которым предстоит изменить весь Асхан, и на подобные мелочи отвлекаться недосуг.
Что до Надии, то она, сперва отнесясь к новому учителю с недоверием, постепенно приходит от него в восхищение, потому что он разговаривает с ней, как со взрослой, красит волосы в синий и учит настоящей магии. Она по-настоящему привязывается к Сайрусу — не любит его, конечно... ещё. И пока
Чем заканчивается эта история, знают все, кто знаком с M&M:Clash of Heroes. Автор же скромно предоставляет вашему взору маленький отрывок из (ещё не до конца дописанной!) повести.
***
Жара днем в пустыне стояла ужасающая. Ветер яростно трепал полы бурнуса, рвал капюшон и платок с головы, поднимал от земли песок и пыль, бросал в лицо. Даже платок и закрывающая глаза сетка не спасали. Быстрый противился, ржал и фыркал, никак не желая ехать в бурю и вскоре, к отчаянию Сайруса, перешел на шаг, а потом и вовсе встал. Маг, ругаясь, соскочил на землю, потянул поводья вперед. Куда там! Заупрямившись не хуже осла или верблюда, конь не желал везти его дальше.
Самум все крепчал, завывая, торопливо стирал следы лошадиных подков с песка. Видимость ухудшалась, на горизонте угрожающе маячило пыльное облако. Сайрус лихорадочно оглядывался по сторонам, надеясь разглядеть скалу, расщелину, или хоть какое-нибудь укрытие. Неподалеку справа, за две-три дорожных вехи, он углядел серо-желтую глыбу песчаника. Сайрус расстегнул фибулу, стянул плащ с плеч и, закутав Быстрому голову, потащил его к камням. Хоть конь и был глупой скотиной, бросать его маг не собирался, потому что без коня путешествие по пустыне было совсем уж безрадостным.
Спрятавшись за скалой, привязав Быстрого к чахлому кустику акации, растущему в тени камня, и стреножив его, Сайрус уселся на землю и стал думать. Буря сводила на "нет" все планы о быстром побеге. Конечно, его потенциальных преследователей она тоже задержит, но ненадолго, а то и не задержит вовсе - можно же послать кого-нибудь неживого, големов, к примеру, или гаргулий... А вот он тут застрял, и неизвестно вообще, насколько.
Сайрус прислонился головой к камню, вздохнул. Кости немертвых, ну какой же он идиот. Как можно было быть таким наивным, надеяться, что никто ничего не узнает? Правда всегда имеет отвратительное свойство выходить наружу. Нельзя было идти на поводу у желаний. Зачем человеку дан разум? Чтобы он думал, оценивал последствия, прогнозировал результаты... И принимал все это к сведению!
Нельзя было прикасаться к Деларе. Что бы ему не хотелось, что бы не случилось, что бы не казалось. Даже самая восхитительная женщина на свете не стоит его, Сайруса, свободы и жизни. Проклятье, и почему нельзя было ограничиться периодическими визитами к внучке библиотекаря?
Облако, каким-то чудом оказавшееся на небосклоне, закрыло солнце, отвлекая Сайруса от раздумий. Он огляделся. Пыли в воздухе стало еще больше, приближающаяся буря скрадывала очертания всего, что было вокруг. Маг выглянул из-за камней, недовольно вздохнул, увидев, как свиваются на теряющемся в пыльном мареве горизонте тоненькие вихри смерчей. Если так и дальше пойдет, замотанным лицом не обойдешься, придется ставить магический щит...
И тут он заметил, что впереди, на дороге, что-то есть - вроде, не камень, не бархан. Сайрус прищурился, приглядываясь. Что-то было странного цвета, совершенно нехарактерного для пустыни - фиолетовое или розовое, местами синее - и очертаниями напоминало большой, в пол-взрослого человека ростом, дорожный сверток.
Сперва Сайрус подумал: "Ну и пусть себе валяется", но потом то ли любопытство, а то ли какое-то неясное предчувствие заставили его вылезти из-за скалы песчаника и поглядеть, что это такое. Самум еще не набрал полную силу, идти было можно, камни он потерять из виду не боялся.
Чем ближе он подходил, тем больше сверток напоминал ему... человека. Небольшого роста, неподвижно лежавшего на земле. Обеспокоенный, Сайрус ускорил шаг. Да, точно - малиновая накидка укрывала лежавшего почти полностью, а синие кусочки - это местами выглядывавшая из-под накидки одежда... Рядом с человеком валялось что-то еще, но маг пока не мог разобрать, что. Может быть, меч, копье или посох, а может, тонкий тубус для свитков.
Солнце, наконец, показалось из-за облака, и Сайрус остановился, как вкопанный - в его лучах алым и золотым заблестел хорошо знакомый посох. Навершие-анк уже наполовину скрыл песок, но занесенный пылью рубиновый глаз, словно поняв, что его увидели, ярко и призывно вспыхнул. На тонком запястье руки, сжимавшей посох, печально блестели колечки золотых браслетов, а выбившиеся из-под капюшона пряди волос были пыльными, вьющимися и черными.
Это была Надия.
В голове у мага тут же возникла тысяча вопросов. Что она делает здесь, на дороге? Почему без сознания? Почему одна? Как оказалась в пустыне? Зачем в руке посох? Где Делара и остальные? Ни на один вопрос ответа у него не было - как и времени, чтобы раздумывать. Сайрус торопливо проверил, бьется ли у девочки сердце - сердце билось, медленно и едва слышно - а потом, заткнув посох за пояс, подхватил Надию на руки и понес в свое укрытие: буря была уже совсем близко.
Нежная кожа девочки местами сильно покраснела и вздулась волдырями ожогов от того, что была открыта горячим солнечным лучам. Судя по всему, в пустыне она пролежала уже немало времени. Никаких других ран или повреждений на ее теле заметно не было. Сайрус мысленно поблагодарил Асху, сделавшую его магом, и прочел исцеляющее заклятье, а после смочил губы девочки водой из своей фляжки. Коротенькая малиновая накидка Надии отошла Быстрому, а саму девочку он закутал в свой плотный шерстяной бурнус. Заботливо подсунул седельную сумку ей под голову, все-таки выставил защищающий от песка и пыли щит. Сам глотнул воды...
И только потом понял, в какую переделку попал.
Теперь о том, чтобы ехать в Аль-Сафир, не могло быть и речи. Нет, конечно, он чисто теоретически мог, переждав бурю, придерживаться прежнего плана. То есть плюнуть на Надию, бросить ее в пустыне и отправиться в столицу. Другой вопрос, что Сайрус мог сделать в жизни многое: обмануть, соврать или украсть, переспать там с кем-нибудь... Но не оставить пребывающую без сознания девочку среди барханов. Это было все равно, что перерезать ей горло кинжалом. Причем перерезать горло было куда гуманней, чем отдать ее на расправу солнцу, без еды и воды. Даже если бы она пришла в себя, не факт, что сообразила бы, в какую сторону идти, не потеряла бы дорожных вех из виду... В Семи Городах так когда-то расправлялись с непосвященными некромантами: связывали и бросали в пустыне, чтобы солнце и жажда убили их. Надия такой страшной участи явно не заслуживала.
Щит мерцал теплым желтым светом, по капелькам вытягивая его силы. За пределами защиты бесновался ветер, тучи пыли и песка заслоняли солнечный свет, превращая день в ночь. Сайрус вздохнул: делать нечего, выбора у него нет. Придется вернуться с Надией в Жемчужный Шпиль.
Кстати, Аз Рафир явно любит дочь куда больше, чем жену. Быть может, он передумает бросать Сайруса в темницу, если тот привезет Надию и расскажет, что нашел ее в пустыне и спас? Маг снова смочил губы девочки водой, намочил край своей туники, протер бледное личико. Интересно, что все-таки произошло?
Поразмыслив, юноша вспомнил заклинание, которое позволяло снять из памяти человека его последние воспоминания. Оно было достаточно сложным, без предварительной тренировки выполнить его у рядового мага вышло бы едва ли, но Сайрус как раз изучал методы манипуляции с сознанием, даже диплом писал по похожей теме.
Маг перебрался ближе к скале, наклонился над перевернутым лицом Надии. Выровняв дыхание, он положил руки ей на голову, мизинцами помассировал виски, а потом большими и средними пальцами приоткрыл ее веки. Шепча слова заклятья, он склонялся ниже... ниже... ниже... пока неведомая сила не поднялась из черно-синих глубин и не утащила его в омут чужой памяти.
Лес. Зеленые листья, колыхающиеся на прохладном ветру. Мягкая трава под босыми ногами. Туфельки в руках, восхищение - трава такая шелковистая, так вкусно пахнет. Много-много цветов. Молоденькая эльфийка, высокая и гибкая, с копной пшеничных волос и причудливой татуировкой на лице. Глаза у нее - в цвет молодой весенней листвы, за спиной - ивовый лук и колчан со стрелами. Украшенные колечками пальцы, неловко пытающиеся сложить цветы в венок, все руки в желтой пыльце. Пыльца сладкая, а вода из ручья такая холодная, что аж зубы ломит. Эльфийка весело и задорно смеется.
Делара, как всегда ослепительно красивая и приветливо улыбающаяся, беседует с высоким эльфом. Его длинные белые волосы, заплетенные в косы, почти достают земли, голову украшает венец - вьются выкованные из светлого металла цветы и листья.
Высокий широкоплечий рыцарь в латах и шлеме, увенчанном белым султаном. На груди выгравирован вставший на дыбы белый единорог. Взрослые почтительно приветствуют друг друга. Изящная кисть Делары совсем тонет в лапище рыцаря, тот склоняет голову, касаясь ее ручки лбом. На щеке у него - уродливый шрам, а за спиной маячат трое человеческих подростков.
У старшего каштановые волосы, он улыбается лучезарно и ведет себя, как ответственный и главный. Второй парнишка рыжий, в хитрых и наглых темно-зеленых глазах пляшут веселые искры. Старший его все время одергивает. Младшая девочка держится в стороне и смотрит букой. У нее странно острижены волосы и странный покрой платья. Она совсем чуточку старше Надии, но значительно выше ее ростом. Обидно - снова самая маленькая.
Эльфийка и рыжий спорят о единорогах, и они идут на них смотреть - взрослые поглощены своими разговорами. Старший так интересно рассказывает об Империи Грифона. Легкое замешательство в ответ на сорванный и галантно преподнесенный цветок. Надия, поразмыслив, отдает свой венок старшему сыну рыцаря, а его подарок вплетает в свои непокорные кудряшки. Младшая все так же держится в стороне.
Яркая вспышка черного и рыжего, шум, рев, грохот и вопли. Лес тревожно шумит, позади встает алое зарево. Меч в руках старшего блестит в отсветах пламени. Страшно. Ладони, судорожно сжимающие посох, становятся мокрыми от пота. Мерзкая рогатая тварь выпрыгивает из кустов, бросается на них. Поет тетива эльфийского лука, голос, выкрикивающий заклятье, кажется не ее собственным, а чужим. По земле растекается темная кровь. Во всех глазах - ужас и страх. Колени не держат, юбка путается в ногах, бежать неудобно - слишком мягкие подошвы у ее красивых башмачков.
Жар. Полыхающие деревья, демоны повсюду. Младшая ранена, рыжий поддерживает ее, почти тащит на себе, крепко сжимая подобранный кинжал в руке. С клинка старшего сына рыцаря срываются тяжелые алые капли. Голова кружится, легкие разрывает, невозможно вздохнуть. Тошнит - от страха, а может от ужасного запаха. Когда эльфийка накладывает очередную стрелу на тетиву, ее руки дрожат.
Тела. Кровь. Маленький ребенок, похожий на сломанную куклу. Изорванная клыками плоть, слюна, капающая из оскаленной пасти цербера. Горький привкус желчи на языке, маленькая трясущаяся ладошка эльфийки на плече. Юный рыцарь властно дергает вверх, силой ставит на ноги. В его светлых глазах - отблески бушующего вокруг пламени. Древко посоха скользит в ладошках, слова и жесты заклятий путаются в голове.
Языки огня взметаются в небеса, деревья стонут, плачут и падают, разбрасывая в стороны горящие искры. Смятый и поломанный венец из листьев и цветов. Бело-алые косы, тяжелые от пропитавшей их крови. Снова и повсюду - огонь и безжизненные тела. Огромный и уродливый демон, скалящий зубы и страшно хохочущий. Испуганная Делара, отступающая назад. Рыцарь, уже без шлема, на лице решимость — стоять до последнего. Плачущая, бьющаяся и кричащая в руках рыжего эльфийка. Молниеносный, мощный удар палицы. Вмятый и искореженный единорог на блестящем нагруднике рыцаря. Кровь. Разъяренный вопль старшего, горестный стон тихой раненой младшей. Дикий страх, отчаяние.
Огонь пляшет, отражаясь от золотых украшений Делары. Голос матери, обычно вкрадчивый и мягкий, непривычно высок и резок. "Беги к порталу, Надия!" Таким приказам нельзя не повиноваться, но Надия медлит. Завороженно смотрит на рассыпавшиеся по плечам завитые локоны, золотящиеся в отблесках огня. Демон высок, плечист и уродлив, он надвигается неторопливо, угрожающе и необратимо, но Делара все равно стоит, не двигаясь с места. В ее ладонях пляшут и мечутся всполохи совсем простенького заклятья. Демон отмахивается от желтых искр, как от назойливых мух, ударяет рукой наотмашь. Делара падает. Кто-то хватает Надию за руку, тащит вперед. Она оборачивается, упирается, вырывается, но густой кустарник, листья которого уже тлеют, скрывает поляну с ее глаз. Ветви хлещут по лицу, в воздухе кружит пепел, ноги болят - больно спотыкаться о корни и наступать на камешки - дышать тяжело. Что-то в груди мешает, горьким комком застрял страх в горле, ужас стекает по спине ледеными каплями... Демон. Стрела срывается с тетивы, стремительный росчерк меча. Ее собственный голос, читающий заклятья, совсем не дрожит, звучит невероятно ровно и ясно. Впереди, за деревьями, уже маячат отблески портала.
Полный нечеловеческой боли крик, откуда-то сзади, из-за спины, где остались аль-ама и страшный демон, и разъяренный, злобный вой. Свет. Голубовато-белый, чистый и яркий. Окружающий со всех сторон, затмевающий весь остальной мир, ласковый и теплый. Надия, замерев, удивленно смотрит, как свет словно бы впитывается в ее кожу, заставляя ее сиять изнутри, наполняет неведомой силой...
А потом свет исчезает, и все вокруг тонет во мраке.
Сайрус очнулся, лежа на земле, замерзший и опустошенный. Он продрог до костей, в рот и нос набился песок, голова раскалывалась, а пить хотелось больше всего на свете. В довершение всего, его сильно мутило. Он кое-как поднялся, опираясь на скалу, отошел на два шага, пошатываясь. Потом колени подломились, он упал, и его все-таки вырвало. Стало значительно легче. Отплевавшись и отпив чуть-чуть воды из фляжки, он поднялся и огляделся по сторонам.
Буря давно закончилась, на пустыню опустилось покрывало ночи. Щит, вытянув из него всю ману до последней капли, погас. Стреноженный Быстрый покорно стоял у чахлой акации, Надия лежала на земле, все так же не приходя в сознание. Подумав, маг чуть-чуть напоил девочку и сам допил последний глоток. Мысли в голове так и роились, тяжелые, взбудораженные и мрачные; перед глазами, раздражая сознание, постоянно мелькали обрывочные картины чужих воспоминаний. Складывающаяся из них связная картинка получалась невероятной и очень удручающей.
Сайрус уселся на песок, привалившись к скале спиной, и начал думать. Итак, Надию наверняка выбросило на дорогу порталом - такое бывает, поля межпространственных переходов искажаются, если рядом происходят сильные магические колебания. Что произошло - приблизительно понятно. Делара с Надией благополучно добрались до Ироллана, как и было запланировано, встретились с представителями эльфов и людей. А потом на эльфийское поселение напали демоны, подожгли лес и устроили кровавую резню. Учитывая все обстоятельства, это едва ли могло быть случайностью - скорее всего, кто-то из посвященных в тайну предал остальных и навел демонов на место, где проходило собрание. Рыцарь и эльф, по понятным причинам, отпадали: едва ли демоны стали бы убивать сообщников.
При мысли о том, что Делара, быть может, тоже мертва, Сайрус внутри весь похолодел. Нет, такого просто не может быть. В воспоминаниях Надии не было ее смерти, значит, нельзя исключать надежды, что чародейка еще жива. Тряхнув головой, он усилием воли заставил себя пока не думать об этом.
Итак, предатель. Это не эльф и не человек, не Делара, и уж совершенно точно не Аз Рафир. Это едва ли кто-то из детей: все они выглядели очень ошарашенными и испуганными происходившим, да и едва ли демоны заимели бы сообщником подростка, которому и семнадцати-то нет. Кроме того, Надия вообще ничего не знала о цели поездки. Значит, демонам служит либо жена рыцаря-Единорога, либо супруга друида... Маловероятно, что эльфийка стала бы якшаться с отродьями Шио, значит, основные подозрения, как всегда, падают на людей.
Если раньше у Сайруса и были какие-то сомнения, возвращаться или нет, то теперь их не осталось вовсе. Дело принимало слишком скверный оборот. Надие нужна была помощь, Деларе, возможно, тоже. В дело вмешались демоны, а кто мог разобраться в происходящем лучше, чем ученый-демонолог? Убийства, кровь, огонь и какие-то тайны... Он должен был вернуться и рассказать обо всем, что увидел. Быть может, Аз Рафир, узнав о том, что произошло, о сайрусовых прегрешениях и вовсе забудет?
Сайрус решительно встал - пора было отправляться в путь, пока еще темно. Он размотал голову коня, достал из седельной сумки мех с водой, налил на удобный камень с углублением, чтобы Быстрый мог попить. Жаль, что он не догадался захватить с собой овса или сена - Быстрому предстояло тащить на себе двоих, так что завтрак бы ему не помешал.
Повествование начинается за несколько лет до событий игры. Молодой маг, Сайрус, приезжает в Аль-Сафир из небольшого города на окраине Серебряной Лиги. Денег и связей у него нет никаких, а вот амбиций и стремлений даже в избытке. Увы, столица таких, как он, видала достаточно. Так что в итоге Сайрус, отчаявшийся найти себе работу, устраивается помощником уважаемого ученого и известного демонолога, Аз Рафира. Он отправляется в город своего мастера, Жемчужный Шпиль, и становится ассистентом архимага и учителем его дочери, Надии. Сайрус волей-неволей завидует своему мастеру, ведь у того есть всё то, чего так желает юноша: именитая фамилия, богатство, власть, почтение и уважение, признание прочих магов, собственный город, молодая красавица-жена, Делара... Но он не понимает, что всё это не делает Аз Рафира счастливым, скорее наоборот.
Аз Рафир всегда погружен в свои исследования с головой, потому что всё остальное его не радует. Рожденный в семье правителя, богатство и власть он принимает, как должное, даже скорее видит в них помеху для занятия наукой. Он женился на Деларе, девушке из именитого магического рода, только потому, что так велел его отец. А та женщина, которую он любит больше жизни, из простых людей и даже не обладает магическим даром. Есть ещё много причин, по которым Аз Рафиру становится все более и более душно и тесно в мире, продиктованным существующим порядком. Дочь, Надия, его единственная отрада, и он всем сердцем желает, чтобы она была счастлива и не повторила его судьбу или судьбу Делары, но поделать с этим ничего не может. Пока однажды через «подопечных»-демонов ему не предлагают ответы на все вопросы и гениальное в своей очевидности решение всех проблем.
Делара, супруга Аз Рафира, тоже несчастна. Её выдали замуж совсем молодой, за мужчину состоятельного и уважаемого, но почти в три раза старше. Это бы не имело большого значения, если бы Аз Рафир её любил... Но он ведет себя так, словно бы родив дочь, Делара перестала быть ему нужной. Она старается быть хорошей женой, говорит с мужем уважительно, всегда прекрасно выглядит, должным образом воспитывает Надию... Но супруг с ней отстраненно вежлив и холоден, не любит её и не желает её. Поэтому, когда в замке появляется Сайрус, случается то, что неминуемо случится, если очень красивая женщина не чувствует любви и внимания мужа, а рядом находится юноша, имеющий весьма расплывчатое мнение о чести и морали. Конечно же, от архимага роман между женой и помощником укрыться не может, но Аз Рафиру на происходящее плевать: во-первых, он сам никогда супруге верность не хранил, во-вторых, к тому моменту, как он узнаёт обо всем, под его руководством уже назревают и готовятся дела и события, которым предстоит изменить весь Асхан, и на подобные мелочи отвлекаться недосуг.
Что до Надии, то она, сперва отнесясь к новому учителю с недоверием, постепенно приходит от него в восхищение, потому что он разговаривает с ней, как со взрослой, красит волосы в синий и учит настоящей магии. Она по-настоящему привязывается к Сайрусу — не любит его, конечно... ещё. И пока
Чем заканчивается эта история, знают все, кто знаком с M&M:Clash of Heroes. Автор же скромно предоставляет вашему взору маленький отрывок из (ещё не до конца дописанной!) повести.
***
Жара днем в пустыне стояла ужасающая. Ветер яростно трепал полы бурнуса, рвал капюшон и платок с головы, поднимал от земли песок и пыль, бросал в лицо. Даже платок и закрывающая глаза сетка не спасали. Быстрый противился, ржал и фыркал, никак не желая ехать в бурю и вскоре, к отчаянию Сайруса, перешел на шаг, а потом и вовсе встал. Маг, ругаясь, соскочил на землю, потянул поводья вперед. Куда там! Заупрямившись не хуже осла или верблюда, конь не желал везти его дальше.
Самум все крепчал, завывая, торопливо стирал следы лошадиных подков с песка. Видимость ухудшалась, на горизонте угрожающе маячило пыльное облако. Сайрус лихорадочно оглядывался по сторонам, надеясь разглядеть скалу, расщелину, или хоть какое-нибудь укрытие. Неподалеку справа, за две-три дорожных вехи, он углядел серо-желтую глыбу песчаника. Сайрус расстегнул фибулу, стянул плащ с плеч и, закутав Быстрому голову, потащил его к камням. Хоть конь и был глупой скотиной, бросать его маг не собирался, потому что без коня путешествие по пустыне было совсем уж безрадостным.
Спрятавшись за скалой, привязав Быстрого к чахлому кустику акации, растущему в тени камня, и стреножив его, Сайрус уселся на землю и стал думать. Буря сводила на "нет" все планы о быстром побеге. Конечно, его потенциальных преследователей она тоже задержит, но ненадолго, а то и не задержит вовсе - можно же послать кого-нибудь неживого, големов, к примеру, или гаргулий... А вот он тут застрял, и неизвестно вообще, насколько.
Сайрус прислонился головой к камню, вздохнул. Кости немертвых, ну какой же он идиот. Как можно было быть таким наивным, надеяться, что никто ничего не узнает? Правда всегда имеет отвратительное свойство выходить наружу. Нельзя было идти на поводу у желаний. Зачем человеку дан разум? Чтобы он думал, оценивал последствия, прогнозировал результаты... И принимал все это к сведению!
Нельзя было прикасаться к Деларе. Что бы ему не хотелось, что бы не случилось, что бы не казалось. Даже самая восхитительная женщина на свете не стоит его, Сайруса, свободы и жизни. Проклятье, и почему нельзя было ограничиться периодическими визитами к внучке библиотекаря?
Облако, каким-то чудом оказавшееся на небосклоне, закрыло солнце, отвлекая Сайруса от раздумий. Он огляделся. Пыли в воздухе стало еще больше, приближающаяся буря скрадывала очертания всего, что было вокруг. Маг выглянул из-за камней, недовольно вздохнул, увидев, как свиваются на теряющемся в пыльном мареве горизонте тоненькие вихри смерчей. Если так и дальше пойдет, замотанным лицом не обойдешься, придется ставить магический щит...
И тут он заметил, что впереди, на дороге, что-то есть - вроде, не камень, не бархан. Сайрус прищурился, приглядываясь. Что-то было странного цвета, совершенно нехарактерного для пустыни - фиолетовое или розовое, местами синее - и очертаниями напоминало большой, в пол-взрослого человека ростом, дорожный сверток.
Сперва Сайрус подумал: "Ну и пусть себе валяется", но потом то ли любопытство, а то ли какое-то неясное предчувствие заставили его вылезти из-за скалы песчаника и поглядеть, что это такое. Самум еще не набрал полную силу, идти было можно, камни он потерять из виду не боялся.
Чем ближе он подходил, тем больше сверток напоминал ему... человека. Небольшого роста, неподвижно лежавшего на земле. Обеспокоенный, Сайрус ускорил шаг. Да, точно - малиновая накидка укрывала лежавшего почти полностью, а синие кусочки - это местами выглядывавшая из-под накидки одежда... Рядом с человеком валялось что-то еще, но маг пока не мог разобрать, что. Может быть, меч, копье или посох, а может, тонкий тубус для свитков.
Солнце, наконец, показалось из-за облака, и Сайрус остановился, как вкопанный - в его лучах алым и золотым заблестел хорошо знакомый посох. Навершие-анк уже наполовину скрыл песок, но занесенный пылью рубиновый глаз, словно поняв, что его увидели, ярко и призывно вспыхнул. На тонком запястье руки, сжимавшей посох, печально блестели колечки золотых браслетов, а выбившиеся из-под капюшона пряди волос были пыльными, вьющимися и черными.
Это была Надия.
В голове у мага тут же возникла тысяча вопросов. Что она делает здесь, на дороге? Почему без сознания? Почему одна? Как оказалась в пустыне? Зачем в руке посох? Где Делара и остальные? Ни на один вопрос ответа у него не было - как и времени, чтобы раздумывать. Сайрус торопливо проверил, бьется ли у девочки сердце - сердце билось, медленно и едва слышно - а потом, заткнув посох за пояс, подхватил Надию на руки и понес в свое укрытие: буря была уже совсем близко.
Нежная кожа девочки местами сильно покраснела и вздулась волдырями ожогов от того, что была открыта горячим солнечным лучам. Судя по всему, в пустыне она пролежала уже немало времени. Никаких других ран или повреждений на ее теле заметно не было. Сайрус мысленно поблагодарил Асху, сделавшую его магом, и прочел исцеляющее заклятье, а после смочил губы девочки водой из своей фляжки. Коротенькая малиновая накидка Надии отошла Быстрому, а саму девочку он закутал в свой плотный шерстяной бурнус. Заботливо подсунул седельную сумку ей под голову, все-таки выставил защищающий от песка и пыли щит. Сам глотнул воды...
И только потом понял, в какую переделку попал.
Теперь о том, чтобы ехать в Аль-Сафир, не могло быть и речи. Нет, конечно, он чисто теоретически мог, переждав бурю, придерживаться прежнего плана. То есть плюнуть на Надию, бросить ее в пустыне и отправиться в столицу. Другой вопрос, что Сайрус мог сделать в жизни многое: обмануть, соврать или украсть, переспать там с кем-нибудь... Но не оставить пребывающую без сознания девочку среди барханов. Это было все равно, что перерезать ей горло кинжалом. Причем перерезать горло было куда гуманней, чем отдать ее на расправу солнцу, без еды и воды. Даже если бы она пришла в себя, не факт, что сообразила бы, в какую сторону идти, не потеряла бы дорожных вех из виду... В Семи Городах так когда-то расправлялись с непосвященными некромантами: связывали и бросали в пустыне, чтобы солнце и жажда убили их. Надия такой страшной участи явно не заслуживала.
Щит мерцал теплым желтым светом, по капелькам вытягивая его силы. За пределами защиты бесновался ветер, тучи пыли и песка заслоняли солнечный свет, превращая день в ночь. Сайрус вздохнул: делать нечего, выбора у него нет. Придется вернуться с Надией в Жемчужный Шпиль.
Кстати, Аз Рафир явно любит дочь куда больше, чем жену. Быть может, он передумает бросать Сайруса в темницу, если тот привезет Надию и расскажет, что нашел ее в пустыне и спас? Маг снова смочил губы девочки водой, намочил край своей туники, протер бледное личико. Интересно, что все-таки произошло?
Поразмыслив, юноша вспомнил заклинание, которое позволяло снять из памяти человека его последние воспоминания. Оно было достаточно сложным, без предварительной тренировки выполнить его у рядового мага вышло бы едва ли, но Сайрус как раз изучал методы манипуляции с сознанием, даже диплом писал по похожей теме.
Маг перебрался ближе к скале, наклонился над перевернутым лицом Надии. Выровняв дыхание, он положил руки ей на голову, мизинцами помассировал виски, а потом большими и средними пальцами приоткрыл ее веки. Шепча слова заклятья, он склонялся ниже... ниже... ниже... пока неведомая сила не поднялась из черно-синих глубин и не утащила его в омут чужой памяти.
Лес. Зеленые листья, колыхающиеся на прохладном ветру. Мягкая трава под босыми ногами. Туфельки в руках, восхищение - трава такая шелковистая, так вкусно пахнет. Много-много цветов. Молоденькая эльфийка, высокая и гибкая, с копной пшеничных волос и причудливой татуировкой на лице. Глаза у нее - в цвет молодой весенней листвы, за спиной - ивовый лук и колчан со стрелами. Украшенные колечками пальцы, неловко пытающиеся сложить цветы в венок, все руки в желтой пыльце. Пыльца сладкая, а вода из ручья такая холодная, что аж зубы ломит. Эльфийка весело и задорно смеется.
Делара, как всегда ослепительно красивая и приветливо улыбающаяся, беседует с высоким эльфом. Его длинные белые волосы, заплетенные в косы, почти достают земли, голову украшает венец - вьются выкованные из светлого металла цветы и листья.
Высокий широкоплечий рыцарь в латах и шлеме, увенчанном белым султаном. На груди выгравирован вставший на дыбы белый единорог. Взрослые почтительно приветствуют друг друга. Изящная кисть Делары совсем тонет в лапище рыцаря, тот склоняет голову, касаясь ее ручки лбом. На щеке у него - уродливый шрам, а за спиной маячат трое человеческих подростков.
У старшего каштановые волосы, он улыбается лучезарно и ведет себя, как ответственный и главный. Второй парнишка рыжий, в хитрых и наглых темно-зеленых глазах пляшут веселые искры. Старший его все время одергивает. Младшая девочка держится в стороне и смотрит букой. У нее странно острижены волосы и странный покрой платья. Она совсем чуточку старше Надии, но значительно выше ее ростом. Обидно - снова самая маленькая.
Эльфийка и рыжий спорят о единорогах, и они идут на них смотреть - взрослые поглощены своими разговорами. Старший так интересно рассказывает об Империи Грифона. Легкое замешательство в ответ на сорванный и галантно преподнесенный цветок. Надия, поразмыслив, отдает свой венок старшему сыну рыцаря, а его подарок вплетает в свои непокорные кудряшки. Младшая все так же держится в стороне.
Яркая вспышка черного и рыжего, шум, рев, грохот и вопли. Лес тревожно шумит, позади встает алое зарево. Меч в руках старшего блестит в отсветах пламени. Страшно. Ладони, судорожно сжимающие посох, становятся мокрыми от пота. Мерзкая рогатая тварь выпрыгивает из кустов, бросается на них. Поет тетива эльфийского лука, голос, выкрикивающий заклятье, кажется не ее собственным, а чужим. По земле растекается темная кровь. Во всех глазах - ужас и страх. Колени не держат, юбка путается в ногах, бежать неудобно - слишком мягкие подошвы у ее красивых башмачков.
Жар. Полыхающие деревья, демоны повсюду. Младшая ранена, рыжий поддерживает ее, почти тащит на себе, крепко сжимая подобранный кинжал в руке. С клинка старшего сына рыцаря срываются тяжелые алые капли. Голова кружится, легкие разрывает, невозможно вздохнуть. Тошнит - от страха, а может от ужасного запаха. Когда эльфийка накладывает очередную стрелу на тетиву, ее руки дрожат.
Тела. Кровь. Маленький ребенок, похожий на сломанную куклу. Изорванная клыками плоть, слюна, капающая из оскаленной пасти цербера. Горький привкус желчи на языке, маленькая трясущаяся ладошка эльфийки на плече. Юный рыцарь властно дергает вверх, силой ставит на ноги. В его светлых глазах - отблески бушующего вокруг пламени. Древко посоха скользит в ладошках, слова и жесты заклятий путаются в голове.
Языки огня взметаются в небеса, деревья стонут, плачут и падают, разбрасывая в стороны горящие искры. Смятый и поломанный венец из листьев и цветов. Бело-алые косы, тяжелые от пропитавшей их крови. Снова и повсюду - огонь и безжизненные тела. Огромный и уродливый демон, скалящий зубы и страшно хохочущий. Испуганная Делара, отступающая назад. Рыцарь, уже без шлема, на лице решимость — стоять до последнего. Плачущая, бьющаяся и кричащая в руках рыжего эльфийка. Молниеносный, мощный удар палицы. Вмятый и искореженный единорог на блестящем нагруднике рыцаря. Кровь. Разъяренный вопль старшего, горестный стон тихой раненой младшей. Дикий страх, отчаяние.
Огонь пляшет, отражаясь от золотых украшений Делары. Голос матери, обычно вкрадчивый и мягкий, непривычно высок и резок. "Беги к порталу, Надия!" Таким приказам нельзя не повиноваться, но Надия медлит. Завороженно смотрит на рассыпавшиеся по плечам завитые локоны, золотящиеся в отблесках огня. Демон высок, плечист и уродлив, он надвигается неторопливо, угрожающе и необратимо, но Делара все равно стоит, не двигаясь с места. В ее ладонях пляшут и мечутся всполохи совсем простенького заклятья. Демон отмахивается от желтых искр, как от назойливых мух, ударяет рукой наотмашь. Делара падает. Кто-то хватает Надию за руку, тащит вперед. Она оборачивается, упирается, вырывается, но густой кустарник, листья которого уже тлеют, скрывает поляну с ее глаз. Ветви хлещут по лицу, в воздухе кружит пепел, ноги болят - больно спотыкаться о корни и наступать на камешки - дышать тяжело. Что-то в груди мешает, горьким комком застрял страх в горле, ужас стекает по спине ледеными каплями... Демон. Стрела срывается с тетивы, стремительный росчерк меча. Ее собственный голос, читающий заклятья, совсем не дрожит, звучит невероятно ровно и ясно. Впереди, за деревьями, уже маячат отблески портала.
Полный нечеловеческой боли крик, откуда-то сзади, из-за спины, где остались аль-ама и страшный демон, и разъяренный, злобный вой. Свет. Голубовато-белый, чистый и яркий. Окружающий со всех сторон, затмевающий весь остальной мир, ласковый и теплый. Надия, замерев, удивленно смотрит, как свет словно бы впитывается в ее кожу, заставляя ее сиять изнутри, наполняет неведомой силой...
А потом свет исчезает, и все вокруг тонет во мраке.
Сайрус очнулся, лежа на земле, замерзший и опустошенный. Он продрог до костей, в рот и нос набился песок, голова раскалывалась, а пить хотелось больше всего на свете. В довершение всего, его сильно мутило. Он кое-как поднялся, опираясь на скалу, отошел на два шага, пошатываясь. Потом колени подломились, он упал, и его все-таки вырвало. Стало значительно легче. Отплевавшись и отпив чуть-чуть воды из фляжки, он поднялся и огляделся по сторонам.
Буря давно закончилась, на пустыню опустилось покрывало ночи. Щит, вытянув из него всю ману до последней капли, погас. Стреноженный Быстрый покорно стоял у чахлой акации, Надия лежала на земле, все так же не приходя в сознание. Подумав, маг чуть-чуть напоил девочку и сам допил последний глоток. Мысли в голове так и роились, тяжелые, взбудораженные и мрачные; перед глазами, раздражая сознание, постоянно мелькали обрывочные картины чужих воспоминаний. Складывающаяся из них связная картинка получалась невероятной и очень удручающей.
Сайрус уселся на песок, привалившись к скале спиной, и начал думать. Итак, Надию наверняка выбросило на дорогу порталом - такое бывает, поля межпространственных переходов искажаются, если рядом происходят сильные магические колебания. Что произошло - приблизительно понятно. Делара с Надией благополучно добрались до Ироллана, как и было запланировано, встретились с представителями эльфов и людей. А потом на эльфийское поселение напали демоны, подожгли лес и устроили кровавую резню. Учитывая все обстоятельства, это едва ли могло быть случайностью - скорее всего, кто-то из посвященных в тайну предал остальных и навел демонов на место, где проходило собрание. Рыцарь и эльф, по понятным причинам, отпадали: едва ли демоны стали бы убивать сообщников.
При мысли о том, что Делара, быть может, тоже мертва, Сайрус внутри весь похолодел. Нет, такого просто не может быть. В воспоминаниях Надии не было ее смерти, значит, нельзя исключать надежды, что чародейка еще жива. Тряхнув головой, он усилием воли заставил себя пока не думать об этом.
Итак, предатель. Это не эльф и не человек, не Делара, и уж совершенно точно не Аз Рафир. Это едва ли кто-то из детей: все они выглядели очень ошарашенными и испуганными происходившим, да и едва ли демоны заимели бы сообщником подростка, которому и семнадцати-то нет. Кроме того, Надия вообще ничего не знала о цели поездки. Значит, демонам служит либо жена рыцаря-Единорога, либо супруга друида... Маловероятно, что эльфийка стала бы якшаться с отродьями Шио, значит, основные подозрения, как всегда, падают на людей.
Если раньше у Сайруса и были какие-то сомнения, возвращаться или нет, то теперь их не осталось вовсе. Дело принимало слишком скверный оборот. Надие нужна была помощь, Деларе, возможно, тоже. В дело вмешались демоны, а кто мог разобраться в происходящем лучше, чем ученый-демонолог? Убийства, кровь, огонь и какие-то тайны... Он должен был вернуться и рассказать обо всем, что увидел. Быть может, Аз Рафир, узнав о том, что произошло, о сайрусовых прегрешениях и вовсе забудет?
Сайрус решительно встал - пора было отправляться в путь, пока еще темно. Он размотал голову коня, достал из седельной сумки мех с водой, налил на удобный камень с углублением, чтобы Быстрый мог попить. Жаль, что он не догадался захватить с собой овса или сена - Быстрому предстояло тащить на себе двоих, так что завтрак бы ему не помешал.
Рассказ 7
Священные песнопения доносились до подвала сквозь слой земли и камня, и все равно причиняли мне боль. Остатки моей мертвой плоти мало что способны ощутить, но ранящую боль святости – вполне. И я радовался этой боли, потому, что именно свет, именно храм вернули меня, лича и некроманта, к жизни.
Меня зовут Нортикус, и я умирал дважды. Первый раз — в мрачном склепе. Я сидел на странном троне и со страхом наблюдал за стариком, который прыгал по залу и чертил какие-то символы своей кровью. Я считал его безумцем, но заплатил немалые, даже по королевским меркам, деньги. Короли могут многое, но время не щадит даже их. Ведь та, кого я мог назвать своей женой, боялась каждого седого волоска, каждой морщинки на своей смертной плоти. Мне было просто смириться с этим, Бенейфа же пыталась обмануть природу и вековой порядок вещей. Размышления прервал закричавший старик - он резко подскочил и ударил меня в грудь грязным костяным ножом. Это была моя первая смерть. Тогда я лишился жизни и потерял свое королевство.
Мы с тем существом, которое я по привычке называл «мое солнце», несколько лет «жили» вместе, в старом дворце. Это привело к четырнадцати бунтам. Люди могли терпеть жадного короля, люди могли терпеть жалкого короля, но мертвого короля терпеть они не хотели. А я, видимо, будучи еще слишком живым, не мог дать приказ перевешать всех.
Бенейфа не сразу поняла, что, расставаясь с жизнью, ту самую молодость она не сохранила. Однако целеустремленность моей супруги всегда была на высоте: упустив одну цель, новоявленный лич решил бороться за власть. После того как она от моего имени объявила войну 3 герцогствам, я ушел из замка. Мне необходимо было куда больше знать о тайнах темной магии. Тот старик действительно был сумасшедшим, а ритуал, хоть и превратил меня в нежить, оставил лишь небольшой запас порченой нежизни внутри меня. Все чаще я видел не людей, а аппетитные куски мяса, по нелепости шевелящие ногами и говорящие что-то совершенно неважное. Упырем или ходячим трупом я быть ни капли не хотел. К тому же у меня пробудился несомненный дар: не раз и не два казненные заговорщики рассказывали мне о своих друзьях и далеко идущих планах. Но таланту нужно было приложить еще и знания — жизнь короля не оставляла времени на серьезные занятия магией, а уж тем более такой магией.
Второй раз я умер, когда Ледяной клинок и Лезвие Армагеддона скрестились. Мир запылал. Вспыхнула сама сущность магии. Я был тогда в своем подземном дворце. В отличие от многих других некромантов, я не стремился уничтожить мир, или поработить всех живых. В предгорьях на самой окраине королевства, которое когда-то было моим, появился Замок без Входа – сеть подземных пещер и залов, полная библиотек, вечной тьмы и плененных душ. Среди немертвых слуг дворца были лишь призраки, которым не мешал мрак и отсутствие дверей. Я же мог перенестись в любое нужное мне место: лаборатории, библиотеки, темница и настоящая королевская усыпальница, отделанная мрамором, обсидианом и золотом. К тому времени несовершенный ритуал безумного чернокнижника был исправлен: одна-две подобающе принесенных жертвы напитывали мою темную сущность на несколько лет. Я уже не рисковал превратиться в примитивного упыря. Прочие пленники Замка, среди которых были не только люди и эльфы, но и довольно странные экзотические создания, требовались для исследований. Некромантия оказалось на редкость увлекательной наукой. Личи не должны командовать армиями и скакать на мертвых конях под солнцем. А вот создавать армии ходячих покойников и гниющих чудовищ они могут. Замок без Входа давно стал местом для заключения сделок и обмена знаниями.
Однажды со свитой из трех вампиров ко мне пришла и Бенейфа. Даже от мертвой красоты не осталось и следа. Но моя жена тоже преодолела ограничения того слабого ритуала и даже в чем-то стала наслаждаться полученной властью над живыми.
Расплата забрала все созданное мной за столетия: горели книги, горели пленники и подвластные мне души. Пылал, казалось, сам эфир. Тогда я уже знал о путешественниках меж мирами, но подобная область магического искусства была совершенно вне моих познаний. Спасение принес один из вырвавшихся пленников: обезумивший от ожогов минотавр вырвал цепи из стены, снес дверь и мощными руками начал ломать мое тлеющее легкое тело. Истекающая темная суть и сухой треск мох собственных костей подсказали верный путь: мертвая рука проникла сквозь грудь и раздавила огромное сердце чудовища, а тлеющие остатки нижней челюсти прошептали слова. Я умер во второй раз. И оказался в Аксеоте.
***
В новом мире испуганные, раненные, а, главное - умирающие беглецы помогли восстановить мою плоть. Оплавленную Расплатой корону я больше не носил, остальное скрыла темная султана с накинутым капюшоном. Я заново переделал тело, но все остальное было безвозвратно потеряно: пленные души, связи и знакомства, как в Дейе, так и в других королевствах. А главное, был уничтожен и сгорел вместе с остальным миром мой прекрасный и ужасный Дворец без Входа. Все, что я знал, и все, что я помнил, здесь почти не помогало. Старые заклинания работали совершенно иначе, а ритуалы приводили к совсем уж немыслимым последствиям. Все встреченные мною люди пытались либо уничтожить меня, либо лишались чувств от страха. Ни одного некроманта или хотя бы разумного вампира, которые знали бы о правителях или ученых Дейи на дорогах нового мира мне не попалось.
Через две недели бесцельных скитаний в совершенно пустом снежном краю меня атаковала стая трехголовых псов. Именно над их останками я сделал первый шаг на пути к жизни.
Я стоял над адски горячим мертвым телом, которое минуту назад исходило яростью и бешеной слюной. Я шептал заученные формулы, но лапы оставались неподвижны, а души, которую можно пленить или поглотить, в этом создании я так и не почувствовал. Эксперименты прервал звук копыт и нестройный шепот.
- Кто бы ты ни был, путник, ты спас отряд паломников, несущих святыню, - верхом на низкой лошадке сидел полный человек. Источник шумного шепота — около десятка престарелых монахов. Было видно, что они не привыкли к холоду, а путешествие по снегу далось им с большим трудом.
В то время, когда я осматривал их, они смогли рассмотреть меня. Всадник побледнел, сравнившись цветом лица со снегом, а монахи начали шептать молитвы, которые с болью разливались по каждой из моих костей.
- Мое имя – Нортикус, когда-то я был королем Эрбенны... Потом ты мог слышать обо мне, как о хозяине Замка без Входа. А сейчас я все потерял. Эти псы могли сгрызть все мои кости, я одержал верх лишь благодаря везению и крупицам старых знаний.
Толстячок оглянулся на монахов, которые во время моего монолога стали молиться еще истовее, потом слез с лошади и положил руку на ящик, который был закреплен на седле.
- Мы несем эту святыню - осколок меча архангела - в храм, который появится в Флориссане – заговорил он - Когда отряд вышел из лагеря, монахи дали клятву никому не вредить во время пути, ну и я пообещал то же самое. Ты - мертвяк, ты меня пугаешь! Но хотя бы прям сейчас сожрать не хочешь, поэтому можешь пойти с нами до города, а там – отправляйся на все четыре стороны!
Монахи опешили от таких слов, один из них начал что-то втолковывать толстяку, но тот ткнул старика пальцем в грудь, потом снова указал на себя. Старик задумался, посмотрел на меня и на трупы трехголовых тварей.
- Тише, братия. Свет жизни калечит это существо. Если он замыслит темное дело – мы легко с ним совладаем! – голос монаха оказался не по-стариковски звучным.
По счастью, никого по пути мы так и не встретили: ни трехголовых собак, ни разбойников. Теперь монахи боялись меня. В часы их молитв мне же приходилось уходить так далеко, как только мог, но я все равно чувствовал боль. Не то легкое онемение загоревшейся или отрубленной конечности, которую высшая нежить способна чувствовать, а жжение и огонь внутри самой плоти. Если бы такое началось в Замке без Входа, я стремился бы любым способом навсегда уничтожить источник такого страдания, но после огня Расплаты, после почти что смерти под ударами минотавра — я просто терпел.
Толстяк, назвавшийся Уллиром, боялся не меньше святош, но пытался говорить со мной. Он рассказал, что до Расплаты был старшим мастером швейного цеха. Ничего не взяв, он ринулся в портал, который создали маги незадолго до катастрофы. И оказался здесь в числе первых. Многие люди почему-то шли за ним. Как выяснилось, стремящиеся к порядку и видящие в окружающих поддержку создали свое государство и назвали его Паледрой.
Лошадь, на которой ехал Уллир, смертельно боялась меня и на третью ночь сбежала. Монахи стали нести ящик по очереди, но их живые постаревшие тела быстро уставали даже просто от пути по снегу. Они подбадривали себя разговорами о святом предназначении и о трудном пути паломников. Один все время говорил о мясной похлебке, которую получит в городе от настоятелей храма. Он же в шутку предложил нести ящик мне, ведь это я виноват в исчезновении лошади, а то и вовсе в том, что они сбились с пути. Святая ноша исправит мою темную сущность. Раньше за подобные слова его душа оказалась бы внутри одного из кирпичей моего дворца. Но теперь все это было неважно. Каждый камень Замка без Входа, каждая страница каждой книги моих библиотек, десятки пленников, – все это сгорело в огне Расплаты. А после такого древний лич вполне может взять осколок архангельского меча в коробке и изобразить из себя храмового мула. Тем более, толстые доски позволили мне нести ящик с чрезвычайно великой святыней без тех мук, которые доставляли мне ежедневные пение и молитвы.
Через неделю Уллир все-таки привел нас к Флориссану. Город строился. Повсюду сновали люди с досками и повозки с камнем. Звуками города были не разговоры, а стук молотков и трели пил. Если бы я был живым чудаковатым волшебником в синей остроконечной шляпе и волшебной мантии, расшитой звездами, то я бы уже знал, что это по городу разливались звуки моей новой жизни.
Стражники на воротах крайне удивились, видя мертвеца, идущего среди живых. Но монахи убедили их в моем добронравии. С властями города так просто не вышло, несколько дней я провел в городской тюрьме под присмотром пары юношей, которые бюргеры называли «магами». Потом же лича приказали отпустить и проводить в тот самый уже почти достроенный храм. Когда я перешагнул через порог, султана затлела, почернела и окончательно истаяла, потом задымилась моя мертвая кожа. Святость этого места уничтожала меня вернее всех тварей, интриг и ярости потных героев, пытающихся силой взять Замок без Входа. Впервые за все мое 400-летнее существование в виде нежити я лишился чувств. И я не чувствовал страха смерти. Более того — я считал это жирной точкой моей истории. Бессмысленный и бездомный лич, колдовство которого не работает, сам приходит в недостроенный собор и сгорает.
***
Я пришел в себя глубоко под землей. Теперь я походил более на скелета, чем на лича. Зато корона, оплавленная огнем Расплаты, идеально ложилась на совершенно лысый череп. Как оказалось, монахи и священники не стали меня добивать… уж не знаю, что послужило причиной такого благородства… а отнесли в самую дальнюю комнату в самом глубоком винном погребе. Той ранящей святости здесь уже не было. Это место, этот склеп стал моим домом еще на 3 года.
В тавернах Флориссана никогда не стихали разговоры о могучем некроманте, «наверное, самОм Сандро», которого крестоносцы, преобразившиеся из монахов, привезли в цепях в город. И о столбе святого огня, обратившем в прах отвратительную тварь на пороге Храма Жизни. В тавернах не знали, что тварь ежедневно беседует с епископом, исповедуясь о вековых грехах. Они не знали, что не-живой бесстрашно открыл ковчег и без всякого вреда взял осколок меча архангела, оказавшийся подделкой. Они не знали, что хозяин Замка без Входа учил в семинарии самую противоположность себя – Магию Жизни.
Уже трижды минул срок, уже трижды я должен был лишить жизни невинного, разжевать, осквернить и поглотить его душу, чтобы напитать себя темной энергией, чтобы продлить свою вечную не-жизнь. Вместо этого я обращал свои мертвые кисти рук к небу. Вместо этого я изгонял последствия смерти, смерти, которую некогда сеял сам.
Священные песнопения доносились до подвала сквозь слой земли и камня, и все равно причиняли мне боль. Остатки моей мертвой плоти мало что способны ощутить, но ранящую боль святости – вполне. Теперь, спустя три года, я могу даже слышать даже колокольный звон, боль никуда не уходит. Каждый акт веры, каждое чудо причиняют страдания, но уже не разрушает мое мертвое тело.
Сегодня мне даруют новое имя и рукоположат в сан священника. Как бы это не смотрелось, чем бы это раньше не казалось, но новый мир вынуждает всех действовать по-новому.
***
В тавернах Флориссана еще несколько недель не стихали разговоры о святости Храма Жизни. О том, что сила молитв вернула мощи древнего святого к жизни.
«– А как звали этого святого?
– Не помню.. да и не важно. Теперь это просто падре Тикус».
Но я не сижу в храме и не служу мессы. Вместе с очень храброй молодой рыжей Тирис и отрядом воинов мы скачем вдоль границ с варварскими землями. Войско нельзя обманывать: и я, и служители храма рассказали всем, что за священник будет благословлять их на бой. Живые боятся меня в пути, некоторые откровенно трусят, но окрики Тирис и, как ни странно, мое слово в битве дают им храбрость, дают им опору и силу. Если даже злейший враг жизни – мертвец – стоит с ними в одном строю, врачует их раны, отпевает погибших, то что бояться каких-то бандитов или свинорылых орков. Храбрая Тирис тоже боится. Но ее дело – вести чемпионов, лучших всадников Флориссана, в атаку, кричать, хлестать плетью, если нужно – мчаться впереди всех. Что бы ни случилось, она не может показать свой страх, иначе чемпионы, а следом все ее войско, дрогнет и погибнет. И она это понимает.
В день той самой битвы Тирис, не боявшаяся даже свирепых варварских носорогов, была напугана. Но не присутствием тихого мертвого священника. В первые дни настоящей осени гонец принес ей письмо и приказ. Ранним утром, почти ночью, она прочла его и побледнела. Живые глаза не смогли бы увидеть эту бледность и широкие зрачки, живые уши не услышали бы прервавшееся дыхание. Бесстрашный рыцарь, служитель лордов Паледры, быстро взяла себя в руки и затрубила боевой сбор. Отряд двинулся вперед.
Когда солнце выглянуло из-за невысоких гор, стало ясно, что так напугало мою спутницу. За мелкой речушкой расположилась стоянка варваров. Не бесчисленные орды, но приличная сила. Среди них почему то не было воющих безумцев-берсеркеров, но пыль и несколько цветастых шатров указывали на воинов пустыни. Снующие в небе тени – на женщин-птиц. А низкая, всего в рост человека, каменная стена, окружавшая лагерь – на одноглазых гигантов-циклопов.
Несмотря на все, сигнал рога звучал четко и неотступно – атаковать! Девушка-рыцарь, по своей обычной привычке рванулась вперед в окружении чемпионов с тяжелыми боевыми копьями. Я едва успел благословить их. Святая магия, как всегда, отозвалась разгорающимся внутри пустого черепа костром.
Мне привычнее было общество монахов, но люди в рясах не патрулируют границы. Поэтому меня сейчас окружали крестоносцы и пикинёры, еще несущие свое оружие на плечах. Воины неуклонно шли вперед, выстраиваясь клином, я держался позади них, но не отставал. Священник и маг жизни – желанная цель стрелков. Пусть даже таких тупых, как мускулистые варвары.
Внезапность атаки и сила кавалерийского наскока поначалу сыграли нам на руку. Бедуины не успели оседлать лошадей, гарпии разлетелись за добычей и еще не могли собираться в те смертоносные и неуловимые тучи, что собирают урожай жизни.
Однако потом чемпионы и Тирис поплатились за свою удачу. Из шатров сзади лагеря вышли не мелкие гоблины, а огры. Да и оставшиеся в живых циклопы, опомнившись, стали швырять огромные камни, которые сшибали всадников и ломали кости мощных рыцарских коней. Крестоносцы и пикинёры, наконец, дошли. Острые клыки длинных пик и злые зубы сияющих мечей начали жевать незащищенные тела варваров. Я не спешил, я знал, что доля священника – благословлять и исцелять… а еще отпевать умерших.
На пикнёров, которые с пяти шагов без промаха могли бить огра точно в глаз, с небес обрушилась пернатая и вонючая смерть. Крестоносцы врубались в ряды врага и стояли насмерть, но их было так немного. Тут в двух десятков шагов от меня булыжник врезался в скалу и, пару раз подпрыгнув, откатился дальше. Именно тогда я до конца понял, что, несмотря на все усилия святош, несмотря на Магию Жизни, переполнявшую меня, несмотря на всех спасенных моим лечением, свое посмертное существование я ни капли не ценил. Мне было безразлично, что случится с падре Тикусом, бывшим бродячим личом Нортикусом, бывшим хозяином Замка без Входа, бывшим королем Нортикусом, бывшим мужем Бенейфы.
Понимание этого вселенского безразличия заняло у меня пару секунд. А потом я услышал всхлип рожка и крик Тирис. Я поднялся на небольшой каменистый холм. Девушка, бросив копье, одна напала на последних оставшихся циклопов и мечом зарубила четверых. Но силы были явно неравны. Удар мускулистой руки сбил ее с лошади, а удар босой, но прочной ноги наверняка переломал все ребра.
«Глупое живое существо. Ты можешь любить свою жизнь, ты можешь ее ненавидеть, ты можешь даже презирать себя. А я не способен даже завидовать тебе».
Словно против воли слова всплыли в памяти, и лежащее тело девушки окутал полупрозрачный золотистый свет, а кровь перестала течь из ее рта.
Чемпионов больше нет, пикинёры растерзаны гарпиями, крестоносцы стоят, но они слишком далеко. Силы варваров подходили ко мне. Пусть первый скачущий кочевник был сбит моим посохом, пусть первая гарпия упала в пыль с переломанными крыльями, но удар тонкого бревна с прибитыми к нему черепами, которым орудовал огр, уронил меня на пустую каменистую землю. Что может лич, весящий треть от веса обычного человека, против такого? - ничего.
***
Невидимая даже для «мага»-огра темная энергия, хранившая мое тело и сознание, причинявшая боль от соприкосновения с Магией Жизни, истекала из моего треснувшего черепа. Ткань робы священника за секунду сгнивала в тех местах, где энергия касалась ее. А моя оплавленная корона валялась в стороне. Такой короной даже варвары не прельстятся. А мой разбитый череп уже скоро прибьют к шаманской дубине.
Почти убитый живой лич смотрел в небо, но видел лишь себя и ту тьму, которая в нем была. И мертвое существо поняло, что посмертие – тоже жизнь, что таинство Жизни способно питать любую форму существования, что Смерть и Жизнь – родные сестры.
Кости рук сложились в молитве. Мертвый просил Небо о жизни. Свет заструился с небес. Небо ответило мне.
Сверху, вместо одного полуденного солнца, пришло множество лучей, словно каждая из звезд ночного небосклона стала бы светилом. Раны все еще стоящих крестоносцев сами по себе затягивались. Гарпия, которая человеческим лицом и человеческими губами ела лицо павшего рыцаря, была насквозь проткнута пехотным длинным копьем, которое держал окровавленный, но живой пикинёр. Из-за речки доносились ржание, стук копыт и тихие, но отчетливые крики Тирис.
Вновь собранный силой Жизни скелет, я стоял напротив семи огров, и, как и положено нежити, ни капли не боялся.
- Жизнь и Смерть – родные сестры. В каждом новорожденном спрятан труп, а в каждом гниющем теле теплится жизнь.
Шаманы, естественно, ничего не поняли и предпочли ринуться в атаку. Я не был бойцом никогда. Все мое оружие составлял посох священника. Но этого хватило - ведь каждый удар подпитывал меня энергией. Раздробленные кости собирались из осколков, выбитые пальцы появлялись из ниоткуда. Пролитая кровь, смерть каждого из шаманов вливала в меня жизнь. Ночные кровососы воруют жизнь и могут существовать. Я же брал заслуженный трофей и исцелялся.
Неживой священник Жизни вновь обратился к небу и попросил о справедливости. Я захотел разделить боль поровну – и каждый полученный мной удар отзывался в этих здоровых тушах. Тирис прискакала на вершину холма, сидя за спиной одного из своих чемпионов. Но здесь все было уже кончено. Я стоял среди трупов зеленокожих. Сиреневую мантию священника жизни исполосовывали следы некротической энергии, а корона парила над моим черепом.
Бледная от кровопотери всадница скорее упала, чем спрыгнула с лошади.
- Молчи, Тирис. Оставь слова обвинения и благодарности на потом. Сейчас я должен позаботиться о твоих людях. И я сделаю то, что могу.
Древний лич пошел по полю боя. Он смотрел на каждое тело и видел тех, чья душа еще не ушла на небо. И без всяких сомнений именно светлым мастерством, причинявшим ему страдания, он возвращал к жизни тех, кто не дышал. Не как возвращает некромант, а как просит вернуться истинный поборник жизни и любимец Богов.
Каждый из воскрешенных поклялся, что будет следовать за мной до тех пор, пока я буду идти по пути Света. Каждый из них поцеловал мою мертвую руку.
Крестоносцы, что не дрогнули до конца битвы, что видел благость небес, станут моими личными телохранителями.
Почти все чемпионы погибли - я мало кого смог вернуть к жизни. Тирис, несмотря на все мои усилия, тоже не до конца оправилась от ран, которые вполне можно назвать смертельными.
Со своей когортой она отправилась обратно в город, чтобы получить подкрепление. Я же в таком виде решил не объявляться в Флориссане, дабы не плодить еще больше разговоров в тавернах.
У невозвращения была и другая причина. Поняв, что Смерть и Жизнь – родные сестры, я глубоко понял природу темных искусств. Теперь я знаю, как в телах и в душах течет жизнь. Теперь я знаю, что нужно делать, чтобы заменять Жизнь на ее противоположность. Сам я не сойду с дороги света, но чтобы увереннее шагать по ней, не оступиться невзначай, я должен узнать и о тропинках тьмы.
Меня зовут Нортикус, и я умирал дважды. Первый раз — в мрачном склепе. Я сидел на странном троне и со страхом наблюдал за стариком, который прыгал по залу и чертил какие-то символы своей кровью. Я считал его безумцем, но заплатил немалые, даже по королевским меркам, деньги. Короли могут многое, но время не щадит даже их. Ведь та, кого я мог назвать своей женой, боялась каждого седого волоска, каждой морщинки на своей смертной плоти. Мне было просто смириться с этим, Бенейфа же пыталась обмануть природу и вековой порядок вещей. Размышления прервал закричавший старик - он резко подскочил и ударил меня в грудь грязным костяным ножом. Это была моя первая смерть. Тогда я лишился жизни и потерял свое королевство.
Мы с тем существом, которое я по привычке называл «мое солнце», несколько лет «жили» вместе, в старом дворце. Это привело к четырнадцати бунтам. Люди могли терпеть жадного короля, люди могли терпеть жалкого короля, но мертвого короля терпеть они не хотели. А я, видимо, будучи еще слишком живым, не мог дать приказ перевешать всех.
Бенейфа не сразу поняла, что, расставаясь с жизнью, ту самую молодость она не сохранила. Однако целеустремленность моей супруги всегда была на высоте: упустив одну цель, новоявленный лич решил бороться за власть. После того как она от моего имени объявила войну 3 герцогствам, я ушел из замка. Мне необходимо было куда больше знать о тайнах темной магии. Тот старик действительно был сумасшедшим, а ритуал, хоть и превратил меня в нежить, оставил лишь небольшой запас порченой нежизни внутри меня. Все чаще я видел не людей, а аппетитные куски мяса, по нелепости шевелящие ногами и говорящие что-то совершенно неважное. Упырем или ходячим трупом я быть ни капли не хотел. К тому же у меня пробудился несомненный дар: не раз и не два казненные заговорщики рассказывали мне о своих друзьях и далеко идущих планах. Но таланту нужно было приложить еще и знания — жизнь короля не оставляла времени на серьезные занятия магией, а уж тем более такой магией.
Второй раз я умер, когда Ледяной клинок и Лезвие Армагеддона скрестились. Мир запылал. Вспыхнула сама сущность магии. Я был тогда в своем подземном дворце. В отличие от многих других некромантов, я не стремился уничтожить мир, или поработить всех живых. В предгорьях на самой окраине королевства, которое когда-то было моим, появился Замок без Входа – сеть подземных пещер и залов, полная библиотек, вечной тьмы и плененных душ. Среди немертвых слуг дворца были лишь призраки, которым не мешал мрак и отсутствие дверей. Я же мог перенестись в любое нужное мне место: лаборатории, библиотеки, темница и настоящая королевская усыпальница, отделанная мрамором, обсидианом и золотом. К тому времени несовершенный ритуал безумного чернокнижника был исправлен: одна-две подобающе принесенных жертвы напитывали мою темную сущность на несколько лет. Я уже не рисковал превратиться в примитивного упыря. Прочие пленники Замка, среди которых были не только люди и эльфы, но и довольно странные экзотические создания, требовались для исследований. Некромантия оказалось на редкость увлекательной наукой. Личи не должны командовать армиями и скакать на мертвых конях под солнцем. А вот создавать армии ходячих покойников и гниющих чудовищ они могут. Замок без Входа давно стал местом для заключения сделок и обмена знаниями.
Однажды со свитой из трех вампиров ко мне пришла и Бенейфа. Даже от мертвой красоты не осталось и следа. Но моя жена тоже преодолела ограничения того слабого ритуала и даже в чем-то стала наслаждаться полученной властью над живыми.
Расплата забрала все созданное мной за столетия: горели книги, горели пленники и подвластные мне души. Пылал, казалось, сам эфир. Тогда я уже знал о путешественниках меж мирами, но подобная область магического искусства была совершенно вне моих познаний. Спасение принес один из вырвавшихся пленников: обезумивший от ожогов минотавр вырвал цепи из стены, снес дверь и мощными руками начал ломать мое тлеющее легкое тело. Истекающая темная суть и сухой треск мох собственных костей подсказали верный путь: мертвая рука проникла сквозь грудь и раздавила огромное сердце чудовища, а тлеющие остатки нижней челюсти прошептали слова. Я умер во второй раз. И оказался в Аксеоте.
***
В новом мире испуганные, раненные, а, главное - умирающие беглецы помогли восстановить мою плоть. Оплавленную Расплатой корону я больше не носил, остальное скрыла темная султана с накинутым капюшоном. Я заново переделал тело, но все остальное было безвозвратно потеряно: пленные души, связи и знакомства, как в Дейе, так и в других королевствах. А главное, был уничтожен и сгорел вместе с остальным миром мой прекрасный и ужасный Дворец без Входа. Все, что я знал, и все, что я помнил, здесь почти не помогало. Старые заклинания работали совершенно иначе, а ритуалы приводили к совсем уж немыслимым последствиям. Все встреченные мною люди пытались либо уничтожить меня, либо лишались чувств от страха. Ни одного некроманта или хотя бы разумного вампира, которые знали бы о правителях или ученых Дейи на дорогах нового мира мне не попалось.
Через две недели бесцельных скитаний в совершенно пустом снежном краю меня атаковала стая трехголовых псов. Именно над их останками я сделал первый шаг на пути к жизни.
Я стоял над адски горячим мертвым телом, которое минуту назад исходило яростью и бешеной слюной. Я шептал заученные формулы, но лапы оставались неподвижны, а души, которую можно пленить или поглотить, в этом создании я так и не почувствовал. Эксперименты прервал звук копыт и нестройный шепот.
- Кто бы ты ни был, путник, ты спас отряд паломников, несущих святыню, - верхом на низкой лошадке сидел полный человек. Источник шумного шепота — около десятка престарелых монахов. Было видно, что они не привыкли к холоду, а путешествие по снегу далось им с большим трудом.
В то время, когда я осматривал их, они смогли рассмотреть меня. Всадник побледнел, сравнившись цветом лица со снегом, а монахи начали шептать молитвы, которые с болью разливались по каждой из моих костей.
- Мое имя – Нортикус, когда-то я был королем Эрбенны... Потом ты мог слышать обо мне, как о хозяине Замка без Входа. А сейчас я все потерял. Эти псы могли сгрызть все мои кости, я одержал верх лишь благодаря везению и крупицам старых знаний.
Толстячок оглянулся на монахов, которые во время моего монолога стали молиться еще истовее, потом слез с лошади и положил руку на ящик, который был закреплен на седле.
- Мы несем эту святыню - осколок меча архангела - в храм, который появится в Флориссане – заговорил он - Когда отряд вышел из лагеря, монахи дали клятву никому не вредить во время пути, ну и я пообещал то же самое. Ты - мертвяк, ты меня пугаешь! Но хотя бы прям сейчас сожрать не хочешь, поэтому можешь пойти с нами до города, а там – отправляйся на все четыре стороны!
Монахи опешили от таких слов, один из них начал что-то втолковывать толстяку, но тот ткнул старика пальцем в грудь, потом снова указал на себя. Старик задумался, посмотрел на меня и на трупы трехголовых тварей.
- Тише, братия. Свет жизни калечит это существо. Если он замыслит темное дело – мы легко с ним совладаем! – голос монаха оказался не по-стариковски звучным.
По счастью, никого по пути мы так и не встретили: ни трехголовых собак, ни разбойников. Теперь монахи боялись меня. В часы их молитв мне же приходилось уходить так далеко, как только мог, но я все равно чувствовал боль. Не то легкое онемение загоревшейся или отрубленной конечности, которую высшая нежить способна чувствовать, а жжение и огонь внутри самой плоти. Если бы такое началось в Замке без Входа, я стремился бы любым способом навсегда уничтожить источник такого страдания, но после огня Расплаты, после почти что смерти под ударами минотавра — я просто терпел.
Толстяк, назвавшийся Уллиром, боялся не меньше святош, но пытался говорить со мной. Он рассказал, что до Расплаты был старшим мастером швейного цеха. Ничего не взяв, он ринулся в портал, который создали маги незадолго до катастрофы. И оказался здесь в числе первых. Многие люди почему-то шли за ним. Как выяснилось, стремящиеся к порядку и видящие в окружающих поддержку создали свое государство и назвали его Паледрой.
Лошадь, на которой ехал Уллир, смертельно боялась меня и на третью ночь сбежала. Монахи стали нести ящик по очереди, но их живые постаревшие тела быстро уставали даже просто от пути по снегу. Они подбадривали себя разговорами о святом предназначении и о трудном пути паломников. Один все время говорил о мясной похлебке, которую получит в городе от настоятелей храма. Он же в шутку предложил нести ящик мне, ведь это я виноват в исчезновении лошади, а то и вовсе в том, что они сбились с пути. Святая ноша исправит мою темную сущность. Раньше за подобные слова его душа оказалась бы внутри одного из кирпичей моего дворца. Но теперь все это было неважно. Каждый камень Замка без Входа, каждая страница каждой книги моих библиотек, десятки пленников, – все это сгорело в огне Расплаты. А после такого древний лич вполне может взять осколок архангельского меча в коробке и изобразить из себя храмового мула. Тем более, толстые доски позволили мне нести ящик с чрезвычайно великой святыней без тех мук, которые доставляли мне ежедневные пение и молитвы.
Через неделю Уллир все-таки привел нас к Флориссану. Город строился. Повсюду сновали люди с досками и повозки с камнем. Звуками города были не разговоры, а стук молотков и трели пил. Если бы я был живым чудаковатым волшебником в синей остроконечной шляпе и волшебной мантии, расшитой звездами, то я бы уже знал, что это по городу разливались звуки моей новой жизни.
Стражники на воротах крайне удивились, видя мертвеца, идущего среди живых. Но монахи убедили их в моем добронравии. С властями города так просто не вышло, несколько дней я провел в городской тюрьме под присмотром пары юношей, которые бюргеры называли «магами». Потом же лича приказали отпустить и проводить в тот самый уже почти достроенный храм. Когда я перешагнул через порог, султана затлела, почернела и окончательно истаяла, потом задымилась моя мертвая кожа. Святость этого места уничтожала меня вернее всех тварей, интриг и ярости потных героев, пытающихся силой взять Замок без Входа. Впервые за все мое 400-летнее существование в виде нежити я лишился чувств. И я не чувствовал страха смерти. Более того — я считал это жирной точкой моей истории. Бессмысленный и бездомный лич, колдовство которого не работает, сам приходит в недостроенный собор и сгорает.
***
Я пришел в себя глубоко под землей. Теперь я походил более на скелета, чем на лича. Зато корона, оплавленная огнем Расплаты, идеально ложилась на совершенно лысый череп. Как оказалось, монахи и священники не стали меня добивать… уж не знаю, что послужило причиной такого благородства… а отнесли в самую дальнюю комнату в самом глубоком винном погребе. Той ранящей святости здесь уже не было. Это место, этот склеп стал моим домом еще на 3 года.
В тавернах Флориссана никогда не стихали разговоры о могучем некроманте, «наверное, самОм Сандро», которого крестоносцы, преобразившиеся из монахов, привезли в цепях в город. И о столбе святого огня, обратившем в прах отвратительную тварь на пороге Храма Жизни. В тавернах не знали, что тварь ежедневно беседует с епископом, исповедуясь о вековых грехах. Они не знали, что не-живой бесстрашно открыл ковчег и без всякого вреда взял осколок меча архангела, оказавшийся подделкой. Они не знали, что хозяин Замка без Входа учил в семинарии самую противоположность себя – Магию Жизни.
Уже трижды минул срок, уже трижды я должен был лишить жизни невинного, разжевать, осквернить и поглотить его душу, чтобы напитать себя темной энергией, чтобы продлить свою вечную не-жизнь. Вместо этого я обращал свои мертвые кисти рук к небу. Вместо этого я изгонял последствия смерти, смерти, которую некогда сеял сам.
Священные песнопения доносились до подвала сквозь слой земли и камня, и все равно причиняли мне боль. Остатки моей мертвой плоти мало что способны ощутить, но ранящую боль святости – вполне. Теперь, спустя три года, я могу даже слышать даже колокольный звон, боль никуда не уходит. Каждый акт веры, каждое чудо причиняют страдания, но уже не разрушает мое мертвое тело.
Сегодня мне даруют новое имя и рукоположат в сан священника. Как бы это не смотрелось, чем бы это раньше не казалось, но новый мир вынуждает всех действовать по-новому.
***
В тавернах Флориссана еще несколько недель не стихали разговоры о святости Храма Жизни. О том, что сила молитв вернула мощи древнего святого к жизни.
«– А как звали этого святого?
– Не помню.. да и не важно. Теперь это просто падре Тикус».
Но я не сижу в храме и не служу мессы. Вместе с очень храброй молодой рыжей Тирис и отрядом воинов мы скачем вдоль границ с варварскими землями. Войско нельзя обманывать: и я, и служители храма рассказали всем, что за священник будет благословлять их на бой. Живые боятся меня в пути, некоторые откровенно трусят, но окрики Тирис и, как ни странно, мое слово в битве дают им храбрость, дают им опору и силу. Если даже злейший враг жизни – мертвец – стоит с ними в одном строю, врачует их раны, отпевает погибших, то что бояться каких-то бандитов или свинорылых орков. Храбрая Тирис тоже боится. Но ее дело – вести чемпионов, лучших всадников Флориссана, в атаку, кричать, хлестать плетью, если нужно – мчаться впереди всех. Что бы ни случилось, она не может показать свой страх, иначе чемпионы, а следом все ее войско, дрогнет и погибнет. И она это понимает.
В день той самой битвы Тирис, не боявшаяся даже свирепых варварских носорогов, была напугана. Но не присутствием тихого мертвого священника. В первые дни настоящей осени гонец принес ей письмо и приказ. Ранним утром, почти ночью, она прочла его и побледнела. Живые глаза не смогли бы увидеть эту бледность и широкие зрачки, живые уши не услышали бы прервавшееся дыхание. Бесстрашный рыцарь, служитель лордов Паледры, быстро взяла себя в руки и затрубила боевой сбор. Отряд двинулся вперед.
Когда солнце выглянуло из-за невысоких гор, стало ясно, что так напугало мою спутницу. За мелкой речушкой расположилась стоянка варваров. Не бесчисленные орды, но приличная сила. Среди них почему то не было воющих безумцев-берсеркеров, но пыль и несколько цветастых шатров указывали на воинов пустыни. Снующие в небе тени – на женщин-птиц. А низкая, всего в рост человека, каменная стена, окружавшая лагерь – на одноглазых гигантов-циклопов.
Несмотря на все, сигнал рога звучал четко и неотступно – атаковать! Девушка-рыцарь, по своей обычной привычке рванулась вперед в окружении чемпионов с тяжелыми боевыми копьями. Я едва успел благословить их. Святая магия, как всегда, отозвалась разгорающимся внутри пустого черепа костром.
Мне привычнее было общество монахов, но люди в рясах не патрулируют границы. Поэтому меня сейчас окружали крестоносцы и пикинёры, еще несущие свое оружие на плечах. Воины неуклонно шли вперед, выстраиваясь клином, я держался позади них, но не отставал. Священник и маг жизни – желанная цель стрелков. Пусть даже таких тупых, как мускулистые варвары.
Внезапность атаки и сила кавалерийского наскока поначалу сыграли нам на руку. Бедуины не успели оседлать лошадей, гарпии разлетелись за добычей и еще не могли собираться в те смертоносные и неуловимые тучи, что собирают урожай жизни.
Однако потом чемпионы и Тирис поплатились за свою удачу. Из шатров сзади лагеря вышли не мелкие гоблины, а огры. Да и оставшиеся в живых циклопы, опомнившись, стали швырять огромные камни, которые сшибали всадников и ломали кости мощных рыцарских коней. Крестоносцы и пикинёры, наконец, дошли. Острые клыки длинных пик и злые зубы сияющих мечей начали жевать незащищенные тела варваров. Я не спешил, я знал, что доля священника – благословлять и исцелять… а еще отпевать умерших.
На пикнёров, которые с пяти шагов без промаха могли бить огра точно в глаз, с небес обрушилась пернатая и вонючая смерть. Крестоносцы врубались в ряды врага и стояли насмерть, но их было так немного. Тут в двух десятков шагов от меня булыжник врезался в скалу и, пару раз подпрыгнув, откатился дальше. Именно тогда я до конца понял, что, несмотря на все усилия святош, несмотря на Магию Жизни, переполнявшую меня, несмотря на всех спасенных моим лечением, свое посмертное существование я ни капли не ценил. Мне было безразлично, что случится с падре Тикусом, бывшим бродячим личом Нортикусом, бывшим хозяином Замка без Входа, бывшим королем Нортикусом, бывшим мужем Бенейфы.
Понимание этого вселенского безразличия заняло у меня пару секунд. А потом я услышал всхлип рожка и крик Тирис. Я поднялся на небольшой каменистый холм. Девушка, бросив копье, одна напала на последних оставшихся циклопов и мечом зарубила четверых. Но силы были явно неравны. Удар мускулистой руки сбил ее с лошади, а удар босой, но прочной ноги наверняка переломал все ребра.
«Глупое живое существо. Ты можешь любить свою жизнь, ты можешь ее ненавидеть, ты можешь даже презирать себя. А я не способен даже завидовать тебе».
Словно против воли слова всплыли в памяти, и лежащее тело девушки окутал полупрозрачный золотистый свет, а кровь перестала течь из ее рта.
Чемпионов больше нет, пикинёры растерзаны гарпиями, крестоносцы стоят, но они слишком далеко. Силы варваров подходили ко мне. Пусть первый скачущий кочевник был сбит моим посохом, пусть первая гарпия упала в пыль с переломанными крыльями, но удар тонкого бревна с прибитыми к нему черепами, которым орудовал огр, уронил меня на пустую каменистую землю. Что может лич, весящий треть от веса обычного человека, против такого? - ничего.
***
Невидимая даже для «мага»-огра темная энергия, хранившая мое тело и сознание, причинявшая боль от соприкосновения с Магией Жизни, истекала из моего треснувшего черепа. Ткань робы священника за секунду сгнивала в тех местах, где энергия касалась ее. А моя оплавленная корона валялась в стороне. Такой короной даже варвары не прельстятся. А мой разбитый череп уже скоро прибьют к шаманской дубине.
Почти убитый живой лич смотрел в небо, но видел лишь себя и ту тьму, которая в нем была. И мертвое существо поняло, что посмертие – тоже жизнь, что таинство Жизни способно питать любую форму существования, что Смерть и Жизнь – родные сестры.
Кости рук сложились в молитве. Мертвый просил Небо о жизни. Свет заструился с небес. Небо ответило мне.
Сверху, вместо одного полуденного солнца, пришло множество лучей, словно каждая из звезд ночного небосклона стала бы светилом. Раны все еще стоящих крестоносцев сами по себе затягивались. Гарпия, которая человеческим лицом и человеческими губами ела лицо павшего рыцаря, была насквозь проткнута пехотным длинным копьем, которое держал окровавленный, но живой пикинёр. Из-за речки доносились ржание, стук копыт и тихие, но отчетливые крики Тирис.
Вновь собранный силой Жизни скелет, я стоял напротив семи огров, и, как и положено нежити, ни капли не боялся.
- Жизнь и Смерть – родные сестры. В каждом новорожденном спрятан труп, а в каждом гниющем теле теплится жизнь.
Шаманы, естественно, ничего не поняли и предпочли ринуться в атаку. Я не был бойцом никогда. Все мое оружие составлял посох священника. Но этого хватило - ведь каждый удар подпитывал меня энергией. Раздробленные кости собирались из осколков, выбитые пальцы появлялись из ниоткуда. Пролитая кровь, смерть каждого из шаманов вливала в меня жизнь. Ночные кровососы воруют жизнь и могут существовать. Я же брал заслуженный трофей и исцелялся.
Неживой священник Жизни вновь обратился к небу и попросил о справедливости. Я захотел разделить боль поровну – и каждый полученный мной удар отзывался в этих здоровых тушах. Тирис прискакала на вершину холма, сидя за спиной одного из своих чемпионов. Но здесь все было уже кончено. Я стоял среди трупов зеленокожих. Сиреневую мантию священника жизни исполосовывали следы некротической энергии, а корона парила над моим черепом.
Бледная от кровопотери всадница скорее упала, чем спрыгнула с лошади.
- Молчи, Тирис. Оставь слова обвинения и благодарности на потом. Сейчас я должен позаботиться о твоих людях. И я сделаю то, что могу.
Древний лич пошел по полю боя. Он смотрел на каждое тело и видел тех, чья душа еще не ушла на небо. И без всяких сомнений именно светлым мастерством, причинявшим ему страдания, он возвращал к жизни тех, кто не дышал. Не как возвращает некромант, а как просит вернуться истинный поборник жизни и любимец Богов.
Каждый из воскрешенных поклялся, что будет следовать за мной до тех пор, пока я буду идти по пути Света. Каждый из них поцеловал мою мертвую руку.
Крестоносцы, что не дрогнули до конца битвы, что видел благость небес, станут моими личными телохранителями.
Почти все чемпионы погибли - я мало кого смог вернуть к жизни. Тирис, несмотря на все мои усилия, тоже не до конца оправилась от ран, которые вполне можно назвать смертельными.
Со своей когортой она отправилась обратно в город, чтобы получить подкрепление. Я же в таком виде решил не объявляться в Флориссане, дабы не плодить еще больше разговоров в тавернах.
У невозвращения была и другая причина. Поняв, что Смерть и Жизнь – родные сестры, я глубоко понял природу темных искусств. Теперь я знаю, как в телах и в душах течет жизнь. Теперь я знаю, что нужно делать, чтобы заменять Жизнь на ее противоположность. Сам я не сойду с дороги света, но чтобы увереннее шагать по ней, не оступиться невзначай, я должен узнать и о тропинках тьмы.
Рассказ 8
Любовь и лечение в Шио
Зарисовка из жизни простых жителей Асхана
Санитары войны – люди, чей страх за свою жизнь уже давно канул в небытие. Санитары войны – люди, чей инстинкт самосохранения атрофировался ещё в то время, когда они выбрали свою профессию. Санитары войны – люди, которые спасают жизни и своих, и чужих солдат. Для них не существует этой разницы. Санитары войны – люди, которые делают только одно различие: раненый – здоровый. Под огнём с обеих враждующих сторон они, пригнувшись, ищут пострадавших и оттаскивают в лазареты. Санитары войны – люди, страдающие за свою добродетель. За спасение тех, кто воюет по ту сторону баррикад, они в лучшем случае получат выговор. В худшем их ожидает военно-полевой суд, приговор которого за пособничество врагу звучит просто и кратко – смертная казнь. И, тем не менее, они продолжают заниматься своим ремеслом – невзирая на страх перед смертью и судом. Потому что не могут смотреть, как умирает живое существо. Им противно видеть это. Санитары войны не могут смотреть на умирающих – потому что на войне умирают молодые.
Гесед Год`им как раз была из таких – истинная сестра милосердия. Её личное дело «пестрело» выговорами за спасение умирающих демонов. Она и сама была бы не спасать их, но вот только, кроме неё, это делать было некому. Другие либо боялись приговора «тройки», либо и вовсе разделяли чувства большинства: хороший демон – мёртвый демон. Первых тёмная эльфийка могла понять – она и сама старалась всячески скрыть хаотических пациентов, но при разговоре со вторыми единственной эмоцией, которую она испытывала, было искреннее недоумение . Она не могла допустить даже мысли о том, чтобы делить раненых на «своих» и «чужих». Единственный признак, по которому она разграничивала их, - тип ранения.
Огромное количество выговоров не останавливало эльфийку, и она вот уже вторую войну Кровавой Луны спасала жизни врагам. Она дважды дошла до Ур-Гиенны, столицы Кха-Белеха. И второй раз оттаскивала с поля сражения солдата войск Хаоса.
Во время пятого затмения, впрочем, ей пришлось оставить «пациента» - сначала выяснилось, что перестало хватать лекарей даже на войска Порядка, а затем началось стихийное отступление. Гесед до сих пор не могла вспомнить, как уцелела в той мясорубке, которую устроили солдаты Кха-Белеха.
Но сейчас всё было с точностью да наоборот – объединённые армии Асхана громили Властелина Демонов. Уже была разрушена Цитадель Биары, прорвана Огненная Преграда, и Ур-Гиенна осталась беззащитной. Последняя попытка контратаки на фланге Раилага – прыжки старших демонов с их огненными собратьями на спинах. Тактика сомнительная – от взрывов, конечно, войска эльфов слепли и гибли, но вместе с ними гибли и старшие демоны, а огненные оставались беззащитными. Они были уже не в силах прорваться обратно – под защиту крепости.
К тому же, через пару десятков взрывов было найдено противодействие – ассасины из своих арбалетов сбивали огненных демонов с их «транспортных средств», и те отлетали обратно в крепость. Старших же добивали бестии, как только те приземлялись.
Раненых в этот раз было мало, поэтому Год`им позволила себе выполнять обязанность, характерную не для своего клана, но для всех фурий – обязанность воевать. Сегодня она убила больше врагов, чем за всю свою жизнь. Потому что в этот раз убивать было можно – учитывая то, что именно клан демонопоклонников Суровые сердца перебил огромное количество фурий клана Забытого пути. И час мести наконец-то пришёл. Противники один за другим падали от её руки, пока не случилось весьма забавное происшествие: арбалетный болт, пущенный одним из ассасинов, убил не огненного демона, а «прыгуна». Труп продолжил путь по инерции, и воин достиг своей цели – рядов тёмных эльфов. Те тем временем уже шли в атаку, и целительницы остались на позициях одни – даже вождь кланов Игг-Шайла направился в Цитадель.
Гесед спокойно стояла, как вдруг рядом с ней упали два тела демонов. Первый из них уже был трупом, второй оставался жив, но от жёсткого приземления, по-видимому, потерял сознание. Женщина подошла, пощупала пульс.
- Гесед, ты опять за своё?
- Как видишь. Ничего не могу с собой поделать. Ладно, девочки, пойду оттащу его к себе в палатку.
Огненный демон, вопреки предположениям Гесед, получил серьёзные раны – кости конечностей были сломаны в нескольких местах, скорее всего, серьёзно повреждены внутренние органы. Похоже, он даже не успел почувствовать болевой шок. Состояние было критическим. Не улучшал ситуацию и болт, пробивший плечо, – судя по всему, старшего демона он «прошил» насквозь. Либо, что тоже было вероятно, в огненного попала стрела другого ассасина. Именно его нужно было удалить в первую очередь – если во время манипуляций с телом она его случайно заденет, то он может перебить капилляр – и тогда и без того большие кровопотери убьют хаосита. Причём это может случиться в любой момент – поэтому это лучше сделать сейчас, сконцентрировав внимание на этой ране: даже если кровеносный сосуд будет повреждён, Год`им сразу наложит заклинание лечения.
Пока же плечо находилось под действием «Заморозки», выполнявшей одновременно функции обезболивания и обездвиживания. Фурия очистила хирургические инструменты в спирте, намочила жидкостью тряпку и, прижав её к ране, начала потихоньку вытаскивать арбалетную стрелу . Операция длилась несколько минут, периодически Гесед останавливалась, чтобы успокоиться и случайно не задеть болт. Сотни секунд для неё длились, как сотни минут. Наконец, рана была освобождена. Год`им взяла склянку с лечебным зельем. Там осталось очень мало содержимого. То же самое - с остальными сосудами. Эльфийке пришлось слить всё в одну ёмкость для облегчения дозировки. Прежде всего необходимо было залечить самую крупную рану в простреленном плече. Та начала медленно затягиваться: маленькое количество зелья действовало не так эффективно, к тому же различные его составы конфликтовали друг с другом.
Второй и последней действительно опасной раной оказались четыре сломанных ребра. Хуже всего для Гесед было то, что быстро их можно было «вправить» только с помощью применения одного из сильнейших восстановительных заклинаний – «мгновенного лечения». Её магической энергии могло хватить только на одно применение, поэтому грудную клетку нужно было зафиксировать. Бинтов уже практически не осталось, и снова значительная часть ушла на демона. Год`им проверила пульс. Сердце билось, но очень медленно: не более двадцати ударов в минуту. «Странно. Он что, в спячку впал?» - пронеслось в голове у целительницы. Выпив две маленьких колбы с зельем маны, эльфийка, стараясь не растерять магическую энергию, прочитала «мгновенное лечение» и направила его на рёбра пациента.
Вместе с тем послышались звуки разрушаемых стен: армия победителей входила в Ур-Гиенну. «Наконец-то. Победа», - произнесла фурия и тут же упала: слишком много магических сил было потКонкред открыл глаза. Вопреки его ожиданиям, он очнулся не под лапой у Ургаша, а в палатке целительницы. «Странно. Нас разбили в пух и прах, а меня всё же кто-то подобрал. Что же это за услужливый бесёнок такой попался?».
Снаружи послышался смех, крик, гам. «Женский батальон? Похоже, войска Игг-Шайла. Тогда что тут делаю я? Становится всё интереснее».
- Гесед! Выходи из своей палатки, что ты с ним возишься?
Огненный демон решил притвориться, что он ещё не пришёл в сознание. Целительница, скорее всего, не успела завершить свою работу: лапы болели ужасно, но хоть сломанная грудная клетка была перевязана. А значит, она сейчас отдыхает.
- Гесед! – послышался шорох войлоковой двери, и, смеясь, в палатку забежала фурия. Но тут же её голос стал серьёзным, даже притворно жалеющим. – Ничего не жалеет ради своих больных. Что ж, ладно, спи, бескорыстная ты наша. – И, внезапно рассмеявшись, эльфийка покинула палатку, разнося новость о том, что Год`им уже в который раз спасает демона непонятно зачем. Снаружи раздался дружный хохот.
Демону даже стало неловко перед целительницей: из-за него она рискует своей репутацией, а он лежит и даже пальцем не пошевелит ради неё. «Что же ты за женщина такая, Гесед? Так, ладно, осмотримся вокруг».
Палатка эльфийки представляла собой удручающее зрелище, как и всё в измотанной армии Игг-Шайла. Склянок с зельями практически не осталось, сундук, который вскоре пришлось бы нести к обозам, был до отказа набит грязными простынями. Под собой же наш герой вместо привычного для палаток ложа почувствовал то ли ящик, то ли перевёрнутый комод. Кроватью фурии служил спальный мешок. Но она не дошла даже до него: упала рядом с тем, кого лечила. Огненный демон, аккуратно, чтобы не повредить раненные кости, сел на импровизированную койку и цокнул языком. «Устала? Сама виновата, незачем демонов просто так таскать с поля боя, тем более когда не имеешь сил для их спасения. Эх, санитарки вы мои бедные, почему ж вы так себя не любите, что бросаетесь под огонь ради непонятно чего? Так, ладно, попробуем хотя бы дотолкать тебя до твоего спальника». Тело отозвалось болью, когда он скатывался с лафета на пол. Лапы адски болели при каждом движении, передвигаться приходилось на спине: катиться на рёбрах было бы самоубийством. Добравшись до фурии, он откинул голову назад, зубами вцепился в её одежду и потащил к спальному мешку: хорошо, что шейные мускулы демонов были достаточно сильными, чтобы при содействии туловища переносить достаточно крупные по размерам живые существа – длина тела демона была сопоставима с высотой фурии. На перемещение Гесед он затратил около двадцати минут: приходилось пережидать приступы боли в конечностях. Уложив целительницу в импровизированную постель, Конкред потерял сознание: неокрепшее тело не выдержало столь сильной нагрузки.
Очнулся он от всё той же боли в лапах. Его куда-то тащили. Неужели решила всё-таки выкинуть? Тогда скорее бы это всё закончилось. Скорее бы оказаться под крылом у Дракона Хаоса, не чувствовать это мученье… И это дрянное ощущение, что тебя выкидывают на помойку, как ненужную игрушку. Винил ли он в этом сестру милосердия? Нет. Она исполняла свой долг, сколько могла. Значит, обстоятельства сложились так, что ей пришлось его бросить. Что ж, он не в обиде. Она вытягивала его с того света, но риск самой оказаться там, видимо, стал слишком велик. Его жизнь – жертва за её жизнь. Так бывает сплошь и рядом.
С такими мыслями Конкред готовился погрузиться в вечное забытье смерти. Когда его положили на что-то жёсткое, он уже мысленно упокоил себя, как вдруг… Ощущение неестественной теплоты на передних лапах. Голос сверху: «Держись, сейчас будет больно». И следом – удар по коленке правой ноги. И там боль тоже заглушается теплом. Она что, решила подлечить его перед тем, как оставить посреди Шио? Неразумно. Чтобы падальщикам было больше работы по поеданию его туши, когда его выкинут из палатки? Огненный демон уже давно смирился с мыслью о смерти и думал, что пора бы Гесед уже его бросить: судя по всему, войска тёмных эльфов покидали ядро планеты. И когда она потащила его, он думал, что его, не долеченного, сейчас бросят на раскалённый песок демонической тюрьмы, и что дьяволята, изгнанные из городов, доедят его за милую душу. Или архидемон воспользуется им для создания пещерных демонов. Шанс выжить был астрономически мал.
Но вдруг понял, что не ощущает больше физической боли.
- Ну вот, вроде закончили. Эй, очнись!
Дитя Ургаша открыло глаза. Конкред лежал всё на том же импровизированном «операционном столе». Гесед стояла рядом и смотрела прямо ему в глаза.
- Очнулся наконец-то. Ох, сколько я вас, огненных, спасала – вы всё делаете медленно.
- А вы, фурии, очень нежные и хрупкие. Мелькаете, конечно, как молнии, но поймай вас в объятья – позвоночник ведь можно ненароком сломать.
- Один-один.
- Но почему ты вообще меня спасала?
- Я не могу ничего с собой поделать. Мне уже половина нашей армии поставила в вину, что я спасаю демонов. Но вы… Вы же тоже чувствуете боль. Я не могу смотреть, как кто-то чувствует боль. Не могу, понимаешь?!
- Откуда ж вы, милосердные, берётесь только?
- Ну, ты, я погляжу, тоже не без сердца. Иначе кто бы меня дотащил до постели?
- Я. Но, честно, мне было противно смотреть, как вся ваша армия пьянствует, а ты лежишь на грязной земле.
- Спасибо хоть за это.
- Ты спасла мне жизнь. Каждый день ты рискуешь своей ради неё. Так не может продолжаться больше – в Игг-Шайле тебе точно худо придётся. Поэтому ты должна оставить меня в Шио. Я не забуду тебя – мы, демоны, никогда не забываем тех, кто помог нам. Но прежде чем покинуть твою палатку, я должен спросить: что я могу сделать для тебя здесь и сейчас?
- Остаться со мной. Ты благороден, и я, если честно, хотела бы иметь такого друга, как ты. Как тебя зовут, кстати?
- Конкред. Что ж, если ты хочешь, чтобы я остался,– я останусь.
Огненный демон вдруг ощутил себя в объятиях этой странной, непонятной ему фурии. Что она чувствовала к нему, он не знал. Знал лишь только, что с ней ему будет хорошо, а главное - спокойно. Смирение с мыслью о смерти заставило его переосмыслить жизнь. Теперь он не желал ни разорять мир на поверхности, ни танцевать на его руинах. Он желал только спокойствия и умиротворения. А достичь он их мог только вместе с этой фурией. Конечно, им предстояла тяжёлая борьба – прежде всего с предрассудками жителей Асхана. Но пока они были счастливы.
Зарисовка из жизни простых жителей Асхана
Санитары войны – люди, чей страх за свою жизнь уже давно канул в небытие. Санитары войны – люди, чей инстинкт самосохранения атрофировался ещё в то время, когда они выбрали свою профессию. Санитары войны – люди, которые спасают жизни и своих, и чужих солдат. Для них не существует этой разницы. Санитары войны – люди, которые делают только одно различие: раненый – здоровый. Под огнём с обеих враждующих сторон они, пригнувшись, ищут пострадавших и оттаскивают в лазареты. Санитары войны – люди, страдающие за свою добродетель. За спасение тех, кто воюет по ту сторону баррикад, они в лучшем случае получат выговор. В худшем их ожидает военно-полевой суд, приговор которого за пособничество врагу звучит просто и кратко – смертная казнь. И, тем не менее, они продолжают заниматься своим ремеслом – невзирая на страх перед смертью и судом. Потому что не могут смотреть, как умирает живое существо. Им противно видеть это. Санитары войны не могут смотреть на умирающих – потому что на войне умирают молодые.
Гесед Год`им как раз была из таких – истинная сестра милосердия. Её личное дело «пестрело» выговорами за спасение умирающих демонов. Она и сама была бы не спасать их, но вот только, кроме неё, это делать было некому. Другие либо боялись приговора «тройки», либо и вовсе разделяли чувства большинства: хороший демон – мёртвый демон. Первых тёмная эльфийка могла понять – она и сама старалась всячески скрыть хаотических пациентов, но при разговоре со вторыми единственной эмоцией, которую она испытывала, было искреннее недоумение . Она не могла допустить даже мысли о том, чтобы делить раненых на «своих» и «чужих». Единственный признак, по которому она разграничивала их, - тип ранения.
Огромное количество выговоров не останавливало эльфийку, и она вот уже вторую войну Кровавой Луны спасала жизни врагам. Она дважды дошла до Ур-Гиенны, столицы Кха-Белеха. И второй раз оттаскивала с поля сражения солдата войск Хаоса.
Во время пятого затмения, впрочем, ей пришлось оставить «пациента» - сначала выяснилось, что перестало хватать лекарей даже на войска Порядка, а затем началось стихийное отступление. Гесед до сих пор не могла вспомнить, как уцелела в той мясорубке, которую устроили солдаты Кха-Белеха.
Но сейчас всё было с точностью да наоборот – объединённые армии Асхана громили Властелина Демонов. Уже была разрушена Цитадель Биары, прорвана Огненная Преграда, и Ур-Гиенна осталась беззащитной. Последняя попытка контратаки на фланге Раилага – прыжки старших демонов с их огненными собратьями на спинах. Тактика сомнительная – от взрывов, конечно, войска эльфов слепли и гибли, но вместе с ними гибли и старшие демоны, а огненные оставались беззащитными. Они были уже не в силах прорваться обратно – под защиту крепости.
К тому же, через пару десятков взрывов было найдено противодействие – ассасины из своих арбалетов сбивали огненных демонов с их «транспортных средств», и те отлетали обратно в крепость. Старших же добивали бестии, как только те приземлялись.
Раненых в этот раз было мало, поэтому Год`им позволила себе выполнять обязанность, характерную не для своего клана, но для всех фурий – обязанность воевать. Сегодня она убила больше врагов, чем за всю свою жизнь. Потому что в этот раз убивать было можно – учитывая то, что именно клан демонопоклонников Суровые сердца перебил огромное количество фурий клана Забытого пути. И час мести наконец-то пришёл. Противники один за другим падали от её руки, пока не случилось весьма забавное происшествие: арбалетный болт, пущенный одним из ассасинов, убил не огненного демона, а «прыгуна». Труп продолжил путь по инерции, и воин достиг своей цели – рядов тёмных эльфов. Те тем временем уже шли в атаку, и целительницы остались на позициях одни – даже вождь кланов Игг-Шайла направился в Цитадель.
Гесед спокойно стояла, как вдруг рядом с ней упали два тела демонов. Первый из них уже был трупом, второй оставался жив, но от жёсткого приземления, по-видимому, потерял сознание. Женщина подошла, пощупала пульс.
- Гесед, ты опять за своё?
- Как видишь. Ничего не могу с собой поделать. Ладно, девочки, пойду оттащу его к себе в палатку.
Огненный демон, вопреки предположениям Гесед, получил серьёзные раны – кости конечностей были сломаны в нескольких местах, скорее всего, серьёзно повреждены внутренние органы. Похоже, он даже не успел почувствовать болевой шок. Состояние было критическим. Не улучшал ситуацию и болт, пробивший плечо, – судя по всему, старшего демона он «прошил» насквозь. Либо, что тоже было вероятно, в огненного попала стрела другого ассасина. Именно его нужно было удалить в первую очередь – если во время манипуляций с телом она его случайно заденет, то он может перебить капилляр – и тогда и без того большие кровопотери убьют хаосита. Причём это может случиться в любой момент – поэтому это лучше сделать сейчас, сконцентрировав внимание на этой ране: даже если кровеносный сосуд будет повреждён, Год`им сразу наложит заклинание лечения.
Пока же плечо находилось под действием «Заморозки», выполнявшей одновременно функции обезболивания и обездвиживания. Фурия очистила хирургические инструменты в спирте, намочила жидкостью тряпку и, прижав её к ране, начала потихоньку вытаскивать арбалетную стрелу . Операция длилась несколько минут, периодически Гесед останавливалась, чтобы успокоиться и случайно не задеть болт. Сотни секунд для неё длились, как сотни минут. Наконец, рана была освобождена. Год`им взяла склянку с лечебным зельем. Там осталось очень мало содержимого. То же самое - с остальными сосудами. Эльфийке пришлось слить всё в одну ёмкость для облегчения дозировки. Прежде всего необходимо было залечить самую крупную рану в простреленном плече. Та начала медленно затягиваться: маленькое количество зелья действовало не так эффективно, к тому же различные его составы конфликтовали друг с другом.
Второй и последней действительно опасной раной оказались четыре сломанных ребра. Хуже всего для Гесед было то, что быстро их можно было «вправить» только с помощью применения одного из сильнейших восстановительных заклинаний – «мгновенного лечения». Её магической энергии могло хватить только на одно применение, поэтому грудную клетку нужно было зафиксировать. Бинтов уже практически не осталось, и снова значительная часть ушла на демона. Год`им проверила пульс. Сердце билось, но очень медленно: не более двадцати ударов в минуту. «Странно. Он что, в спячку впал?» - пронеслось в голове у целительницы. Выпив две маленьких колбы с зельем маны, эльфийка, стараясь не растерять магическую энергию, прочитала «мгновенное лечение» и направила его на рёбра пациента.
Вместе с тем послышались звуки разрушаемых стен: армия победителей входила в Ур-Гиенну. «Наконец-то. Победа», - произнесла фурия и тут же упала: слишком много магических сил было потКонкред открыл глаза. Вопреки его ожиданиям, он очнулся не под лапой у Ургаша, а в палатке целительницы. «Странно. Нас разбили в пух и прах, а меня всё же кто-то подобрал. Что же это за услужливый бесёнок такой попался?».
Снаружи послышался смех, крик, гам. «Женский батальон? Похоже, войска Игг-Шайла. Тогда что тут делаю я? Становится всё интереснее».
- Гесед! Выходи из своей палатки, что ты с ним возишься?
Огненный демон решил притвориться, что он ещё не пришёл в сознание. Целительница, скорее всего, не успела завершить свою работу: лапы болели ужасно, но хоть сломанная грудная клетка была перевязана. А значит, она сейчас отдыхает.
- Гесед! – послышался шорох войлоковой двери, и, смеясь, в палатку забежала фурия. Но тут же её голос стал серьёзным, даже притворно жалеющим. – Ничего не жалеет ради своих больных. Что ж, ладно, спи, бескорыстная ты наша. – И, внезапно рассмеявшись, эльфийка покинула палатку, разнося новость о том, что Год`им уже в который раз спасает демона непонятно зачем. Снаружи раздался дружный хохот.
Демону даже стало неловко перед целительницей: из-за него она рискует своей репутацией, а он лежит и даже пальцем не пошевелит ради неё. «Что же ты за женщина такая, Гесед? Так, ладно, осмотримся вокруг».
Палатка эльфийки представляла собой удручающее зрелище, как и всё в измотанной армии Игг-Шайла. Склянок с зельями практически не осталось, сундук, который вскоре пришлось бы нести к обозам, был до отказа набит грязными простынями. Под собой же наш герой вместо привычного для палаток ложа почувствовал то ли ящик, то ли перевёрнутый комод. Кроватью фурии служил спальный мешок. Но она не дошла даже до него: упала рядом с тем, кого лечила. Огненный демон, аккуратно, чтобы не повредить раненные кости, сел на импровизированную койку и цокнул языком. «Устала? Сама виновата, незачем демонов просто так таскать с поля боя, тем более когда не имеешь сил для их спасения. Эх, санитарки вы мои бедные, почему ж вы так себя не любите, что бросаетесь под огонь ради непонятно чего? Так, ладно, попробуем хотя бы дотолкать тебя до твоего спальника». Тело отозвалось болью, когда он скатывался с лафета на пол. Лапы адски болели при каждом движении, передвигаться приходилось на спине: катиться на рёбрах было бы самоубийством. Добравшись до фурии, он откинул голову назад, зубами вцепился в её одежду и потащил к спальному мешку: хорошо, что шейные мускулы демонов были достаточно сильными, чтобы при содействии туловища переносить достаточно крупные по размерам живые существа – длина тела демона была сопоставима с высотой фурии. На перемещение Гесед он затратил около двадцати минут: приходилось пережидать приступы боли в конечностях. Уложив целительницу в импровизированную постель, Конкред потерял сознание: неокрепшее тело не выдержало столь сильной нагрузки.
Очнулся он от всё той же боли в лапах. Его куда-то тащили. Неужели решила всё-таки выкинуть? Тогда скорее бы это всё закончилось. Скорее бы оказаться под крылом у Дракона Хаоса, не чувствовать это мученье… И это дрянное ощущение, что тебя выкидывают на помойку, как ненужную игрушку. Винил ли он в этом сестру милосердия? Нет. Она исполняла свой долг, сколько могла. Значит, обстоятельства сложились так, что ей пришлось его бросить. Что ж, он не в обиде. Она вытягивала его с того света, но риск самой оказаться там, видимо, стал слишком велик. Его жизнь – жертва за её жизнь. Так бывает сплошь и рядом.
С такими мыслями Конкред готовился погрузиться в вечное забытье смерти. Когда его положили на что-то жёсткое, он уже мысленно упокоил себя, как вдруг… Ощущение неестественной теплоты на передних лапах. Голос сверху: «Держись, сейчас будет больно». И следом – удар по коленке правой ноги. И там боль тоже заглушается теплом. Она что, решила подлечить его перед тем, как оставить посреди Шио? Неразумно. Чтобы падальщикам было больше работы по поеданию его туши, когда его выкинут из палатки? Огненный демон уже давно смирился с мыслью о смерти и думал, что пора бы Гесед уже его бросить: судя по всему, войска тёмных эльфов покидали ядро планеты. И когда она потащила его, он думал, что его, не долеченного, сейчас бросят на раскалённый песок демонической тюрьмы, и что дьяволята, изгнанные из городов, доедят его за милую душу. Или архидемон воспользуется им для создания пещерных демонов. Шанс выжить был астрономически мал.
Но вдруг понял, что не ощущает больше физической боли.
- Ну вот, вроде закончили. Эй, очнись!
Дитя Ургаша открыло глаза. Конкред лежал всё на том же импровизированном «операционном столе». Гесед стояла рядом и смотрела прямо ему в глаза.
- Очнулся наконец-то. Ох, сколько я вас, огненных, спасала – вы всё делаете медленно.
- А вы, фурии, очень нежные и хрупкие. Мелькаете, конечно, как молнии, но поймай вас в объятья – позвоночник ведь можно ненароком сломать.
- Один-один.
- Но почему ты вообще меня спасала?
- Я не могу ничего с собой поделать. Мне уже половина нашей армии поставила в вину, что я спасаю демонов. Но вы… Вы же тоже чувствуете боль. Я не могу смотреть, как кто-то чувствует боль. Не могу, понимаешь?!
- Откуда ж вы, милосердные, берётесь только?
- Ну, ты, я погляжу, тоже не без сердца. Иначе кто бы меня дотащил до постели?
- Я. Но, честно, мне было противно смотреть, как вся ваша армия пьянствует, а ты лежишь на грязной земле.
- Спасибо хоть за это.
- Ты спасла мне жизнь. Каждый день ты рискуешь своей ради неё. Так не может продолжаться больше – в Игг-Шайле тебе точно худо придётся. Поэтому ты должна оставить меня в Шио. Я не забуду тебя – мы, демоны, никогда не забываем тех, кто помог нам. Но прежде чем покинуть твою палатку, я должен спросить: что я могу сделать для тебя здесь и сейчас?
- Остаться со мной. Ты благороден, и я, если честно, хотела бы иметь такого друга, как ты. Как тебя зовут, кстати?
- Конкред. Что ж, если ты хочешь, чтобы я остался,– я останусь.
Огненный демон вдруг ощутил себя в объятиях этой странной, непонятной ему фурии. Что она чувствовала к нему, он не знал. Знал лишь только, что с ней ему будет хорошо, а главное - спокойно. Смирение с мыслью о смерти заставило его переосмыслить жизнь. Теперь он не желал ни разорять мир на поверхности, ни танцевать на его руинах. Он желал только спокойствия и умиротворения. А достичь он их мог только вместе с этой фурией. Конечно, им предстояла тяжёлая борьба – прежде всего с предрассудками жителей Асхана. Но пока они были счастливы.
Рассказ 9
В отблесках костра
Когда ночь спустилась на степь, укрыв ее своим звездным покрывалом, погребальный костер уже пылал. Он был единственной яркой точкой на земле - факелов никто не зажигал, и за кругом света бродили неясные тени. На самой его границе застыли фигуры приближенных и советников - завтра между ними начнется борьба за власть, но сегодня они провожают своего вождя к Великим Предкам. Еще ближе, у всех на виду, стояли жена и дети Вэрджака. Его дочь поддерживала готовую разрыдаться и упасть без сил от горя мать, а сын был еще слишком мал, чтобы понимать, что происходит - он с трепетом смотрел на поднимающиеся к небу пламя.
Прямо возле огня, где от жара начинают тлеть волосы, стоя на коленях, прощался с сыном Тарнум - его мало кто знал в лицо и никто не смог бы сказать, когда он сюда пришел, но все понимали, что у него есть право, вопреки традициям, находиться так близко к телу. Бессмертный шептал что-то, и его слова тонули в треске костра, но варвар знал - Вэрджак слышит его.
- Прощай, мой сын. Наверное, я был плохим отцом. Научил тебя держать меч, сражаться, убивать. Сделал из тебя правителя, ни разу не спросив, хочешь ли ты этого. Я принес тебя в жертву Великим Предкам – такова была их воля. Нет. Не из-за их повеления. Из-за награды –они пообещали мне, что я смогу умереть. Мне нужен был покой, а им - единый народ варваров. Но вот я жив, а ты... ты сражался за тех людей, которых я назвал твоими. И был убит. Пусть не моей рукой, но... это я убил тебя, сын. Этим выбором, который сделал за тебя. Прости меня, сын, прости. За годы бессмертия, за годы этого проклятия, я забыл, как ценна и быстротечна жизнь. Я поддался глупому желанию, вновь бездумно подчинился Великим Предкам и теперь... я сожалею, сын мой. Мое сердце разрывается от скорби. Сильнее, чем когда я потерял своего отца. Сильнее, чем когда из-за меня погиб наш мир...
Звезды исчезли за тучами. Ветер раздувал костер, поднимая пламя вверх, будто сами Великие Предки решили ощутить его жар. Вдали уже ветвились молнии, а гром, словно хохот Ворра, проникал в сердце каждого. Воины и простой люд потянулись прочь - никто не хотел ощутить на себе гнев небес. Когда степь окончательно накрыло тьмой, у костра остался только Тарнум.
- Адриэн предрекала тебе великую судьбу. Но она умоляла меня не делать из тебя варвара – не хотела, чтобы сын пошел в отца. Какое-то время, пока мы жили в АвЛи, я соглашался с ней. А потом поступил иначе, как хотелось мне, а не как было лучше тебе. Как обычно. Но потом, потом! Я так гордился - ты не пошел по моим стопам. Я начал с уничтожения Бракадуна и утопил весь Антагарич в крови, ты же старался обойтись малыми жертвами. Меня запомнили как тирана, тебя же будут чтить как освободителя. Ты не совершил моих ошибок, но и умер так рано. И так глупо. Не казнил предателя и поплатился за это. Но не мне судить тебя, не мне...
Гроза силилась потушить огонь ливневыми хлыстами, но ей это было не под силу. Тарнум встал с колен и шагнул в пламя, добавляя костру мощи. Губы покрылись ожогами и волдырями, кое-где уже были видны зубы, но он продолжал шептать:
- Ты не увидишь, как станет взрослым твой сын, но не волнуйся - я воспитаю его так, как воспитал бы ты сам. Я защищу твою любимую, найду твоей дочери достойного жениха. Мне придется прожить остаток твоей жизни за тебя, но я сделаю это. Но сначала я отомщу за тебя. Ты не одобришь то, как я это сделаю, но я не могу иначе - ни как варвар, ни как твой отец. Клянусь, убийца получит по заслугам!
И молния, ярчайшая из тех, что видел Аксеот, словно подтверждая слова Тарнума, ударила прямо в костер.
Утром, когда буря улеглась, пришедшие к пепелищу увидели цепочку следов ведущую в степь. Этому миру нужны герои и один из них не собирается из него уходить.
Когда ночь спустилась на степь, укрыв ее своим звездным покрывалом, погребальный костер уже пылал. Он был единственной яркой точкой на земле - факелов никто не зажигал, и за кругом света бродили неясные тени. На самой его границе застыли фигуры приближенных и советников - завтра между ними начнется борьба за власть, но сегодня они провожают своего вождя к Великим Предкам. Еще ближе, у всех на виду, стояли жена и дети Вэрджака. Его дочь поддерживала готовую разрыдаться и упасть без сил от горя мать, а сын был еще слишком мал, чтобы понимать, что происходит - он с трепетом смотрел на поднимающиеся к небу пламя.
Прямо возле огня, где от жара начинают тлеть волосы, стоя на коленях, прощался с сыном Тарнум - его мало кто знал в лицо и никто не смог бы сказать, когда он сюда пришел, но все понимали, что у него есть право, вопреки традициям, находиться так близко к телу. Бессмертный шептал что-то, и его слова тонули в треске костра, но варвар знал - Вэрджак слышит его.
- Прощай, мой сын. Наверное, я был плохим отцом. Научил тебя держать меч, сражаться, убивать. Сделал из тебя правителя, ни разу не спросив, хочешь ли ты этого. Я принес тебя в жертву Великим Предкам – такова была их воля. Нет. Не из-за их повеления. Из-за награды –они пообещали мне, что я смогу умереть. Мне нужен был покой, а им - единый народ варваров. Но вот я жив, а ты... ты сражался за тех людей, которых я назвал твоими. И был убит. Пусть не моей рукой, но... это я убил тебя, сын. Этим выбором, который сделал за тебя. Прости меня, сын, прости. За годы бессмертия, за годы этого проклятия, я забыл, как ценна и быстротечна жизнь. Я поддался глупому желанию, вновь бездумно подчинился Великим Предкам и теперь... я сожалею, сын мой. Мое сердце разрывается от скорби. Сильнее, чем когда я потерял своего отца. Сильнее, чем когда из-за меня погиб наш мир...
Звезды исчезли за тучами. Ветер раздувал костер, поднимая пламя вверх, будто сами Великие Предки решили ощутить его жар. Вдали уже ветвились молнии, а гром, словно хохот Ворра, проникал в сердце каждого. Воины и простой люд потянулись прочь - никто не хотел ощутить на себе гнев небес. Когда степь окончательно накрыло тьмой, у костра остался только Тарнум.
- Адриэн предрекала тебе великую судьбу. Но она умоляла меня не делать из тебя варвара – не хотела, чтобы сын пошел в отца. Какое-то время, пока мы жили в АвЛи, я соглашался с ней. А потом поступил иначе, как хотелось мне, а не как было лучше тебе. Как обычно. Но потом, потом! Я так гордился - ты не пошел по моим стопам. Я начал с уничтожения Бракадуна и утопил весь Антагарич в крови, ты же старался обойтись малыми жертвами. Меня запомнили как тирана, тебя же будут чтить как освободителя. Ты не совершил моих ошибок, но и умер так рано. И так глупо. Не казнил предателя и поплатился за это. Но не мне судить тебя, не мне...
Гроза силилась потушить огонь ливневыми хлыстами, но ей это было не под силу. Тарнум встал с колен и шагнул в пламя, добавляя костру мощи. Губы покрылись ожогами и волдырями, кое-где уже были видны зубы, но он продолжал шептать:
- Ты не увидишь, как станет взрослым твой сын, но не волнуйся - я воспитаю его так, как воспитал бы ты сам. Я защищу твою любимую, найду твоей дочери достойного жениха. Мне придется прожить остаток твоей жизни за тебя, но я сделаю это. Но сначала я отомщу за тебя. Ты не одобришь то, как я это сделаю, но я не могу иначе - ни как варвар, ни как твой отец. Клянусь, убийца получит по заслугам!
И молния, ярчайшая из тех, что видел Аксеот, словно подтверждая слова Тарнума, ударила прямо в костер.
Утром, когда буря улеглась, пришедшие к пепелищу увидели цепочку следов ведущую в степь. Этому миру нужны герои и один из них не собирается из него уходить.
Путь к Жизни
(фрагмент из повести)
Часть 1. Боль.
Глава 1. Предательство.
Два года спустя после событий кампании «Полумертвый». Начало июня.
Голдот знал, что собрался сделать запрещенное, недопустимое. То, за что потом сам же не раз проклянет себя. То, что противоречит всему тому, что он пытался внедрить в своем королевстве – Некроссе. Знал, что снова совершает предательство – но на этот раз еще более гнусное. Потому что тогда, два года назад, он убил лишь ее тело. Теперь же собирается заточить в темницу ее душу. Знал, что она будет вправе возненавидеть его, – и был на это согласен. Это было бы справедливой расплатой за его злодеяние, он ни в чем бы не мог ее упрекнуть. Хотя одна мысль о том, чтобы увидеть в ее глазах не дружеское участие, а презрение и злобу, причиняло боль такую же, как это долгое, бесконечное одиночество.
Одиночество, на которое он сам обрек себя и которое будет длиться всю его бесконечную нежизнь, потому что Голдот знал – лишь однажды его сердце, бьющееся в живой, левой части тела, впустило в себя чувство, кажущееся ему любовью. Второго раза не будет, а значит, его приговор ясен. Всегда один – на веки веков.
Страх перед тем, что единственная женщина в его жизни возненавидит его, останавливал некроманта уже не раз. Не давали совершить непоправимое и те светлые чувства, которые он питал по отношению к ней. Но одиночество… одиночество было болезненнее страха и перевешивало стремление дать ей покой – подарить ей хотя бы это, раз он не позволил ей жить.
Голдот долго обманывал себя. Месяцы спустя после ее кончины – и последующие два года. Говорил, что Алана ему безразлична, что он, король Некросса, не должен становиться одержимым каким бы то ни было чувством. «Если бы она была мне дорога – разве я подставил бы ее под удар энергетического потока смерти? – убеждал он себя. – Она была… просто неплохим собеседником… приятельницей в моем долгом пути по вулканическим долинам. Удобной отмычкой, вовремя подвернувшейся под руку. Если бы я любил – разве поступил бы с ней подобным образом? Разве так – любят?»
Изворотливый разум долго его спасал – и спасал ее. Голдот приказал следить за ее могилой, чтобы не допустить никакого надругательства, но сам не бывал там ни разу. «Незачем подобная сентиментальность!» – говорил он себе.
Но однажды ночью эмоции взяли вверх. Они прорвали плотину, которую он так долго выстраивал, и бурным потоком снесли прочь все доводы рассудка.
Еще никогда Голдот не чувствовал себя таким одиноким. Еще никогда его сердце так не жаждало снова увидеть ее. Быть рядом, разговаривать с ней, смотреть в ее красивые карие глаза. И некромант сдался – он признал, что любил. Любил и своими руками похоронил возможность получить ответ на свое чувство. И что ничего теперь нельзя исправить.
Хотя… почему же нельзя? Он был некромантом – и к тому же искуснейшим. За последние годы его мастерство возросло. В его силах было поднять свою мертвую возлюбленную не каким-нибудь вампиром, помешанным на жажде крови, не личем-скелетом, но призраком, наделенным материальностью. О, Голдот сумел бы сделать так, чтобы Алана пребывала такой же красивой, как и при жизни. Она была бы вечно молода и разделила с ним долгие века будущей нежизни – века процветания Некросса. И магия – он бы щедро наградил свою женщину чародейской силой, дав возможность бесконечно совершенствоваться.
Многие личи и вампиры искусали бы себе локти от зависти. Ведь первые лишились тела, став жуткими скелетами, вторые нуждались к постоянной подпитке кровью. Высшая форма призрака была совершенством в этом плане, хотя и требовала от некроманта, поднявшего его, пожертвовать немалым количеством энергии. И продолжать жертвовать и в дальнейшем, пока поднятый таким образом человек не обретал знания и умения подпитывать себя сам.
Голдот был согласен на это. Однако проблема заключалась в том, что Алана не приняла бы такое никогда. Для нее, священницы Жизни, насильственная привязка души, сейчас пребывающей в покое в загробном мире, к призрачному телу, была бы мукой страшнее той смерти, которой она погибла. Некромант бы поступил с ней в сотни раз хуже, нежели тогда – у Пятой Точки Силы, солгав любимой женщине и подставив под удар, убивший ее.
И он это понимал. И это сдерживало его почти год. Одиночество и страсть боролись с тем добром, которое Алана упорно видела в нем.
И светлая сторона все-таки проиграла. Проиграла, когда Голдот снова пришел в вулканические долины, на плато близ Пятой Точки Силы, в небольшую рощицу, которую чудом обходили стороной все землетрясения, то и дело случавшиеся здесь.
Голдот поддался своему желанию привязать Алану к себе, вернуть ее во что бы то ни стало. Он признавал, что оказался слаб. Признавал, что совершит мерзкое предательство. Хитрый разум снова пришел к нему на выручку, и некромант, заглушив в себе последние вопли совести, с головой окунулся в сложный магический ритуал. Ритуал поднятия высшего призрака, который выкачает из него массу энергии.
Но ради Аланы он был готов даже на это. «Впрочем, – возражал безжалостный разум, – скорее готов на всё не ради нее, а ради себя – чтобы не быть одиноким».
***
Только простые солдатики да суеверные крестьяне думают, что призраки – это размытые фигуры в балахонах, с горящими красным глазами, протягивающие к жертвам костлявые руки и жутко завывающие при этом. Бывают и их вариации – безголовые привидения, мерзко смеющиеся, уродливые старухи с длинными волосами в изодранных одеждах, чей вид способен вселить страх в сердце даже бывалых вояк, а прикосновение – парализовать, а то и состарить на несколько лет.
Голдот, как опытный некромант, знал, что вид призраков зависит от их назначения. Это полуматериальная нежить, которая может ненадолго обретать плоть, а может по своему желанию становиться сгустком энергии, проходя сквозь стены и перемещаясь на огромные расстояния. Но ее внешний вид и способ воздействия задается тем, кто ее создал. Для призрака важно вызывать страх – вот для чего служат оторванные головы, которые привидение держит в руках, костлявые руки и лица-черепа. При желании можно придать ему форму, которую человек имел при жизни. Но стоит ли на это тратить драгоценную энергию? Гораздо проще создать образ-фантом, скопировав останки бедняги. Вот откуда берутся и лохмотья, и погребальные саваны.
Магия призраков тоже определяется некромантом – их властителем. Красноглазые – самые слабенькие, им далеко не угнаться за жертвой и трансформироваться им сложно. Потому они и действуют больше как материальные летуны: пугают, хватают жертву за горло, пытаются достать кинжалами. Зеленый огонь в глазах других уже указывает, что это опасный противник. Его ледяное прикосновение заберет энергию у мага, выкачает жизненную силу воина, состарит того, кто дрогнет хоть на секунду, поддастся страху.
А вот те, чьи глаза полыхают синим цветом, – уже высшие призраки. Такие обладают магией, у них есть также разум, знания, и потенциально им может быть дарована воля, тогда как остальные – лишь безмозглые слуги некроманта. Синеглазые становятся преданными помощниками темного колдуна, хотя он и тратит на них немало сил. Единственное их уязвимое место – заклинатель, поднявший их, имеет над ними определенную власть. Вот почему многие некроманты, выбирающие нежизнь, предпочитают путь лича или вампира только потому, что призраки слишком уж уязвимы для чужого воздействия – их волю легко подавить. А волю терять не хочется никому.
Голдот уже поднимал одного высшего призрака – им стал его враг, а теперь незаменимый помощник в боях – Мардор. Некромант сломил дух и волю бывшего генерала Великого Аркана, но оставил ему знания и разум. Призрак был лишен чувств и сделался вечным слугою своего мучителя. Над его внешним обликом Голдот особо не трудился.
Теперь же дела обстояли иначе. Некромант был намерен вернуть себе любимую женщину и дать ей всё…
Кроме права выбора.
***
Ритуал оказался сложным даже для бывалого некроманта. Голдот никого не взял в помощь – он никому бы не доверил будущее Аланы. А потому к тому моменту, когда нужно было направить поток энергии к могиле, чтобы вызвать призрак той, которую он так отчаянно жаждал увидеть, темный колдун едва не валился с ног от усталости. В этот момент некромант был уязвим, как никто другой. Хорошо, что его сопровождала надежная охрана, потому что желающих избавиться от него до сих пор хватало. Причем среди своих же – не всем был угоден король, защищающий живых обителей Некросса.
Затраченные усилия себя оправдали. Подобным высшим призраком мог бы гордиться и Магистр некромантии. Перед Голдотом снова предстала Алана – такая, какой он запомнил ее, ведь ее черты буквально врезались ему в память. Красивая, изящная, на первый взгляд ничем не отличающаяся от обычного человека – потому что некромант позволил ей обрести полное материальное состояние, хотя это потребовало дополнительных усилий.
Да, перемещаться и проходить сквозь стены она не могла, и время от времени Голдоту придется подпитывать ее энергией, чтобы Алана не стала прозрачным фантомом. Но подобные жертвы ему были не страшны.
Однако… кое-какие различия всё же имелись. Виднелась слабая дымка, окутывающая тело священницы, – впрочем, это мог заметить лишь глаз опытного чародея. Это была та магическая сила, которая вернулась вместе с женщиной. Земное тело скрывало ее, призрачное делало видимым.
А второе различие некромант почувствовал, когда коснулся ее руки. Его пальцы – левой стороны тела, живой, теплой, дышащей, – ощутили холод ее ладони. Бывалый некромант, Голдот вздрогнул: настолько противоестественным было осознать, что в ее тело никогда не вернется огонек жизни, что ее руки, ее лицо будут холодны всегда. Казалось бы, чему было удивляться – чего еще ждать от призрака? Но Голдот помнил Алану другой… и хотел бы видеть другой, чувствовать исходящее от нее тепло.
Но он сам его убил. Теперь приходилось довольствоваться лишь этим – холодным призрачным обликом любимой женщины.
Но тяжелее всего оказалось даже не это.
Алана не сразу осознала, что произошло. Потребовалось с пару минут, прежде чем ее душа была насильственно привязана к призрачной оболочке. Когда это случилось, молодая женщина встревожено осмотрелась вокруг, словно не понимая, в чем же дело, почему она здесь – в мире живых. Потом оглядела себя – свои руки, свое тело. Поднесла ладонь к лицу, коснулась щеки, провела по волосам. Наконец, дав себя полный отчет в происшедшем, Алана закричала так, что у Голдота похолодело на сердце. Он думал, что хуже того стона боли, который сорвался с ее губ, когда она погибала, он уже ничего не услышит.
Как же некромант ошибался. Тогда погибало ее физическое тело. Теперь же испытывала муки душа, насильно возвращенная в материальный мир и втиснутая в призрачное тело. Тело нежити.
Душа молодой женщины – доброго и любящего человека, сумевшего взволновать даже сердце некроманта – теперь была обречена пребывать в оболочке, сотворенной силами, против которых Алана при жизни боролась. Священница, служащая Свету, оказалась в потоке чуждой, враждебной энергии. Энергии Тьмы.
Когда-то Голдот испытал на себе воздействие сил Жизни. Они заставили его тело болезненно ныть, а душу рваться на части, не умея найти равновесие между двумя великими энергиями. Этот опыт не особенно ему понравился, а ведь он всего лишь нес в руках артефакт сил Жизни.
Что же должна была теперь испытывать Алана? Невыносимые мучения – и тела, и духа.
Молодая женщина упала на колени, в бессилии молотя кулаками по земле, вцепилась пальцами в стебли зеленых трав, росших на ее могиле, в исступлении рванула их на себя, сама не осознавая, что делает и зачем, пытаясь хоть как-то избавиться от терзающей ее боли. Она, возвращенная в этот мир, никогда уже не сможет ощущать его, как прежде. Так и мертвая рука Голдота не чувствовала мягкие прикосновения листьев, нежность ласкающего ветерка, прохладу от капель дождя. Наверное, Алана только что поняла это, потому что, затихнув, с тоской устремила взгляд на деревья, окружавшие полянку, ставшую последним местом упокоения ее тела. Теперь они были свидетелями ее мучительного возвращения. Насильственного возвращения.
Глядя на нее, Голдот, измученный обрядом, усталый, вздрагивающий от слабости, вместо радости встречи ощутил томительный укол совести. Да какой укол – десятки болезненных уколов. Все те «против», которые останавливали его последние полгода, снова возникли перед ним, будто говоря: «Мы же предупреждали. Смотри – что ты наделал…»
Пытаясь освободиться от нахлынувших эмоций и поддержать любимую женщину, сейчас рыдающую без слез на своей собственной могиле, Голдот упал на колени рядом с ней и обнял.
Да, он постарался на славу. Алана обрела полностью материальное тело, вот только этот холод… холод призрака, неживого человека, продолжал твердить, что всё это – иллюзия, ложь, что некромант не воскрешает, мягко возвращая душу в готовое к этому тело, а извращает естественный ход вещей. Но Голдот не обращал на это внимания, он сжал ее в объятиях, пытаясь успокоить. Он никогда бы не подумал, что в нем может быть столько безудержного желания любить, столько страсти. Такой, что он пошел даже на недопустимое. И теперь старался хоть как-то оправдаться перед той, которую любил.
– Алана… Так надо. Поверь, так надо. Ты… ты нужна Некроссу. Твой ум, твоя интуиция…
Он не сказал «ты нужна мне». Разум-обманщик все еще не позволял ему признаться до конца – даже себе самому. А может, Голдот просто пытался убедить Алану, что мучение, которому он подверг ее, – не его эгоистичное желание, а необходимость? Ради блага королевства, ради будущего Аксеота?
Но мог ли он убедить ее в том, во что не верил сам?
Почувствовала ли Алана его ложь или просто была сейчас не в том состоянии, чтобы слушать доводы кого бы то ни было, но только она рванулась из его объятий и, освободившись, посмотрела ему в глаза.
Голдот сжался под ее взглядом. Как ему не хватало ее теплых, карих глаз – и как он не хотел теперь видеть в них боль, отчаяние, тоску! Чувства, которые породил он. Ему оставалось лишь надеяться, что следом за ними не придет ненависть.
Но, видимо, Алане было так плохо, так горько, так невыносимо, что она и не думала об этом. И все же она наконец поняла, как ее возвращение связано с тем, кто был сейчас перед ней.
– За что?! Голдот – за что?! За что?! За что же!
Она повторяла раз за разом эти слова, как стон, как плач. Закрыла лицо ладонями и, сгорбившись, склонилась вперед. Она хотела плакать, но слез у призраков не бывает. Голдот лишил ее даже этого.
– За что, Голдот!
Некромант закрыл глаза. Это оказалось тяжелее, нежели он думал. Впрочем, он старался об этом и не думать. Готовил ритуал, сосредоточился на нем, а последствия… с ними хотел разобраться «после». Важно, что Алана будет рядом, а там… они как-нибудь найдут контакт. Она простит, не простит – так примет, не примет – так смирится. А потом, со временем, их дружба возродится. Может, даже перейдет в нечто большее. Приняла же она его тогда, при жизни? Примет и теперь.
Но вот тогда-то у нее был выбор. А теперь он ей его не оставил.
Сейчас с ней невозможно было говорить. Алана была невменяема, эмоции захлестывали ее с головой. Голдот не винил ее, винил себя. Но далее выносить этого не мог, да и ее не хотел мучить. Предвидя, что подобное возвращение будет болезненным для священницы, он заранее приготовил особое заклинание. Силы на него еще были.
Блокировка эмоционального тела – вот что требовалось сделать. Алана лишится чувств, как и большинство призраков, которых призывают некроманты. Подобно Мардору, она сохранит свои знания, память, опыт и разум. Но станет холодной не только телом, но и душой. Это необходимо, по крайней мере, временно. Отсутствие эмоций избавит ее от мук – хотя бы сознательных. И постепенно ее дух привыкнет к новой оболочке, и следующий разговор уже будет не таким болезненным. Во всяком случае, Голдот надеялся на это.
Также некромант будет вынужден лишить любимую женщину воли – как и Мардора. Не потому, что боится ее, – в его силах справиться со священницей, к тому же для полного обретения магии и контроля над ней Алане понадобится время. Но Голдот опасался, что она может причинить вред себе, попытаться избавиться от новой оболочки. Сделать это с призрачным телом непросто… но возможно.
Ему было откровенно противно идти на такие меры – ведь он обращался с самым дорогим ему человеком, будто со злейшим врагом. Ведь, по сути, Алана разделит участь Мардора – лишь с небольшими изменениями.
А ведь она приняла его. Спасла от смерти, излечив от ран. Смогла заставить задуматься о многом, искать баланс между противоборствующими силами в этом мире. Дала подсказку использовать артефакт Жизни, хотя и не прямо. Пусть и подставленная им под удар, она пожертвовала собой ради него, приняв на себя разрушающую мощь потока энергии из Пятой Точки Силы. Иногда ему казалось даже, что Алана знала, на что шла, но все равно это сделала.
Наконец, она все-таки помогла ему прикоснуться к еще одной силе, что правит в этом мире, – любви.
И за это всё он теперь вернул ее к нежизни! И сейчас лишит еще и воли и чувств. Это было подло.
Но необходимо. Голдот убеждал себя, что чувства и волю он вернет ей скоро, очень скоро.
Тогда, когда Алана не будет пытаться причинить вред себе. Когда сможет совладать с чувствами и примет свою новую судьбу.
И все-таки он проклинал себя, когда потянулся за посохом, сохранившим в себе мощный заряд магической энергии, и, направив его на Алану, прочитал заклятие.
Молодая женщина дернулась, будто от электрического разряда, и замерла. Она больше не тряслась от беззвучных рыданий, не дрожала. Священница поднялась с колен, выпрямилась. И посмотрела на Голдота.
Она была удивительно красива – такая же, какой была при жизни. Голдоту, изуродованному заклинанием, разорвавшим его душу и тело на две вечно сражающиеся друг с другом половины, всегда казалось странным, как Алана могла что-то чувствовать к нему – чудовищу. Сам же он восхищался ей и, несмотря на все свои метания и сомнения, втайне был благодарен, что судьба свела его с такой прекрасной, доброй и неординарной женщиной.
Тело призрака никогда не даст увянуть этой красоте. А теперь с лица Аланы вместе с эмоциями наконец исчезли боль и тоска. Она смотрела на Голдота спокойно, уравновешенно – почти горделиво. Ритуал можно было назвать успешным – воистину успешным.
Но было то, что заставило восхищенного некроманта нахмуриться, – вместе с чувствами молодой женщине пришлось распроститься и со своими теплыми карими глазами, лучащимися добротой. Теперь их заняли лазурные светящиеся кристаллы – нечеловеческие, неживые. И это сильнее всего – и холода тела, и ее криков, полных боли, давало понять – это не та женщина, которую полюбил некромант. Это – лишь ее привидение, нежить, поднятая им. Да, ее душа привязана теперь к призрачному телу, но глазам не суждено стать ее зеркалом. И покуда нет единственной ниточки, что все-таки связывает ее дух с жизнью – чувств, ее глаза и будут такими – сияющими, ледяными, пугающими. Синими глазами высшего призрака. И хотя Голдот знал, что так будет, ему неприятно было смотреть на нее.
Его пронзила резкая боль утраты. Он смог воссоздать ее образ, казалось бы, до мельчайших деталей. Но глаза… они давали понять, что это – самообман. Алана мертва, она никогда не будет собой. Той, которую он помнил. Той, которую он любил. Той, которую он и попытался вернуть.
Но Голдот был готов вытерпеть и это. В конце концов, убеждал он себя, это временно. Лучше пусть она смотрит на него холодным призрачным взглядом, чем взглядом, полным боли. А потом…
Но вот настанет ли это «потом»? Сколько придется ему пробыть рядом с нежитью? Ему, так нуждающемуся в живом человеке и ради его присутствия и затеявшему всё это?
Хитроумный разум Голдота снова и снова повторял, что всё будет хорошо. Он же смирился со своим существованием в двух мирах – живых и мертвых? Придется это сделать и Алане…
Ради чувств, которые их связывали.
«Каких чувств? Ради тех, которые толкнули тебя вот на это? Что же это за чувства такие, которые мучают любимого человека?»
Наверное, это сказал уже не разум. А совесть…
Голдоту было не важно.
– Пойдем, Алана, – сказал он, беря молодую женщину за локоть. На этот раз правой рукой. Неживой, не чувствующий ни холод, ни тепло. Как и прежде, он снова обманывал себя и сбегал от того, что причиняло беспокойство.
– Надо идти, – продолжил Голдот, – отдохнуть и возвращаться в Некоррум. У нас много дел. У нас обоих.
Он еще что-то говорил ей, пока они шли к лагерю. Алана молча шла. Не вырываясь, не крича. Слушая и вежливо кивая.
Любимая женщина снова была с ним – то, чего он так страстно желал, свершилось. И все же Голдот понимал, что это была не она.
Глава 2. Холод.
Четыре месяца спустя. Начало октября.
Была середина осени – пора холодных дождей и пасмурного неба. Близ Некоррума солнце вообще редко когда показывалось из-за туч – сказывалось соседство темной магии. И порой Голдоту – по крайней мере, его живой половине – его очень не хватало.
Но отрадно было и то, что он хотя бы не потерял способность чувствовать, ощущать на себе любые природные явления. И дождь, и ветер, и пронизывающий холод, и те робкие прикосновения лучей редко появлявшегося из-за серой пелены и почти сразу же испуганно прячущегося светила. Разорванный между двумя мирами, Голдот отчаянно нуждался в каждом из них.
Именно потому он и велел построить себе загородный дом в пригороде Некоррума – у реки близ небольшого леса. Жить в огромном и мертвом дворце он не мог. А в домике на опушке некромант мог отдохнуть душой, прикоснуться к магии Стихий, которую пытался постичь не менее рьяно, нежели темные искусства. А может, даже более.
Каждый раз возвращение сюда после дневных трудов было для него небольшим праздником. Прежде лишь здесь он мог ощущать себя чуть менее одиноким, нежели это бывало во дворце, в окружении нежити. И, четыре месяца назад решившись на отчаянный поступок, Голдот надеялся, что теперь возвращаться сюда ему будет вдвойне приятнее – поскольку будет, к кому возвращаться.
Он ошибся. Всё оказалось совсем не так, как он мечтал. Реалист, он понимал, что трудности определенно возникнут. Но не ожидал, что им не будет конца и края.
***
Дождь лил с утра, но Голдота это нисколько не смущало. Он отказался от кареты и в одиночку, сопровождаемый лишь парочкой призраков-телохранителей, доехал верхом до домика, в окошках которого задорно мерцали огоньки. Слуги готовили ужин, уже затопили камины и ждали возвращения хозяина.
Наверное, его ждала и она… Во всяком случае, Голдот очень на это надеялся.
Некромант миновал ворота, спешился и отдал лошадь тут же подбежавшим конюхам. Сам же пошел к дверям. Дождь, последние полчаса лишь слегка накрапывающий, словно спохватившись, преобразился в настоящий ливень, стараясь напоследок вымочить некроманта до нитки. Голдот только усмехнулся и даже не прибавил шагу, будто наслаждаясь пребыванием под хлещущими с неба струями.
Войдя в дом, он снял плащ, с которого ручьями стекала вода, и повесил на крючок у входа. Накидка Аланы был тут же, рядом. Значит, священница дома. Впрочем, куда она могла уйти? Если некромант не брал ее с собой во дворец, молодая женщина проводила всё время здесь, изучая книги. Иных желаний и стремлений у нее не было.
Решив переодеться попозже, а сначала проведать Алану, которую не видел с прошлого вечера, Голдот поспешил в гостиную.
Так и есть – она сидела в кресле у камина и изучала огромный фолиант. Рядом на столике лежала тетрадь, в которой священница делала какие-то пометки. Она снова работала над очередным заковыристым заклинанием.
Голдот не ошибся – магия вернулась к его возлюбленной, более того – отсутствие физического тела и привязки к материальной земле открыли перед ней большие возможности. Она быстро постигала новую волшбу, особенно магию Порядка, тогда как Природное чародейство ей давалось с большим трудом. В этом не было ничего удивительного: огромную часть магического наследия Бракады составляли заклинания, связанные с разумом, а ментальная составляющая теперь была доступна Алане как никогда. Колдовство Четырех Стихий, напротив, требовало подключения чувств, поэтому постичь его молодой женщине было намного сложнее.
Зато в магии Порядка священница обогнала даже Голдота, за три месяца умудрившись играючи овладеть такими знаниями, которые он постигал три года. Но некромант не завидовал, наоборот, он гордился своей любимой: красивая, умная, талантливая. Разумная советчица, отличный дипломат, она уже не раз проявила себя в делах правления. Его слова, сказанные в момент, когда он вернул ее к жизни в призрачном теле, оказались на удивление пророческими: Некросс в самом деле нуждался в ней.
– Добрый вечер, Алана! – мягко ступая по ковру, подошел к ней Голдот.
Женщина отвлеклась от чтения и подняла голову.
– Добрый, Голдот, – ее голос был лишен каких бы то ни было чувств. Учтивое приветствие, не более. Как некромант ни старался, он не мог к этому привыкнуть, потому что память хранила в своих глубинах совсем иной голос – нежный, взволнованный, живой.
Но тяжелее было привыкнуть к цвету ее глаз – их мерцающей синеве. Голдоту удалось немного приглушить их сияние, поскольку при взгляде в них ему становилось не по себе. Но вернуть им тот цвет, который Алана имела при жизни, и уж тем более сделать так, чтобы в них отражались ее думы, сомнения, страхи, надежды – ему было не под силу. Это было следствие блокировки чувств и эмоций, с которым ничего нельзя было поделать.
– Я весь день раздумываю вот над этим заклинанием, – Алана указала ему на схемы в книге. – Те «Иллюзии», которые использовали чародеи минувших дней на Аксеоте, в значительной степени превосходят «Клонов» бракадских магов. Мы можем создать фантом любого отряда и более того – он не исчезает, если его атакуют. Сила волшбы велика, древние колдуны Аксеота действительно добились немалого, – священница говорила, как ментор, бесчувственно и равнодушно, просто перечисляя сухие факты. – Тем не менее, как только противник понимает, что перед ним – немного более искусно созданный клон, вся ценность иллюзии теряется. А понимание приходит тогда, когда стрелы и мечи начинают проходить сквозь созданный нами фантом. Уловка хороша – но ненадолго. Но у меня есть идея, как сделать это заклинание более эффективным.
Алана взяла со стола тетрадь, повернулась к Голдоту и стала водить карандашом по исписанным страницам, демонстрируя свои расчеты.
– Как враг распознает, что перед ним – иллюзия? Правильно, логически. Раз меч проходит сквозь дракона-фантома, значит, это обман. Но что если одновременно с вызовом иллюзий воздействовать на отряд-жертву? На его разум, на его мозг? Убедить его, что перед ним настоящий монстр, а не фантом? Сила убеждения творит чудеса. Стрела пролетит сквозь иллюзию, но воин врага будет уверен, что она крепко засела в чудовище. Рыцарь будет сражаться с фантомом, искренне веря, что наносит ему удары, тогда как будет рассекать воздух. Отвлечение будет работать лучше, не правда ли?
Ее глаза даже блеснули в полумраке гостиной. Хотя чувств у молодой женщины не было, но разум был доволен проделанной работой. Голдот же внимательно вглядывался в расчеты Аланы, видел, что задуманное ею можно осуществить, но вместо радости почему-то испытывал печаль.
Алана, бесстрастным голосом рассуждающая о заклятиях школы Разума, о том, как обмануть врага, воздействовать ему на психику, заставив поверить в то, чего не существует. Не такой, совсем не такой хотел бы он ее видеть! Голдот понял, что многое бы отдал сейчас за то, чтобы слышать, как Алана вновь горячо спорит о добре и зле, пусть и с помощью наивных аргументов, пусть во многом ошибаясь, вызывая своими доводами улыбку. Ведь та Алана была живая – искренняя, доверчивая, эмоциональная, волнующаяся, до последнего защищающая свои хрупкие идеалы. Именно такую – юную и чистую сердцем, добрую и светлую, он и полюбил.
А в кого она превратилась теперь, лишенная чувств, ведомая лишь рассудком? В механизм, в машину Разума. И рядом с этой Аланой Голдот чувствовал, что он – намного живее ее.
«В кого же я превратил тебя?» – в который раз за последний месяц пронеслась в голове тоскливая мысль.
– Более того, – продолжала священница как ни в чем не бывало, – мы можем пойти дальше простого отвлечения. Можно воздействовать на разум противника так, что он поверит, будто призрачный меч, вонзающийся в него, настоящий! Это сложно, но вполне осуществимо. Потребуется много усилий, чтобы закончить мои расчеты, а потом предстоит еще долго испытывать их на практике. Может, месяцы, может, год. Но вместе мы добьемся нужного эффекта! Мы сможем выигрывать битвы, Голдот, при помощи одних иллюзий. Сможем заставить противника убивать самого себя – своим же Разумом. Это ли не гениальное решение?
Нет, она воистину была довольна собой, и явно ожидала его одобрения. Но Голдоту стало еще тоскливее.
«Гениальное решение»? Прежняя Алана пришла бы в ужас от того, что только что сказал ее призрачный двойник – настолько безжалостными и бесчеловечными были его слова. Женщина, которую полюбил некромант, стремилась пробуждать в людях светлую сторону, добрые чувства и делать людей лучше. А Алана-призрак искала способ сделать так, чтобы человек убивал сам себя.
Голдот не знал, что сказать, что ответить. Ясно было одно – решение лишить любимую женщину чувств превращало ее в монстра. Она была рядом с ним, но от нее чем дальше, тем больше оставался лишь облик. Так дальше продолжаться не могло.
Но что можно было поделать? За те четыре месяца, которые прошли после возвращения Аланы к нежизни, Голдот решился лишь вернуть ей волю, правда, поставив блокировку на случай попытки самоубийства. Нет, он смог бы снова вернуть ее к жизни, но это требовало дополнительных сил и энергии. Да и, сказать по правде, узнать, что любимая женщина попыталась покончить с собой из-за него, было бы невыносимо. О том, что Алана может причинить вред ему, Голдот не заботился. Если она это сделает – будет иметь на это полное право. Так совесть некроманта искала себе хоть какое-то оправдание.
Но разум Аланы, лишенный эмоций, оказался слишком расчетлив, чтобы желать избавиться от Голдота. Он видел в нем отличного партнера, с которым можно многого достичь – в магии и управлении королевством.
А что же до чувств молодой священницы… Их Голдот тоже пытался вернуть. Трижды, каждый раз надеясь, что душа Аланы уже смирилась с новым существованием и новой оболочкой.
Напрасно.
Нет, молодая женщина не падала на колени, не кричала и не заламывала руки, как тогда, на могиле. Но Алана мучилась. В ее глазах, теряющих призрачное мерцание и обретающих наконец привычный цвет, читалась такая боль, что Голдот чувствовал себя изувером. Его любимая не проклинала его, не обвиняла. Она просто замыкалась в себе, забивалась в угол гостиной и сидела там часами, безучастная ко всему. Суровый некромант, он не мог выносить страданий своей женщины. Голдот пытался чем-то заинтересовать Алану: бережно поднимая на ноги, вел к камину – будто бы его огонь мог согреть ее неживое тело, – дарил книги, доставал артефакты, беседовал часами напролет, рассказывал о делах королевства. Сжимал ее ледяные руки в своих, обнимал, уже привыкнув к холоду ее тела, говорил ласково и нежно, убеждал, просил. Однажды даже умолял. В другой раз, вспылив, накричал.
Всё было бесполезно. Алана прятала взгляд, отворачивала голову. Но он знал, что в ее глазах навеки застыла боль, которую ничем не снимешь.
И каждый раз, признав поражение, он вновь блокировал ее чувства.
Чтобы не мучить ее. Чтобы не мучить себя.
Да, ее душа всё равно страдала. Но хотя бы Алана не ощущала этого сознательно. Ведомая лишь разумом и получившая волю, она, кажется, даже была по-своему счастлива.
Но Голдот-то знал, что это было неправдой. Он-то ведал, какой она была прежде. И проклинал себя за то, что с ней сотворил.
Но выбора у него не было. Видеть ее мучения было еще тяжелее. Оставалось выбирать между двумя ее обликами – страдающей души и холодным разумом. Наверное, второе было все же лучше.
Но иногда Голдот сомневался – как теперь. По сравнению с Аланой, ведомой циничным и жестоким разумом, уже он ощущал себя наивным мальчишкой, который всё еще умел чувствовать и по-прежнему любил ее.
Хотя и творил с ней вот такое.
***
Поддавшись порыву, понимая, что слова бесполезны, Голдот крепко обнял Алану. Это был глупый поступок – ей не могло передаться тепло его тела, его левой, живой стороны, не могли передаться его чувства. Он не мог поколебать ее разума, разве что слегка удивить, а возможно, и раздражить. Ведь она говорила о деле, а он кидался к ней с проявлением бесполезных, по ее мнению, чувств.
Но Алана была сама вежливость и тактичность. Она тоже обняла его, и Голдот слегка вздрогнул – ему казалось, что его стянули железным обручем. Он мог вынести холод ее объятий, когда в ней жили чувства, но не этот равнодушный разум.
– Ты дрожишь, – констатировала молодая священница спокойным, безразличным голосом. – Ты замерз и вымок. Иди переоденься. Ты же знаешь, что можешь заболеть, а мне целительство стало даваться труднее. Да и тебе прикосновение к моей энергии приносит дискомфорт. Лучше не доводить дело до этого. Будь благоразумен.
Всему был свой предел – и терпению Голдота тоже. Он рванулся, освобождаясь из ее объятий. Мертвых объятий. Трудно было передать, что было в его взгляде, который он бросил на Алану. И безысходность, и обманутые надежды, и одиночество…
Только сейчас некромант вдруг понял, что по-прежнему одинок. И, наверное, еще больше, нежели прежде, без нее. Потому что перед ним была не Алана.
Но ее не смутил его взгляд. Она просто не могла смутиться.
– Иди и переоденься, Голдот, – терпеливо повторила молодая женщина. – И поужинай. А потом попытаемся вместе поработать над расчетами. Я пока продолжу, если ты не против.
«Не против»? Хорошенький вопрос! Да, он против! Против того, что она говорит и что делает. Против того, какой она стала. Против того, что он с ней сделал!
Но говорить с ней, вот такой, об этом было бесполезно. Холодному разуму этого не понять.
Голдот кинулся прочь из комнаты, проигнорировал вопрос обескураженного слуги об ужине, сорвал с вешалки плащ, накинул на себя и, рванув дверь, бросился в дождь.
Ему нужно было прийти в себя, и помочь ему в этом могли лишь силы Природы.
***
Голдот долго стоял под огромным деревом, которое росло на опушке – прямо напротив его домика. Он любил отдыхать под этим величественным дубом, который, возможно, помнил еще первых обитателей этого материка, теперь покинувших его. Вот и сейчас некромант устремился сюда.
Ливня больше не было, но дождь не утихал. Голдот уже промок до нитки, плащ его не защитил. Но ему было все равно. Он стоял, прислонившись к дубу, и водил по его мокрой коре живой ладонью.
Некромант чувствовал дерево, чувствовал дождь, чувствовал буйство природы. Раньше оно не раз успокаивало и умиротворяло две его половины, постоянно ведущие между собой спор.
Но только не сегодня. Потому что Голдот вдруг отдал себе запоздалый отчет, что Алана уже больше никогда не сможет разделить с ним эту радость прикосновения к стихиям.
Не вздрогнет от капель дождя, приятно холодящих лицо, не вскрикнет задорно от сбивающих с ног порывов ветра, вступив с ним в поединок и пытаясь удержаться на ногах, не ощутит под пальцами шершавую кору дуба.
Ей теперь это недоступно ни в одном из ее возможных состояний – ни равнодушного разума, ни терзающих ее чувств.
Он лишил ее физического тела, убил его, а потом вернул душу, вырвав ее из загробного царства света и привязав к призрачному телу. Заставил Алану жить с собой, в мире материи, но лишил возможности соприкасаться с ней, ощущать ее.
Его любимой женщине никогда уже не будет дано то, что она имела. Приобретя многое, она потеряла едва ли не больше.
И самое главное – потеряла себя. Потому что ни холодная Алана, что сидела сейчас у камина в доме, ни та зажавшаяся женщина, чья душа изнывала от тоски, не была той, которую так любил и так хотел вернуть Голдот.
Он потерял ее – и потерял окончательно. Ведь даже те светлые воспоминания, которые некромант хранил о ней, теперь не помогали ему, потому что их заслонил ее новый образ. Равнодушный – или страдающий.
И потерял ее он в тот день, когда, казалось бы, вернул. Вернул к не-жизни.
Нет, еще раньше – когда замыслил подобное.
И решение напрашивалось само собой – отпустить, дать уже ее измученной душе покой.
Это было правильно. Человечно. Если он любил ее, он должен был это сделать.
Голдот закрыл глаза. Да, так будет верно. Он или убивает в ней Свет, или причиняет боль. Его любовь – разрушительна. Так нельзя. И неважно, что вместе с ней Некросс лишится хорошего советника и дипломата, а магия – еще одной умелой волшебницы. Сама Алана, не сомневаясь ни минуты, выбрала бы оставить этот мир, не прельстившись ни властью, ни знаниями.
Чего же медлить? Надо провести обратный обряд, и – уже завтра его любимая будет свободна.
Но тут… тут некромант представил свою жизнь без нее. Он возвращается в домик – и никто не ждет его у камина. Никто не беседует с ним о делах королевства. Никто не разделяет с ним его прогулки по лесу, лежащему неподалеку.
Никто не помогает советом. Никто не сидит слева от него в тронном зале.
Некросс лишится своей королевы. А Голдот – своей жены.
Да, жены… некромант пошел даже на это – так сильно он стремился связать себя и Алану особыми узами.
И пусть это венчание было кощунством и святотатством – таким, что даже темный клерик-отступник засомневался на мгновение, что вправе осуществить этот обряд, однако не рискнул перечить своему господину и королю. А для Голдота этот брак был священен, был еще одной нитью, связавшей Алану с ним.
И теперь оборвать ее? Снова быть одному?
«А разве сейчас ты – не один? Разве она – с тобой? С тобой кто угодно, но только не она…»
На этот раз его разум был честен.
Но вот чувства оказались слабы. Голдот не мог, не готов был отпустить Алану. Он проклинал себя за слабость, признавая, что бессилен преодолеть желание быть рядом со своей женщиной во что бы то ни стало.
Он знал, что его любовь хуже ненависти. Но он умел любить лишь так.
И Алана была нужна ему – даже такая.
Он снимет блокировку и вернет ей чувства. Так надо, так лучше.
И они будут мучиться – вместе. Потому что один он мучиться не готов.
Голдот открыл глаза, повернулся и медленно побрел в дом. Только теперь он почувствовал, как сильно замерз.
Но не был уверен, что сможет отогреться до конца.
(фрагмент из повести)
Часть 1. Боль.
Глава 1. Предательство.
Два года спустя после событий кампании «Полумертвый». Начало июня.
Голдот знал, что собрался сделать запрещенное, недопустимое. То, за что потом сам же не раз проклянет себя. То, что противоречит всему тому, что он пытался внедрить в своем королевстве – Некроссе. Знал, что снова совершает предательство – но на этот раз еще более гнусное. Потому что тогда, два года назад, он убил лишь ее тело. Теперь же собирается заточить в темницу ее душу. Знал, что она будет вправе возненавидеть его, – и был на это согласен. Это было бы справедливой расплатой за его злодеяние, он ни в чем бы не мог ее упрекнуть. Хотя одна мысль о том, чтобы увидеть в ее глазах не дружеское участие, а презрение и злобу, причиняло боль такую же, как это долгое, бесконечное одиночество.
Одиночество, на которое он сам обрек себя и которое будет длиться всю его бесконечную нежизнь, потому что Голдот знал – лишь однажды его сердце, бьющееся в живой, левой части тела, впустило в себя чувство, кажущееся ему любовью. Второго раза не будет, а значит, его приговор ясен. Всегда один – на веки веков.
Страх перед тем, что единственная женщина в его жизни возненавидит его, останавливал некроманта уже не раз. Не давали совершить непоправимое и те светлые чувства, которые он питал по отношению к ней. Но одиночество… одиночество было болезненнее страха и перевешивало стремление дать ей покой – подарить ей хотя бы это, раз он не позволил ей жить.
Голдот долго обманывал себя. Месяцы спустя после ее кончины – и последующие два года. Говорил, что Алана ему безразлична, что он, король Некросса, не должен становиться одержимым каким бы то ни было чувством. «Если бы она была мне дорога – разве я подставил бы ее под удар энергетического потока смерти? – убеждал он себя. – Она была… просто неплохим собеседником… приятельницей в моем долгом пути по вулканическим долинам. Удобной отмычкой, вовремя подвернувшейся под руку. Если бы я любил – разве поступил бы с ней подобным образом? Разве так – любят?»
Изворотливый разум долго его спасал – и спасал ее. Голдот приказал следить за ее могилой, чтобы не допустить никакого надругательства, но сам не бывал там ни разу. «Незачем подобная сентиментальность!» – говорил он себе.
Но однажды ночью эмоции взяли вверх. Они прорвали плотину, которую он так долго выстраивал, и бурным потоком снесли прочь все доводы рассудка.
Еще никогда Голдот не чувствовал себя таким одиноким. Еще никогда его сердце так не жаждало снова увидеть ее. Быть рядом, разговаривать с ней, смотреть в ее красивые карие глаза. И некромант сдался – он признал, что любил. Любил и своими руками похоронил возможность получить ответ на свое чувство. И что ничего теперь нельзя исправить.
Хотя… почему же нельзя? Он был некромантом – и к тому же искуснейшим. За последние годы его мастерство возросло. В его силах было поднять свою мертвую возлюбленную не каким-нибудь вампиром, помешанным на жажде крови, не личем-скелетом, но призраком, наделенным материальностью. О, Голдот сумел бы сделать так, чтобы Алана пребывала такой же красивой, как и при жизни. Она была бы вечно молода и разделила с ним долгие века будущей нежизни – века процветания Некросса. И магия – он бы щедро наградил свою женщину чародейской силой, дав возможность бесконечно совершенствоваться.
Многие личи и вампиры искусали бы себе локти от зависти. Ведь первые лишились тела, став жуткими скелетами, вторые нуждались к постоянной подпитке кровью. Высшая форма призрака была совершенством в этом плане, хотя и требовала от некроманта, поднявшего его, пожертвовать немалым количеством энергии. И продолжать жертвовать и в дальнейшем, пока поднятый таким образом человек не обретал знания и умения подпитывать себя сам.
Голдот был согласен на это. Однако проблема заключалась в том, что Алана не приняла бы такое никогда. Для нее, священницы Жизни, насильственная привязка души, сейчас пребывающей в покое в загробном мире, к призрачному телу, была бы мукой страшнее той смерти, которой она погибла. Некромант бы поступил с ней в сотни раз хуже, нежели тогда – у Пятой Точки Силы, солгав любимой женщине и подставив под удар, убивший ее.
И он это понимал. И это сдерживало его почти год. Одиночество и страсть боролись с тем добром, которое Алана упорно видела в нем.
И светлая сторона все-таки проиграла. Проиграла, когда Голдот снова пришел в вулканические долины, на плато близ Пятой Точки Силы, в небольшую рощицу, которую чудом обходили стороной все землетрясения, то и дело случавшиеся здесь.
Голдот поддался своему желанию привязать Алану к себе, вернуть ее во что бы то ни стало. Он признавал, что оказался слаб. Признавал, что совершит мерзкое предательство. Хитрый разум снова пришел к нему на выручку, и некромант, заглушив в себе последние вопли совести, с головой окунулся в сложный магический ритуал. Ритуал поднятия высшего призрака, который выкачает из него массу энергии.
Но ради Аланы он был готов даже на это. «Впрочем, – возражал безжалостный разум, – скорее готов на всё не ради нее, а ради себя – чтобы не быть одиноким».
***
Только простые солдатики да суеверные крестьяне думают, что призраки – это размытые фигуры в балахонах, с горящими красным глазами, протягивающие к жертвам костлявые руки и жутко завывающие при этом. Бывают и их вариации – безголовые привидения, мерзко смеющиеся, уродливые старухи с длинными волосами в изодранных одеждах, чей вид способен вселить страх в сердце даже бывалых вояк, а прикосновение – парализовать, а то и состарить на несколько лет.
Голдот, как опытный некромант, знал, что вид призраков зависит от их назначения. Это полуматериальная нежить, которая может ненадолго обретать плоть, а может по своему желанию становиться сгустком энергии, проходя сквозь стены и перемещаясь на огромные расстояния. Но ее внешний вид и способ воздействия задается тем, кто ее создал. Для призрака важно вызывать страх – вот для чего служат оторванные головы, которые привидение держит в руках, костлявые руки и лица-черепа. При желании можно придать ему форму, которую человек имел при жизни. Но стоит ли на это тратить драгоценную энергию? Гораздо проще создать образ-фантом, скопировав останки бедняги. Вот откуда берутся и лохмотья, и погребальные саваны.
Магия призраков тоже определяется некромантом – их властителем. Красноглазые – самые слабенькие, им далеко не угнаться за жертвой и трансформироваться им сложно. Потому они и действуют больше как материальные летуны: пугают, хватают жертву за горло, пытаются достать кинжалами. Зеленый огонь в глазах других уже указывает, что это опасный противник. Его ледяное прикосновение заберет энергию у мага, выкачает жизненную силу воина, состарит того, кто дрогнет хоть на секунду, поддастся страху.
А вот те, чьи глаза полыхают синим цветом, – уже высшие призраки. Такие обладают магией, у них есть также разум, знания, и потенциально им может быть дарована воля, тогда как остальные – лишь безмозглые слуги некроманта. Синеглазые становятся преданными помощниками темного колдуна, хотя он и тратит на них немало сил. Единственное их уязвимое место – заклинатель, поднявший их, имеет над ними определенную власть. Вот почему многие некроманты, выбирающие нежизнь, предпочитают путь лича или вампира только потому, что призраки слишком уж уязвимы для чужого воздействия – их волю легко подавить. А волю терять не хочется никому.
Голдот уже поднимал одного высшего призрака – им стал его враг, а теперь незаменимый помощник в боях – Мардор. Некромант сломил дух и волю бывшего генерала Великого Аркана, но оставил ему знания и разум. Призрак был лишен чувств и сделался вечным слугою своего мучителя. Над его внешним обликом Голдот особо не трудился.
Теперь же дела обстояли иначе. Некромант был намерен вернуть себе любимую женщину и дать ей всё…
Кроме права выбора.
***
Ритуал оказался сложным даже для бывалого некроманта. Голдот никого не взял в помощь – он никому бы не доверил будущее Аланы. А потому к тому моменту, когда нужно было направить поток энергии к могиле, чтобы вызвать призрак той, которую он так отчаянно жаждал увидеть, темный колдун едва не валился с ног от усталости. В этот момент некромант был уязвим, как никто другой. Хорошо, что его сопровождала надежная охрана, потому что желающих избавиться от него до сих пор хватало. Причем среди своих же – не всем был угоден король, защищающий живых обителей Некросса.
Затраченные усилия себя оправдали. Подобным высшим призраком мог бы гордиться и Магистр некромантии. Перед Голдотом снова предстала Алана – такая, какой он запомнил ее, ведь ее черты буквально врезались ему в память. Красивая, изящная, на первый взгляд ничем не отличающаяся от обычного человека – потому что некромант позволил ей обрести полное материальное состояние, хотя это потребовало дополнительных усилий.
Да, перемещаться и проходить сквозь стены она не могла, и время от времени Голдоту придется подпитывать ее энергией, чтобы Алана не стала прозрачным фантомом. Но подобные жертвы ему были не страшны.
Однако… кое-какие различия всё же имелись. Виднелась слабая дымка, окутывающая тело священницы, – впрочем, это мог заметить лишь глаз опытного чародея. Это была та магическая сила, которая вернулась вместе с женщиной. Земное тело скрывало ее, призрачное делало видимым.
А второе различие некромант почувствовал, когда коснулся ее руки. Его пальцы – левой стороны тела, живой, теплой, дышащей, – ощутили холод ее ладони. Бывалый некромант, Голдот вздрогнул: настолько противоестественным было осознать, что в ее тело никогда не вернется огонек жизни, что ее руки, ее лицо будут холодны всегда. Казалось бы, чему было удивляться – чего еще ждать от призрака? Но Голдот помнил Алану другой… и хотел бы видеть другой, чувствовать исходящее от нее тепло.
Но он сам его убил. Теперь приходилось довольствоваться лишь этим – холодным призрачным обликом любимой женщины.
Но тяжелее всего оказалось даже не это.
Алана не сразу осознала, что произошло. Потребовалось с пару минут, прежде чем ее душа была насильственно привязана к призрачной оболочке. Когда это случилось, молодая женщина встревожено осмотрелась вокруг, словно не понимая, в чем же дело, почему она здесь – в мире живых. Потом оглядела себя – свои руки, свое тело. Поднесла ладонь к лицу, коснулась щеки, провела по волосам. Наконец, дав себя полный отчет в происшедшем, Алана закричала так, что у Голдота похолодело на сердце. Он думал, что хуже того стона боли, который сорвался с ее губ, когда она погибала, он уже ничего не услышит.
Как же некромант ошибался. Тогда погибало ее физическое тело. Теперь же испытывала муки душа, насильно возвращенная в материальный мир и втиснутая в призрачное тело. Тело нежити.
Душа молодой женщины – доброго и любящего человека, сумевшего взволновать даже сердце некроманта – теперь была обречена пребывать в оболочке, сотворенной силами, против которых Алана при жизни боролась. Священница, служащая Свету, оказалась в потоке чуждой, враждебной энергии. Энергии Тьмы.
Когда-то Голдот испытал на себе воздействие сил Жизни. Они заставили его тело болезненно ныть, а душу рваться на части, не умея найти равновесие между двумя великими энергиями. Этот опыт не особенно ему понравился, а ведь он всего лишь нес в руках артефакт сил Жизни.
Что же должна была теперь испытывать Алана? Невыносимые мучения – и тела, и духа.
Молодая женщина упала на колени, в бессилии молотя кулаками по земле, вцепилась пальцами в стебли зеленых трав, росших на ее могиле, в исступлении рванула их на себя, сама не осознавая, что делает и зачем, пытаясь хоть как-то избавиться от терзающей ее боли. Она, возвращенная в этот мир, никогда уже не сможет ощущать его, как прежде. Так и мертвая рука Голдота не чувствовала мягкие прикосновения листьев, нежность ласкающего ветерка, прохладу от капель дождя. Наверное, Алана только что поняла это, потому что, затихнув, с тоской устремила взгляд на деревья, окружавшие полянку, ставшую последним местом упокоения ее тела. Теперь они были свидетелями ее мучительного возвращения. Насильственного возвращения.
Глядя на нее, Голдот, измученный обрядом, усталый, вздрагивающий от слабости, вместо радости встречи ощутил томительный укол совести. Да какой укол – десятки болезненных уколов. Все те «против», которые останавливали его последние полгода, снова возникли перед ним, будто говоря: «Мы же предупреждали. Смотри – что ты наделал…»
Пытаясь освободиться от нахлынувших эмоций и поддержать любимую женщину, сейчас рыдающую без слез на своей собственной могиле, Голдот упал на колени рядом с ней и обнял.
Да, он постарался на славу. Алана обрела полностью материальное тело, вот только этот холод… холод призрака, неживого человека, продолжал твердить, что всё это – иллюзия, ложь, что некромант не воскрешает, мягко возвращая душу в готовое к этому тело, а извращает естественный ход вещей. Но Голдот не обращал на это внимания, он сжал ее в объятиях, пытаясь успокоить. Он никогда бы не подумал, что в нем может быть столько безудержного желания любить, столько страсти. Такой, что он пошел даже на недопустимое. И теперь старался хоть как-то оправдаться перед той, которую любил.
– Алана… Так надо. Поверь, так надо. Ты… ты нужна Некроссу. Твой ум, твоя интуиция…
Он не сказал «ты нужна мне». Разум-обманщик все еще не позволял ему признаться до конца – даже себе самому. А может, Голдот просто пытался убедить Алану, что мучение, которому он подверг ее, – не его эгоистичное желание, а необходимость? Ради блага королевства, ради будущего Аксеота?
Но мог ли он убедить ее в том, во что не верил сам?
Почувствовала ли Алана его ложь или просто была сейчас не в том состоянии, чтобы слушать доводы кого бы то ни было, но только она рванулась из его объятий и, освободившись, посмотрела ему в глаза.
Голдот сжался под ее взглядом. Как ему не хватало ее теплых, карих глаз – и как он не хотел теперь видеть в них боль, отчаяние, тоску! Чувства, которые породил он. Ему оставалось лишь надеяться, что следом за ними не придет ненависть.
Но, видимо, Алане было так плохо, так горько, так невыносимо, что она и не думала об этом. И все же она наконец поняла, как ее возвращение связано с тем, кто был сейчас перед ней.
– За что?! Голдот – за что?! За что?! За что же!
Она повторяла раз за разом эти слова, как стон, как плач. Закрыла лицо ладонями и, сгорбившись, склонилась вперед. Она хотела плакать, но слез у призраков не бывает. Голдот лишил ее даже этого.
– За что, Голдот!
Некромант закрыл глаза. Это оказалось тяжелее, нежели он думал. Впрочем, он старался об этом и не думать. Готовил ритуал, сосредоточился на нем, а последствия… с ними хотел разобраться «после». Важно, что Алана будет рядом, а там… они как-нибудь найдут контакт. Она простит, не простит – так примет, не примет – так смирится. А потом, со временем, их дружба возродится. Может, даже перейдет в нечто большее. Приняла же она его тогда, при жизни? Примет и теперь.
Но вот тогда-то у нее был выбор. А теперь он ей его не оставил.
Сейчас с ней невозможно было говорить. Алана была невменяема, эмоции захлестывали ее с головой. Голдот не винил ее, винил себя. Но далее выносить этого не мог, да и ее не хотел мучить. Предвидя, что подобное возвращение будет болезненным для священницы, он заранее приготовил особое заклинание. Силы на него еще были.
Блокировка эмоционального тела – вот что требовалось сделать. Алана лишится чувств, как и большинство призраков, которых призывают некроманты. Подобно Мардору, она сохранит свои знания, память, опыт и разум. Но станет холодной не только телом, но и душой. Это необходимо, по крайней мере, временно. Отсутствие эмоций избавит ее от мук – хотя бы сознательных. И постепенно ее дух привыкнет к новой оболочке, и следующий разговор уже будет не таким болезненным. Во всяком случае, Голдот надеялся на это.
Также некромант будет вынужден лишить любимую женщину воли – как и Мардора. Не потому, что боится ее, – в его силах справиться со священницей, к тому же для полного обретения магии и контроля над ней Алане понадобится время. Но Голдот опасался, что она может причинить вред себе, попытаться избавиться от новой оболочки. Сделать это с призрачным телом непросто… но возможно.
Ему было откровенно противно идти на такие меры – ведь он обращался с самым дорогим ему человеком, будто со злейшим врагом. Ведь, по сути, Алана разделит участь Мардора – лишь с небольшими изменениями.
А ведь она приняла его. Спасла от смерти, излечив от ран. Смогла заставить задуматься о многом, искать баланс между противоборствующими силами в этом мире. Дала подсказку использовать артефакт Жизни, хотя и не прямо. Пусть и подставленная им под удар, она пожертвовала собой ради него, приняв на себя разрушающую мощь потока энергии из Пятой Точки Силы. Иногда ему казалось даже, что Алана знала, на что шла, но все равно это сделала.
Наконец, она все-таки помогла ему прикоснуться к еще одной силе, что правит в этом мире, – любви.
И за это всё он теперь вернул ее к нежизни! И сейчас лишит еще и воли и чувств. Это было подло.
Но необходимо. Голдот убеждал себя, что чувства и волю он вернет ей скоро, очень скоро.
Тогда, когда Алана не будет пытаться причинить вред себе. Когда сможет совладать с чувствами и примет свою новую судьбу.
И все-таки он проклинал себя, когда потянулся за посохом, сохранившим в себе мощный заряд магической энергии, и, направив его на Алану, прочитал заклятие.
Молодая женщина дернулась, будто от электрического разряда, и замерла. Она больше не тряслась от беззвучных рыданий, не дрожала. Священница поднялась с колен, выпрямилась. И посмотрела на Голдота.
Она была удивительно красива – такая же, какой была при жизни. Голдоту, изуродованному заклинанием, разорвавшим его душу и тело на две вечно сражающиеся друг с другом половины, всегда казалось странным, как Алана могла что-то чувствовать к нему – чудовищу. Сам же он восхищался ей и, несмотря на все свои метания и сомнения, втайне был благодарен, что судьба свела его с такой прекрасной, доброй и неординарной женщиной.
Тело призрака никогда не даст увянуть этой красоте. А теперь с лица Аланы вместе с эмоциями наконец исчезли боль и тоска. Она смотрела на Голдота спокойно, уравновешенно – почти горделиво. Ритуал можно было назвать успешным – воистину успешным.
Но было то, что заставило восхищенного некроманта нахмуриться, – вместе с чувствами молодой женщине пришлось распроститься и со своими теплыми карими глазами, лучащимися добротой. Теперь их заняли лазурные светящиеся кристаллы – нечеловеческие, неживые. И это сильнее всего – и холода тела, и ее криков, полных боли, давало понять – это не та женщина, которую полюбил некромант. Это – лишь ее привидение, нежить, поднятая им. Да, ее душа привязана теперь к призрачному телу, но глазам не суждено стать ее зеркалом. И покуда нет единственной ниточки, что все-таки связывает ее дух с жизнью – чувств, ее глаза и будут такими – сияющими, ледяными, пугающими. Синими глазами высшего призрака. И хотя Голдот знал, что так будет, ему неприятно было смотреть на нее.
Его пронзила резкая боль утраты. Он смог воссоздать ее образ, казалось бы, до мельчайших деталей. Но глаза… они давали понять, что это – самообман. Алана мертва, она никогда не будет собой. Той, которую он помнил. Той, которую он любил. Той, которую он и попытался вернуть.
Но Голдот был готов вытерпеть и это. В конце концов, убеждал он себя, это временно. Лучше пусть она смотрит на него холодным призрачным взглядом, чем взглядом, полным боли. А потом…
Но вот настанет ли это «потом»? Сколько придется ему пробыть рядом с нежитью? Ему, так нуждающемуся в живом человеке и ради его присутствия и затеявшему всё это?
Хитроумный разум Голдота снова и снова повторял, что всё будет хорошо. Он же смирился со своим существованием в двух мирах – живых и мертвых? Придется это сделать и Алане…
Ради чувств, которые их связывали.
«Каких чувств? Ради тех, которые толкнули тебя вот на это? Что же это за чувства такие, которые мучают любимого человека?»
Наверное, это сказал уже не разум. А совесть…
Голдоту было не важно.
– Пойдем, Алана, – сказал он, беря молодую женщину за локоть. На этот раз правой рукой. Неживой, не чувствующий ни холод, ни тепло. Как и прежде, он снова обманывал себя и сбегал от того, что причиняло беспокойство.
– Надо идти, – продолжил Голдот, – отдохнуть и возвращаться в Некоррум. У нас много дел. У нас обоих.
Он еще что-то говорил ей, пока они шли к лагерю. Алана молча шла. Не вырываясь, не крича. Слушая и вежливо кивая.
Любимая женщина снова была с ним – то, чего он так страстно желал, свершилось. И все же Голдот понимал, что это была не она.
Глава 2. Холод.
Четыре месяца спустя. Начало октября.
Была середина осени – пора холодных дождей и пасмурного неба. Близ Некоррума солнце вообще редко когда показывалось из-за туч – сказывалось соседство темной магии. И порой Голдоту – по крайней мере, его живой половине – его очень не хватало.
Но отрадно было и то, что он хотя бы не потерял способность чувствовать, ощущать на себе любые природные явления. И дождь, и ветер, и пронизывающий холод, и те робкие прикосновения лучей редко появлявшегося из-за серой пелены и почти сразу же испуганно прячущегося светила. Разорванный между двумя мирами, Голдот отчаянно нуждался в каждом из них.
Именно потому он и велел построить себе загородный дом в пригороде Некоррума – у реки близ небольшого леса. Жить в огромном и мертвом дворце он не мог. А в домике на опушке некромант мог отдохнуть душой, прикоснуться к магии Стихий, которую пытался постичь не менее рьяно, нежели темные искусства. А может, даже более.
Каждый раз возвращение сюда после дневных трудов было для него небольшим праздником. Прежде лишь здесь он мог ощущать себя чуть менее одиноким, нежели это бывало во дворце, в окружении нежити. И, четыре месяца назад решившись на отчаянный поступок, Голдот надеялся, что теперь возвращаться сюда ему будет вдвойне приятнее – поскольку будет, к кому возвращаться.
Он ошибся. Всё оказалось совсем не так, как он мечтал. Реалист, он понимал, что трудности определенно возникнут. Но не ожидал, что им не будет конца и края.
***
Дождь лил с утра, но Голдота это нисколько не смущало. Он отказался от кареты и в одиночку, сопровождаемый лишь парочкой призраков-телохранителей, доехал верхом до домика, в окошках которого задорно мерцали огоньки. Слуги готовили ужин, уже затопили камины и ждали возвращения хозяина.
Наверное, его ждала и она… Во всяком случае, Голдот очень на это надеялся.
Некромант миновал ворота, спешился и отдал лошадь тут же подбежавшим конюхам. Сам же пошел к дверям. Дождь, последние полчаса лишь слегка накрапывающий, словно спохватившись, преобразился в настоящий ливень, стараясь напоследок вымочить некроманта до нитки. Голдот только усмехнулся и даже не прибавил шагу, будто наслаждаясь пребыванием под хлещущими с неба струями.
Войдя в дом, он снял плащ, с которого ручьями стекала вода, и повесил на крючок у входа. Накидка Аланы был тут же, рядом. Значит, священница дома. Впрочем, куда она могла уйти? Если некромант не брал ее с собой во дворец, молодая женщина проводила всё время здесь, изучая книги. Иных желаний и стремлений у нее не было.
Решив переодеться попозже, а сначала проведать Алану, которую не видел с прошлого вечера, Голдот поспешил в гостиную.
Так и есть – она сидела в кресле у камина и изучала огромный фолиант. Рядом на столике лежала тетрадь, в которой священница делала какие-то пометки. Она снова работала над очередным заковыристым заклинанием.
Голдот не ошибся – магия вернулась к его возлюбленной, более того – отсутствие физического тела и привязки к материальной земле открыли перед ней большие возможности. Она быстро постигала новую волшбу, особенно магию Порядка, тогда как Природное чародейство ей давалось с большим трудом. В этом не было ничего удивительного: огромную часть магического наследия Бракады составляли заклинания, связанные с разумом, а ментальная составляющая теперь была доступна Алане как никогда. Колдовство Четырех Стихий, напротив, требовало подключения чувств, поэтому постичь его молодой женщине было намного сложнее.
Зато в магии Порядка священница обогнала даже Голдота, за три месяца умудрившись играючи овладеть такими знаниями, которые он постигал три года. Но некромант не завидовал, наоборот, он гордился своей любимой: красивая, умная, талантливая. Разумная советчица, отличный дипломат, она уже не раз проявила себя в делах правления. Его слова, сказанные в момент, когда он вернул ее к жизни в призрачном теле, оказались на удивление пророческими: Некросс в самом деле нуждался в ней.
– Добрый вечер, Алана! – мягко ступая по ковру, подошел к ней Голдот.
Женщина отвлеклась от чтения и подняла голову.
– Добрый, Голдот, – ее голос был лишен каких бы то ни было чувств. Учтивое приветствие, не более. Как некромант ни старался, он не мог к этому привыкнуть, потому что память хранила в своих глубинах совсем иной голос – нежный, взволнованный, живой.
Но тяжелее было привыкнуть к цвету ее глаз – их мерцающей синеве. Голдоту удалось немного приглушить их сияние, поскольку при взгляде в них ему становилось не по себе. Но вернуть им тот цвет, который Алана имела при жизни, и уж тем более сделать так, чтобы в них отражались ее думы, сомнения, страхи, надежды – ему было не под силу. Это было следствие блокировки чувств и эмоций, с которым ничего нельзя было поделать.
– Я весь день раздумываю вот над этим заклинанием, – Алана указала ему на схемы в книге. – Те «Иллюзии», которые использовали чародеи минувших дней на Аксеоте, в значительной степени превосходят «Клонов» бракадских магов. Мы можем создать фантом любого отряда и более того – он не исчезает, если его атакуют. Сила волшбы велика, древние колдуны Аксеота действительно добились немалого, – священница говорила, как ментор, бесчувственно и равнодушно, просто перечисляя сухие факты. – Тем не менее, как только противник понимает, что перед ним – немного более искусно созданный клон, вся ценность иллюзии теряется. А понимание приходит тогда, когда стрелы и мечи начинают проходить сквозь созданный нами фантом. Уловка хороша – но ненадолго. Но у меня есть идея, как сделать это заклинание более эффективным.
Алана взяла со стола тетрадь, повернулась к Голдоту и стала водить карандашом по исписанным страницам, демонстрируя свои расчеты.
– Как враг распознает, что перед ним – иллюзия? Правильно, логически. Раз меч проходит сквозь дракона-фантома, значит, это обман. Но что если одновременно с вызовом иллюзий воздействовать на отряд-жертву? На его разум, на его мозг? Убедить его, что перед ним настоящий монстр, а не фантом? Сила убеждения творит чудеса. Стрела пролетит сквозь иллюзию, но воин врага будет уверен, что она крепко засела в чудовище. Рыцарь будет сражаться с фантомом, искренне веря, что наносит ему удары, тогда как будет рассекать воздух. Отвлечение будет работать лучше, не правда ли?
Ее глаза даже блеснули в полумраке гостиной. Хотя чувств у молодой женщины не было, но разум был доволен проделанной работой. Голдот же внимательно вглядывался в расчеты Аланы, видел, что задуманное ею можно осуществить, но вместо радости почему-то испытывал печаль.
Алана, бесстрастным голосом рассуждающая о заклятиях школы Разума, о том, как обмануть врага, воздействовать ему на психику, заставив поверить в то, чего не существует. Не такой, совсем не такой хотел бы он ее видеть! Голдот понял, что многое бы отдал сейчас за то, чтобы слышать, как Алана вновь горячо спорит о добре и зле, пусть и с помощью наивных аргументов, пусть во многом ошибаясь, вызывая своими доводами улыбку. Ведь та Алана была живая – искренняя, доверчивая, эмоциональная, волнующаяся, до последнего защищающая свои хрупкие идеалы. Именно такую – юную и чистую сердцем, добрую и светлую, он и полюбил.
А в кого она превратилась теперь, лишенная чувств, ведомая лишь рассудком? В механизм, в машину Разума. И рядом с этой Аланой Голдот чувствовал, что он – намного живее ее.
«В кого же я превратил тебя?» – в который раз за последний месяц пронеслась в голове тоскливая мысль.
– Более того, – продолжала священница как ни в чем не бывало, – мы можем пойти дальше простого отвлечения. Можно воздействовать на разум противника так, что он поверит, будто призрачный меч, вонзающийся в него, настоящий! Это сложно, но вполне осуществимо. Потребуется много усилий, чтобы закончить мои расчеты, а потом предстоит еще долго испытывать их на практике. Может, месяцы, может, год. Но вместе мы добьемся нужного эффекта! Мы сможем выигрывать битвы, Голдот, при помощи одних иллюзий. Сможем заставить противника убивать самого себя – своим же Разумом. Это ли не гениальное решение?
Нет, она воистину была довольна собой, и явно ожидала его одобрения. Но Голдоту стало еще тоскливее.
«Гениальное решение»? Прежняя Алана пришла бы в ужас от того, что только что сказал ее призрачный двойник – настолько безжалостными и бесчеловечными были его слова. Женщина, которую полюбил некромант, стремилась пробуждать в людях светлую сторону, добрые чувства и делать людей лучше. А Алана-призрак искала способ сделать так, чтобы человек убивал сам себя.
Голдот не знал, что сказать, что ответить. Ясно было одно – решение лишить любимую женщину чувств превращало ее в монстра. Она была рядом с ним, но от нее чем дальше, тем больше оставался лишь облик. Так дальше продолжаться не могло.
Но что можно было поделать? За те четыре месяца, которые прошли после возвращения Аланы к нежизни, Голдот решился лишь вернуть ей волю, правда, поставив блокировку на случай попытки самоубийства. Нет, он смог бы снова вернуть ее к жизни, но это требовало дополнительных сил и энергии. Да и, сказать по правде, узнать, что любимая женщина попыталась покончить с собой из-за него, было бы невыносимо. О том, что Алана может причинить вред ему, Голдот не заботился. Если она это сделает – будет иметь на это полное право. Так совесть некроманта искала себе хоть какое-то оправдание.
Но разум Аланы, лишенный эмоций, оказался слишком расчетлив, чтобы желать избавиться от Голдота. Он видел в нем отличного партнера, с которым можно многого достичь – в магии и управлении королевством.
А что же до чувств молодой священницы… Их Голдот тоже пытался вернуть. Трижды, каждый раз надеясь, что душа Аланы уже смирилась с новым существованием и новой оболочкой.
Напрасно.
Нет, молодая женщина не падала на колени, не кричала и не заламывала руки, как тогда, на могиле. Но Алана мучилась. В ее глазах, теряющих призрачное мерцание и обретающих наконец привычный цвет, читалась такая боль, что Голдот чувствовал себя изувером. Его любимая не проклинала его, не обвиняла. Она просто замыкалась в себе, забивалась в угол гостиной и сидела там часами, безучастная ко всему. Суровый некромант, он не мог выносить страданий своей женщины. Голдот пытался чем-то заинтересовать Алану: бережно поднимая на ноги, вел к камину – будто бы его огонь мог согреть ее неживое тело, – дарил книги, доставал артефакты, беседовал часами напролет, рассказывал о делах королевства. Сжимал ее ледяные руки в своих, обнимал, уже привыкнув к холоду ее тела, говорил ласково и нежно, убеждал, просил. Однажды даже умолял. В другой раз, вспылив, накричал.
Всё было бесполезно. Алана прятала взгляд, отворачивала голову. Но он знал, что в ее глазах навеки застыла боль, которую ничем не снимешь.
И каждый раз, признав поражение, он вновь блокировал ее чувства.
Чтобы не мучить ее. Чтобы не мучить себя.
Да, ее душа всё равно страдала. Но хотя бы Алана не ощущала этого сознательно. Ведомая лишь разумом и получившая волю, она, кажется, даже была по-своему счастлива.
Но Голдот-то знал, что это было неправдой. Он-то ведал, какой она была прежде. И проклинал себя за то, что с ней сотворил.
Но выбора у него не было. Видеть ее мучения было еще тяжелее. Оставалось выбирать между двумя ее обликами – страдающей души и холодным разумом. Наверное, второе было все же лучше.
Но иногда Голдот сомневался – как теперь. По сравнению с Аланой, ведомой циничным и жестоким разумом, уже он ощущал себя наивным мальчишкой, который всё еще умел чувствовать и по-прежнему любил ее.
Хотя и творил с ней вот такое.
***
Поддавшись порыву, понимая, что слова бесполезны, Голдот крепко обнял Алану. Это был глупый поступок – ей не могло передаться тепло его тела, его левой, живой стороны, не могли передаться его чувства. Он не мог поколебать ее разума, разве что слегка удивить, а возможно, и раздражить. Ведь она говорила о деле, а он кидался к ней с проявлением бесполезных, по ее мнению, чувств.
Но Алана была сама вежливость и тактичность. Она тоже обняла его, и Голдот слегка вздрогнул – ему казалось, что его стянули железным обручем. Он мог вынести холод ее объятий, когда в ней жили чувства, но не этот равнодушный разум.
– Ты дрожишь, – констатировала молодая священница спокойным, безразличным голосом. – Ты замерз и вымок. Иди переоденься. Ты же знаешь, что можешь заболеть, а мне целительство стало даваться труднее. Да и тебе прикосновение к моей энергии приносит дискомфорт. Лучше не доводить дело до этого. Будь благоразумен.
Всему был свой предел – и терпению Голдота тоже. Он рванулся, освобождаясь из ее объятий. Мертвых объятий. Трудно было передать, что было в его взгляде, который он бросил на Алану. И безысходность, и обманутые надежды, и одиночество…
Только сейчас некромант вдруг понял, что по-прежнему одинок. И, наверное, еще больше, нежели прежде, без нее. Потому что перед ним была не Алана.
Но ее не смутил его взгляд. Она просто не могла смутиться.
– Иди и переоденься, Голдот, – терпеливо повторила молодая женщина. – И поужинай. А потом попытаемся вместе поработать над расчетами. Я пока продолжу, если ты не против.
«Не против»? Хорошенький вопрос! Да, он против! Против того, что она говорит и что делает. Против того, какой она стала. Против того, что он с ней сделал!
Но говорить с ней, вот такой, об этом было бесполезно. Холодному разуму этого не понять.
Голдот кинулся прочь из комнаты, проигнорировал вопрос обескураженного слуги об ужине, сорвал с вешалки плащ, накинул на себя и, рванув дверь, бросился в дождь.
Ему нужно было прийти в себя, и помочь ему в этом могли лишь силы Природы.
***
Голдот долго стоял под огромным деревом, которое росло на опушке – прямо напротив его домика. Он любил отдыхать под этим величественным дубом, который, возможно, помнил еще первых обитателей этого материка, теперь покинувших его. Вот и сейчас некромант устремился сюда.
Ливня больше не было, но дождь не утихал. Голдот уже промок до нитки, плащ его не защитил. Но ему было все равно. Он стоял, прислонившись к дубу, и водил по его мокрой коре живой ладонью.
Некромант чувствовал дерево, чувствовал дождь, чувствовал буйство природы. Раньше оно не раз успокаивало и умиротворяло две его половины, постоянно ведущие между собой спор.
Но только не сегодня. Потому что Голдот вдруг отдал себе запоздалый отчет, что Алана уже больше никогда не сможет разделить с ним эту радость прикосновения к стихиям.
Не вздрогнет от капель дождя, приятно холодящих лицо, не вскрикнет задорно от сбивающих с ног порывов ветра, вступив с ним в поединок и пытаясь удержаться на ногах, не ощутит под пальцами шершавую кору дуба.
Ей теперь это недоступно ни в одном из ее возможных состояний – ни равнодушного разума, ни терзающих ее чувств.
Он лишил ее физического тела, убил его, а потом вернул душу, вырвав ее из загробного царства света и привязав к призрачному телу. Заставил Алану жить с собой, в мире материи, но лишил возможности соприкасаться с ней, ощущать ее.
Его любимой женщине никогда уже не будет дано то, что она имела. Приобретя многое, она потеряла едва ли не больше.
И самое главное – потеряла себя. Потому что ни холодная Алана, что сидела сейчас у камина в доме, ни та зажавшаяся женщина, чья душа изнывала от тоски, не была той, которую так любил и так хотел вернуть Голдот.
Он потерял ее – и потерял окончательно. Ведь даже те светлые воспоминания, которые некромант хранил о ней, теперь не помогали ему, потому что их заслонил ее новый образ. Равнодушный – или страдающий.
И потерял ее он в тот день, когда, казалось бы, вернул. Вернул к не-жизни.
Нет, еще раньше – когда замыслил подобное.
И решение напрашивалось само собой – отпустить, дать уже ее измученной душе покой.
Это было правильно. Человечно. Если он любил ее, он должен был это сделать.
Голдот закрыл глаза. Да, так будет верно. Он или убивает в ней Свет, или причиняет боль. Его любовь – разрушительна. Так нельзя. И неважно, что вместе с ней Некросс лишится хорошего советника и дипломата, а магия – еще одной умелой волшебницы. Сама Алана, не сомневаясь ни минуты, выбрала бы оставить этот мир, не прельстившись ни властью, ни знаниями.
Чего же медлить? Надо провести обратный обряд, и – уже завтра его любимая будет свободна.
Но тут… тут некромант представил свою жизнь без нее. Он возвращается в домик – и никто не ждет его у камина. Никто не беседует с ним о делах королевства. Никто не разделяет с ним его прогулки по лесу, лежащему неподалеку.
Никто не помогает советом. Никто не сидит слева от него в тронном зале.
Некросс лишится своей королевы. А Голдот – своей жены.
Да, жены… некромант пошел даже на это – так сильно он стремился связать себя и Алану особыми узами.
И пусть это венчание было кощунством и святотатством – таким, что даже темный клерик-отступник засомневался на мгновение, что вправе осуществить этот обряд, однако не рискнул перечить своему господину и королю. А для Голдота этот брак был священен, был еще одной нитью, связавшей Алану с ним.
И теперь оборвать ее? Снова быть одному?
«А разве сейчас ты – не один? Разве она – с тобой? С тобой кто угодно, но только не она…»
На этот раз его разум был честен.
Но вот чувства оказались слабы. Голдот не мог, не готов был отпустить Алану. Он проклинал себя за слабость, признавая, что бессилен преодолеть желание быть рядом со своей женщиной во что бы то ни стало.
Он знал, что его любовь хуже ненависти. Но он умел любить лишь так.
И Алана была нужна ему – даже такая.
Он снимет блокировку и вернет ей чувства. Так надо, так лучше.
И они будут мучиться – вместе. Потому что один он мучиться не готов.
Голдот открыл глаза, повернулся и медленно побрел в дом. Только теперь он почувствовал, как сильно замерз.
Но не был уверен, что сможет отогреться до конца.
Рассказ 11
1. Остров Пайр
Посвящая свою жизнь определённому виду магии, ты постепенно становишься адептом соответствующего мировоззрения и лишаешься возможности оценивать окружающую реальность во всей её полноте. Не таков был легендарный архимаг Невар, сочетавший в себе мудрость всех школ волшебства одновременно. Не таков и я. Магия наполняет моё тело, является смыслом существования и высшей целью всех устремлений. Поэтому я отправляюсь в путь.
День 1
Меня зовут боб, и моё задание – собрать воедино пять артефактов Невара, величайшего из архимагов древности. После его смерти все реликвии были присвоены алчными чародеями, каждый из которых незаслуженно провозгласил себя Повелителем своей школы волшебства. Но уникальность таланта Невара состояла именно во всеохватности его познаний! Пришло время мне, достойному последователю и адепту всех пяти магических школ, воссоединить наследие архимага в своих руках. Я давно ждал удачного повода, и надвигающаяся угроза Хексиса обернулась прекрасной возможностью достичь небывалого величия, которое я направлю на постижение самых потаённых глубин волшебства… Нет, не с целью власти и разрушения, а чтобы однажды превзойти самого Невара!
День 3
Эрадонна… Я хорошо знал эту друидессу ещё совсем юной. Пару раз я даже давал ей магические уроки. Всегда такая весёлая, бойкая, одержимая фанатичной страстью находиться в гармонии с Природой. Неудивительно, что из всего комплекта Невара она предпочла башмаки-быстроступы – это так соответствует её непоседливой натуре. Но теперь мне нужен данный артефакт, и я надеюсь, у нас получится договориться. Я учёл все варианты, поэтому, прибыв на остров Пайр, объединил силы со своей давней знакомой, Виолеттой. После смерти отца она стала вождём варваров востока, но некоторые из предводителей отдельных кланов – амбициозные и на редкость безмозглые полководцы – решили поднять мятеж против женщины, которая, как они необоснованно посчитали, не в силах удержать власть. Всё просто: я помогу Виолетте подавить восстание в обмен на содействие с получением артефакта при возможном провале дипломатической миссии с Эрадонной.
День 5
Что же, я давно привык к тому, что в жизни события редко развиваются по плану, как бы хорошо и надёжно он ни выглядел в нашем представлении. Посол, которого я отправлял с требованием выдать мне башмаки-быстроступы, привёз лишь пару рваных сандалий и короткую записку от друидессы. Недоумевая, я поспешно развернул клочок бумаги и начал читать:
«Дедуля Боб, а не пора бы тебе на покой? Ничего для тебя у меня нет, а если вздумаешь прийти проверить, то не досчитаешься седых волос. На всякий случай, – вдруг ты просто хотел подыскать себе новую обувь, – передаю одну пару, наиболее для тебя подходящую».
Я знаю, что артефакт у неё – судьба наследия Невара ни для кого не является секретом. Эрадонна сделала свой выбор, и теперь придётся бросить ей вызов на её территории. Не удивлюсь, если друидесса превосходит меня в магии природы, хотя она ещё слишком юна и вряд ли может похвастать глубокими познаниями. Помню, когда я давал ей уроки волшебства, у нас состоялся примечательный разговор:
– Эрадонна, ты же ещё дитя по сравнению с известными чародеями. Скажи, что заставляет тебя со столь завидным упорством тратить свободное время на постижение природной магии? – спросил я, понаблюдав за неподдельным усердием ученицы и уже ощущая в ней родственную душу. Ответ меня разочаровал. Эрадонна стремилась не к величию познания – она искала гармонии с природой, которую любила до беспамятства, не находя понимания среди людей. Я хорошо помню спутанные зелёные волосы, блуждающий взгляд, рассеянную улыбку… Я даже по-отечески любил эту девушку и не могу чувствовать к ней зла.
Вероятно, теперь мечта друидессы осуществилась, именно поэтому она отвечает мне с такой дерзостью, веря, что волки и феи уберегут её от реальности. Однако Эрадонна неверно оценила соотношение сил: замечательно, что я учёл все варианты, и помощь варварского племени Виолетты окажется как нельзя кстати.
После разгрома Красного игрока
Одолеть восставших варваров оказалось даже проще, чем я предполагал. Их армии не имели дельных полководцев, а использование мной магии усилило воинство Виолетты в плане скорости и атаки, обеспечив уверенный перевес в битве. Весь день, когда город мятежников был взят, моя спутница пребывала в таком весёлом расположении духа, что я опасался, как бы она не забыла о нашем уговоре. Однако вечером Виолетта подошла ко мне и шутливо сказала:
– Ну что, Боб, ты свою часть сделки выполнил, теперь вопрос за мной!
– Как планируешь поступить с пленными мятежниками?
– Это были всего лишь трусливые псы, что подняли голову, почуяв смену хозяина, и сразу вспомнили своё место, получив палкой по спине. Получат телесное наказание, посидят в темнице недельку, да вернутся в строй. Настоящими зачинщиками бунта являются Орега и Гурт, за каждым из которых стоит целый клан – и, к сожалению, в захваченном городе этих двоих не было». Немного подумав и усмехнувшись, Виолетта поправилась: «Точнее, это большая удача, что мы их до сих пор не нашли!
В ответ на мой недоумённый взгляд воительница мягко приблизилась, её лицо застыло всего в паре сантиметров от моего: «Значит, мне всё ещё нужна твоя помощь, и путешествие продолжается».
Очень странно, что в эту ночь, мучась от бессонницы, я всё время видел перед глазами образ воительницы. И он был чрезвычайно приятен.
День 24
Виолетта… Следует отметить, обычно я стараюсь не общаться с теми, кто не достиг определённых вершил в какой-либо магии, поэтому союз с варварами стал весьма необычным опытом. Воительница сильна, грамотно руководит армией, разбирается в экономике и ориентировании. Казалось бы, о чём мне с ней говорить?
Мы ехали рядом, и я решил первым нарушить молчание.
– Виолетта, расскажи о своём отце.
Прищурившись на ярком полуденном солнце и откинув длинные каштановые волосы, моя спутница начала рассказ, лицо её одно попеременно выражало то гордость, то неприязнь:
– Яргзуб был жестоким вождём. Объединение восточных кланов далось нелегко, и отец управлял железной рукой, пресекая любые попытки неповиновения. Своих детей он также воспитывал в строгости, ведь любой из нас мог занять его место… Главный критерий отбора на роль правителя – выжить к назначенному сроку.
– Что с ним случилось?
– Отца отравили на совете вождей. До сих пор неизвестно, кто на это решился, но если удастся выяснить – подлец заплатит страшную стену. Растяжение на дыбе и перелом всех костей – слабейшее из наказаний, которые ожидают отравителя. Впрочем, не подумай, мне не слишком-то жаль Яргзуба. Просто теперь правителем стала я, и показательная казнь убийцы предыдущего вождя подчеркнёт мою собственную неприкосновенность, – с этими словами Виолетта пришпорила коня и умчалась вперёд, одарив меня напоследок долгим насмешливым взглядом.
После перехода через мост к заповедникам
Я наслаждался окружавшей природой – воистину, во владениях Эрадонны царило настоящее буйство зелёных красок. Лианы протянулись в траве, цветы украшали кустарник, сочные плоды в изобилии свисали с широких ветвей. Увлечённый всей этой красотой, я заметил, что далеко отошёл от костра, лишь когда очутился на маленькой поляне, а в чаще вспыхнула пара жёлтых глаз и раздалось угрожающее рычание. Я подался назад, и услышал за спиной те же самые звуки, но громче. Белые тигры! Не думаю, что Эрадонна послала их расправиться со мной – они сами почуяли недовольство своей госпожи и проявили инициативу. Я был в ловушке.
Я вовремя развернулся, и первый тигр, уже устремившийся в грациозном броске за своей добычей, подпалённый волшебной стрелой откатился в траву. Другой зверь тотчас оказался рядом, времени на заклинание не было. Я попытался отбиться посохом, но мощные челюсти вырвали оружие из моих рук. Это конец! Я упал и, отползая, встретился взглядом с глазами хищника. В них, помимо звериной ярости, читался глубокий ум, свойственный далеко не каждому из людей.
Неожиданно арбалетная стрела, вонзившись в загривок, навсегда обездвижила этого тигра. Виолетта, въехав на поляну на своем жеребце, лихо спрыгнула возле меня и приняла защитную стойку. Два зверя ринулись одновременно: первый, чуть вырвавшись вперёд, получил сокрушительный удар сапогом и отступил, роняя зубы сломанными челюстями. Во время броска второго Виолетта отскочила в сторону, смертельно опасный оскал сомкнулся впустую, а воительница, тотчас опомнившись, выхватила меч и вспорола животному бок. Багровым окрасилась белоснежная шкура; тигр хрипло зарычал и повалился, окропляя траву. Виолетта с улыбкой подала мне руку:
– Будь осторожен, Боб! В этих лесах, как видно, полно опасностей и сюрпризов от твоей знакомой!
Я не ответил, потому что весь путь до лагеря голова была занята совершенно другим. «Я был на волосок от смерти… Но я же всё просчитал… Если б не Виолетта, моя миссия закончилось бы прямо здесь!»
На следующий день
Прошлой ночью волчий вой не давал нам сомкнуть глаз. Нужно двигаться как можно быстрее, если мы хотим сохранить достаточно сил к предстоящей битве. Зелёные дебри нас уже так просто не выпустят, скоро всё решится.
После разгрома Эрадонны
До того как варварские войска под командованием меня и Виолетты схлестнулись с армией заповедников, я не был уверен в скорой победе. Друидессе удалось создать здесь маленький природный рай, и все существа готовы были пожертвовать жизнью ради спасения своей госпожи. Однако усиленные магией воины, которым тактические познания Виолетты солидно добавили силы и скорости, устроили настоящую бойню. Циклопы с повышенной точностью швыряли камни на любые расстояния; кочевники наносили удар ещё до того, как противник понимал, что нужно контратаковать; гарпии и сами по себе прекрасно уменьшали поголовье врага, пока он двигался к нашим рядам. Единороги в большом количестве могли доставить проблем, но камни циклопов быстро усмирили ретивых лошадок…
Эрадонна рыдала. Её хрупкая природная идиллия полыхала пожаром, множество существ было перебито, башмаки-быстроступы уже пришлось отдать. Я приблизился к друидессе.
– Пошёл... вон. Тут больше не на что любоваться.
– Знаешь, Эрадонна, в произошедшем нет моей вины. Лишь по своему легкомыслию ты надеялась удержать этот сильный артефакт, бросая мне вызов, наплевав на просьбы, на уверения, что волшебные башмаки нужны мне исключительно для битвы с Хексисом.
– Да просто я не знаю никакого Хексиса. Но надеюсь, что он отомстит за меня.
– Этот безумный колдун в своих экспериментах по демонологии зашел слишком далеко и угрожает всему живому на Лодваре! – возмущённо воскликнул я. – Его чары извращают саму природу; приходят сообщения из далёких земель, где видели неестественных существ, сотворённых магией этого злодея; реки высыхают, в дубравах возникают смерчи, а животные необратимо меняются, или погибают! Остановить безумца – тайная задача, для которой я объединил усилия с несколькими достойнейшими героями. А, впрочем… как твой бывший учитель, я очень разочарован, – с этими словами я покинул разорённый уголок. Кажется, последние слова произвели на Эрадонну глубокое впечатление, но меня это волновало мало. На немой вопрос Виолетты, стоит ли ей убить друидессу, я покачал головой. Бестолковая девчонка больше не представляет угрозы, и забирать её жизнь – излишняя жестокость. Вперёд, за шляпой архимага!
2. Фьорды Сирта
Первый артефакт у меня! Я не стал сурово наказывать Эрадонну, потому что победа далась относительно легко. Тот факт, что моя жизнь могла прерваться из-за мелкой стычки с дикими зверьми, зарождает в душе сомнения: прав ли я был, что никогда не помышлял о физическом укреплении тела, посвящая магии всё свободное время? Впрочем, это уже неважно. Я продолжаю путь, и надёжная Виолетта по-прежнему рядом.
День 1
Узнав, что мы направляемся к фьорду Сирта, Виолетта неожиданно принялась в возбуждении мерять шагами палатку.
– Что-то не так?
– Примерно там, куда мы движемся, окопался клан Гурта. Я думаю, нам трудно будет пробраться мимо подконтрольных ему земель, так что подавление мятежа продолжится совсем скоро. Это меня весьма радует!
Я вздохнул. Делнар, владелец Шляпы Архимага, по моей информации, долгое время усердно практиковался в магии порядка, и соперник из него явно серьёзнее несносной друидессы. Конечно, я ещё не получил ответа на своё письмо с предложением уладить всё мирным путём, но лёгкий исход довольно сомнителен. Теперь же выясняется, что на пути стоит также могучий варварский вождь.
– Что тебе известно о нашем новом противнике?
– В отличие бунтовщиков с острова Пайр, которые лишь стремились выйти из-под власти общего вождя, Гурт и Орега имеют своей целью исключительно первенство среди кланов. Они амбициозны и намного более опасны. – Виолетта выговорила первое имя с холодной ненавистью в голосе, поэтому я решил уточнить:
– Мне кажется, или ты произносишь имя Гурта с особенным отвращением?
– Эта сволочь однажды приставала ко мне во время праздничного пира вождей кланов и их семей. За меня вступился младший брат, вызвав мерзавца на поединок.
– Но почему отец не защитил тебя, если он был рядом?
– Просто папаша в тот момент совсем не отказался бы сосватать меня за богатого и уважаемого вождя Гурта, а на судьбу детей ему всегда было глубоко наплевать.
– И что произошло потом? – спросил я после долгой паузы, хотя уже догадывался об ответе.
– Наследником Яргзуба стала я. Поединки варваров ведутся вплоть до смерти одного из бойцов, а Гурт, как ты понял, ещё жив. Своей смертью брат защитил меня от его грязных домоганий. Я хочу прикончить Гурта из чувства мести за брата, для него же победа надо мной – последний шанс вернуть утраченное уважение кланов, вывести позорное клеймо, которое выжег ему отец.
– Гурт был заклеймён за убийство твоего брата?
– Конечно, нет, – Виолетта презрительно дёрнула плечом. – Отнять жизнь во время поединка, напротив, очень почётно. Гурт опозорил себя намного позже, когда во время жаркого сражения в недавнем конфликте с Бракадой он приказал своему клану отступать, после чего был прорван фланг, враги ударили в тыл, и наш союз восточных племён поплатился большими потерями за трусость одного вождя. Сейчас он тренирует армию охотой на фениксов, и некоторые новички, видя в этом небывалую удаль, по глупости вступают в его ряды. Но я-то видела Гурта в деле! Ни один вождь клана его больше не чтит, у Гурта нет голоса на совете, и именно поэтому мерзавец решил воспользоваться открывшейся возможностью, захватив власть, вернуть былое уважение.
– Мы не дадим ему сделать это, – твёрдо сказал я, хотя после фразы об охоте на фениксов холодный пот по спине, казалось, заструился ручьём. – А ты не думаешь, что Гурт мог отравить твоего отца?
– Исключено. Убить моего брата-подростка ему хватило смелости, но попытка отравить вождя! Да Гурт бы испугался одной мысли об этом!
День 3
Мы сидели у походного костра, когда ко мне неожиданно приблизился рослый варвар, которого я никогда не видел в лагере.
– Колдун среди воинов? Что ты тут забыл, дедуля? – с этими словами громила приблизился, угрожающе поигрывая мускулистыми ручищами.
– Поход… Мятеж… Помощь, – выдавил я из себя, понимая, что иммунный к заклинаниям противник может стереть меня в порошок одной левой.
– Помощь? Сейчас я покажу тебе, что умею справляться без всяких магов!
– Живо остановись, Ралк! Этого чародея зовут Боб, и он со мной! – грозно отчеканила Виолетта, подбежав к костру. – Это Ралк, пожалуй, лучший полководец моего клана, только вот манерами не вышел – проговорила она, обращаясь уже ко мне. – Надеюсь, конфликт исчерпан.
Мы с Ралком смерили друг друга неодобрительными взглядами, казалось, никто не хотел первым прерывать неловкое молчание. Наконец, он протянул мне свою огромную ладонь. В момент рукопожатия мои суставы отчаянно захрустели, однако варвар теперь выглядел в какой-то мере даже приветливо, и это меня несколько успокоило. Единственным, что ещё портило мне настроение (помимо побаливавшей руки), был навязчивый вопрос, никак не желавший уходить из головы:
«Сначала Эрадонна, теперь Ралк… А ведь мне всего за пятьдесят! Виолетта тоже считает меня дедулей?»
После разгрома Гурта
Мятежный клан мы нашли быстро. Гурт приказал всем войскам безвылазно охранять свой единственный замок – похоже, замечания Виолетты по поводу его трусости в этом бою снова подтвердились. Армия природы, во многом позаимствованная во владениях Эрадонны (разумеется, без спроса самой хозяйки), нанесла стремительный удар, хотя основную силу составляли мы с Виолеттой, после пережитого немало поднаторевшие в боевом искусстве. Феи вились перед кентаврами, не давая метать копья, а белые тигры разрывали вражеских берсерков.
В один момент, уложив двух гарпий арбалетным выстрелом, моя спутница сцепилась в поединке с самим Гуртом. Меч Виолетты скрещивался с булавой варвара, и я заметил, что воительница начинает уступать. Желая прийти на помощь, я подался вперёд, но кто-то обхватил меня сзади за плечи. «Она сама!» – прорычал Ралк, усмехаясь.
Меня возмутило спокойствие варвара: может, он метит на место вождя и желает Виолетте гибели? Но уже через минуту я понял, что Ралк был прав.
Виолетта, изображая бессилие, отступала под градом ударов противника, и Гурт, почувствовав превосходство, окончательно утратил бдительность. После очередного успешного выпада он с рёвом бросился вперёд. Виолетта плавным движением скользнула в сторону, уходя от удара, затем подалась назад, так, что лишь край булавы задел её лёгкую кольчугу. Моментально последовал ответный выпад, и оружие вылетело из рук Гурта, в живот которому вонзился меч. Варвар рухнул в пыль, и Виолетта приготовилась добить мятежника. Гурт съёжился перед ней, рыдая от страха и боли и моля о пощаде.
– Стой! Пожалей его! – Ралк, наконец, ослабил свой захват, и я бросился к воительнице.
– Предатель и убийца моего брата, он заслужил это! – глаза Виолетты светились гневом.
– Ты сама говорила, что брат погиб в честном поединке; не добивай беззащитного, устрой теперь справедливый суд мятежнику, чтобы все видели мудрость нового вождя! Не марай рук бессмысленной кровью…
– Мой народ ценит одну жестокость, лишь из уважения к тебе я сохраню его ничтожную жизнь, – с этими словами Виолетта воткнула свой меч в землю. – Но все кланы узнают, как жалок Гурт, как он извивался в пыли и просил пощады у женщины!
Варвара заключили в тюрьму, и той же ночью он использовал единственную возможность избежать предстоящего позора. Гурт откусил себе язык и захлебнулся кровью.
День 7
Я получил письмо от Делнара. Спесивый маг отказался отдавать артефакт, утверждая, что призрачная угроза какого-то безумного колдуна (о, как он недооценивал мощь Хексиса!) его не пугает. Делнар посоветовал «плести паутину лжи» в другом месте, где мне поверят.
Что же, я был готов к такому повороту. Маг ответит за своё высокомерие.
День 14
Из захваченного города, принадлежавшего клану Гурта, наши ряды пополнились уже знакомыми войсками Силы. Сидя с новобранцами у обеденного костра, я постепенно пришёл к мысли, что испытываю к этим варварам уважение. Какая мощь и живучесть! Жаль, что они никогда меня не примут – даже одно присутствие чародея поблизости снижает мораль этих бойцов. Да, и у них тоже есть маги, правда, весьма примитивные, поэтому Виолетта предпочитает иметь в армии циклопов. Кстати, где она? Я пошёл осмотреться.
В стороне от лагеря раздавалось пение. Виолетта? Подойдя поближе, я вдруг понял, чем именно она занималась, распознав мелодичное чтение знакомого заклинания. Упражнение в магии! Притаившись в кустах, я стал наблюдать, но всё испортила моя неловкость: так некстати хрустнула ветка… Воительница моментально схватилась за арбалет и прицелилась на звук. Разумеется, мне пришлось выдать себя, чтобы не найти столь нелепую смерть.
– Что ты там делал, подглядывал за мной? – казалось, гневу женщины не было предела, но за ним скрывалось нечто другое.
– Ты изучаешь волшебство? – решил я действовать напролом.
– Да, решила попрактиковаться…
– Но как же «Боб, прекращай тратить жизнь на магически штучки?»
– Быть может… От них тоже есть некая польза, – и пробурчав ещё что-то про не в меру любопытных чародеев, Виолетта оставила меня одного. Уже смотря ей вслед, я, наконец, понял, какое чувство скрывалось за показным недовольством. Смущение.
После перехода на снежную сторону
Делнар и его армии порядка сокрылись среди снегов и вечной мерзлоты. Пробираться было всё тяжелее, каждую ночь кто-нибудь среди теплолюбивых войск заповедников умирал от жестокого холода. Однако, увязая в метровых сугробах и борясь с порывами ледяного ветра, мы не уклонялись от намеченного маршрута. По пути нам пришлось одолеть армию где-то в полсотни титанов, подосланных Делнаром. Осиный рой отвлекал громил от сражения, пока феи и циклопы безответно атаковали, уменьшая поголовье врага. В общем, серьёзным препятствием это не стало.
После разгрома Делнара
Наше войско сошлось с основной армией Делнара недалеко от его замка. По пути мы захватили пару городов порядка, не оказавших достойного сопротивления, но к финальной битве противник подготовился достаточно хорошо. Титаны, джинны, армия золотых големов… Конечно, эти войска могли оказать достойное сопротивление, но наши ряды состояли из лучших воинов силы и природы, причём благодаря полководческим и ораторским навыкам Виолетты разношёрстный состав не снизил боевой дух объединённой армии.
Фениксы каждым ходом уничтожали по половине отряда соперника; вдобавок в нашей армии появился второй отряд огненных птиц за счёт вызываемых мной. Делнар предпочёл скрыться бегством, и даже после захвата последнего замка его нигде не было видно.
Ответ пришёл сам собой: я применил заклинание видения и осознал, что огромный завал снега и камней передо мной – лишь иллюзия, скрывающая вход в неглубокую пещеру. Едва я ступил туда, навстречу мне полетела ледяная стрела, от которой я лишь чудом успел увернуться. Мои ответные заклинания ударили в Делнара, но мерзавец загородился группой гномов, которые падали замертво, однако не бросали своего командира. Он выпустил новую стрелу, и в этот раз значительно точнее… Появившаяся из ниоткуда Виолетта закрыла меня своей иммунной к магии грудью. В следующее мгновение Она уже разрубила двух золотых големов, прежде чем те успели обхватить или атаковать её. Оставшись один, Делнар телепортировался к нам за спину, оказавшись на ледяной глади, покрывающей поверхность моря. Я почти сразу понял его план, но из-за секундного промедления не успел остановить воительницу, кинувшуюся на врага… Удар волшебного кулака – и лёд под ней треснул, Виолетта скрылась под водой, Делнар же приготовился к новой телепортации, в этот раз ещё дальше.
– Как меня не удалось победить вам, так это не получится и у хвалёного Хексиса!
Но, прежде чем он окончательно исчез, я успел сотворить перемещение. Не на него – на его шляпу, незаметно для хозяина слетевшую в ближайший сугроб.
Времени на раздумья и тем более преследование врага у меня не было, я сделал, наверно, самый нелогичный поступок в своей жизни – не умея плавать, бросился в воду спасать утопающую воительницу. На что я рассчитывал?
Примерно через полчаса я пришёл в себя на льдине. Виолетта делала мне искусственное дыхание. Это было… так приятно!
– Старина Боб, ты думал, что я могу утонуть в этой луже? Гляди, ты весь вымок и воды наглотался… Будь осторожнее впредь!
Я уже собирался обидеться на насмешливые печи моей спутницы, когда заметил, что её бездонные глаза выражают совсем другие чувства. Благодарность, восхищение… И что-то ещё, не до конца мне понятное.
Этим вечером все приходили в себя и расслаблялись, а на следующий день мы снова отправились в путь. Накидка Ангела ждёт нового обладателя!
3. Светозарные равнины
Всё складывается как нельзя лучше! Да, Делнар сбежал, но его артефакт у меня. Виолетта до сих пор со мной, и я уже не представляю, как смогу продолжить свой путь без неё. Мой университетский друг Кардонис говорил, что магия – наша суть, и лишь в ней следует черпать все устремления, все радости жизни. Кажется, я слишком долго следовал этому принципу! Надеюсь, ещё не поздно что-то исправить.
День 1
Прибытие в Светозарные равнины охарактеризовалось сразу двумя неприятными новостями: во-первых, я узнал, что владелец Накидки Ангела Альберон – религиозный фанатик и вместе с тем великолепный оратор, который уже настроил местное население против нас, исключив всякую возможность мирного договора; во-вторых, ему удалось заключить против нас союз с последним из мятежных варварских вождей. Когда я спросил Виолетту, что из себя представляет этот Орега, она со вздохом ответила, что за ним небезосновательно закрепилась слава самого жестокого варвара восточных кланов. Орега любит лично пытать попавших в плен, используя для этого все подручные средства, от дробящей кости дубины до лошадей, разрывающих несчастную жертву на куски. Более того, варвар зарубил секирой собственного дядю лишь за то, что во время охоты тот метко брошенным копьём уложил загнанного Орегой кабана, которого вождь собирался прикончить лично. Пожалуй, в этот раз следует подготовиться к противостоянию наиболее серьёзно.
Через день после высадки на вражеском берегу
Мы попали в засаду. Войска Ореги неожиданно атаковали нас уже на следующий день после нашей высадки на этой чужой территории.
Бой был неравным, потому что варвар с поразительным для его расы хитроумием использовал особенности ландшафта себе на пользу: зажатые в тесном ущелье, мы были окружены, а циклопы и кентавры обрушивали град камней и копий на наши ряды. Неся тяжёлые потери, армия порядка выбралась из смертельной ловушки, лишь чтобы столкнуться с отрядами гарпий и берсерков. Возглавлял их неистовый варвар, в пылу сражения направо и налево крушивший золотых големов и явно пробивавшийся к Виолетте. Огромный рост, бронзовые мускулы, длинные волосы, заплетённые в тугой хвост, испещрённое шрамами лицо… таким был облик Ореги, предводителя армии Силы.
– Прямо здесь тебя ждёт поражение, Виолетта, и я стану новым вождём! Но не бойся, я не трону твоего смазливого лица, я выставлю твою отрубленную голову на всеобщее обозрение, чтобы и остальные поняли, с кем имеют дело!
В глазах воительницы впервые на моей памяти отразился испуг. Казалось, настал наш конец…
В этот момент армия природы пришла нам на помощь, прорвав строй врага. Волшебные драконы обрушили на варваров огненный шторм, грифоны скидывали циклопов и кентавров со стен ущелья. Орега, бешено вращая глазами, приказал войскам отступать.
И тут я увидел её. Эрадонна во главе наступающей армии устремилась в погоню. Я еле успел окликнуть друидессу, и она верхом на белоснежном единороге прогарцевала ко мне.
– Почему ты спасла нас? – растерянно выдавил я.
– Я всё разузнала у старших друидов, и твои слова про Хексиса подтвердились. Мне не удалось поднять этих трусов на борьбу, поэтому я решила помочь в твоей миссии и двинулась следом. Но я делаю это не ради амбиций Боба, а во имя сохранения природы, извращаемой колдуном. – Эрадонна направила жеребца прочь, но всё-таки вернулась ещё раз. – И да… Надеюсь, когда я настигну варвара и верну его уже в цепях, ты не будешь мной разочарован. – С этими словами она удалилась.
– Похоже, ты ей приглянулся, Боб, – с усмешкой отметила Виолетта. Я покачал головой, понимая, что дело в другом.
– Странно всё это, – воительница моментально посерьёзнела. – Орега никогда не отступал, даже перед лицом смерти, а об его коварстве знают все кланы…
Мы собирались выступить следом немедленно, но, пока приводили остатки армии в порядок, уже наступил вечер.
Через день
Прошёл день, но Эрадонна до сих пор не вернулась. Недобрые предчувствия нас не обманули: скоро мы достигли места страшного побоища. Это была ещё одна засада: отступая, варвар заманил армию друидессы в ловушку. Всё поле было усеяно окровавленными телами и останками участников битвы. Я прошёлся в поисках раненых, и вот меня окликнул эльф, чья кольчуга была рассечена и залита кровью. Бедняга доживал последние минуты и, борясь с приступами боли, он рассказал мне, что здесь произошло.
Убегавший Орега остановил войска как будто для того, чтобы принять свой последний бой. Но стоило армии природы приблизиться, засада из чудищ и даже чёрных драконов обрушилась на преследователей. Монстры разрывали тела фениксов и грифонов изогнутыми когтями, драконы обрушивали огненные потоки на эльфов и фей… Эрадонна сражалась до конца в центре своего гибнущего войска, пока один из циклопов не угодил в неё огромным камнем. Окровавленную и обессиленную девушку Орега сгрёб в охапку, привязал к луке седла и увёз по направлению к своему замку.
Нам оставалось только двигаться дальше.
После поражения Ореги
Когда наша армия приблизилась к замку, облюбованному войском Ореги, я почувствовал неладное. Опасения подтвердились: на окружавшем замок частоколе мы увидели головы провинившихся перед вождём варваров, павших эльфов, белых тигров, грифонов… С ужасом и отвращением оглядывал я омерзительную коллекцию. И вот, прямо над воротами я увидел голову Эрадонны. Как всегда спутанные волосы были окровавлены, а мечтательный взгляд остекленел навсегда. Я почувствовал, как гнев наполняет меня изнутри.
Бой был несложным: Эрадонне удалось нанести войску варвара значительные потери, а наша армия пополнилась из захваченных по пути крепостей. Воины Силы преклоняли колени перед Виолеттой, видя в ней истинного вождя.
Когда Орега понял, что его верные бойцы сметены и обращены в бегство, он покинул гущу боя и выступил вперёд, помахивая секирой.
– Мой клан признает тебя вождём, Виолетта, только если ты одолеешь меня в честной схватке. Или тебе придётся истребить их всех.
Я взглянул на воительницу. Массивная фигура варвара устрашала, а зловещая усмешка не внушала доверия.
– Я согласна, – Виолетта сплюнула и знаком приказа войскам отодвинуться, давая место для поединка.
Меч скрестился с секирой, посыпались искры. Я видел, что Виолетта постепенно начинает уступать, но списал это на очередную уловку. Но в один момент, блокируя удар противника, Виолетта потеряла равновесие, а варвар мощным пинком опрокинул её на землю. Я взглянул на Ралка и увидел в глазах этого одержимого дикаря неподдельный страх за своего вождя. Больше ждать не было смысла, и я начал шептать, сотворив заклинание скорости.
Кажется, моя помощь пришлась кстати: оглушённая Виолетта с неожиданной прытью успела откатиться и вскочить, дважды избежав смерти от секиры, бессмысленно вонзавшейся в землю. Поединок продолжился, и в этот момент я сотворил силу гиганта. Виолетта сразу же перестала уступать противнику в мощи удара, и уже не отступала под шквалом его атак. Наконец, я увидел, что она припадает на левую ногу, на которой секира Ореги оставила глубокий кровавый порез. Заклинания перевязать рану и каменная кожа для уверенности окончательно сравняли силы. Варвар, потеряв преимущество, сам начал отступать, мне почудилась некая нерешительность в его действиях, которую уловила и Виолетта.
Но вот при очередной атаке Орега выбил меч из рук воительницы и нанёс рубящий удар по ногам. Виолетта подпрыгнула, и атака не достигла цели. Моментально последовал новый удар, воительница пригнулась, припав на колено так, что секира лишь срезала пару волос с её головы. Виолетта подхватила меч и в перекате, за секунду до того, как варвар вернулся в защитную стойку, отрубила ему по колено левую ногу. Орега повалился без стона и отбросил секиру.
– Ты же не убьёшь меня… Теперь я безоружен, – прохрипел он, силясь не закричать от страшной боли. – Человек, отравивший твоего отца, будет жить, ведь ты не посмеешь убить его на глазах его клана, чтобы не подрывать их верности… Мне будет очень приятно сознавать, что теперь ты знаешь правду, и ничего не можешь с этим поделать!
Я был уже рядом, поэтому слышал всё сказанное. Виолетта мрачно взглянула на меня. Я подумал о том, как ей сейчас тяжело, об Эрадонне, обо всей мерзости этого варвара…
– Он твой, Виолетта. Твой.
Больше в словах не было надобности. Уходя, я услышал хруст костей и вопль Ореги – похоже, варвар принял смерть под копытами боевого коня Виолетты, и так она формально не убила беззащитного своими руками. Клан варвара был поставлен перед условием: подчиниться, или отправиться вслед за старым вождём. Никто не выбрал второй вариант.
Через два дня
Уже была глухая ночь, но мне не спалось. Я сидел в своей палатке, когда в неё ворвалась Виолетта в очень плохом настроении.
– Я больше не могу держать это в себе. Признайся, ведь ты помогал мне вовремя поединка? Но зачем? Зачем поссорил меня с собственной честью?
– Я… Я просто боялся потерять тебя.
Виолетта очень странно на меня посмотрела и ничего не сказала. Вместо этого она обхватила меня за шею, и горячий поцелуй оказался важнее всего, что мы могли произнести друг другу.
[Победа над Альбероном. Фанатика предают в руки горожан, кровью которых он защищал свою власть. Ночью после победы Виолетта снова приходит к Бобу].
4. Гора Анон
Я провёл эту ночь с Виолеттой. Она отказалась покидать меня, на время своего отсутствия водрузив бремя правления на младшего брата. Неужели я счастлив? Я двигаюсь в земли амбициозного колдуна, находящегося в союзе с бандитами всех мастей. Я попытаюсь использовать дипломатию, но этот человек (человек ли?) не отдаст ничего своего просто так, поэтому Виолетта нужна мне. Но, что ещё важнее, я оказался нужен ей.
День 1
[Боб обнаруживает пропажу Виолетты и тело разбойника, убитого на окраине лагеря. Найти Райлона становится вдвое важней].
День 7
Я знаю Райлона очень давно, он учился в той же магической академии, что и я, но был отчислен за дурное поведение. Мой друг Кардонис всегда насмехался над амбициозным и алчным колдуном, который отличался наглостью и своеволием. Кардонис… Пожалуй, мне бы пригодилась его помощь, но после того, как он увлёкся магией смерти, наши пути разошлись. Более того, никто из известных мне мастеров волшебства не смог подсказать, где же мой старый друг. Я лишь слышал, что он достиг таких глубин познания некромантии, из которых не все возвращаются… И это особенно обидно мне, ведь я всегда видел в Кардонисе образец для подражания, необычайно могущественного мага. Но сторону, которую он выбрал, принять я не в силах.
После поражения Райлона
Армия Райлона была разбита. Но он недаром провёл столько времени среди лавы на этой раскалённой земле: заклинание Армагеддона смело остатки нашего войска и заставило огненные реки выйти из берегов. Колдун обратился в бегство, восстанавливая ману, а мы с Ралком устремились следом. Когда из-за ближайшего пригорка возник кошмар, я сразил его ледяной стрелой, но проклятый конь успел погрузить меня в оцепенение при помощи террора. И Ралк оставался рядом, защищая меня от посыпавшихся орочьих топоров… Стрелы варвара разили без промаха, но и ему самому досталось изрядно. Когда огромный минотавр устремился на нас, занося свой топор, у Ралка уже не было сил отражать удар. Варвал прошипел мне «Найди её!», выскочил навстречу монстру и, обхватив его руками, бросился в лавовый поток.
Террор, усиленный заклинанием замешательства от Райлона, наконец, спал и я, преклонив на секунду голову в память о Ралке, принявшем столь геройскую смерть, вбежал в последнюю пещеру, сокрывшую Райлона. Предварительно использованная антимагия уберегла меня от повторного погружения в бессилие, а уничтожать вызываемых мной фениксов хаосит просто не успевал.
Когда Райлон, окончательно ослабнув, рухнул на колени, я приблизился и спросил, не узнавая собственный голос, таким грубым и ледяным он стал:
– Где Виолетта?
– Её уже забрали у меня… тот маг, который и попросил выкрасть. Он говорил, что ты придёшь ко мне, и что её отсутствие в армии тебя ослабит. Он хорошо мне заплатил!
– Ты не врёшь мне? Назови имя!
Райлон расхохотался, но удар моего посоха усмирил безумное веселье.
– Кардонис… Кажется, мы ещё учились с ним, такой книжный червь, как и ты, впрочем…
– Кардонис? Но зачем ему Виолетта? Почему он тебе помог?
– В руках Кардониса находится пятый артефакт Невара, он думает, что ты пойдёшь за ним. Он говорил, что в случае твоей победы будет ждать тебя с полным комплектом Невара в Топи Мертвеца… Кхах-кхаах, – Райлон закашлялся кровью.
Всё встало на свои места. Кардонис – повелитель Смерти и владелец пятого артефакта. Он использовал Райлона как пешку, лишив меня Виолетты и не оставив нам даже призрачной возможности решить дело без кровопролития. Возможно, он хочет обменять мою возлюбленную на артефакты, либо забрать их с моего трупа. Главное, что она жива. Я подумаю после, а сейчас…
– Что скажешь ты в своё оправдание? Почему я должен сохранить твою жалкую жизнь после похищения моей возлюбленной?
– Хотя бы потому, что у нас с тобой похожий вкус. Она была такая кхах-кххааах, такая нежная на ощупь, когда я в неё…
Я не дал Райлону договорить, ударив посохом прямо в висок. Пелена застилала мне глаза, и я наносил удары, даже когда от его лица осталось лишь кровавое месиво. Выместив всю злость, я повалился рядом с трупом колдуна и проспал всю ночь. А с утра снова двинулся в путь.
5. Топь Мертвеца
Я остался один. Моя ученица погибла, мой старый друг теперь желает мне смерти, моя возлюбленная похищена… Смогу ли я добраться до Кадониса? Смогу ли отказаться от своей миссии ради спасения Виолетты? Неужели я был обречён найти своё счастье, лишь чтобы тут же потерять его вновь? Я Боб, неудавшийся наследник Невара, который больше не противопоставляет магию жизни. И который не знает, что его ждёт.
[Боб получает предложение от Кардониса – обменять Виолетту на все 4 артефакта Невара. Отправляет посыльного с согласием, но тот погибает в болоте].
После победы над Кардонисом
Наши армии полностью уничтожили друг друга. Разбойники рубили костяные позвоночники и умирали он многочисленных ран, наносимых живыми скелетами; топоры минотавров сражали церберов, а могучие плевки ядом убивали их самих. Черные драконы разделались с зелёными тварями, чтобы пасть в равной схватке с неведомыми мне воинами – тёмными чемпионами, которые, по сути, являлись извращённой версией славных воителей замков Жизни. Но, умерев и воскреснув, они стали намного крепче, а раны этих жутких рыцарей затягивались прямо в бою. Лишь кошмары, не устрашённые видом такого противника, оказали достойное сопротивление и уничтожили чемпионов тьмы ценой собственных жизней.
Кардонис ждал меня в центральных покоях Некрополиса. Из многочисленной свиты с ним оставался всего один чемпион тьмы.
– Какие прекрасные создания! Знаешь, Хексис направил немало своих творений мне в помощь, но этого я уже создал сам. Я приблизился к величию Учителя!
Меня передёрнуло.
– Ты связался с Хексисом? Так вот почему ты горел желанием остановить меня! Говори, где Виолетта, я принёс тебе все артефакты на себе, как мы и договаривались!
– Но ты же проигнорировал моё предложение! – вскричал Кардонис. – И я уже совсем не так милостив. Ну-ка, научи нашего гостя манерам, – кивнул он рыцарю тьмы.
Когда чемпион (пусть и без коня) ринулся на меня, я слегка опешил. Перемещение позволило отодвинуть противника в сторону, и он промчался мимо меня, а ледяная стрела, ударив в спину, сбила врага с ног, принудив к повторному упокоению.
Призванные сатиры силой поставил Кардониса на колени.
– Почему ты перешёл на сторону Хексиса? И где моя любимая, которую ты украл, где Виолетта?
– Ты не знаешь его… Хексис необычайно велик в своём могуществе, весь Аксеот перед его взором – лишь поле для большого эксперимента! Знание умножает печали, ведь так говорят? Он знает, поэтому не может дать нашему миру шанс снова себя уничтожить, как это было с Эрафией! Хексис исправит его… Ты видишь его детей, его созданий. А также и моё. Да, мой старый друг, это твоя Виолетта, она снова жива, а вот тебе осталось уже немного!
Кража жизни, применённая Кардонисом, мгновенно убила сатиров. Я обернулся, лишь чтобы увидеть, как отрегенерировавший чемпион тьмы подбегает ко мне… Я почувствовал толчок и рухнул на бок, а рыцарь разрубил тощее тело некроманта надвое. В глазах Кардониса замерло непонимание и предсмертный ужас… Видимо, сам он до сих пор боялся того, что его кумир Хексис уготовил тысячам невинных. Того, что будет за гранью.
Виолетта – так это была она! – отбросила шлем и опустилась на одно колено рядом со мной.
– Твоё задание было важнее, не кори себя, я всё понимаю…
– Нет, я хотел спасти тебя… Я отправил послание. Я готов был предать весь Лодвар… Прости меня, Виолетта!
– Если это так, Боб, в последние минуты жизни ты сделал меня счастливой. Но сейчас не об этом. Моя защита от магии и упражнения в чародействе лишь на время оттянули неизбежное… Когда ты ударил меня заклинанием, потрясение помогло освободить разум от тёмного колдовства. Но потрогай меня, Боб – я очень холодная, моя плоть мертва, а бороться внутри всё сложнее. Ты должен… отпустить меня.
– Нет!!!
– Другого выхода нет. Спасибо тебе, что был рядом… Любимый.
Я поцеловал её ледяные губы, и, как мне показалось, даже сейчас они передали частичку её тепла. Хотя это и не могло быть правдой. Виолетта сопротивлялась ещё несколько мгновений… Я с трудом поднял её тяжёлый меч и погрузил в грудь чемпиону тьмы, упокоив свою возлюбленную как воина. Слёз не было. Были только невыразимая скорбь, чернотой заполнявшая душу, и бесконечная ненависть.
Финал
Меня зовут Боб, и моё задание выполнено успешно. Я разочаровался в магии, понял, что бесцельно потратил лучшие годы своей жизни. И ещё я потерял всех, кто когда-то был мне дорог. Остался только Хексис, отнявший их у меня и угрожающий безопасности целого континента. На самом деле, мне нет дела до Лодвара – я понял, что готов был отдать его весь за жизнь любимой женщины; но мной движет месть, и я не остановлюсь, пока Хексис не будет повержен. А вместе с ним закончится и моя история, путь архимага, так и не ставшего Неваром.
Посвящая свою жизнь определённому виду магии, ты постепенно становишься адептом соответствующего мировоззрения и лишаешься возможности оценивать окружающую реальность во всей её полноте. Не таков был легендарный архимаг Невар, сочетавший в себе мудрость всех школ волшебства одновременно. Не таков и я. Магия наполняет моё тело, является смыслом существования и высшей целью всех устремлений. Поэтому я отправляюсь в путь.
День 1
Меня зовут боб, и моё задание – собрать воедино пять артефактов Невара, величайшего из архимагов древности. После его смерти все реликвии были присвоены алчными чародеями, каждый из которых незаслуженно провозгласил себя Повелителем своей школы волшебства. Но уникальность таланта Невара состояла именно во всеохватности его познаний! Пришло время мне, достойному последователю и адепту всех пяти магических школ, воссоединить наследие архимага в своих руках. Я давно ждал удачного повода, и надвигающаяся угроза Хексиса обернулась прекрасной возможностью достичь небывалого величия, которое я направлю на постижение самых потаённых глубин волшебства… Нет, не с целью власти и разрушения, а чтобы однажды превзойти самого Невара!
День 3
Эрадонна… Я хорошо знал эту друидессу ещё совсем юной. Пару раз я даже давал ей магические уроки. Всегда такая весёлая, бойкая, одержимая фанатичной страстью находиться в гармонии с Природой. Неудивительно, что из всего комплекта Невара она предпочла башмаки-быстроступы – это так соответствует её непоседливой натуре. Но теперь мне нужен данный артефакт, и я надеюсь, у нас получится договориться. Я учёл все варианты, поэтому, прибыв на остров Пайр, объединил силы со своей давней знакомой, Виолеттой. После смерти отца она стала вождём варваров востока, но некоторые из предводителей отдельных кланов – амбициозные и на редкость безмозглые полководцы – решили поднять мятеж против женщины, которая, как они необоснованно посчитали, не в силах удержать власть. Всё просто: я помогу Виолетте подавить восстание в обмен на содействие с получением артефакта при возможном провале дипломатической миссии с Эрадонной.
День 5
Что же, я давно привык к тому, что в жизни события редко развиваются по плану, как бы хорошо и надёжно он ни выглядел в нашем представлении. Посол, которого я отправлял с требованием выдать мне башмаки-быстроступы, привёз лишь пару рваных сандалий и короткую записку от друидессы. Недоумевая, я поспешно развернул клочок бумаги и начал читать:
«Дедуля Боб, а не пора бы тебе на покой? Ничего для тебя у меня нет, а если вздумаешь прийти проверить, то не досчитаешься седых волос. На всякий случай, – вдруг ты просто хотел подыскать себе новую обувь, – передаю одну пару, наиболее для тебя подходящую».
Я знаю, что артефакт у неё – судьба наследия Невара ни для кого не является секретом. Эрадонна сделала свой выбор, и теперь придётся бросить ей вызов на её территории. Не удивлюсь, если друидесса превосходит меня в магии природы, хотя она ещё слишком юна и вряд ли может похвастать глубокими познаниями. Помню, когда я давал ей уроки волшебства, у нас состоялся примечательный разговор:
– Эрадонна, ты же ещё дитя по сравнению с известными чародеями. Скажи, что заставляет тебя со столь завидным упорством тратить свободное время на постижение природной магии? – спросил я, понаблюдав за неподдельным усердием ученицы и уже ощущая в ней родственную душу. Ответ меня разочаровал. Эрадонна стремилась не к величию познания – она искала гармонии с природой, которую любила до беспамятства, не находя понимания среди людей. Я хорошо помню спутанные зелёные волосы, блуждающий взгляд, рассеянную улыбку… Я даже по-отечески любил эту девушку и не могу чувствовать к ней зла.
Вероятно, теперь мечта друидессы осуществилась, именно поэтому она отвечает мне с такой дерзостью, веря, что волки и феи уберегут её от реальности. Однако Эрадонна неверно оценила соотношение сил: замечательно, что я учёл все варианты, и помощь варварского племени Виолетты окажется как нельзя кстати.
После разгрома Красного игрока
Одолеть восставших варваров оказалось даже проще, чем я предполагал. Их армии не имели дельных полководцев, а использование мной магии усилило воинство Виолетты в плане скорости и атаки, обеспечив уверенный перевес в битве. Весь день, когда город мятежников был взят, моя спутница пребывала в таком весёлом расположении духа, что я опасался, как бы она не забыла о нашем уговоре. Однако вечером Виолетта подошла ко мне и шутливо сказала:
– Ну что, Боб, ты свою часть сделки выполнил, теперь вопрос за мной!
– Как планируешь поступить с пленными мятежниками?
– Это были всего лишь трусливые псы, что подняли голову, почуяв смену хозяина, и сразу вспомнили своё место, получив палкой по спине. Получат телесное наказание, посидят в темнице недельку, да вернутся в строй. Настоящими зачинщиками бунта являются Орега и Гурт, за каждым из которых стоит целый клан – и, к сожалению, в захваченном городе этих двоих не было». Немного подумав и усмехнувшись, Виолетта поправилась: «Точнее, это большая удача, что мы их до сих пор не нашли!
В ответ на мой недоумённый взгляд воительница мягко приблизилась, её лицо застыло всего в паре сантиметров от моего: «Значит, мне всё ещё нужна твоя помощь, и путешествие продолжается».
Очень странно, что в эту ночь, мучась от бессонницы, я всё время видел перед глазами образ воительницы. И он был чрезвычайно приятен.
День 24
Виолетта… Следует отметить, обычно я стараюсь не общаться с теми, кто не достиг определённых вершил в какой-либо магии, поэтому союз с варварами стал весьма необычным опытом. Воительница сильна, грамотно руководит армией, разбирается в экономике и ориентировании. Казалось бы, о чём мне с ней говорить?
Мы ехали рядом, и я решил первым нарушить молчание.
– Виолетта, расскажи о своём отце.
Прищурившись на ярком полуденном солнце и откинув длинные каштановые волосы, моя спутница начала рассказ, лицо её одно попеременно выражало то гордость, то неприязнь:
– Яргзуб был жестоким вождём. Объединение восточных кланов далось нелегко, и отец управлял железной рукой, пресекая любые попытки неповиновения. Своих детей он также воспитывал в строгости, ведь любой из нас мог занять его место… Главный критерий отбора на роль правителя – выжить к назначенному сроку.
– Что с ним случилось?
– Отца отравили на совете вождей. До сих пор неизвестно, кто на это решился, но если удастся выяснить – подлец заплатит страшную стену. Растяжение на дыбе и перелом всех костей – слабейшее из наказаний, которые ожидают отравителя. Впрочем, не подумай, мне не слишком-то жаль Яргзуба. Просто теперь правителем стала я, и показательная казнь убийцы предыдущего вождя подчеркнёт мою собственную неприкосновенность, – с этими словами Виолетта пришпорила коня и умчалась вперёд, одарив меня напоследок долгим насмешливым взглядом.
После перехода через мост к заповедникам
Я наслаждался окружавшей природой – воистину, во владениях Эрадонны царило настоящее буйство зелёных красок. Лианы протянулись в траве, цветы украшали кустарник, сочные плоды в изобилии свисали с широких ветвей. Увлечённый всей этой красотой, я заметил, что далеко отошёл от костра, лишь когда очутился на маленькой поляне, а в чаще вспыхнула пара жёлтых глаз и раздалось угрожающее рычание. Я подался назад, и услышал за спиной те же самые звуки, но громче. Белые тигры! Не думаю, что Эрадонна послала их расправиться со мной – они сами почуяли недовольство своей госпожи и проявили инициативу. Я был в ловушке.
Я вовремя развернулся, и первый тигр, уже устремившийся в грациозном броске за своей добычей, подпалённый волшебной стрелой откатился в траву. Другой зверь тотчас оказался рядом, времени на заклинание не было. Я попытался отбиться посохом, но мощные челюсти вырвали оружие из моих рук. Это конец! Я упал и, отползая, встретился взглядом с глазами хищника. В них, помимо звериной ярости, читался глубокий ум, свойственный далеко не каждому из людей.
Неожиданно арбалетная стрела, вонзившись в загривок, навсегда обездвижила этого тигра. Виолетта, въехав на поляну на своем жеребце, лихо спрыгнула возле меня и приняла защитную стойку. Два зверя ринулись одновременно: первый, чуть вырвавшись вперёд, получил сокрушительный удар сапогом и отступил, роняя зубы сломанными челюстями. Во время броска второго Виолетта отскочила в сторону, смертельно опасный оскал сомкнулся впустую, а воительница, тотчас опомнившись, выхватила меч и вспорола животному бок. Багровым окрасилась белоснежная шкура; тигр хрипло зарычал и повалился, окропляя траву. Виолетта с улыбкой подала мне руку:
– Будь осторожен, Боб! В этих лесах, как видно, полно опасностей и сюрпризов от твоей знакомой!
Я не ответил, потому что весь путь до лагеря голова была занята совершенно другим. «Я был на волосок от смерти… Но я же всё просчитал… Если б не Виолетта, моя миссия закончилось бы прямо здесь!»
На следующий день
Прошлой ночью волчий вой не давал нам сомкнуть глаз. Нужно двигаться как можно быстрее, если мы хотим сохранить достаточно сил к предстоящей битве. Зелёные дебри нас уже так просто не выпустят, скоро всё решится.
После разгрома Эрадонны
До того как варварские войска под командованием меня и Виолетты схлестнулись с армией заповедников, я не был уверен в скорой победе. Друидессе удалось создать здесь маленький природный рай, и все существа готовы были пожертвовать жизнью ради спасения своей госпожи. Однако усиленные магией воины, которым тактические познания Виолетты солидно добавили силы и скорости, устроили настоящую бойню. Циклопы с повышенной точностью швыряли камни на любые расстояния; кочевники наносили удар ещё до того, как противник понимал, что нужно контратаковать; гарпии и сами по себе прекрасно уменьшали поголовье врага, пока он двигался к нашим рядам. Единороги в большом количестве могли доставить проблем, но камни циклопов быстро усмирили ретивых лошадок…
Эрадонна рыдала. Её хрупкая природная идиллия полыхала пожаром, множество существ было перебито, башмаки-быстроступы уже пришлось отдать. Я приблизился к друидессе.
– Пошёл... вон. Тут больше не на что любоваться.
– Знаешь, Эрадонна, в произошедшем нет моей вины. Лишь по своему легкомыслию ты надеялась удержать этот сильный артефакт, бросая мне вызов, наплевав на просьбы, на уверения, что волшебные башмаки нужны мне исключительно для битвы с Хексисом.
– Да просто я не знаю никакого Хексиса. Но надеюсь, что он отомстит за меня.
– Этот безумный колдун в своих экспериментах по демонологии зашел слишком далеко и угрожает всему живому на Лодваре! – возмущённо воскликнул я. – Его чары извращают саму природу; приходят сообщения из далёких земель, где видели неестественных существ, сотворённых магией этого злодея; реки высыхают, в дубравах возникают смерчи, а животные необратимо меняются, или погибают! Остановить безумца – тайная задача, для которой я объединил усилия с несколькими достойнейшими героями. А, впрочем… как твой бывший учитель, я очень разочарован, – с этими словами я покинул разорённый уголок. Кажется, последние слова произвели на Эрадонну глубокое впечатление, но меня это волновало мало. На немой вопрос Виолетты, стоит ли ей убить друидессу, я покачал головой. Бестолковая девчонка больше не представляет угрозы, и забирать её жизнь – излишняя жестокость. Вперёд, за шляпой архимага!
2. Фьорды Сирта
Первый артефакт у меня! Я не стал сурово наказывать Эрадонну, потому что победа далась относительно легко. Тот факт, что моя жизнь могла прерваться из-за мелкой стычки с дикими зверьми, зарождает в душе сомнения: прав ли я был, что никогда не помышлял о физическом укреплении тела, посвящая магии всё свободное время? Впрочем, это уже неважно. Я продолжаю путь, и надёжная Виолетта по-прежнему рядом.
День 1
Узнав, что мы направляемся к фьорду Сирта, Виолетта неожиданно принялась в возбуждении мерять шагами палатку.
– Что-то не так?
– Примерно там, куда мы движемся, окопался клан Гурта. Я думаю, нам трудно будет пробраться мимо подконтрольных ему земель, так что подавление мятежа продолжится совсем скоро. Это меня весьма радует!
Я вздохнул. Делнар, владелец Шляпы Архимага, по моей информации, долгое время усердно практиковался в магии порядка, и соперник из него явно серьёзнее несносной друидессы. Конечно, я ещё не получил ответа на своё письмо с предложением уладить всё мирным путём, но лёгкий исход довольно сомнителен. Теперь же выясняется, что на пути стоит также могучий варварский вождь.
– Что тебе известно о нашем новом противнике?
– В отличие бунтовщиков с острова Пайр, которые лишь стремились выйти из-под власти общего вождя, Гурт и Орега имеют своей целью исключительно первенство среди кланов. Они амбициозны и намного более опасны. – Виолетта выговорила первое имя с холодной ненавистью в голосе, поэтому я решил уточнить:
– Мне кажется, или ты произносишь имя Гурта с особенным отвращением?
– Эта сволочь однажды приставала ко мне во время праздничного пира вождей кланов и их семей. За меня вступился младший брат, вызвав мерзавца на поединок.
– Но почему отец не защитил тебя, если он был рядом?
– Просто папаша в тот момент совсем не отказался бы сосватать меня за богатого и уважаемого вождя Гурта, а на судьбу детей ему всегда было глубоко наплевать.
– И что произошло потом? – спросил я после долгой паузы, хотя уже догадывался об ответе.
– Наследником Яргзуба стала я. Поединки варваров ведутся вплоть до смерти одного из бойцов, а Гурт, как ты понял, ещё жив. Своей смертью брат защитил меня от его грязных домоганий. Я хочу прикончить Гурта из чувства мести за брата, для него же победа надо мной – последний шанс вернуть утраченное уважение кланов, вывести позорное клеймо, которое выжег ему отец.
– Гурт был заклеймён за убийство твоего брата?
– Конечно, нет, – Виолетта презрительно дёрнула плечом. – Отнять жизнь во время поединка, напротив, очень почётно. Гурт опозорил себя намного позже, когда во время жаркого сражения в недавнем конфликте с Бракадой он приказал своему клану отступать, после чего был прорван фланг, враги ударили в тыл, и наш союз восточных племён поплатился большими потерями за трусость одного вождя. Сейчас он тренирует армию охотой на фениксов, и некоторые новички, видя в этом небывалую удаль, по глупости вступают в его ряды. Но я-то видела Гурта в деле! Ни один вождь клана его больше не чтит, у Гурта нет голоса на совете, и именно поэтому мерзавец решил воспользоваться открывшейся возможностью, захватив власть, вернуть былое уважение.
– Мы не дадим ему сделать это, – твёрдо сказал я, хотя после фразы об охоте на фениксов холодный пот по спине, казалось, заструился ручьём. – А ты не думаешь, что Гурт мог отравить твоего отца?
– Исключено. Убить моего брата-подростка ему хватило смелости, но попытка отравить вождя! Да Гурт бы испугался одной мысли об этом!
День 3
Мы сидели у походного костра, когда ко мне неожиданно приблизился рослый варвар, которого я никогда не видел в лагере.
– Колдун среди воинов? Что ты тут забыл, дедуля? – с этими словами громила приблизился, угрожающе поигрывая мускулистыми ручищами.
– Поход… Мятеж… Помощь, – выдавил я из себя, понимая, что иммунный к заклинаниям противник может стереть меня в порошок одной левой.
– Помощь? Сейчас я покажу тебе, что умею справляться без всяких магов!
– Живо остановись, Ралк! Этого чародея зовут Боб, и он со мной! – грозно отчеканила Виолетта, подбежав к костру. – Это Ралк, пожалуй, лучший полководец моего клана, только вот манерами не вышел – проговорила она, обращаясь уже ко мне. – Надеюсь, конфликт исчерпан.
Мы с Ралком смерили друг друга неодобрительными взглядами, казалось, никто не хотел первым прерывать неловкое молчание. Наконец, он протянул мне свою огромную ладонь. В момент рукопожатия мои суставы отчаянно захрустели, однако варвар теперь выглядел в какой-то мере даже приветливо, и это меня несколько успокоило. Единственным, что ещё портило мне настроение (помимо побаливавшей руки), был навязчивый вопрос, никак не желавший уходить из головы:
«Сначала Эрадонна, теперь Ралк… А ведь мне всего за пятьдесят! Виолетта тоже считает меня дедулей?»
После разгрома Гурта
Мятежный клан мы нашли быстро. Гурт приказал всем войскам безвылазно охранять свой единственный замок – похоже, замечания Виолетты по поводу его трусости в этом бою снова подтвердились. Армия природы, во многом позаимствованная во владениях Эрадонны (разумеется, без спроса самой хозяйки), нанесла стремительный удар, хотя основную силу составляли мы с Виолеттой, после пережитого немало поднаторевшие в боевом искусстве. Феи вились перед кентаврами, не давая метать копья, а белые тигры разрывали вражеских берсерков.
В один момент, уложив двух гарпий арбалетным выстрелом, моя спутница сцепилась в поединке с самим Гуртом. Меч Виолетты скрещивался с булавой варвара, и я заметил, что воительница начинает уступать. Желая прийти на помощь, я подался вперёд, но кто-то обхватил меня сзади за плечи. «Она сама!» – прорычал Ралк, усмехаясь.
Меня возмутило спокойствие варвара: может, он метит на место вождя и желает Виолетте гибели? Но уже через минуту я понял, что Ралк был прав.
Виолетта, изображая бессилие, отступала под градом ударов противника, и Гурт, почувствовав превосходство, окончательно утратил бдительность. После очередного успешного выпада он с рёвом бросился вперёд. Виолетта плавным движением скользнула в сторону, уходя от удара, затем подалась назад, так, что лишь край булавы задел её лёгкую кольчугу. Моментально последовал ответный выпад, и оружие вылетело из рук Гурта, в живот которому вонзился меч. Варвар рухнул в пыль, и Виолетта приготовилась добить мятежника. Гурт съёжился перед ней, рыдая от страха и боли и моля о пощаде.
– Стой! Пожалей его! – Ралк, наконец, ослабил свой захват, и я бросился к воительнице.
– Предатель и убийца моего брата, он заслужил это! – глаза Виолетты светились гневом.
– Ты сама говорила, что брат погиб в честном поединке; не добивай беззащитного, устрой теперь справедливый суд мятежнику, чтобы все видели мудрость нового вождя! Не марай рук бессмысленной кровью…
– Мой народ ценит одну жестокость, лишь из уважения к тебе я сохраню его ничтожную жизнь, – с этими словами Виолетта воткнула свой меч в землю. – Но все кланы узнают, как жалок Гурт, как он извивался в пыли и просил пощады у женщины!
Варвара заключили в тюрьму, и той же ночью он использовал единственную возможность избежать предстоящего позора. Гурт откусил себе язык и захлебнулся кровью.
День 7
Я получил письмо от Делнара. Спесивый маг отказался отдавать артефакт, утверждая, что призрачная угроза какого-то безумного колдуна (о, как он недооценивал мощь Хексиса!) его не пугает. Делнар посоветовал «плести паутину лжи» в другом месте, где мне поверят.
Что же, я был готов к такому повороту. Маг ответит за своё высокомерие.
День 14
Из захваченного города, принадлежавшего клану Гурта, наши ряды пополнились уже знакомыми войсками Силы. Сидя с новобранцами у обеденного костра, я постепенно пришёл к мысли, что испытываю к этим варварам уважение. Какая мощь и живучесть! Жаль, что они никогда меня не примут – даже одно присутствие чародея поблизости снижает мораль этих бойцов. Да, и у них тоже есть маги, правда, весьма примитивные, поэтому Виолетта предпочитает иметь в армии циклопов. Кстати, где она? Я пошёл осмотреться.
В стороне от лагеря раздавалось пение. Виолетта? Подойдя поближе, я вдруг понял, чем именно она занималась, распознав мелодичное чтение знакомого заклинания. Упражнение в магии! Притаившись в кустах, я стал наблюдать, но всё испортила моя неловкость: так некстати хрустнула ветка… Воительница моментально схватилась за арбалет и прицелилась на звук. Разумеется, мне пришлось выдать себя, чтобы не найти столь нелепую смерть.
– Что ты там делал, подглядывал за мной? – казалось, гневу женщины не было предела, но за ним скрывалось нечто другое.
– Ты изучаешь волшебство? – решил я действовать напролом.
– Да, решила попрактиковаться…
– Но как же «Боб, прекращай тратить жизнь на магически штучки?»
– Быть может… От них тоже есть некая польза, – и пробурчав ещё что-то про не в меру любопытных чародеев, Виолетта оставила меня одного. Уже смотря ей вслед, я, наконец, понял, какое чувство скрывалось за показным недовольством. Смущение.
После перехода на снежную сторону
Делнар и его армии порядка сокрылись среди снегов и вечной мерзлоты. Пробираться было всё тяжелее, каждую ночь кто-нибудь среди теплолюбивых войск заповедников умирал от жестокого холода. Однако, увязая в метровых сугробах и борясь с порывами ледяного ветра, мы не уклонялись от намеченного маршрута. По пути нам пришлось одолеть армию где-то в полсотни титанов, подосланных Делнаром. Осиный рой отвлекал громил от сражения, пока феи и циклопы безответно атаковали, уменьшая поголовье врага. В общем, серьёзным препятствием это не стало.
После разгрома Делнара
Наше войско сошлось с основной армией Делнара недалеко от его замка. По пути мы захватили пару городов порядка, не оказавших достойного сопротивления, но к финальной битве противник подготовился достаточно хорошо. Титаны, джинны, армия золотых големов… Конечно, эти войска могли оказать достойное сопротивление, но наши ряды состояли из лучших воинов силы и природы, причём благодаря полководческим и ораторским навыкам Виолетты разношёрстный состав не снизил боевой дух объединённой армии.
Фениксы каждым ходом уничтожали по половине отряда соперника; вдобавок в нашей армии появился второй отряд огненных птиц за счёт вызываемых мной. Делнар предпочёл скрыться бегством, и даже после захвата последнего замка его нигде не было видно.
Ответ пришёл сам собой: я применил заклинание видения и осознал, что огромный завал снега и камней передо мной – лишь иллюзия, скрывающая вход в неглубокую пещеру. Едва я ступил туда, навстречу мне полетела ледяная стрела, от которой я лишь чудом успел увернуться. Мои ответные заклинания ударили в Делнара, но мерзавец загородился группой гномов, которые падали замертво, однако не бросали своего командира. Он выпустил новую стрелу, и в этот раз значительно точнее… Появившаяся из ниоткуда Виолетта закрыла меня своей иммунной к магии грудью. В следующее мгновение Она уже разрубила двух золотых големов, прежде чем те успели обхватить или атаковать её. Оставшись один, Делнар телепортировался к нам за спину, оказавшись на ледяной глади, покрывающей поверхность моря. Я почти сразу понял его план, но из-за секундного промедления не успел остановить воительницу, кинувшуюся на врага… Удар волшебного кулака – и лёд под ней треснул, Виолетта скрылась под водой, Делнар же приготовился к новой телепортации, в этот раз ещё дальше.
– Как меня не удалось победить вам, так это не получится и у хвалёного Хексиса!
Но, прежде чем он окончательно исчез, я успел сотворить перемещение. Не на него – на его шляпу, незаметно для хозяина слетевшую в ближайший сугроб.
Времени на раздумья и тем более преследование врага у меня не было, я сделал, наверно, самый нелогичный поступок в своей жизни – не умея плавать, бросился в воду спасать утопающую воительницу. На что я рассчитывал?
Примерно через полчаса я пришёл в себя на льдине. Виолетта делала мне искусственное дыхание. Это было… так приятно!
– Старина Боб, ты думал, что я могу утонуть в этой луже? Гляди, ты весь вымок и воды наглотался… Будь осторожнее впредь!
Я уже собирался обидеться на насмешливые печи моей спутницы, когда заметил, что её бездонные глаза выражают совсем другие чувства. Благодарность, восхищение… И что-то ещё, не до конца мне понятное.
Этим вечером все приходили в себя и расслаблялись, а на следующий день мы снова отправились в путь. Накидка Ангела ждёт нового обладателя!
3. Светозарные равнины
Всё складывается как нельзя лучше! Да, Делнар сбежал, но его артефакт у меня. Виолетта до сих пор со мной, и я уже не представляю, как смогу продолжить свой путь без неё. Мой университетский друг Кардонис говорил, что магия – наша суть, и лишь в ней следует черпать все устремления, все радости жизни. Кажется, я слишком долго следовал этому принципу! Надеюсь, ещё не поздно что-то исправить.
День 1
Прибытие в Светозарные равнины охарактеризовалось сразу двумя неприятными новостями: во-первых, я узнал, что владелец Накидки Ангела Альберон – религиозный фанатик и вместе с тем великолепный оратор, который уже настроил местное население против нас, исключив всякую возможность мирного договора; во-вторых, ему удалось заключить против нас союз с последним из мятежных варварских вождей. Когда я спросил Виолетту, что из себя представляет этот Орега, она со вздохом ответила, что за ним небезосновательно закрепилась слава самого жестокого варвара восточных кланов. Орега любит лично пытать попавших в плен, используя для этого все подручные средства, от дробящей кости дубины до лошадей, разрывающих несчастную жертву на куски. Более того, варвар зарубил секирой собственного дядю лишь за то, что во время охоты тот метко брошенным копьём уложил загнанного Орегой кабана, которого вождь собирался прикончить лично. Пожалуй, в этот раз следует подготовиться к противостоянию наиболее серьёзно.
Через день после высадки на вражеском берегу
Мы попали в засаду. Войска Ореги неожиданно атаковали нас уже на следующий день после нашей высадки на этой чужой территории.
Бой был неравным, потому что варвар с поразительным для его расы хитроумием использовал особенности ландшафта себе на пользу: зажатые в тесном ущелье, мы были окружены, а циклопы и кентавры обрушивали град камней и копий на наши ряды. Неся тяжёлые потери, армия порядка выбралась из смертельной ловушки, лишь чтобы столкнуться с отрядами гарпий и берсерков. Возглавлял их неистовый варвар, в пылу сражения направо и налево крушивший золотых големов и явно пробивавшийся к Виолетте. Огромный рост, бронзовые мускулы, длинные волосы, заплетённые в тугой хвост, испещрённое шрамами лицо… таким был облик Ореги, предводителя армии Силы.
– Прямо здесь тебя ждёт поражение, Виолетта, и я стану новым вождём! Но не бойся, я не трону твоего смазливого лица, я выставлю твою отрубленную голову на всеобщее обозрение, чтобы и остальные поняли, с кем имеют дело!
В глазах воительницы впервые на моей памяти отразился испуг. Казалось, настал наш конец…
В этот момент армия природы пришла нам на помощь, прорвав строй врага. Волшебные драконы обрушили на варваров огненный шторм, грифоны скидывали циклопов и кентавров со стен ущелья. Орега, бешено вращая глазами, приказал войскам отступать.
И тут я увидел её. Эрадонна во главе наступающей армии устремилась в погоню. Я еле успел окликнуть друидессу, и она верхом на белоснежном единороге прогарцевала ко мне.
– Почему ты спасла нас? – растерянно выдавил я.
– Я всё разузнала у старших друидов, и твои слова про Хексиса подтвердились. Мне не удалось поднять этих трусов на борьбу, поэтому я решила помочь в твоей миссии и двинулась следом. Но я делаю это не ради амбиций Боба, а во имя сохранения природы, извращаемой колдуном. – Эрадонна направила жеребца прочь, но всё-таки вернулась ещё раз. – И да… Надеюсь, когда я настигну варвара и верну его уже в цепях, ты не будешь мной разочарован. – С этими словами она удалилась.
– Похоже, ты ей приглянулся, Боб, – с усмешкой отметила Виолетта. Я покачал головой, понимая, что дело в другом.
– Странно всё это, – воительница моментально посерьёзнела. – Орега никогда не отступал, даже перед лицом смерти, а об его коварстве знают все кланы…
Мы собирались выступить следом немедленно, но, пока приводили остатки армии в порядок, уже наступил вечер.
Через день
Прошёл день, но Эрадонна до сих пор не вернулась. Недобрые предчувствия нас не обманули: скоро мы достигли места страшного побоища. Это была ещё одна засада: отступая, варвар заманил армию друидессы в ловушку. Всё поле было усеяно окровавленными телами и останками участников битвы. Я прошёлся в поисках раненых, и вот меня окликнул эльф, чья кольчуга была рассечена и залита кровью. Бедняга доживал последние минуты и, борясь с приступами боли, он рассказал мне, что здесь произошло.
Убегавший Орега остановил войска как будто для того, чтобы принять свой последний бой. Но стоило армии природы приблизиться, засада из чудищ и даже чёрных драконов обрушилась на преследователей. Монстры разрывали тела фениксов и грифонов изогнутыми когтями, драконы обрушивали огненные потоки на эльфов и фей… Эрадонна сражалась до конца в центре своего гибнущего войска, пока один из циклопов не угодил в неё огромным камнем. Окровавленную и обессиленную девушку Орега сгрёб в охапку, привязал к луке седла и увёз по направлению к своему замку.
Нам оставалось только двигаться дальше.
После поражения Ореги
Когда наша армия приблизилась к замку, облюбованному войском Ореги, я почувствовал неладное. Опасения подтвердились: на окружавшем замок частоколе мы увидели головы провинившихся перед вождём варваров, павших эльфов, белых тигров, грифонов… С ужасом и отвращением оглядывал я омерзительную коллекцию. И вот, прямо над воротами я увидел голову Эрадонны. Как всегда спутанные волосы были окровавлены, а мечтательный взгляд остекленел навсегда. Я почувствовал, как гнев наполняет меня изнутри.
Бой был несложным: Эрадонне удалось нанести войску варвара значительные потери, а наша армия пополнилась из захваченных по пути крепостей. Воины Силы преклоняли колени перед Виолеттой, видя в ней истинного вождя.
Когда Орега понял, что его верные бойцы сметены и обращены в бегство, он покинул гущу боя и выступил вперёд, помахивая секирой.
– Мой клан признает тебя вождём, Виолетта, только если ты одолеешь меня в честной схватке. Или тебе придётся истребить их всех.
Я взглянул на воительницу. Массивная фигура варвара устрашала, а зловещая усмешка не внушала доверия.
– Я согласна, – Виолетта сплюнула и знаком приказа войскам отодвинуться, давая место для поединка.
Меч скрестился с секирой, посыпались искры. Я видел, что Виолетта постепенно начинает уступать, но списал это на очередную уловку. Но в один момент, блокируя удар противника, Виолетта потеряла равновесие, а варвар мощным пинком опрокинул её на землю. Я взглянул на Ралка и увидел в глазах этого одержимого дикаря неподдельный страх за своего вождя. Больше ждать не было смысла, и я начал шептать, сотворив заклинание скорости.
Кажется, моя помощь пришлась кстати: оглушённая Виолетта с неожиданной прытью успела откатиться и вскочить, дважды избежав смерти от секиры, бессмысленно вонзавшейся в землю. Поединок продолжился, и в этот момент я сотворил силу гиганта. Виолетта сразу же перестала уступать противнику в мощи удара, и уже не отступала под шквалом его атак. Наконец, я увидел, что она припадает на левую ногу, на которой секира Ореги оставила глубокий кровавый порез. Заклинания перевязать рану и каменная кожа для уверенности окончательно сравняли силы. Варвар, потеряв преимущество, сам начал отступать, мне почудилась некая нерешительность в его действиях, которую уловила и Виолетта.
Но вот при очередной атаке Орега выбил меч из рук воительницы и нанёс рубящий удар по ногам. Виолетта подпрыгнула, и атака не достигла цели. Моментально последовал новый удар, воительница пригнулась, припав на колено так, что секира лишь срезала пару волос с её головы. Виолетта подхватила меч и в перекате, за секунду до того, как варвар вернулся в защитную стойку, отрубила ему по колено левую ногу. Орега повалился без стона и отбросил секиру.
– Ты же не убьёшь меня… Теперь я безоружен, – прохрипел он, силясь не закричать от страшной боли. – Человек, отравивший твоего отца, будет жить, ведь ты не посмеешь убить его на глазах его клана, чтобы не подрывать их верности… Мне будет очень приятно сознавать, что теперь ты знаешь правду, и ничего не можешь с этим поделать!
Я был уже рядом, поэтому слышал всё сказанное. Виолетта мрачно взглянула на меня. Я подумал о том, как ей сейчас тяжело, об Эрадонне, обо всей мерзости этого варвара…
– Он твой, Виолетта. Твой.
Больше в словах не было надобности. Уходя, я услышал хруст костей и вопль Ореги – похоже, варвар принял смерть под копытами боевого коня Виолетты, и так она формально не убила беззащитного своими руками. Клан варвара был поставлен перед условием: подчиниться, или отправиться вслед за старым вождём. Никто не выбрал второй вариант.
Через два дня
Уже была глухая ночь, но мне не спалось. Я сидел в своей палатке, когда в неё ворвалась Виолетта в очень плохом настроении.
– Я больше не могу держать это в себе. Признайся, ведь ты помогал мне вовремя поединка? Но зачем? Зачем поссорил меня с собственной честью?
– Я… Я просто боялся потерять тебя.
Виолетта очень странно на меня посмотрела и ничего не сказала. Вместо этого она обхватила меня за шею, и горячий поцелуй оказался важнее всего, что мы могли произнести друг другу.
[Победа над Альбероном. Фанатика предают в руки горожан, кровью которых он защищал свою власть. Ночью после победы Виолетта снова приходит к Бобу].
4. Гора Анон
Я провёл эту ночь с Виолеттой. Она отказалась покидать меня, на время своего отсутствия водрузив бремя правления на младшего брата. Неужели я счастлив? Я двигаюсь в земли амбициозного колдуна, находящегося в союзе с бандитами всех мастей. Я попытаюсь использовать дипломатию, но этот человек (человек ли?) не отдаст ничего своего просто так, поэтому Виолетта нужна мне. Но, что ещё важнее, я оказался нужен ей.
День 1
[Боб обнаруживает пропажу Виолетты и тело разбойника, убитого на окраине лагеря. Найти Райлона становится вдвое важней].
День 7
Я знаю Райлона очень давно, он учился в той же магической академии, что и я, но был отчислен за дурное поведение. Мой друг Кардонис всегда насмехался над амбициозным и алчным колдуном, который отличался наглостью и своеволием. Кардонис… Пожалуй, мне бы пригодилась его помощь, но после того, как он увлёкся магией смерти, наши пути разошлись. Более того, никто из известных мне мастеров волшебства не смог подсказать, где же мой старый друг. Я лишь слышал, что он достиг таких глубин познания некромантии, из которых не все возвращаются… И это особенно обидно мне, ведь я всегда видел в Кардонисе образец для подражания, необычайно могущественного мага. Но сторону, которую он выбрал, принять я не в силах.
После поражения Райлона
Армия Райлона была разбита. Но он недаром провёл столько времени среди лавы на этой раскалённой земле: заклинание Армагеддона смело остатки нашего войска и заставило огненные реки выйти из берегов. Колдун обратился в бегство, восстанавливая ману, а мы с Ралком устремились следом. Когда из-за ближайшего пригорка возник кошмар, я сразил его ледяной стрелой, но проклятый конь успел погрузить меня в оцепенение при помощи террора. И Ралк оставался рядом, защищая меня от посыпавшихся орочьих топоров… Стрелы варвара разили без промаха, но и ему самому досталось изрядно. Когда огромный минотавр устремился на нас, занося свой топор, у Ралка уже не было сил отражать удар. Варвал прошипел мне «Найди её!», выскочил навстречу монстру и, обхватив его руками, бросился в лавовый поток.
Террор, усиленный заклинанием замешательства от Райлона, наконец, спал и я, преклонив на секунду голову в память о Ралке, принявшем столь геройскую смерть, вбежал в последнюю пещеру, сокрывшую Райлона. Предварительно использованная антимагия уберегла меня от повторного погружения в бессилие, а уничтожать вызываемых мной фениксов хаосит просто не успевал.
Когда Райлон, окончательно ослабнув, рухнул на колени, я приблизился и спросил, не узнавая собственный голос, таким грубым и ледяным он стал:
– Где Виолетта?
– Её уже забрали у меня… тот маг, который и попросил выкрасть. Он говорил, что ты придёшь ко мне, и что её отсутствие в армии тебя ослабит. Он хорошо мне заплатил!
– Ты не врёшь мне? Назови имя!
Райлон расхохотался, но удар моего посоха усмирил безумное веселье.
– Кардонис… Кажется, мы ещё учились с ним, такой книжный червь, как и ты, впрочем…
– Кардонис? Но зачем ему Виолетта? Почему он тебе помог?
– В руках Кардониса находится пятый артефакт Невара, он думает, что ты пойдёшь за ним. Он говорил, что в случае твоей победы будет ждать тебя с полным комплектом Невара в Топи Мертвеца… Кхах-кхаах, – Райлон закашлялся кровью.
Всё встало на свои места. Кардонис – повелитель Смерти и владелец пятого артефакта. Он использовал Райлона как пешку, лишив меня Виолетты и не оставив нам даже призрачной возможности решить дело без кровопролития. Возможно, он хочет обменять мою возлюбленную на артефакты, либо забрать их с моего трупа. Главное, что она жива. Я подумаю после, а сейчас…
– Что скажешь ты в своё оправдание? Почему я должен сохранить твою жалкую жизнь после похищения моей возлюбленной?
– Хотя бы потому, что у нас с тобой похожий вкус. Она была такая кхах-кххааах, такая нежная на ощупь, когда я в неё…
Я не дал Райлону договорить, ударив посохом прямо в висок. Пелена застилала мне глаза, и я наносил удары, даже когда от его лица осталось лишь кровавое месиво. Выместив всю злость, я повалился рядом с трупом колдуна и проспал всю ночь. А с утра снова двинулся в путь.
5. Топь Мертвеца
Я остался один. Моя ученица погибла, мой старый друг теперь желает мне смерти, моя возлюбленная похищена… Смогу ли я добраться до Кадониса? Смогу ли отказаться от своей миссии ради спасения Виолетты? Неужели я был обречён найти своё счастье, лишь чтобы тут же потерять его вновь? Я Боб, неудавшийся наследник Невара, который больше не противопоставляет магию жизни. И который не знает, что его ждёт.
[Боб получает предложение от Кардониса – обменять Виолетту на все 4 артефакта Невара. Отправляет посыльного с согласием, но тот погибает в болоте].
После победы над Кардонисом
Наши армии полностью уничтожили друг друга. Разбойники рубили костяные позвоночники и умирали он многочисленных ран, наносимых живыми скелетами; топоры минотавров сражали церберов, а могучие плевки ядом убивали их самих. Черные драконы разделались с зелёными тварями, чтобы пасть в равной схватке с неведомыми мне воинами – тёмными чемпионами, которые, по сути, являлись извращённой версией славных воителей замков Жизни. Но, умерев и воскреснув, они стали намного крепче, а раны этих жутких рыцарей затягивались прямо в бою. Лишь кошмары, не устрашённые видом такого противника, оказали достойное сопротивление и уничтожили чемпионов тьмы ценой собственных жизней.
Кардонис ждал меня в центральных покоях Некрополиса. Из многочисленной свиты с ним оставался всего один чемпион тьмы.
– Какие прекрасные создания! Знаешь, Хексис направил немало своих творений мне в помощь, но этого я уже создал сам. Я приблизился к величию Учителя!
Меня передёрнуло.
– Ты связался с Хексисом? Так вот почему ты горел желанием остановить меня! Говори, где Виолетта, я принёс тебе все артефакты на себе, как мы и договаривались!
– Но ты же проигнорировал моё предложение! – вскричал Кардонис. – И я уже совсем не так милостив. Ну-ка, научи нашего гостя манерам, – кивнул он рыцарю тьмы.
Когда чемпион (пусть и без коня) ринулся на меня, я слегка опешил. Перемещение позволило отодвинуть противника в сторону, и он промчался мимо меня, а ледяная стрела, ударив в спину, сбила врага с ног, принудив к повторному упокоению.
Призванные сатиры силой поставил Кардониса на колени.
– Почему ты перешёл на сторону Хексиса? И где моя любимая, которую ты украл, где Виолетта?
– Ты не знаешь его… Хексис необычайно велик в своём могуществе, весь Аксеот перед его взором – лишь поле для большого эксперимента! Знание умножает печали, ведь так говорят? Он знает, поэтому не может дать нашему миру шанс снова себя уничтожить, как это было с Эрафией! Хексис исправит его… Ты видишь его детей, его созданий. А также и моё. Да, мой старый друг, это твоя Виолетта, она снова жива, а вот тебе осталось уже немного!
Кража жизни, применённая Кардонисом, мгновенно убила сатиров. Я обернулся, лишь чтобы увидеть, как отрегенерировавший чемпион тьмы подбегает ко мне… Я почувствовал толчок и рухнул на бок, а рыцарь разрубил тощее тело некроманта надвое. В глазах Кардониса замерло непонимание и предсмертный ужас… Видимо, сам он до сих пор боялся того, что его кумир Хексис уготовил тысячам невинных. Того, что будет за гранью.
Виолетта – так это была она! – отбросила шлем и опустилась на одно колено рядом со мной.
– Твоё задание было важнее, не кори себя, я всё понимаю…
– Нет, я хотел спасти тебя… Я отправил послание. Я готов был предать весь Лодвар… Прости меня, Виолетта!
– Если это так, Боб, в последние минуты жизни ты сделал меня счастливой. Но сейчас не об этом. Моя защита от магии и упражнения в чародействе лишь на время оттянули неизбежное… Когда ты ударил меня заклинанием, потрясение помогло освободить разум от тёмного колдовства. Но потрогай меня, Боб – я очень холодная, моя плоть мертва, а бороться внутри всё сложнее. Ты должен… отпустить меня.
– Нет!!!
– Другого выхода нет. Спасибо тебе, что был рядом… Любимый.
Я поцеловал её ледяные губы, и, как мне показалось, даже сейчас они передали частичку её тепла. Хотя это и не могло быть правдой. Виолетта сопротивлялась ещё несколько мгновений… Я с трудом поднял её тяжёлый меч и погрузил в грудь чемпиону тьмы, упокоив свою возлюбленную как воина. Слёз не было. Были только невыразимая скорбь, чернотой заполнявшая душу, и бесконечная ненависть.
Финал
Меня зовут Боб, и моё задание выполнено успешно. Я разочаровался в магии, понял, что бесцельно потратил лучшие годы своей жизни. И ещё я потерял всех, кто когда-то был мне дорог. Остался только Хексис, отнявший их у меня и угрожающий безопасности целого континента. На самом деле, мне нет дела до Лодвара – я понял, что готов был отдать его весь за жизнь любимой женщины; но мной движет месть, и я не остановлюсь, пока Хексис не будет повержен. А вместе с ним закончится и моя история, путь архимага, так и не ставшего Неваром.
Рассказ 12
Первый титан Фидеи
Рассвет застаёт Нуру за медитацией.
Открыв глаза, женщина-джинн бросает взгляд на фонтан в центре террасы. Зачарованная вода звенит тонко и тихо, будто поющий хрусталь, блестящей завесой падая в узорчатую чашу. Щелчком пальцев Нура заставляет прозрачные потоки затихнуть, вернуться к своему привычному журчанию, и поднимается с коврика. Подвески на груди и поясе сопровождают её движения мелодичным бряцанием.
Терраса скорее походит на смотровую площадку – вместо стен вогнутую крышу поддерживают только колонны из светлого камня. Гладкий пол обрывается в пустоту, не ограждённый перилами, что, безусловно, очень опасно для людей, но столь же удобно для джиннов. Открывающийся вид захватывает дух: начиная от едва виднеющихся из-за громады капитолия замковых ворот и до храма грозы далеко на юге, парящие скалы города видны точно на ладони.
Нура неспешно подплывает к самому краю террасы, чтобы полюбоваться ещё не проснувшейся Фидеей. Первые лучи солнца, скользя по облакам, подбираются к городу, заставляя сверкать позолоченные купола башенки желаний, запутываются в украшающем вышку склада кристалле. Едва улыбаясь, джинн смотрит на восходящее светило – её глазам, лишённым зрачков, не страшен яркий свет. Холодный ветер, принося запах пальмовых листьев, раздувает облаком волосы Нуры.
Рыночная площадь затянута лёгким туманом – слоем тонких облаков, которые не рассеяли ещё заклинаниями колдуны-торговцы. По мере того, как солнце поднимается над горизонтом, оживает и город – не успевает светило взойти полностью, как у башни склада начинают сновать маленькие фигурки в ярких халатах. Джинн коротко кивает своим мыслям и движется вперёд, покидая террасу. Не снизившись при этом ни на локоть, Нура пролетает ещё несколько метров и замирает в воздухе, оборачиваясь через правое плечо. Заметив далеко впереди чародея, парящего на ковре-самолёте у одной из башенок гильдии магов, джинн хитро улыбается, а потом неожиданно срывается с места. В ушах Нуры начинает свистеть ветер, а пейзажи города сливаются в бежево-зелёно-золотой узор, но это не мешает ей ориентироваться. Когда через каких-то несколько минут джинн синим вихрем проносится мимо башен гильдии магов, колдун охает, спешно хватаясь за свой тюрбан, который едва не сдувает с его головы поднятый Нурой ветер. Различив же очертания женского тела и узнав ветвистый узор на коже, чародей охает вновь и, быстро забрав стопку свитков у выглядывающего из окна ученика, торопится следом. Джинн весело улыбается, замечая это.
Когда Нура добирается до храма грозы, там уже вовсю кипит деятельность. Волшебники самых разных возрастов и способностей снуют по открытой террасе, едва различимые среди волшебных облаков: архимаги собираются небольшими группками, перешёптываясь и увлечённо жестикулируя, чародеи-наставники и ученики держатся поодаль, с робким интересом поглядывая в центр. Несколько юных храбрецов и вовсе выходят на самый парапет; схватившись за золотые статуи колоссов, они склоняются над пропастью и смотрят вниз, на исходящую паром кузницу големов.
Худенькая зеленоглазая девочка едва не падает от неожиданности, разжав пальцы, когда Нура приземляется в двух шагах от неё, до последних секунд невидимая за крышей храма. В эту секунду джинн искренне жалеет, что у неё нет ног – удар пяток о камень вряд ли бы так испугал малышку, как искрящийся лазурный дым, внезапно застлавший глаза. Нура подхватывает девочку под локоть, не давая сорваться. Та делает несколько шагов от опасного края и оборачивается к спасительнице – а Нура замечает, что волосы у малышки необычного ярко-синего цвета, почти как кожа джинна.
– Делара! – седого мага-наставника едва ли не трясёт от злости. Старик награждает девочку столь суровым взглядом, что малышка вцепляется в руку спасительницы и вжимает голову в плечи. Маг уже было намеревается прочитать негоднице нотацию, но умолкает на полуслове, узнав Нуру, и спешно начинает извиняться перед джинном, временами коротко поглядывая на девочку.
Взмахом руки и короткой улыбкой Нура прекращает его тираду. Высвободив локоть, джинн направляется в центр храма, прямиком к искрящейся молниями статуе титана. Как раз вовремя – спустя пару мгновений на то место, где она приземлилась, опускается ковёр-самолет с уже знакомым чародеем.
При её приближении архимаги прекращают разговаривать и склоняют головы в качестве приветствия. Приложив к груди руку, Нура похожим жестом приветствует их. Один из колдунов, со светло-фиолетовым пером на тюрбане, показывает на подножие окутанной разрядами скульптуры:
– Он готов, – в голосе чародея явно слышится удовлетворение.
Женщина-джинн молча кивает в ответ и разводит руки, очерчивая полукруг. Поняв её жест, архимаги расходятся, вставая на одинаковом расстоянии друг от друга. Дождавшись, пока каждый из чародеев займёт своё место, Нура проплывает ещё на пару метров вперед, окончательно скрываясь в облачном покрове.
У ног огромного каменного изваяния, вытянув мощные руки вдоль тела, стоит титан. Джинн восхищённо выдыхает, любуясь гладким, точно выточенным из гранита великаном. Даже в подобном, ещё не оживлённом состоянии он кажется ей великолепным.
Из-за завесы облаков раздаётся робкое покашливание – чародеев смущает то, что Нура до сих пор хранит молчание. Кивнув, хотя этого всё равно никто не смог бы увидеть, джинн поднимает руки и направляет ладони на титана, до хруста выпрямляя тонкие пальцы. От кончиков ногтей начинают рассыпаться разноцветные искры – ритуал начинается.
Нура расправляет плечи, набирая воздуха в грудь, и начинает тянуть одну-единственную ноту. Голос женщины-джинна глубокий и едва резонирующий, но самую малость хриплый – ведь это первый звук, что издаёт она за прошедшие несколько дней. Невидимые за облаками архимаги вторят ей, и напитанный магией воздух будто начинает дрожать. Потрескивающие молнии, клубящиеся вокруг статуи, разветвлёнными лозами сползают по камню, окутывая плечи титана.
Титан суть величайшее достижение, о котором может мечтать маг, думает Нура, распевая заклинания. Её губы шепчут слова на забытом языке, окутывая чарами тело великана – тончайший колдовской камень покрывает кожу, цепные молнии шелками обвиваются вокруг бицепсов. В каждом титане заключена частица души его создателя, дрожа от страха и предвкушения, продолжает про себя джинн. При мысли о заключительной части ритуала ей едва ли не становится дурно.
Пресыщенный заклятьями и парами маны воздух становится вязким, а возгласы чародеев начинают больно бить по ушам. Усилием воли отбрасывая лишние мысли, Нура сжимает кулаки и зажмуривается, едва ли не выкрикивая слова последнего, самого сложного заклинания.
Сильное жжение прокатывается по коже женщины, но не успевает Нура хотя бы всхлипнуть от боли, как ощущение становится приятным, почти экстатическим. Джинн протяжно охает, впервые в жизни ощущая, как магия не проходит сквозь неё – ибо в это самое мгновение Нура становится магией. Её тело расплывается, раскрывается, точно цветущий чай в чашке, пахнущий зеленью ветер холодит нутро, завивается узлом в животе – и белой травинкой тянется к серому силуэту напротив, в котором джинн уже не узнаёт бездыханного великана. Нура протягивает руку – думает, что протягивает – к неясной фигуре, и подушечками пальцев касается эфемерной щеки. Сверкающие пряди прорастают из её бесплодного чрева в воздух, во всё мироздание, и начинают тянуться к силуэту. Ещё несколько мгновений – и они обрываются, заставляя женщину закричать от боли, запрокинув голову. Ощущения нарастают, и Нура проваливается в небытие.
Когда джинн приходит в себя, первым, что она чувствует, оказывается тепло и странная влага на щеках. Подняв веки, женщина видит перед собой огромное лицо – гладкое, точно камень, чернильного цвета. Белые глаза титана смотрят в белые глаза Нуры, и джинн узнает собственные черты в его облике. Искрящийся молниями великан бережно, точно ребёнка, держит её в своих объятиях, опустившись на колени. Нура непроизвольно всхлипывает, и из её глаз вновь начинают течь отливающие маной слёзы. Подняв тонкую руку, джинн кладёт раскрытую ладонь на поблёскивающую щёку гиганта.
– Матерь, – тихо произносит первый титан Фидеи.
Рассвет застаёт Нуру за медитацией.
Открыв глаза, женщина-джинн бросает взгляд на фонтан в центре террасы. Зачарованная вода звенит тонко и тихо, будто поющий хрусталь, блестящей завесой падая в узорчатую чашу. Щелчком пальцев Нура заставляет прозрачные потоки затихнуть, вернуться к своему привычному журчанию, и поднимается с коврика. Подвески на груди и поясе сопровождают её движения мелодичным бряцанием.
Терраса скорее походит на смотровую площадку – вместо стен вогнутую крышу поддерживают только колонны из светлого камня. Гладкий пол обрывается в пустоту, не ограждённый перилами, что, безусловно, очень опасно для людей, но столь же удобно для джиннов. Открывающийся вид захватывает дух: начиная от едва виднеющихся из-за громады капитолия замковых ворот и до храма грозы далеко на юге, парящие скалы города видны точно на ладони.
Нура неспешно подплывает к самому краю террасы, чтобы полюбоваться ещё не проснувшейся Фидеей. Первые лучи солнца, скользя по облакам, подбираются к городу, заставляя сверкать позолоченные купола башенки желаний, запутываются в украшающем вышку склада кристалле. Едва улыбаясь, джинн смотрит на восходящее светило – её глазам, лишённым зрачков, не страшен яркий свет. Холодный ветер, принося запах пальмовых листьев, раздувает облаком волосы Нуры.
Рыночная площадь затянута лёгким туманом – слоем тонких облаков, которые не рассеяли ещё заклинаниями колдуны-торговцы. По мере того, как солнце поднимается над горизонтом, оживает и город – не успевает светило взойти полностью, как у башни склада начинают сновать маленькие фигурки в ярких халатах. Джинн коротко кивает своим мыслям и движется вперёд, покидая террасу. Не снизившись при этом ни на локоть, Нура пролетает ещё несколько метров и замирает в воздухе, оборачиваясь через правое плечо. Заметив далеко впереди чародея, парящего на ковре-самолёте у одной из башенок гильдии магов, джинн хитро улыбается, а потом неожиданно срывается с места. В ушах Нуры начинает свистеть ветер, а пейзажи города сливаются в бежево-зелёно-золотой узор, но это не мешает ей ориентироваться. Когда через каких-то несколько минут джинн синим вихрем проносится мимо башен гильдии магов, колдун охает, спешно хватаясь за свой тюрбан, который едва не сдувает с его головы поднятый Нурой ветер. Различив же очертания женского тела и узнав ветвистый узор на коже, чародей охает вновь и, быстро забрав стопку свитков у выглядывающего из окна ученика, торопится следом. Джинн весело улыбается, замечая это.
Когда Нура добирается до храма грозы, там уже вовсю кипит деятельность. Волшебники самых разных возрастов и способностей снуют по открытой террасе, едва различимые среди волшебных облаков: архимаги собираются небольшими группками, перешёптываясь и увлечённо жестикулируя, чародеи-наставники и ученики держатся поодаль, с робким интересом поглядывая в центр. Несколько юных храбрецов и вовсе выходят на самый парапет; схватившись за золотые статуи колоссов, они склоняются над пропастью и смотрят вниз, на исходящую паром кузницу големов.
Худенькая зеленоглазая девочка едва не падает от неожиданности, разжав пальцы, когда Нура приземляется в двух шагах от неё, до последних секунд невидимая за крышей храма. В эту секунду джинн искренне жалеет, что у неё нет ног – удар пяток о камень вряд ли бы так испугал малышку, как искрящийся лазурный дым, внезапно застлавший глаза. Нура подхватывает девочку под локоть, не давая сорваться. Та делает несколько шагов от опасного края и оборачивается к спасительнице – а Нура замечает, что волосы у малышки необычного ярко-синего цвета, почти как кожа джинна.
– Делара! – седого мага-наставника едва ли не трясёт от злости. Старик награждает девочку столь суровым взглядом, что малышка вцепляется в руку спасительницы и вжимает голову в плечи. Маг уже было намеревается прочитать негоднице нотацию, но умолкает на полуслове, узнав Нуру, и спешно начинает извиняться перед джинном, временами коротко поглядывая на девочку.
Взмахом руки и короткой улыбкой Нура прекращает его тираду. Высвободив локоть, джинн направляется в центр храма, прямиком к искрящейся молниями статуе титана. Как раз вовремя – спустя пару мгновений на то место, где она приземлилась, опускается ковёр-самолет с уже знакомым чародеем.
При её приближении архимаги прекращают разговаривать и склоняют головы в качестве приветствия. Приложив к груди руку, Нура похожим жестом приветствует их. Один из колдунов, со светло-фиолетовым пером на тюрбане, показывает на подножие окутанной разрядами скульптуры:
– Он готов, – в голосе чародея явно слышится удовлетворение.
Женщина-джинн молча кивает в ответ и разводит руки, очерчивая полукруг. Поняв её жест, архимаги расходятся, вставая на одинаковом расстоянии друг от друга. Дождавшись, пока каждый из чародеев займёт своё место, Нура проплывает ещё на пару метров вперед, окончательно скрываясь в облачном покрове.
У ног огромного каменного изваяния, вытянув мощные руки вдоль тела, стоит титан. Джинн восхищённо выдыхает, любуясь гладким, точно выточенным из гранита великаном. Даже в подобном, ещё не оживлённом состоянии он кажется ей великолепным.
Из-за завесы облаков раздаётся робкое покашливание – чародеев смущает то, что Нура до сих пор хранит молчание. Кивнув, хотя этого всё равно никто не смог бы увидеть, джинн поднимает руки и направляет ладони на титана, до хруста выпрямляя тонкие пальцы. От кончиков ногтей начинают рассыпаться разноцветные искры – ритуал начинается.
Нура расправляет плечи, набирая воздуха в грудь, и начинает тянуть одну-единственную ноту. Голос женщины-джинна глубокий и едва резонирующий, но самую малость хриплый – ведь это первый звук, что издаёт она за прошедшие несколько дней. Невидимые за облаками архимаги вторят ей, и напитанный магией воздух будто начинает дрожать. Потрескивающие молнии, клубящиеся вокруг статуи, разветвлёнными лозами сползают по камню, окутывая плечи титана.
Титан суть величайшее достижение, о котором может мечтать маг, думает Нура, распевая заклинания. Её губы шепчут слова на забытом языке, окутывая чарами тело великана – тончайший колдовской камень покрывает кожу, цепные молнии шелками обвиваются вокруг бицепсов. В каждом титане заключена частица души его создателя, дрожа от страха и предвкушения, продолжает про себя джинн. При мысли о заключительной части ритуала ей едва ли не становится дурно.
Пресыщенный заклятьями и парами маны воздух становится вязким, а возгласы чародеев начинают больно бить по ушам. Усилием воли отбрасывая лишние мысли, Нура сжимает кулаки и зажмуривается, едва ли не выкрикивая слова последнего, самого сложного заклинания.
Сильное жжение прокатывается по коже женщины, но не успевает Нура хотя бы всхлипнуть от боли, как ощущение становится приятным, почти экстатическим. Джинн протяжно охает, впервые в жизни ощущая, как магия не проходит сквозь неё – ибо в это самое мгновение Нура становится магией. Её тело расплывается, раскрывается, точно цветущий чай в чашке, пахнущий зеленью ветер холодит нутро, завивается узлом в животе – и белой травинкой тянется к серому силуэту напротив, в котором джинн уже не узнаёт бездыханного великана. Нура протягивает руку – думает, что протягивает – к неясной фигуре, и подушечками пальцев касается эфемерной щеки. Сверкающие пряди прорастают из её бесплодного чрева в воздух, во всё мироздание, и начинают тянуться к силуэту. Ещё несколько мгновений – и они обрываются, заставляя женщину закричать от боли, запрокинув голову. Ощущения нарастают, и Нура проваливается в небытие.
Когда джинн приходит в себя, первым, что она чувствует, оказывается тепло и странная влага на щеках. Подняв веки, женщина видит перед собой огромное лицо – гладкое, точно камень, чернильного цвета. Белые глаза титана смотрят в белые глаза Нуры, и джинн узнает собственные черты в его облике. Искрящийся молниями великан бережно, точно ребёнка, держит её в своих объятиях, опустившись на колени. Нура непроизвольно всхлипывает, и из её глаз вновь начинают течь отливающие маной слёзы. Подняв тонкую руку, джинн кладёт раскрытую ладонь на поблёскивающую щёку гиганта.
– Матерь, – тихо произносит первый титан Фидеи.
Рассказ 13
Альтернативная Жизнь III Героев.
ГЛАВА I. Замок (рыцари и священники).
Когда в одно великолепное теплое весеннее утро, в славный понедельник, солнце заглянуло в окна Вашей спальни, медленно спустившись по стене, перебралось на покосившийся балдахин Вашей кровати, и, подкравшись по складкам пухового одеяла, легло своими ласковыми лучами Вам на щеки, Вы с отвращением поморщились, попытались отгородиться от него одеялом, но неловко развернулись, и с грохотом свалились с кровати, опрокинув на себя прикроватный столик, а заодно и кувшин с остатками вчерашнего вина. Кувшин попытался расколоть Вам голову, хотя она прекрасно справлялась с этой задачей и без его помощи, но на этот раз голова все же оказалась крепче, и глиняные черепки лишь беспомощно разлетелись по полу, оставляя в Ваших ушах громкое пульсирующее эхо.
«Проклятье!» - захотелось заорать Вам во все горло, но Вы смогли лишь беспомощно промычать что-то невнятное, и попытались запустить подушкой в светило, но тоже безуспешно… Хотя солнце было, надо честно сказать, не при чем. Причиной Вашего плохого настроения было вовсе не оно. Вы проснулись уже около полу часа назад, и все это время пытались припомнить всё, что Вам было известно о себе, включая свое имя, звание, общественный статус, а так же хоть какие-то детали касательно того, что же произошло накануне вечером, что Вы оказались в таком тяжелом состоянии. Как Вы ни старались, но припомнить ничего раньше вечера прошлого четверга так и не смогли…
Так, начнем по-порядку… Кажется, Вы – король… С именем пока сложнее… Кажется «Кто-то там VII»… Кажется, Вы ехали со свадьбы кузена. Та-ак! Свадьба длилась недолго, всего неделю, так как пришли известия о начале большой войны… Потом, по дороге от кузена, Вы заехали с солдатами, кажется, в какой-то трактир… в кабак… таверну! Купили три бочки вина… Одну вы отдали солдатам, чтобы выпили за здоровье Вашего кузена и его молодой супруги… Вторую Вы выпили сами… Третью зачем-то подарили сидевшему в углу какому-то крестьянину… Потом купили кажется еще три… нет пять… Точно, еще пять бочек вина, а потом… Дальше все было словно в тумане. Вроде бы Вы гнались за кем-то по лесу… Точно! Вы ловили какого-то крестьянина, которого обвинили в краже бочки с вином… Так Вы сами ему подарили, или он украл? Мысли спутались… Ладно, черт с ним, с крестьянином… Лес-лес… Костер… Точно! Кажется Вы сожгли на костре какую-то ведьму…
Дальнейшие события упорно отказывались вспоминаться. Возможно Вам и удалось бы припомнить что-либо еще, если бы не эта зловредная синица, чирикающая на Вашем подоконнике с того самого момента, как Вы проснулись… Но причиной Вашего плохого настроения была тоже не она.
Причиной Вашего плохого настроения был непрекращающийся гул, доносящийся со двора. Сейчас у Вас уже получалось различать отдельные слова какой-то перебранки, переходящие в громкие крики, и, похоже, уже в драку. Вы приподнялись на четвереньки, и на четвереньках же доковыляв до окна, усилием неимоверной воли подтянули себя к подоконнику. Надо отдать Вам должное, ведь в Вашем состоянии такие действия даются организму чрезвычайно трудно, и иногда даже приводят к смерти организма, но осознание того, что Вы не просто какой-то там деревенский пьянчужка, а августейшая особа, потомок своих славных предков, благородных королей, великих воителей, для которых не существовало преград в виде каких-то там подоконников, все это придало Вам сил, и позволило явить Ваш венценосный лик собравшимся во дворе подданным.
Выглянув из окна, Вы попытались сфокусировать взгляд на постепенно принимающем четкие очертания дворе… Посреди двора порядка трех десятков крепких крестьян с вилами и граблями наседали на Вашу немногочисленную стражу, которая была тем более беспомощна, что была не только немногочисленна, но и пребывала в состоянии, не сильно отличающимся от Вашего. Половина стражников уже отвоевала свое: их тела были разбросаны по всему двору, кто-то лежал почти бездыханно, распластав руки в стороны, а кто-то храпел, сложив руки под голову, но оставшаяся половина пока держалась. Вооружен, правда, был всего один стражник, он усиленно размахивал из стороны в сторону мечом, помещенным в ножны. Собственно, ряды Вашей дружины редели не столько благодаря каким-то действиям крестьян, которые, испуганно сбившись в кучку, и ощетинившись своими орудиями труда, просто медленно наступали на стражников, сколько благодаря усилиям этого стражника, который, размахивая своим мечом, время от времени оглушал кого-нибудь из неудачно подвернувшихся сослуживцев. Неизвестно, чем бы вся эта история закончилась, если бы один из крестьян не подкрался незаметно к стражникам со спины на своей телеге, и не выгрузил на них целый воз сена… Вы решили, что пришло время вмешаться:
-Э-э! В чем дело? - вскричали Вы, - Что здесь происходит? Кто Вы такие? По понедельникам не подаю!
Крестьяне обернулись на Ваш голос, и, увидев свисающее из окна Ваше величество, тут же побросали свое оружие, и бухнулись на колени.
- Вашество, - обратился к Вам самый рослый парень, - мы рубили лес недалеко от Вашего замка, и узнали, что началась война. Мы пришли, чтобы стать под Ваши знамена, мы хотим служить Вам, нашему сюзерену.
После этих слов крестьяне дружно плюхнули свои лбы в дворовую землю, чем подняли изрядное облако пыли. Их слова заставили Вас задуматься: «Солдаты на халяву, - мелькнула у Вас мысль, - да еще и дармовые дрова! А в карманах у этих молодцов тоже наверняка что-нибудь завалялось...»
В общем, пару часов спустя, когда Вы плотно завтракали в своем обеденном зале жареным кабанчиком и патиссонами по-эрафийски, новобранцы уже вовсю потели, отрабатывая удары алебардой по голове соломенного эльфа, а их имущество спокойно перекочевало в Вашу казну.
ГЛАВА II. Оплот (рейнджеры и друиды).
Вы спокойно обедали виноградом, желудями и листьями лопуха, когда к Вам в шатер вошел Капитан Ваших кентавров.
- Приятного аппетита, мой любезный Господин. Прошу покорнейше простить меня, но мы здесь...
- Какого черта ты врываешься как к себе домой, и прерываешь мою трапезу, ничтожество, - заорали Вы, перевернув стол с яствами, и запустив в перепуганного полу-коня пучком лопухов, - Убирайся, или я прикажу повесить тебя на дереве за твои грязные задние копыта, убогое животное!!!
- Но, Ваше Сиятельство, - вновь промямлил Капитан, склонившись в заискивающем поклоне, - мы задержали в лесу несколько гномов...
- Какое мне дело до каких-то там гномов? - Вновь заорали Вы, приходя в еще большее неистовство, - Утопите их в пруду, да и дело с концом!
- Они везли золото...
- Золото? - Услышав это слово, Вы застыли в благородной осанке, и принялись поправлять воротник.
- Да, мой великий Повелитель, золото, и еще кое-какие драгоценности... Мы их конфисковали, а вот гномы... Они мирные существа, они просят отпустить их домой, они никому ничего не...
- Стой-стой-стой-стой-стой, - Вы стали судорожно массировать виски средними пальцами, - Какие такие гномы? Почему сразу не доложил, а? Почему я всегда обо всем узнаю последним? - Вы заложили руки за спину, и стали нервно расхаживать туда-сюда по шатру. - Мирные существа, тоже мне... А если они - вражеские лазутчики, и побегут докладывать о нашем лагере нашим врагам? Нет-нет-нет-нет-нет, найди им какие-нибудь дубины, и пусть тащатся за нашим отрядом. Будут воевать, никуда не денутся. Ишь-ты, кругом война, а они - «мирные существа» (Вы скорчили брезгливую гримасу)... А не будут слушаться - раскрои своим копытом череп самому строптивому - остальные сразу поймут, что мы с ними тут не шутки шутить собираемся... Всё, свободен! Да, и принеси мне, что у них там было, золото, да? Камешки, ты говорил, какие-то? В общем тащи все, давай, шевели копытами!
Капитан вышел из шатра, а Вы подняли с пола растоптанный лист лопуха, засунули его в рот, и принялись задумчиво жевать...
ГЛАВА III. Башня (маги и алхимики).
Яркое зимнее солнце щедро освещало Вашу просторную келью своим холодным светом. Вы стояли перед высоким наклонным столиком, на котором лежала Священная Книга Великого Гомункулуса, и с благоговейным трепетом перелистывали ее ветхие страницы, содержавшие утерянные знания и могущественные заклинания. В какой-то момент Ваш чуткий слух уловил едва заметный шорок портьер у Вас за спиной. Священная Книга Великого Гомункулуса была раскрыта на странице, хранящей заклинание Быстроты. Это было как провидение! Ваши губы еле слышно прошептали короткие формулы заклинания, и в ту же секунду мир вокруг Вас остановился. Вы обернулись - Вашему взору предстал сгорбившийся гремлин в потертых одеждах. Вы не спеша приблизились к нему, обошли его кругом, и, убедившись, что карлик не скрывает под одеждами никакого опасного оружия, также не спеша вернулись к своему столику. Как только Вы приняли прежнюю позу, в тот же момент заклинание рассеялось, и его чары перестали действовать - время вернулось в свое прежнее русло.
- Что привело тебя в Нашу святую обитель, дитя ледника? - Ваш голос прозвучал четко и громко, и, похоже, неожиданно для гремлина - он вздрогнул, и отступил на шаг назад.
- Говори же, Мы не станем ждать вечно! - Не смотря на скрытую угрозу, Ваш голос был все так же тверд и спокоен, как и при первом вопросе.
Гремлин немного помялся, и наконец, шагнув вперед, заговорил:
- О, Великий Магистр... Я... Понимаете... Я пришел с дальнего отрога ледника. У нас там небольшая деревенька... Ну, как небольшая... Три двора... Вот. Мои предки жили там тысячи лет, и... Понимаете... Мой отец был карликом... Моя мать была карлицей... И мои деды, и прадеды, и все предки до семидесятого колена были карликами... И мы никогда не уходили от нашей деревни дальше чем до соседнего леса... Весь мой род жил там, но... Но я так не могу, - гремлин сделал решительный шаг вперед, и попытался изобразить некое подобие выпрямившейся осанки. - Я не хочу так! Я хочу стать таким же высоким и статным, как Вы! Я хочу увидеть мир! Я... Я... - он склонился почти до самого пола, - Я хочу стать Вашим учеником...
Ни один мускул не дрогнул на Вашем лице, Вы не проронили ни единого слова. Вы все также стояли спиной к гремлину, и медленно перелистывали священные страницы Великой Книги. Гремлин продолжал:
- Я... Я занимался магией у себя в кузне... Я долго занимался... Я смог выучить некоторые заклинания, и я хотел бы выучить еще одно... Мне рассказывали, что Вам известно заклинание псевдогенного квазитрансформинга...
- Да, Нам известно заклинание псевдогенного квазитрансформинга, - Ваша речь стала немного медленнее, - Но оно очень сложно. Достаточно ли ты занимался, чтобы запомнить его? Что ты смог выучить?
Гремлин оживился:
- Я? Да... Вот, - он достал из кармана своего отрепья небольшой кусок глины, бросил его на каменный пол, склонился над ним, и, смешно шевеля пухлыми пальцами, несколько раз прошептал короткое заклинание. Сначала ничего не происходило, кусок глины так и остался лежать на полу, но гремлин продолжал и продолжал повторять короткую формулу. Вот он немного повысил голос, и вдруг глина зашевелилась, и начала принимать обличие маленького человечка. Гремлин резко оборвал свое бубнение. Миниатюрный глиняный голем поднялся, недоуменно огляделся вокруг, увидел над собой склонившегося карлика, испуганно отшатнулся, попытался убежать на несгибаемых ногах, но через пару шагов рассыпался на маленькие глиняные кусочки.
- Да, не густо, - сказали Вы, все также стоя к юному волшебнику спиной, - может быть, ты знаешь еще что-то?
- Я? Да... Я могу превращать камни в золото...
Ваш взгляд резко оторвался от чтения книги, зрачки расширились, рука дрогнула, и вырвала из Священной Книги ветхую страницу. Будучи разлучённой со своей праматерью, страница тут же обратилась в прах, но Вы не обратили на это внимание. В следующую секунду Вы совершили страшное святотатство, Ваши слуги убили бы Вас, если бы застали за этим занятием, но, к счастью, в комнате не было никого кроме Вас и сгорбившегося карлика: Вы применили заклинание Видения к Священной Книге Великого Гомункулуса - в одно мгновенье Вы узрели все заклинания, хранящиеся в ней, и, о ужас, заклинания, способного превращать камень в золото, в ней не оказалось. Гремлин из глухой деревни, стоящий у Вас за спиной, обладал знаниями, неведомыми ни одному магу этого мира. Все Ваши переживания остались незамеченными для карлика, и, стараясь поскорее прервать затянувшуюся паузу, Вы произнесли:
- Покажи!..
Карлик достал из-за пазухи небольшой камешек, и, бросив его к Вашим ногам, небрежно произнес какое-то невнятное слово. Когда камешек подкатился к Вашему сапогу, это был уже не камень, это был блестящий на солнце кусочек желтого металла. Вам стоило нечеловеческих усилий подавить в горле крик удивления.
- Ну что ж, Мы смотрим, ты преуспел в легкой магии, - Вы постарались сделать ударение на слове «легкой», чтобы карлик не понял, какой могучей магией он обладает на самом деле. - Пожалуй, Мы возьмем тебя в ученики...
- И Вы откроете мне формулу псевдогенного квазитрансформинга? - Карлик радостно подпрыгнул.
- Формулу псевдогенного квазитрансформинга? Ты имеешь в виду вот это? - Вы подняли руку, описали пальцем в воздухе невидимый символ, и Гремлин с воплем рухнул на пол. Постепенно его вопль превратился в какой-то сухой хрип, и вот из кучи тряпок, бывших когда-то одеждой карлика, поднялась каменная горгулья. Она удивленно уставилась на свои каменные руки, а Вы продолжали.
- Мы хотим, чтобы ты знал: у Нас ушло ровно сто пятьдесят лет на то, чтобы запомнить эту формулу, и научиться ею пользоваться... Но Мы можем научить тебя ей всего за... скажем... 149 лет! Ты согласен?
- Кха-арр! - вырвалось из горла горгульи.
- Что ж, прекрасно... Но у меня есть одно условие... Ты передашь мне свою золотую формулу!
- Кхаарр-кхаарр! - снова захрипела горгулья, и захлопала каменными крыльями.
- Хорошо! - Вы опять нарисовали в воздухе невидимый знак, горгулья рухнула на пол, и начала раздуваться... Через минуту с пола поднялся высокий каменный голем, - Вот ты и перешел на следующую ступень своего пути.
В комнату вошли два железных голема.
- Отведите Вашего брата в мою лабораторию, мы будем работать над очень важным... ритуалом.
Големы подхватили своего нового собрата под руки, и вывели из комнаты. Только когда шаги в коридоре затихли, Вы позволили себе нагнуться, и поднять с пола кусочек желтого металла.
- Это действительно золото, - произнесли Вы вслух, - Ну что ж, мой маленький друг, ты хотел посмотреть мир? Я покажу тебе его... Мы увидим дальние страны, даже очень дальние... И не просто увидим! Они падут к нашим ногам!
Вы сжали в кулаке кусочек золота, и глаза Ваши загорелись недобрым огнем.
ГЛАВА IV. Крепость (хозяева зверей и ведьмы).
Два жирных василиска неторопливо тянули вашу импровизированную карету с открытым верхом, сшитую из листьев гигантской кувшинки, сквозь низкорослые болотные заросли, проламывая себе путь своими мясистыми лапами. Сопровождающая Вас свита, сплошь лягушки и тритоны, шушукались по углам кареты, изредка бросая на Вас косые взгляды. Вам наскучила эта прогулка, и вы протяжно зевнули. Ваш фаворит, большая жаба по имени Квапыж, заметил это, и тут же соскочил с повозки.
- Кваралева! Кваралева! Ква! - последнее «Ква!» означало «Смотри!». Он взобрался на небольшой муравейник с болотными муравьями, и принялся топтать их, кружась на месте и высоко задирая лапы, крича при этом на разные лады:
-Тяпчу! Тяпчу! Тяпчу! Тяпчу!
Его эксцентричная выходка и забавная песенка вызвали в карете взрыв безудержного хохота. Вы были серьезны, но на минуту представив, как было бы великолепно, если бы вот так же просто Вы давили Ваших врагов, Ваше лицо озарила скупая улыбка. Увидев это, одна из лягушек тоже соскочила с кареты, огляделась, и, заметив проползающую мимо большую сколопендру, крикнула:
- Кваралева! Ква! Тяпчу-тяпчу! - и тоже принялась топтать извивающееся тело несчастного насекомого. Свита вновь взорвалась хохотом, многие попадали с кареты, и принялись расползаться в поисках всяческой мелкой живности, тащили ее к карете, и пронзительно вереща: «Тяпчу! Тяпчу! Тяпчу!», что было сил, прыгали и давили беззащитных тварей. Болото наполнилось галдежом и визгом.
Конвульсивные прыжки Ваших подопечных все более и более будоражили Ваше воображение. Вы представляли, как прыгаете на безжизненной туше поверженного минотавра, или издыхающего единорога, или - нет! - попираете ногами умоляющего о пощаде самого титана! Вы вскочили на ноги:
- Все! Я решила! - галдеж тут же стих, и все выпучили на Вас свои круглые глаза, - Мы идем на войну!..
Несколько секунд длилась неловкая пауза, и тут Квапыж спрыгнул с муравейника, и взвизгнул:
- Ура! Война! Война!
И тут же Вас оглуши неистовые вопли:
- Война! Война! Ура! Ква! Ура! Война!
- Так! Диктую указ! - сказали Вы, и сидевший возле Вас тритон достал из-под себя большой лист какого-то растения, и приготовился царапать на нем коготком Ваши приказания, - Записывай! Приказываю! Всем ящерам собраться сегодня вечером в моей крепости! Мы идем на войну! Скрепи печатью!
Тритон, закончил наносить на листок беспорядочные царапины, облизал ладошку, смачно шлепнул ею по листу, и перекинул его через плечо. Листок тяжело спикировал в ближайшую лужу. Вы гомерически засмеялись, и повалились на трон, Ваша свита с громким смехом присоединилась к Вам, на ходу запрыгивая в медленно удаляющуюся повозку.
Несколько минут спустя небольшая ящерица выползла на истоптанную поляну, полную передавленных насекомых. Не обращая внимания на изуродованные тельца, она выбежала на центр полянки, прямиком к расцарапанному листку, остановилась перед ним, высоко подняла голову, огляделась по сторонам, быстро схватила его зубами, и мгновенно скрылась в зеленой чаще. По одной ей известным тропинкам она добежала до крохотной норки, юркнула в нее, и, опускаясь все глубже и глубже под землю, прибежала в небольшую пещерку. Стены пещеры были покрыты телами сонных ящериц. Она подбежала к самой крупной из них, с седыми чешуйками на висках, и подала ей листок. Предводитель ящериц взял лапой листок, внимательно разглядел его, потом понюхал, облизнул, и хрипло прошипел: «Королева идет на войну! Наш долг помочь ей!»
Стены пещеры тут же пришли в движение, и потоки скользких ящериц потянулись к выходу...
ГЛАВА V. Цитадель (варвары и боевые маги).
Жаркое полуденное солнце светило высоко у Вас над головой, нещадно обжигая своими лучами Вашу загрубевшую кожу. Казалось, каждая песчинка под Вашими ногами, будто маленькое зеркальце, тысячекратно отражает раскаленные лучи, словно стараясь превратить все вокруг в расплавленное пекло. Вы стояли на бархане, прикрывая глаза от солнца, и стараясь увидеть приближающееся войско - подмогу, которую обещал Вам Ваш брат, но пока ничего, кроме колышущегося марева разглядеть не могли. Сквозь это марево слева от Вас проступали очертания города - Цитадель Пустыни, столица Вашей Орды. Отсюда было не разглядеть саманных хижин простых городских жителей и низких бараков Ваших воинов, но зато прекрасно угадывались очертания Вашего дворца, построенного из священной белой глины и костей Ваших врагов. Ещё немного левее и чуть подальше виднелся ещё один город. Но Вы знали - это мираж, он находился за тысячу миль отсюда, у берегов далекого моря.
Отряда все еще не было видно. Вы похлопали по крупу своего ручного волка, который мирно щипал пожухлую травку у Вас под ногами, и обратили свой взор на дорогу, ведущую к столице - небольшое пыльное облачко поднималось над ней, медленно приближаясь в Вашу сторону. «Должно быть, это гонец», - подумали Вы, и, опустившись на горячий песок, приняли позу лотоса. Гонцу потребуется еще около получаса, чтобы достигнуть Вас, а полчаса - это как раз столько, сколько и нужно праведному орку, чтобы помедитировать и ещё раз мысленно прочесть сакральную мантру Праштавакхья.
Полчаса пролетели, словно мгновенье. Произнеся про себя заключительные строки мантры, Вы открыли глаза, - гонец как раз взбирался по склону бархана. Вы привстали на задние лапы, отряхнули последние песчинки со своих теплых шерстяных штанов, и, подняв свой ятаган над головой, поприветствовали гонца. Он еще издали склонился в почтительном приветствии, а, подойдя ближе, вынул из-за пазухи хрупкий пергаментный свиток и протянул его Вам. Вы развернули принесенную депешу, беглым взглядом окинули витиеватые иероглифы послания, и лицо Ваше оскалилось улыбкой: значит подмога уже в городе! Что ж, этим хитрецам удалось обмануть даже Вас: умело используя песчаный рельеф, и под прикрытием магических миражей, воины Вашего брата смогли подойти незамеченными к городу с обратной его стороны. Если им удалось провернуть это с Вами, тоже самое можно попробовать повторить и с вражескими городами. С этими мыслями Вы выпустили свиток из рук, он мягко упал вниз, и, едва коснувшись раскаленного песка, вспыхнул и растаял в священном огне пустыни.
- Сколько их? - обратились Вы с вопросом к гонцу.
- Небу было угодно, чтобы Ваш брат прислал нам две дюжины отборных воинов, и вот это, - с этими словами он подошел к своему волку, снял с его спины тяжелый мешок, развязал его, и высыпал на песок пять каких-то красных булыжников, пять огромных рубинов, - Он просил передать, что эти безделушки помогут Вам нанять еще воинов, чтобы пустить души Ваших врагов по следующему кругу Великой Спирали Жизни.
- Да будет так! - Вы вскочили в седло своего волка, - И пусть Спираль Жизни затянется петлей на их шее!
Вы рванули поводья, и стремглав помчались к городу. Гонец поспешно собрал камни обратно в мешок, и пустился за Вами, отрешенно бормоча:
- О, Великая Мать-Война! Да помогут нам духи песков!
ГЛАВА VI. Инферно (демоны и еретики).
Рано утром Вы услышали настойчивый стук в ворота вашего замка... Сердце Ваше сжалось от ужаса: неужели враги подобрались к вам под покровом ночи? Вы стремглав помчались в туалет... Пол часа спустя в дверь все еще продолжали усиленно тарабанить. Делать нечего, придется открыть, иначе хуже будет, - подумали Вы, и на непослушных ногах поплелись отпирать ворота... Но когда дрожащими руками Вы приоткрыли створки ворот, и боязливо просунули голову в щель, Вашему взгляду предстала просто умилительная картина: старый демон ударами хлыста подгонял к стенам Вашего замка пару чертовых дюжин перепуганных бесенят... Шестеро замыкающих тащили тяжелый сундук.
- Добровольное пополнение для армии Вашего Огнейшества... С подарками, - прорычал Демон, увидев Вашу голову в приоткрытых воротах. При этом он так огрел хлыстом замыкающую шестерку, что те взвизгнули, и выронили сундук. Из него посыпались золото и сера. «Вот напугали, черти, - подумали Вы, вытирая об штаны свои вспотевшие раскаленные ладони, - Так и инфаркт получить не долго...»
ГЛАВА VII. Некрополис (рыцари смерти и некроманты).
Держа за поводья своего верного коня, Вы медленно шли по узкой тропинке, совершая свой ежедневный послеобеденный моцион... Вы внимательно смотрели под ноги, чтобы случайно не наступить на какую-нибудь букашку или червячка, которых, впрочем, было не так уж и много на этих мертвенных равнинах. По крайней мере, за всю прогулку Вам не встретилось пока ни одного. Но что это? Вы остановились, протерли свои глазницы, и, выпустив поводья, припали на одно колено...
Прямо перед Вами, посреди безжизненной земли, сквозь пыльную, сухую щебенку пробивался цветок. Это была ромашка. Все еще не веря своим глазам, вы осторожно, чтобы вдруг случайно не повредить цветку, медленно поднесли к нему свои руки, боясь дотронуться до его нежных лепестков. Слезы умиленья брызнули из ваших глаз. Вы аккуратно собрали в ладошку каждую слезинку, и осторожно полили ими Вашего нового друга, а затем соорудили вокруг цветка маленькую оградку из камешков, чтобы проходящие мимо путники заметили его, и случайно не наступили. Время тянулось незаметно, а Вы все сидели и сидели в пыли, любуясь крохотным цветком.
Внезапно Ваш конь насторожился, и повернул голову в сторону ближайшего пригорка. Вы неохотно оторвали взгляд от цветка, и медленно посмотрели в ту же сторону. Из-за пригорка послышалось тяжелое кряхтение и сопение. Еще через минуту-другую из-за него вышла вереница убогих зомби, тащащих на своих спинах тяжелые мешки и тюки. Вы поднялись им навстречу. Поравнявшись с Вами, они скинули свою тяжелую ношу на землю, и, немного отдышавшись, к Вам обратился их старший:
- Милорд, нас немного, и мы не умеем драться, но в эту тяжелую пору, когда тьма войны сгустилась над нашей землей, когда враги топчут могилы наших братьев, мы хотим быть с Вами. Пожалуйста, не откажите нам в нашей просьбе принять нас в свой отряд, и мы будем служить Вам преданно всем сердцем. Мы принесли Вам все, что у нас было, надеюсь, это окажется Вам полезным: вот, здесь камни с наших надгробий, а еще деньги, которые нам оставили наши родственники, когда хоронили. Еще есть немного драгоценностей, это из могилы Димитрия... Димитрий был богатым купцом при жизни... Димитрий, выйди сюда, покажись Милорду.
Зомби расступились, и вперед шагнул скромный, немножко сутулый зомби, теребящий в руках кусок какой-то тряпицы. Он хотел было что-то сказать, но тут заметил цветок, и тут же выронил тряпицу, и упал на колени:
- Цвето-очек...
Все остальные тоже заметили ромашку, и тут же сгрудились вокруг цветка, и забормотали:
- Цветок...
- Какой малюсенький!..
- Осторожно, не раздави!
- Откуда он здесь?
- Кажется это питунья...
- Какая питунья, ты что? Это ромашка, точно тебе говорю!
- Нет! Я видел ромашки, и это определенно не ромашка... Это тюльпанчик!
- Какой славненький...
- Ребята-ребята-ребята! - захлопали Вы в ладоши, чтобы привлечь их внимание, - Цветок никуда не убежит, а вот ужин ждать не станет! Пойдемте-ка скорее в лагерь, я накормлю вас славным ужином. Грузите мешки на моего коня... Вот так!.. Димитрий! Отойди от цветка! Он никуда не денется! После ужина мы обязательно придем посмотреть на него еще раз... Пойдемте...
Прихрамывая, процессия двинулась в сторону лагеря. Несколько раз Вы оборачивались, чтобы взглянуть на цветок, и замечали, что остальные украдкой делали то же самое. Цветок становился все меньше, и меньше, и меньше, и вскоре его совсем не стало видно. Вы тяжело вздохнули, и ускорили шаг...
ГЛАВА VIII. Темница (лорды и чернокнижники).
Во главе своей небольшой дружины Вы устало ехали по узкой пещерной дороге, направляясь к соседнему туннелю той гигантской пещеры, которая когда-то звалась Вашим домом. Звалась, ибо сейчас нашлись враги, которые всеми силами старались лишить Вас этого тихого подземного уголка. Вот опять! Глухой тяжелый удар сотряс своды пещеры, с потолка посыпались мелкие камни, большой сталактит медленно оторвался с того места, где он рос миллионы лет, с грохотом обрушился на тропу, туда, где Ваш отряд проходил всего полминуты назад. Похоже, наверху шла какая-то большая битва. Здесь становилось опасно. Но Ваши воины очень устали: Вы шли уже целый день, собирая ополченцев из местных деревень, и еще ни разу не остановились, чтобы подкрепиться. Вы посмотрели на изможденные лица своих спутников, и жалость сжала Ваше сердце в свой беспощадный кулак.
- Привал! - скомандовали Вы и остановили своего коня.
Лица Ваших воинов засияли улыбками, но они неумело старались прятать их от Ваших глаз, дабы не показать своей усталости. Они, с нарочитой степенностью расселись вдоль тропы, и стали доставать из рюкзаков свои скудные солдатские пайки. Вы сошли с коня, и тоже достали котомку с провизией, которая ничем не отличалась от солдатской: черствая грибная лепешка и несколько сушенных подземных ягод с горьковатым вкусом. Вы жевали хрустящий хлеб, и всматривались в простые лица Ваших спутников.
«Кому нужна эта война? - размышляли Вы, - сколько же этих ребят поляжет на безымянных полях, прежде чем мы сможем вернуться домой, и забыться мирным сном под сводами наших уютных пещер?.. Сколько же из них отдадут свои жизни за то, чтобы наши жены и дальше могли баловать нас таким вкусным хлебом, а не стали рабынями кровожадных врагов?! Сколько же битв предстоит им пройти...»
И, словно вторя Вашим мыслям, стены пещеры снова содрогнулись от мощного удара сверху, потолок раскололся пополам, и в образовавшийся проем выпало изуродованное тело: окровавленная туша единорога рухнула со стометровой высоты, чуть не придавив одного из минотавров. Ваши воины повскакивали со своих мест, и обратили свои взоры и нюх к зияющей в потолке трещине. В этот момент из трещины высунулась нагловатая морда орка, перепачканная кровью единорога. Заметив Вас, он облизнулся и ощерился хищным оскалом. Капитан Ваших троглодитов, почуяв в воздухе запах незваного гостя, схватил копье и ловко метнул его в свою жертву. Копье угодило орку прямо в плечо. Орк истошно завизжал и сорвался вниз. Его тело рухнуло рядом с телом недавно убитого им единорога. Один из минотавров подбежал к нему с топором наготове, намереваясь добить покалеченного врага, но капитан троглодитов преградил ему дорогу.
- Остановись, безумец! Кодекс чести не позволяет нам добивать лежачего противника!
Минотавр тут же охладил свой пыл и опустил топор. Вы подошли к хрипящему орку, которого уже осматривал капитан.
- Что с ним? - спросили Вы.
- Ничего особенного: переломаны все кости и... - он выдернул из орка копье, тот дико вскрикнул и потерял сознание, - М-да... Левую руку придется ампутировать... но жить будет.
- Нужно как можно быстрее доставить его в деревню, там есть лекарь. Необходимо привести его в чувство и допросить.
Вы быстро сложили остатки недоеденного обеда обратно в котомку, и сели на коня. Троглодиты уже успели соорудить импровизированные носилки, и водрузить на них бездыханного орка.
- Вперед, друзья! Нужно поторопиться, - Вы пришпорили коня, и пустили его вперед мелкой рысцой, чтобы Ваша дружина поспевала за Вами со своей драгоценной ношей.
Через несколько минут Ваш небольшой отряд скрылся в соседнем тоннеле, оставляя у себя за спиной гул великой битвы, в которой, возможно, скоро выпадет честь сражаться и Вам.
ГЛАВА I. Замок (рыцари и священники).
Когда в одно великолепное теплое весеннее утро, в славный понедельник, солнце заглянуло в окна Вашей спальни, медленно спустившись по стене, перебралось на покосившийся балдахин Вашей кровати, и, подкравшись по складкам пухового одеяла, легло своими ласковыми лучами Вам на щеки, Вы с отвращением поморщились, попытались отгородиться от него одеялом, но неловко развернулись, и с грохотом свалились с кровати, опрокинув на себя прикроватный столик, а заодно и кувшин с остатками вчерашнего вина. Кувшин попытался расколоть Вам голову, хотя она прекрасно справлялась с этой задачей и без его помощи, но на этот раз голова все же оказалась крепче, и глиняные черепки лишь беспомощно разлетелись по полу, оставляя в Ваших ушах громкое пульсирующее эхо.
«Проклятье!» - захотелось заорать Вам во все горло, но Вы смогли лишь беспомощно промычать что-то невнятное, и попытались запустить подушкой в светило, но тоже безуспешно… Хотя солнце было, надо честно сказать, не при чем. Причиной Вашего плохого настроения было вовсе не оно. Вы проснулись уже около полу часа назад, и все это время пытались припомнить всё, что Вам было известно о себе, включая свое имя, звание, общественный статус, а так же хоть какие-то детали касательно того, что же произошло накануне вечером, что Вы оказались в таком тяжелом состоянии. Как Вы ни старались, но припомнить ничего раньше вечера прошлого четверга так и не смогли…
Так, начнем по-порядку… Кажется, Вы – король… С именем пока сложнее… Кажется «Кто-то там VII»… Кажется, Вы ехали со свадьбы кузена. Та-ак! Свадьба длилась недолго, всего неделю, так как пришли известия о начале большой войны… Потом, по дороге от кузена, Вы заехали с солдатами, кажется, в какой-то трактир… в кабак… таверну! Купили три бочки вина… Одну вы отдали солдатам, чтобы выпили за здоровье Вашего кузена и его молодой супруги… Вторую Вы выпили сами… Третью зачем-то подарили сидевшему в углу какому-то крестьянину… Потом купили кажется еще три… нет пять… Точно, еще пять бочек вина, а потом… Дальше все было словно в тумане. Вроде бы Вы гнались за кем-то по лесу… Точно! Вы ловили какого-то крестьянина, которого обвинили в краже бочки с вином… Так Вы сами ему подарили, или он украл? Мысли спутались… Ладно, черт с ним, с крестьянином… Лес-лес… Костер… Точно! Кажется Вы сожгли на костре какую-то ведьму…
Дальнейшие события упорно отказывались вспоминаться. Возможно Вам и удалось бы припомнить что-либо еще, если бы не эта зловредная синица, чирикающая на Вашем подоконнике с того самого момента, как Вы проснулись… Но причиной Вашего плохого настроения была тоже не она.
Причиной Вашего плохого настроения был непрекращающийся гул, доносящийся со двора. Сейчас у Вас уже получалось различать отдельные слова какой-то перебранки, переходящие в громкие крики, и, похоже, уже в драку. Вы приподнялись на четвереньки, и на четвереньках же доковыляв до окна, усилием неимоверной воли подтянули себя к подоконнику. Надо отдать Вам должное, ведь в Вашем состоянии такие действия даются организму чрезвычайно трудно, и иногда даже приводят к смерти организма, но осознание того, что Вы не просто какой-то там деревенский пьянчужка, а августейшая особа, потомок своих славных предков, благородных королей, великих воителей, для которых не существовало преград в виде каких-то там подоконников, все это придало Вам сил, и позволило явить Ваш венценосный лик собравшимся во дворе подданным.
Выглянув из окна, Вы попытались сфокусировать взгляд на постепенно принимающем четкие очертания дворе… Посреди двора порядка трех десятков крепких крестьян с вилами и граблями наседали на Вашу немногочисленную стражу, которая была тем более беспомощна, что была не только немногочисленна, но и пребывала в состоянии, не сильно отличающимся от Вашего. Половина стражников уже отвоевала свое: их тела были разбросаны по всему двору, кто-то лежал почти бездыханно, распластав руки в стороны, а кто-то храпел, сложив руки под голову, но оставшаяся половина пока держалась. Вооружен, правда, был всего один стражник, он усиленно размахивал из стороны в сторону мечом, помещенным в ножны. Собственно, ряды Вашей дружины редели не столько благодаря каким-то действиям крестьян, которые, испуганно сбившись в кучку, и ощетинившись своими орудиями труда, просто медленно наступали на стражников, сколько благодаря усилиям этого стражника, который, размахивая своим мечом, время от времени оглушал кого-нибудь из неудачно подвернувшихся сослуживцев. Неизвестно, чем бы вся эта история закончилась, если бы один из крестьян не подкрался незаметно к стражникам со спины на своей телеге, и не выгрузил на них целый воз сена… Вы решили, что пришло время вмешаться:
-Э-э! В чем дело? - вскричали Вы, - Что здесь происходит? Кто Вы такие? По понедельникам не подаю!
Крестьяне обернулись на Ваш голос, и, увидев свисающее из окна Ваше величество, тут же побросали свое оружие, и бухнулись на колени.
- Вашество, - обратился к Вам самый рослый парень, - мы рубили лес недалеко от Вашего замка, и узнали, что началась война. Мы пришли, чтобы стать под Ваши знамена, мы хотим служить Вам, нашему сюзерену.
После этих слов крестьяне дружно плюхнули свои лбы в дворовую землю, чем подняли изрядное облако пыли. Их слова заставили Вас задуматься: «Солдаты на халяву, - мелькнула у Вас мысль, - да еще и дармовые дрова! А в карманах у этих молодцов тоже наверняка что-нибудь завалялось...»
В общем, пару часов спустя, когда Вы плотно завтракали в своем обеденном зале жареным кабанчиком и патиссонами по-эрафийски, новобранцы уже вовсю потели, отрабатывая удары алебардой по голове соломенного эльфа, а их имущество спокойно перекочевало в Вашу казну.
ГЛАВА II. Оплот (рейнджеры и друиды).
Вы спокойно обедали виноградом, желудями и листьями лопуха, когда к Вам в шатер вошел Капитан Ваших кентавров.
- Приятного аппетита, мой любезный Господин. Прошу покорнейше простить меня, но мы здесь...
- Какого черта ты врываешься как к себе домой, и прерываешь мою трапезу, ничтожество, - заорали Вы, перевернув стол с яствами, и запустив в перепуганного полу-коня пучком лопухов, - Убирайся, или я прикажу повесить тебя на дереве за твои грязные задние копыта, убогое животное!!!
- Но, Ваше Сиятельство, - вновь промямлил Капитан, склонившись в заискивающем поклоне, - мы задержали в лесу несколько гномов...
- Какое мне дело до каких-то там гномов? - Вновь заорали Вы, приходя в еще большее неистовство, - Утопите их в пруду, да и дело с концом!
- Они везли золото...
- Золото? - Услышав это слово, Вы застыли в благородной осанке, и принялись поправлять воротник.
- Да, мой великий Повелитель, золото, и еще кое-какие драгоценности... Мы их конфисковали, а вот гномы... Они мирные существа, они просят отпустить их домой, они никому ничего не...
- Стой-стой-стой-стой-стой, - Вы стали судорожно массировать виски средними пальцами, - Какие такие гномы? Почему сразу не доложил, а? Почему я всегда обо всем узнаю последним? - Вы заложили руки за спину, и стали нервно расхаживать туда-сюда по шатру. - Мирные существа, тоже мне... А если они - вражеские лазутчики, и побегут докладывать о нашем лагере нашим врагам? Нет-нет-нет-нет-нет, найди им какие-нибудь дубины, и пусть тащатся за нашим отрядом. Будут воевать, никуда не денутся. Ишь-ты, кругом война, а они - «мирные существа» (Вы скорчили брезгливую гримасу)... А не будут слушаться - раскрои своим копытом череп самому строптивому - остальные сразу поймут, что мы с ними тут не шутки шутить собираемся... Всё, свободен! Да, и принеси мне, что у них там было, золото, да? Камешки, ты говорил, какие-то? В общем тащи все, давай, шевели копытами!
Капитан вышел из шатра, а Вы подняли с пола растоптанный лист лопуха, засунули его в рот, и принялись задумчиво жевать...
ГЛАВА III. Башня (маги и алхимики).
Яркое зимнее солнце щедро освещало Вашу просторную келью своим холодным светом. Вы стояли перед высоким наклонным столиком, на котором лежала Священная Книга Великого Гомункулуса, и с благоговейным трепетом перелистывали ее ветхие страницы, содержавшие утерянные знания и могущественные заклинания. В какой-то момент Ваш чуткий слух уловил едва заметный шорок портьер у Вас за спиной. Священная Книга Великого Гомункулуса была раскрыта на странице, хранящей заклинание Быстроты. Это было как провидение! Ваши губы еле слышно прошептали короткие формулы заклинания, и в ту же секунду мир вокруг Вас остановился. Вы обернулись - Вашему взору предстал сгорбившийся гремлин в потертых одеждах. Вы не спеша приблизились к нему, обошли его кругом, и, убедившись, что карлик не скрывает под одеждами никакого опасного оружия, также не спеша вернулись к своему столику. Как только Вы приняли прежнюю позу, в тот же момент заклинание рассеялось, и его чары перестали действовать - время вернулось в свое прежнее русло.
- Что привело тебя в Нашу святую обитель, дитя ледника? - Ваш голос прозвучал четко и громко, и, похоже, неожиданно для гремлина - он вздрогнул, и отступил на шаг назад.
- Говори же, Мы не станем ждать вечно! - Не смотря на скрытую угрозу, Ваш голос был все так же тверд и спокоен, как и при первом вопросе.
Гремлин немного помялся, и наконец, шагнув вперед, заговорил:
- О, Великий Магистр... Я... Понимаете... Я пришел с дальнего отрога ледника. У нас там небольшая деревенька... Ну, как небольшая... Три двора... Вот. Мои предки жили там тысячи лет, и... Понимаете... Мой отец был карликом... Моя мать была карлицей... И мои деды, и прадеды, и все предки до семидесятого колена были карликами... И мы никогда не уходили от нашей деревни дальше чем до соседнего леса... Весь мой род жил там, но... Но я так не могу, - гремлин сделал решительный шаг вперед, и попытался изобразить некое подобие выпрямившейся осанки. - Я не хочу так! Я хочу стать таким же высоким и статным, как Вы! Я хочу увидеть мир! Я... Я... - он склонился почти до самого пола, - Я хочу стать Вашим учеником...
Ни один мускул не дрогнул на Вашем лице, Вы не проронили ни единого слова. Вы все также стояли спиной к гремлину, и медленно перелистывали священные страницы Великой Книги. Гремлин продолжал:
- Я... Я занимался магией у себя в кузне... Я долго занимался... Я смог выучить некоторые заклинания, и я хотел бы выучить еще одно... Мне рассказывали, что Вам известно заклинание псевдогенного квазитрансформинга...
- Да, Нам известно заклинание псевдогенного квазитрансформинга, - Ваша речь стала немного медленнее, - Но оно очень сложно. Достаточно ли ты занимался, чтобы запомнить его? Что ты смог выучить?
Гремлин оживился:
- Я? Да... Вот, - он достал из кармана своего отрепья небольшой кусок глины, бросил его на каменный пол, склонился над ним, и, смешно шевеля пухлыми пальцами, несколько раз прошептал короткое заклинание. Сначала ничего не происходило, кусок глины так и остался лежать на полу, но гремлин продолжал и продолжал повторять короткую формулу. Вот он немного повысил голос, и вдруг глина зашевелилась, и начала принимать обличие маленького человечка. Гремлин резко оборвал свое бубнение. Миниатюрный глиняный голем поднялся, недоуменно огляделся вокруг, увидел над собой склонившегося карлика, испуганно отшатнулся, попытался убежать на несгибаемых ногах, но через пару шагов рассыпался на маленькие глиняные кусочки.
- Да, не густо, - сказали Вы, все также стоя к юному волшебнику спиной, - может быть, ты знаешь еще что-то?
- Я? Да... Я могу превращать камни в золото...
Ваш взгляд резко оторвался от чтения книги, зрачки расширились, рука дрогнула, и вырвала из Священной Книги ветхую страницу. Будучи разлучённой со своей праматерью, страница тут же обратилась в прах, но Вы не обратили на это внимание. В следующую секунду Вы совершили страшное святотатство, Ваши слуги убили бы Вас, если бы застали за этим занятием, но, к счастью, в комнате не было никого кроме Вас и сгорбившегося карлика: Вы применили заклинание Видения к Священной Книге Великого Гомункулуса - в одно мгновенье Вы узрели все заклинания, хранящиеся в ней, и, о ужас, заклинания, способного превращать камень в золото, в ней не оказалось. Гремлин из глухой деревни, стоящий у Вас за спиной, обладал знаниями, неведомыми ни одному магу этого мира. Все Ваши переживания остались незамеченными для карлика, и, стараясь поскорее прервать затянувшуюся паузу, Вы произнесли:
- Покажи!..
Карлик достал из-за пазухи небольшой камешек, и, бросив его к Вашим ногам, небрежно произнес какое-то невнятное слово. Когда камешек подкатился к Вашему сапогу, это был уже не камень, это был блестящий на солнце кусочек желтого металла. Вам стоило нечеловеческих усилий подавить в горле крик удивления.
- Ну что ж, Мы смотрим, ты преуспел в легкой магии, - Вы постарались сделать ударение на слове «легкой», чтобы карлик не понял, какой могучей магией он обладает на самом деле. - Пожалуй, Мы возьмем тебя в ученики...
- И Вы откроете мне формулу псевдогенного квазитрансформинга? - Карлик радостно подпрыгнул.
- Формулу псевдогенного квазитрансформинга? Ты имеешь в виду вот это? - Вы подняли руку, описали пальцем в воздухе невидимый символ, и Гремлин с воплем рухнул на пол. Постепенно его вопль превратился в какой-то сухой хрип, и вот из кучи тряпок, бывших когда-то одеждой карлика, поднялась каменная горгулья. Она удивленно уставилась на свои каменные руки, а Вы продолжали.
- Мы хотим, чтобы ты знал: у Нас ушло ровно сто пятьдесят лет на то, чтобы запомнить эту формулу, и научиться ею пользоваться... Но Мы можем научить тебя ей всего за... скажем... 149 лет! Ты согласен?
- Кха-арр! - вырвалось из горла горгульи.
- Что ж, прекрасно... Но у меня есть одно условие... Ты передашь мне свою золотую формулу!
- Кхаарр-кхаарр! - снова захрипела горгулья, и захлопала каменными крыльями.
- Хорошо! - Вы опять нарисовали в воздухе невидимый знак, горгулья рухнула на пол, и начала раздуваться... Через минуту с пола поднялся высокий каменный голем, - Вот ты и перешел на следующую ступень своего пути.
В комнату вошли два железных голема.
- Отведите Вашего брата в мою лабораторию, мы будем работать над очень важным... ритуалом.
Големы подхватили своего нового собрата под руки, и вывели из комнаты. Только когда шаги в коридоре затихли, Вы позволили себе нагнуться, и поднять с пола кусочек желтого металла.
- Это действительно золото, - произнесли Вы вслух, - Ну что ж, мой маленький друг, ты хотел посмотреть мир? Я покажу тебе его... Мы увидим дальние страны, даже очень дальние... И не просто увидим! Они падут к нашим ногам!
Вы сжали в кулаке кусочек золота, и глаза Ваши загорелись недобрым огнем.
ГЛАВА IV. Крепость (хозяева зверей и ведьмы).
Два жирных василиска неторопливо тянули вашу импровизированную карету с открытым верхом, сшитую из листьев гигантской кувшинки, сквозь низкорослые болотные заросли, проламывая себе путь своими мясистыми лапами. Сопровождающая Вас свита, сплошь лягушки и тритоны, шушукались по углам кареты, изредка бросая на Вас косые взгляды. Вам наскучила эта прогулка, и вы протяжно зевнули. Ваш фаворит, большая жаба по имени Квапыж, заметил это, и тут же соскочил с повозки.
- Кваралева! Кваралева! Ква! - последнее «Ква!» означало «Смотри!». Он взобрался на небольшой муравейник с болотными муравьями, и принялся топтать их, кружась на месте и высоко задирая лапы, крича при этом на разные лады:
-Тяпчу! Тяпчу! Тяпчу! Тяпчу!
Его эксцентричная выходка и забавная песенка вызвали в карете взрыв безудержного хохота. Вы были серьезны, но на минуту представив, как было бы великолепно, если бы вот так же просто Вы давили Ваших врагов, Ваше лицо озарила скупая улыбка. Увидев это, одна из лягушек тоже соскочила с кареты, огляделась, и, заметив проползающую мимо большую сколопендру, крикнула:
- Кваралева! Ква! Тяпчу-тяпчу! - и тоже принялась топтать извивающееся тело несчастного насекомого. Свита вновь взорвалась хохотом, многие попадали с кареты, и принялись расползаться в поисках всяческой мелкой живности, тащили ее к карете, и пронзительно вереща: «Тяпчу! Тяпчу! Тяпчу!», что было сил, прыгали и давили беззащитных тварей. Болото наполнилось галдежом и визгом.
Конвульсивные прыжки Ваших подопечных все более и более будоражили Ваше воображение. Вы представляли, как прыгаете на безжизненной туше поверженного минотавра, или издыхающего единорога, или - нет! - попираете ногами умоляющего о пощаде самого титана! Вы вскочили на ноги:
- Все! Я решила! - галдеж тут же стих, и все выпучили на Вас свои круглые глаза, - Мы идем на войну!..
Несколько секунд длилась неловкая пауза, и тут Квапыж спрыгнул с муравейника, и взвизгнул:
- Ура! Война! Война!
И тут же Вас оглуши неистовые вопли:
- Война! Война! Ура! Ква! Ура! Война!
- Так! Диктую указ! - сказали Вы, и сидевший возле Вас тритон достал из-под себя большой лист какого-то растения, и приготовился царапать на нем коготком Ваши приказания, - Записывай! Приказываю! Всем ящерам собраться сегодня вечером в моей крепости! Мы идем на войну! Скрепи печатью!
Тритон, закончил наносить на листок беспорядочные царапины, облизал ладошку, смачно шлепнул ею по листу, и перекинул его через плечо. Листок тяжело спикировал в ближайшую лужу. Вы гомерически засмеялись, и повалились на трон, Ваша свита с громким смехом присоединилась к Вам, на ходу запрыгивая в медленно удаляющуюся повозку.
Несколько минут спустя небольшая ящерица выползла на истоптанную поляну, полную передавленных насекомых. Не обращая внимания на изуродованные тельца, она выбежала на центр полянки, прямиком к расцарапанному листку, остановилась перед ним, высоко подняла голову, огляделась по сторонам, быстро схватила его зубами, и мгновенно скрылась в зеленой чаще. По одной ей известным тропинкам она добежала до крохотной норки, юркнула в нее, и, опускаясь все глубже и глубже под землю, прибежала в небольшую пещерку. Стены пещеры были покрыты телами сонных ящериц. Она подбежала к самой крупной из них, с седыми чешуйками на висках, и подала ей листок. Предводитель ящериц взял лапой листок, внимательно разглядел его, потом понюхал, облизнул, и хрипло прошипел: «Королева идет на войну! Наш долг помочь ей!»
Стены пещеры тут же пришли в движение, и потоки скользких ящериц потянулись к выходу...
ГЛАВА V. Цитадель (варвары и боевые маги).
Жаркое полуденное солнце светило высоко у Вас над головой, нещадно обжигая своими лучами Вашу загрубевшую кожу. Казалось, каждая песчинка под Вашими ногами, будто маленькое зеркальце, тысячекратно отражает раскаленные лучи, словно стараясь превратить все вокруг в расплавленное пекло. Вы стояли на бархане, прикрывая глаза от солнца, и стараясь увидеть приближающееся войско - подмогу, которую обещал Вам Ваш брат, но пока ничего, кроме колышущегося марева разглядеть не могли. Сквозь это марево слева от Вас проступали очертания города - Цитадель Пустыни, столица Вашей Орды. Отсюда было не разглядеть саманных хижин простых городских жителей и низких бараков Ваших воинов, но зато прекрасно угадывались очертания Вашего дворца, построенного из священной белой глины и костей Ваших врагов. Ещё немного левее и чуть подальше виднелся ещё один город. Но Вы знали - это мираж, он находился за тысячу миль отсюда, у берегов далекого моря.
Отряда все еще не было видно. Вы похлопали по крупу своего ручного волка, который мирно щипал пожухлую травку у Вас под ногами, и обратили свой взор на дорогу, ведущую к столице - небольшое пыльное облачко поднималось над ней, медленно приближаясь в Вашу сторону. «Должно быть, это гонец», - подумали Вы, и, опустившись на горячий песок, приняли позу лотоса. Гонцу потребуется еще около получаса, чтобы достигнуть Вас, а полчаса - это как раз столько, сколько и нужно праведному орку, чтобы помедитировать и ещё раз мысленно прочесть сакральную мантру Праштавакхья.
Полчаса пролетели, словно мгновенье. Произнеся про себя заключительные строки мантры, Вы открыли глаза, - гонец как раз взбирался по склону бархана. Вы привстали на задние лапы, отряхнули последние песчинки со своих теплых шерстяных штанов, и, подняв свой ятаган над головой, поприветствовали гонца. Он еще издали склонился в почтительном приветствии, а, подойдя ближе, вынул из-за пазухи хрупкий пергаментный свиток и протянул его Вам. Вы развернули принесенную депешу, беглым взглядом окинули витиеватые иероглифы послания, и лицо Ваше оскалилось улыбкой: значит подмога уже в городе! Что ж, этим хитрецам удалось обмануть даже Вас: умело используя песчаный рельеф, и под прикрытием магических миражей, воины Вашего брата смогли подойти незамеченными к городу с обратной его стороны. Если им удалось провернуть это с Вами, тоже самое можно попробовать повторить и с вражескими городами. С этими мыслями Вы выпустили свиток из рук, он мягко упал вниз, и, едва коснувшись раскаленного песка, вспыхнул и растаял в священном огне пустыни.
- Сколько их? - обратились Вы с вопросом к гонцу.
- Небу было угодно, чтобы Ваш брат прислал нам две дюжины отборных воинов, и вот это, - с этими словами он подошел к своему волку, снял с его спины тяжелый мешок, развязал его, и высыпал на песок пять каких-то красных булыжников, пять огромных рубинов, - Он просил передать, что эти безделушки помогут Вам нанять еще воинов, чтобы пустить души Ваших врагов по следующему кругу Великой Спирали Жизни.
- Да будет так! - Вы вскочили в седло своего волка, - И пусть Спираль Жизни затянется петлей на их шее!
Вы рванули поводья, и стремглав помчались к городу. Гонец поспешно собрал камни обратно в мешок, и пустился за Вами, отрешенно бормоча:
- О, Великая Мать-Война! Да помогут нам духи песков!
ГЛАВА VI. Инферно (демоны и еретики).
Рано утром Вы услышали настойчивый стук в ворота вашего замка... Сердце Ваше сжалось от ужаса: неужели враги подобрались к вам под покровом ночи? Вы стремглав помчались в туалет... Пол часа спустя в дверь все еще продолжали усиленно тарабанить. Делать нечего, придется открыть, иначе хуже будет, - подумали Вы, и на непослушных ногах поплелись отпирать ворота... Но когда дрожащими руками Вы приоткрыли створки ворот, и боязливо просунули голову в щель, Вашему взгляду предстала просто умилительная картина: старый демон ударами хлыста подгонял к стенам Вашего замка пару чертовых дюжин перепуганных бесенят... Шестеро замыкающих тащили тяжелый сундук.
- Добровольное пополнение для армии Вашего Огнейшества... С подарками, - прорычал Демон, увидев Вашу голову в приоткрытых воротах. При этом он так огрел хлыстом замыкающую шестерку, что те взвизгнули, и выронили сундук. Из него посыпались золото и сера. «Вот напугали, черти, - подумали Вы, вытирая об штаны свои вспотевшие раскаленные ладони, - Так и инфаркт получить не долго...»
ГЛАВА VII. Некрополис (рыцари смерти и некроманты).
Держа за поводья своего верного коня, Вы медленно шли по узкой тропинке, совершая свой ежедневный послеобеденный моцион... Вы внимательно смотрели под ноги, чтобы случайно не наступить на какую-нибудь букашку или червячка, которых, впрочем, было не так уж и много на этих мертвенных равнинах. По крайней мере, за всю прогулку Вам не встретилось пока ни одного. Но что это? Вы остановились, протерли свои глазницы, и, выпустив поводья, припали на одно колено...
Прямо перед Вами, посреди безжизненной земли, сквозь пыльную, сухую щебенку пробивался цветок. Это была ромашка. Все еще не веря своим глазам, вы осторожно, чтобы вдруг случайно не повредить цветку, медленно поднесли к нему свои руки, боясь дотронуться до его нежных лепестков. Слезы умиленья брызнули из ваших глаз. Вы аккуратно собрали в ладошку каждую слезинку, и осторожно полили ими Вашего нового друга, а затем соорудили вокруг цветка маленькую оградку из камешков, чтобы проходящие мимо путники заметили его, и случайно не наступили. Время тянулось незаметно, а Вы все сидели и сидели в пыли, любуясь крохотным цветком.
Внезапно Ваш конь насторожился, и повернул голову в сторону ближайшего пригорка. Вы неохотно оторвали взгляд от цветка, и медленно посмотрели в ту же сторону. Из-за пригорка послышалось тяжелое кряхтение и сопение. Еще через минуту-другую из-за него вышла вереница убогих зомби, тащащих на своих спинах тяжелые мешки и тюки. Вы поднялись им навстречу. Поравнявшись с Вами, они скинули свою тяжелую ношу на землю, и, немного отдышавшись, к Вам обратился их старший:
- Милорд, нас немного, и мы не умеем драться, но в эту тяжелую пору, когда тьма войны сгустилась над нашей землей, когда враги топчут могилы наших братьев, мы хотим быть с Вами. Пожалуйста, не откажите нам в нашей просьбе принять нас в свой отряд, и мы будем служить Вам преданно всем сердцем. Мы принесли Вам все, что у нас было, надеюсь, это окажется Вам полезным: вот, здесь камни с наших надгробий, а еще деньги, которые нам оставили наши родственники, когда хоронили. Еще есть немного драгоценностей, это из могилы Димитрия... Димитрий был богатым купцом при жизни... Димитрий, выйди сюда, покажись Милорду.
Зомби расступились, и вперед шагнул скромный, немножко сутулый зомби, теребящий в руках кусок какой-то тряпицы. Он хотел было что-то сказать, но тут заметил цветок, и тут же выронил тряпицу, и упал на колени:
- Цвето-очек...
Все остальные тоже заметили ромашку, и тут же сгрудились вокруг цветка, и забормотали:
- Цветок...
- Какой малюсенький!..
- Осторожно, не раздави!
- Откуда он здесь?
- Кажется это питунья...
- Какая питунья, ты что? Это ромашка, точно тебе говорю!
- Нет! Я видел ромашки, и это определенно не ромашка... Это тюльпанчик!
- Какой славненький...
- Ребята-ребята-ребята! - захлопали Вы в ладоши, чтобы привлечь их внимание, - Цветок никуда не убежит, а вот ужин ждать не станет! Пойдемте-ка скорее в лагерь, я накормлю вас славным ужином. Грузите мешки на моего коня... Вот так!.. Димитрий! Отойди от цветка! Он никуда не денется! После ужина мы обязательно придем посмотреть на него еще раз... Пойдемте...
Прихрамывая, процессия двинулась в сторону лагеря. Несколько раз Вы оборачивались, чтобы взглянуть на цветок, и замечали, что остальные украдкой делали то же самое. Цветок становился все меньше, и меньше, и меньше, и вскоре его совсем не стало видно. Вы тяжело вздохнули, и ускорили шаг...
ГЛАВА VIII. Темница (лорды и чернокнижники).
Во главе своей небольшой дружины Вы устало ехали по узкой пещерной дороге, направляясь к соседнему туннелю той гигантской пещеры, которая когда-то звалась Вашим домом. Звалась, ибо сейчас нашлись враги, которые всеми силами старались лишить Вас этого тихого подземного уголка. Вот опять! Глухой тяжелый удар сотряс своды пещеры, с потолка посыпались мелкие камни, большой сталактит медленно оторвался с того места, где он рос миллионы лет, с грохотом обрушился на тропу, туда, где Ваш отряд проходил всего полминуты назад. Похоже, наверху шла какая-то большая битва. Здесь становилось опасно. Но Ваши воины очень устали: Вы шли уже целый день, собирая ополченцев из местных деревень, и еще ни разу не остановились, чтобы подкрепиться. Вы посмотрели на изможденные лица своих спутников, и жалость сжала Ваше сердце в свой беспощадный кулак.
- Привал! - скомандовали Вы и остановили своего коня.
Лица Ваших воинов засияли улыбками, но они неумело старались прятать их от Ваших глаз, дабы не показать своей усталости. Они, с нарочитой степенностью расселись вдоль тропы, и стали доставать из рюкзаков свои скудные солдатские пайки. Вы сошли с коня, и тоже достали котомку с провизией, которая ничем не отличалась от солдатской: черствая грибная лепешка и несколько сушенных подземных ягод с горьковатым вкусом. Вы жевали хрустящий хлеб, и всматривались в простые лица Ваших спутников.
«Кому нужна эта война? - размышляли Вы, - сколько же этих ребят поляжет на безымянных полях, прежде чем мы сможем вернуться домой, и забыться мирным сном под сводами наших уютных пещер?.. Сколько же из них отдадут свои жизни за то, чтобы наши жены и дальше могли баловать нас таким вкусным хлебом, а не стали рабынями кровожадных врагов?! Сколько же битв предстоит им пройти...»
И, словно вторя Вашим мыслям, стены пещеры снова содрогнулись от мощного удара сверху, потолок раскололся пополам, и в образовавшийся проем выпало изуродованное тело: окровавленная туша единорога рухнула со стометровой высоты, чуть не придавив одного из минотавров. Ваши воины повскакивали со своих мест, и обратили свои взоры и нюх к зияющей в потолке трещине. В этот момент из трещины высунулась нагловатая морда орка, перепачканная кровью единорога. Заметив Вас, он облизнулся и ощерился хищным оскалом. Капитан Ваших троглодитов, почуяв в воздухе запах незваного гостя, схватил копье и ловко метнул его в свою жертву. Копье угодило орку прямо в плечо. Орк истошно завизжал и сорвался вниз. Его тело рухнуло рядом с телом недавно убитого им единорога. Один из минотавров подбежал к нему с топором наготове, намереваясь добить покалеченного врага, но капитан троглодитов преградил ему дорогу.
- Остановись, безумец! Кодекс чести не позволяет нам добивать лежачего противника!
Минотавр тут же охладил свой пыл и опустил топор. Вы подошли к хрипящему орку, которого уже осматривал капитан.
- Что с ним? - спросили Вы.
- Ничего особенного: переломаны все кости и... - он выдернул из орка копье, тот дико вскрикнул и потерял сознание, - М-да... Левую руку придется ампутировать... но жить будет.
- Нужно как можно быстрее доставить его в деревню, там есть лекарь. Необходимо привести его в чувство и допросить.
Вы быстро сложили остатки недоеденного обеда обратно в котомку, и сели на коня. Троглодиты уже успели соорудить импровизированные носилки, и водрузить на них бездыханного орка.
- Вперед, друзья! Нужно поторопиться, - Вы пришпорили коня, и пустили его вперед мелкой рысцой, чтобы Ваша дружина поспевала за Вами со своей драгоценной ношей.
Через несколько минут Ваш небольшой отряд скрылся в соседнем тоннеле, оставляя у себя за спиной гул великой битвы, в которой, возможно, скоро выпадет честь сражаться и Вам.
Рассказ №14
Дочь сумерек
Описание:
Быль или выдумка, кто знает? Рассказ одного старого солдата за кружкой эля.
Юноша остановился перед большой таверной. Обнесенная высокой каменной стеной, с просторным конюшенным двором, под каменной же черепицей (а вовсе не крытая хворостом или соломой вперемешку с глиной, как в его родной деревне), она возвышалась на четыре этажа. Сама постройка аккуратно выкрашена в белый цвет, ставни и двери зеленые, из нескольких труб на крыше валит дым, вывеска начищена до ослепительного блеска. "Серебряная бочка" – гласила надпись. И вправду, рядом с дверями стояла деревянная фигура дородного гнома, опирающегося на посеребренную бочку. Мысленно подсчитав содержимое кошелька, юноша решительно вошел в таверну.
Хочешь не хочешь, а выполнять наказ своего учителя надо. Ведь иначе не видать ему бардовского значка, как своих ушей; да и в гильдию не вступить. А она, эта гильдия, между прочим, одна из самых уважаемых не только в Палаэдре. Чтят странствующих певцов и в Великом Аркане, и в Девоншире, даже в пиратском королевстве Золотого моря. Но то бардов, а юноша был лишь учеником. Прекрасно освоив основы стихосложения и музицирования, он никак не мог написать достойной баллады. "Все поют и рассказывают об одних и тех же: про короля отважного Лисандера Грифонхата, да про герцога Милтона. И про мудрую и справедливую Эмилию Найтхэвен и ее войну против коварного и алчного Гэвина Магнуса. И про получеловека Голдота, ставшего народным кумиром. Про любовь верховного друида Элвина и эльфийской принцессы Шаэры и вовсе уже более тысячи песен сложено. Что, неужто нет больше героев, достойных быть увековеченными? Ведь столько историй в народе ходит,- ворчал старый наставник, - что ты все свитки читаешь? Зайди вот в любую таверну, там тебе много интересного расскажут. Да поезжай подальше от Паледона, послушай людей".
Сказано - сделано. Собрав нехитрые пожитки, юноша пустился в дорогу. Шел вместе с торговыми караванами, однажды к наемникам прибился. И в трактиры-таверны придорожные старательно заходил. Но истории о герое, достойной баллады, все не было. Ну, кому интересно слушать о Пеке Рыжем, который обдурил заезжих купцов на пять золотых? Или того лучше - об Олафе Кривом, который зараз выпивает половину малого бочонка гномьего зимнего эля? И переселенцев из Эрафии, сказочного мира, откуда пришел король Лисандер и многие его приближенные, тоже не было. Крестьяне, едва заслышав, что приехал бард, охотно приходили послушать песни. Но рассказать что-то сами не могли. "Этта, дык как же, было в прошлом годе - коров от клевера страсть как пучило. А еще пшеница-то не уродилась, повяла вся на корню, и яблоки опали. Никак, маги постарались…". Впрочем, находилось и немало вралей и пустословов, охотно рассказывающих о своих подвигах. Их послушать, так в одиночку они брали замки, укладывая врагов сотнями. И драконов побеждали, и приручали белых тигров, и бросали под ноги красавицам-принцессам мешки с золотом и головы убиенных морских чудовищ. Останавливались лишь при виду суровых своих жен, вооруженных скалками. И тут же замечали, что принцессы принцессами, а лучше родной жены никого в целом Аксеоте нет.
«Серебряная бочка» была последней из намеченных таверн под Паледоном, и уже отчаялся юноша найти для себя стоящую историю. Вошел, сел в углу, оглядывая немногочисленных посетителей. Заказал приевшийся уже эль и стал ждать. Зал понемногу заполнялся разношерстным людом: мельники да землепашцы, пришедшие пропустить кружечку после трудового дня; охотники, сдавшие добычу и прогуливающие законный заработок; наемники, охраняющие караваны; даже парочка лихих людей прибилась. Наконец подошло то блаженное время когда посетители напились и наелись, поутихли грубые шуточки и нелепые россказни, и жадные взгляды обратились в сторону молодого барда. Спев пару положенных песен, он вернулся к своему месту и обнаружил сидящего на нем крепкого старика. Юноша безошибочно угадал в своем новоявленном соседе солдата: уж больно прямо сидит, взгляд цепкий, приметливый, да и узорчатые ножны на поясе – такие только солдаты и носят. Солдат глянул в сторону юноши и хрипло сказал:
– Складно поешь, бард. Научил кто песням или сам выдумал?
– Не сам, к сожалению, – сокрушенно заметил юноша, – все баллады уже сложены, а на мой век и не осталось ничего.
– Ну, в этой беде могу я тебе помочь. Знаю я одну историю… Ты вот что, эля мне спроси – горло промочить.
Ученик барда с готовностью сходил за двумя увесистыми кружками. И вот что рассказал старый солдат…
Ветреная ночь нынче выдалась. Сияет будто серебряная монета луна, то прячась за облака, то показываясь целиком. Падают сквозь древесные кроны лунные лучи, освещая старую дорогу. Поросла она травой, ходят по ней лишь дикие звери.
А ведь когда-то была она оживленной, ехали по ней груженые телеги, скакали королевские курьеры, шли простые путники. Петляя среди болот, вела эта дорога в деревеньку, притулившуюся возле подножия величественных гор. Жили там работящие люди, кузнецы да землепашцы. Из бывших солдат много было – тех бродяг без роду и племени, которым и пойти некуда было. Один вот даже женился на дочери деревенского старосты, поставил крепкий добротный дом на окраине деревни, да вскорости и таверну с постоялым двором открыл. Помогали ему по хозяйству жена, двое сыновей и дочка.
Про дочку разговор и пойдет. Высокая, статная, гибкая, что тетива лука; с кожей, будто позолоченной солнцем; с пышными темно-пепельными волосами, серо-стальными глазами. Многие сватались к такой красавице, да только всем она отказала. С детства отец приучил ее к охоте, и не было развлечения лучше, чем гнать по лесу оленя.
Недолго длилась мирная жизнь в болотистой долине. Не успело затихнуть эхо предыдущей войны, как началась другая, еще более кровопролитная. Потянулись на север отряды, обозы, военные машины. Останавливались они в таверне, пили пенный эль, а наутро шли дальше.
Однажды показалась на горизонте рота королевских следопытов. Командовал ею молодой лейтенант. Загляделись на него деревенские девушки – до чего красив! Хоть и одет неприметно – суконный зеленый камзол, да бриджи из оленей кожи, да теплый плащ с капюшоном на меху. Въехали следопыты на постоялый двор, попросили приюта. Увидела молодого командира дочка трактирщика, и растаяло ее ледяное сердце. Неделю рота простояла в деревне, и каждую ночь убегали влюбленные на берег реки, подальше от любопытных глаз. И не знали они, что заметил их ночные прогулки слуга таверны. Давно он любил хозяйскую дочь, грезил о ней ночами, но впустую. Обозлился слуга на свою судьбу; сбежал, куда глаза глядят. Два дня и две ночи, словно безумец, рыдал он в лесу. А на третью ночь наткнулся на него вражеский патруль. Слуга, не задумываясь, пообещал вывести врагов к родной деревне. «Хоть всю ее спалите, но отдайте мне строптивую дочку хозяина таверны!». Под покровом ночи окружили враги спящую деревню. Без всякой жалости убивали ее жителей, и старого, и малого. Многих и в пленные взяли. А напоследок подожгли с четырех сторон постоялый двор.
Но как не искал слуга-предатель свою желанную добычу, как не старался – не было нигде хозяйской дочери, не было ее ни среди живых, ни среди мертвых.
… Спустя год на пепелище постоялого двора случайно забредшие королевские солдаты увидели страшную картину: в дверных и оконных проемах висели трупы наемников из того самого отряда. А на крыльце корчился от боли слуга, доживающий свои последние минуты. Не знал он, кто стал его убийцей, лишь прохрипел перед смертью, что пришел он из тени, и закутан был в темный плащ. Покачали головой солдаты, да и порешили: собаке – собачья смерть. Оставили они умирающего, и пошли своей дорогой. С тех пор в местах этих никто не живет. Но, говорят, раз в год появляется на старой дороге девушка, как две капли воды похожая на пропавшую дочку трактирщика. Но стоит подойти к ней поближе, как она словно растворяется в сумерках.
…Уж давно прогорели дрова в очаге, разошлись уставшие посетители кто куда, а бард и солдат все сидели в своем углу.
– Неужели правду рассказал ты мне, старик? – потрясенно шептал молодой бард.
– Чистую правду. Девушку-то ту звали Эрикой, только теперь Тень ее больше зовут. Говорят, следопытом она служит, караваны водит по Грозовым горам. Так что не солжешь ты, коли сложишь о ней песню.
Усмехнулся старый солдат, залпом допил оставшийся эль и вышел прочь из таверны, оставив юношу складывать балладу.
Описание:
Быль или выдумка, кто знает? Рассказ одного старого солдата за кружкой эля.
Юноша остановился перед большой таверной. Обнесенная высокой каменной стеной, с просторным конюшенным двором, под каменной же черепицей (а вовсе не крытая хворостом или соломой вперемешку с глиной, как в его родной деревне), она возвышалась на четыре этажа. Сама постройка аккуратно выкрашена в белый цвет, ставни и двери зеленые, из нескольких труб на крыше валит дым, вывеска начищена до ослепительного блеска. "Серебряная бочка" – гласила надпись. И вправду, рядом с дверями стояла деревянная фигура дородного гнома, опирающегося на посеребренную бочку. Мысленно подсчитав содержимое кошелька, юноша решительно вошел в таверну.
Хочешь не хочешь, а выполнять наказ своего учителя надо. Ведь иначе не видать ему бардовского значка, как своих ушей; да и в гильдию не вступить. А она, эта гильдия, между прочим, одна из самых уважаемых не только в Палаэдре. Чтят странствующих певцов и в Великом Аркане, и в Девоншире, даже в пиратском королевстве Золотого моря. Но то бардов, а юноша был лишь учеником. Прекрасно освоив основы стихосложения и музицирования, он никак не мог написать достойной баллады. "Все поют и рассказывают об одних и тех же: про короля отважного Лисандера Грифонхата, да про герцога Милтона. И про мудрую и справедливую Эмилию Найтхэвен и ее войну против коварного и алчного Гэвина Магнуса. И про получеловека Голдота, ставшего народным кумиром. Про любовь верховного друида Элвина и эльфийской принцессы Шаэры и вовсе уже более тысячи песен сложено. Что, неужто нет больше героев, достойных быть увековеченными? Ведь столько историй в народе ходит,- ворчал старый наставник, - что ты все свитки читаешь? Зайди вот в любую таверну, там тебе много интересного расскажут. Да поезжай подальше от Паледона, послушай людей".
Сказано - сделано. Собрав нехитрые пожитки, юноша пустился в дорогу. Шел вместе с торговыми караванами, однажды к наемникам прибился. И в трактиры-таверны придорожные старательно заходил. Но истории о герое, достойной баллады, все не было. Ну, кому интересно слушать о Пеке Рыжем, который обдурил заезжих купцов на пять золотых? Или того лучше - об Олафе Кривом, который зараз выпивает половину малого бочонка гномьего зимнего эля? И переселенцев из Эрафии, сказочного мира, откуда пришел король Лисандер и многие его приближенные, тоже не было. Крестьяне, едва заслышав, что приехал бард, охотно приходили послушать песни. Но рассказать что-то сами не могли. "Этта, дык как же, было в прошлом годе - коров от клевера страсть как пучило. А еще пшеница-то не уродилась, повяла вся на корню, и яблоки опали. Никак, маги постарались…". Впрочем, находилось и немало вралей и пустословов, охотно рассказывающих о своих подвигах. Их послушать, так в одиночку они брали замки, укладывая врагов сотнями. И драконов побеждали, и приручали белых тигров, и бросали под ноги красавицам-принцессам мешки с золотом и головы убиенных морских чудовищ. Останавливались лишь при виду суровых своих жен, вооруженных скалками. И тут же замечали, что принцессы принцессами, а лучше родной жены никого в целом Аксеоте нет.
«Серебряная бочка» была последней из намеченных таверн под Паледоном, и уже отчаялся юноша найти для себя стоящую историю. Вошел, сел в углу, оглядывая немногочисленных посетителей. Заказал приевшийся уже эль и стал ждать. Зал понемногу заполнялся разношерстным людом: мельники да землепашцы, пришедшие пропустить кружечку после трудового дня; охотники, сдавшие добычу и прогуливающие законный заработок; наемники, охраняющие караваны; даже парочка лихих людей прибилась. Наконец подошло то блаженное время когда посетители напились и наелись, поутихли грубые шуточки и нелепые россказни, и жадные взгляды обратились в сторону молодого барда. Спев пару положенных песен, он вернулся к своему месту и обнаружил сидящего на нем крепкого старика. Юноша безошибочно угадал в своем новоявленном соседе солдата: уж больно прямо сидит, взгляд цепкий, приметливый, да и узорчатые ножны на поясе – такие только солдаты и носят. Солдат глянул в сторону юноши и хрипло сказал:
– Складно поешь, бард. Научил кто песням или сам выдумал?
– Не сам, к сожалению, – сокрушенно заметил юноша, – все баллады уже сложены, а на мой век и не осталось ничего.
– Ну, в этой беде могу я тебе помочь. Знаю я одну историю… Ты вот что, эля мне спроси – горло промочить.
Ученик барда с готовностью сходил за двумя увесистыми кружками. И вот что рассказал старый солдат…
Ветреная ночь нынче выдалась. Сияет будто серебряная монета луна, то прячась за облака, то показываясь целиком. Падают сквозь древесные кроны лунные лучи, освещая старую дорогу. Поросла она травой, ходят по ней лишь дикие звери.
А ведь когда-то была она оживленной, ехали по ней груженые телеги, скакали королевские курьеры, шли простые путники. Петляя среди болот, вела эта дорога в деревеньку, притулившуюся возле подножия величественных гор. Жили там работящие люди, кузнецы да землепашцы. Из бывших солдат много было – тех бродяг без роду и племени, которым и пойти некуда было. Один вот даже женился на дочери деревенского старосты, поставил крепкий добротный дом на окраине деревни, да вскорости и таверну с постоялым двором открыл. Помогали ему по хозяйству жена, двое сыновей и дочка.
Про дочку разговор и пойдет. Высокая, статная, гибкая, что тетива лука; с кожей, будто позолоченной солнцем; с пышными темно-пепельными волосами, серо-стальными глазами. Многие сватались к такой красавице, да только всем она отказала. С детства отец приучил ее к охоте, и не было развлечения лучше, чем гнать по лесу оленя.
Недолго длилась мирная жизнь в болотистой долине. Не успело затихнуть эхо предыдущей войны, как началась другая, еще более кровопролитная. Потянулись на север отряды, обозы, военные машины. Останавливались они в таверне, пили пенный эль, а наутро шли дальше.
Однажды показалась на горизонте рота королевских следопытов. Командовал ею молодой лейтенант. Загляделись на него деревенские девушки – до чего красив! Хоть и одет неприметно – суконный зеленый камзол, да бриджи из оленей кожи, да теплый плащ с капюшоном на меху. Въехали следопыты на постоялый двор, попросили приюта. Увидела молодого командира дочка трактирщика, и растаяло ее ледяное сердце. Неделю рота простояла в деревне, и каждую ночь убегали влюбленные на берег реки, подальше от любопытных глаз. И не знали они, что заметил их ночные прогулки слуга таверны. Давно он любил хозяйскую дочь, грезил о ней ночами, но впустую. Обозлился слуга на свою судьбу; сбежал, куда глаза глядят. Два дня и две ночи, словно безумец, рыдал он в лесу. А на третью ночь наткнулся на него вражеский патруль. Слуга, не задумываясь, пообещал вывести врагов к родной деревне. «Хоть всю ее спалите, но отдайте мне строптивую дочку хозяина таверны!». Под покровом ночи окружили враги спящую деревню. Без всякой жалости убивали ее жителей, и старого, и малого. Многих и в пленные взяли. А напоследок подожгли с четырех сторон постоялый двор.
Но как не искал слуга-предатель свою желанную добычу, как не старался – не было нигде хозяйской дочери, не было ее ни среди живых, ни среди мертвых.
… Спустя год на пепелище постоялого двора случайно забредшие королевские солдаты увидели страшную картину: в дверных и оконных проемах висели трупы наемников из того самого отряда. А на крыльце корчился от боли слуга, доживающий свои последние минуты. Не знал он, кто стал его убийцей, лишь прохрипел перед смертью, что пришел он из тени, и закутан был в темный плащ. Покачали головой солдаты, да и порешили: собаке – собачья смерть. Оставили они умирающего, и пошли своей дорогой. С тех пор в местах этих никто не живет. Но, говорят, раз в год появляется на старой дороге девушка, как две капли воды похожая на пропавшую дочку трактирщика. Но стоит подойти к ней поближе, как она словно растворяется в сумерках.
…Уж давно прогорели дрова в очаге, разошлись уставшие посетители кто куда, а бард и солдат все сидели в своем углу.
– Неужели правду рассказал ты мне, старик? – потрясенно шептал молодой бард.
– Чистую правду. Девушку-то ту звали Эрикой, только теперь Тень ее больше зовут. Говорят, следопытом она служит, караваны водит по Грозовым горам. Так что не солжешь ты, коли сложишь о ней песню.
Усмехнулся старый солдат, залпом допил оставшийся эль и вышел прочь из таверны, оставив юношу складывать балладу.
Внеконкурсный рассказ
Лабиринты снов
I. Видение крови
— Готовьсь! Огонь!
Рой разящих игл взметнулся над Кригспайром и смертоносным ковром опустился на армию демонов. Их здесь были сотни — все жерло потухшего вулкана забито проклятыми тварями. Кем бы они ни были, из какого бы ада они не поднялись, я знаю одно: я ненавижу их всей душой, и я буду сражаться до последнего вздоха. За Энрот! За истинного Короля!
Дым ест глаза, но я еще вижу, как демоны взбираются на стены. Один из них отрывает голову Владамиру - нашему капитану. Я хорошо знал его, он приехал из Тумана, оставив там жену и двоих малюток-детей. Старый вояка, первые шрамы собравший еще в Войну за наследие... теперь все это не важно. О его прошлом расскажет лишь густая кровь, разбрызганная по холодному обсидиану Кригспайра.
— Держать строй!!! Огонь!
Я заряжаю арбалет и стреляю. Тяжелый болт глубоко вонзается в чешуйчатое тело, и демоническое отродье сгорает в адском пламени. Звук горна. Это Роланд призывает нас к... отступлению? К позорному бегству? Но куда бежать? Куда бежать, если внутренние ворота заперты... Кровь повсюду.
— Именем короля!!! Огонь!
Я заряжаю арбалет, но тут же цепенею от ужаса, глядя, как очередной демон разрывает плоть моего товарища! Арбалет — тяжелее скалы, я отрываю его от земли и стреляю...
Нет, это был сигнал атаки! Ворота открыты и мой лорд несется на взмыленных белых лошадях вперед, прорывая оборону противника! Демоны визжат, занимаясь в огне. И отступают!... Отступают!!! Слезы счастья застилают мои глаза, и я бегу к бойницам. Я во все глаза гляжу, как королевская конница сметает врагов - буквально любуюсь этой сценой, захлебываясь от восторга.
Но крик «ура» застревает в горле. Чудовищный грохот... Где-то в тылу! Я оборачиваюсь и вижу сломанные внутренние ворота, из них кровавой струей вываливаются полчища жутких отродий Агара: люди с головой быка и уродливые визжащие птицы... Они не разбирают, кто враг, а кто друг, истребляя и демонов, и людей. Слишком долго копили они ненависть в заточении, дожидаясь возможности отомстить. Мы думали, Кригспайр будет нашим убежищем, но он оказался нашей могилой. Теперь мы обречены...
***
Я просыпаюсь в холодном поту. Все щеки в слезах, меня колотит мелкая дрожь. Да что же это такое, ведь это был всего лишь сон... Всего лишь кошмар!
Валантэ, прекрасная, как звездное небо, дремлет в нашей кровати. Ее каштановые вьющиеся волосы разметались по подушке, словно туманы над рекой. Как она прекрасна, Господи, как же совершенна каждая черточка ее лица... Я нагибаюсь, чтобы коснуться влажными губами ее щеки. Она улыбается во сне и переворачивается на другой бок, все больше запутываясь в простынях. О, мой читатель, видел ли ты залитые светом сосновые леса? Видел ли рассвет на море? Видел ли горы, утопающие в дымке? Представь их, и может быть, тебе откроется предвечная красота, которой одарена моя возлюбленная.
Я подхожу к окну. Распахиваю ставни, и теплый предрассветный бриз пленяет все пять чувств моего тела. Море возле Замка Айронфист шумит, бурлит черно-синим, словно рассказывает свою тысячелетнюю историю. Занимается заря и я слежу, как розовеют облака, проплывающие над заливом. Куда они спешат?..
Мне некогда торопиться. Я здесь — уже навсегда. Бессмертный и счастливый, я наслаждаюсь каждым днем, прожитым со своей возлюбленной на этом священном берегу. Изо дня в день я слушаю шепот ветра, шум прибоя, шелест листьев. Я больше не знаю, что такое начало и конец, не знаю, что такое горе и печаль. Я годами и веками любуюсь на рассветы и закаты, и никогда не ищу большего. Иногда я поднимаюсь в Замок, сажусь у фонтана и просто слушаю, как журчит вода. Знаете ли Вы, как много сокрыто в этом совершенном великолепии?
Нет, не знаете. И герой моего сна — не знает. Вы только мечетесь от одной мечты к другой. Вы любите убивать больше, чем слушать пение птиц. Вы любите капканы сладострастия больше, чем созерцание абсолюта. Вы... вы обречены и несчастны. Как же горько было оказаться среди вас и прочувствовать вашу тоску по гармонии совершенства...
II. Видение ненависти
Я ненавижу запах людей. Мерзкие создания, как же я желаю вам смерти. Сейчас я укрылся в руинах Сладких вод, мне остается только сжимать влажной лапой бластер и молиться нашим богам, если они вообще существуют. Здесь когда-то была таверна. Барная стойка запылилась, иссохшие трупы жителей валяются повсюду. Теперь среди них много пепла демонов, моих братьев.
Улей уничтожен. Это беспощадная правда, с которой я должен смириться. Возможно, я последний криган на этой земле. Пусть так, я не дамся живым и унесу в могилу как можно больше мягкотелых!
— Аксис? Аксис! Ты жив! - рыжеволосая человеческая самка внезапно появляется в покосившемся дверном проеме и тут же кидается мне на шею.
Я морщусь от острого, мучительного чувства — горькой радости вперемешку с желанием, тоской и ненавистью к себе за весь этот коктейль эмоций. Разрази меня Древний, как она за мной проследила?! Эти жители Райской долины, они там все спятили, живут бок о бок с гидрами и титанами, не боятся торговать с демонами или даже... полюбить одного из них.
— Натанэль, ты не должна быть здесь! Это моя война, возвращайся домой!
— Я знаю, знаю, что не должна, — ее чумазое красивое лицо исказила гримаса отчаяния, — но война закончилась, и вы проиграли... Улей разрушен! Для колонии это конец, но не для нас с тобой, мы можем уйти в горы, жить там вдвоем...
— Мы не проиграли! — злоба охватила меня и я с силой оттолкнул от себя теплую самку.
Она упала на землю, рот исказился от боли, губы задрожали, едва сдерживая поток рыданий, но безумные зеленые глаза продолжали пожирать меня, алкая ответа. Я отвернулся и молча уставился на небо. То самое небо, с которого мы когда-то спустились на эту бренную землю.
— Что ты знаешь о мире, девочка... Вы, люди, странным образом не боитесь смерти, живете здесь и сейчас, как будто до конца не сознаете собственную конечность. Вы заводите семьи, которые уже через три года ненавидите. Вместо того чтобы цивилизованно размножаться через улей, коммунами, вы плодите орущие личинки — детей, которые отравляют последние крохи вашего счастья. Вы утопаете в обязательствах, но продолжаете надеяться на лучшую жизнь! Это ваш величайший порок — никогда не переставать мечтать о лучшем, даже если мир напоминает мокрый пепел во рту... Глупцы!
Слезы брызнули из глаз рыжеволосой Натанэль, но она взяла себя в руки:
— Я все это от тебя уже слышала... Не пойму одно: чем ваша бесконечная война лучше...
— Целями! Великими целями! - я буквально рокотал, воспроизводя этические максимы своего племени, меня охватывало торжество и гордость, какие испытываешь на большом военном параде, маршируя перед королевой криган, — Я живу и сражаюсь не для себя, но для всего племени! Я — это всего лишь часть единого организма, империи, которая обретает бессмертие через сам процесс истории!
— Жалкий криган, оставь девицу! — чужой голос прозвучал как гром среди ясного неба.
Проклятье! Вонючий людской патруль... Или даже чего похуже. Их четверо, и все с бластерами! Определенно — чего похуже.
— Не троньте его, кровожадные убийцы! - закричала Натаниэль, заслоняя меня своим мягким телом.
Лидер отряда не моргнул и глазом, выпустив пучок лазерной энергии девушке в сердце. Острая боль пронзила меня — чувство, которого оно никогда до сих пор не знало: тоска по существу, ставшем по-настоящему дорогим. По счастью, это не длилось долго. В следующее же мгновение их волшебник бросил несколько холодных слов, и с неба сорвался поток звезд, который погреб под собой мою возлюбленную и меня — возможно, последнего кригана Энрота.
***
— И вы утверждаете, что были демоном? Размышляли, как они? — мой собеседник откинулся в кресле, нервно разминая пальцы рук, словно перед сложной операцией.
Я вздохнул и вновь уставился на огромный парусный фрегат, рассекающий залив. В начале разговора он казался лишь точкой, а теперь я даже мог разглядеть людей на палубе. Кабинет Икуизиторио находился на втором этаже, и из окна открывался великолепный вид на воду. Мы с Валантэ часто поднимались в пределы крепости Айронфист, посещали мастера духа и его супругу: ужинали вместе, делились мыслями и впечатлениями, играли в аркомаг или шахматы. Проблем у нас не было и, казалось, не может быть — и это был первый сложный разговор за всю историю нашего тысячелетнего знакомства.
— Я даже не понимал, что это сон. Не помнил себя, но зато мог воскресить в памяти чудовищные детали из демонической жизни. "Родной" реактор, звездолет, друзей-криган из академии, порочное знакомство с рыжеволосой девушкой из Райской долины... — меня передернуло от воспоминаний, — Прошлый кошмар с битвой приснился месяц назад, и я не придал ему значения, но теперь понимаю, что ошибся.
Голос Икуизиторио непривычно дрогнул, каждое слово он произнес так, будто вырывал его из своего сердца:
— Мой друг, Вы в большой опасности. Вашу душу пытаются пленить. Что бы ни случилось, Вы не должны забывать, кто Вы на самом деле и где Ваш дом. Помните, что сон - это всего лишь сон, цепляйтесь за воспоминания, но никогда не оставляйте надежды вернуться. Это то последнее испытание, которое уготовано нам среди благословенных небесами земель.
***
III. Видение абсурда
Опять завоняло... Резким движением я плеснул красного в оранжевый, взболтал и немедленно выпил. Проклятый "героизм", нервы от него ни к черту.
— Бет! - заорал я, продираясь через пелену мыслей о собственном величии, — прикрой дверь, воняет!
Девушка лениво сползла с кровати и с шумом захлопнула дверь, отделявшую наш "райский уголок" от коллекторов Свободной гавани. Одеться она не потрудилась, но мне было не до женских прелестей. Я чувствовал, что готов к настоящему подвигу. Собрав волю в кулак, я поднялся с кресла и… натянул штаны. Теперь-то я покажу им, на что способен Принц Воров. Главное успеть до того, как отпустит.
— Ты куда? - тон Бетти выдавал недоумение и обиду.
— Нет времени объяснять, дела.
Выбегаю в коридор, пиная навязчивых крыс тяжелым ботинком. Глаза горят, в башке — квестовый перезвон на бесконечном повторе. План казался простым, как все под зельем героизма: внести смуту в церковную иерархию. Нужно навести подвижные массы на мысль, почему бог допускает зло, а церковь в Свободной гавани берет за лечение геморроя в десять раз дороже, чем в Сорпигале! Мы начнем с провокаций в тавернах, мы издадим карикатуры, мы прибьем свои 95 тезисов в дверям храмов… И тогда! Мой дражайший братец Энтони Стоун поплатится за...
— Принц! Принц воров собственной персоной! - слышу.
Четверо бугаев в тяжелых панцирных доспехах перегородили мне дорогу. Все лица в крови, как будто клавиши "a" и "s" залипли. Думаю: что будет вреднее для здоровья, сделать вид, что я это не я, или скорее во всем признаться. При виде ядовитого лезвия «Гадеса» второй вариант почему-то побеждает, причем с совершенно неприличным для либерально ориентированного рассудка перевесом в 146%:
— Ну допустим, вы меня раскрыли!
— Именем лорда Энтони Стоуна, Вы арестованы!
Еще хотел сказать им "не бейте", но не успел… Это какой-то страшный сон. Зачем я вообще выходил из комнаты? Чем геройствовать, лучше бы поцеловал в последний раз Бетти.
***
На море стоит абсолютный штиль, и моя крошечная лодченка замерла среди рассветных туманов, нависших над зеркалом водной глади. Я лежу на дне, сложив на груди руки - так варварские племена укладывают в ладьи своих мертвых правителей. Царей предают огню, умыв священными маслами, а я сгораю - от собственных мрачных мыслей.
Сколько диких снов я еще увижу? Можно ли застрять в этих кошмарах навсегда, как предупреждал меня Икуизиторио? А главное: откуда в них столько отчаяния, ненависти и пошлости? Я видел Энрот глазами разных существ, и каждое из них было отвратительно по-своему. Но одно их объединяло: если бы я предложил им прожить вечность под яблонями Сорпигала или на берегу шумящего моря в Замке Айронфист, они бы плюнули мне в лицо. Их сады пусты, потому что они ищут не гармонии, а новых врагов, которых можно втаптывать в грязь. Шум моря они готовы слушать не больше пяти минут, зато часами будут смеяться над грязными шутками. Убийства и любовные интриги всегда будут занимать их больше, чем шепот ночных звезд или утреннего тумана.
Я слышу слабый плеск воды и поднимаюсь. С правого борта к лодке подобрался белый лебедь. Изогнув изящную шею, он глядит с любопытством, словно хочет спросить мое имя, но не знает языка. И я долго не могу решить, что смотрится чуднее: белый лебедь среди айронфистского моря или я в хрупкой лодке, в мрачных мыслях, затерявшийся среди туманов.
IV. Видение отчаяния
Мир древних – это не то, о чем мы мечтали. Это серые индустриальные пейзажи. Это люди, скрючившиеся за суперкомпьютерами в поисках очередного повода для улыбки. И еще это рабство сознания. Так называемые «древние», мы верим в свою свободу, но растрачиваем ее на очередную случку с соседкой или распродажу в «Ашане».
Я уже осознал, что это сон, и в этом – мое спасение. Хотя сколько пройдет мгновений, прежде чем я проснусь, я не знаю. Время ощущается так, будто я пробыл здесь уже 26 лет – и никогда не покину этот лабиринт. Да, именно лабиринтом стоило бы называть это проклятое место! Не только материальным лабиринтом уродливых коробок, по подземельям которых ползают гигантские черви, доставляя людей на их рабочие места. Но и духовным лабиринтом – лабиринтом страстей и пороков, отчаяния и ненависти, в которых легко запутаться, забыв о том, что это всего лишь наваждение.
Да, мне это снится, мне это, черт возьми, снится – я повторяю это каждое утро и каждый вечер перед сном-во-сне. И сейчас мне именно снится, что я пишу рассказ на конкурс. Пишу его для людей, которые, возможно, тоже спят. И которые еще не знают, что должны проснуться. Увидят ли они разницу между миром сновидений и совершенным абсолютом? Согласятся ли обменять пресловутые технологии «древних» на шепот прибоя в Замке Айронфист? Прогуляются ли со мной по садам Нового Сорпигала? Или ринутся в очередное кровавое приключение с зельями, проститутками и истреблением слабых?
Я вывожу на бумаге вопрос за вопросом, а сквозь толщу забытья доносятся рыдания Валантэ и ее крики: "Проснись, моя душа, проснись!".
I. Видение крови
— Готовьсь! Огонь!
Рой разящих игл взметнулся над Кригспайром и смертоносным ковром опустился на армию демонов. Их здесь были сотни — все жерло потухшего вулкана забито проклятыми тварями. Кем бы они ни были, из какого бы ада они не поднялись, я знаю одно: я ненавижу их всей душой, и я буду сражаться до последнего вздоха. За Энрот! За истинного Короля!
Дым ест глаза, но я еще вижу, как демоны взбираются на стены. Один из них отрывает голову Владамиру - нашему капитану. Я хорошо знал его, он приехал из Тумана, оставив там жену и двоих малюток-детей. Старый вояка, первые шрамы собравший еще в Войну за наследие... теперь все это не важно. О его прошлом расскажет лишь густая кровь, разбрызганная по холодному обсидиану Кригспайра.
— Держать строй!!! Огонь!
Я заряжаю арбалет и стреляю. Тяжелый болт глубоко вонзается в чешуйчатое тело, и демоническое отродье сгорает в адском пламени. Звук горна. Это Роланд призывает нас к... отступлению? К позорному бегству? Но куда бежать? Куда бежать, если внутренние ворота заперты... Кровь повсюду.
— Именем короля!!! Огонь!
Я заряжаю арбалет, но тут же цепенею от ужаса, глядя, как очередной демон разрывает плоть моего товарища! Арбалет — тяжелее скалы, я отрываю его от земли и стреляю...
Нет, это был сигнал атаки! Ворота открыты и мой лорд несется на взмыленных белых лошадях вперед, прорывая оборону противника! Демоны визжат, занимаясь в огне. И отступают!... Отступают!!! Слезы счастья застилают мои глаза, и я бегу к бойницам. Я во все глаза гляжу, как королевская конница сметает врагов - буквально любуюсь этой сценой, захлебываясь от восторга.
Но крик «ура» застревает в горле. Чудовищный грохот... Где-то в тылу! Я оборачиваюсь и вижу сломанные внутренние ворота, из них кровавой струей вываливаются полчища жутких отродий Агара: люди с головой быка и уродливые визжащие птицы... Они не разбирают, кто враг, а кто друг, истребляя и демонов, и людей. Слишком долго копили они ненависть в заточении, дожидаясь возможности отомстить. Мы думали, Кригспайр будет нашим убежищем, но он оказался нашей могилой. Теперь мы обречены...
***
Я просыпаюсь в холодном поту. Все щеки в слезах, меня колотит мелкая дрожь. Да что же это такое, ведь это был всего лишь сон... Всего лишь кошмар!
Валантэ, прекрасная, как звездное небо, дремлет в нашей кровати. Ее каштановые вьющиеся волосы разметались по подушке, словно туманы над рекой. Как она прекрасна, Господи, как же совершенна каждая черточка ее лица... Я нагибаюсь, чтобы коснуться влажными губами ее щеки. Она улыбается во сне и переворачивается на другой бок, все больше запутываясь в простынях. О, мой читатель, видел ли ты залитые светом сосновые леса? Видел ли рассвет на море? Видел ли горы, утопающие в дымке? Представь их, и может быть, тебе откроется предвечная красота, которой одарена моя возлюбленная.
Я подхожу к окну. Распахиваю ставни, и теплый предрассветный бриз пленяет все пять чувств моего тела. Море возле Замка Айронфист шумит, бурлит черно-синим, словно рассказывает свою тысячелетнюю историю. Занимается заря и я слежу, как розовеют облака, проплывающие над заливом. Куда они спешат?..
Мне некогда торопиться. Я здесь — уже навсегда. Бессмертный и счастливый, я наслаждаюсь каждым днем, прожитым со своей возлюбленной на этом священном берегу. Изо дня в день я слушаю шепот ветра, шум прибоя, шелест листьев. Я больше не знаю, что такое начало и конец, не знаю, что такое горе и печаль. Я годами и веками любуюсь на рассветы и закаты, и никогда не ищу большего. Иногда я поднимаюсь в Замок, сажусь у фонтана и просто слушаю, как журчит вода. Знаете ли Вы, как много сокрыто в этом совершенном великолепии?
Нет, не знаете. И герой моего сна — не знает. Вы только мечетесь от одной мечты к другой. Вы любите убивать больше, чем слушать пение птиц. Вы любите капканы сладострастия больше, чем созерцание абсолюта. Вы... вы обречены и несчастны. Как же горько было оказаться среди вас и прочувствовать вашу тоску по гармонии совершенства...
II. Видение ненависти
Я ненавижу запах людей. Мерзкие создания, как же я желаю вам смерти. Сейчас я укрылся в руинах Сладких вод, мне остается только сжимать влажной лапой бластер и молиться нашим богам, если они вообще существуют. Здесь когда-то была таверна. Барная стойка запылилась, иссохшие трупы жителей валяются повсюду. Теперь среди них много пепла демонов, моих братьев.
Улей уничтожен. Это беспощадная правда, с которой я должен смириться. Возможно, я последний криган на этой земле. Пусть так, я не дамся живым и унесу в могилу как можно больше мягкотелых!
— Аксис? Аксис! Ты жив! - рыжеволосая человеческая самка внезапно появляется в покосившемся дверном проеме и тут же кидается мне на шею.
Я морщусь от острого, мучительного чувства — горькой радости вперемешку с желанием, тоской и ненавистью к себе за весь этот коктейль эмоций. Разрази меня Древний, как она за мной проследила?! Эти жители Райской долины, они там все спятили, живут бок о бок с гидрами и титанами, не боятся торговать с демонами или даже... полюбить одного из них.
— Натанэль, ты не должна быть здесь! Это моя война, возвращайся домой!
— Я знаю, знаю, что не должна, — ее чумазое красивое лицо исказила гримаса отчаяния, — но война закончилась, и вы проиграли... Улей разрушен! Для колонии это конец, но не для нас с тобой, мы можем уйти в горы, жить там вдвоем...
— Мы не проиграли! — злоба охватила меня и я с силой оттолкнул от себя теплую самку.
Она упала на землю, рот исказился от боли, губы задрожали, едва сдерживая поток рыданий, но безумные зеленые глаза продолжали пожирать меня, алкая ответа. Я отвернулся и молча уставился на небо. То самое небо, с которого мы когда-то спустились на эту бренную землю.
— Что ты знаешь о мире, девочка... Вы, люди, странным образом не боитесь смерти, живете здесь и сейчас, как будто до конца не сознаете собственную конечность. Вы заводите семьи, которые уже через три года ненавидите. Вместо того чтобы цивилизованно размножаться через улей, коммунами, вы плодите орущие личинки — детей, которые отравляют последние крохи вашего счастья. Вы утопаете в обязательствах, но продолжаете надеяться на лучшую жизнь! Это ваш величайший порок — никогда не переставать мечтать о лучшем, даже если мир напоминает мокрый пепел во рту... Глупцы!
Слезы брызнули из глаз рыжеволосой Натанэль, но она взяла себя в руки:
— Я все это от тебя уже слышала... Не пойму одно: чем ваша бесконечная война лучше...
— Целями! Великими целями! - я буквально рокотал, воспроизводя этические максимы своего племени, меня охватывало торжество и гордость, какие испытываешь на большом военном параде, маршируя перед королевой криган, — Я живу и сражаюсь не для себя, но для всего племени! Я — это всего лишь часть единого организма, империи, которая обретает бессмертие через сам процесс истории!
— Жалкий криган, оставь девицу! — чужой голос прозвучал как гром среди ясного неба.
Проклятье! Вонючий людской патруль... Или даже чего похуже. Их четверо, и все с бластерами! Определенно — чего похуже.
— Не троньте его, кровожадные убийцы! - закричала Натаниэль, заслоняя меня своим мягким телом.
Лидер отряда не моргнул и глазом, выпустив пучок лазерной энергии девушке в сердце. Острая боль пронзила меня — чувство, которого оно никогда до сих пор не знало: тоска по существу, ставшем по-настоящему дорогим. По счастью, это не длилось долго. В следующее же мгновение их волшебник бросил несколько холодных слов, и с неба сорвался поток звезд, который погреб под собой мою возлюбленную и меня — возможно, последнего кригана Энрота.
***
— И вы утверждаете, что были демоном? Размышляли, как они? — мой собеседник откинулся в кресле, нервно разминая пальцы рук, словно перед сложной операцией.
Я вздохнул и вновь уставился на огромный парусный фрегат, рассекающий залив. В начале разговора он казался лишь точкой, а теперь я даже мог разглядеть людей на палубе. Кабинет Икуизиторио находился на втором этаже, и из окна открывался великолепный вид на воду. Мы с Валантэ часто поднимались в пределы крепости Айронфист, посещали мастера духа и его супругу: ужинали вместе, делились мыслями и впечатлениями, играли в аркомаг или шахматы. Проблем у нас не было и, казалось, не может быть — и это был первый сложный разговор за всю историю нашего тысячелетнего знакомства.
— Я даже не понимал, что это сон. Не помнил себя, но зато мог воскресить в памяти чудовищные детали из демонической жизни. "Родной" реактор, звездолет, друзей-криган из академии, порочное знакомство с рыжеволосой девушкой из Райской долины... — меня передернуло от воспоминаний, — Прошлый кошмар с битвой приснился месяц назад, и я не придал ему значения, но теперь понимаю, что ошибся.
Голос Икуизиторио непривычно дрогнул, каждое слово он произнес так, будто вырывал его из своего сердца:
— Мой друг, Вы в большой опасности. Вашу душу пытаются пленить. Что бы ни случилось, Вы не должны забывать, кто Вы на самом деле и где Ваш дом. Помните, что сон - это всего лишь сон, цепляйтесь за воспоминания, но никогда не оставляйте надежды вернуться. Это то последнее испытание, которое уготовано нам среди благословенных небесами земель.
***
III. Видение абсурда
Опять завоняло... Резким движением я плеснул красного в оранжевый, взболтал и немедленно выпил. Проклятый "героизм", нервы от него ни к черту.
— Бет! - заорал я, продираясь через пелену мыслей о собственном величии, — прикрой дверь, воняет!
Девушка лениво сползла с кровати и с шумом захлопнула дверь, отделявшую наш "райский уголок" от коллекторов Свободной гавани. Одеться она не потрудилась, но мне было не до женских прелестей. Я чувствовал, что готов к настоящему подвигу. Собрав волю в кулак, я поднялся с кресла и… натянул штаны. Теперь-то я покажу им, на что способен Принц Воров. Главное успеть до того, как отпустит.
— Ты куда? - тон Бетти выдавал недоумение и обиду.
— Нет времени объяснять, дела.
Выбегаю в коридор, пиная навязчивых крыс тяжелым ботинком. Глаза горят, в башке — квестовый перезвон на бесконечном повторе. План казался простым, как все под зельем героизма: внести смуту в церковную иерархию. Нужно навести подвижные массы на мысль, почему бог допускает зло, а церковь в Свободной гавани берет за лечение геморроя в десять раз дороже, чем в Сорпигале! Мы начнем с провокаций в тавернах, мы издадим карикатуры, мы прибьем свои 95 тезисов в дверям храмов… И тогда! Мой дражайший братец Энтони Стоун поплатится за...
— Принц! Принц воров собственной персоной! - слышу.
Четверо бугаев в тяжелых панцирных доспехах перегородили мне дорогу. Все лица в крови, как будто клавиши "a" и "s" залипли. Думаю: что будет вреднее для здоровья, сделать вид, что я это не я, или скорее во всем признаться. При виде ядовитого лезвия «Гадеса» второй вариант почему-то побеждает, причем с совершенно неприличным для либерально ориентированного рассудка перевесом в 146%:
— Ну допустим, вы меня раскрыли!
— Именем лорда Энтони Стоуна, Вы арестованы!
Еще хотел сказать им "не бейте", но не успел… Это какой-то страшный сон. Зачем я вообще выходил из комнаты? Чем геройствовать, лучше бы поцеловал в последний раз Бетти.
***
На море стоит абсолютный штиль, и моя крошечная лодченка замерла среди рассветных туманов, нависших над зеркалом водной глади. Я лежу на дне, сложив на груди руки - так варварские племена укладывают в ладьи своих мертвых правителей. Царей предают огню, умыв священными маслами, а я сгораю - от собственных мрачных мыслей.
Сколько диких снов я еще увижу? Можно ли застрять в этих кошмарах навсегда, как предупреждал меня Икуизиторио? А главное: откуда в них столько отчаяния, ненависти и пошлости? Я видел Энрот глазами разных существ, и каждое из них было отвратительно по-своему. Но одно их объединяло: если бы я предложил им прожить вечность под яблонями Сорпигала или на берегу шумящего моря в Замке Айронфист, они бы плюнули мне в лицо. Их сады пусты, потому что они ищут не гармонии, а новых врагов, которых можно втаптывать в грязь. Шум моря они готовы слушать не больше пяти минут, зато часами будут смеяться над грязными шутками. Убийства и любовные интриги всегда будут занимать их больше, чем шепот ночных звезд или утреннего тумана.
Я слышу слабый плеск воды и поднимаюсь. С правого борта к лодке подобрался белый лебедь. Изогнув изящную шею, он глядит с любопытством, словно хочет спросить мое имя, но не знает языка. И я долго не могу решить, что смотрится чуднее: белый лебедь среди айронфистского моря или я в хрупкой лодке, в мрачных мыслях, затерявшийся среди туманов.
IV. Видение отчаяния
Мир древних – это не то, о чем мы мечтали. Это серые индустриальные пейзажи. Это люди, скрючившиеся за суперкомпьютерами в поисках очередного повода для улыбки. И еще это рабство сознания. Так называемые «древние», мы верим в свою свободу, но растрачиваем ее на очередную случку с соседкой или распродажу в «Ашане».
Я уже осознал, что это сон, и в этом – мое спасение. Хотя сколько пройдет мгновений, прежде чем я проснусь, я не знаю. Время ощущается так, будто я пробыл здесь уже 26 лет – и никогда не покину этот лабиринт. Да, именно лабиринтом стоило бы называть это проклятое место! Не только материальным лабиринтом уродливых коробок, по подземельям которых ползают гигантские черви, доставляя людей на их рабочие места. Но и духовным лабиринтом – лабиринтом страстей и пороков, отчаяния и ненависти, в которых легко запутаться, забыв о том, что это всего лишь наваждение.
Да, мне это снится, мне это, черт возьми, снится – я повторяю это каждое утро и каждый вечер перед сном-во-сне. И сейчас мне именно снится, что я пишу рассказ на конкурс. Пишу его для людей, которые, возможно, тоже спят. И которые еще не знают, что должны проснуться. Увидят ли они разницу между миром сновидений и совершенным абсолютом? Согласятся ли обменять пресловутые технологии «древних» на шепот прибоя в Замке Айронфист? Прогуляются ли со мной по садам Нового Сорпигала? Или ринутся в очередное кровавое приключение с зельями, проститутками и истреблением слабых?
Я вывожу на бумаге вопрос за вопросом, а сквозь толщу забытья доносятся рыдания Валантэ и ее крики: "Проснись, моя душа, проснись!".
Последнее редактирование модератором:
